Текст книги "До особого распоряжения"
Автор книги: Борис Пармузин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)
надеялся.
– Зачем же доверили?
Карим снова стал багроветь. Хотел даже подняться с ковра. Махмуд-бек успел махнуть рукой: сиди. В
это время вошел Шамсутдин с чайником и подносом, на котором глухо позвякивали тарелочки со
сладостями.
Небольшая пауза охладила Карима. Когда Шамсутдин вышел, Махмуд-бек переспросил:
– Зачем доверил? А кого еще можно взять? Кто из эмигрантов имеет авторитет и людей? Эти еще
ничего. Есть хуже, более подлые люди. Один Пулатходжаев...
При упоминании нового имени Карим замер.
– Пулатходжаев? – Вероятно, он слышал об этом человеке.
Махмуд-бек говорил о Пулатходжаеве как о ненадежном, подлом человеке. В характеристике Махмуд-
бека было мало конкретных фактов. Слишком откровенной была личная неприязнь. Это мог понять
Карим Мухамед.
– И Пулатходжаев здесь? – слишком поспешно спросил Карим.
– Здесь... Прячется в Старом караван-сарае. Долго охотился за нашими гостями.
– Так вот что у вас происходит. . – изображая равнодушие, сказал Карим Мухамед.
Он старался выглядеть спокойным. Маленькими глотками, словно боясь обжечься, пил остывший чай,
а в голове зрели планы. Новые отчаянные планы. Как азартный игрок, Карим Мухамед зарвался. Он
сейчас был способен на последнюю, самую отчаянную ставку. Конечно, между Пулатходжаевым и
Махмуд-беком своя, личная вражда. Но Пулатходжаев рвется к власти. Значит, у него есть люди...
– Если я найду людей? – в упор спросил Карим, считая, что Махмуд-бек тоже оскорблен поступком
кази Самата и курбаши Кадыра. Зачем он их будет теперь поддерживать? – Где оружие? – спросил Карим.
– В Северном городе. В караван-сарае. Пароль: «Воссоединение мусульман».
Карим сам налил еще пиалу чаю, выпил. Потом достал из-под халата завернутую в поясной платок
пачку денег.
– Вы больны, достопочтенный Махмуд-бек. Вам надо уехать отсюда. Вам нужно отдохнуть.
Махмуд-бек, помолчав, слегка кивнул:
– Пожалуй, вы правы, Карим... Желаю вам успеха...
Он чувствовал, что Фарида не спит. Старается дышать ровно, спокойно. Но не спит. Да и Махмуд-бек
в эту ночь не сможет заснуть. Он перебирает в памяти дела и встречи последних дней. Нужно было бы
увидеться с русским агрономом, попрощаться, сказать много добрых слов.
Махмуд-бек успокаивал себя; что он когда-нибудь пришлет записку, письмо, посыльного и скажет эти
добрые слова. Но, вероятно, человеку нужно другое: обыкновенное рукопожатие. Или, может быть,
совет: как выбраться из той дикой круговерти, в которую судьба занесла офицера царской армии,
честного человека.
Пока такого совета Махмуд-бек дать не сможет. Даже если они и увидятся. В узкое окошко
пробивается мутноватый свет луны. Наверное, по небу ползут легкие облака. Дует теплый, влажный
ветер.
Скоро весна... Настоящая весна, с цветами и солнцем.
Через четыре дня даже в бедных семьях будет выставлено угощение. Все лучшее, все последнее.
Соседи соберут деньги и обязательно сделают большой плов. Пусть он будет с редкими кусочками мяса,
но даже запах плова в тесных кварталах напомнит о празднике.
Поздно вечером ушел доктор. Махмуд-бек обратился к нему с последней просьбой: сообщить кому-
нибудь из правительственных чиновников, желающих выслужиться, О возможной стычке двух банд в
Северном городе.
– Туда переправлено много оружия... – сказал Махмуд-бек. – Ваши соседи создают банды.
– Господи, опять переворот. Опять тюрьму набьют людьми.
– Это действительно опасные люди. Из-за них могут пострадать невиновные. Тысячи невиновных...
– Кто стоит во главе?
– Кази Самат и Усманходжа Пулатходжаев.
159
Доктор молча кивнул: понятно. Потом спросил:
– А вы уезжаете?
– Завтра, дорогой друг, завтра на рассвете.
