Текст книги "Город пробужденный (ЛП)"

Автор книги: Богуслав Суйковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 33 страниц)

43

Прав был старый Макасс. Уже через два дня карфагенский шпион донес, что римляне захватили в заливе пунийскую галеру. Их предупредили, что галера эта плывет по какому-то важному делу, они вывели весь свой флот и поймали ее. Взяли нескольких пленных и подвергли их пыткам, но никто ничего не выдал, потому что ничего не знал. А командир галеры погиб в бою.

Кадмос отчаивался из-за смерти друга, метался и Идибаал, мрачный с тех пор, как исчезла его римская невольница, но Гасдрубала терзало самое главное – Карталон не был извещен!

– Перенести дату нашей атаки! – советовал Баалханно, но вождь решительно это отверг. Следующие дни – с этим соглашались все жрецы – будут неблагоприятными. Пришлось бы ждать до месяца Таммуз. А за это время Сципион может придумать что-нибудь опасное. Нет, удар должен быть нанесен в шестой день месяца Сив!

Решили, что к Карталону отправится Этибель, подруга Керизы, которая уже несколько раз предпринимала подобные вылазки в его лагерь. Поскольку сам пролив охраняют римляне, она выйдет на берег несколькими стадиями дальше, затем поспешит по суше в Карпис, где спрятаны лошади, специально для этого предназначенные, и быстро доберется до лагеря Карталона. Если она отправится этой ночью – успеет.

Живая как искра Этибель приняла поручение с радостью.

– Знаешь, – признавалась она со смехом Керизе, – нужно плыть нагишом, лишь обмотав голову столой. Но если вода унесет мой тюрбан, а на берегу я наткнусь на пост войск Карталона, то… ха-ха-ха!

– Но, Этибель, – сказала удивленная ее беззаботностью подруга, – Карталон стоит под Неферисом! Это очень опасная вылазка! Если на берегу ты наткнешься на какой-нибудь пост, то, скорее всего, римский!

– Даже эти латинские мужланы онемели бы при виде моего тела. Знаешь, а это мысль! Я подплыву к их лагерю, выйду из пены морской, и они подумают, что это их Венера, а я прикажу им убираться прочь! Ха-ха-ха! Легкая победа!

– А если римляне уже знают? Если они схватят Этибель? – спрашивал Кадмос Гасдрубала.

– Что ж поделать. Она знает, на что идет. Если римские шпионы что-то уже пронюхали, они постараются выбраться из города именно этой ночью. Расставь сегодня по всем возможным проходам своих людей, Кадмос. Им я доверяю больше всего.

Этибель решила выплыть из порта с первыми сумерками. Это был совет Эоноса, который утверждал, что в это время у римлян солдаты ужинают, что они еще ничего не ожидают, а их галеры начинают кружить по заливу позже, когда наступает полная темнота.

– Особенно остерегайся каких-нибудь тихо стоящих и прислушивающихся лодок! – наставлял Эонос в последнюю минуту. – Это их новая выдумка. Когда такая лодка что-то услышит или заметит, она тут же дает сигнал огнем – у них есть зажженные, но тщательно прикрытые светильники – и галеры устремляются в ту сторону.

– Ох, меня они не услышат! Я плаваю тихо. И не увидят. Я нарочно взяла темную столу! – весело уверяла Этибель. Всю вылазку она по-прежнему воспринимала как интересное приключение, о котором потом можно будет рассказывать любовникам.

Она решила, что уже достаточно стемнело, и со смехом обратилась к сопровождавшему ее Эоносу. Несколько человек из стражи у цепи и от ближайших боевых машин окружили ее.

– Ну, теперь мне нужно раздеться и обмотать голову столой. Отвернитесь!

Но она не протестовала, когда никто этого не сделал, и, хихикая, обнажилась. Не спеша, нарочно растягивая эти волнующие мгновения, она обматывала тонкую столу как тюрбан вокруг головы и лишь затем, кокетливо выгибаясь и заботясь о самых соблазнительных позах и движениях, вошла в лодку, стоявшую у самой толстой, натянутой цепи. Она села на борт, опустила ноги в воду и весело ими заплескала.

