Текст книги "До особого распоряжения"
Автор книги: Борис Пармузин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)
над большими кусками баранины с белым рыхлым салом. Баранина была приправлена какими-то
травами, и в прозрачном бульоне плавали темные точки тмина, барбариса.
Горячий наваристый бульон пили маленькими глотками.
После такого завтрака можно пускаться в любой трудный путь. Адхам с надеждой поглядывал на
Махмуд-бека. Можно понять его нетерпение. Два-три дня дороги, пусть самой сложной, – и он будет на
той, родной стороне.
180
Как себя поведет Адхам? Махмуд-бек почти уверен, что юноша бросится к советским пограничникам и
вскоре на следствии выложит все факты, имена, даты, которые он старательно запоминал в эти дни.
Так и не узнает Адхам, что за человек шел с ним, будет, наверное, всю жизнь считать злейшим врагом.
Хозяин часто вставал, внимательно осматривал дастархан и уходил в соседнюю комнату. Он
приносил новые лаганы, касы, тарелки с другими, еще более вкусными закусками – печенкой, хаспой -
горячими колбасками.
В завершение Акбар на вытянутых руках внес лаган с головой барана. Поставил лаган перед
почетным гостем и подал ему острый нож. Начался торжественный ритуал. Махмуд-бек отрезал кусочки
и раздавал своим спутникам. Завтрак явно затягивался. И Адхам уже не скрывал своего нетерпения. Он
начинал отказываться от угощений. Прикладывал руку к груди и клялся, что сыт, что уже больше не
может съесть ни одной крошки.
Хозяин вновь вышел, загремел чайником.
– Мы завтра пойдем... – наконец сообщил о своем решении Махмуд-бек.
– Почему? – не выдержал Адхам.
– Туда ушел человек. Японец послал. Пусть пока его переправят. Здесь можно лучше отдохнуть, чем у
Джанибека-кази, – объяснил Махмуд-бек.
Проводник на эти слова не обратил внимания: мало ли здесь ходит людей. Адхам вновь вытянулся.
Махмуд-бек заметил за ним эту странность. Так вытягиваются, замирая, школьники, когда слышат что-
нибудь интересное. Но ведь это может заметить и Джанибек. Слишком любопытным покажется парень.
– Завтра пойдем, – повторил Махмуд-бек.
Твердого решения он еще не принял. За сегодняшний один-единственный день нужно очень многое
сделать. Сумеет ли он?
Махмуд-бек плохо спал. Думал о предстоящих встречах. Десятки вариантов дальнейших действий,
рожденных ночью, сейчас казались наивными, примитивными. Он выглядел очень уставшим. И опять
болела нога. Может, сослаться на это? Должна быть одна, главная причина. И чем проще она будет
выглядеть, тем лучше. Он действительно не может с больной ногой двинуться дальше. Самое лучшее -
это сейчас, после завтрака, лечь отдохнуть.
Хозяин появился с чайником, бережно поставил его на стол. Но сам не сел. Он загадочно подмигнул
Махмуд-беку и снова вышел. Махмуд-бек медленно поднялся, кивнув спутникам: сейчас приду.
В соседней комнате хозяин радостно сообщил:
– Придумал. У меня есть дело к японцу. Пойду к нему. А его слугу пришлю к вам. Слугу можно купить.
Он любит деньги.
– Хорошо, Акбар-ака. Спасибо... Вы помогаете нашему общему делу.
Акбар наклонил голову. В «общее дело борьбы» ему не хотелось вмешиваться. Он жил в достатке,
спокойно. И эта жизнь его вполне устраивала. А «общим делом» пусть занимаются другие. Акбар будет
очень рад, если у них что-нибудь получится...
Слуга прикинулся простачком. Он делал вид, что ничего не понимает.
– Больного поил, кормил... Плохо ел.
– Когда больной терял сознание, он что-нибудь говорил? – спросил Махмуд-бек.
– Без сознания? – усмехнулся слуга. – Он бывал без сознания.
Махмуд-бек вытащил деньги и положил их перед слугой. Парень равнодушно посмотрел на
ассигнации.
– Английские... – объяснил Махмуд-бек.
Парень понимающе кивнул: вижу. Он набивал цену. Махмуд-бек положил еще три ассигнации.
– Что нужно знать господину? – деловито спросил слуга.
– Слова, которые ты слышал от больного. Он мог их говорить, когда трепала малярия.
