Текст книги "Неожиданность (СИ)"

Автор книги: Борис Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 78 страниц)

Глава 12

В моей слабой головушке наконец-то все сложилось. Великий волхв Захарий, которого мы с Богуславом планировали поискать завтра, неожиданно нашелся сам, да еще с оравой сподвижников. Вот они-то и наши! А поляк, конечно тоже волхв, на консультации в киевскую научную школу прибыл. Волхвов я теперь определял безошибочно, уверенно отличая черных от белых – Антекон 25 постарался.

Народ был горячий, в основном молодой. Они хлопали меня, освобожденного из дружеских тисков объятий Яцека, по плечам, спине. Хорошо, что никто не догадался сильно хлопнуть по голове! Голову жалко, я ей работаю. От поцелуев отказался сразу, дерзко заявив:

– У нас в Новгороде это не принято!

Не любитель я с мужиками целоваться, ох не любитель. Провинциал, одно слово.

– Что за люди с тобой? Оборотень-то еще так сяк, вдруг куда понадобится, а эти, парень с девкой?

Я вздохнул. Пока понадобились мы оборотню.

– Меня Владимир Мишинич зовут.

– Мы знаем! – крикнул кто-то из молодых, – Добрыня нам сообщил! Завтра-послезавтра только тебя ждали.

– Парня с девушкой мне пристроить куда-нибудь на часок надо. Хозяин кто этого двора?

Высунулся чернобородый здоровяк постарше остальных.

– Я хозяин, Павлин звать, – прогудел он. – Чем могу помочь?

– Какой-нибудь свободный сарай или сеновал есть?

– Есть, как не быть. На сеновале, кроме сена, ничего больше и нету.

– Заведи туда на часок этих двух ухарей, – обрадованный решением шкурной проблемы я показал на Ксюшку с Емелей, – заплачу, сколько скажешь.

– Маме своей заплати, за то, что тебя такого умника, родила. Мы с брата-героя, который всю Землю защищать идет, жизнью на каждом шагу рискуя, никогда копейки не возьмем. Не надо нас, киевских волхвов, оскорблять. Скажешь завтра с тобой умирать надо пойти, все пойдем. Так, братья? – он оглядел молодежь.

– Так! – слаженно рявкнули волхвы.

– А вы идите за мной, – рыкнул борода богатырю с девицей и повел их на сеновал.

– Ну а мы в дом, – потирая ладони друг о друга, добавил Захарий, – нечего тут на виду ошиваться. Волкодлака с собой берешь?

– Пусть возле двора покараулит, – отмахнулся я, – ему есть чем на улице заняться.

– Твоя интересная собачка уже столковалась с моим Горцем, думаю, такую подругу он не обидит, – улыбнулся Яцек.

Длинношерстный, белый с черным носом и кончиками ушей, Горец вдруг внятно провыл:

– Угуу, хозяиуун, неуу обижууу…

Вот и я этот собачий вой начал понимать.

– Ты же, вроде, его вначале волком звал? – спросил я Яцека.

– Это я в шутку его так зову. В их жилы, татранских подгорных собак, или подгалянских овчарок, много волчьей крови добавлено. А кличка его Горец. Мы с ним почти от самых Татр пришли, недалеко от Кракова живем.

– В дом, в дом, хватит тут, на юру, болтать! – оборвал нашу кинологическую беседу Захарий, – там и поговорим…

– И польской зубровочки выпьем, – задорно влез Яцек…

– И закусим, чем бог послал! – прогудел Павлин, затолкавший уже нашего похотника со столичной беспутницей (вот как мне надо мыслить – церковно– пристойно, а не похабно-погано, как прежде!) на сеновал, который с сегодняшнего дня, после того, что там сейчас начнет твориться, уместней будет называть сеноповалом.

Мы прошли, присели за широченным столом, который супруга Павлина махом прикрыла праздничной скатертью. Галина Дормидонтовна, сноровисто накрывала на стол, принося кушанья с кухни с невиданной быстротой. Заминка у нее произошла всего один раз.

– Павлик, – смущенно спросила она мужа, – а водку какую подавать: обычную нашу, или желтенькую польскую?

– Желтенькую тащи! А кончится – и нашу употребим! Все кончится – нерадивых хозяек вон со двора!

