Текст книги "До особого распоряжения"
Автор книги: Борис Пармузин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)
нахмурился и недовольно сказал:
– Разболтались мы. Пойди отыщи хозяина. Пусть готовит хороший ужин.
Ага-хан был удивительно тучный, с красным лицом, с маленькими, внимательными глазками. О своей
вере Живой Бог не распространялся. Он заговорил о судьбе народов Востока, о беспощадной борьбе с
неверными.
Ага-хан старался быть предельно сдержанным, говорил коротко, весомо. Но порой он забывался. И от
волнения еще больше краснел, терял свой величественный, как подобает богу, вид.
Он рад был приезду Махмуд-бека Садыкова, ближайшего помощника муфтия Садретдин-хана. Вести
о делах этих людей дошли до его скромной обители... Но...
Ага-хан должен высказать свое мнение о неумелой работе антисоветских организаций, о тех ошибках,
которые совершались в течение многих лет.
– Вам надо было держаться за японцев... – горячо говорил Живой Бог. – Япония могла возглавить
движение на Востоке. У них был опыт. Они еще в прошлом веке перестроили свою разведку по
немецкому образцу. Великий разведчик Вильгельм Штибер по просьбе японцев сумел организовать одну
из лучших в мире тайных служб.
– Мы пытались с ними связаться... – воспользовавшись короткой паузой, сообщил Махмуд-бек.
– Вы не воспользовались их помощью в полной мере, – оборвал Ага-хан. – Здесь, в соседних странах,
японцы создали общество «Черный океан». У него была одна цель – подрывная работа в Средней и
Центральной Азии. В Шанхае «Колледж Тунь Веня» имел четыре тысячи студентов. Они пригласили
Курбан-Али, знатока тюркских языков. Вот как тянулись японцы к мусульманам! В самой стране, в
Японии, стал процветать ислам. Тридцать тысяч человек приняли эту веру...
Встречал Махмуд-бек этих людей. Приходилось с ними работать. Ага-хан, наверное, располагал и
такими сведениями.
Он был недоволен, что руководители мусульманских организаций шарахаются от одних хозяев к
другим. Да и среди этих руководителей идут вечные дрязги из-за власти.
– В Берлине ваши дела очень плохие. – Ага-хан прищурился, провел ладонью по красным, пухлым
щекам. Зачем-то потер их. – Плохо в Берлине... – Он посмотрел на закрытую дверь, протянул руку к
низенькому столику и безошибочно выбрал одну из бумаг.
Махмуд-бек понял, что Ага-хан подготовился к встрече с ним.
– Это знакомо вам?
На бумаге был адрес: Берлин, Ноенбергштрассе, 14, телефон 176619. Туркестанский национальный
комитет.
– Знакомо... – ответил Махмуд-бек.
– Вы связаны с ними?
– Плохо. После смерти Мустафы Чокаева, по существу, связь оборвалась...
– Надо связаться. Надеюсь, этот комитет уйдет от немцев?
Махмуд-бек пожал плечами.
– Русские уже около Берлина... – как-то спокойно, рассудительно произнес Ага-хан.
173
– А Япония? – Махмуд-бек постарался этот короткий вопрос задать как можно спокойнее.
– Япония пока теряет свое значение. Но у мусульман есть искренние, старые друзья.
– Именно – старые...
На маленьком восточном столике лежат английские газеты. Слуги Живого Бога хорошо относятся к
бумажным английским деньгам. Это здесь, высоко в горах, где на базарной площади в самый шумный
день редко звучат монеты, идет только обмен товаров на продукты...
– Мы возлагаем большие надежды на старых друзей, – смиренно сказал Махмуд-бек.
– Если вы докажете на деле свою верность им, то... – Он покачал головой, давая понять:
мусульманские организации получат хорошую помощь в борьбе против Советов. – Одна война кончится,
другая начнется. Таков этот беспокойный мир. – Ага-хан поднял глаза к потолку.
В этом громоздком дворце трудились хорошие мастера. Такую тонкую резьбу по дереву Махмуд-бек
видел очень давно, еще в Самарканде. Живой Бог, наверное, шептал свою молитву.
– Все в руках пророка... – И уже деловито окончил: – Надо служить великой Британии...
Ага-хан устал. Вначале он настроился на длинную деловую беседу. Но выдохся. Устал.
Ему приятно, что руководители туркестанской эмиграции постепенно собирают силы под его крылом.
