Текст книги "До особого распоряжения"
Автор книги: Борис Пармузин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)
Проводник не высказал удивления, что с ними пойдет третий человек. Он беспрекословно подчинялся
Махмуд-беку, выполняя приказ молодого вождя.
– Будет труднее... – сказал он. – К Живому Богу его не следует вести.
– Ты прав, – ответил Махмуд-бек.
Третий путник догнал Махмуд-бека через день.
– Я от «Моррисонов», – представился парень.
Махмуд-бек видел его в поселке мельком. Он даже не подумал, что выбор падет на этого тихого,
ничем не приметного парня. За всю дорогу парень не проронил ни слова, даже старался не смотреть на
Махмуд-бека, будто пытался скрыть свою неприязнь.
Насколько хорошо Махмуд-бек стал разбираться в людях, тот парень, кажется, решил перехитрить
своих «Моррисонов». Ему просто нужно отсюда уйти. Нужно добраться до родной земли.
Это пока было только предположение.
Из рукописи Махмуд-бека Садыкова
О положении на фронте в последние месяцы Великой Отечественной войны я получал информации
из местных газет, от сведущих людей. Но о том, что происходит в тылу, в моей республике, я знал очень
мало. Сведения до меня доходили редко, особенно в тюрьму.
Впоследствии по газетам прошлых лет и особенно из поездок по Узбекистану я мог представить, какие
огромные работы велись во всех уголках родного края.
В тяжелый 1943 год Узбекистан приступил к строительству одной из крупнейших в СССР
гидроэлектростанций – Фархадской ГЭС.
Вот короткое сообщение в одном из номеров республиканской газеты:
«Усилиями молодежных бригад был подготовлен котлован, потребовавший выемки 100 тысяч
кубометров земляных работ и кладки свыше 20 тысяч кубометров бетона».
Примеры высокого патриотизма, стойкости и воли приводятся в коротких информациях.
На строительство Нижнебозсуйской ГЭС пришел Алимджан Карабаев. В боях с немецко-фашистскими
захватчиками комсомолец лишился зрения. Никакие уговоры не могли изменить решение Алимджана.
Он настоял на своем и получил работу по выемке земли.
В сводках о сборе хлопка указывались сотни фамилий комсомольцев и коммунистов, сдавших в 1944
году по 10 000 и более килограммов «белого золота». Это при ручном сборе.
Поэт Султан Джура, которого я хорошо знал в юности, погиб за освобождение Белоруссии. Он
присылал с передовой в Узбекистан стихи о весне, о людях, которые помогают фронту своим трудом.
Так в эти тяжелые годы жила моя республика.
ГОРНЫЕ ТРОПЫ
Они поднимались неторопливо...
166
Цокали копыта маленьких лохматых лошадей. Неказистые на вид животные были выносливыми,
чуткими. Не обращая внимания на клокочущую воду, которая пенилась тут же рядом, на стремительные,
жутковатые обрывы, лошади находили надежный путь. Полностью доверившись их чутью и
осторожности, дремал в седле проводник. Дремал как-то странно. Он сидел прямо, вытянувшись, ни разу
не покачнулся и не склонил голову.
Проводнику лет двадцать пять. Он, наверное, вырос в седле и не впервые пускается в такой долгий,
опасный путь.
На перевалах едва заметные извилистые тропки расползались в разные стороны. Не было случая,
чтобы проводник задумался хотя бы на минуту. Он точно, безошибочно выбирал нужную. Махмуд-бек
хотел спросить, в который раз тот идет к Живому Богу, но удержался.
Проводник разговаривал мало. А о делах вообще молчал. Он понравился Махмуд-беку с первого дня
знакомства, когда внизу, в небольшом поселке, они вместе покупали этих лошадей. Выбирал проводник.
Он не хлопал лошадей, не трепал их гривы, не рассматривал зубы, а просто погладил одну по шее и
остался доволен:
– Хорошие... – коротко определил проводник. – Надо покупать. – Потом спросил о цене и, услышав
ответ, опять коротко сказал: – Надо платить.
Хозяин, получив деньги, бережно спрятал их в поясной платок, прочитал молитву и пожелал путникам
счастливого пути. Потом передал завернутый в грязноватую тряпицу солидный комок местного сыра.