– Хорошо, что сегодня вода теплая. У-у, но до чего же здесь грязно! Ну, что поделать! За портом будет чище. Принеси, Эонос, утром Мелькарту какую-нибудь добрую жертву, чтобы он был ко мне милостив! А богине Танит… Ха-ха-ха! Этой богине я и так постоянно приношу жертвы. Но зову я ее именем Астарта! Ох, могли бы вы так не пялиться! Будто нагую девицу не видели!

– Такой мы не видели! – с пылом бросил кто-то из солдат, и Этибель довольно рассмеялась, весело махнула рукой и ловко, смело соскользнула в воду.

Она не хвастала, говоря, что плавает хорошо и тихо, равно как и то, что темная стола, обмотанная вокруг головы, совершенно невидима. Лишь легкий фосфоресцирующий след оставался за ней на темной воде, но это было видно только сверху, да к тому же любая крупная рыба или медуза, подплывавшая в эту жаркую ночь к поверхности, вызывала такое же свечение, и море то и дело вспыхивало обманчиво, чарующе, весело.

Бог моря Мелькарт не принял жертвы – а может, она была принесена слишком поздно, – ибо в тот самый час, когда Эонос приносил в жертву барана, которого жрец по зрелом размышлении счел самым угодным даром владыке морей, Этибель уже умирала.

Сперва ее вылазка казалась легкой. Ласково качавшаяся теплая волна сама, казалось, несла отважную пловчиху, бережно поддерживая ее и расступаясь, чтобы облегчить ей путь. Вспышки света, озарявшие воду при каждом движении, лишь веселили и успокаивали.

Напротив пролива, ведущего в Тунесский залив, – так, по крайней мере, казалось девушке, – она миновала застывшую в тишине сторожевую лодку. И здесь ей помогло свечение морской воды, ибо как раз один из гребцов от скуки опускал руку в волны и стряхивал ее, лениво наблюдая за переливчатыми искрами.

– Говорят, так выглядят жемчужины, что есть у богачей! – завистливо пробормотал кто-то.

Другой зевнул:

– Да ты же знаешь, это всего лишь вода!

– Конечно. Но все равно диво! Обычная вода, темная, а ударишь веслом или хоть вот рукой – блестит и светится!

– О, здесь всегда так! Но весла не трогай, не велено! Смотри, как там блестит! Должно быть, большая рыба плывет!

– И что с того? Охотиться нельзя. Да и не рыба это. Слишком медленно плывет. Верно, медуза, осьминог или еще какая-нибудь гадость!

Этибель едва не рассмеялась вслух, еще больше замедлила движения и бесшумно миновала лодку. Потом она плыла еще долго, держась по звездам на юг, пока не решила, что пролив давно уже остался позади и можно поворачивать к берегу.

По обе стороны пролива тянулись низкие, плоские пляжи, песчаные наносы, созданные волнами и течениями, то разрываемые во время штормов, то нарастающие, когда ветер направлял течения вдоль берега. Растительность начиналась далеко, лишь у подножия холмов. Два этих полуострова – тот, что короче, со стороны города, и тот, что длиннее, с юга, от гор Хаменлаиф, – почти замыкали Тунесский залив, превращая его в подобие озера, в безопасную гавань даже для самого большого флота. Теперь там укрывалось несколько десятков римских галер, прикрытых со стороны пролива парой кораблей. Но на пустынных, безводных косах, верно, никого не было. Высадиться здесь было бы нелегко, так как из-за далеко и коварно простиравшихся мелей даже челн не смог бы подойти к берегу, а идти по зыбучему песку и дюнам было трудно и тяжело.

Этибель вскоре поняла, что плывет верно, ибо внезапно ударилась коленом о песчаную отмель и с облегчением, хотя и не чувствуя усталости, встала на твердое дно.

Спокойная, ленивая волна омывала пляж с однообразным ритмом, медленно нарастая, ломаясь крошечными гребешками, сонно лаская пески. В полной тишине пьянящей ночи этот едва уловимый плеск был слышен издалека, и Этибель уверенно и решительно побрела к берегу.

Еще дважды дно уходило у нее из-под ног, и ей приходилось плыть, чтобы через мгновение снова наткнуться на отмель. На самых мелких местах она брела едва ли по колено или по щиколотку, забавляясь как дитя и взбивая ногами богатые россыпи переливающихся капель.