А главное, это нужно великой Британии. Ага-хан вытащил из-под стопки газет свою фотографию и
протянул ее Махмуд-беку. Он лениво пошевелил губами, благословляя Махмуд-бека на большие дела.
Прижимая фотографию к груди, Махмуд-бек поклонился.
В этом краю, диком и огромном, населенном неграмотными людьми, религиозными фанатиками,
самыми разными бандами, фотография Ага-хана была документом огромной силы, охранной грамотой,
пропуском на всех дорогах.
Махмуд-бек, как научил его проводник, вышел с фотографией в руках. Десятки людей, живущих
неделями в ожидании Живого Бога (хотя бы увидеть издали!), вставали на колени, кланялись
счастливому человеку.
Махмуд-бек с проводником прошли несколько шагов, не спеша, не обращая внимания на людей.
Наконец проводник прошептал:
– Теперь прячьте...
Теперь можно было прятать фотографию. Молва еще об одном счастливом человеке уже вылетела за
пределы поселка.
На краю базарной площади ютилась низкая закопченная харчевня. Люди, имеющие деньги, не могли
обойти это на вид неказистое здание. От одного запаха кружилась голова...
В харчевне орудовал ловкий, юркий японец. Он носился с грязной, промасленной тряпкой, одним
ловким движением руки вытирал длинный шаткий стол. Потом, отбросив тряпку, вырастал у плиты с
черным большим котлом.
В котле бурлил красноватый острый бульон. На плите поджаривались длинные тонкие ленточки
лапши, похожие больше на дунганский лагман.
Японец ухитрялся вовремя переворачивать (чтоб не сгорело!) это ювелирное изделие из теста,
схватывать на лету одной рукой глиняную миску, а другой – деревянный черпак. Он наливал бульон с
подчеркнутой небрежностью. Затем в касу ловко опускались вкусные, уже рыжеватые пряди лапши.
Никто толком не знал, как называется это аппетитное блюдо и когда оно появилось в закопченной
харчевне.
– Вкусно-о! – протяжно-ласково произносил японец.
В его заведении было что-то от японской кухни. Но хозяин давно понял, каким успехом пользуется у
памирцев ош – суп с лашпой. Наверное, так и родилось это острое, душистое блюдо. На радость
местным жителям.
Какая судьба занесла сюда, в горный край, этого человека? Японец, конечно, давно принял веру
исмаилитов.
Махмуд-бек знал таких людей. Японская разведка направила сотни своих офицеров под видом
врачей, поваров, парикмахеров, лавочников, грузчиков за рубеж. Подобные профессии давали
возможность ежедневного общения с населением, с гостями этих стран.
Совершенно искреннее почтение выказывал японец европейцам, занявшим основную часть длинного
деревянного стола. И не грязная тряпка мелькала перед глазами уважаемых посетителей, а полотенце.
Пусть не первой свежести, а все же полотенце...
Японец, разумеется, знал английский язык. В разгар беседы европейцев он слишком часто вырастал
за их спинами.
В углу харчевни лежали планшеты и полевые сумки.
– Эти люди не похожи на строителей, – сказал Адхам Махмуд-беку. Он с первой минуты косился на
планшеты.
Хозяин метнулся к новым посетителям с грязной тряпкой. Но вдруг замер. Какая-то доля минуты ушла
на то, чтобы с ловкостью фокусника заменить тряпку на полотенце. И откуда только японец его извлек?
Стол был чистым. Едят здесь аккуратно. Не уронят крошки, не прольют капли. Хозяин все-таки протер
гладкие потемневшие доски.
Посетитель пришел с проводником и, наверное, со слугой. Важный, а значит, заслуживающий
внимания гость.
174
Они долго, со вкусом наслаждались лапшой, тянули ее со свистом, причмокивая от удовольствия.
– Не строители, – повторил Адхам.
Его интересовало все: и рассказы Махмуд-бека о националистических организациях, о руководителях,
о их связях с чужеземцами, и эти деловитые европейцы, шныряющие в горах.
– Не строители... – наклонив голову, тихо ответил Махмуд-бек. – Они делают съемку местности. Делают
географическую карту. Потом расскажу...
За спиной угодливо появился японец. Он, конечно, знал местные диалекты, мог знать и фарси, и
пушту...
Махмуд-бек повернулся к японцу.
– Что еще угодно господину? – почему-то шепотом спросил хозяин харчевни.
