Текст книги "До особого распоряжения"
Автор книги: Борис Пармузин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)
Разрабатывались специальные операции английской разведкой, или постоянные розыски, а муфтий
продолжал разъезжать по Востоку, выполняя задания Берлина.
Теперь Амин-Палистини прибыл в страну, где пока хозяйничала Великобритания. Снял видный дом в
центральной части большого города. Невероятная наглость. Откровенный вызов колониальным властям.
Или он ищет встречи с англичанами?
Махмуд-бек решил опередить события. Почему бы ему, Махмуд-беку, первому не представить
англичанам борца за «счастье мусульман»? Несколько дней назад из Мюнхена пришло письмо от Вали
Каюм-хана. Это было уже второе послание руководителя Туркестанского комитета.
Первое письмо президента носило общий характер. Вали Каюм-хан без конкретных ссылок на страны
и людей писал о начале новой борьбы против Советов. Он выражал уверенность, что в этой борьбе
примут участие тысячи «обездоленных туркестанцев», находящихся в Азии. «Готовьтесь к совместной
работе...» – заключал Вали Каюм-хан. Это не было приказом. Это было предложение, от которого, по
мнению президента, вряд ли кто откажется.
Второе письмо, короткое, деловое, сообщало о ближайшем приезде муфтия Амин-аль-Хусейна,
важной и нужной особы.
«Постарайтесь встретиться с этим человеком, – писал Вали Каюм-хан. – Подружитесь с ним...»
Они знакомы... Конечно, знакомы, хотя только по переписке.
– Я узнал о вашем приезде от уважаемого Вали Каюм-хана... – сообщил Махмуд-бек.
– Да-да. Это благородный человек... – туманно ответил муфтий. – Он много отдает сил нашему общему
делу.
Сейчас пойдет разговор о том деле, которое беспокоит муфтия Амин-аль-Хусейна.
Муфтий будто недавно вместе с Махмуд-беком присутствовал на встрече с офицером английской
разведки Харбером.
Те же мысли... Даже те же слова... Один враг – Советский Союз. Именно против него нужно вести
борьбу всеми средствами. И конечно, восстанавливать туркестанцев, оказавшихся в эмиграции, против
СССР, объединить все их силы в антисоветские организации.
– Мы пытались и будем пытаться, – сказал Махмуд-бек.
– Будем, – кивнул муфтий. У него ожили, засверкали глаза. Внешне же муфтий оставался спокойным,
говорил тихо, без восклицаний. – Если я найду общий язык с англичанами, – сказал муфтий, – мы сумеем
заняться настоящими делами.
Он, конечно, найдет общий язык. В этом можно не сомневаться. И Махмуд-бек заверил:
– Вас они должны хорошо встретить.
Муфтий задумался... Он погладил бородку. Конечно, есть риск. Возможно, Амин-аль-Хусейн так в свое
время насолил англичанам, что те не пойдут на примирение.
– Совсем недавно – было другое время. Я знаю, что вам пришлось много скитаться. Уходить от
преследования опытных разведчиков... – сказал Махмуд-бек.
195
– Уходил! – улыбнулся муфтий.
Он с удовольствием вспоминал тревожные дни. И конечно, знал, что о его делах слагаются легенды.
– Под Калькуттой меня пытался взять сильный человек, – не без гордости продолжал муфтий. -
Капитан Стоун. Ему оставалось сделать два шага. А я провалился... – Муфтий погладил бородку, качнул
головой. – В два раза моложе меня. Опытный человек. А я у него на глазах провалился сквозь землю. -
Ему стало весело. Он рассмеялся. Сейчас эта история муфтию казалась смешной. – Говорят, капитан
топал сапогами по полу. А пол был каменный...
Муфтий вздохнул и заговорил серьезно:
– Англичанам есть смысл сотрудничать с нами. Мы умеем работать.
– Вы умеете, – поддержал Махмуд-бек.
– Если англичане благосклонно отнесутся ко мне, – продолжал муфтий, – мы в ближайшее время
соберем съезд или конгресс мусульман. В большом городе. В Карачи, в Дели, в Стамбуле...
Эта была конкретная цель, из-за которой муфтий рискнул появиться на глаза англичанам...
Махмуд-бек предупредил Азими о приезде муфтия Амин-аль-Хусейна.
– Обстановка изменилась. Англичане должны принять муфтия.