– Ой, ой, ой – забоялась замордованная зверем-мужем средневековая русская домохозяйка, – как бы тебя самого, этакого видного краснодеревщика, на дрова под шумок не пустили!

Но, чтобы не дискутировать на пустом месте, принесла и нашу огненную воду, и польскую зубровку. В общем, пока еще Польша не сгинела, да и Русь-матушка не подкачала, наливай!

Выпили, неплохо закусили. Да, хорошо. Потом главарь удалил всех моих новых киевских, и таких еще молодых родственников, словами:

– Рановато вам еще кое о чем слушать.

Кроме него, естественно, остался я, как главный докладчик, Павлин, как хозяин дома и второй по старшинству в команде, а также, по непонятной причине, Яцек. Когда поляк выскочил из комнаты по малой нужде, я спросил о причине такого привилегированного положения иностранца.

– Он здесь никого, кроме нас не знает, – объяснил причину своего решения Захарий. – Ребят я через часок-другой провожу по домам, а он тут при мне останется. Надеюсь, сегодня вечером или завтра утром, и ты к Павлину въедешь. Растрепать поляку наши секреты будет некогда и негде.

Яцек вернулся и началась беседа. Захария неприятно удивила история про удар в сердце Богуслава, нанесенный рукой ведьмы.

– Ишь, как рано пытаются устранить самых опасных соперников, – заметил главный киевский волхв, – боятся прямой схватки, гады.

Зато истории о помощи антеков его порадовали.

– Давненько о чудах и копарях слышно на Руси не было. Думал, что исчезли совсем. А они, хоть и затаились, на нашей стороне.

– А у нас, в Татрах, краснолюдов полно бродит, – заявил уже раскрасневшийся Яцек, – с утра до ночи стучат своими молоточками!

– Это горные гномы, – объяснили мы бойкому юноше, – совсем другая раса. Антеки лесовики, у них и молоточков-то никаких нету. Зато в магии они очень сильны.

– У них кто сейчас в князьях? – спросил меня Захарий. – Когда я тоже был юношей, мой учитель рассказывал мне об их то ли князе, то ли царе, Антеконе 25. Ему в ту пору было лет двести, может даже и больше. Вряд ли он еще жив, конечно. Кто пришел на его место?

– Сейчас ему гораздо больше, – усмехнулся я, – и называет он себя император Антекон 25. И конечно, живее всех живых. Довольно-таки боек – в конце нашей беседы просто растаял в воздухе.

– Сколько же они живут? – пораженно спросил Яцек.

– Мне он не рассказывал, – я развел руками, – просто осыпал всяческими дарами.

– А что, что дал? – горячился иностранный подданный.

– Обещал всяческое содействие и помощь.

– И это все?

– Все.

– Обманет, – разочарованно махнул рукой Яцек.

– Все может быть, – не стал спорить я, – время покажет. Пока пообещал вылечить нас с Богуславом от кровопотери.

– А ты то тут причем? – удивились собеседники.

– Слишком много я раненому своей крови перелил.

– А разве так можно? Говорят, что чужой кровью можно убить человека.

– Можно, если перелить неумеючи.

– А ты умеешь?

– Случайно – да.

– Где же выучился?

Тут я напрягся. Ладно Яцек и Павлин, они как кудесники может и не блещут, но почему главный волхв не видит, что я из далекого будущего? Совсем от старости нюх потерял? Его ученик Добрыня увидел это сразу же. Ладно, дальше буду врать напропалую, в ситуации надо разобраться.

– Учился в Дамаске, у арабов.

Эта версия всегда прокатывала в Новгороде на первых порах.

– Ладно, подошло время расставаться, – бодренько хлопнул себя по коленям Захарий, – Павля, зови Галю, пусть покажет иностранному гостю его комнату, выберут постельное белье, какое ему в Европах привычнее. Володя куда-то по делу шел, переедет к тебе, там и потолкуем об антеках, да о переливаниях крови на досуге. А мне сейчас кое-чему ребят обучить надо.

Павлин крикнул жену, и Галина увела гостя на осмотр покоев, – видно, только передо мной прибыл.

– Что ты нам тут врать взялся? – недовольно буркнул Захарий, – сразу бы мне сказал, что при чужом свое прошлое скрывать будешь.

– А ты что видишь? – решил проверить я умственные способности старика.