– Были слова, – сказал слуга.
Лицо у парня спокойное, а глаза бегают. Как пуговки, черные, острые глазки. Перескакивают с
Махмуд-бека на дверь. Парню надо побыстрее уйти. Сделка состоялась.
– Какие?
– Я их не понял, господин.
– Но запомнил.
– Да, господин... Он часто повторял: Ош, Ассаке, Шамурад.
– Его так звали?
– Нет. . Его звали Турсун. А к Шамураду он шел. Но при чем здесь ош? – Слуга откровенно удивлялся. -
Он только два раза ел такой суп...
– Еще что говорил больной?
На лбу слуги появились морщинки.
– Только это я запомнил, – сознался он. – Другое не помню. Эти слова часто повторял. И еще... – Слуга
снова задумался. – Дядя хочет жениться. Дядя хочет жениться. Так повторял. И все... Называл женское
имя. Дядя хочет жениться... – Слуга растерянно заморгал. – Имя не помню...
Махмуд-бек перебрал с десяток женских имен. При каждом из них слуга задумывался, потом
отрицательно мотал головой.
– Нет. . Нет. .
181
– Ладно, – наконец сдался Махмуд-бек. – Иди. И для тебя будет лучше, если никто о нашем разговоре
ничего не узнает.
Пожалуй, этого предупреждения не надо было делать. Парень и сам рвался уйти. Он стремительно
вскочил, спрятал деньги за голенище сапога и, поклонившись, выскочил из комнаты.
Через полчаса пришел Акбар. Он тяжело сел, вытер рукавом лоб. И моментально снова выступили
капли пота. Хозяин дома сидел перед гостем не шевелясь, замерев, будто в молитве, тупо уставясь на
худое, усталое лицо Махмуд-бека.
– Что случилось? – спросил Махмуд-бек. – Японец догадался?
– Японец? – как-то странно переспросил хозяин. – Какой японец? А... японец... – Опять рукавом халата
вытер лоб. – Японцу не до нас, – наконец сообщил Акбар. – Плохо с ним. Лежит. А радио все работает,
кричит. .
Махмуд-бек смутно догадался о причине, которая свалила японца. «А радио все работает, кричит!»
Неужели?..
Он боялся поверить в эту долгожданную весть. Что же могло свалить резидента японской разведки,
человека, надо полагать, выдержанного?
– Значит. . – несмело начал Махмуд-бек.
– Да... – шумно вздохнул хозяин и вдруг закричал отчаянно, истерически, схватившись за голову
руками и покачиваясь: – Да! Русские взяли Берлин. Гитлера нет. . В Москве праздник.
Махмуд-бек рванулся к хозяину, схватил за плечи, потряс:
– Тише! Возьмите себя в руки.
– Я и так тихо жил! Тихо! – надрывался хозяин. – Они обещали, немцы! Все обещали! Столько лет!
– Успокойтесь... Успокойтесь... – машинально повторял Махмуд-бек. Он думал о другом...
– Не могу! А-а-а! – бился в истерике Акбар. – Всему конец. Большевики в Берлине...
Он начал хлопать ладонями по щекам. Так поступают при известии о гибели близкого.
– Когда это случилось? – спросил Махмуд-бек.
– Вчера! Вчера! Девятого мая!
– Какую станцию слушал японец?
– Все станции! Все города! Весь мир кричит!
В комнату ворвался Адхам. За его спиной, вытянув шею, стоял проводник.
– А что же они врали! – крикнул хозяин.
Он бросился к одной из ниш. Достал из-под атласных курпачи несколько журналов «Ём Туркестон».
Махмуд-бек узнал сразу эти потрепанные издания. Наверное, не раз их листал хозяин дома, веря
щедрым обещаниям высокопарных статей, веря каждому слову журнала, на котором стояло: «Издатель и
главный редактор Вали Каюм-хан».
– Что же они врали...
Хозяин швырнул журналы в угол комнаты. Махмуд-бек собрал их, аккуратно положил на подоконник.
– Дорогой Акбар-ака! – сказал он. – Дорогой наш друг. . – Спокойный, торжественный голос
отрезвляюще подействовал на хозяина. Он поднял голову и печально посмотрел на гостя. – Борьба
продолжается! Мы были готовы к поражению немцев. Нас всегда поддерживали и будут поддерживать
англичане. Борьба продолжается. Завтра вот этот джигит, – он кивнул на Адхама, – уйдет к Советам. За
ним пойдут другие...