– Давайте я вас посмотрю.
– Я выдержу дорогу, – улыбнулся Махмуд-бек.
– Не сомневаюсь, – ответил доктор.
О делах они больше не говорили. Махмуд-бек только попросил в случае большой беды помочь вождю
племени. Доктор неопределенно пожал плечами:
– Мне кажется, что он решит свою судьбу сам. И очень скоро.
Они простились во дворе, Махмуд-бек и тюремный врач.
– Не нахожу слов благодарности... – сказал Махмуд-бек. Сказал и смутился...
– Их не нужно, слов... – доктор положил руку на плечо, еще сухое, костлявое, сжал.
– Эти тысячи людей, невиновных, – спросил он, – вы из-за них оставались? Боялись, что их втянут в
большую беду?
– Да, мой друг. . Из-за них.
– Вот что я хотел знать. И благодарить нужно вас. За этих людей, за их жизнь...
Доктор опустил голову. Он, как и Махмуд-бек, не любил высоких слов.
...Не может заснуть Махмуд-бек. Не спит Фарида, боится пошевелиться. Он протянул руку, погладил
ее по голове. Фарида рывком прижалась к нему. Махмуд-бек ощутил на щеке ее слезы.
– Что ты? Что ты? – тревожно спросил он.
– Не знаю. Но мне хорошо. Наконец мы уезжаем из этого города. Наконец-то...
Она еще не знает о новой дороге, о новых встречах. Махмуд-бек неумело, ладонью пытался стереть
ее слезы.
– Не надо. Перестань.
– Сейчас... – шептала она. – Мы едем в Самарканд?
– Еще нет, Фарида. Но ты успокойся. Скоро, очень скоро мы приедем в Самарканд.
– Я устала. Я всего боюсь. Каждого шороха...
Во дворе кто-то начал стучать.
– Это Шамсутдин... – Махмуд-бек попытался свести к шутке серьезный разговор, которого он боялся.
– Я устала, вы поймите... – продолжала плакать Фарида. – Очень устала.
Махмуд-бек успокаивал, говорил добрые слова. Он очень обрадовался стуку. Шамсутдин напомнил,
что пришло время вставать и собираться в дальнюю дорогу.
У «Ферганской чайханы» они остановились. Хозяин вынес узелок.
– Свежие лепешки... – И заговорщически подмигнул: в узле должен быть браунинг.
Редкие утренние посетители вышли проводить Махмуд-бека.
– Жаль, что вы уезжаете... – сказал незнакомый старик.
Махмуд-бек посмотрел на глубокие морщины, на слезящиеся глаза. Может быть, старик его с кем-
нибудь путает?
– Жаль... Вы были добры к людям.
Может, когда-нибудь Махмуд-бек оказал ему помощь, этому старику. Дал деньги или угостил... Он не
мог вспомнить.
У чайханы стояла небольшая толпа. Люди в старых халатах, в стоптанных сапогах. Бедные, нищие
люди... Одно знал Махмуд-бек: эти люди могут спокойно жить. Никто не сможет их втянуть в новую
страшную авантюру.
Махмуд-бек обнял старика:
– Спасибо, отец. Я вас долго буду помнить.
– Счастливого пути тебе, сынок...
Толпа молчала.
Махмуд-бек забрался в повозку. Шамсутдин стегнул ленивую лошадь. Зацокали копыта по пустынной
улице. Рядом с повозкой шел чайханщик.
Вдруг Махмуд-бек почувствовал чей-то взгляд, внимательный, настороженный взгляд. За толпой,
прислонившись спиной к стене чайханы, стоял один из братьев Асимовых. Тот самый, старший, Шукур.
Лошадь неторопливо свернула на большую дорогу.
– Возвращайся... – сказал чайханщику Махмуд-бек. – Еще раз спасибо за все...
Чайханщик вытер рукавом халата лицо.
Махмуд-бек попросил Шамсутдина остановить павозку. Посмотрев на растерянное, беспомощное
лицо чайханщика, Махмуд-бек решился сказать и ему о том главном, чем жил эти дни.
– Об одном прошу, не верь кази Самату, не верь Пулатходжаеву, курбаши Кадыру. Не верь... Это
опасные люди. И пусть об этом узнают другие.
– Узнают. . – ответил чайханщик. – Я сделаю все, чтобы нас больше не обманули. Счастливо тебе.