– Да не волнуйся ты за меня, я пока еще в полном уме, памяти и здравии! Да и Добрыня передал, что смог о вашей ватаге. А с этими поляками вечно воюем, – то наши князья их грабить полезут, то шляхта во главе с польским королем подсуетится от Руси кусок урвать. Последний раз как навалился Богуслав Смелый четверть века назад у нас на Руси грабить, еле сбыли его назад в Польшу. А ведь он был сын Доброгневы Киевской, сестры Ярослава Мудрого!

Что-то Мудрый, подумалось мне, всех девиц из семьи роздал кого-куда. Ну ладно дочек, так он и сестру польской королевой пристроил! Силен был как дипломат. Ему еще бы дочек пять, так неохваченных княжескими заботами европейских государств и не осталось бы.

– Ладно, давай строго по делу. Что-нибудь, для нас важное, еще имеешь сообщить?

К чему киевским волхвам знать о наших телемостах с Великим Новгородом и Францией? – подумалось мне. Да и тема с изготовлением фальшивой византийской монеты показалась сомнительной. Поэтому я решительно ответил:

– Ничего важного для дела, пожалуй, больше и нет. Лучше вы мне скажите, чем можете помочь походу, и что тут делает поляк?

– Яцек прибыл от волхвов Польши, а зачем, он сам нам сейчас и расскажет, – сообщил Захарий.

Через пару секунд к нам вернулся Яцек. Да, старый конь еще борозды не испортит! Будто сквозь стены видит.

Поинтересовались у поляка причиной его визита. Оказалось, что он прибыл для согласования времени посылки второй волны групп прорыва. То, что первая ватага, вероятнее всего до Средиземного моря не дойдет, казалось старшим кудесникам Земли Польской, будущей Речи Посполитой, очень вероятным исходом предстоящего похода.

Оказалось, что те же мысли посетили и Захария.

– У нас вторая группа пойдет через неделю после Володиной. В ней будут участвовать все молодые волхвы, которых вы сегодня видели. Павлин будет у них командиром. Мы пришли к такому выводу, что гибель в этот раз ждет всю Землю. Черным втолковать это не удалось.

– Антеки думают так же, как белые волхвы, – негромко заметил я.

– Мы думаем иначе! – сноровисто вскинулся Яцек, – но даже гибель Польши воспринимаем как вселенскую катастрофу…, – закончил он упавшим голосом.

Вот тебе и раз! Начал за здравие, а закончил за упокой!

– Поэтому и я пойду с парой помощников к Русскому морю. Если у нас у всех не получится отвести камень от Земли, ничего не будет иметь значения – останешься ли ты живым или нет, кто возьмет верх на Земле – черные, белые или церковь. Никого и ничего, кроме обломков, висящих в пустоте, не останется.

– Вот и я нашим ослам про это же самое толкую! – сорвался на неистовый крик Яцек, вскакивая и горячо размахивая руками, – вижу, вижу два совершенно разных исхода! Шаг влево, шаг вправо, приход в дело одного человека, уход другого – и вся картинка меняется! И я должен, должен идти! А эти вшивые шляхтичи мне втолковывают: ты из старших краковских Пястов, вдруг все наследники в главной королевской ветви погибнут, ты будешь наследником престола. Надо будет только мой трон поставить на каком-нибудь изрядном куске, оставшемся от Земли, чтобы было где Ядвисю закопать…

Парень скрипнул зубами. Упал на стул. Обвел нас горящими глазами.

– Ничего я на родине не добьюсь, мне их это мелкое местничество не переломить. Они и сюда-то меня выслали, чтобы хоть чем-то занять. И на все им наплевать! Лишь бы их человек стал королем! Возьмите меня в любую из ваших команд. Как волхв я еще не очень силен, будущее разве что мог раньше предсказывать, но подо мной два коня, сумка серебра и хороший меч на поясе. Верный и особо умный пес будет караулить нас по ночам.

Ну что ж, подумалось мне, паренек молод и горяч, но не трус, и сам хочет рискнуть жизнью ради общего дела, а это многого стоит.

Захарий тоже подумал и сказал:

– Я тебя взять не могу. Втайне пойду, крадучись, чтобы черные об этом не вызнали. И на себя, и на еще двоих сильных волхвов полог сумрака накину. Третьего не осилю, уж не взыщи. Павлин, скажи свое слово.