Азими, не задумываясь, твердо ответил:
– Они примут его.
– Не сомневаюсь, – согласился Махмуд-бек. – Но у муфтия может быть личный враг.
– Какой... личный? – спросил Азими.
– У которого из-за муфтия могли быть неприятности в свое время. Надо узнать, не участвовал ли кто-
нибудь из сотрудников разведки в розысках муфтия.
– Узнать? – Азими удивленно посмотрел на Махмуд-бека. – Как узнаешь в разведке? Кто это сделает?
– Вы, Азими. Только вы, майор Азими. И это ваш долг – сберечь муфтия.
– Но...
– Давайте лучше вместе подумаем, как и с кем в первую очередь поговорить.
– С Харбером, – выпалил Азими.
– Да. Харбер давно на Востоке, – кивнул Махмуд-бек. – Правильно. Кстати, Харбер и будет заниматься
с ним. Но вдруг на пути встанет другой человек?
Махмуд-бек попросил узнать об офицерах, которые более года находились на Востоке.
Азими справился с этим заданием. Среди англичан был и лейтенант Стоун.
– Кажется, нашему муфтию ничего не грозит, – сказал Махмуд-бек. – Попросите Харбера принять
завтра этого почтенного человека. А я предупрежу муфтия. Он решился на встречу с англичанами.
– И правильно сделал... – одобрил Азими.
Лейтенант Стоун был взбешен. Он уже написал третий вариант рапорта об отставке. И в третий раз
порвал лист бумаги. Сложил стопкой клочки перед собой.
Бессмысленное занятие... Надо теперь, как принято у них, сжечь эти клочки. Никто его не отпустит из
армии. Да еще унизят. Харбер сказал:
– У вас полное непонимание сложившейся обстановки. Вы бросаетесь по анонимному телефонному
звонку арестовывать человека, о котором мы уже давно все знаем.
– Знаете? – удивился лейтенант.
– Знаем, что он в городе. И ждем, когда он явится к нам. Сам явится. А теперь я должен извиниться
перед ним.
– Извиниться? – побагровел лейтенант.
– Да... Он нужен нам.
– Я гонялся за этой сволочью несколько суток. Старый лис выскользнул из капкана. С меня сняли
капитанские погоны. А теперь перед ним надо извиняться! – Стоун от бешенства задыхался. Он рванул
воротник кителя.
– Лейтенант. . – строго сказал Харбер. – Что с вами? Возьмите себя в руки.
Стоун поправил воротник, щелкнул каблуками и вышел из кабинета майора Харбера.
...Сейчас клочки бумаги (все что осталось от рапорта!) он сложил в бронзовую пепельницу и поджег.
Лейтенант смотрел на маленький огонек. Ничего, он подождет удобного случая. Он когда-нибудь
прихлопнет этого старого лиса.
И Харбер даже не успеет поднять в удивлении свои рыжие, похожие на свиную щетину брови.
Встречи последних дней не были такими напряженными, не требовали больших усилий. И все же
Махмуд-бек устал. Сейчас он понял, что устал вообще. Нужен какой-то длительный отдых. Нужно на
время отойти от дела.
На время...
Эта формулировка показалась смешной. О каком отпуске может идти речь! Каким будет отдых?
Махмуд-бек представил себя в кресле, в уютной комнате, с хорошей книгой в руках... Он давно не
читал... За эти годы родилась и выросла новая литература в его родной республике. Изданы сотни книг.
Махмуд-бек зажег лампу и сел за низенький столик. Положил перед собой стопку бумаги.
По вечерам ему казалось, что вновь родятся строки. Он пробовал писать. Однако утром эти стихи
ничем не радовали. Беспомощные рифмы. Ни одного удачного поэтического образа. Он рвал страницы.
Возможно, стихи когда-нибудь придут. Еще не наступило его время...
196
И сегодня Махмуд-беку хотелось, чтобы на белой бумаге торопливо побежали строки. Обязательно о
красоте гор, об их спокойствии, величии. О перевалах, за которыми вырастали новые, снежные вершины.
Махмуд-бек не заметил, как появилась первая строка, за ней – другая. Еще одна... Еще...
Какая редкая, великая судьба...
И жизнь в тревожных днях не уставала...
Кончался бой...
За ним опять борьба.
За перевалом снова перевалы...