– Чай...
– У меня есть хороший китайский чай. Из далекого Нанкина. Зеленый, душистый...
Японцу хотелось поговорить с Махмуд-беком, расположить хоть к недолгой беседе. Японец должен
знать все. И обо всех...
Надо доставить ему это удовольствие. Потом, после чая...
Европейцы поднимались. Шумные, довольные. Один из них вытащил кожаный бумажник. Вместе с
деньгами в бумажнике лежала и фотография Живого Бога.
Махмуд-бек мельком увидел знакомый снимок.
Даже эти люди, представители могучей державы, не могут обойтись без «охранной грамоты».
Столица Живого Бога особенно ничем не отличалась от других горных поселений. Здесь были низкие,
потемневшие дома, жалкий караван-сарай... Конечно, не каждое поселение может похвастаться базаром
и даже такой примитивной харчевней.
Ну, о дворце Ага-хана и говорить нечего.
Дворец громоздился у отвесной горы... Он будто врезался в скалы. Надежно прижимался к ним. У
дворца всегда толпились люди. Некоторые из них, застыв в молитвенных позах, часами ждали
появления Живого Бога.
Были здесь больные и нищие. В сторонке, не приближаясь к верующим, надвинув шапку почти на
глаза, чтобы скрыть выпавшие брови, с рыхлым белым лицом сидел прокаженный. Он лениво изредка
гремел железной банкой с камешками, предупреждая правоверных о своем присутствии.
Прокаженный притащился из далеких мест, надеясь на чудо, упрямо веря в это чудо. Ведь достаточно
Живому Богу прикоснуться к нему, как страшная болезнь уйдет, исчезнет навсегда.
Стражники указали прокаженному его место и строго предупредили не двигаться к дворцу. Ага-хан
редко выходил на площадь. Не очень часто принимал он и посетителей.
Махмуд-бек и Адхам видели, как европейцы с планшетами спокойно и решительно проследовали во
дворец. Слуги и стражники низко кланялись чужеземцам. А те даже не обратили на них внимания.
Разговор о картах еще не был окончен. Не все понял Адхам. Для чего и как делаются карты... Поэтому
вновь задал вопрос Махмуд-беку.
– На карте... На большом листе бумаги будет все видно. Какой высоты горы, где проходят дороги, где
живут люди, как называются эти места, – объяснил Махмуд-бек.
– Я видел у «Моррисонов». У инженеров, – сказал Адхам. – Так легче строить дорогу.
– А карты этой местности, – кивнул Махмуд-бек на горы, – пока еще нет. Прежде чем строить дорогу,
нужно сделать карту.
– Ага... – коротко сказал Адхам.
– Без карты, – добавил Махмуд-бек, – мы вдвоем пройдем. Проводник проведет. А войска не пройдут.
Нужна дорога.
– Куда... войска? – удивился Адхам.
– К границе Советов...
Адхам промолчал. Он отвернулся и стал рассматривать толпу людей у дворца Живого Бога. Важные
эти чужеземцы... Как они по-хозяйски вошли во дворец! А верующие, голодные, в лохмотьях, не сводят
глаз с проема дверей. Они будут или сидеть, или толкаться в толпе до тех пор, пока есть в кармане хоть
одна монета. Потом пустятся в долгий обратный путь. В своем поселке, окруженный родственниками,
близкими, соседями, человек перескажет истории о делах Живого Бога, которые он слышал у дворца.
Добавит кое-что от себя, и родится еще одна легенда о могуществе Ага-хана.
Проводник вернулся в караван-сарай, покосился на Адхама и замер.
– Рассказывай... – разрешил Махмуд-бек.
– Как вы приказали, хозяин, – начал проводник, – я разговаривал с японцем.
– Кто он?
– Он давно здесь... Очень давно. Его знал еще мой отец. Японец там, в темноте, кажется молодым. Но
живет давно. Молится Живому Богу. И, наверное, все о нем знает.
– Для чего?
– Он о всех знает, – добавил проводник.
– Для чего? – опять спросил Махмуд-бек.
– Ему все надо знать, – туманно ответил проводник. – Такой он человек.
175
– Обо мне спрашивал?
– Я сам сразу сказал. Как вы учили. Но он все равно спрашивал. А я молчал. Только говорил, что вы
сказали.
– Кто-нибудь бывает здесь из туркестанцев?
