Текст книги "Город пробужденный (ЛП)"

Автор книги: Богуслав Суйковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 33 страниц)

37

Смена консулов, как и следовало ожидать, привела к некоторому затишью в военных действиях, чем Гасдрубал, насколько мог, пользовался.

Он отбил Тунес, вернее, его развалины, и вновь открыл пути для караванов, доставлявших продовольствие из Нумидии и Ливии. Карфагенские галеры отныне могли плавать почти свободно и довольно регулярно, поддерживая через залив постоянную связь с портом Карпис, откуда было уже недалеко до лагеря войск Карталона.

И там царил почти покой, лишь конница Гулуссы изредка тревожила передовые карфагенские посты, но вглубь гор не заходила. Нумидия после смерти Масиниссы, раздираемая внутренней борьбой между сыновьями усопшего Льва Пустыни, восстаниями племен, карфагенскими и римскими подкупами, перестала считаться серьезной силой.

Оставалась римская армия, но она укреплялась в Утике и в лагере между озером Мануба и горами Хутна и, ожидая прибытия новых консулов, ничего серьезного не предпринимала.

Это состояние войны без войны начало тяготить самых пылких воинов, но все население города стало к нему привыкать, и понемногу устанавливался новый уклад жизни. Прежние сторонники проримской партии, видя, что их никто не преследует и не привлекает к ответственности, вновь осмелели, а поскольку флот по большей части принадлежал им, то и найти случай для отменного заработка и восстановления влияния было легко.

Из дальних стран вести для Карфагена по-прежнему были хорошими. Рим увяз в войне в Иберии и Македонии, испытывал серьезные трудности в Галлии, решительно враждебную позицию по отношению к нему заняли и Сирия, и Египет, все более двусмысленной становилась позиция Нумидии и Мавритании. В портах этих стран карфагенские суда встречали дружественный прием и помощь, а римские почти не показывались.

На советах у вождя Кадмос призывал к решительным действиям. Отряды, состоявшие из добровольцев, были уже достаточно обучены, оружия и доспехов подготовлено вдоволь. Первый порыв слабеет, уступая место привычке. Нельзя допустить, чтобы она перешла в скуку. А лишь быстрые, успешные действия могут вернуть прежний настрой.

Эонос просил отсрочки, ибо его флот еще не был готов. Римляне постоянно держали в водах Карфагена от двадцати до тридцати трирем и бирем и несколько пентер. Чтобы атаковать их новым флотом с надеждой на успех, нужно было вывести по меньшей мере около сорока трирем. А это случится не раньше чем через полгода.

Баалханно тоже возражал против слишком поспешных действий. Он только что вернулся из лагеря Карталона и докладывал о состоянии тамошней армии.

Там был период серьезного разложения, которое, однако, уже удалось побороть. У значительной части наемников закончился срок службы, и они покинули ряды. Но теперь их место заняли новые добровольцы из Карт Хадашта, Клупеи, Карписа и окрестных деревень, и таким образом армия была вновь усилена. Однако не хватало офицеров, ибо из прежних, происходивших в основном из знатных родов, многие бежали в Египет или Сирию. Нужно было повышать в звании и посылать туда новых людей. Карталону, следовательно, нужно дать еще хотя бы пару месяцев, чтобы он реорганизовал армию.

Лестерос, Макасс, Гискон, Мальк, как представители народа, советовали скорее подождать, чтобы потом действовать наверняка. Жрецы Эшмуна, Мелькарта, Танит и менее значительных божеств напоминали о посольствах, отправленных в Египет, Сирию, Понт и Македонию. Многое может зависеть от совместных действий с этими государствами.

Поэтому Гасдрубал легко склонился к мнению большинства и распорядился приостановить военные действия. Римские отряды, часто выдвигавшиеся на равнину до самых городских стен, будут атакованы, что даст хорошую закалку собственным людям, но нападение на римский лагерь будет предпринято позже.

– Когда? – с неохотой, разочарованно спросил Кадмос.

