Текст книги "Город пробужденный (ЛП)"

Автор книги: Богуслав Суйковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 33 страниц)

49

Жрец Молоха, Сихакар, пришел к своему сообщнику Бомилькару в сумерках, пешком и в таком скромном плаще, плотно скрывавшем его алые одежды, что привратник сперва не хотел его впускать.

Но в атриуме, сбросив серую пенулу, он тут же принял обычную позу сановника, милостиво снисходящего до разговора с простым смертным.

Несмотря на заверения Бомилькара, что их никто не может услышать, он сам все проверил, заглянув за все завесы, и лишь потом начал говорить:

– Нужно быть осторожным! Повсюду римские шпионы, как говорит наш великий вождь Гасдрубал!

– Это легкое объяснение всех неудач! Лучше бы он наладил тайную службу в городе! Он должен знать, что люди думают на самом деле!

– Зачем? Он и так знает! Какой-нибудь Лестерос говорит ему, о чем судачит народ…

– А правду ли говорит?

– Он? Да разве он может лгать? Лабиту тоже доносит, о чем говорят во дворцах! Бомилькар, берегись! У тебя в доме шпион!

– А у кого его нет? В твоем храме тоже лишь абаддир да ашера святы и немы! – дерзко ответил Бомилькар, но все же забеспокоился. Сихакар тут же это заметил и обрел уверенность.

– Поговорим о тебе. То, что ты делаешь, очень опасно! Я имею в виду этих, ну, этих твоих римлянок! Ты бы их, верно, поубивал, потому что что ты с ними теперь сделаешь?

Бомилькар рассмеялся.

– Если у Лабиту такие сведения, то я спокоен! Римлянки? Какие римлянки? Я уже и забыл, что здесь были какие-то римлянки! У меня остался лишь пергамент, на котором они прекрасным почерком написали мне благодарность за спасение и опеку!

Сихакар покосился на него и наконец пробормотал:

– Ты их вывез? До того, как возвели эту дамбу? А Эонос так хвалится, что среди его людей нет продажных!

– Дурак! Где таких нет? Все дело лишь в цене или в товаре, которым платят! Но мне не нужны его люди, его пароли для спуска цепей, его порт! У меня свои способы!

– У тебя свои способы! – медленно повторил Сихакар. – И ты можешь выплыть, когда захочешь?

– Да! – вызывающе ответил Бомилькар.

– И можешь вернуться?

– А как же!

– Хм… Значит, ты можешь привозить и то, что сейчас нужно?

– Могу! Закажи, заплати вперед, и через месяц получишь! Хоть вино из Лация, хоть виссон из Неаполя, хоть шлем из самого Рима!

Жрец пренебрежительно махнул рукой.

– Речь не об этом! А о продовольствии! Ты можешь привозить продовольствие?

– Мог бы, но это невыгодно. Мне приходится пользоваться легкими, быстрыми галерами. Гребцов много, а места для товара мало!

– Что значит «невыгодно»? Все дело лишь в цене! И кто знает, не будет ли мука, просо или бобы дороже виссона и лакомств!

– Это ты говоришь? – встревожился Бомилькар. – Ты, кому Гасдрубал доверил попечение о продовольствии города?

– Именно я. Склады? Что с того, что есть склады! Надолго ли их хватит! А ведь теперь уже ничего не привезут! Мы заперты!

– Я могу привозить что хочу! – возразил Бомилькар.

– Но утверждаешь, что в малых количествах! Хм, слушай, а что если сказать Эоносу, что к чему? Выплыть на этой твоей быстрой галере и привести наши суда, что у Крита, Кипра, Египта?

– И не подумаю! – решительно отверг предложение Бомилькар. – Разве что… разве что за это я получил бы пожизненную власть суффета!

– Ты? Суффетом! Ты с ума сошел! Гасдрубал…

– Так пусть Гасдрубал кормит людей! – резко ответил Бомилькар и через мгновение добавил: – Нет! Что мне от обещаний, если этот город все равно обречен! Буду я возить продовольствие – сопротивление продлится дольше! И ничего более!

– Ты так думаешь?

– Каждый здравомыслящий человек должен так думать! На что еще надеяться?