Чайханщик резко повернулся и пошел назад. Повозка двинулась. Вновь зацокали копыта. Было очень
рано. Фарида поправила теплый платок.
Махмуд-бек смотрел на город, который еще спал. На город, где прошло несколько лет, тяжелых,
напряженных. На сколько лет он постарел? Трудно, невозможно подсчитать...
160
Уже за городом, у какого-то рва, Махмуд-бек вытащил из узелка браунинг и передал Шамсутдину.
Остановив повозку, Шамсутдин завернул его в тряпку и швырнул в ров.
Впереди была новая страна... Были новые, совсем непредвиденные встречи.
Из рукописи Махмуд-бека Садыкова
Я знал, что борьба с басмачеством велась не только в открытом бою. В отряды басмачей попадали
люди часто не по своей воле. Враги Советской власти использовали для этого все: угрозу, шантаж,
обман. Нужно было рассказывать обманутым о новой жизни, которую несет Советская власть. Это
важное, хотя и очень опасное, дело выполняли смелые, самоотверженные люди. Они уходили в стан
врага, встречались с вожаками мелких отрядов. Просто и доходчиво говорили о бессмысленности
схваток, в которых гибли люди, мирные жители.
Соглашение о переходе на сторону Красной Армии подписал 7 марта 1920 года Мадамин-бек. Его
отряды влились в состав Тюркской конной бригады. Сам Мадамин-бек дал обещание советским органам
склонить ферганских басмачей на сторону новой власти. Он выехал на переговоры с Курширматом в
Учкурган.
В качестве парламентера от командования Ферганского фронта с Мадамин-беком отправился
командир Сергей Сухов.
Как и было обговорено раньше, Курширмат принял посланцев советского командования.
Начались переговоры... Но долго играть роль «доброго хозяина» Курширмат не мог. По его знаку один
из нукеров убил Мадамин-бека. Не прошло и минуты, как голова Мадамин-бека лежала у ног
Курширмата.
Сергей Сухов отбивался от басмачей сначала рукояткой нагана, потом начал их расстреливать в упор.
А когда он, приставив наган к виску, нажал курок, последовал лишь щелчок. Патронов уже не было.
По приказу Курширмата избитого командира привязали к хвосту полудикой лошади. Два бандита
стали бить лошадь, она помчалась, волоча по камням тело командира.
...В июле 1920 года Курширмат создал так называемую мусульманскую армию, насчитывавшую 6000
сабель. Он мечтал объединиться с войсками эмира Бухары.
На борьбу с Курширматом двинулись не только части Красной Армии, но и добровольческие отряды
из местных жителей. Одним из отрядов руководил Юлдаш Ахунбабаев, впоследствии Председатель
Президиума Верховного Совета Узбекской ССР.
Рядовые басмачи разглядели настоящее лицо Курширмата и ему подобных курбаши. Начался
массовый переход на сторону Советской власти.
Только с 1 июня 1922 года по 1 января 1923 года добровольно перешли, передав все имевшееся у них
оружие и боеприпасы в Ферганской области, 88 курбаши и 1495 рядовых, а в Самаркандской области -
21 курбаши и 549 рядовых.
Срывалась «священная война», о которой мечтали баи и духовники, белогвардейские офицеры и
посланцы иностранных держав.
Оставшиеся враги бежали за рубежи родины, жили в ожидании новых событий, авантюр, которые, как
правило, заканчивались крахом.
СТЕПНЫЕ КОСТРЫ
Такие хутора можно было встретить в Хорезме. Только там обязательно над глинобитным,
приземистым «дворцом», с многочисленными хозяйственными постройками, поднималась огромная
пирамида карагача.
Кони сами чувствовали приближение жилища. Они безошибочно двигались в сторону, откуда вскоре
ветер доносил запахи скошенной, подсохшей травы и дыма.
На рассвете догорали костры. Два костра, как и обещал вождь... Здесь ждали Махмуд-бека.
Дом стоял на краю степи, прижавшись к земле, будто защищаясь от степных бурь, внезапных
песчаных вихрей. Сейчас дом, раскрыв все двери, спокойно грелся на весеннем, добром солнце.
Хозяин безучастно ожидал у ворот путников. Он не будет их расспрашивать о дороге и делах, которые
сорвали этих незнакомых ему людей с родного места. Долг хозяина встретить путников, дать им приют,
напоить водой.