Пройти не споткнуться,
Не устать.
Не обращать вниманья
На метели...
А новый перевал встает опять,
Пока в туманной дымке
Виден еле-еле...
Тихо скрипнула дверь. Вошла Фарида. Увидев Махмуд-бека, склонившегося над столиком, она
нерешительно остановилась.
– Я помешала вам? – виновато спросила Фарида.
– Нет. . – Он отодвинул бумагу и поднялся навстречу жене. – Я хотел зайти. Но боялся потревожить.
– Она спит, – улыбнулась Фарида. – Удивительно спит.
– Что же удивительного в ее сне? – тоже улыбнулся Махмуд-бек.
– Она спокойно спит, – сказала Фарида. – Очень спокойно. Я даже не знала, что так можно спать.
– Ты знала... – вздохнул Махмуд-бек. – Просто забыла. Это я виноват.
При тусклом свете лампы видны морщинки у глаз. Фарида заметно похудела. Он провел пальцем по
ее лицу, едва касаясь этих морщинок.
– Только я виноват. .
– Не-е-ет. . – протянула она. – Вы не можете быть в чем-нибудь виноваты. Все хорошо. Все очень
хорошо. Здесь рядом, в соседней комнате, спит наша дочь.
– Давай посмотрим на нее, – прошептал Махмуд-бек.
– Только тихо! – Фарида приложила палец к губам. – Очень тихо.
Махмуд-бек, придерживая Фариду за локоть, пошел к двери.
Баймирза Хаит заправил салфетку за воротничок сорочки, осмотрел ресторан и похвалил:
– Ничего, красиво, уютно...
– Я жил в этом отеле. Здесь удобно, – поддержал Махмуд-бек.
Обедали они не спеша. Говорили о пустяках. Но в то же время присматривались друг к другу.
Баймирза Хаит, вероятно, в душе был разочарован, увидев уставшего, больного, очень худого человека.
Махмуд-бек сказал несколько лестных слов в адрес Туркестанского комитета, работники которого
делают все возможное, чтобы сплотить силы эмигрантов.
– Дел достаточно... – солидно согласился Баймирза Хаит.
Он в модном, светлом костюме, подтянутый... За салфеткой спрятался элегантный, неяркий галстук.
Здоровый, энергичный, с хорошими манерами Баймирза провел по волнистым темным волосам, слегка
коснулся белоснежного воротничка сорочки, будто хотел удостовериться: все ли в порядке. В его
движениях проскальзывала знаменитая немецкая аккуратность.
«Быстро он усвоил их манеры...» – невольно подумал Махмуд-бек.
У доктора Азими Махмуд-бек видел фотографию. Строй туркестанских легионеров в помятой,
мешковатой форме. Перед ними в легком пальто, с открытой головой выступал Вали Каюм-хан. Позади
президента, отступив на шаг, в эсэсовской форме, сложив руки на груди, небрежно стоял Баймирза Хаит.
Фуражка надвинута на лоб.
В этой форме Баймирза очень походил на европейца. Он и сейчас с гладко выбритым светлым лицом
больше похож на англичанина. Только глаза восточные, темные...
Баймирзу Хаита не удивил стилизованный шикарный ресторан «Тадж-Махал». Он давал понять
Махмуд-беку, что привык «к светской жизни». Не путался в ножах и вилках, умел не замечать официанта
в ярком тюрбане, который скользил за спиной.
Махмуд-бек уже догадался, что серьезного, нужного разговора сегодня не будет. Баймирза Хаит не
кинется в спешке обсуждать вопросы национального движения.
Сейчас он говорил о Востоке, о его природе, музыке, о старом, добром, неторопливом Востоке, где
шумят красочные базары... А в полдень поднимаются дымки над глинобитными домиками. И каждый
человек уже влез в свой мир, в свои собственные дома. Этот человек с удивлением прислушивается к
стуку кольца на калитке. Хотя ничего особенного в таком стуке нет. . Просто идет сосед, чтобы скоротать
самое утомительное время – «шоми гарибон» – время тоскливого одиночества. Еще день не кончился, а
ночь пока не наступила... И длинные минуты тянутся слишком медленно.
В Европе такого не бывает. Европа бурлит, клокочет, она в делах, в настоящей борьбе.
197
Что же хочет Баймирза Хаит? Растревожить Восток? Потрясти за плечи эмигрантов, дремавших в
непонятном сне?