Сихакар огляделся и снова понизил голос:

– А все же Гасдрубал на что-то надеется и не сдается! Говорил на совете: нам тяжело, но и римлянам тоже. У них нет флота, подвоз недостаточен, особенно теперь, когда они столько кораблей пожертвовали, чтобы нас заблокировать. В их войске уныние и болезни. Это самое главное! Сципион децимировал колеблющиеся отряды, а болезни делают больше! На этом и впрямь можно строить надежды. Пока войны в Иберии и Македонии продолжаются, а здесь у них войско тает, они могут и вправду уступить и предложить какие-нибудь приемлемые условия мира.

Бомилькар иронично рассмеялся:

– Все верно, только вывод ошибочен! Так могло бы быть, если бы у власти был кто-то другой. Но у власти Сципион! С этим нужно считаться! Он не уступит! Поэтому я не собираюсь ввязываться в какие-то там дела с Гасдрубалом, а забираю что можно и еду в Египет!

– Уезжаешь? Бежишь из города?

– О, сразу «бежишь»! Громкое слово и грозный вид! И ты бы сделал то же самое, если бы мог!

– Бежишь! Как Абдмелькарт!

– Умный человек! Знаешь, что с ним? Живет в Икосиуме, в Мавритании, производит свой пурпур и, говорят, уже богаче, чем был! И не он один! Исчез из города Абсасом, разгневанный из-за той истории с канатами. У него ведь были полные склады, а когда глупые бабы устроили это безумие со стрижкой волос, ему пришлось продать свои запасы за полцены! Исчез Белацор, сообщник Абсасома, исчез Абибаал, о котором все забыли, исчез Астарим, исчез Абдгербал и Гобрий, и… Ох, ты ведь знаешь, что половина дворцов пустует!

Жрец слушал, слегка кивая. Через мгновение, быстро, как он это умел, приняв решение, он прошептал, наклоняясь к сообщнику:

– Может, ты и прав…

– Я знаю, что прав! А тебе оракул должен был сказать это давно!

– Оракул? Не вмешивайся лучше в дела храма! Что мне сказал оракул – это мое дело! Мы говорим о делах, а не об оракулах! Уезжаешь? Твое дело. Но я, по старой дружбе, хочу подкинуть тебе еще одно хорошее дельце. Ай, ай, что за дело!

– Почему ты сам его не сделаешь?

– Потому что не могу! Ты хвалишься, что можешь уехать…

– Могу! Убедишься в этом через пару дней! Пусть только настанут темные ночи!

– Так уверен? А что если я скажу это Гасдрубалу? – голос Сихакара слегка зашипел.

Бомилькар смутился, но ответил смело:

– Не скажешь! Потому что тогда ты не провернешь со мной своего дела!

– Иногда ты бываешь весьма умен, Бомилькар. Ты прав! Я не смог бы вести дела с распятым. А я предпочитаю золото. Итак, слушай: дай мне половину прибыли за мою идею, и я молчу!

– Половину? Ты с ума сошел! А что если я напомню народу, что там было с… ну, с жертвой из детей?

– А что если я расскажу кое-что о тех римлянках?

– Тсс! Хорошо! Черт с ним! Половина прибыли! Ну, так каков твой план?

Сихакар наклонился и почти прошептал на ухо сообщнику:

– Я знаю, что Гимилькар и Эшмуназар в эти дни будут готовы отдать очень много за возможность исчезнуть из города. Может, и Клейтомах… да, Клейтомах тоже! А еще Бодмелькарт! Заплатят, сколько потребуешь!

– За то, что их вывезешь? Чем ты их так напугаешь?

– Это уже мое дело! Как шепну им кое-что, так у них земля под ногами загорится. Это будет хороший груз! Лучший груз! Только помни: половина того, что ты с них возьмешь, – моя!

– Помню! О, я таких вещей не забываю! – огрызнулся Бомилькар таким тоном, что трудно было понять, угроза это или заверение в честности.

Сихакар не испугался и продолжал шептать:

– Но четыре богача, пусть даже таких жирных, – это еще мало! Нужен полный груз, использовать галеру по полной! И в этом-то и есть моя настоящая идея. Послушай!

Теперь шепот был так тих, что Бомилькар мог бы с чистой совестью поклясться, что это были, верно, его собственные мысли. Но даже он, опытный работорговец, содрогнулся. Однако через мгновение цинично расхохотался.

– Клянусь римским Меркурием, покровителем воров, такого я не ожидал! До такого я бы никогда не додумался. Половина прибыли по праву твоя. А сможешь ли ты потом спать, это уже дело твоей совести! Если она у тебя есть! Говорят, наши кабиры умеют досаждать не хуже Эриний!