Степняки в быту неприхотливы... В мрачноватых комнатах с земляным полом не увидишь текинских
ковров. Богатство человека определяется количеством овец. И хозяину всегда приятно, если гости
смотрят на загон, где топчется беспокойное стадо.
В доме есть молоко, каймак, сыр. Конечно, есть и хлеб. Это был тот самый дом, где должен
остановиться Махмуд-бек Садыков.
Хозяин щедро выделил гостям две комнаты и двинулся к очагу, чтобы приготовить обильное
угощение.
Махмуд-бек не стал расспрашивать старика, когда сюда приедут люди, которых он должен увидеть.
Возможно, через час, возможно, дней через десять.
В степи новости распространяются быстро. Но решение степняк принимает медленно. Да и куда
спешить... Время ползет по степи, не оставляя особого следа.
161
Где-то здесь пролегла государственная граница. Но кто точно знает, на какой стороне границы стоит
хотя бы этот дом, с просторным загоном для скота?
В больших городах, в богатых кабинетах люди решают вопросы переворотов, пограничных
конфликтов, захвата чужих земель. А здесь широкий, вольный простор. Спокойно живет старый скотовод.
Он знает лишь родных, людей своего племени, вождя... И всем в округе известно, что этот старик из
гордого, сильного племени.
Махмуд-бек с Фаридой поселились, пожалуй, в самой просторной из комнат. Земляной пол был
покрыт большим плотным паласом с выцветшим узором.
Мастера поработали над этим паласом на славу. Он еще долго будет служить людям... А что касается
красоты... Зачем она в степи, где человек поднимается засветло и ложится в темноте. При огоньке
коптилки не заметишь тонкого узора.
Фарида поправила коптилку на пыльной полочке в нише стены, слегка дотронулась до посуды. Только
провела пальцем: тоже пыль. Потом вопросительно посмотрела на мужа.
– Ненадолго, родная... Отдохнем. Здесь тишина.
Фарида понимала, что остановились они не для отдыха.
Вошел Шамсутдин. Он нес две касы с кислым молоком. На каждой касе лежало по большой круглой
лепешке. Шамсутдин растерянно огляделся: ни стола, ни хан-тахты, даже самой примитивной. Одни
полки в нишах.
– Сейчас, – спохватилась Фарида. – Подождите.
Она достала из узла скатерть, расстелила на паласе, расправила края, разгладив их ладонью. -
Давайте...
Она сама поставила касы на дастархан. Сделала это с какой-то веселой легкостью, давая Махмуд-
беку понять, что все в порядке, что и в этой комнате жить не страшно. Фарида развернула холодное
мясо, казы, сладости – все те припасы, которые остались после дальней дороги.
От этой повседневной, будничной картины Махмуд-беку стало легко. Он не выдержал и весело потер
ладони, как это делает мужчина, стосковавшийся по хорошей, вкусной еде.
Молоко было густым, вкусным, больше походило на каймак.
– Такого в городе не найдешь... – со знанием дела сказал Махмуд-бек.
– Да... – коротко согласилась Фарида.
– Заживем с тобой здесь, как на курорте.
Фарида подняла, голову:
– А что такое курорт?
– Ну... – замялся Махмуд-бек. – Ну, как тебе объяснить... – Он рассмеялся... В степи, где непонятно
даже, в какой ты находишься стране, рассказать о том, что такое курорт, было очень сложно. Да он и сам
толком о нем не знал.
Сын вождя приехал на двенадцатый день. За это время Махмуд-бек основательно отдохнул. Лицо
загорело, посвежело. Он смог ответить на крепкое рукопожатие.
Они вошли в комнату. Хозяин накрыл дастархан, молча сел в центре, подождал, когда усядутся гости
и стал читать строки корана. Это была память, молитва об умершем – о вожде, славном, большом
человеке. О человеке, который сам распорядился своей жизнью.
Старик поднял ладони к лицу... Подняли ладони, ожидая последних слов молитвы, Махмуд-бек и сын
вождя.
– А-аминь... – заключил старик.
Он задержался ради приличия на две-три минуты, лениво пожевал кусочек лепешки, еще раз поднял
ладони, пошевелил губами, словно про себя повторил строку, и легко, как-то пружинисто, встал. Махмуд-
бек и сын вождя остались одни.