– Перед вами, военным советом, у меня не будет тайн. Но дело это в высшей степени секретное. Герешмун, сын Ганниастарта, купец на редкость предприимчивый и смелый, два месяца назад, с моего согласия, отправился в Мавританию. У него там связи, это всем известно. Но на сей раз он будет покупать не негров, а слонов! Да, обученных, боевых слонов! Против римских порядков это лучшее средство! Мы все знаем – при Заме римляне ревом рогов, буцин и криками людей напугали и обратили вспять наших слонов. Им это удалось, и великая атака Ганнибала захлебнулась. Но теперь это не выйдет! Перед битвой я велю залепить слонам уши воском. Когда у меня будет хоть двадцать, хоть десять слонов, я атакую римский лагерь!

Это был довод, который вынужден был признать и Кадмос, но, устав от бездеятельного ожидания, как он называл обучение войск и постоянный сбор припасов, он напросился добровольцем в морской поход. Его друг, Зарксас, должен был этой ночью отплыть с каким-то заданием. Можно ли поплыть с ним?

– Разумеется! Но, полагаю, лишь в качестве командира палубной команды. Кораблем может командовать только один человек, в данном случае – Зарксас! – оговорился Эонос. – Не будет ли унизительно для вождя великой моры командовать тридцатью людьми?

– Дело не в командовании, а в том, чтобы что-то делать! Я больше не могу сидеть в этих стенах!

– А что на это скажет Кериза? – улыбнулся Эонос.

– О, она меня понимает! К тому же это недолгий поход!

– Это ужасно, подло и глупо – уезжать в долгий поход и оставлять жену! Молодую жену! – полусмеясь, полусердясь, говорила Иитами, жена Герешмуна. – Этот локон завей покруче, Кериза. И повыше ото лба. О, вот так хорошо. Ах, какое счастье, что снова есть приемы, забавы, музыка, что можно забыть о скуке! Сегодня устраивает прием Абигайль! Там, как бы это сказать, бывают такие… немного смелые забавы! Брат моего мужа, который за мной присматривает, запретил мне туда идти! Но я пойду! Ты слышала, что они там вытворяют?

– Слышала, – спокойно ответила Кериза. – Наклони немного голову, госпожа.

– Слышала? Но, верно, не о последней затее Абигайли. Сегодня она собирается это повторить! Представь себе, она кладет на столик какую-нибудь очень ценную драгоценность, а все дамы, желающие ее получить, становятся на другом конце атриума. По сигналу они сбрасывают одежду и бегут за драгоценностью. Бежать можно только нагишом, даже сандалии нужно сбросить! Понимаешь теперь, как спешат такие соискательницы? А как мужчины им рукоплещут? И – ха-ха-ха! – как мешают, когда те возвращаются к своим одеждам!

– Догадываюсь, госпожа.

– Ох, догадываться и видеть – это разные вещи! Ха-ха-ха! Всякое при таких забавах выходит наружу. Например, Лаодика – знаешь ее? – так вот, она ни за что не хотела участвовать в таких состязаниях! А знаешь, откуда такая внезапная стыдливость? У Лаодики отвислые груди! Ха-ха-ха! Правда! Говорят, она поддерживает их хитроумной римской фасцией, но, конечно, обнажиться при свете не осмеливается!

Иитами потянулась, заставив Керизу прервать работу. Она рассмеялась:

– А я как раз приму участие в этих состязаниях. У меня готов греческий пеплос, он так сшит, что стоит дважды дернуть – и он сам спадет! А нижнюю тунику я не надену! Сандалии без ремешков сброшу одним движением! Ха-ха-ха! Я добуду эту драгоценность! А сегодня, говорят, будет что-то очень ценное!

Она снова потянулась. С капризной, очаровательной гримаской она зашептала, очевидно, не в силах удержаться от откровений:

– Но что мне с того? Мой милый деверь будет следить, чтобы ничего сверх этого! Он из кожи вон лезет, лишь бы я не изменила его братцу! Глуп и он, и Герешмун! У него какое-то «золотое дело», как он сам говорил. И поэтому он отправился в долгое путешествие. Хорошо! Раз для него золото важнее любви молодой жены, пусть у него будет золото! Но я ему изменю! Не собираюсь мучиться! Он за мной не уследит!

Она резко обернулась к ожидавшей с раскаленными щипцами Керизе. Лицо ее пошло темными пятнами румянца, глаза блестели.