– Я любого возьму. Мои ребята все волхвы, но один слабей другого. Сказать честно, и сам я особо не блещу. Больше в поделках силен, амулетах да оберегах всяких. Ватага наша не побеждать, а скорее умирать идет, чтобы врага от главных сил отвлечь. Обидно будет, – тут Павлин усмехнулся, – за просто так одного из самих Пястов без всякого толка положить. Владимир, твоя очередь.

– Мне парень нравится, но уж очень много нас идет. Тут уж о том, чтобы спрятаться, и речи нет. Биться будем насмерть, и очень надеемся победить. Я, хоть и атаман в этом походе, считаю нужным обсудить приход нового человека в нашу ватагу с более умелым в бою, и гораздо более сильным кудесником, чем я, – боярином Богуславом.

– Какого же черта ты взялся атаманствовать и что-то решать?! – гаркнул дерзкий Пяст, – сразу к боярину и нужно идти!

– Богуслав много лет исполнял при Владимире Мономахе обязанности воеводы передового, потом засадного полков, последнее время был главным воеводой всей дружины. Закончил эту службу недавно, перешел к сыну Мономаха Мстиславу, который правит сейчас в Новгороде. Полтора месяца назад решил пойти спасать мир с моей ватагой бойцов. Я предлагал ему нас возглавить, но он отказался. Посчитал, что я справлюсь с этим успешнее.

– А ты кем ранее командовал?

– Мелкими группами людей.

– Много воевал?

– Ни разу.

– Сколько ж боярину лет?

– Пятьдесят восемь.

– И в чем же ты, гораздо более молодой, совершенно неопытный, и слабоватый волхв, можешь его превзойти?

Ох уж мне эта иностранная въедливость! Здесь простой русский ответ, типа, – у меня невероятная сила духа! – не пройдет. Про перекидывание почти на 1000 лет назад, видимо для усиления местных героев, распространяться тоже не хотелось. Доложим версию Богуслава.

– Моя молодость появилась внезапно и без всякого моего участия. Мой возраст равен пятидесяти семи годам. Людьми я командую с двадцати трех лет. Ватага верит только мне, Богуслава не знает. Противостоящий нам черный волхв значительно превосходит по силе всех троих белых кудесников нашего отряда вместе взятых. Наша битва будет сильно отличаться от всех прежних. Чтобы ее выиграть, надо мыслить и действовать по-новому. Я считаюсь мастером неожиданных решений, потому и вынужден командовать. А тоже очень хотелось бы встать под уверенную и опытную именно в таком деле руку.

– Если вдруг убьете Невзора, враз подлетят другие черные волхвы, и вам точно конец, – высказался киевский оптимист Захарий.

– Значит вы втроем в это время по буеракам прокрадетесь, – не стал посвящать я всех в обещанную помощь от подземного народа, точнее, от их императора. – Вы в общении с дельфинами понимаете чего-нибудь? – решил я сорвать хоть шерсти клок с местных некондиционных овец.

– Не сподобились общаться. Думали, может быть ты в дальних краях научился?

– Да и там никто не умеет. А если каким-то чудом все-таки к морю прорвусь, и с дельфинами случайно столкуюсь, где мне Омара Хайяма искать?

– А просто спросить тамошних обитателей нельзя?

– Он, похоже, прячется где-то – мусульманские гонения за безбожие и вольнодумство.

Павлин загоготал.

– Если чудом его встретишь, обязательно обними и поцелуй от вольнодумцев и кривобожников Киева! – Может быть в рукописях о месте его жительства чего-нибудь сказано?

– Сотни людей читали, ничего не вычитали. Нету, и все!

– Да простые люди всегда обо всем знают! – не утерпел Яцек. – Я в Киеве Захария махом нашел!

– По пути долго искал?

– А при чем тут путь?

– Ты же знал, где находится нужный человек? Страна, город?

– Конечно!

– А я ничего не знаю.

– Да велика ли нужная страна?

– Не мала. Посидите немного молча.

Пока народ молчал, я пропеллером крутился по Интернету. Через десять минут доложил.

– Вероятно великий арабский поэт, лекарь, астроном и математик, автор книги вкуснейших кулинарных рецептов живет, где жил – в каком-нибудь городе Сельджукской империи.