– Бывают. На базаре... Приходит узбек из Гульташа.
– Кто такой?
– Его зовут Акбар. Я его тоже знаю.
– Откуда?
– Зна-аю... – уклончиво ответил проводник. – Бывают и другие. От Джанибека.
Юноша опустил голову, стал рассматривать свои стоптанные, порыжевшие сапоги. Врать он не умел.
Наверное; совсем недавно ему довелось ходить к границе. И неведомый Акбар вместе с тихим,
услужливым японцем были причастны к какому-нибудь делу.
– Японец знает Акбара?
– Он всех знает, хозяин... – не поднимая головы, повторил проводник.
Пока не надо продолжать этот разговор. Его следует отложить до более удобного времени.
– Что японец сказал о людях Пулатходжаева?
– Никто не приходил еще, хозяин. А другой дороги нет.
– А вдруг нашли... – улыбнулся Махмуд-бек.
– Нельзя... – серьезно заверил проводник, – Сразу за поселком начинается овринг – навесная дорога
над пропастью. Только здесь можно пройти в Гульташ.
Махмуд-бек промолчал.
– Только здесь, – повторил проводник. – Другие дороги длинные. Много нужно времени.
– Японец не обманывает?
– Не-ет. . – не очень уверенно протянул проводник. – Я дал, как вы приказали, ему деньги.
Он, казалось, успокаивал этим сообщением Махмуд-бека. Но сам, видно, не мог отделаться от
сомнений. Слишком уж старательно рассматривал свои сапоги.
– Я сейчас приду. Вы отдыхайте. Рано утром пойдем через овринг. . – сказал проводник и стремительно
вышел из комнаты.
Адхам нарочито медленно укладывался. Ему хотелось поговорить с Махмуд-беком.
В караван-сарае комнаты с земляным полом, пропитанные вечной сыростью. Сухие травы,
служившие подстилкой, уже слежались. Адхам ворошил их, пытаясь устроить более удобную постель.
Трава ломалась, несмотря на то что была влажной.
– Что такое овринг? – спросил Адхам.
В неуютной, сырой комнате, совершенно пустой, неприятно молчать. Махмуд-бек замер у маленького
окошка, рассматривая пыльный двор. Зачем-то потрогал сухой фитиль коптилки, которая стоит на
подоконнике. Ее давно не зажигали. Здесь останавливались бедные люди, не имеющие возможности
тратиться на несколько капель масла или керосина.
– Овринг? – рассеянно переспросил Махмуд-бек. – Это, говорят, страшная штука. Я еще не ходил по
такой дороге.
– Срываются люди? – задал вопрос Адхам.
– Не слышал. Пожалуй, больше на нервы действует.
Повернувшись, Махмуд-бек посмотрел на истрепанные стебли травы и посоветовал:
– Сходи, Адхам, к хозяину. Пусть даст сухой травы. Да и масло в коптилку нальет. Жутковато в этой
комнате.
– Хорошо, господин.
Побыть бы одному. Не дает покоя мысль о японце, о каком-то Акбаре, о не понятном ему молчании
проводника.
Тянется между ними ниточка. Едва заметная, едва ощутимая. Когда и кого они здесь проводили?
Побыть бы одному...
Но раздались шаги. Оживленный, в ожидании хорошей выручки, шел хозяин с пахучим снопом сухой
травы. Другой сноп тащил Адхам. Этот запах сразу же перебил стойкую сырость, напомнил об осенних
лугах.
Схватив запылившуюся коптилку, хозяин стремительно выбежал. Махмуд-бек так и не разглядел его
лица.
Вернувшись, тяжело дыша, хозяин торжественно объявил:
– Будет гореть... – Но сам не зажег коптилку. Сэкономил спичку.
Махмуд-бек опять повернулся к окну. Адхаму не понравилась этакая пренебрежительная поза.
Пропало желание продолжать начатый разговор.
Адхам шелестел сухой травой, взбивал ее, как курпачу – теплое, стеганое одеяло, раскладывал халат.
Но сейчас было не до него. Японец и Акбар. И, конечно, проводник...
– Почему, господин, вы так боитесь Пулатходжаева и его людей? Кто он такой? – спросил вдруг Адхам.
Махмуд-бек остановился над Адхамом и спокойно произнес:
– Я не боюсь Пулатходжаева, хотя он очень опасен. И в этих горах он сможет расправиться со мной.