Нужно было начинать нелегкий разговор. Махмуд-бек представлял себе сына вождя совсем другим -
резким, вспыльчивым, нетерпеливо сжимавшим кулаки, готовым немедленно учинить расправу над
врагами отца, подняться против правительства страны. А этот высокий юноша был спокоен. Сложив
руки, он ждал, когда заговорит гость, старший по возрасту человек.
– Отец решил все сам... – сказал Махмуд-бек. – Он долго думал над твоей судьбой, над судьбой
племени.
Соглашаясь, сын вождя слегка кивнул. Наверное, его били. След от плетки, правда, был едва
заметен. Но сейчас он проступил красным рубцом. Это единственное, что выдало волнение юноши.
– Отец сожалел, – продолжал Махмуд-бек, – сожалел о стычках с правительственными войсками.
– Это была провокация... – коротко сказал юноша.
Махмуд-бек знал о том, что вождь отдавал сына в хорошие учебные заведения столицы. Однако он
все-таки не ожидал услышать таких здравых суждений.
– Спровоцировал один из чиновников, – продолжал молодой вождь. – А чиновник этот – не страна и
даже не правительство. Это был корыстный человек. Он во всем виноват. И он будет наказан по законам
нашего племени.
Махмуд-бек старался не высказывать удивления. Он давно откровенно не говорил с таким умным,
спокойным собеседником.
162
– Между племенами распри с давних времен. Иногда они возникали из-за чепухи. Даже древние
старики не знают причин. Отец не любил вмешиваться в чужие дела. И в наши дела никто не
вмешивался.
– Я об этом догадывался... – сказал Махмуд-бек.
– Вы многое знаете, господин. Чиновник наложил на нас дань. Будто от имени правительства. А когда
мы отказались платить, – мы никогда не платили! – он обвинил отца в нападении на войска.
– Такой случай был... – вспомнил Махмуд-бек.
– Был, – кивнул молодой вождь. – Это сделало племя, с которым мы враждуем. А обвинили нас! Разве
не провокация?
– Провокация... – согласился Махмуд-бек.
– Он разжигает междоусобицы... – продолжал молодой вождь. – Но я не буду мстить этому племени,
неграмотным, обманутым людям, не буду, конечно, мстить правительству. Виноват один чиновник -
провокатор и предатель.
– Предатель?
– Да... – твердо сказал молодой вождь. – Он хотел, чтобы мы помогли соседям в государственном
перевороте. Эти люди, с той стороны, пришли к отцу.
– Я с ними встречался...
– Я знаю, господин. Они мечтали втянуть в переворот и ваших эмигрантов.
– По-моему, сорвалось?
– Сорвалось... В Северном городе схватились две шайки эмигрантов. Они почти перебили друг друга.
Оставшиеся в живых будут осуждены. Но тысячи простых людей обретут покой...
Иногда в разговоре звучали высокопарные фразы. Это, наверное, шло от преподавателей, у которых
учился юноша.
Природа наделила этого юношу тактом, способностью трезво, без горячки, оценивать обстановку и
принимать твердые решения.
– Но все-таки ваше племя связано с антигосударственными организациями, с чужеземцами...
– Вы имеете в виду проводников? – спросил молодой вождь.
– Да...
– Ходили. Мы давали людей. Отец завещал, чтобы больше этого не делать. Я теперь и сам понимаю,
что нам нет смысла связываться с разведками чужих стран.
Махмуд-бек улыбнулся:
– Но мне ваш отец обещал помочь.
– Мы поможем... – сказал молодой вождь. – Я не знаю причин, которые побудили вас идти в горы, но
верю вам. Вы не принесете беды людям.
– Обещаю.
– Я верю... – повторил молодой вождь.
Он сидел так же гордо, величественно, как его отец. Юноша не позировал и не подражал никому. Он
очень был похож на отца. И отличался от него тем, что не только научился читать и писать, а и
разбираться в сложной обстановке своей страны и соседних государств.
Три дня прожил молодой вождь в доме одинокого чабана. И каждый день он беседовал с Махмуд-
беком. Разговоры касались не только взаимоотношений племен и положения в стране.
Но ни разу, ни одним словом молодой вождь не обмолвился о смерти отца. Он говорил об отце, как о
живом человеке, с которым совсем недавно виделся, советовался по всем вопросам жизни своего
племени.
Махмуд-бек все-таки спросил о последнем дне старого вождя.