– Мне? – надменно рассмеялся Сихакар. – Уж у меня-то на них есть свои способы. Один даже применю по этому случаю. У меня есть запас новых, великолепно сделанных патеков. Каждому из любителей путешествий я продам по одному, разумеется, довольно дорого! Как лучший талисман!

Бомилькар, суеверный, несмотря на свой цинизм, заинтересовался:

– Думаешь, это действенно? Правда?

– Конечно! – серьезно заявил жрец. – Как же может быть иначе, если я продаю, а ты повезешь!

Бомилькар понял и гневно сплюнул.

Дворец Лаодики стоял в Мегаре, как того требовал обычай, но близко к стенам и дороге, ведущей к кладбищам. Капризная девушка жаловалась на такое расположение и, не сумев заставить отца переехать, велела хотя бы так поднять стену, окружавшую сад, чтобы ни с дороги, по которой проходили похоронные процессии, ни из соседних домов не было видно, что творится в ее уединении.

Поэтому Абигайль и назначила этот дом местом сбора и после наступления темноты отправилась туда. Сердце ее колотилось в груди, как ни при одной из прежних вылазок.

Арифрон, вольноотпущенник Бомилькара, который организовывал первую часть путешествия, наставлял ее, а она, в свою очередь, – избранных и допущенных к тайне подруг: одеться в темное. С собой можно взять лишь маленький, легкий узелок. Лучше всего – ничего! В Египте они получат все, что пожелают, лишь бы было золото. А значит, брать только золото и драгоценности. В доме Лаодики, которая должна отпустить всю прислугу, каждая из дам заплатит по таланту, и лишь тогда им укажут дальнейший путь. Самое главное – никому ни слова! Ни отцу, ни подруге, ни любовнику! А в пути – абсолютное повиновение!

Вольноотпущенник силился быть любезным, но в его тоне, а особенно во взглядах, которые он бросал на женщин, было что-то, что все же наводило на мысль, что это работорговец.

– Знаешь, я чувствовала себя с ним странно! – хихикая, признавалась Лаодике Абигайль, обсуждая с ней последние приготовления. – Словно я была, ну, словно в присутствии голодного льва!

– Он видный мужчина?

– Этот вольноотпущенник? О да, высокий, плечистый, а смотрит, ах, как он смотрит! Знаешь, у меня все время было ощущение, что он видит меня сквозь столу! Что он сдирает с меня все!

Лаодика нервно рассмеялась.

– О, он, верно, опытен! Интересно, много ли будет таких? И вообще – кто с нами едет?

– Не знаю! – неохотно призналась Абигайль, хотя и знала, что подруга ей не верит. – Лишь несколько, но мне нельзя называть их имен. Однако уже из того, что я знаю, могу тебя заверить: скучать нам не придется! Мы будем в своем избранном кругу!

– Еще бы! Талант золота за одну лишь дорогу!

– А нужно взять с собой немало, чтобы обеспечить себе в Египте прием и безбедную жизнь.

– О, там верят по-настоящему лишь в одно божество – в золото! Мы легко устроимся!

Абигайль немного замялась.

– Однако… однако мы будем среди чужих! Иногда я думаю, что мне будет не хватать этого города, наших домов, даже наших слуг…

– И этой распущенной черни, что швыряла в нас грязью за то, что мы не остригли волосы, и этих офицериков, что над тобой смеялись, – неужели ты уже забыла? – и этого напыщенного вождя… А город обречен и должен погибнуть! Лишь глупец не бежит из рушащегося дома! Я не глупа и не хочу им быть! Золото поможет нам создать новую жизнь, наверняка более интересную! Я бегу, пока есть время!

Абигайль, стряхнув с себя минутное настроение, рассмеялась.

– Ну, хоть раз ты сделаешь что-то вовремя! Ты же славишься тем, что всегда и везде опаздываешь!

– Лишь рабы и плебс должны постоянно считаться с какими-то сроками! Я всегда была и остаюсь госпожой своего времени!

– Ох, знаем мы твои взгляды. Но на этот раз ты, верно, будешь готова вовремя? Помни, что нам предстоит дальняя дорога.

Лаодика с досадой пожала плечами.

– Начинается плохо и скучно! Ну, хорошо, хорошо, я буду готова вовремя!