«Как их Венера из жемчужной раковины, так и я выхожу из моря среди жемчужин, – весело думала она. – Жаль, что из них нельзя сделать ожерелье! Я была бы богаче Абигайли!» Она подумала: «И красивее», – но тут же отогнала эту мысль. Конечно – красивее! Для этого ей не нужны жемчуга! Красоту ей дала богиня, и слава ей за это! Очень разгневалась бы Астарта, покровительница любви, если бы такой ее дар был растрачен впустую или подарен лишь одному мужчине! Красоту богиня дает не для того! Ха-ха-ха! Нужно понимать волю богини, и тогда она дарует счастье и окружает свою верную почитательницу покровительством!

Этибель наконец вышла на сухой, приятно теплый песок и с минуту оглядывалась и прислушивалась. Но единственным звуком, который она улавливала, был сонный, тихий, размеренный плеск небольшой волны и тяжелое шлепанье о песок капель воды, стекавших с ее тела.

Она размотала тунику, обернутую вокруг головы, вздрогнула, надевая мокрую одежду, и быстро, желая согреться, двинулась вдоль пляжа к далеким горам. Там она должна была найти известное ей селение и помощь.

Не успела она пройти и двадцати шагов, как из-за небольшой дюны внезапно выскочило несколько человек и бросилось к ней. Она не успела даже испугаться – один уже отрезал ей путь к воде, другие обступили со всех сторон.

– Держи его! – скомандовал кто-то. – Живьем брать! Живьем!

– Девка! – взвизгнул тот, что подскочил к Этибель первым, и удивленно замер.

Этибель узнала римских солдат, разглядела тускло блестевшие доспехи и обнаженные, направленные на нее мечи. Взвизгнув от страха, она присела, сжавшись в комок и закрывшись руками.

– Девка, и правда!

– Из моря вылезла? Не трогай! Может, это какая нереида или сирена?

– Дурак! О, как она орет от страха!

– А вылезала голая! Я ночью вижу! Я сразу сказал, что голое вылезает и одевается! За это она по праву моя!

– Ты говорил «голое», а не «голая»! Теперь она наша! Эй, хоть развлечется человек!

Десятник Альбин, однако, действовал быстро. Он много слышал о шпионах, пробирающихся из Карфагена в римский лагерь, подумал, что это, верно, и есть такая посланница, и резко оттеснил солдат.

– Всем стоять! Не сметь трогать! Назад! Ты, Лигдан, останешься здесь с Галлом. А я с остальными отведу эту женщину к лодке и переправлюсь через залив. Утром вернемся за вами.

Этибель поспешно огляделась. Она поняла приказ и знала, что через мгновение будет поздно. Они ее окружают? Да, но мечи уже вложили в ножны, не остерегаются, да к тому же это тяжелые и неуклюжие мужланы. Единственный шанс – снова прыгнуть в воду! Там ее не поймают!

Она двинулась, словно исполняя приказ десятника и поворачиваясь в сторону дюн, но внезапно развернулась на месте, проскользнула между двумя солдатами, толкнула третьего и что было духу бросилась к воде.

Будь она и сейчас нагой, она бы наверняка ушла, добралась до глубины и была бы – по крайней мере, на время – в безопасности. Но длинная, мокрая туника тут же опутала ей ноги, и Этибель, пробежав всего несколько шагов, упала. Ее тут же схватили, теперь уже разъяренные, грубо связали, подталкивали перед собой копьями. Заставили женщину идти быстрым шагом, пересекая полуостров дюн, к заливу, к ожидавшей там лодке.

– В чем она призналась? – равнодушно спросил Сципион, когда претор Аппий Камульций, которому он приказал еще ночью заставить схваченную женщину говорить, вошел в шатер. В новом лагере, разбитом сразу за валом на перешейке, были лишь шатры; Сципион запретил всякие удобства и роскошь.

Претор, уже немолодой человек из плебейского рода, медленно продвигавшийся по службе и лишь собственными заслугами пробивавший себе дорогу, старый ветеран многих войн, был заметно взволнован. Он с минуту молчал, потом вдруг выпрямился и вскинул руку. И заговорил поспешно, решительно:

– Достопочтенный консул, прикажи мне отправиться в дальний разъезд или поручи делать что-нибудь иное, но освободи меня от обязанности допрашивать эту пунийку!

– Почему? – спокойно, хоть и сурово, спросил Сципион.

– Потому что… потому что ужасно то, что вытворяет с ней Тирон! И… и омерзительно!