– У вас есть картинка с Живым Богом... – Адхам не скрыл усмешки.
176
– Он не посчитается с Живым Богом, – сказал Махмуд-бек. – Ни с каким богом не посчитается.
– Все-таки боитесь?
– Не хотел бы его увидеть, – сознался Махмуд-бек. – Но дело не в этом.
– А в чем же?
– Он может много причинить зла людям.
– Людям? – уже открыто усмехнулся Адхам. – Людям... – И он повернулся к стене. – Отдыхайте,
господин. Завтра трудная дорога.
– Да... Трудная... – согласился Махмуд-бек и снова подошел к окну.
Японец, Акбар, проводник...
Не заснет, пожалуй, Махмуд-бек, пока не узнает у проводника о человеке, который еще недавно мог
уйти через границу.
Проводник вернулся с каким-то свертком.
– Это хорошее мясо... – объяснил он. – Жареное. Можно долго нести в горах.
– Дал японец?
Проводник кивнул: японец.
– А еще кого ты видел?
– Спрашивал слуг, хозяина, стражников у дворца: никто не проходил. Мы первые идем за весной.
– Чужие люди обязательно должны зайти к Живому Богу? За его картинкой?
– Обязательно. Дальше без нее трудно идти...
Махмуд-бек вздохнул: все ясно...
Проводник, помолчав, отрицательно покачал головой:
– Не ясно, хозяин.
– Почему?
– Картинку Живого Бога можно было получить раньше. И год назад, и два года назад.
– Ты о чем думаешь? – тревожно спросил Махмуд-бёк.
– В нашей дороге всегда надо думать, хозяин... – Проводник посмотрел на спящего Адхама, на ворох
сухой горной травы и уже спокойно добавил: – Сейчас надо отдыхать, хозяин. Завтра будет очень трудно.
Мы должны к вечеру прийти в Гульташ. Нигде останавливаться нельзя. С вашей ногой совсем будет
плохо. Надо отдыхать...
– Надо... – поддержал Махмуд-бек.
Но сможет ли он заснуть.
Из рукописи Махмуд-бека Садыкова
Японская разведка в тридцатых годах проявляла большой интерес к «мусульманским делам».
Одним из специалистов, своеобразным советником в японской разведке был мулла Курбангалиев.
Старательно работал «знаток тюркских языков» Курбан-Али.
В 1962 году увидела свет книга английского разведчика Рональда Сета «Тайные слуги». Автор
называет несколько фамилий, приводит даты и документы, свидетельствующие о широкой программе
«объединения мусульман», которой решила заняться Япония.
При активной помощи слушателей шанхайского «Колледжа Тунь Веня» осенью 1933 года в Маньчжоу-
Го был проведен панисламистский конгресс. С большой речью на конгрессе выступил ярый националист
Гияс Исхаки.
Сразу следует сказать несколько слов и об этом «деятеле». Сын деревенского муллы, он стал
сотрудником татарских газет, выпускал книги, активно участвовал в делах эсеров.
Исхаки носился с идеей создания нового мусульманского государства «Идель-Урал-Штаты» («Волго-
Уральских Штатов»). Потом, разумеется, бежал за рубеж. Сотрудничал с японской разведкой. В 1938 году
созвал «съезд» мусульман, призывал их к объединению, предсказывал новую войну. При Гитлере Исхаки
стал издавать журнал «Идель-Урал» (контроль издания и ассигнования принадлежали Розенбергу).
Японская разведка привлекала к работе и других националистов.
В Токио был приглашен Абду-Рашид-Казы Ибрагимов, уроженец Сибири. В молодости он много
странствовал, получил духовное образование в Медине. Позже вернулся в Россию, редактировал в
период 2-й Государственной думы бульварную газету «Сирко». И даже выпустил книжечку «Как обратить
японцев в ислам».
Но он был сам одним из тех, кого разведка Японии прибрала к рукам.
Японская разведка приняла участие в создании реакционных обществ «Пробуждение великой Азии»,
«Белый волк», «Черный океан», «Туран» и другие.
Отделения некоторых обществ находились в Китае, Индии, Персии, Турции, Афганистане и других
странах.
Буржуазные националисты, готовые продать родную землю в любые руки, принимали участие в
создании этих обществ.
ДЕНЬ ПОБЕДЫ
177
Он решил поговорить с проводником немедленно. Возможно, в этом поселке придется задержаться и
выждать удобное время для встречи с хозяином харчевни.