– А много ли там городов?

– Побольше, чем на Руси и в Европе на размахе в сто верст.

– Но сама-то странешка, поди, меленькая?

– Давай прикинем. Ты наши версты знаешь?

– Конечно знаю, – пробурчал Пяст. – В полтора раза они меньше наших.

– Берем наши версты от Кракова до Киева – 860. Ты их конскими копытами промерил.

– Девять дней скакал, – гордо подтвердил поляк, – аж двое коней умаялись!

– В Сельджукской малюсенькой империи от одного края и до другого, от города Багдад до города Ташкент всего 3000 верст.

Яцек ахнул и разинул рот.

– Объясняю для киевлян: от Киева до Великого Новгорода – 1140 верст, до Рязани – 800, а в узенькой арабской странешке, от Кабула до границы с Константинополем, около 3600 верст.

Реакции были разные. Захарий крякнул, а Павлин свистнул.

Вот, братцы, и на ваше необычное мышление нашлась узда. Вы тут мыслили, вроде как Федор Иванович Тютчев:

Умом Россию не понять,

Аршином общим не измерить,

У ней особенная стать –

В Россию можно только верить.

А тут приперся грубиян из СССР, самой большой страны мира, и показал, что ваша киевская Русь размером с небольшой скворечник. И за аршином даже и не потянулся, с саженью не подкрадывался.

Треснул верстой, поинтересовавшись в Интернете, что почем и как. И сразу все стало ясно. Русская верста – 1066 метров, польские пусть поляк сам пересчитывает. Он князь, ему виднее. Хорошо бы еще и Польше дать по загривку объяснением, где было ее место в Российской Империи – тюрьме народов, но не ко времени. А найти расстояния между городами, дожившими до 21 века, вообще плевое дело.

Продолжим.

– И что особенно приятно будет сердцу спрашивающего, так это то, что народу там изобилие, не как сейчас на Руси. Куча городов, городков и сел, которые они кишлаками называют. Средненьких городишек, вроде Киева или Новгорода, в которых всего по 15-20000 человек, там полно. Называют уважительно городами только те, где живет больше 100000 жителей – Исфаган, Хамадан, Нишапур, где родился наш пропавший. И таких городов немало. Есть у кого спросить о прячущемся 47летнем приличном человеке, большом знатоке и толкователе Корана. Правда, их много в каждом городишке, гораздо больше чем у нас попов. Да может он и не берет в руки святую книгу, а просто лечит, он же еще и лекарь, специально учился. Может заняться и вообще чем-то неведомым. Имя его сейчас неизвестно, назваться может и чужим, видеть мы его сроду не видели. В общем, искать-не переискать! На сто лет занятием будешь обеспечен! Или гораздо меньше…

Яцек вспыхнул.

– Я самый лучший поисковик в мире!

Скромность – его второе имя, вежливо улыбнулись мы. Свежо предание, а верится с трудом, как талантливо заметил в свое время Грибоедов. Павлин решил первым слегка загасить избыточную похвальбу гостя.

– Не знаю, как у вас в Польше, – лекторским тоном начал атаман второй ватаги, – а у нас способности к поиску закладывают при обучении волхва в первые два-три дня. Любому из нас дай обрывок от рубахи или старый лапоть пропавшего, на дне моря его сыщем. Но ведь тут-то у нас – ни-че-го!

– Если кто-то его видел… – начал было Яцек.

– Не видали! – осекли мы молодого.

– Или слышал…,

– Не слыхали!

– Или он написал что-то своей рукой…,

– Не читали!

Меня разговор начал заинтересовывать.

– Яцек, а если я тебе перепишу, то, что Омар Хайям написал?

– А что он писал?

– Рубаи.

Княжич удивился.

– У нас в Польше такого нет.

Судя по лицам моих земляков, в Киеве с этим тоже не густо.

– Рубаи, это стихи-четверостишья.

– Такие коротенькие? Вроде, на дворе трава, на траве дрова?

– Нет. Они очень умные и душевные.

– А поэт в них душу вкладывает?

– В эти – да. И это душа умного гения.

– Прочти! – потребовал эмоциональный шляхтич.

У двух киевских любителей поэзии как-то опечалились лица. Что делать, не всем же любить Хайяма… Я вздохнул и начал.