50

И на этот раз, однако, Лаодика не посчиталась со временем, и когда Арифрон вместе с Абигайль прибыл в ее дворец, он застал хозяйку дома в нарядном, изысканном платье, перед зеркалом в кругу ярко горящих лампад. Над ней стояла Кериза с горячими щипцами и гребнем.

На упреки Абигайль Лаодика ответила безразлично:

– Дорогая моя, я бы выказала непростительное пренебрежение тебе и другим, кто должен сюда прибыть, если бы принимала вас в какой-то там серой одежде. Вам можно, вы гости, а мне – нет!

Арифрон гневно подошел, не поздоровавшись с Лаодикой, и подозрительно уставился на торопливо работавшую Керизу.

– Кто это? – резко спросил он.

Лаодика смерила вольноотпущенника оценивающим взглядом, словно какую-то вещь, выставленную на продажу. И обратилась к Абигайль:

– Это и есть наш проводник? Ты была права, великолепный экземпляр мужчины. Жаль! Будь у меня время, Бомилькар должен был бы мне его уступить! Он был бы… был бы превосходным массажистом! Ха-ха-ха!

– Я спрашиваю, кто эта парикмахерша? И что она здесь делает?

– Глупый вопрос! Да и у тебя какие-то странные манеры. Тебя никто ни о чем не спрашивал, так как ты смеешь обращаться ко мне?

Арифрон сверкнул глазами и запыхтел от гнева, а Абигайль поспешила сгладить ситуацию:

– О, Лаодика, это ведь наш проводник! До тех пор, пока мы не окажемся на корабле Бомилькара…

– Молчать! – рявкнул Арифрон, испытующе глядя на Керизу, которая с удивлением и изумлением посмотрела на Абигайль. – Я спрашиваю, кто это?

Лаодика надула губы и ответила лишь через мгновение, с оскорбительной небрежностью:

– Это Кериза. Она меня причесывает. Ты ведь не требуешь, чтобы я среди стольких дам была растрепанной?

– Кериза? Дочь Макасса? Того самого? Она едет с нами?

– Да откуда! Я лишь позвала ее причесать меня, но как-то все это затянулось…

– Вот как? Ну, тогда я говорю: эта девушка поедет с нами! А ты за нее заплатишь талант золота!

– Ты с ума сошел, дерзкий мужлан? За парикмахершу? К тому же она не захочет ехать!

Кериза, держа в руках каламистр и гребень, медленно пятилась к двери, бледная от ужаса. Она начинала что-то понимать и вдруг закричала:

– Нет, нет!

Но тут Арифрон показал, что не зря был первым помощником известного работорговца. Он ловко прыгнул и преградил Керизе путь к отступлению, а затем схватил ее за волосы, подсек ноги, повалил, выкрутил руки. Поясом, что поддерживал высоко, почти под грудью, скромную хламиду девушки, он связал ей руки, а грубо оторванным куском одежды умело заткнул рот.

Он выпрямился, гневный, но гордый.

– Будет, как я велю! Эта девушка поедет с нами! Ты, – он указал на Лаодику, – заплатишь моему господину за ее провоз, а также штраф за неподчинение приказам! Парикмахерш она себе вызывает, когда давно должна была быть готова к дороге, а прислуга отпущена! А ты, – он повернулся к Абигайль, – тоже заплатишь штраф! При этой девке ты болтала, что мы едем на галере моего господина! Ну, если и другие были так же неосторожны, то могут быть большие неприятности! Это не забава и не прогулка на лодке! Мы рискуем ради вас жизнью!

Он умолк, задыхаясь, ибо как раз один из его людей, что стерегли ворота и сад, прибежал с вестью, что «путешественники» начинают собираться. Они и впрямь входили, поодиночке и группами, одни – смело и свободно, другие – неуверенно, с колебанием, третьи же – с нервной поспешностью.

Все кутались в плащи, надвинув на самые глаза капюшоны, и лишь в этой ярко освещенной, тихой, роскошно убранной комнате открывали лица и узнавали друг друга.

– Итами, это ты? Ах, как хорошо, что ты едешь!

– Тебя это удивляет? Я ведь должна искать мужа, который где-то там, на римской стороне!

– О, достопочтенный Эшмуназар! Вяленой рыбы нам теперь хватит!

– Зачем орать мое имя? Кто едет, тот едет!

– Мителла! Дорогая моя! И ты здесь?