Махмуд-бек не представлял, как он подойдет к японцу. Этот хитрый человек сложит на груди руки и
будет кланяться. Попробуй выжать из него нужные сведения. Бесполезное занятие...
Но и откладывать разговор с проводником нельзя. Махмуд-бек осторожно поднялся. Взглянул на
Адхама, который, повернувшись к стене, по-мальчишески сладко посапывал.
Через грязное окно в комнату с трудом пробивался рассвет.
Весенние рассветы – ранние. Махмуд-бек, пораженный, застыл на пороге. Снежные вершины
отливали нежными синеватыми красками... А ниже, где-то совсем рядом, просыпалась торопливо,
радостно буйная зелень. Даже тесный грязный двор караван-сарая сейчас выглядел иным. В горах
потянулась несмелая, но свежая травка.
Проводник уже накормил и напоил лошадей. Сейчас он внимательно осматривал седла, сбрую.
Добросовестный, честный парень. Еще вчера он отводил глаза в сторону, опускал голову. Возможно, он
связан словом, клятвой. Но Махмуд-бек многого от него не потребует.
– Хозяин, все готово, – сообщил проводник, – сейчас будет еда. Вон...
Под котлом билось пламя, жадно пожирая прошлогодний кустарник. За всю дорогу Махмуд-бек ни
разу не вмешивался в его дела, и сегодня не из-за лошадей и завтрака так рано поднялся.
– Надо было бы поесть в харчевне... – сказал Махмуд-бек.
– Очень рано, – ответил проводник.
– Попросить японца...
Проводник пожал плечами.
– Или японец хочет, чтобы я быстрее ушел?
– Ему... все равно... – не очень уверенно ответил проводник.
Махмуд-бек провел ладонью по лохматой, спутавшейся гриве коня. И конь благодарно кивнул
головой.
– Выносливые, – сказал Махмуд-бек. – Выдержат весь путь?
– Выдержат, хозяин.
– Ты осенью последний раз был здесь?
– Да...
– До снега?
– Да, хозяин. Еще до снега...
Наверное, надо поговорить е парнем откровенно. Да тот и сам уже понял, куда клонит Махмуд-бек.
– Ты знаешь, что я был в тюрьме вместе с вождем твоего племени? – спросил Махмуд-бек. – И
молодой вождь обещал, что ты будешь верно служить мне.
– Я служу, хозяин, – растерянно произнес проводник. – Что еще надо?
– Мне надо знать о том человеке, которого ты вел. Он встречался здесь с японцем?
– Мы обедали вместе...
– И все?
Проводник наморщил лоб.
– Нет, – сказал он. – Потом на другой день тот человек рано утром пошел в харчевню.
– В такое время? – спросил Махмуд-бек.
– Да...
– Но в харчевне еще ничего не готово.
– Я ему сказал. А он говорит, что хочет посмотреть, как японец делает тесто.
Махмуд-бек невольно улыбнулся. Проводник ответил тоже улыбкой. Он понимал, насколько наивен
был повод для встречи. Человек идет к границе, будет ее переходить. Напряженное состояние не
покидает его все дни... До кулинарных ли рецептов?
– Он был очень смелый? – спросил Махмуд-бек.
– Он уже начинал болеть. Он говорил, что в это время ему всегда плохо. То холодно, то жарко.
– Малярия?
– Да, малярия. Так сказал доктор в Гульташе...
– Тоже японец?
Проводник удивленно замигал глазами и кивнул:
– Да, японец. Вы знаете о нем?
– Слышал, – небрежно сказал Махмуд-бек и спросил: – Ты проводил того человека?
– Мне надо было возвращаться домой. До снега оставалось очень мало.
– Он успел уйти?
– Не знаю, господин. Он очень болел.
– А сейчас смог бы уйти?
– Наверное, смог. Уже пять – семь дней назад там можно было пройти через перевал.
В щели и трещины скал умело, с удивительной точностью вбиты колья. На кольях не очень прочный
настил из хвороста, камней, земли. Это и есть овринг – участок горной тропы, которая тянется вдоль
отвесной скалы.
178
Махмуд-бек и Адхам молча наблюдали, как проводник, поглаживая по шее, словно успокаивая, вел
первого коня. Потом вернулся за вторым. За третьим. Он словно доказывал, как прочна и удобна эта
шаткая дорога. На всякий случай он подбодрил:
– Четыре-пять манов выдержит. .