Проводник, вероятно, почувствовал недоумение Махмуд-бека по поводу этой сделки, прошедшей
несуетно и быстро.
– Здесь честные люди, – позже объяснил он. – Хорошие люди. Не такие, как в городе. Эти лошади
стоят ваших денег.
Третий спутник молча выложил нужную сумму за свою лошадь. Расплачивался он небрежно, будто
всю жизнь так ловко орудовал солидными ассигнациями.
– Хозяин даже не пересчитал деньги, – потом вспомнил проводник. – Он тоже привык верить людям.
Молодой вождь дал Махмуд-беку не только сильного, опытного, но и умного проводника.
– Не слишком ли медленно мы двигаемся? – однажды спросил Махмуд-бек.
– Мы идем вслед за весной... – ответил проводник. – Она в горах не спешит. .
Он даже сам не почувствовал, сколько поэзии было в его ответе.
Травы упрямо, но с какой-то опаской, еще не доверяя первым теплым лучам, пробивались, лезли из-
под камней, из угрюмых, сырых расщелин. А дальше уже покачивались голубоватые, синие, желтые
цветы. Краски становились сочными, яркими... По торопливым ручьям, по бешеному рокоту небольших
пенистых речек проводник определял, что творится там, на высоте. Весна настойчиво и все смелее
будила этот край.
На привалах лошади возбужденно встряхивали лохматыми гривами, жадно раздувая ноздри, тянулись
к свежей траве. За зиму им надоело хрустеть сеном.
Трава была напоена весенними ливнями, соками пробудившихся гор. Махмуд-бек сорвал несколько
травинок, сжал пальцами и почувствовал, как скользнули капли...
Портил настроение третий спутник. Чувствовалось, что он не нравится и проводнику, хотя тот
открытого неудовольствия ни разу не высказал.
На привалах спутник устраивался в сторонке, разворачивал свой узелок с продуктами. И почему-то,
хотя никто его не торопил, жадно ел, запивая холодной водой жирную баранину.
А проводник молча разжигал костер, в потемневшем кумгане кипятил чай. Покосившись на Махмуд-
бека и словно получив его молчаливое согласие, он подносил пиалу угрюмому, странному юноше.
Разве так люди ведут себя в длинной, опасной дороге! Смешной человек... Он так может погибнуть,
если останется один. И никому не нужна его баранина. Смешной... От чая отказывается.
Казалось, что все это хочется проводнику высказать вслух. Но он никогда не вмешивается в чужие
дела, да еще в присутствии старшего, в присутствии человека, которому он обязан служить.
– Как тебя зовут? – спросил Махмуд-бек у странного спутника.
Тот испуганно замигал. Он боялся, что за первым вопросом мог последовать второй, третий...
– Адхам, – прошептал он.
– Узбек?
– Да.
– Почему же ты забыл обычаи своего народа? – вздохнул Махмуд-бек.
– Какие? – растерянно спросил Адхам.
– Эх ты... Разве об обычаях народа рассказывают. Их от матери, от отца перенимают.
Адхам опустил голову:
– Я не помню ни матери, ни отца.
Махмуд-бек взял у проводника пиалу с чаем, выплеснул его, налил свежего, горячего и спокойно
предложил:
– Выпей чай, Адхам, уже становится прохладно.
Юноша поднялся, нерешительно шагнул к Махмуд-беку и взял пиалу.
Третью ночь они провели в горах. Махмуд-бек чувствовал, как ноет правая нога. Его врач
предупреждал: опасаться сырости.
167
– Поселки впереди будут? – спросил Махмуд-бек.
– Мы их обойдем, – просто объяснил проводник.
– Почему?
– Там сейчас много чужих людей.
Махмуд-бек понял, о ком говорит проводник. Но что здесь делают англичане, американцы?
Проводник пнул ногой первый попавшийся камень.
– Собирают кусочки вот от таких. От скал тоже...
Конечно, не хотелось бы встречаться с чужими людьми. Но вместе с тем следовало взглянуть на этих
«геологов», на их работу. Слишком близко они подходят к границе.
– Знаешь что, – сказал Махмуд-бек, – пойдем через поселки.
– Хорошо, хозяин, – согласился проводник, – там дорога лучше.