– Меня уговорила Метамира!

– Я лишь сообщила о возможности! Ах, что за приключение!

– Афама! Это ты? Как тебя изменил этот плащ!

– Впервые в жизни ношу нечто подобное! Жесткий, грубый, и так уродует!

– Хирам! О, ты с нами? Кто-то мне говорил, что ты теперь клинабар!

– Так ведь нет больше таких отрядов! А служить дальше с этой вонючей чернью у меня нет охоты! Хватит этой глупой войны, которая все равно закончится разгромом!

– Болесамун говорит то же самое!

– И я здесь, божественная!

– Ах, как я рада!

– Стратоника! Тебя-то я не ожидала здесь увидеть! Ты же всегда так возвышенно вещала о необходимости борьбы!

– А разве расставание с домом и всей здешней жизнью не требовало борьбы с самой собой? Ха-ха-ха! Я победила, как видишь!

– Елена и Усона тоже едут!

– Уже прицепились к этому бородатому проводнику! И как им не стыдно так открыто выказывать свои желания! Словно простолюдинки! Лишь бы быть поближе к мужчине!

– Ах, оставь их! Но надо признать, Абигайль собрала здесь и впрямь избранный круг! Молодежь из первейших родов! В дороге нам скучать не придется!

– Это уж точно! – прервал их повеселевший Арифрон. Все шло хорошо, собралось уже двадцать четыре женщины и семнадцать мужчин, на улице и во всем квартале было спокойно. Гонец, посланный к калитке в стене, вернулся с доброй вестью: стражники ничего не увидят и не услышат, только просят поторопиться! В этот день дежурит Баалханно, он уже обошел стены, но лучше не рисковать!

– Ну, а теперь все слушают! Отдавайте плату! Без этого не тронемся, а чем позже, тем опаснее! Ну, живо!

– Ах, какой он мужественный! Какой грубый! – шепнула Усона.

Абигайль, почувствовав внезапный укол ревности, порывисто ответила:

– У тебя еще не было случая в этом убедиться, дорогая моя!

Они спешно, безропотно отдавали условленную плату. Арифрон следил дотошно: отверг самоцвет Гимилькара, который тот оценивал в полтора таланта, требуя плату золотом; отверг два персидских дарика как сделанные скорее из сплава, а не из чистого золота, – но в целом сбор денег шел слаженно и быстро. Наконец вольноотпущенник начал отдавать последние распоряжения:

– Сейчас выступаем. Предупреждаю, дорога дальняя, а ночь темная. Так что держитесь каждый за своим спутником, ибо если кто отстанет и заблудится – его дело! А кричать или даже разговаривать – нельзя! Это не шутки! Предупреждаю: один крик, один шорох – и я сверну шею! Пусть даже такую красивую!

Он обхватил тонкую, точеную шею Лаодики и сжал в грубой ласке. Изнеженная капризница на этот раз не рассердилась и не оттолкнула твердую ладонь.

– Ну да! Хе-хе, об этом позже. Повторяю: держаться вместе и идти тихо! А теперь внимание! А ну-ка, все подпрыгнули на месте! Высоко! Живо!

Толстый Клейтомах первым послушно и потешно подпрыгнул. За ним – остальные. Сначала они смеялись, но, глядя на лицо проводника, становились все серьезнее, теряя охоту к насмешкам. Ибо Арифрон внимательно склонил голову и сосредоточенно слушал.

А слушать было что! В узелках, сумках, плетенках и кожаных мехах, что несли беглецы, звенел и бряцал металл.

Арифрон медленно кивнул.

– Ну да! Я так и думал. Хорошо, что берете с собой… но уложите-ка мне это сейчас поплотнее или завяжите покрепче. Ничего не должно звенеть! Тишина! Понятно? Ну, в дорогу!

Он подошел к все еще лежавшей Керизе и пнул ее. Затем повернулся к одному из своих людей:

– Ты, Туберон, будешь стеречь эту девку! Захочет бежать или кричать – убей! А как – это уже твое дело, лишь бы без шума! Ну, ты, блудница, шпионка, проказой разъеденная, дочь пса и гиены, вставай! Слышала? Идти тихо, не то смерть!