Ман на Памире чуть больше 35 килограммов.
Махмуд-бек и Адхам пошли, изредка касаясь ладонями отвесной скалы, ощущая ее вечный холод.
Солнце сюда не заглядывает, постоянно стекают тонкие, почти невидимые, ручейки... Где-то тает снег, и
вода находит трещинки среди плотных камней.
Казалось, искусственная тропка пружинисто прогибается под ногами, испытывает нервы.
– Как, Адхам? – спросил Махмуд-бек.
– Хорошо, господин... – с показной лихостью ответил юноша.
Вечером их ждет Гульташ. А там еще один переход. И все. Парню становится труднее скрывать свое
нетерпение. Скоро... Очень скоро он будет дома. Не наделал бы глупостей у Джанибека-кази. Надо будет
настоять, чтобы Адхама сразу же переправили через границу.
Джанибек... Как он встретит Махмуд-бека? Что дошло в эти дикие горы о нем, о муфтии Садретдин-
хане, о размолвке с Пулатходжаевым?
Махмуд-бек уже убедился: вести из долины, несмотря на грозные перевалы, каким-то чудом
просачиваются в горы. Пусть по капле... Будто вода через плотные, покрытые зеленым лишайником
скалы.
Махмуд-бек неожиданно поймал себя на мысли: он тоже с нетерпением ожидает конца пути. Пугает
ли неизвестность? А кого и когда она не путала... И, услышав предложение проводника отдохнуть,
Махмуд-бек искренне отказался:
– Пошли до Гульташа! Лишь бы выдержали лошади.
– Выдержат. . – сказал проводник.
Маленький караван вновь пополз в горы. Вновь зацокали копыта послушных, выносливых животных.
Было очень тихо. И вдруг неожиданно, постепенно нарастая, в этой тишине раздался рокот самолета.
Наконец он, небольшой, юркий, вынырнул из-за вершины, слегка качнул крыльями и снова скрылся
уже за другой вершиной.
Проводник восхищенно покачал головой.
– Как быстро... – И вздохнул: – Интересно...
Рокот постепенно стихал, и вот уже стал слышен только равномерный цокот копыт.
Махмуд-бек не успел осмотреться в комнатке караван-сарая, не успел умыться, как прибежал Акбар,
плотный, сильный мужчина, лет сорока. Он без стука ворвался в комнатку, раскрыв объятия, и, шагнув,
обнял Махмуд-бека.
– Это вы! Вы! Узбек! Кого аллах наконец-то послал в это проклятое место. Узбек! Скажите что-нибудь.
Дайте немного счастья услышать родные слова. – Несмотря на торжественную приподнятость его речи, в
ней была искренность. Акбар плакал. – Я единственный узбек. Единственный в Гульташе... – Он не давал
возможности Махмуд-беку даже ответить на приветствие. – Вы знали Барат-хана? Я его старший сын. Я
растерял своих братьев. Их четверо. Вы слышали о моем отце?
Махмуд-бек слышал и об этом жестоком курбаши.
– Я рад вас видеть, – наконец сказал Махмуд-бек.
Он действительно был рад такой встрече.
Акбар должен многое знать о путниках, которые здесь проходили, о становище Джанибека-кази.
Уже была полночь. Не хотелось ни есть, ни пить, ни разговаривать. Слипались глаза. Акбар подавал
на дастархан чайники, продолжал угощать нежданных дорогих гостей.
Адхам с трудом скрывал зевоту. Проводник не вникал в суть беседы и умудрялся на минуту-две
закрывать глаза.
– Заговорил я вас, заговорил, – наконец всплеснул руками хозяин. – Ай! Обо всем забыл, а вам надо
отдохнуть.
– Надо, – согласился Махмуд-бек. – Уже поздно...
– Нам рано вставать, хозяин? – спросил проводник.
– Нет. Мы завтра еще будем здесь.
– Хорошо, хозяин... – не высказал своего удивления проводник.
Что может задержать человека в Гульташе? Только болезнь. А Махмуд-бек неважно выглядит, устал
за эту дорогу. Он вновь поглаживает правую ногу. Наверное, опять разболелась. Адхам встрепенулся,
тревожно посмотрел на Махмуд-бека, потом на проводника:
– Мы завтра будем...