«Ад и рай – в небесах», утверждают ханжи

Я, в себя заглянув, убедился во лжи:

Ад и рай – не круги во дворе мирозданья,

Ад и рай – это две половины души.

– Еще! – каким-то полузадушенным голосом просипел Захарий.

Уважим старика! Авторитетный волхв – учитель моего учителя. Таким не отказывают.

Холодной думай головой

Ведь в жизни все закономерно

Зло излученное тобой

К тебе вернется непременно.

– Господи, – начал раскачиваться на табурете Захарий, – я об этих вещах думаю десятками лет, дважды пытался излить выстраданные мысли на пергамент, получается какая-то блеклая ерунда. Говорить я могу про любую из этих мыслей хоть сутки без отдыха и продыха, а писать не дано. Не горазд. А тут человек изложил все в четырех простеньких строчках, и так красиво, так талантливо! Я должен с ним встретиться!

– И я должен, – хмыкнул я, – и Павлин рвется, и еще несколько бригад. Буду только рад, если ты найдешь его первым.

– Да, да, увлекся я что-то…

Павлин строго поглядел на поисковика.

– Учуял араба?

– Конечно!

– Где он?

– Там! – показал парень рукой на юго-восток.

– Да что там? Ты дело говори, какая страна, город, нужный район или улица?

– Это все я не знаю. Буду тыкать рукой, пока не приду на место, и не найду нужного человека.

Мы переглянулись. Всем троим было ясно, что без проверки тащить хлопца в поход бессмысленно. Если просто хвастается, то кроме потерянного времени ничего и не будет.

– Я на все три ватаги сделаю по кедровой рыбке, Захарий заговорит, когда-то давно у нас такая вещица для поиска получилась, – проговорил Павлин. – Вы когда уходите? – спросил он меня.

Я повернулся к старшему волхву.

– Сколько мы еще можем побыть в Киеве?

– Думаю, дня три-четыре. Ватаг пять от вас отстали.

– Отлично! – обрадовался я, – глядишь все и переделаем.

– Что это у тебя тут за дела? – обиженно-скрипучим голосом осведомился Яцек, – любовницу еще не посетил? Или деток не проведал, которые лет тридцать назад от киевских красоток нарожались?

– Я в Киеве первый раз в жизни, знакомых и родни здесь не имею. Но дел масса. Богуславу надо еще пару дней, чтобы полностью прийти в силу. Без него мы не выстоим против Невзора.

– Вот и ехали бы к морю, а по пути отчухивались!

– Здесь мы под защитой Захария, черный в Киев не полезет, самое большее подошлет еще какую-нибудь подлюку. Антекон 25 открыл нам глаза на ведьм, и дал против них оружие, поэтому здесь мы в относительной безопасности. А выйдем за околицу, вот тут-то и жди чудес! И не думаю, что хороших. Желательно ту гадину, что боярина ножом в сердце ударила, отловить. Еще нам надо нашей пророчице развод получить, с иудеями столковаться, бригадира кирпичников женить, личную жизнь конюху устроить и в бою проверить, из переносчика тяжестей мужчину сделать, и, на всякий случай, в драке на него поглядеть. В основном, вроде, и все.

– Никого не забыл своими заботами охватить? Ты с ними, как курица с цыплятами, а вдруг кто-то остался позабыт, позаброшен? – все тем же мерзким голосом поинтересовался Яцек.

– Остались неохваченными священник и ушкуйник. Но у них в Киеве дел нет.

– И как же ты, набрав эту толпу увечных и озабоченных, думаешь грозного Невзора одолеть? А молодого волхва и хорошего бойца из Пястов, знатного поисковика не берешь?

– То, что ты поисковик, превосходящий нас троих, это еще доказать надо.

– Я только что доказал! – сорвался на крик молодец.

– Давай и я тебе так же докажу. У тебя преданный слуга есть?

– Как не быть, – сразу успокоился Яцек. – Марек, мой конюх. Очень рвался со мной пойти, да у него с женой какая-то неведомая хворь приключилась. А камердинера мать ко мне приставила, я ему ни в чем не верю. Поэтому ускакал крадучись, один. Некого было с собой взять.

– Вот и спроси меня, Владимир, а где сейчас Марек?