Дорога была такой же трудной, еле заметной. Но к вечеру они почувствовали запах дыма, услышали
далекое, приглушенное блеяние овец. У огромного валуна проводник остановил группу.
– Видите! – показал он камчой вперед.
Махмуд-бек ничего не видел. Он смотрел до рези в глазах, но перед ним вставал лишь туман.
– Что там? – спросил Махмуд-бек.
– Человек. В руках дурбин. – Проводник засмеялся: – Я раньше верил, что в дурбин можно все увидеть.
Через горы... А мы сейчас так пройдем, что англичанин не заметит нас.
О силе обыкновенного бинокля проводник, наверное, слышал от памирцев. Здесь рождались легенды
о волшебных свойствах дурбина, через стеклышки которого можно увидеть даже сказочную страну. По-
разному называется эта страна у язгулямцев, ваханцев, шугнанцев, сарыкольцев. Одни называют страну
Шаполь, другие – Шапот, третьи – Шпал.
– Ты видел... ее? – улыбнулся Махмуд-бек.
– Не-е, – протянул проводник. – Я вижу очень далеко без дурбина. Нет такой страны...
– Она есть, – сказал Махмуд-бек.
– Где? – весело спросил проводник.
– У каждого своя, родная.
Проводник пожал плечами. Адхам слышал весь разговор, но даже не повернулся.
О какой стране думает он? Неужели юноша действительно ждет той минуты, когда перейдет границу?
Несколько раз Махмуд-бек замечал, как Адхам жадно рассматривал границу, привставая на стременах.
За долгие годы на чужбине Махмуд-бек часто провожал людей на советскую сторону. Какой бы
выдержкой и храбростью они ни отличались, подходя к границе, выдавали себя беспокойством,
тревожным состоянием. Вот и Адхам так же выдает себя. Он очень хочет вырваться из чужого мира. Но
Махмуд-бек не может еще поверить этому юноше.
Адхам может, конечно, пригодиться. Как он старательно запоминает каждое слово Махмуд-бека. Пусть
запоминает. .
Возможно, пока Махмуд-бек спустится с гор, его молодой спутник выложит все чекистам о скрытых
тропах, о становище Джанибека-кази.
Пусть запоминает. .
Нога болела. Проводник заметил это по лицу Махмуд-бека.
В теплом, пропахшем дымом доме с низкими законченными потолками было уютно и спокойно.
– Я позову мулло.
У памирцев мулло – просто грамотный человек. Он, конечно, может и прочесть молитву, и оказать
действенную помощь.
Мулло был нестарым и, видно, знающим человеком. Он осторожно стал толочь две драгоценные
горошинки в глиняной пиале. Потом добавил какие-то травы, налил горячее молоко, всего несколько
капель. И стал натирать ногу Махмуд-беку. О своем лекарстве мулло ничего не сказал, но Махмуд-бек
догадался, что в снадобье был змеиный яд.
– К утру пройдет. . – коротко сказал мулло. И только после этого прочитал молитву.
Утром мулло даже не спросил о самочувствии больного. Он был уверен, что ночь прошла
благополучно, гость может двигаться дальше, по своим делам.
– Я вот принес вам... – сказал мулло и протянул кусочек бересты памирской березы.
На ней было нацарапано несколько слов молитвы. С такими амулетами можно часто встретить людей
в горах.
Махмуд-бек серьезно принял амулет и спрятал его на груди.
Щедрую плату мулло долго не хотел брать, но Махмуд-бек настоял на своем. Снова послышалась
молитва, а на прощание мулло деловито, как хороший врач, посоветовал:
– Избегайте простуды. В горах не надо ночевать.
Проводник ничего не возразил. Он задумался: успеют ли они до ночи дойти до следующего
поселения. Мулло объяснил, как лучше и быстрее добраться.
– Там есть чужие люди? – спросил проводник.
– Их сейчас много... – вздохнул мулло. – Что поделаешь?
Махмуд-бек понимал местный язык. Здесь, на Памире, многие диалекты относятся к
восточноиранской языковой группе.
168
– Давно появились чужие люди? – спросил он.
– Появились... – неопределенно ответил мулло и, простившись с гостями, ушел.
Проводник сумел незаметно вывести Махмуд-бека и Адхама из поселка. Уже за поселком Адхам
попросил:
– Можно мне вернуться?