– Да-да... – прошептал Акбар. – Борьба продолжается.
В эти слова он сам не верил... Махмуд-бек повернулся, взял за локоть Адхама и вывел в соседнюю
комнату.
– Завтра утром пойдешь. На всякий случай должен знать, что совсем недавно, дня два, туда, к
Советам, пошел человек японца. В бреду он, вероятно, выдал свои явки: Ош и Ассаке... Имя – Шамурад.
Самого зовут – Турсун. Пароль: «Дядя хочет жениться». А вот на ком... Женское имя я не знаю. Но оно
есть. Так и скажешь, что забыл...
– Ясно, господин... – И юноша еще раз повторил явки, имя, пароль. – А вы, господин?
– Увы! – вздохнул Махмуд-бек. – Обстановка так изменилась, что мне надо побыть здесь. И нога. Нога
очень болит. . – Махмуд-бек говорил правду. Опять острая боль не давала покоя.
Адхам не хотел прекращать разговор. У него были еще вопросы.
– Господин, – обратился Адхам к Махмуд-беку, – как же, война окончилась. Большевики в Берлине...
Что мы можем сделать? – Он пытался говорить спокойно. Даже повернулся к нише, где стояла дорогая
посуда. Подошел к ней, провел пальцем по расписанному яркими цветами чайнику. Сразу же легла
полоска и ярче проступила краска.
– Война окончилась, – согласился Махмуд-бек. – Но, наверное, начнется подготовка к новой войне с
Советами. Вот и ты, и другие помогут готовиться к ней...
Адхам ничего не ответил. Он продолжал чертить полоски на посуде, покрытой пылью. Он очень
внимательно следил, как проступают цветы на фарфоре.
Махмуд-бек вышел во двор. Наступила ночь. Одна из вершин, с матовым мерцающим снегом, была
очень похожа на Айкар. Над этой вершиной повисли большие такие и, казалось, близкие звезды.
Словно искры салюта,
182
ко мне долетают,
Застывая над миром
сплошной тишины
Беспокойной, ликующей стаей
Из счастливой, любимой страны.
Очень давно так легко не рождались строки.
Махмуд-бек понял, что ему сегодня трудно будет заснуть. А если он заснет, то на рассвете
обязательно приснится Айкар, тот самый, по склонам которого, казалось, скатываются, радостно
сверкая, крупные звезды.
Подул легкий, на редкость нежный, ветерок...
За долгие годы на чужбине Махмуд-бек, кажется, впервые почувствовал его. Почему-то всегда
врывались лихие ветры пустыни и в дом, и в тюремную камеру... Надсадно, будто срывая непонятную
злость именно на нем, Махмуд-беке, ревел зимний ветер с колкими снежинками, перемешанными с
песком.
Откуда только брались эти ветры, жгучие, неожиданные, сильные, на пути Махмуд-бека: в пустыне,
глинобитных квартирах чужих городов, горах, эмигрантских становищах...
А ведь есть же такие тихие ветры весны, первых осенних вечеров, ветры, пропитанные цветом садов,
запахом гостеприимного очага...
Но их было так мало на чужой земле, в беспокойной, напряженной жизни Махмуд-бека! До обидного
мало. Даже не вспомнишь.
Махмуд-бек поднял ладонь: захотелось убедиться в спокойной беззаботности осеннего дыхания гор,
очень похожего на дыхание Айкара.
Из рукописи Махмуд-бека Садыкова
Мне много пришлось читать листовок, маленьких газет, журналов, которые издавались различными
антисоветскими организациями.
Как-то быстро, стремительно умирали эти газеты и журналы. Иногда люди не успевали даже
запомнить их названия.
На солидную ногу пытались националисты поставить издание журнала «Милли Туркестон». Его
начали печатать еще в фашистской Германии.
Журнал влачил жалкое существование. И все меньше оставалось людей, которые верили
примитивным, полным нескрываемой злобы к советскому народу материалам.
В фашистской Германии вышли 62 номера. Распространялся журнал в основном в концентрационных
лагерях, среди военнопленных. Издание финансировалось и находилось под контролем Розенберга.
После войны появились новые хозяева. Опять в Туркестанском комитете было принято решение о
выпуске журнала. Стали готовить первый номер. В скобках указывалась и другая цифра – 63.