Видя, что мальчишка уже разевает рот, я выставил вперед руку и остановил его:

– Погоди, погоди. Это я все так, для понятности объясняю. Показываю тебе рукой в сторону запада, и туманно говорю: там ищи! Езжай в Польшу, Германию, Францию, Швецию, ну и Англию с Шотландией по ходу обегай. А ты мне: а страна, а город, ну хоть народ какой? А я тебе в ответ: ничего не известно!

– Ты же сам сказал, – сельджуки?

– Они там завоеватели, тюркские племена. А на этих землях испокон веков жили таджики, персы, узбеки, ассирийцы, армяне, грузины, арабы, туркмены, мазендаранцы и прочие нации. Между собой почти не общаются, языки разные. И на одном краю империи никто тебе ничего не скажет о далеком астрономе. Сельджукская империя по размеру примерно равна Западной Европе. Где этот Марек затаился? Проверить я тебя никак не могу, мы очень далеко. Поэтому будем пока ориентироваться на местных деревянных рыбок. А где ты кедр берешь? – поинтересовался я у изготовителя амулетов, – кедрачи, вроде, только в Сибири, далеко за Уралом растут.

– Что за кедрачи такие? – поинтересовался Павлин.

– Лес полностью из кедра, – объяснил я. – Сейчас там русских людей нету, но, когда-нибудь пощелкаем и мы кедровыми орешками.

– Сейчас я беру ливанский кедр понемногу, – очень уж дорогой. Его у нас для икон используют. И орешки у него несъедобные. А вот древесина ценнейшая. Мягкая, но очень прочная. Воды и мороза не боится, никогда не гниет, не болеет. Ни один древоточец не осмеливается к ней подсунуться, она никогда не трескается.

– Хорошо бы терем из таких бревен сложить! – помечтал вслух я.

– В Библии много раз упоминается, как из кедра дворцы строили. Но у царя Соломона денег было побольше нашего, поэтому на Руси сейчас в основном из розовой древесины иконы делают.

– А какая разница, что краской покрывать? Дуб тоже прочную доску даст.

– Дуб его умаешься тесать. Эту древесину кое-как топором и осилишь. Свяжешься если из него икону долотцем каким делать, все проклянешь и язычником станешь. А то и просто отправишься поджигать церковь того попа, который тебе заказ этакий навязал. А из кедра иконочку вырезать – это одно удовольствие! Силы не надо прикладывать никакой! Подводишь стамесочку…

– А почему ты меня, как волхва не берешь? У тебя большая часть народа вообще никто и нигде! Ни сражаться, ни колдовать не могут! – внезапно заорал Яцек, вмешиваясь в нашу благостную беседу столяров.

Мы с огорчением посмотрели на молодого нахала.

– Вот у нас в ватаге народу и немало. По трое не крадемся, волчьей стаей идем. Прорываемся нагло, верим в победу. Я уже думаю, как мне Омара Хайяма отыскать, а нам ведь до этого Сельджукского султаната еще немеряно верст идти, и все лесом. Невзор сильнее нас гораздо, с дельфинами тысячи лет люди хотят пообщаться, а воз и ныне там. И никто из тех, что идут, никто! – со мной не спорит, между собой не враждует. А возьми тебя…

– Возьми! – рявкнул Яцек.

…молодого нахаленка, – не обратил я внимания на его призывы, – враз дело и завертится.

– Да я смирный!

– Только тебя, агнца Божьего, особым смирением отмеченного, в отряд примешь, враз ты еще перед завтраком затеешься с ушкуйником Матвеем спорить, кто из вас на мечах более ловкий биться.

– А чего тут спорить? Меня с самого детства учили.

– А его с самого раннего детства. Слово за слово, кулаком по столу! Не успел я отвернуться, а вы уже боевым оружием на заднем дворе рубитесь.

– Ну не за учебное же нам браться!

– Конечно, конечно. Только так. И именно так! Ты сколько раз за жизнь в боевые походы ходил?

– Один раз, – состроил кислую гримасу княжич.

– А много народу убил своей рукой?

– Да мне отец толком не дает повоевать! Приставил перед битвой ко мне двоих лучших своих бойцов, и запрятал нас вместе с полусотней в рощицу. Объяснили, что мы – это засадная сотня. Большая дружина быстро победила, а полусотня в лесу без дела выстояла. Так что я свой меч во вражеской крови еще не смочил.