– Что случилось?
– Я только взгляну на тех... ну... на пять минут. – У него были какие-то свои соображения.
Вскоре Адхам догнал Махмуд-бека.
– Те? – спросил Махмуд-бек.
Адхам вздрогнул от неожиданного вопроса.
– Из «Моррисонов»?
– Да... Один бывал у нас, там, внизу... – сказал Адхам.
Больше он не вспоминал о чужих людях. Итак, фирма «Моррисон» пытается надежно обосноваться в
горах.
И Адхам больше, чем думал Махмуд-бек, знает о делах и людях этой фирмы.
В полдень они подошли к роднику. Лошади очень хотели пить. Почувствовав воду, они замотали
гривами. Но у родника были люди, шло пиршество. Недавно, часа два назад, здесь зарезали барана.
– Мазар... – коротко объяснил проводник и выжидающе посмотрел на Махмуд-бека: что будем делать?
Конечно, неплохо остановиться рядом. Все равно эти люди пригласят на обед, да благотворительное
угощение.
– Мазар... – повторил проводник.
Обычно так называют священную могилу, мавзолей на могиле. Махмуд-бек слышал, что у памирских
исмаилитов мазаром может служить и дерево, и родник. Разумеется, именно из этого родника пил Али,
зять пророка Мухаммеда. А может, он, Али, обожествляемый исмаилитами, создал родник.
– Остаемся... – сказал Махмуд-бек.
Проводник не ошибся. Он знал местные обычаи. К путникам двинулся самый старый человек и
пригласил добрых людей разделить скромное угощение.
Куски баранины были мягкими, сочными. Чай, вскипяченный вместе с молоком, помогал успешно
управляться с обильным обедом. За всю дорогу Махмуд-бек еще ни разу так вкусно и сытно не ел. Это
был ханский обед. И давали его простые, незнакомые люди. У них большая беда и большая просьба к
Али. А путники, разделив угощение, помогут донести молитвы до пророка.
Не хотелось уезжать от родника, подниматься вновь в неудобное, осточертевшее седло.
Грело солнце, ласковое и доброе. Подложив руки под голову, Махмуд-бек задремал. Во сне он видел
белое легкое облачко, которое будто зацепилось за вершины, медленно, величаво поплыло над краем,
где слегка гнулись, шелестели тополя. А за деревьями лежали ровные, аккуратные квадраты полей. Этот
край совсем близко, еще пять-шесть дней пути.
Ах, если бы Махмуд-бек был на месте Адхама, он давно загнал бы лохматую лошадку. Но Адхам
пытается скрыть свое нетерпение. Он ловит каждое слово Махмуд-бека и все с большим интересом
поглядывает по сторонам. За короткое время встретилась третья группа чужеземцев. Теперь не было
сомнения: идут изыскательские работы. Вероятно, когда-нибудь хорошая дорога проляжет вместо этих
троп к границе советской Средней Азии.
Адхам, видно, понял, насколько важны сведения о стратегической дороге чужеземцев. Не ради горных
племен и народностей старается иностранная фирма.
Махмуд-бек при Адхаме переспрашивал названия населенных пунктов. Проводник знал эти названия
на местных диалектах и на языке страны. Так будет легче в случае надобности на любой карте
проложить трассу будущей дороги.
Сейчас три всадника продолжали двигаться по узким тропам. По таким узким, что проводник, прежде
чем ступить на тропу, сложив ладони рупором, кричал:
– Остановись! Остановись!
И если оттуда, с другой стороны тропы, не следовало ответа, он взмахивал камчой и лошадки
уверенно двигались дальше. Так он предупреждал неожиданных путников, которые могли двигаться
навстречу.
В далеких, пустынных горах однажды они встретили человека в старом, залатанном халате. Под
халатом у него была спрятана винтовка. Но даже оружие не делало путника воином. Жалкий,
оборванный человек осмотрел Махмуд-бека с восхищением. Особенно задержал взгляд на крепких
великолепных сапогах. Такую обувь он видел нечасто.
Махмуд-бек попросил проводника угостить случайного встречного путника. Тот вытащил черствую
лепешку и кусок баранины. Человек был голоден. Но он не набросился на угощение, принял его с
достоинством, завернул в поясной платок.