Следовательно, ничего не изменилось в линии журнала. «Издатель и главный редактор – Вали Каюм-
хан». Он выступил с передовой статьей «От 62-го до 63-го». Те же мысли, те же люди... И тот же
наборщик Исмаил Таджи-бай, ранее работавший в берлинской типографии комитета. Только теперь
номер делали в типографии Кельна, принадлежавшей тестю Баймирзы Хаита.
С одной из основных статей о «национальном государстве» выступил Эргаш Шермат.
После выхода журнала возник законный вопрос: как его распространить.
Один из эмигрантов, перебравшийся в Азию, рассказывал, что в Мюнхене журнал разошелся в
количестве 20 экземпляров.
Вали Каюм-хан заверил новых хозяев – англичан: журнал непременно расхватают в Турции,
Афганистане, Пакистане, Иране, в арабских странах. Но там разошлось по 10-20 экземпляров в каждой
стране. Англичане охладели к этой затее и перестали давать деньги.
Вали Каюм-хан, любивший поднимать шумиху вокруг каждого дела, предложил издавать журнал в
трех вариантах под литерами «А» – латинский шрифт, «В» – арабский шрифт, «С» – на английском языке.
Журнал делали с трудом. Номер выходил раз в 3 месяца, потом в 6 месяцев...
Вали Каюм-хан ездил собирать деньги в Турцию, Саудовскую Аравию. Потом обращался к эмигрантам
США и Западной Германии.
– Выпускать хотя бы один номер в год...
Но мало кто откликнулся на его призыв...
Одно из «мощных» изданий погибало. Отходили от журнала самые рьяные сотрудники. «Теоретик» и
«поэт», публиковавший стихи под псевдонимом «Булакбаши», – Эргаш Шермат уехал в США, стал
сотрудничать в радиостанции «Голос Америки». С появлением этого работника в узбекской редакции
радиостанции начались постоянные склоки. Эргаш Шермат отделался от старых сотрудников, подобрал
более молодых – сыновей эмигрантов. Но и с ними не смог ужиться.
В 1974 году «теоретик» и «поэт» вынужден был уйти сам из редакции радиостанции.
Старели, умирали и другие «деятели» «Милли Туркестон». Об этом журнале, как и о других изданиях,
стали забывать.
Позже в ФРГ стали рождаться журнальчики типа «Остеуропа» или «Сентрал Эшпетик джорнал».
183
«Сей последний, – писал в 1962 году Айбек в «Литературной газете», – издается еще и в Гааге.
Называет он себя «Международным журналом по языкам, литературе, истории и археологии Средней
Азии» и щедро представляет свои страницы Б. Хаиту, рекламируя его как «западногерманского
профессора, доктора философии».
Видный узбекский писатель так и назвал свою статью – «Лжец-попугай». В ней Айбек делает точный
вывод:
«На первый взгляд, можно подумать, что и журнал весьма солидный, и автор – не менее. Но такое
суждение было бы правильным, если б звание профессора определялось по степеням лжи».
Есть узбекская пословица: «Глупую загадку не загадывай, лживые слова не поддерживай».
Наверное, самые различные хозяева, издававшие подобные журналы, в конце концов сами доходила
до этой истины...
Ведь и эти журналы прекращали свое существование.
СОННЫЙ ПОСЕЛОК
Махмуд-бек не мог заснуть. Боль не давала покоя всю ночь. На рассвете он вынужден был
согласиться на предложение хозяина. Тот достал горошинку опиума и растворил в чае. Махмуд-бек
решительно залпом выпил это своеобразное снотворное.
– Нам ехать? – спросил Адхам.
– Подождите пока, – сказал Махмуд-бек.
– Хорошо, господин, – отвернувшись в сторону, глухо бросил Адхам и вышел из комнаты.
Из-за Махмуд-бека спать никто не ложился. Он долго растирал ногу, пытаясь успокоить боль.
– Попробуйте закрыть глаза... – посоветовал Акбар. – Сейчас должны уснуть.
– Не привыкну... к опиуму? – слабо улыбнулся Махмуд-бек.
– Так сразу не привыкают. . – серьезно ответил хозяин.
Он накрыл гостя одеялом и тоже вышел из комнаты. Махмуд-бек окунулся в странный плотный туман.
Этот туман наползал, обволакивал, мягко касался лица, нес непонятные, фантастические сны.