– Ох, Кериза, с меня довольно! Этих надушенных щеголей, этих вечных ухаживаний, этих одинаковых ласк! Пшеничные лепешки на меду хороши, но порой хочется и простой ячменной! Слушай, ты знаешь… Херсу? Ту самую гедешот, что была при жрице Лабиту?

– Знаю, госпожа! – Кериза удивилась, но Иитами не дала ей времени на размышления.

– Херса красиво танцует! Я видела ее у Абсасома! Ты слышала, что Лабиту, разгневавшись на что-то, выгнала Херсу из храма обратно в лупанарий?

– Знаю, госпожа! Но, может, вы позволите мне закончить…

Иитами не слушала. Всецело поглощенная своей идеей, возбужденная, она тараторила:

– В лупанарий! К старой Атии, да? Мне кто-то говорил, что там бывают и впрямь красивые девушки! И ходят туда богачи и сановники… Ха-ха-ха! Вот было бы… Одна моя подруга рассказывала… Только никому! Никому! Так вот, она однажды ночью пошла… Ха-ха-ха! В лупанарий! Прикрыла лицо, ха-ха-ха! Но только лицо! Говорит, это безумно возбуждает! Что все наши забавы – это скука! А о любви настоящих мужчин можно что-то узнать, лишь когда попробуешь ее среди черни. Ибо женщине нравится, когда ей поклоняются в изысканном атриуме, но в кубикулуме она предпочитает, чтобы с ней обращались грубо!

Она снова потянулась, нервно зевнув. И шептала все более страстно, даже не думая, что ее кто-то слушает:

– Они сидят нагие, на высоких табуретах. А мужчины выбирают! Это триумф – быть так избранной! А потом – чтобы тебя насиловали грубо, жестко… Сгорать в сладостной муке! Ох, это, должно быть, отвратительно и… соблазнительно! О, вот именно! О да! Я знаю, где у этой Атии заведение! За пару золотых она сделает все, что я захочу! А меня будут выбирать! О, за это я не боюсь! Ха-ха-ха! Мой милый деверь будет искать меня по дворцам… Ищи себе! Даже если ты придешь к Атии, ты меня не узнаешь!

Она овладела собой, успокоенная, видимо, этим решением, и уже терпеливо сидела, позволяя Керизе закончить прическу на своих длинных, ухоженных волосах. Ибо Иитами, как и большинство ее подруг, волосы не остригла.

***

Спустя несколько дней старая Атия снова появилась в римском лагере. На этот раз Луций Пизон и Гостилий Манцин, новые консулы, уже прибывшие в Африку, были ею довольны: Гасдрубал ждет слонов, которых ведут из Мавритании? Что ж, не дождется! Будем стеречь и на море, и на всех дорогах! Шпионов в Нумидии достаточно, а слонов спрятать трудно! Но верны ли сведения?

– Верны, достопочтенные, самые верные! – клялась Атия. – В мой домик приходят разные! И… хе-хе, всякие! А я умею разговорить! Вино, умело, чуточку приправленное тем да сем, не только разжигает кровь, но и развязывает языки! Хо-хо, кто только у меня не бывает! Если бы я могла говорить!

– В твоем ремесле скрытность не обязательна! Я имею в виду службу Риму! А посему ты должна говорить все! От кого ты узнала?

Атия ответила после минутного колебания:

– Была… ну, одна женщина… из знатных… Так, из любопытства и от скуки! Та, когда я дала ей своего вина, обезумела. Редко даже я такое видела! И болтала все подряд! Это ее муж как раз и отправился в Мавританию за этими слонами! Но прошло уже пара месяцев, и женушка не выдержала!

Военный трибун Марк Огульний, присутствовавший при разговоре, недовольно скривился.

– Не знаю, достопочтенные консулы, не предпочел ли бы я не иметь вообще никаких вестей, чем выуживать их из такой грязи!

Пизон спокойно ответил:

– Все хорошо, что ускоряет победу и уменьшает наши потери.

– Да, это верно! Но если бы сенат предложил мне триумф за взятие Карфагена такими средствами, я бы отказался! Мне бы все время казалось, что даже венок на моей голове смердит!