Махмуд-бек протянул деньги, кивнул на стоптанные сапоги, потрепанный халат.
– Купишь там, внизу.
– Спасибо, господин, – ответил путник. – Не надо. Их отнимут бандиты. Моя дорога дальняя. -
Поклонившись, он шагнул к тропке и тоже крикнул: – Остановись!
169
Только эхо повторило это слово. Путник пошевелил губами, прочитал первые строки молитвы и
зашагал дальше.
– Здесь есть бандиты? – спросил Махмуд-бек.
– Где их нет, хозяин... – вздохнул проводник.
– А мы?
– Нас они не тронут. А он... – проводник кивнул на Адхама. – Он один не дошел бы. У него есть деньги.
Проводник по-прежнему был недоволен тем, что к ним присоединился Адхам. Молодой вождь
племени решил больше не связываться с такими людьми, как Адхам. Но, увы, Махмуд-бек дал согласие.
И он должен подчиниться.
Это был хороший дом, крепкий и теплый. Вдоль стен тянулись глинобитные нары, разделенные на
отсеки. На них памирцы сидят и спят. Слева от входа – находятся малые нары. А напротив – большие.
Они занимают все пространство стены. Махмуд-бека и Адхама усадили на почетное место, ближе к
очагу.
Хозяин подал на глиняном блюде жареные зерна пшеницы – ритуальное угощение памирцев. И в то
же время сытная пища. Ее когда-то в старину давали ослабевшим людям, прошедшим долгий путь.
Махмуд-бек вспомнил, что у киргизов эти зерна называются бадрак. Есть легенда, как вождь выдавал
своим людям, одолевшим очередной перевал, по зернышку. Именно одно зернышко помогало
преодолеть и следующий перевал.
Зерна оказались вкусными. Махмуд-бек, с удовольствием похрустев ими, осматривал комнату с
низким потолком. Хорошо бы сейчас лечь на эти нары, вытянуть затекшие ноги и как следует выспаться.
Однако еще далеко до блаженных минут. Предстоит неспешный разговор.
В длинных цветистых фразах, конечно, промелькнут интересные факты, имена. На прямой,
конкретный вопрос при таких встречах никогда не получишь ответа. Вопросы насторожат хозяина. Да и
этот неторопливый разговор возник не сразу: хозяин хлопотал у очага.
– Ош... – не скрывая гордости, сообщил он проводнику.
Он имеет возможность сварить для гостей ош – суп с лапшой, приготовленной из бобовой муки, одно
из самых богатых и вкусных угощений у памирцев. Пусть люди знают, в каком они оказались доме!
Очень хотелось спать... Махмуд-бек старательно разглядывал комнату. Надо было заставить себя
отвлечься чем-нибудь. Заплакал ребенок. Его колыбель, грубоватая, но, видно, прослужившая не одному
поколению, стояла почти рядом.
Хозяин открыл дверь и кого-то позвал. Вошла женщина с миской, в которой был толченый,
просеянный сушеный навоз. Она ловко одной рукой подняла ребенка, уложила на нары. Из колыбели
собрала влажный навоз, заменила новым, осторожно, равномерно высыпав его из миски. Навоз,
вероятно, впитывает влагу, согревает ребенка.
Так же молча женщина ушла. Ребенок несколько раз пискнул и засопел.
Скрипнула дверь. Вошел благообразный, медлительный старик.
– Халифа, – шепнул проводник и торопливо поднялся с нар.
Халифа – важная фигура в поселке. Он не только священнослужитель, но доверенное лицо кира -
главы религиозной общины исмаилитов.
С хозяином халифа обменялся рукопожатием. После чего хозяин поцеловал каждый свой палец
правой руки. Гостей халифа поприветствовал обычным поклоном.
Разговор начался с незначительных тем – с погоды, с цен на базарах, которые, как праздники, бывают
очень редко. И к поездке на базар люди готовятся несколько месяцев. Такая подготовка шла сейчас и в
этом горном селении.
Только часа через полтора, когда подали ош, халифа сообщил Махмуд-беку, что его – наверное, его! -
разыскивает человек. Этот человек шел за ними из долины... И, конечно, может подождать до утра, если
так будет угодно господину, занятому важным делом, как он слышал, решившим навестить Живого Бога.