Вырастали чудовища. У них были теплые лохматые лапы. Чудовища, словно заигрывая, дотрагивались
до него лапами нежно, осторожно. И от этих прикосновений Махмуд-бек заснул. Сон был недолгим, но он
почувствовал себя бодрее. Боль немного успокоилась.
– Я позову японца... – решил хозяин.
Махмуд-бек взглянул на него и, соглашаясь, кивнул:
– Да... Без японца не обойтись. Я могу застрять у вас надолго.
– Вот и хорошо...
Хозяин хотел шагнуть к двери, но Махмуд-бек его остановил:
– Подождите... Мы вместе пойдем к японцу.
Осторожно ступая на больную ногу, Махмуд-бек двинулся по комнате. У шкафчика, в дверцах которого
поблескивали небольшие зеркальца, он остановился. Худое, небритое лицо... Колючая щетина скрывала
острые скулы. Глаза ввалились.
Как же он выглядел вчера, до этого короткого тяжелого сна? Махмуд-бек провел по щетине, невольно
усмехнулся.
От зеркал, по дверцам, отходили лучи: аляповатые листочки. Видно местный художник старался
угодить богатому хозяину, разрисовав старательно шкафчик, не жалея самых ярких красок. Усталое,
небритое лицо в этом диковатом обрамлении было немного смешным.
– Вы так щедро нас угощаете, дорогой Акбар. А вид у меня страшноватый...
– Пройдет, – успокоил хозяин. – Пройдет. Японец все сделает. Он умеет и ноги резать. Одного от
Джанибека привозили. Японец хорошо резал. Тот живой остался. С деревянной ногой теперь.
Неприятный холодок пополз по спине. Махмуд-бек еще ни разу серьезно не задумывался над
причиной болезни. Что с ногой? В который раз уже боль дает о себе знать так резко? Неужели гангрена?
– Японец все сделает. . – продолжал слишком откровенно и грубо успокаивать Акбар. – Только лежать
долго надо.
Лежать... Махмуд-бек качнул головой. Тогда он останется лежать в горах навсегда. Через несколько
дней братья Асимовы вернутся в Гульташ. Расправиться с больным человеком они смогут в считанные
минуты.
Лежать Махмуд-бек не имеет права. Надо немедленно возвращаться вниз, в город. Надо уточнить
расположение банды Джанибека и возвращаться. Любым путем. А сейчас так хотелось самому
послушать радио.
– Может, сюда позвать японца? – предложил хозяин.
– Нет. . Мы пойдем к нему. Так надо! – твердо сказал Махмуд-бек.
Этот японец ничем не отличался от своего земляка, хозяина харчевни в поселке Ага-хана. Такой же
юркий, худенький, с подобострастными поклонами, человечек. Он поблескивал стеклышками очков, за
которыми щурились близорукие глаза. Наверное, очки надо было давно заменить. Дешевенькая
металлическая оправа потерлась.
184
И одежда, и убранство комнаты свидетельствовали о бедности человека, которого судьба занесла
далеко от родной земли.
Японец не удивился приходу неожиданных гостей. Он ничему не удивлялся. То нервное потрясение, о
котором говорил Акбар, уже прошло. Вероятно, в день окончания войны его человек с новым заданием
перешел границу
Взглянув на правую ногу Махмуд-бека, японец понял причину появления этих людей. Он отвел
больного в маленькую комнатку, уложил на ветхий топчан и стал стягивать сапог.
– Сейчас, – на местном диалекте прошептал японец.
Он словно рассматривал сапог, хотел примериться, как легче снять его, и вдруг ловко и резко рванул.
Удивительная сила была в этих тонких, цепких пальцах. Махмуд-бек невольно ойкнул.
– Сейчас, – опять прошептал японец.
Он ощупывал красную, вздутую ногу, так же ловко примериваясь сжать в самом больном месте, чтобы
понять причину этой боли.
– Сейчас...
Махмуд-бек сжал зубы. Он приготовился выслушать самое страшное заключение. По лицу, по глазам
японца ничего не поймешь. Японец кивнул Акбару и вышел с ним в другую комнату. Они шептались
минуты три. Только после этого Акбар стремительно, не скрывая радости, метнулся к своему гостю:
– Все будет хорошо. Японец будет лечить.
– Сколько? – спросил Махмуд-бек.
– День-два... не больше. Но просит вернуться в большой город. Там нужно лечить. По-настоящему.
– Японец может включить радио?