Тирон, лагерный палач, был известен своей изобретательностью и жестокостью, так что Сципион все понял. Он долго смотрел на взбудораженного офицера и наконец бесстрастно ответил:

– Это шпион. Из-за таких погибает больше людей, чем в битвах. Погибают порой страшной смертью. Для шпиона не может быть пощады, любое средство хорошо, чтобы вырвать из него сведения, которые он несет. Эта женщина должна нам сказать, куда и зачем она плыла. А поскольку ты, Камульций, знаешь пунийский язык, то будешь и впредь присутствовать при допросах и задавать вопросы!

Когда претор взволнованно шевельнулся и уже открыл было рот, Сципион резко сказал:

– Это мой приказ, претор!

– Да будет воля твоя, вождь! – хрипло, поборов себя, ответил претор. На висках у него выступили капельки пота, руки дрожали, но слово «приказ» положило конец всяким спорам.

– В чем она призналась? – повторил свой вопрос Сципион, все так же спокойно.

Старый кавалерист с трудом сглотнул, прежде чем ответить.

– Ее зовут Этибель. Она хотела пробраться в лагерь Карталона в горах. У нее там любовник. Она твердит только это.

– Она лжет. Вернее, говорит лишь часть правды. Что она плыла к Карталону – это точно. Но так же точно, что у нее было какое-то поручение. Она должна сказать, какое!

– Вождь, она уже умирает! Руки у нее многократно переломаны и сожжены, сожжена грудь…

Сципион развернул какой-то свиток папируса, который читал, когда вошел претор, и углубился в чтение. Через мгновение, не поднимая глаз, он пробормотал:

– Тирон, может, и не знает греческой мифологии, но ты, Камульций, должен ее знать. Пусть эта девка будет Дафной или Европой… Она выдержит и еще многое нам расскажет!

– Да будет так, вождь! – офицер снова вскинул руку и вышел из шатра. Он вновь появился, когда солнце было уже высоко.

– Умерла, вождь! – сказал он в ответ на вопросительный взгляд Сципиона, которого застал на валу, осматривающего только что установленные машины.

– Что она сказала?

– Простонала, трудно было разобрать, простонала лишь, что, когда пунийцы начнут атаку, нужно зажечь на том холме два костра из соломы. Чтобы они сильно дымили. И тогда они отступят.

– Ага, условные знаки! Отступят? Мне вовсе не нужно, чтобы они отступали! Я как раз хочу выманить их из-за стен. Мы зажжем не два костра, а три!

– А может, как раз один и был бы правильным сигналом?

Консул ответил без колебаний:

– Нет, один столб дыма может появиться случайно. Никто не стал бы устанавливать такой сигнал. Попробуем зажечь три. Она не призналась, когда должна быть атака?

– Нет, вождь, она умерла…

– Сдохла! – сухо поправил Сципион.

44

На шестой день месяца Сив сама Лабиту на рассвете принесла жертву перед изваянием богини и тотчас же послала особого гонца к вождю, чтобы он передал ему ее слова:

– В этот день бессмертная и вечно милостивая Танит будет с воинами своего народа!

Гасдрубал, уже находившийся у ворот Ганнона, откуда должны были ударить главные силы, принял эти слова с серьезным поклоном, но Баалханно, стоявшему рядом, тихо пробормотал:

– Двусмысленно! Наши жрецы научились этому у греков!

Вслух же он громко приказал:

– Разнести весть по всем отрядам: «Предзнаменования в храме Покровительницы Города были благоприятны! Богиня сегодня будет с нами!»

Потом он забыл о знамениях и жрецах, с головой уйдя в дела предстоящего боя. Карталон должен подать сигнал на рассвете. Хорошее время для атаки. Римляне не будут ее ожидать, но удар должен быть внезапным, сразу всеми силами. И по всей длине римского вала. Машин ждать нельзя. Их подкатывание позволило бы Сципиону приготовиться. Главные ворота в римском валу находятся на старой дороге в Утику. Оттуда следует ожидать вылазки конницы. А значит, на той дороге будет стоять Герастарт со своей фалангой. Конница – наготове. Кадмос со своей синтагмой ударит в центр, где за валом виднеются самые большие шатры. Там должен располагаться Сципион. Если Карталон не опоздает, к полудню все должно быть кончено. Если боги и впрямь милостивы, то Сципион не уйдет, живьем попадет в плен! О, даруйте этот триумф, боги! Вы даже не представляете, какие жертвы получите в благодарность!