Махмуд-бек спокойно отпил из миски обжигающий ош, качнул головой. Да, пожалуй, встречу с
человеком можно отложить до утра. Не этими мирскими делами заняты его сердце и голова. Однако...
– Человек проделал длинный путь. Было бы большой неучтивостью откладывать встречу.
– Да... – согласился халифа.
– Да... – подтвердил хозяин.
Но никто не кинулся звать нового гостя. Все наслаждались похлебкой, с присвистом тянули тонкие
ниточки бобовой лапши. Хозяин был щедрым человеком. Он угощал с подчеркнутой медлительностью. И
казалось, этим ниточкам лапши не будет конца.
Надо было терпеливо ждать.
Человек, проделавший долгий путь вслед за ними, шел с большой новостью.
Халифа прочитал молитву, пожелал гостям и хозяину дома спокойной ночи. Махмуд-бек, стараясь не
выдавать своего нетерпения, ждал, когда появится гонец.
Надо было вести какой-то разговор, заполнять пустыми словами это драгоценное время. Через
несколько минут скрипнула дверь. Парень, казалось, влетел в комнату. Увидев спокойных людей, он
смущенно потоптался, разглядывая комнату. Потом, прислонив винтовку к стене, поздоровался. С
проводником, как с человеком своего племени, он обнялся, спросил о самочувствии. Проводник усадил
гонца и вопросительно посмотрел на Махмуд-бека: здесь же чужие люди.
170
Хозяин уже занимался своим делом: перетаскивал посуду. Адхам понял неловкую паузу и поспешил
выйти из дому.
– Что случилось? – спросил проводник у своего земляка.
– Сейчас... – ответил гонец.
Ему нужно было восстановить в памяти весь рассказ, который он с большим вниманием выслушал от
вождя. Надо начать с этого рассказа, а затем сообщить главную новость.
Гонец слишком добросовестно выполнял поручение. Рассказ был длинным. Почти после каждой
фразы подчеркивалось: как сообщили порядочные люди, что видел один честный человек.
Из этого потока фактов и событий Махмуд-бек смог представить картину событий, которые произошли
после его отъезда из столицы.
К дому кази Самата подошла большая группа эмигрантов, которую возглавлял чайханщик. Люди
проклинали бывшего сподвижника Джанибека-кази, требовали, чтоб он убирался из города, не мешал
жить бедноте.
Расталкивая толпу, вскоре появились полицейские. Офицер, узнав, в чем дело, попросил всех
разойтись.
– Вы правы, – сказал он и махнул рукой на дом, – этот человек мешает всем жить. И нам...
Толпа притихла, расступилась. Кази Самата вывели из дому. Старик шел опустив голову, он не мог
смотреть людям в глаза, не мог у кого-нибудь просить защиты. Чайханщик увел толпу к Старому караван-
сараю.
– К Старому? – переспросил Махмуд-бек.
– Да, господин.
Махмуд-бек, кажется, догадался о причине появления гонца.
– Ну и что?
– В Старом караван-сарае искали еще одного человека. Искала и полиция.
– Не нашли? – прошептал Махмуд-бек.
– Не нашли, господин. Тот. Его зовут. . – гонец наморщил лоб.
– Усманходжа, – подсказал Махмуд-бек.
– Да, господин. Его зовут Усманходжа.
– Это просил передать вождь?
– Да, господин. Вождь просил передать, что Усманходжа бежал, и, наверное, к Джанибеку-кази.
Вот с такой новостью шел гонец. Пулатходжаеву удалось ускользнуть и на этот раз.
И он, вероятно, идет где-то сзади.
– Ты не слышал об этом путнике?
– Нет, господин. О том, где вы проходили, я слышал.
– Через сколько дней Усманходжа может быть здесь? – спросил Махмуд-бек у проводника.
Он ожидал конкретного ответа, который успокоил бы его: через два, через три дня. Проводник
подозрительно молчал, опустив голову.
– Здесь горы, хозяин… – неопределенно сказал проводник.
Они замолчали. Надо было принимать решение. Надо было немедленно двигаться дальше.
– Ты знаешь горы хорошо, – сказал Махмуд-бек, – могут ли нас обогнать? Прийти к Джанибеку
первыми?
Проводник продолжал молчать.
– Ну? – торопил Махмуд-бек.