– Я поговорю с ним.
Минут тридцать японец массировал ногу, втирал пахучую желтоватую мазь. Потом принес тряпку, от
которой шел пар. Прижал тряпку к ноге, подержал, словно испытывая терпение Махмуд-бека.
– Сейчас...
Закончив не очень сложную процедуру, он втащил небольшой приемник, батарею. Подключил ее к
приемнику. Все делал молча, спокойно, не обращая внимания на больного, не интересуясь его
самочувствием.
Приемник стоял рядом с топчаном. Махмуд-бек имел возможность крутить шкалу настройки.
Старенький, облезлый ящик. Но в него вмонтирована мощная аппаратура. Мигал зеленый огонек.
Двигалась шкала, раздался треск, обрывки заунывных песен, непонятной музыки, чужие слова... Все это
неслось в тесную комнатку через горы, через сотни километров. А японец, взглянув на Махмуд-бека,
только сказал:
– Сейчас...
Он ушел и не появлялся до полночи.
Махмуд-бек нашел советскую радиостанцию. Через треск и шум послышался знакомый миллионам
людей голос диктора. Передавали строгие строки акта о безоговорочной капитуляции немецко-
фашистских вооруженных сил.
Вошел японец. Прислушался к русским словам и показал на ногу.
– Сейчас...
Он выключил приемник: берег батарею. Ничего нового радио в ближайшее время не сообщит.
Японец оказался опытным знахарем. И чувствовалось, что он спешил отделаться от своего
неожиданного пациента.
Махмуд-бек понял: японцу не хотелось, чтобы он встречался с людьми Джанибека-кази, которые
скоро появятся в Гульташе. Именно в это время кто-нибудь приезжает на базар.
От денег японец отказался. Он приложил руку к сердцу и поклонился. Потом поправил очки и сказал:
– Сейчас...
Японец вернулся с небольшой баночкой желтоватой мази, показав на больную ногу, произнес:
– Надо...
Это было второе слово, которое услышал Махмуд-бек от японца. Все наставления и советы тот
передал Акбару. И основной совет: немедленно покинуть Гульташ, добраться до большого города. Лучше
это сделать самолетом.
– Возможно? – спросил Махмуд-бек у хозяина.
– Да... Нужны деньги и... карточка Ага-хана.
– Узнайте, когда будет самолет.
– Будет завтра, – ответил Акбар.
– Завтра я не смогу.
– А нога. Вдруг. . Японец предупреждал.
– Мне нужно увидеть людей Джанибека, – откровенно сказал Махмуд-бек. – Очень нужно. К нему я уже
не попаду.
– Смотря кто придет, – пожал плечами хозяин. – Из иных слова не выжмешь.
– Все равно надо подождать. Адхам с проводником пусть уйдут завтра.
Прощание с Адхамом было коротким.
185
– Будь осторожен, – сказал Махмуд-бек.
– Вы не пойдете, господин? – спросил Адхам.
– Нет. . Я болен.
– Вы не хотите встречаться с Джанибеком? – Адхам вызывающе смотрел на Махмуд-бека.
И в который раз Махмуд-бек не без тревоги подумал о дальнейшей судьбе юноши. Что с ним будет в
становище Джанибека? Кто предупредит Адхама об опасности?
– Присядь, Адхам, – предложил Махмуд-бек. – Присядь и послушай... – Махмуд-бек улыбнулся, по-
отечески заметил: – Если ты так будешь сверкать глазами при встрече с Джанибеком, он тебе отрежет
голову. Он умеет это делать. За одну минуту.
Адхам беспокойно оглянулся.
– Здесь ты в безопасности. Здесь пока за тебя отвечаю я. Там меня не будет. Там будут мои враги.
Даже мое имя может погубить. Ты просто шел с нами. И ты не любишь меня. Все! Об этом достаточно. У
тебя свои дела на той стороне. И я ничего не хочу о них знать. Не должен знать и Джанибек.
– Его дело переправить меня, – напомнил Адхам.
– Там он – хозяин, – вздохнул Махмуд-бек. – Мало ли что придет ему в голову. Ему может не
понравиться твой взгляд. Он у тебя бывает злым, настороженным. Пока будешь в становище – спи,
отдыхай. Впереди – трудная дорога. – Подумав, Махмуд-бек повторил: – Все! Доброго пути тебе.
Утром Махмуд-бек вышел проводить Адхама и проводника. Вначале решали деловые вопросы.