Ночь и впрямь была так темна, что держаться вместе было необходимо. Арифрон вел уверенно и без колебаний. И притом не прямой дорогой, ибо сразу за пустой, открытой и с виду не охраняемой калиткой в стене он свернул направо, в старую, редко посещаемую часть кладбищ. Хотя здесь было еще темнее, чем в городе, ибо кипарисы, сикоморы и акации разрослись в густую чащу, все же некоторые из идущих, обладавшие лучшим зрением, начинали кое-что различать и ориентироваться.

Елена в какой-то момент шепнула идущей прямо за ней Метамире:

– Он водит нас кругами, чтобы мы потеряли ориентацию.

– Откуда ты знаешь?

– О, я неплохо вижу в темноте! Здесь есть такая гробница из белого мрамора. Он уже трижды провел нас мимо нее!

– Может, просто похожая… – начала было Метамира, когда резкий шепот из темноты, сбоку, заставил ее содрогнуться от страха.

– Тихо! Ни слова! А не то я вам…

Но не признававшая ничьей воли и вечно строптивая Лаодика тоже что-то заметила и вдруг громко произнесла:

– Арифрон! Хватит этой комедии! Веди прямо, без этих кругов…

В темноте твердая ладонь опустилась на шею женщины и сжала ее до боли. На этот раз в жесте не было и тени ласки.

– Молчи! – прошипел грозный голос. – Еще слово – и задушу!

Лаодика увидела под сомкнутыми веками красные пятна света, почувствовала боль и впервые испугалась. Но все же, когда хватка ослабла и рука отстранилась, она глубоко, почти со стоном, вздохнула, а через мгновение прошептала, прижимаясь к идущей впереди Абигайль:

– Что за великолепный самец! Он чуть не задушил меня двумя пальцами!

Шли долго. Темнота немного поредела, и звезды временами показывались поодиночке между облаками, но Клейтомах, который много плавал, и по этому мог определить, что полночь близка. Наконец проводник остановился. Кладбища они давно миновали и теперь шли по каменистым, поросшим лишь редким кустарником пустошам. Все более отчетливый плеск волн, разбивавшихся у подножия обрыва, указывал на то, что они приближаются к краю плато.

– Море сегодня неспокойно! – осмелился шепнуть Эшмуназар. – А… а гребцы хорошие на… на той галере?

Вольноотпущенник неприятно рассмеялся:

– Думаю, они будут дрянь! Но это неважно! Кнут быстро научит их тому, что нужно. Мы выплывем и доплывем до цели. Нам ведь тоже дорога наша шкура, ну и доход! Эй, Туберон, что там?

Надсмотрщик Керизы вел ее в конце шествия; теперь он повалил ее на землю и медленно подошел к предводителю.

– Ничего! Тишина. Погони нет!

– Хорошо. А эта девка, которую ты стерег?

– Жива. Шла послушно и никаких фокусов не выкидывала.

– Хорошо! Теперь следить, чтобы не сбежала! Ни она, ни кто-либо другой! А вы, прекрасные дамы и достопочтенные богачи, внимание! Мы стоим на краю расселины, а внизу как раз наша галера. Здесь есть спуск, крутой, но возможный, он скрыт этими кустами. Мой помощник пойдет первым, а вы поочередно за ним. Кто поскользнется, сорвется, струсит – тому конец. Понятно? Прижиматься правым боком к скале, смело, но осторожно, и все спустятся.

На открытом пространстве было немного светлее, а может, зрение привыкло к темноте, ибо все увидели черный, еще более темный, чем фон, контур расселины. Ни единый шорох, ни всплеск не выдавали, что в глубине есть вода.

– И здесь спрятана галера? Ты нас не обманываешь? Ведь это узкая щель! – с подозрением спросила Абигайль.

Арифрон на удивление не рассердился, лишь поднял с земли камень, отошел на пару шагов в сторону и швырнул его в черноту. Ответом был всплеск, тотчас же умноженный эхом, жуткий и оттого еще более страшный.

– Верно, так выглядит вход в царство Зебуба! – шепнул кто-то.

Арифрон счел необходимым придать им смелости. Он рассмеялся:

– Как учат жрецы, оттуда нет возврата! А из этой щели я вылезал уже сотни раз. Бояться нечего, надо лишь идти смело, как проводник. Ага, еще одно: достопочтенные дамы пусть подберут свои столы и прочие тряпки! Темно, и стыдиться нечего, а будет нехорошо, если это будет путаться под ногами. Идите!

Последней раб поднял с земли и подтолкнул к спуску Керизу. Арифрон, не раздумывая, развязал ей руки.