– Я хорошо знаю горы... – задумчиво проговорил проводник. – Но ведь могут найтись люди, которые
знают лучше.
Из рукописи Махмуд-бека Садыкова
«К середине 1924 года на левобережье Вахша оперировало более десятка басмаческих шаек. Их
возглавлял Ибрагим-бек – узбек из локайского племени Исан Ходжа, бывший конокрад, назначенный
эмиром бухарским «главнокомандующим войсками ислама» в Восточной Бухаре». Так пишет в своих
воспоминаниях «Ранние зори Таджикистана» (1968 г.) участник гражданской войны в Средней Азии М. С.
Топильский.
В его книжке я встретил имена некоторых курбаши, которым удалось уйти за рубеж. Многие из них
продолжали строить планы о вторжении на советскую территорию. А разработка таких планов
начиналась еще в двадцатые годы, когда «воины» того же Ибрагим-бека, как и других курбаши, были
выброшены за пределы нашей страны.
Еще раз обращусь к книге Ю. А. Полякова и А. И. Чугунова «Конец басмачества». Вот что они пишут о
положении Ибрагим-бека в 1929 году в соседней стране:
«Однако реализация планов вторжения на советскую территорию затруднялась вследствие позиции
официальных афганских властей. В соответствии с условиями советско-афганских договоров афганское
правительство запретило басмачам осуществлять антисоветские вылазки с территории Афганистана.
В связи с этим Ибрагим-бек собрал новое совещание с участием 200 басмаческих курбаши, где им
была дана установка – до особых указаний границу не переходить.
171
...Тем временем втайне от афганских властей англичане продолжали снабжать басмачей оружием и
боеприпасами. 20 июня в 3 часа ночи из английского консульства в Мешхеде в сопровождении двух
сотрудников отправились на территорию Афганистана пять машин под иранскими флагами с оружием и
боеприпасами, предназначаемыми для басмачей».
Известно, чем кончились попытки Ибрагим-бека и других курбаши вторгнуться на территорию нашей
страны.
Однако еще сохранялись вооруженные банды, которые продолжали получать помощь со стороны
иностранных разведок и в тридцатые и в сороковые годы.
Мы должны были знать о планах этих банд, где бы они ни прятались: на чужой территории, в горах
или в пустыне.
ЖИВОЙ БОГ
О нем ходили легенды... И трудно было отличить, где правда, а где невероятный вымысел,
рожденный безудержной фантазией исмаилитов.
Ага-хану приписывались великие дела, безграничная доброта к верующим, забота о племенах,
разбросанных в горах.
Ага-хану прощались мирские забавы и грехи. О них даже не говорили, не вспоминали. Ну и что, если
он пускается в дальний путь, в какой-то непонятный Лондон? Значит, нужно. Ну и что, если он женился
на англичанке? Значит, нужно.
За длинную дорогу Махмуд-бек услышал от проводника несколько самых достоверных историй. Эти
истории Махмуд-беку рассказывал еще старый вождь в тюремной камере. А вождь сам был свидетелем
многих событий.
Однажды люди большого горного племени принесли много золота. Они построили огромные весы. И в
присутствии верующих попросили Ага-хана взойти на одну чашу весов. На другую положили золото... Так
этот драгоценный металл, которым определили вес Живого Бога, стал сразу дороже в десятки раз, чем
он стоил совсем недавно, полчаса назад.
Золото продавали граммами верующим, богатым людям. Горное племя получило огромную прибыль.
К Ага-хану трудно пробиться бедному человеку. Но иногда добреет Живой Бог и разрешает пропустить
первого же посетителя.
– Что у тебя? – спросил Ага-хан одного бедняка.
– Вот! – показал бедняк свои лохмотья. – Не знаю, как дальше жить.
– Жить надо... – посоветовал Ага-хан.
– Но как? – опять спросил бедняк.
– Очень просто. Я тебе помогу.
– Я за этим и пришел, владыка... – поклонился бедняк.
– Встань! – приказал Живой Бог. – Возьми вон ту чашку и принеси мне воды.
Бедняк немедленно выполнил незначительную просьбу.
Ага-хан взял чашку, отпил один глоток. Присутствующие при этой церемонии замерли.
– Теперь возьми чашку. Иди... Ты будешь богатым и счастливым.