– Если мы не увидимся, лошадей можешь продать, – сказал Махмуд-бек проводнику. – А за помощь...
Он полез в карман. Проводник понял намерение Махмуд-бека и торопливо поднял руку:
– Нет! Нет!
Восклицание было таким искренним, что Махмуд-бек невольно смутился.
– Вы подождете меня? – спросил проводник.
Не хотелось его обманывать. Но и правду не мог сказать.
– Буду пока... здесь... – неопределенно ответил Махмуд-бек и крепко обнялся с проводником. А к
Адхаму только прикоснулся. Тот напряженно вытянулся. Даже голову чуть отклонил назад. Махмуд-бек
похлопал его по плечу:
– Доброго пути...
С вершин, поблескивающих вечным снегом, сползал рассвет. . Солнце пока пряталось где-то рядом.
Но розоватый свет уже заполнял чистое небо. И снег постепенно менял свой цвет.
Махмуд-бек не уходил со двора. Уже затих ритмичный цокот копыт. Возвращаться в дом не хотелось...
Надо подождать, когда величественно, спокойно над горным краем поднимется солнце. И тогда, прикрыв
глаза, подставить лицо первым мягким лучам.
Джамшид был сподвижником Джанибека-кази. Он еще совсем молодым парнем прислуживал
курбаши, таскался ва ним по чужим дорогам; первым начинал хохотать и хлопать себя по коленям при
самой глупой шутке бандита.
Джанибек этому парню, одному из своих многочисленных племянников, обещал богатую жизнь и
славу.
Шли годы... Джамшид взрослел, умнел, стал разбираться в делах, увидел и понял, на чем держится
авторитет прославленного Джанибека-кази.
Нигде не мог найти пристанища курбаши. Свою шайку, состоящую из родных и близких, он увел в
горы. Его мечтой было первым ворваться в долины Средней Азии, захватить обширную территорию,
стать владыкой городов и кишлаков. Эти города и кишлаки он заранее щедро разделил между
ближайшими помощниками.
Надо было только дождаться, когда гитлеровские войска войдут в Москву.
– А здесь – наше дело, – авторитетно заявлял Джанибек. – Мы первые спустимся с гор...
Слушал эти речи и Джамшид. Слушал и мечтал о будущей власти. Ему очень хотелось попасть в
Таджикистан. Например, в богатый город Ходжент. Он слышал, что большевики рядом построили
электростанцию, какие-то заводы.
А дядя дал всего два маленьких горных кишлака.
– Еще молод... – сказал Джанибек. И как мальчишку, потрепал грязной ладонью по щеке.
Джамшиду уже сорок три года. Всю свою молодость он отдал Джанибеку. Таскал ему чайники,
подавал пиалу, чистил сапоги, раскуривал чилим. В тайне от других бандитов Джамшид мял комочки
анаши, смешивал их с табаком.
О новой страсти Джанибека не говорили вслух, боялись вспыльчивого курбаши. Но разве утаишь от
людей и сладковатый дымок, и бессвязные речи, и мутные, бессмысленные глаза.
Чилим доверяли только Джамшиду. Он оставался по-прежнему мальчиком, слугой и в тридцать, и в
сорок лет. Особой почестью считалось, когда курбаши, накурившись, двигал чилим в сторону Джамшида.
Через несколько лет Джамшид уже с радостью и с большой благодарностью хватался за чилим.
Торопливо проводил рукавом халата по мокрому мундштуку и, прикрыв глаза, слушал клёкот воды,
затягивался...
В эти минуты он забывал о тоскливых, монотонных годах, проведенных в горах, о пропавшей жизни, о
той жалкой подачке, которую обещает Джанибек-кази в случае победы Гитлера.
Особой милостью за верную службу считалась и поездка на базар в поселок Ага-хана.
186
В третий раз такой милости удостоился Джамшид.
Прибыв в Гульташ, он поселился в доме Акбара. Небольшая группа рядовых бандитов расположилась
на ночевку в караван-сарае.
Акбар знал о страсти Джамшида. После ужина он с почтением преподнес новому гостю чилим.
У Джамшида было плохое настроение. Махмуд-бек, почтенный умный человек, рассказал о трудной
борьбе с Советами. Борьба еще будет продолжаться.
Русские в Берлине... Гитлер подох... На кого теперь надеяться? На самих себя?