– Ступай! Без помощи рук ты бы сорвалась. А твою судьбу будет решать только наш господин! Ступай!

В тот же миг в глубине расселины раздался громкий крик, отчаянный стон, а затем в тишине послышался звон металла, скатившегося по камням, и всплеск воды.

– Что там? – Арифрон подскочил к краю расселины и вполголоса, гневно бросил вопрос в царившую внизу кромешную тьму. – Кто-то сорвался?

– Хуже! – донесся снизу ответ, сдобренный гневным проклятием. – Это один тут, ага, достопочтенный Эшмуназар растерял свои драгоценности!

– Лучше бы сам свалился, а золото оставил! – рыкнул Арифрон.

– Мои сокровища! Мои драгоценности! Все, что у меня есть! – причитал отчаявшийся богач. – Ох, зажгите огонь! Наверняка многое осталось в расщелинах! Арифрон, я требую обыскать и собрать хотя бы это!

– А я требую тишины! Или полетишь вслед за своим золотом! Огня! Еще чего! Спускаться и на галеру! Там будешь жаловаться и требовать! А сейчас – дальше, и живо! И так уже очень поздно!

Кериза спускалась смело, нащупывая ногой каждую следующую ступень, не отпуская рук, пока не вставала твердо. Она не несла никакой поклажи, была сильна, привычна к труду и тяготам, поэтому спуск давался ей легче, чем другим женщинам, изнеженным и не знавшим усилий. И все же даже для нее это был страшный путь. Вспотевшая и дрожащая, она наконец почувствовала под ногами какую-то доску, чья-то твердая ладонь поддержала ее, другая подтянула, и девушка поняла, что находится на палубе галеры.

– За мной! – пробурчал кто-то равнодушным, скучающим тоном. – Осторожно, пригнитесь, дверь низкая! Ну вот, страх позади!

Тяжелый занавес поднялся, и Кериза с минуту моргала, ослепленная и сбитая с толку светом. Хотя горела всего одна трехфитильная лампада, после царившего на дне расселины мрака это был слепящий свет.

Подняв веки, она увидела, что находится в помещении, похожем на то, что она знала по галере Зарксаса. Эта, однако, была обставлена с роскошью и несколько просторнее, но и здесь беглецы стояли в тесноте. Женщины поспешно поправляли волосы, одергивали столы и туники, осматривали оцарапанные руки. Становилось душно.

– Эй, Арифрон! – Хирам, молодой богач, дезертир из конницы Магарбала, хотел порисоваться перед женщинами своей решительностью. – Что это значит? Почему мы должны так толкаться? Где твой господин?

– Лично я не имею ничего против этой тесноты! – добавил он шепотом, наклоняясь к уху Елены, которую толстый Гимилькар почти прижал к нему. Хирам даже не пытался отодвинуться, напротив, его ладонь словно случайно легла на бедро женщины. Та лишь хихикнула, не возражая.

– Скоро вы сможете его приветствовать. Он укажет каждому место. Сейчас он занят. Мы должны немедленно выходить в море, чтобы к рассвету быть далеко.

– Как это? Мы уже плывем? – удивился кто-то. – Не слышно ни приказов, ни барабана келевста!

– Хе-хе, у нас все тихо, да гладко! Здесь, в нашей расселине, веслами пользоваться нельзя, слишком узко! Здесь только шестами отталкиваются от стен. А это делается тихо! А барабан? Наслушаетесь еще, наслушаетесь!

Через какое-то время галера заметно качнулась, что-то заскрежетало, и наконец ровный ритм длинной волны начал баюкать судно. Лишь тогда в каюту вошел Бомилькар, но как же он изменился! Таким его не знали, встречая в основном на пирах, где он был услужлив, подобострастен, с улыбкой сносил колкие насмешки и нескрываемое пренебрежение. Его богатства, сколь бы велики они ни были, еще не достигли той меры, чтобы гарантировать ему уважение, власть и… всеобщее молчание о начале его карьеры и способах наживы. Над ним насмехались женщины, среди которых он не мог найти любовницу, издевались щеголи, не скрывали презрения даже бывшие сотоварищи-геронты, а он сносил все с заискивающей улыбкой.

Тот Бомилькар, что стоял теперь перед ними, одетый в короткую, солдатскую хламиду, с мечом у бедра, был выпрямлен, уверен в себе и не утруждал себя улыбкой.