Осторожно, опасаясь пролить хотя бы каплю воды, которая отныне стала святой, бедняк вышел с
глиняной чашкой в вытянутых руках.
Слух о святой воде опередил бедняка. За каждую каплю ему предлагали бешеные деньги, дорогие,
редкие вещи. В свой поселок человек вернулся на хорошем коне, в дорогой одежде, с деньгами. Он вез с
собой остаток воды на донышке чашки. И эта вода охраняла его от самых дерзких бандитов.
В поселке люди приходили смотреть на чашку, на святую воду. И конечно, приходили не с пустыми
руками.
О благе своих подопечных Живой Бог не думал. Но Махмуд-бек знал, что с ведома Ага-хана и при его
помощи банда снабжается иностранным оружием. Ага-хан держит под своим контролем все тропы,
ведущие к советской границе. Именно с ведома Живого Бога живет и процветает шайка Джанибека-кази.
Ага-хан служит Великобритании. Любой свой поступок он может оправдать перед верующими.
Может. . Но не будет. Разве Бог обязан перед кем-нибудь оправдываться?
Без благословения, без разрешения Ага-хана нельзя ничего сделать в горах Памира. И даже с
опытными проводниками Махмуд-бек не сможет добраться до становища Джанибека.
Какая-нибудь случайность, например шальная пуля или просто камень, приостановят движение
маленькой, никому не известной группы.
Ага-хан должен знать планы этой группы.
Поселок, где возвышался огромный, неуклюжий дворец Ага-хана, был прикрыт горами от злых ветров.
Здесь находилась широкая базарная площадь, на которой тосковало несколько упрямых продавцов.
Настоящий базар здесь бывает два раза в год. С гор спускаются люди. Они продают и покупают, а
точнее, меняют вещи и продукты, запасаются самым необходимым на долгую зиму, на рабочее лето.
Махмуд-бек и Адхам остались в маленьком пустом караван-сарае.
– Сидите здесь, – предупредил проводник.
В поселке каждый новый человек хорошо заметен. И нужно ли шляться по базарной площади,
обращать на себя внимание жителей и верующих, пришедших на поклонение к Ага-хану.
172
– Был бы Живой Бог здоровым и в хорошем настроении... – прошептал, словно молитву, проводник.
Он потоптался у двери, смущено поглядывая на Махмуд-бека.
– В чем дело? – спросил Махмуд-бек.
– Хозяин, до Живого Бога трудно дойти. Там столько слуг! Охрана! Меня пропустят, но долго буду
идти...
Махмуд-бек вытащил деньги, отсчитал несколько ассигнаций.
– Английские? – спросил проводник.
– Да, настоящие английские.
– Их любят они... – сообщил проводник и, спрятав деньги, ушел добиваться для Махмуд-бека приема у
Живого Бога.
Адхам покосился на дверь и, расстелив халат, решил лечь. Он избегал оставаться наедине с Махмуд-
беком. Адхам старался не выказывать своих чувств к этому человеку, но и не умел их прятать.
Единственным спасением для Адхама были привалы и ночевки. Он притворялся усталым, ложился и
моментально закрывал глаза.
Сейчас Махмуд-бек не дал ему повернуться к стене.
– Хотелось бы увидеть Живого Бога? – спросил он.
– Интересно, – не очень уверенно ответил Адхам. Он старательно сворачивал рукава халата,
подкладывая их в изголовье.
– Владеть огромным краем... – покачал головой Махмуд-бек. – К тому же люди на тебя молятся...
Адхам не поддерживал разговора. Плохо, если он задержится у Джанибека на несколько дней. Его
могут раскусить, и не вырвется парень на родную землю. Да и Махмуд-бек не сможет ему помочь. И
сейчас он мог только рассказать Адхаму о могущественном Ага-хане, который так поддерживает их,
бедных мусульман. Адхам слушал его с большим вниманием. Он, видимо, старался запомнить факты,
населенные пункты, людей, которые встречались с Живым Богом перед уходом к Советам.
Махмуд-бек говорил медленно, повторяя имена и даты, восхваляя Ага-хана, Джанибека – всех, кто
решил посвятить жизнь «освобождению» Туркестана. Неожиданно прервав рассказ, Махмуд-бек