Руки у Баймирзы крепкие, хотя и холеные. Эти руки умеют держать оружие.
Обед закончился... Махмуд-бек расплатился, и Баймирза Хаит, свернув салфетку, положил ее на стол,
поднялся, машинально одернул полы длинного пиджака. Привычка военного человека. Так, наверное,
Баймирза одергивал китель эсэсовского офицера.
Гость решил прогуляться по городу.
Центральная улица Баймирзе Хаиту понравилась. Много машин. Навстречу попадаются английские
офицеры, чиновники.
– Приятное впечатление, – произнес гость. – А какое настроение у местных жителей?
Баймирза, как и Махмуд-бек, наверное, заметил мужчину, вынужденного уступить дорогу английскому
офицеру. Мужчина прижался к стене и, повернув голову, посмотрел вслед офицеру. Как сверкнули глаза у
человека в рваной одежде! Как напряглось сильное, крепкое тело. Словно он подготовился к прыжку.
Жаль не видно рук: они за спиной. Кулаки, наверное, сжаты...
– Настроение? – переспросил Махмуд-бек. – В стране не очень спокойно.
– Не спокойно? – хмыкнул Баймирза. – Здесь армия, хорошая полиция.
– Это стало раздражать людей. Национальное движение растет. Очень заметно растет. .
Махмуд-бек специально употребил популярный термин: национальное движение. Совсем другой
смысл сейчас был в этих словах.
– Им несут цивилизацию. Им дают возможность... – Баймирза запнулся и не очень решительно
закончил: – Им дают возможность приобщиться к мировой культуре.
Баймирза сам понял, что эти высокопарные слова прозвучали не очень убедительно. У него
испортилось настроение.
Они свернули на маленькую улочку. У стены старого дома сидел нищий музыкант. Мелодия его песни
была печальной, протяжной.
– Похож на наш дутар... – сказал Махмуд-бек.
– Да, что-то есть... – рассеянно ответил Баймирза.
Струны надрывно стонали о тяжелой доле. Небольшая толпа, окружившая музыканта, замерла. Ей
была понятна грустная мелодия.
У музыканта черное сосредоточенное лицо. Он шевельнул губами, словно вспоминая нужные слова.
И вот запел… Глуховатый, низкий голос. Песня о блуждающем путнике, которому судьба щедро
подарила дороги. Но судьба не беспокоилась, чтобы у одной из дорог весело журчал, ручей, у другой -
поднялось бы густое, доброе дерево. Где-то есть ручьи и деревья, но почему они не попадаются
путнику?
Махмуд-бек перевел Баймирзе несколько строк:
Кто раздаривает эти дороги,
Кто придумал их, столько тысяч?
Перестану бродить...
Проведу себе воду,
Посажу для себя и детей
Самые высокие деревья...
Если я не выберу себе дорогу,
Кто побеспокоится обо мне,
Кто побеспокоится обо мне,
о моем народе…
– Интересная песня... – сказал Махмуд-бек.
Он специально сделал неточный перевод. В песне не было строки: «О моем народе». Было проще:
«О моих детях».
Но именно этот неточный перевод по-своему подействовал на Баймирзу.
– Босяки! – проворчал он.
Знакомое слово... Очень знакомое! Как его любил повторять в свое время муфтий Садретдин-хан!
Баймирза повернулся, тронул Махмуд-бека за руку.
– Пойдемте, – раздраженно напомнил он. – Надо отдохнуть. Вечером у нас ответственная встреча.
Баймирза Хаит надеялся на более теплый прием. Он проделал огромный путь из Европы в Азию. О
его приезде англичане были оповещены. А Харбер скупо поздоровался и взглянул на часы.
Баймирза и Махмуд-бек опоздали на десять минут. А кто виноват в этом опоздании? Дурацкие
строгости... Неужели Харбер не мог дать точное указание охране? Баймирза и Махмуд-бек проторчали у
дверей особняка, как нищие просители, ожидающие приема влиятельной особы.
Харбер внимательно выслушал гостя, планы и задачи Туркестанского комитета. Да, он, Харбер,
получил указание о сотрудничестве с работниками комитета. И он, и его подчиненные готовы
немедленно приступить к конкретной работе.
Но в чем будут выражаться конкретные действия Туркестанского комитета здесь, на Востоке?