– Сначала мы должны взять Карфаген, а потом поговорим о триумфах! – сухо прервал его консул Манцин.

– А это будет нелегко, о, достопочтенные! Нелегко! Город уже вооружен, подготовлен, корабли по ночам завозят все, что нужно! – осмелилась вставить Атия.

– Как продвигается строительство флота в Карфагене? – спросил Пизон.

Атия беспомощно развела руками:

– Невозможно узнать, достопочтенный! Котон, военный порт, постоянно закрыт, работают там наши добровольцы, стерегут зорко. Знаю лишь то, что в городе болтают! Что медленно это идет, что трудности…

Пизон небрежным движением руки отпустил Атию.

– Но они строят! – воскликнул трибун Огульний, когда они остались одни. – Мы дождемся дня, когда могучий пунийский флот внезапно выйдет в море, сметет наш флот, перережет подвоз через Утику и…

– Благородный трибун, сенат Республики знает об этом тоже. И когда сможет, пришлет соответствующую помощь. А пока мы должны держаться, блокировать Карфаген, душить его медленно, пока не ослабнет. Сейчас первая задача – не допустить этих слонов.

– Как скажешь, господин! Мы не пропустим их по суше!

38

Зарксас осторожно вывел трирему из порта; парус был свернут, шли лишь на веслах. Сразу по выходе в море, еще будучи видимыми со стен, они направились на север и так плыли, пока черный силуэт городских стен и холмов не растворился в еще более глубокой черноте ночи.

– Куда ты плывешь? – спросил Кадмос, когда друг подошел к нему и встал рядом, едва различимый в темноте. Лишь внизу, на палубе гребцов, горели маленькие светильники, но их отсвет не достигал верха. – Ты можешь мне сказать, или это тайна?

– Теперь уже не тайна. Мы должны встретить две галеры Бомилькара, которые идут с востока с товарами, и сопроводить их в порт.

– Невольников везет?

– Нет. На сей раз ткани с Крита. Этого сейчас больше всего не хватает. Нынче каждый купец торгует всем.

– Ну да. Это понятно. Но почему тогда ты плывешь на север?

– Чтобы слишком любопытные глаза не разглядели, куда мы направляемся! Ибо ты, я думаю, догадываешься, что обо всем, что творится в городе, римляне знают. Но скоро мы повернем на юг.

– А это зачем?

Зарксас тихо рассмеялся.

– Потому что сначала мы заглянем в Тунесский залив. Римский флот укрылся там два дня назад, когда дул сильный ветер, и стоит там по сей день. Хотя с вершины Бирсы – а я забирался на самую крышу храма Эшмуна – мне показалось, что одна или две галеры подходят к проливу. Так и должно быть. Но надо проверить. Потом поплывем искать галеры Бомилькара.

Он потянулся, зевнул, весело рассмеялся.

– Уфф, еще не отоспался после прошлой ночи! Ты, влюбленный праведник, уже и забыл, что такое настоящая матросская гулянка! А я по старинке люблю иной раз погулять, выпить, поискать, не встречу ли где силача, с которым стоило бы померяться силой! Ну и девок люблю, это ясно! А где еще вино лучше, девки краше и драки чаще, чем у Атии?

Он снова рассмеялся, вспоминая вчерашнее приключение.

– Ну, мы и пошли. Я и Гала, что сейчас у руля. Добрый товарищ. Подходим, а там драка – душа радуется! Сидит на первом табурете какая-то девка, лицо закрыто, волосы длинные, не стриженые. Тело, говорю тебе, – мечта! Лишь раз я видел такое, в Александрии, но та хотела пять мин! А эта, у Атии, кричит: «Лишь самый сильный может меня выбрать! Ну-ка, деритесь за меня! Лишь самый храбрый познает любовь, о какой и не мечтал!» Смотрю, какой-то верзила, сдается мне, кузнец из большой кузницы, где оружие куют, хватает девку. Подбросил ее вверх, поймал на подставленную ладонь и легко несет к дверям, высоко! «Э, – подумал я, – это и я могу! Надо попробовать!» Ну, я подбил ему лапу, подхватил девку, что уже с визгом летела на землю, швырнул ее Гале и – тогда только на этого кузнеца!