Не такой дурак Джамшид, чтобы поверить в силы небольшой шайки Джанибека.
Джамшид жадно затянулся, прикрыл глаза и не спеша выпустил струйку дыма. Секунду он молча
наслаждался пьянящим зельем, потом благодарно кивнул хозяину. Акбар не пожадничал, положил в
табак хорошую порцию анаши.
После очередных двух-трех затяжек появилось желание продолжать разговор, поспорить, рассказать
какую-нибудь веселую историю. Только где взять эти истории? Скучно у них в горах.
– Разжирел Джанибек... – неожиданно сорвался Джамшид. – Уже головы не поворачивает. Только
бровью поводит, только глазами косит на тех, кто рядом. Слушает и все мимо ушей пропускает.
Наплевать ему на родных и друзей.
Сам Джамшид тоже отяжелел. С солидным брюшком, краснощекий. Но, как понял Махмуд-бек,
Джамшид обвиняет своего главаря не в тучности, а в зазнайстве.
Махмуд-бек высказал надежду, что когда-нибудь отряд Джанибека много сделает в борьбе против
большевиков.
– Когда? – зло прошептал Джамшид.
– Придет время.
– Мы стареем... А Джанибек посылал сюда вниз человека с золотом. У него в городе в банке есть
деньги.
– Наверное, хранит для вас, для будущей армии.
Махмуд-бек пил чай короткими глотками, наслаждаясь покоем, изредка поглаживая больную ногу.
– Для армии у нас все есть. Сейчас мы у Ага-хана получим новое оружие, динамит. .
– Зачем динамит? Вы живете спокойно.
– Осенью Джанибек думает спуститься вниз, к Советам.
– Сам?
– Так он и пойдет сам... – взорвался Джамшид. – Он наши головы подставит под советские пули.
Махмуд-бек похвалил осторожного опытного курбаши, который зря не будет посылать на гибель
людей.
– Зря? Он за это получит. От них! – куда-то в сторону резко махнул рукой Джамшид.
Конечно, от Джанибека требуют каких-то настоящих действий. Кто будет зря снабжать шайку оружием,
одеждой, продовольствием.
Джамшид тяжело сопел. Он выдержит разговор еще несколько минут. Потом его потянет в сон.
– У вас есть люди в горных кишлаках? Там, на той стороне. Мне надо послать своих. Я, конечно,
заплачу... Наверное, вы-то знаете?
– Есть... – с готовностью ответил Джамшид.
Он назвал горные кишлаки, имена людей с подчеркнутой небрежностью, давая понять Махмуд-беку,
что тот имеет дело не с рядовым бандитом, а с человеком, который сам, без Джанибека, может
заниматься большими делами.
Еще затяжка. Еще одна, слишком жадная... Она, наверное, доконает Джамшида. Толстоватые пальцы
вздрогнули, разжались, отпустили длинный, отполированный мундштук.
Махмуд-бек подхватил чилим и позвал хозяина. Взглянув на беспомощного Джамшида, Акбар
вздохнул.
– Погибает. . У них там, – он кивнул в сторону двери, – у них плохо. Если они не займутся настоящим
делом...
Махмуд-бек промолчал. «Настоящее дело» – вылазка на советскую территорию будет концом
Джанибека-кази и его шайки.
– Вы думаете вместе с ними ехать на базар? – спросил Махмуд-бек.
– Было бы хорошо, – виновато сказал хозяин.
Ему неудобно бросать Махмуд-бека в Гульташе. Но базары бывают редко. И ехать туда надо с хорошо
вооруженной группой. Так спокойней.
– Если бы вы подождали... – попросил Акбар.
– Нет. . Японец прав. Мне надо немедленно вернуться в город. – Махмуд-бек погладил больную ногу и
твердо повторил: – Очень надо достать место в самолете...
Деньги и фотография Живого Бога произвели впечатление на английского чиновника. Он пока
считался с суровыми законами горного края, с его властелином Ага-ханом.
На другое утро небольшой самолет поднялся с площади Гульташа, сделал круг над поселком.
Вон в той стороне, в двух днях пути, лежала родная страна. Там сейчас большой праздник... А он,
Махмуд-бек, вновь удаляется от Родины. С каждым часом все дальше и дальше.
187
Махмуд-бек повертел в руках билет. Потом карандашом записал опознавательные знаки самолета -
AAJLN – ORIEHT SKYFKE СНТЕК.