198
Баймирза Хаит был подготовлен к этому вопросу. Он толково, обоснованно изложил программу
создания организации, сплочения туркестанских эмигрантов, тщательного подбора агентов и
диверсантов, их обучения, в котором, несомненно, примут участие квалифицированные английские
специалисты.
Махмуд-бек много знал о делах и планах комитета. Но сейчас он услышал о новых шпионских гнездах
в Европе и Азии, фамилии, даты, цифры.
Туркестанский комитет разворачивал работу... Только комитету нужны солидные ассигнования.
Однако, если начнутся провалы, если, например, идеологическая обработка эмигрантов не принесет
желаемых результатов, англичане не будут серьезно заниматься делами комитета.
И Харбер был честен в своих скупых высказываниях. Он не разбрасывался щедрыми обещаниями. В
его словах была одна мысль: время покажет. Как только начнется работа, представители комитета на
Востоке получат необходимые ассигнования. Все что нужно.
Баймирза Хаит не знал, что делать. Это было не простое разочарование. Это была с трудом
скрываемая обида. Баймирза не мог поверить. Ему казалось, что сейчас он выйдет, пройдет по длинному
коридору вдоль плотно закрытых дверей, а за ним выскочит майор Харбер. Выскочит, догонит и вернет в
свой кабинет. Харбер извинится: его не так поняли, дела обстоят иначе. И вот пожалуйста, примите чек...
Баймирза Хаит встал и по привычке одернул пиджак.
Майор пожелал здоровья, успехов и плодотворной деятельности Туркестанскому комитету.
А что стоит фраза, пусть самая торжественная, но не подкрепленная долгожданным весомым чеком!
На этот чек Баймирза очень надеялся.
За ужином это был совсем другой человек. Он даже немного сгорбился. Он еще был под
впечатлением встречу с английским разведчиком.
– Конечно, новая война будет, – рассудительно сказал Баймирза Хаит. – Они без нас не обойдутся. Мы
будем нужны им особенно здесь, на Востоке. А пока... Пока придется искать других... друзей. – Ел
Баймирза лениво, без аппетита. – Очень нужны деньги. Возможно, мы с вами полетим в Карачи.
Он назвал и другие большие города – столицы азиатских стран.
– Завтра же полетим в Карачи, – схватился за спасительную мысль Баймирза. – Этот майор
совершенно не разбирается в сложившейся обстановке.
– Майор Харбер – опытный разведчик, – оказал Махмуд-бек, – и он выступал не от своего имени.
Разумеется, получена инструкция. Англичане будут давать деньги. Но на каждое конкретное дело. Они
щедро заплатят, например, за диверсию. А вообще... – Махмуд-бек развел руками. – Они никогда не
разбрасывались деньгами.
– Я же предлагал наш план...
– Вы правы. Но мы не очень твердо стоим на ногах. Поэтому с нами так... не слишком вежливо
обходятся...
– Не очень твердо... – рассеянно повторил Баймирза.
– Что с журналом? Я за последнее время видел два-три номера... – сказал Махмуд-бек. – И то
случайно. Что с ним?
– Неважно... – сознался Баймирза. – Нет денег. Мы не имеем связи с соотечественниками. Посылаем
по случайным адресам. Я для этого и приехал, чтобы установить связь с эмигрантами. Узнать, как вы
живете... И... – Он поднял голову. Внимательно посмотрел на Махмуд-бека. Трудно произнести вслух свое
признание. А надо... – И собрать здесь деньги на... нужды комитета. На издание нашего родного журнала.
Баймирзе не понравилось молчание Махмуд-бека. Долгое, томительное молчание. Махмуд-бек
старательно отрезает кусочек мяса. Он же не хочет есть. Для чего так терзает бифштекс...
Махмуд-бек отложил вилку и нож. Вытер ладони.
– Здесь трудно собрать деньги, – твердо сказал он. – Вы должны знать правду, Баймирза. Плохо живут
эмигранты.
– А в других местах? – нерешительно начал Баймирза.
– Я был почти во всех странах... Я в Азии живу очень давно, Баймирза. По-моему, всю мою жизнь. И
везде сталкивался с нищетой. А богатые хорошо обходятся и без борьбы. Они тратят деньги на другие
нужды. Они заняты только собой.
– Но... собрать состоятельных людей. Поговорить с ними... – не очень уверенно предложил Баймирза.