В саду небольшого храма бога Хузотона, покровителя кузнецов, что стоял близ стен, уже начали просыпаться и щебетать птицы. Прохладные, бодрящие порывы ветра возвещали приближение рассвета. Небо на востоке начало заметно бледнеть, приобретая зеленоватые оттенки, хотя звезды там еще не гасли.

Гасдрубал кивнул своему штабу:

– Перебрасывать лестницы и веревки! – спокойно приказал он.

Приказ тут же облетел стены по обе стороны, до самого моря.

Это была идея Кадмоса. Перебросить через зубцы все лестницы, веревки, даже связанные плащи или плотную одежду, все, что выдержит вес нескольких человек, чтобы по сигналу все могли ринуться вниз одновременно. По всей ширине перешейка. Не только через ворота, сквозь узкое горло которых колонны будут выходить довольно медленно. Главное – внезапность и порыв. Его-то и используют, перебросив весь гарнизон через стены.

С согласия Гасдрубала он временно поручил командование своей отборной морой Идибаалу, а сам встал во главе отрядов, которые первыми должны были спускаться со стен и атаковать. Теперь он сидел верхом на зубце, у толстой, узловатой веревки и нетерпеливо, то и дело, поглядывал на восток: это солнце, нарочно, что ли, сегодня медлит и опаздывает!

Но оно не опоздало, выплыло из-за горизонта, сразу же яркое и побеждающее мрак. И тотчас же в чистом воздухе обрисовался далекий римский вал, даже легкие дымки от погашенных смоляных светильников, горевших всю ночь над воротами и башнями. Более зоркие глаза могли разглядеть и шлемы часовых, и мерцание копий. Далеко за валом на светлом фоне неба отчетливо рисовались холмы у Мушале.

Но точно так же и римляне видели все, что происходит на стенах. А значит, откладывать атаку больше нельзя.

Кадмос крикнул в сторону Гасдрубала, стоявшего на высокой башне над воротами:

– Рошеш шалишим! О, рошеш шалишим, дай знак! Начинаем!

Гасдрубал, однако, молча смотрел на далекие холмы. Атака может удаться лишь в том случае, если будет вестись одновременно с двух сторон. А если Карталон не был извещен? Если он не успел, не смог подойти? Самое удобное время для атаки уходит, но все же нужно ждать.

Слава Танит, милостивой Покровительнице Города! На холме над Мушале поднимаются дымы! Видно отчетливо. Тяжелые, темные, в неподвижном воздухе они поднимаются медленно, но все выше, почти не рассеиваясь. Один, второй… Не атаковать? Карталон не может прибыть? Нет, вот и третий! Все хорошо! Римляне взяты в клещи. Атаковать! Вперед! Все вперед!

– Вперед! – подхватил Кадмос.

Он перемахнул через край зубцов и соскользнул вниз, едва не ободрав руки от спешки. Теперь градом полетели вниз щиты и копья, мешавшие при спуске. На мгновение вся стена покрылась движущейся, поблескивающей доспехами, стекающей ко рву волной людей. Внизу они хватали сброшенные щиты, бегом собирались, строились, устремлялись вперед.

Через открытые ворота поспешно, даже толкаясь, вываливались плотные колонны фаланги, манипулы и турмы конницы, которая должна была прикрывать пехоту от возможной вылазки нумидийцев. С грохотом, тяжело выкатывались машины. Разумеется, лишь те, что поменьше, которые можно было подтащить довольно быстро, – катапульты и баллисты. Среди тянувших было много женщин.

На римском валу раздались звуки буцин. От края до края. Но не тревожно, а спокойно, почти торжествующе. Словно подавали обычный, ожидаемый сигнал.

Кадмос, в возбуждении и порыве бежавший во главе орущих добровольцев, не обратил внимания на слишком густое и слишком равномерное расположение трубачей на валу; до Гасдрубала звуки буцин не донеслись. Так первое предупреждение о том, что римляне не застигнуты врасплох, осталось незамеченным.

Потом было уже поздно. Когда атакующие, несколько смешавшиеся от самого бега, оказались вблизи вала, внезапно в воздухе замелькали тяжелые снаряды, загудели, почти расхохотались камни, и смертельный град принялся сечь нападавших. Когда же и это не остановило атаку, из-за частокола начали разить стрелы, а затем и бросаемые вручную копья и легкие пилумы.