Он тотчас же заметил меч на поясе Хирама, который, как и все, сбросил плащ.

– Что это значит, Арифрон? – не здороваясь с гостями, набросился он на вольноотпущенника. – Почему у этого человека не отобрали меч?

– Не заметил под плащом, господин!

– Немедленно отобрать! Эй, слушайте все: у кого-нибудь еще есть оружие? Отдать немедленно! Ни у кого не должно быть оружия! У кого найдут, того немедленно за борт! Человека, не оружие! – пояснил он, зловеще рассмеявшись. И тут же резко повернулся к Эшмуназару:

– Это ты растерял свои драгоценности?

– Да, я как раз хотел пожаловаться на твоих людей! На этого вот вольноотпущенника! Он не захотел остановиться, высечь огня и…

– Правильно сделал! Никаких жалоб! Молчать! – рявкнул он, когда в сбившейся толпе начал нарастать ропот возмущения и удивления.

Торжествующе улыбаясь, он обвел глазами всю толпу. И заговорил медленно, словно упиваясь этим мгновением:

– Прекрасные дамы и достопочтенные господа! Чувствуете, как качается галера? Мы уже в море и удаляемся от берега. А вы, верно, знаете, что в море есть лишь один закон и одна воля – моя! Итак, сперва оружие! Все отдали?

– Ну разумеется!

– Ни у кого нет!

– Только у Хирама был! – поспешно заверяли они, что, впрочем, было правдой.

Бомилькар испытующе водил взглядом по стоявшим ближе всех, внезапно грубо растолкал первый ряд и подскочил к Стратонике, высокой и красивой дочери Бодмелькарта.

– А это что? – выкрикнул он и вырвал из пышных, уложенных на восточный манер волос девушки длинную, украшенную шпильку в виде стилета.

Стратоника, когда это было нужно ее отцу, изображала ревностную сторонницу жрицы Лабиту, агитировала, выступала с речами. В то же время она хотела ввести моду, чтобы «женщины битвы» носили в волосах кинжалы в знак своей несгибаемой готовности. Мода не прижилась, но Стратоника упрямо носила свою изящную безделушку. Не думая о том, что делает, она вколола шпильку в волосы и теперь, отправляясь в путешествие.

Бомилькар вырвал стилет вместе с клоком прекрасных, густых волос. С уст застигнутой врасплох женщины вырвался крик боли.

– А это что? Я предупредил: кто прячет оружие – за борт! Ты, сука, ты, блудница, ты, потаскуха! Я научу тебя насмехаться над моими приказами!

Каждый выкрик сопровождался ударом по лицу, резким, болезненным. Арифрон, тут же подскочивший, сноровисто выкрутил девушке руки за спину и обездвижил ее, а Бомилькар бил со всей силы. Что еще хуже – он при этом смеялся, и крики боли, издаваемые жертвой, казалось, лишь подстегивали его.

Через мгновение он вернулся на прежнее место у двери, откуда ему лучше всего было видно всех пассажиров – ошеломленных, перепуганных, все еще ничего не понимающих.

– Это был небольшой урок. Эту глупую девку следовало бы выбросить за борт, но я прощаю ее, ибо такова моя воля. А может, и для чего-то другого, о чем вы еще узнаете! Но сейчас не время для мелочей. Чувствуете, как неровно идет галера? Гребцов у нас мало. Вернее, пока гребут лишь мои надсмотрщики и люди из экипажа. Пора уже освободить их и начать плыть нормально.

– Так почему же ты этого не делаешь, Бомилькар? – спросил Эшмуназар, стоявший ближе всех и все еще относившийся к владельцу галеры с пренебрежением и высокомерием. – Мы ведь должны как можно скорее…

Он взвизгнул, хлестнутый кнутом Арифрона. Бомилькар даже не взглянул на богача, перед которым когда-то лебезил.

– Не разговаривать без моего разрешения! Запомните это! Кажется, вы уже поняли ситуацию?

Когда никто не ответил, а на лицах отражались лишь ужас и изумление, он коротко рассмеялся и приказал:

– Отдать свои сумки и прочие узелки! Арифрон, забрать и запереть в моих сундуках! Молчать! – взвизгнул он, подавляя робкий ропот протеста и сопротивления. – У кого найду хоть крупицу золота, тот повиснет за ногу на мачте! Да, отдавать все: кольца, ожерелья, серьги, что там у кого есть!