– Здесь, здесь, – спокойно произнес Махмуд-бек и, считая разговор оконченным, поднял перед лицом
ладони, чтобы поблагодарить аллаха за этот вечер, за этот ужин.
Хозяин вслух произнес молитву.
Дом у Акбара был большим, удобным, отличался от нищих, пустых жилищ памирцев.
Акбар, наверное, сумел увезти не только деньги и ценные вещи, но кое-что из добра, домашней
утвари, ковры. На коврах расстелили мягкие, почти новые курпачи, взбили бархатные подушки.
179
Махмуд-беку выделили отдельную комнату. В нишах стояли лаганы, касы, чайники, пиалы,
разрисованные искусными мастерами. Высилась горка из сложенных ватных курпачи, атласных и
шелковых. Все свидетельствовало о достатке, об умении жить и встречать гостей.
Гости в этом доме бывали. Из горячих, шумных рассказов Махмуд-бек понял, что у Акбара
останавливаются люди Джанибека. Спускается ли сюда сам курбаши?
Махмуд-бек расспросил о здоровье Джанибека, о его делах.
– Самого я видел давно. Три года назад, – ответил хозяин. – А его люди бывают, когда идут на базар. И
к нему иногда поднимаются.
Акбар, чувствуется, не сотрудничал с Джанибеком. Да и говорил о главаре банды без особого
почтения.
– Прошлогодний гость ушел? Как его здоровье?
Махмуд-бек задал два вопроса подряд спокойно, не высказывая особого интереса и в то же время
показывая свою полную осведомленность о последнем госте.
Хозяин, конечно, не был связан никакими клятвами.
– Ушел. Совсем недавно. Пять дней назад. Болел долго в прошлом году. Японец дома у себя держал.
Никого к нему не пускал. Тот, когда трепала малярия, много говорил. А поправился, уже перевалы
закрылись.
– До Джанибека можно было дойти? – спросил Махмуд-бек.
– В прошлом году? Можно... Не отпустил японец. Держал у себя.
Ясно, что это их человек. Японцам не хотелось на всю зиму оставлять своего агента в банде
Джанибека-кази. Сейчас агент только отдохнет перед уходом за границу. На это уйдет день-два, не
больше.
– В Гульташе все видно. Очень маленький город. А японец – хитрый. Следит за каждым новым
человеком. С кем встречается, куда ходит. Все хочет знать... – продолжал Акбар.
– Японец – наш враг.
– Враг? – удивился хозяин.
– Да...
– За англичан надо держаться, – шумно вздохнул Акбар. – Это хорошо. – Он любил их, англичан. Как и
его отец, Барат-хан. – Значит, тот гость...
– Да-да, Акбар-ака. Нам надо купить слугу японца. Надо узнать, что говорил гость в горячке.
– Слуга... – пожал плечами Акбар, сомневаясь, что простой памирец запомнил важные слова.
– Надо...
– Хорошо, – кивнул Акбар, – я постараюсь...
Махмуд-бек стал укладываться спать. Удобнее положил подушку.
– А вчера мы еще проводили гостей, – между прочим, сказал хозяин.
– Кого? – приподнялся Махмуд-бек.
– Они мало были. Кажется, братья... Один почти сумасшедший. Глазами сверкает, зубами скрипит.
Кого пугает? Не знаю.
– Другой?
– Другой обыкновенный. Его Шукуром звали. Умывался... Я видел шрам.
– На правом плече?
– Да... Вы их знаете, господин?
– Знаю...
Махмуд-бек опять поправил подушку
– Как они попали сюда?
– На самолете, господин. Как важные люди. Это же очень дорого.
– Братья ушли?
– Сразу. Они, наверное, уже у Джанибека. Скоро мы об этом узнаем.
– Как? – невольно вырвалось у Махмуд-бека.
– Дня через два люди Джанибека придут в Гульташ. Мы вместе пойдем на базар. Ведь скоро... – Акбар
стал но пальцам подсчитывать дни. – Скоро пятница. Там, у дворца Ага-хана, базар.
– Люди Джанибека придут обязательно?
– А как же! – воскликнул Акбар. – Следующий базар будет осенью...
Махмуд-бек потер лоб, глаза.
– Господин хочет спать? – услужливо спросил хозяин и, слегка наклонившись вперед, на цыпочках
осторожно вышел из комнаты...
За сытным, обильным завтраком шел ленивый разговор о жизни в горах. Поднимался ароматный пар