– А неловкий против тебя Матвей уже пять раз ходил биться в чужие земли. И у него руки уже не по локоть в крови, а по плечи. Убить нескольких человек, дружинников, вооруженных до зубов, для него, безоружного, – привычное дело. А любым оружием он бьется мастерски, может и двумя руками сразу саблями вертеть. Последнее время его избирали атаманом ватаги из тридцати ушкуйников, старше его по возрасту и не менее умелых. Не хуже, чем руками, Матвей умеет бить и ногами. И ты полагаешь, что сможешь его одолеть?

– Ну не знаю…

– Зато я знаю, что вопрос не в том, кто победит, а в том, сильно ли тебя при этом покалечат, или убьют привычной рукой, если сильно обозлишь.

– Да ты прямо русского богатыря расписываешь!

– Не-ет, богатырь у нас другой, Емельяном звать. Тот с лошадью на вытянутых руках вприсядку спляшет. Его Павлин недавно вместе с девицей на сеновал завел. Можешь и с ним, после того, как я тебя у ушкуйника отниму, силою потягаться. Он парень безобидный, добрый. Ты, после его богатырского щелчка, всего дня за три отлежишься – плевое дело. Волкодлака псом позорным обзовешь, и есть с ним вместе откажешься, со священником из-за религии поругаешься, еврейку за иудаизм прижучишь, боярина низким против тебя происхождением попрекнешь, – и дело сделано! Мы из Киева уйти не успеем, а тебя уже вся ватага ненавидеть будет. И гаркнут мне потом в один голос: крути кедровую рыбку усиленно, ищи дорогу как хочешь, а этого шановного пана убирай куда хочешь! А я их веду насмерть биться, и эта вражда нам в отряде лишняя. Так что лучше бы тебе с Павлином и его ребятами пойти.

Яцек фыркнул, закусил нижнюю губу и унесся из комнаты. Мы немножко помолчали.

– Баба с воза, кобыле легче, – оценил уход княжича Захарий. – Не должно быть в походе дрязг, ссор, глупых споров с атаманом.

– Знаешь, Володь, у меня в отряде, конечно, таких умелых бойцов, как твой ушкуйник, и таких мощных силачей, как богатырь, нету, но за излишнее самомнение и чрезмерную заносчивость по шее могут накостылять от души, – добавил Павлин. – Кстати, а как сейчас Русь по размеру?

– В три раза меньше и Европы, и сельджуков.

– Но Польши-то мы по любому больше?

– В четыре раза. А в 21 веке Россия в четыре с лишним раза будет больше всей Западной Европы.

– А скажи нам…

Неожиданно залаяла Марфа.

– Гав – гав, О-ле-га та-щит Та-ня!

Вторил ей Горец.

– У-у-у-вооо-диит…

Убегая, я крикнул:

– Потом договорим!

Татьяна тащила Олежку, учитывая ее неизбывную силищу, очень мягко и бережно. Она ласково утаскивала полуголого и побитого кавалера за ручку.

– Пойдем, Олеженька, я тебя привечу, водочки налью… – действовала грозная женщина испытанным на опойцах методом. Олег боролся как лев с грозной соперницей. Он изо всех сил пытался вырвать руку и увещевал киевскую тигрицу.

– Таня! Я обещал хозяина ждать!

Я очень уважаю верность данному слову – по-моему это признак порядочности человека. Мужчина, не сдержавший данное им слово, очень сильно падает в моих глазах. Олега, поэтому, я сразу зауважал. Но пора было вмешиваться в этот праздник выламывания слабых ручек заезжих волкодлаков столичными хищницами. Танюша зарычала:

– Хозяин-мазяин! Мешаться будет, враз пришибу!

Эх, где наша не пропадала! Грозно рявкнул в ответ:

– Татьяна! Куда ты потерпевшего тащишь?! Мы с ним по важному делу идем!

Таня бросила руку желанного, мгновенно обернулась…, и покраснела. Вот тебе и раз! Неожиданная развязка! Я ждал гораздо худшего исхода. Теребя платьице на животе, Танечка сбивчиво оправдывалась.

– Я не могу терпеть…, у меня первый раз в жизни так…, говорит сам, что я нравлюсь…, от водки отказывается…