– Когда меня выкрали, – опустив голову, глухо сказал юноша, – отцу передали это сообщение вместе с
ножом. Он сам... Быстро, не раздумывая. Он давно так решил. Он даже предупредил тюремного доктора.
Он ему поверил. Наверное, из-за вас...
Воспользовавшись откровением молодого вождя, Махмуд-бек спросил о событиях, которые
разыгрались в Северном городе.
– Я знаю только о стычке двух банд. Но мы скоро узнаем подробнее. Если это вам нужно.
– Нужно.
– Хорошо. Я пошлю человека... – пообещал молодой вождь.
Курбаши Кадыр первым прибыл в Северный город. Индус, хозяин мелочной лавчонки, прижившийся в
тихом месте, с почтением встретил долгожданного гостя. Караван с оружием пришел несколько дней
назад. Тяжелые, громоздкие тюки и ящики были аккуратно сложены в пустых худжрах.
Хозяин караван-сарая испуганно разглядывал новый товар. Даже он, недалекий человек, понял, какая
опасность нависла над его тихой, спокойной жизнью. Молчаливый индус превратил его в обыкновенного
покорного слугу. Индус слишком хорошо платил. И теперь было не ясно, кто хозяин в караван-сарае.
Сгрузив опасный товар, караван сразу же, без обычного в таких случаях отдыха, ушел в сторону
границы.
И вскоре появилась шумная банда курбаши Кадыра. Проходя мимо хозяина караван-сарая, курбаши
слегка, но с нескрываемым презрением ткнул камчой в огромный живот.
163
– Убери бурдюк. А то случайно выпустим жир...
Хозяин удалился в свою худжру и стал молить аллаха о возвращении спокойной, пусть бедной, жизни.
Между молитвой он находил возможность послать очередное проклятие покойному муфтию Садретдин-
хану, с которого начались все несчастья в благопристойном городе. Тень Садретдин-хана по ночам в
караван-сарае не давала покоя мирным мусульманам.
Люди курбаши Кадыра вскрывали ящики, восхищаясь, подкидывали новенькие винтовки, ловко
щелкали затворами. Когда хозяин караван-сарая вновь показался во дворе, один из бандитов
демонстративно прицелился в толстяка и громко скомандовал:
– Руки!
Хозяин потянул толстые ладони вверх, а бандиты, довольные шуткой, расхохотались. Одно
успокаивало хозяина, что шайка долго не задержится в караван-сарае и в крайнем случае завтра уйдет.
Но банда не успела уйти...
На рассвете ворвалась во двор другая шайка таких же головорезов. Они в упор расстреливали людей
курбаши Кадыра, которые испуганно выбегали из худжр. Кое-кто успел прийти в себя, схватиться за
оружие. Началась беспорядочная перестрелка.
Стремительность, внезапность налета помогли банде Карима Мухамеда одержать победу. Курбаши
Кадыр был убит в перестрелке. Оставшиеся в живых басмачи жались к глинобитным стенам, ожидая
своей участи.
Рядом с Каримом Мухамедом стоял Шукур Асимов. Они с усмешкой рассматривали пленных.
– Ну что с вами делать? – спросил Карим Мухамед и уже серьезно задал вопрос: – Кто согласен
служить великому делу?
Не все поняли, что это за «великое дело», которому надо служить. Поняли одно – можно спасти жизнь.
– Согласны! – раздались нестройные голоса. – Согласны!
– Дадите клятву… На коране... – решил Карим Мухамед. Но клятву дать они не успели. На караван-
сарай надвигались плотные ряды всадников. Шукур Асимов выхватил маузер. Но Карим Мухамед
остановил горячего помощника одним движением руки:
– Не надо. Разве не видишь!
Сопротивляться правительственным войскам было бесполезно. Шукур Асимов попятился назад. Он
медленно двигался к стене и вдруг исчез в каком-то проеме.
Среди арестованных бандитов Шукура не оказалось. Карим Мухамед позавидовал хитрому, ловкому
помощнику. Потом с горечью плюнул:
– Сволочь! Бросил! А Пулатходжаев заверял, что грудью прикроет. .
Со злости он первым назвал на допросе имена Усманходжи Пулатходжаева и кази Самата – самых
опасных людей, которые толкнули его на государственное преступление.