Зарксас снова рассмеялся своим воспоминаниям. С силачом он боролся долго, а тем временем Гала, хоть и тоже не слабак, едва отбивался от других охотников до красивой девки. Но все же Зарксас добился своего и унес добычу наверх. Там он убедился, что она не хвастала, что за нее стоило драться!

Он сплюнул за борт и снова принялся рассказывать.

– Знаешь, я думаю, это одна из тех богачек, что от скуки уже не знают, чего хотят! Потому что ухоженная, надушенная, причесанная, будто… будто ее твоя Кериза причесывала!

– Потому что так оно и было! – раздался прямо за их спинами веселый голос.

Оба резко обернулись.

– Кериза! Ты здесь? Что это значит! – изумленно воскликнул Кадмос.

Девушка поспешно ответила:

– Я хотела быть с тобой! Ох, не сердись!

Но Зарксаса занимало другое, и он живо вмешался:

– Как ты попала на галеру?

– Это было нетрудно! Твой часовой принял меня за мальчишку. Когда я спросила грубым голосом о Кадмосе, да еще так, будто у меня к нему что-то важное, он лишь указал на палубу и продолжил чесаться под мышкой!

И действительно, несмотря на темноту, оба мужчины разглядели, что на Керизе легкие доспехи, шлем и короткая хламида, открывающая колени. Это разгневало Кадмоса.

– Опять хочешь, чтобы все тобой восхищались? Возвращаться будем днем, а ты почти голая!

– Не преувеличивай! Вы позволяете рабыням сражаться среди мужчин. Они ведь не носят туник или длинных стол! Да и в других отрядах тоже есть женщины! И носят они как раз такие хламиды.

Кадмос пробормотал что-то, не выражавшее особого почтения к тем девушкам, Кериза живо запротестовала, но Зарксас прервал их спор.

– Ох, Кадмос, оставь! Раз ты такой чувствительный, найдется для Керизы длинный плащ. А ты, Кериза, лучше скажи, что ты там говорила? Что знаешь ту девку, что так бесновалась у Атии?

– Знаю! – в голосе Керизы звучало отвращение, почти омерзение. – Я причесывала ее накануне! Но это не девка! Просто муж где-то в отъезде, а ей скучно!

– Вот как? А как ее зовут?

– Не все ли равно? Не она одна так развлекается! Я когда-то жалела Херсу, помнишь, Кадмос? Что ей приходится сидеть на табурете перед лупанарием. А оказывается, есть и на это охотницы! Тьфу!

– Одно верно: от таких баб можно ожидать чего угодно! – пробормотал Кадмос, а Зарксас добавил:

– От скуки, тщеславия, бездумной глупости они и впрямь могут натворить много бед! Но пока они лишь досаждают мужьям, это их дело!

– Их мужчины не лучше! – яростно вставила Кериза. – Еще хуже!

– Свет по курсу! – у рулевого Галы были кошачьи глаза, он разглядел то, чего еще никто не видел, и поспешно крикнул: – Корабль! Идет на нас!

– Галеры Бомилькара? – живо спросил Кадмос, но Зарксас, вглядываясь в темноту, решительно возразил:

– Нет! Они еще не могут быть здесь! К тому же они наверняка идут без огней, как и мы! Это, должно быть, римляне! Только они чувствуют себя здесь хозяевами!

Он огляделся. Небо было усыпано звездами, которые ломали свое отражение в медленной, сонной волне. Порой более крупный водяной горб наклонял галеру, весла ударяли неровно, пена, разрываемая форштевнем, бурлила сильнее, капли, падающие с поднимаемых весел, вспыхивали как маленькие искорки.

Но огней с приближающегося корабля точно не было видно.

– Луна покажется около полуночи, – прошептал Кадмос, невольно понижая голос.

– Мы не можем ждать! Атакуем! Держи своих людей наготове!

– А если это пентера?

– Ускользнем! В такой темноте снаряды их катапульт не страшны! Эй, там! Гала! Табань, но весла на воде, готовы к удару! Тишина на корабле!

Трирема еще мгновение плыла по инерции, пока не остановилась, легко покачиваясь на волне. Но это была не безвольная остановка, а грозное, сосредоточенное ожидание. Так, верно, замирает лев у водопоя, почуяв приближение добычи.