– Это можно, – согласился Махмуд-бек.
Он вернулся домой поздно. Фарида, как обычно в таких случаях, не спала. Она взглянула на мужа с
тревогой, но, увидев спокойное лицо, правда очень усталое, облегченно вздохнула.
– Вы будете ужинать?
– Нет, дорогая, – ответил Махмуд-бек. – Я ужинал в шикарном «Тадж-Махале» с почтенным
господином. – Махмуд-бек кивнул на дверь: – Она спит?
– Спит. .
– А кофе у нас есть? – неожиданно спросил Махмуд-бек.
– Есть... – ответила Фарида. – Но вы же...
– Сегодня надо выпить. Обязательно. Иначе моя голова расколется.
– Вы больны? – испугалась Фарида.
199
– Здоров! Здоров! – успокоил Махмуд-бек. – Она просто лопается. В ней столько слов... И каких слов!
– Стихи? – несмело спросила Фарида.
Махмуд-бек вздохнул и грустно ответил:
– Нет. . Пока не стихи. Но это очень нужные слова.
– Я сварю кофе. Сейчас...
– И побольше. А утром, когда придет Шамсутдин, меня обязательно разбудите...
– Вы же совсем не отдохнете.
– Скоро отдохнем, Фарида. Очень скоро... – горячо заверил Махмуд-бек.
Он взял ее ва плечи.
– Вы столько раз говорили, – вздохнула она.
– Я говорю в последний рае. А утром мы должны обсудить с Шамсутдином, кого пригласить в гости.
– В гости?
– Вечером будут гости. Будет и почтенный господин из Европы. Я с ними хочу проститься.
– Проститься?
Она ничего не понимала. Что твориться с Махмуд-беком? Кофе... Гости... И... прощание.
– В чем дело? – с трудом скрывая радость, спросила она.
– Дня через три мы уезжаем. Точнее, улетаем.
– Куда? – прошептала она.
– Домой... – тоже шепотом ответил Махмуд-бек. – Домой, родная.
Не только состоятельные люди должны прийти на встречу с Баймирзой Хаитом. Но, рассчитывая
устроиться где-нибудь в сторонке, лучше всего у забора, решили появиться бедные эмигранты. Очень
хотелось услышать от большого гостя: что же будет дальше, как жить, на что надеяться?
Свой дом, вернее, довольно обширный двор для этого сборища предоставил Азими. Недавно здесь
шумела редкая, веселая свадьба, а сейчас должен состояться серьезный разговор, который решит
судьбу туркестанских эмигрантов.
Решит ли?
Азими, конечно, был в курсе дела, как англичане обошлись с одним из руководителей Туркестанского
комитета. Даже обещаний о помощи, конкретных, деловых, не высказали.
Хозяин дома успел переговорить с Махмуд-беком о пользе их собрания.
– Конечно, на съезд наша встреча не похожа, – серьезно ответил Махмуд-бек. – Но комитет должен
знать о положении людей, заброшенных на чужбину.
– Заброшенных? – усмехнулся Азими. – Никто нас не забрасывал. Сами бежали. Да еще потянули за
собой всякий сброд. А этот сброд поднимает голову. В удобный момент и прирежет.
Махмуд-бек промолчал. Быстро, оказывается, Азими разобрался в обстановке.
– Не верю я в этот комитет, – продолжал Азими. – Нет у него своего лица, своей точной линии. Перед
Гитлером гнули спину, перед этой сволочью, которая ни с каким народом не считалась. На что
туркестанцы надеялись?
– Обещал вернуть землю, – пожал плечами Махмуд-бек. – Богатство...
– Фашисты? – Лицо у Азими изменилось. – Кому обещали? Кто был принят Гитлером? Чокаев? Вали
Каюм-хан? Баймирза? Их близко не подпустили к этому маньяку.
Азими сам надеялся на немцев. Но этого самолюбивого человека не хотели слушать. Его швырнули в
лагерь, в грязь.
– Гитлер сделал бы из нас рабов. Или уничтожил... – уже спокойнее, стараясь взять себя в руки, сказал
Азими.
Махмуд-бек и Азими встретили Баймирзу Хаита у ворот. Хозяин дома, взглянув на часы, при виде
гостя тихо проворчал:
– Немецкая аккуратность...