Под ногами атакующих разверзались ловушки, волчьи ямы, скрывавшие на дне заостренные колья, замаскированные рвы. Они валились в ров перед валом, осыпались вместе с глыбами свежей земли, гибли, но волна неудержимо перла вперед. Вот они уже прорвались через ров, начали валиться подсеченные, вырываемые голыми руками палисады, закипела ожесточенная рукопашная схватка.

То же самое через мгновение слева от главных ворот, то же самое на фланге у самой воды. В звуках римских буцин, созывающих на эти участки резервы, уже слышится спешка, почти тревога.

Уже и карфагенские машины, подтащенные к валу, заработали поспешно, над головами своих, чтобы облегчить им атаку. Но вскоре они стали целью обстрела римлян, на них посыпались всевозможные снаряды, словно разъяренный рой на неосторожного чужака.

Вскоре стон, вопль, хрип умирающих заглушили шум ближнего боя. Погиб тут же, одним из первых, Антарикос, погиб Мальк, погиб командовавший катапультой, что подошла ближе всех ко рву, прекрасный Элект. У двух баллист пала вся обученная обслуга. В карробаллисту перед воротами в бою раз за разом угодило несколько камней, раздавив ее и выкосив людей.

Но остальные машины били, пусть и не так исправно и метко, однако приковывали к себе внимание римлян и поддерживали своих. Все больше женщин, что должны были лишь подносить снаряды, теперь сами хватались за вороты, натягивали канаты, целились. Кериза, забрызганная кровью – пронзенный копьем Элект рухнул прямо на нее, – оттолкнула его тело и приняла командование. Она радовалась, что Кадмос научил ее управляться с катапультой, что она умела при ней работать. Никто не возражал, не оспаривал ее приказов, словно в Карфагене было делом самым обычным, повседневным, чтобы девушка командовала боевой машиной.

Трижды волна атакующих прорывалась через ров, и трижды, отброшенная римлянами на проломах, откатывалась назад. В четвертый раз Кадмос увлек за собой всех, ударил по всей длине вала, напряг последние силы.

– Вождь! – крикнула какая-то запыхавшаяся девушка, взбегая на башню, откуда Гасдрубал наблюдал за битвой. – Меня послал Кадмос! Нам не сдержать их! Нужны подкрепления!

– Но у меня остался лишь гарнизон на стенах! Скажи, что я выступлю, когда римские резервы повернут в сторону войск Карталона! О, вот они! Стоят наготове! Ах, Карталон! Почему не идет Карталон?

Но самый зоркий глаз не мог различить никакого движения со стороны холмов у Мушале, на которых по-прежнему стояли три столба дыма, зато медленное, спокойное передвижение римских триариев указывало, что через мгновение они двинутся к проломам в укреплениях.

Гасдрубал колебался недолго. Если что-то задерживает Карталона, то их долг, долг гарнизона, – как можно дольше сковывать все силы римлян. Тем легче, тем полнее будет победа, когда подойдет Карталон.

Он кивнул старому Баалханно.

– Веди! Все силы! Я еду к тем воротам, ты веди в центр! Герастарт, остаешься на стенах только с обслугой машин! Береги город! За мной!

– Такое не должно повториться! – мрачно говорил Сципион, обходя под вечер валы, осматривая проломы, растоптанные рвы, разбитые машины. – Если бы их армия, что стоит в горах, подошла во время боя, сейчас эти валы осматривал бы Гасдрубал! Мы победили последним усилием.

– Да, вождь. Но и они напрягли все силы! Сражались даже женщины! И хорошо сражались!

– За таких на невольничьем рынке дадут хорошую цену! Легат Гай Лелий немедленно займется восстановлением вала и частокола. Углубить рвы, укрепить башни, лучше расставить машины!

– Будет исполнено, вождь!

– Претор Аппий Камульций с нумидийской конницей насыплет второй вал! С тыльной стороны этого! Чтобы у них пропала охота атаковать нас с суши. Подвоз к нам, на случай если Карталон подойдет и перережет дороги, организовать по морю, через Утикийский залив. Сенатор Эмилий Марций немедленно отправится в Рим. Нам нужны подкрепления. По меньшей мере еще два легиона и тридцать галер. Иначе мы не возьмем этот проклятый город! Теперь мы можем лишь стоять здесь и ждать.