Кадмос беспокойно оглянулся на парус. Он уже был распущен, хотя слабый ветер почти не толкал судно. Теперь он, должно быть, виден на фоне неба, выдаст их раньше времени… Нет. На черном небосводе не вырисовывается ни один силуэт. Не видно лишь звезд… Но это только для них, смотрящих снизу на огромное полотнище. Для тех, кто приближался, ни парус, ни галера не могли быть видны.

Желтый, дрожащий отблеск на волне приближался. Римляне, вероятно, плыли медленно, лишь патрулируя какой-то назначенный им участок. Уже слышен был медленный, равномерный гул большого котла, на котором надсмотрщик гребцов отбивал ритм. Через мгновение – скрип весел. Одно, казалось, особенно стонало, плохо посаженное, словно протестуя против тягот непрерывной работы.

– Кериза! Внутрь! Поможешь надсмотрщикам следить за гребцами! – поспешно, резко скомандовал Зарксас. – Кадмос, твои люди готовы?

– Готовы! – коротко ответил тот.

Он обошел людей, которыми командовал этой ночью, убедился, что все в полных доспехах стоят у борта, но значит ли это, что они готовы? Что можно сказать о людях, которых не знаешь? О людях, которые еще не были в бою?

– Итак… Гала, внимание! Все весла – полная сила! Раз! Раз! Раз!

Мощно, быстро, настойчиво загудел большой сигнальный котел. Весла ударили по воде, рванули застывшую трирему, второй удар толкнул ее уже легче, следующий придал разгон. Так срывается хищник в полет, завидев добычу.

Перед ними зачернел силуэт римской галеры, растущий на глазах. Там крик, поспешные команды, неровно бьют весла при резком повороте. Еще мгновение, толчок и грохот столкновения, треск ломающихся весел и бортов. Грохот поворачивающегося римского абордажного моста, вопль.

Галера Зарксаса ударила носом, но римляне успели вывернуться настолько, что удар потерял силу, лишь раздробил пару досок, смял часть весел. Уже по инерции оба судна сцепились бортами, медленно вращаясь, словно вокруг общей оси. Тут Кадмос воспользовался преимуществом готовности и первым, с боевым кличем, прыгнул на борт, а с него – на палубу римской галеры. За ним, без колебаний, его солдаты и моряки Зарксаса. Но уже бежали им навстречу римляне, инстинктивно смыкаясь, ведомые привычкой и долгой выучкой, пусть по нескольку человек, пусть в группы. Голос команд тонул в реве, суматохе, стонах раненых.

Кериза знала, что на корабле воля командира – высший закон, поэтому без возражений сбежала на нижнюю палубу. Здесь горели две жалкие лампадки, царил полумрак, который, однако, для глаз, привыкших к темноте, казался светом более чем достаточным. Удушливым был и смрад, особенно после чистого воздуха на палубе.

Кериза хорошо знала об ужасной жизни прикованных к веслам несчастных, но считала это чем-то само собой разумеющимся, даже необходимым, и потому не обращала на них внимания. Она подбежала к келевсту, старому, одноногому бородачу, который чутко прислушивался к звукам боя.

– Меня послал Зарксас, тебе на помощь! – выкрикнула она, пытаясь перекричать грохот и вопли, доносившиеся даже сюда.

– Знаю! – калека даже не взглянул на женщину. – Следи в оба за этими псами! Среди них есть силачи, готовые на все! Меч держи наготове!

– Надсмотрщики, в бой! – Зарксас, должно быть, перегнулся над средней, не закрытой палубой частью галеры, потому что голос его прозвучал отчетливо. – Внизу остаются только Абсанум и Кериза! Остальные – в бой! Бегом!

– Ого, видать, нашим нелегко! – спокойно констатировал старый келевст. – Иди к носу и смотри! Гребцы должны держать руки на рукоятях весел! Кто опустит руки, руби его по голове немедля! Они знают закон! А ты не колеблись, если хочешь пережить эту ночь! И если хочешь, чтобы Кадмос выжил!

Кериза поспешно пробежала по длинной центральной скамье, по которой ходили надсмотрщики, следившие за гребцами. В сужении носовой части она обернулась. Отсюда она видела лишь спины гребцов, в основном исполосованные кнутами, в ранах и шрамах, а также поникшие, безразлично опущенные головы. Она предпочитала это, чем видеть направленные на себя, поблескивающие в полумраке, полные ненависти глаза.

Но здесь, в носу корабля, из-за какой-то причуды акустики звуки боя доносились смешанными, неразличимыми и в то же время усиленными. Керизе на мгновение показалось, что она находится внутри огромного котла, в который кто-то сильно, быстро, непрестанно колотит.

Она инстинктивно зажала уши руками. И в этот самый миг увидела, а скорее почувствовала, что в позе одного из гребцов в среднем ряду произошла какая-то перемена. Он вроде бы сидел так же, склонившись, но правое плечо опустилось, линия затылка выражала уже не бессильную и тупую покорность, а сосредоточенность, ощутимую, затаившуюся сосредоточенность.

Она забыла о раздирающем уши грохоте, выхватила меч из ножен и прыгнула к гребцу. Как можно грознее и громче она крикнула:

– Эй, ты, руки на весла!

Одновременно крикнул старый Абсанум от котла:

– Берегись! Сзади! Берегись!

Но он опоздал. Кериза почувствовала, как чья-то рука схватила ее за ногу; она потеряла равновесие и рухнула прямо на гребцов нижнего яруса. Тотчас же грянул торжествующий рев, чьи-то вонючие ноги прижали ее к доскам, цепкие лапы впились в хламиду, в ремни доспехов, в плечи.

К счастью, она не выпустила меча и не потеряла сознания. Она рубанула по руке, вцепившейся в край ее нагрудника, вывернулась, вскочила на ноги. Прежде чем ее успели снова схватить и повалить, она увидела, что один из гребцов уже разорвал цепь и вскакивает со скамьи. Не раздумывая, с силой отчаяния она ударила его мечом по шее, ближайшего хлестнула по лицу, другого – по рукам. Она отскочила на мостки в тот самый миг, когда старый Абсанум, ковыляя, добрался до нее на своей деревянной ноге.

– Я убила! – бледная, потрясенная, встретила она в полузабытьи Кадмоса, когда тот после тяжелой, но победной схватки вернулся на палубу.

– Римлянина? Он прорвался на наш корабль? О, храбро!

– Нет, гребца… Он порвал цепь и…

– А-а, гребца? Правильно сделала! Этот скот нужно держать в узде!

Но Кериза повторила еще раз, глядя на свои руки почти с омерзением или страхом:

– Я убила человека, а не скотину!

– Глупости! – Кадмос был еще пьян от схватки и не вслушивался в ее слова. – Пленных на его место хватит! Мы захватили галеру! Немного повреждена, но до порта доплывет! Удачная охота! И оружие добыли! Зарксас хочет назвать новую трирему «Кериза». Ты согласна?

Девушка кивнула, но все еще была во власти своих мыслей. Она заговорила быстро, не обращая внимания на суету и шум на палубе:

– Послушай, скажи Эоносу. Это, верно, нехорошо! Эти гребцы… от них ведь все зависит! Если бы они перестали слушаться приказов, то и лучшие моряки, и храбрейшая команда ничего бы не смогли сделать! Им пришлось бы погибнуть! А эти гребцы-рабы ненавидят нас так, как только можно ненавидеть!

– О, страх сильнее ненависти! – рассмеялся Кадмос. – А уж о том, чтобы они боялись, ревностно заботятся надсмотрщики! Так было и так будет! Как же ты хочешь, чтобы было иначе? Кто будет грести? Это проклятая работа!

Кериза тихо вздохнула.

– Сделай что-нибудь… Я сегодня убедилась, что от послушания этих гребцов зависит все! Это огромный риск!

– О, послушание – это то, чего добиться легче всего! Не о чем тебе беспокоиться! Пойдем, лучше посмотрим добычу. В каюте командира той галеры была какая-то дорогая одежда. Может, выберешь себе что-нибудь.

– Но поговори с Эоносом! – еще раз напомнила Кериза.

– Ох, хорошо, хорошо! – пообещал Кадмос и тут же об этом забыл.