Баймирза рассчитывал увидеть во дворе нетерпеливых, ожидавших его эмигрантов, не скрыл
удивления: двор пока был пуст.
– Наши люди живут вне времени, – оправдался Махмуд-бек. – Не скоро соберутся...
– Пока посидим. Чай готов... – предложил Азими. Он заметно изменился. Появилось почтение к
представителю комитета. Даже услужливость сквозила в словах: – Пожалуйста, проходите, уважаемый
Баймирза-ака... В дом, в дом...
В мехмонхане, уютной гостиной, был накрыт стол. Так сказать, для узкого избранного круга. Азими не
рассчитывал угощать даже чаем все сборище.
Вначале разговор был пустяковым. Азими и Баймирза Хаит прощупывали друг друга
незначительными репликами о жаре, ценах, порядках в этой стране.
– Здесь порядок сохранится, – твердо сказал Азими. – У наших друзей руки крепкие. – И вдруг, не
сдержавшись, грубовато напомнил: – А я вас впервые, Баймирза-ака, увидел в нашем лагере. Слушал
вашу речь...
Баймирзе Хаиту стоило большого, труда сохранить невозмутимый вид.
– Да, мы много ездили... Хотелось вытащить соотечественников из страшных, невыносимых условий.
– Да, вытаскивали, – многозначительно сказал Азими. – Думал я подойти к вам, поговорить...
Баймирза Хаит хотел что-то сказать, но счел нужным промолчать, отхлебнуть остывший чай.
200
Высокому гостю было не по себе. Этот выскочка Азими все-таки зарвался. Каким-то брезгливым
жестом Баймирза отодвинул пиалу. И тарелочку с халвой тоже отодвинул.
Спас положение слуга, который, почтительно склонив голову, доложил:
– Люди начали собираться.
– Хорошо! – сказал Азими.
А у Баймирзы Хаита настроение было совершенно испорченным.
Вновь с почтительно склоненной головой появился слуга. Нельзя было рассмотреть его лица. Только
по услужливым поклонам, легким движениям можно догадаться, что он молод. А вот насколько предан
хозяину – покажет время.
Слуга сумел заметить кивок головой, еле заметный кивок Азими, и, отступив в сторону, пропустил
величественного старика.
Вероятно, Азими дал указание, кого из гостей следует сразу ввести в мехмонхану. За европейским
столом пустовало несколько мест.
Старик оказался известным торговцем. Несколько лет назад он навещал муфтия Садретдин-хана,
слушал его многообещающие речи, приносил деньги, а потом исчез, махнул рукой на «святую борьбу»,
перебрался в эту страну и занялся более прибыльным делом.
Старик не узнал Махмуд-бека. Он со всеми учтиво поздоровался и сел на предложенный хозяином
стул.
«Ну из него Баймирза не выжмет пи гроша», – подумал Махмуд-бек.
Вошли хозяин ковроткацкой мастерской, еще один торговец и двое солидных, по неизвестных
Махмуд-беку людей, видно тоже из торговцев.
И опять разговор о делах в мире, о растущих ценах, налогах... Баймирза Хаит изнывал от этих пустых
слов. Он с тоской взглянул на Махмуд-бека. И тому пришлось прийти на помощь.
Махмуд-бек сказал о важной роли Туркестанского комитета, о заслугах таких преданных «святой
борьбе» людей, как Вали Каюм-хан и Баймирза Хаит, о новых планах комитета, которые потребуют
участия всех истинных правоверных.
Присутствующие слушали Махмуд-бека, но украдкой поглядывали на высокого гостя.
Баймирза, казалось, при лестных словах даже приподнялся над столом, расправил плечи. Но вскоре
почувствовал, что Махмуд-бек ничего существенного не сказал, не подтолкнул этих солидных, денежных
людей к деловому разговору.
Нужна существенная помощь комитету... Деньги, деньги и только деньги... Не пошлешь же этих
жирных, краснощеких на боевое дело... Можно послать молодых, здоровых, тех, кого нужно кормить и
одевать.
Баймирза сам решил приступить без всяких намеков к конкретному разговору.
Но старик торговец понял его намерение. Разгладив бороду, он степенно, взвешивая каждое слово,
заговорил о трудных временах:
– В банках паника. Деньги стали дешевыми. А золото мы раньше отдавали, когда на Гитлера
надеялись.
– Будет новая война, – напомнил Баймирза. – Против большевиков встанет весь мир.