В «Гранд-отеле» жили почти одни иностранцы. Махмуд-бек осторожно шел по мягким, дорогим
коврам, подавляя желание остановиться и как следует осмотреться по сторонам. Трудно сразу
привыкнуть к богатой обстановке, к развязным, шумным американцам, к сдержанным англичанам, к
смущенным таким окружением восточным купцам.
Купцы с удовольствием бросились бы в первый попавшийся караван-сарай и наслаждались бы
обычной сутолокой, жирной едой, привычными соседями.
Неловко себя чувствовали купцы... Но надо потерпеть несколько дней. Потом и они смогут рассказать
землякам о роскоши, в которую довелось им окунуться. Купцы давали слишком щедрые чаевые.
Официанты и слуги кланялись, но особого почтения и страха не испытывали, как, например, перед
англичанами.
Много десятилетий страной правила Великобритания. И в таких гостиницах, как «Гранд-отель»,
конечно, были установлены законы «доброй старой Англии». Это только в военное время законы
нарушались появлением шумных или очень робких посетителей.
Фарида боялась выходить из номера. Она даже боялась прикоснуться к дорогой мебели, к черному
непонятному аппарату, который называли телефоном.
Ее поведение веселило Махмуд-бека. Он показывал на сверкающую отделку ванной, словно фокусник
крутил краны... И свежая, чистая вода, совсем не похожая на ту мутную из арыков и водоемов, хлестала
по мрамору.
Завтрак, обед, ужин приносил молчаливый слуга на широком подносе. Он ловко расставлял посуду,
раскладывал ножи, вилки, ложки... И так было много этой посуды, что не только Фарида, но и Махмуд-бек
терялся.
– Ничего, – смеялся он, – привыкнем и к такой жизни.
А Фарида с тоской смотрела на мужа. И был в главах один и тот же вопрос: когда мы поедем домой, в
Самарканд.
Махмуд-бек старательно избегал очередного разговора с Фаридой.
Но в «Гранд-отеле», в дорогом двухкомнатном номере, где не было слышно чужих шагов и стояла
непонятная, даже пугающая, чужая тишина, она ночью заплакала. Прижавшись к мужу, Фарида не
смогла сдержать слезы, ее била мелкая дрожь.
Все было у нее в жизни за это короткое время. Она видела Махмуд-бека молодым, стройным
человеком. Видела его в цепях, старым и больным... Они жили в тесных глинобитных домах с земляным
164
полом... А эти белоснежные простыни, мягкая постель, эти ковры и молчаливый слуга ее испугали. Она
почувствовала новую угрозу над жизнью любимого человека.
– Уедем! – сквозь слезы шептала она. – Уедем отсюда! Мне нельзя... больше...
– Почему? – насторожившись и не понимая последней фразы, спросил Махмуд-бек.
– Нельзя. У меня будет ребенок...
Она сообщила об этом торопливо и, повернувшись, уткнулась в подушку. Махмуд-бек гладил
открытые плечи и ласково успокаивал:
– Все будет в порядке. Все будет хорошо… Только успокойся! Только успокойся!
На следующий день пришел Аскарали. Фарида с надеждой посмотрела на старого друга: что он
скажет, Аскарали был весел. Он обнимал Махмуд-бека, хлопал его по спине.
– Совсем молодцом стал. Совсем богатырь...
Махмуд-бек и в лучшие времена был худощав, невысок ростом – словом не выглядел богатырем. Но
похвала друга ободрила его: значит, все в порядке, значит, ему предстоит довести дело до конца. Фарида
разочарованно вздохнула и ушла в спальню, прикрыв за собой дверь.
– Обедал? – спросил Махмуд-бек и потянул руку и звонку.
– Все! Все в порядке. Я, к сожалению, на несколько минут.
– Опять на несколько...
– Да. О твоем приезде сегодня же станет известно среди эмигрантов. У нас больше не будет времени
как следует поговорить. – Аскарали положил на стол пачку газет. Махмуд-бек невольно потянулся к ней. -
Потом. Я оставлю. Там, кстати, есть номер журнала «Милий Туркистон». Тебе будет любопытно узнать,
чем живет Туркестанский комитет в Берлине. Это уже шестидесятый номер...
– Развернулись...
– Узнаешь... – односложно ответил Аскарали. – Итак...
– Я еду через две недели. Этот срок определил молодой вождь.
Аскарали вытащил карту.
– Показывай.
– Меня будут ждать в селении. Вот здесь. Человек из его племени. – Махмуд-бек замялся. -
Шамсутдина придется оставить с Фаридой.
Аскарали непонимающе смотрел на друга.
– Тут. . – покраснев, как мальчишка, пробормотал Махмуд-бек. – Дело в том... У нас, наверное, будет. .
– Сын! – не сдержался Аскарали. – Вот и хорошо! Замечательно!
– Тише! – умоляюще прошептал Махмуд-бек, глазами показывая на дверь спальни.
Аскарали кивнул, поднял ладонь: понимаю, понимаю.
– Ничего, – сказал он. – Снимем здесь квартиру. Или отправить? Ну, в Турцию...
– Не поедет. . – уверенно сказал Махмуд-бек.
– Тогда будет ждать здесь. А ты пойдешь один. У тебя, надеюсь, будет сильный, преданный спутник.
– Да... Молодой вождь не должен подвести.
– Значит, через две недели? – зачем-то переспросил Аскарали.
– Через две... Сойдет снег в горах. Сейчас дороги закрыты.
– Через неделю, – вдруг твердо заявил Аскарали.
– Почему?
– Потому что здесь... – Аскарали показал на карту. – Вот здесь... Фирма «Моррисон» строит
водохранилище. Здесь живут и наши туркестанцы. Совсем рядом. Фирма не только строит. Кое-кто из
работников фирмы занят подбором кадров для заброски к нам. Кого-то они, кажется, нашли. Возьми его
с собой. Доведи до Джанибека.
– Придется...
– Ну вот и все. Я тоже буду ждать тебя. А сейчас из всей этой пачки можешь посмотреть одну газету.
По торжествующему тону Махмуд-бек понял, какой подарок ему преподнес Аскарали.
Махмуд-бек быстро нашел «Правду». На первой странице был приказ Верховного
Главнокомандующего. «...Войска 8-го и 2-го Украинских фронтов овладели столицей Австрии Веной...»
– А как выглядит салют? – спросил Махмуд-бек.
– Не знаю... – сказал Аскарали. – Наверное, красиво.
Махмуд-бек жадно читал сообщения из городов страны. И вдруг – Самарканд... Завод «Красный
двигатель» перевыполнил план... Фамилии комсомольцев. Наверное, совсем молодые ребята.
Сколько прошло минут? Сколько часов? Махмуд-бек увидел протянутую руку Аскарали. Друг
осторожно отнимал газету:
– Все! Все!
– Я потом уничтожу! – поклялся Махмуд-бек.
– Мне будет спокойнее, если я ее унесу... Все!
Короткая встреча с Родиной. Именно – все! Через неделю снова степь. Сигнальные костры. У костров
будут ждать новые, незнакомые люди...
Один из инженеров фирмы «Моррисон» сам пришел в поселок эмигрантов. Он искал встречи с
Махмуд-беком.
165
В маленькой комнатке шел разговор о судьбах мира, о большой, страшной войне. Инженер заглянул в
открытую дверь. Недалеко от дома плясало пламя костра.
– Видите, без конца человек подбрасывает саксаул в огонь. Иначе даже чаю не вскипятишь...
И он, довольный сравнением, засмеялся.
– Надо подбрасывать... – согласился Махмуд-бек.
Начало серьезному разговору было положено.
– Мы о вас немного знаем, – сказал инженер. – Поэтому я так смело пришел к вам.
Махмуд-бек опустил голову.
– Один вы не сможете долго удерживать огонь.
– Не смогу... – опять согласился Махмуд-бек.
– Вам нужна помощь сильных друзей.
– Они нас часто подводили.
– Увы! – развел руками инженер. – Такова жизнь. Иногда люди подводят не по своей воле.
– Бывает.
– Вы с моими друзьями уже встречались, – деловито продолжал инженер. – Думаю, что наша дружба
продолжится.
– Хорошо бы...
– Вы идете в горы?
Махмуд-бек промолчал.
– Это, конечно, ваше дело. В него мы не вмешиваемся...
Они всю жизнь, всю долгую историю вмешивались в чужие дела. Об этом Махмуд-бек тоже
промолчал.
– Возьмите человека, – попросил инженер. – Помогите перебраться через горы туда, к Советам.
– Я подумаю...
– Подумайте, – спокойно согласился инженер.
Как и предполагал Махмуд-бек, инженер оставил деньги на «святое, великое дело».