Но старик твердил свое: плохие времена, все обнищали, надо подождать, как себя покажет Америка,
Англия.
Азими не вмешивался в разговор, но, взглянув на Махмуд-бека, кивнул в сторону двери: во дворе
нарастал шум. Видимо, с этой новостью, как всегда вовремя, появился слуга.
– Люди собрались! – объявил Азими и первым поднялся.
Все почтительно уступили дорогу Баймирзе Хаиту. И тот вновь расправил плечи и в сопровождении
состоятельных, уважаемых людей вышел на террасу.
Баймирза внимательно осмотрел переполненный двор, людей в довольно разнообразной, дешевой, в
основном потрепанной одежде и понял всю несостоятельность этой встречи. Просто очередная
пропагандистская речь, которая не даст никаких результатов. Он понимал, что в этом городе
туркестанских эмигрантов не так много. Но не ожидал, что состоятельные люди, с которыми он
встретился несколько минут назад, так с ним обойдутся.
Показная почтительность... Парадность...
Рядом с Баймирзой оказался мулла и протяжно, не очень искренне, как-то торопливо прочитал суру
из корана и, приподняв худые ладони к лицу, выдохнул:
– А-минь!
Разноликая толпа повторила вразнобой:
– А-минь! А-минь!
Пришло время выступать Махмуд-беку. Он, собственно, повторил те же лестные слова, которые
произносил несколько минут назад в адрес Баймирзы Хаита и Туркестанского комитета.
Речь Баймирзы была посвящена все той же борьбе за освобождение Туркестана, новой войне.
Махмуд-бек видел на лицах, особенно бедных эмигрантов, что не все слова, не все мысли Баймирзы
доходят до сознания.
201
Баймирзу просто рассматривали. Рассматривали его шикарный костюм, яркий галстук. Для бедных
людей это был совершенно чужой человек. А богатые, уже однажды связавшись с комитетом, на
старости лет не хотели бросаться в новую авантюру.
– Да, мы очень надеялись на Гитлера. Он дошел до Москвы. Оставался один бросок...
Баймирза сделал паузу, развел руками, давая понять, как подвел Гитлер.
И эту паузу нарушил чей-то громкий голос:
– Правда, что Москву защищали узбеки, таджики, туркмены?
Баймирза вздрогнул и стал разыскивать настороженным взглядом наглеца, осмелившегося перебить
его речь, да еще таким вопросом.
На какие-то секунды во дворе наступила небывалая тишина.
– Было, – глуховато произнес Баймирза Хаит, – есть еще отступники...
Но торжественность речи пропала. Представитель комитета невольно косился на рослого, видно,
грамотного, неглупого человека.
Баймирза уже без особого подъема рассказал о помощи Америки и Англии, о том, что на эту помощь
нужно отвечать делом, а не сидеть сложа руки.
Не выдержал Баймирза, упрекнул это сборище в бездействии.
И опять, воспользовавшись паузой, спросил уже знакомый голос:
– Америка, Англия даст нам работу, дом, хлеб?
Баймирза грубо ответил:
– Надо заслужить...
Концовка встречи с эмигрантами была скомкана, и Баймирза, простившись, резко повернулся и вошел
в дом. Странно, но за ним не поторопились двинуться солидные люди, кроме муллы. Солидные люди,
смешавшись с толпой, исчезли.
Баймирза сам налил холодного чая и жадно выпил. Потом с надеждой посмотрел на дверь. Но никто,
кроме молчаливого Азими, не вошел в мехмонхану.
– Пожалуйста, – учтиво показывая на дастархан, предложил хозяин. – Сейчас уже время обеда.
Он все-таки решил угостить гостя из Европы по-настоящему. Откуда-то доносился аппетитный запах.
Однако время обеда оттянулось, заглянул слуга и сообщил, что несколько человек желают поговорить
с господином Баймирзой Хаитом.
– Проси, – поморщился Азими.
Один за другим вошли четверо пожилых, но еще крепких мужчин. Махмуд-бек немного знал о них.
Были богаты, уважаемы. Сейчас, кроме злости, ничего у них за душой не осталось.
Азими смилостивился и приказал слуге подать горячий чай, а гостей пригласил за стол.
Заговорил один из них, словно боялся, что его перебьют или недослушают, заговорил резко,
отрывисто:
