Текст книги "Город пробужденный (ЛП)"

Автор книги: Богуслав Суйковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 33 страниц)

41

Военный трибун Марк Огульний, хоть и раненный в последнем бою и еще очень слабый, выехал навстречу новому вождю с многочисленной свитой и торжественно приветствовал его. Сципион, суровый и молчавший от гнева с той минуты, как увидел сумятицу в порту Утики и праздных, распущенных солдат, которых даже прибытие нового консула не заставило позаботиться о приличном виде, – приветствовал старого воина и своего бывшего соратника почти сердечно, расспросил о здоровье, упомянул о каком-то превосходно заживляющем бальзаме, однако прервал себя почти на полуслове и зычным голосом подозвал какого-то нарядного юнца из свиты трибуна:

– Луций Целий Пера, ко мне!

– Слушаю, консул! – ответил тот совершенно не воинским тоном. В слове «консул» он сделал почти ироническое ударение, подчеркивая этим незаконность избрания.

– Ты командовал нумидийской конницей в последнем бою у подножия гор Хутны?

Луция Целия не сбил с толку резкий тон консула.

– О, по воле наших тогдашних консулов мне пришлось таскать за собой эту вонючую банду!

Сципион еще сильнее сдвинул брови.

– Ты должен был ударить по заманенным в засаду пунийцам с тыла!

– Я и ударил!

– Но позволил себя отбросить, а когда твои люди бежали, бежал и ты!

– А что я мог поделать один? – префект еще хорохорился, но побледнел под суровым, обвиняющим взглядом вождя.

– Ты не был один! Ты был командиром, а значит, с тобой была богиня Рима! Если бы ты подал пример доблести, твои люди опомнились бы! Ты унизил честь римского офицера! Ты подорвал наш авторитет! Это хуже поражения!

Он умолк. Наступившую тишину не осмеливался прервать никто. Наконец молодой префект с трудом, охрипшим голосом произнес:

– Каковы твои приказы, консул?

Сципион отвернулся и ударил коня пятками. Он бросил через плечо, не глядя:

– У тебя есть меч. Ты должен знать, для чего он служит.

Все молча тронулись за вождем. Но через мгновение трибун Огульний оглянулся и шепнул вождю:

– Он не закололся. Уехал в сторону Утики. Мчится во весь опор.

– Для нас он умер. Сегодня же я назначу нового префекта для союзных отрядов. Эта дорога в плохом состоянии, трибун. Ведь по ней трудно подвозить продовольствие в лагерь.

– Так точно, достопочтенный консул! Но… но прошлогодние вожди запрещали сгонять на работы местное население, ибо не хотели озлоблять его, а также не позволяли привлекать солдат… Работали лишь пунийские пленники, а их у нас мало.

– Даже после той битвы в горах? Вы ведь заманили их в засаду!

– Так точно! Но они прорвались! Даже большинство раненых унесли! О, вождь, это не тот противник, которым можно пренебрегать! Сражаются они чудесно, да и выучиться уже успели!

– Мне ли не знать! И сенату известно. Но они должны быть повержены, иначе рухнет все величие Рима!

Когда они приблизились к укрепленному лагерю и буцины на сторожевых башнях усердно и громко возвестили о прибытии вождя, Сципион внезапно свернул с дороги, ведущей к главному въезду, и у самого рва повернул направо. Он ехал хмурый, постоянно оглядываясь.

Ров был мелким, небрежно выкопанным и местами уже даже поросшим кустарником. Непогребенный, иссушенный солнцем труп пунийца скалил зубы на проезжающих. Волчьи ямы, ловушки с вбитыми в дно заостренными кольями, кое-как прикрытые, были хорошо видны. Палисад – низкий и неровный.

Трибун Огульний в какой-то момент осмелился спросить:

– Ты хочешь объехать весь лагерь, вождь?

– Нет. В этом нет нужды.

Тон был красноречив, старый трибун смутился. Он робко пробормотал:

– Консулы запрещали переутомлять солдат, – и слегка придержал коня.

Сципион въехал в лагерь через боковые ворота, где его не ждали, и немногочисленный караул едва успел построиться. За воротами он снова пытливо огляделся. Дорога, огибавшая лагерь изнутри, за валом, была грязной, вытоптанной, заросшей. От отхожих мест несло невыносимым смрадом. Перед бараками союзной конницы лежали кучи навоза.

Дорога, отделявшая кварталы легионов от вспомогательных войск, была, пожалуй, еще грязнее, чем окружная. Зато преторий, жилое здание вождей, выделялся размерами и пристойным видом.

Сципион свернул к форуму – центральной площади традиционного римского лагеря, месту парадов и смотров. Поспешно, вдоль застывших рядов войска, уже шел навстречу новому вождю трибун третьего легиона, два префекта, командовавшие вспомогательными войсками, начальник конницы, главный квестор армии и несколько приближенных офицеров. Они ожидали, что консул прибудет через главные ворота, и теперь были застигнуты врасплох и смущены.

Сципион коротким жестом заставил умолкнуть буцины и длинные, звучавшие более высоким тоном нумидийские трубы, не ответил ни словом на безупречно ровный удар копий о щиты, исполненный в знак приветствия, и медленно двинулся вдоль замерших без движения рядов.

Он остановился перед фронтом третьего легиона и грозно, сурово оглядел лица. Внезапно он кивнул огромному центуриону, стоявшему перед строем манипула триариев.

– Твое имя? Гай Фламиний Деций?

– Так точно, достопочтенный консул, примипил третьего легиона.

– Где сигнум манипула?

Центурион смутился.

– Пунийцы вырвали его у нас! Пятнадцать человек погибло, защищая его…

– Но ты жив. Я вижу, ты ветеран, и потому буду милостив. Можешь удалиться в свою палатку и сам прервать свою опозоренную жизнь. Я сказал.

Он ехал дальше вдоль строя. Еще у трех манипулов не было почетных знаков, и их центурионы разделили участь Деция. Затем консул снова развернулся посреди легиона и, глядя в тысячи застывших в ужасе глаз, начал говорить медленно, безжалостно:

– Из вашего легиона к неприятелю перебежало несколько сотен человек. Это был сговор, подлый и позорящий весь легион. Я не верю, чтобы остальные соратники не знали или не догадывались о таком сговоре. Вы должны смыть эту вину, а смыть ее можно лишь кровью. Призываю именем Рима: кто, зная о предательском замысле, не воспротивился, не донес командирам – пусть немедля пронзит себя мечом!

С мгновение он, недвижимый, смотрел на застывшие ряды. Никто не шевельнулся, никто не потянулся к мечу. Он заговорил снова, еще холоднее:

– Значит, вы не только легион предателей, но и трусов. Трибун Огульний! Всех солдат, что два года назад служили в этом легионе, – децимировать! Отрубленные головы прибить к частоколу! Выбирать тех, у кого оружие в ржавчине или кто одет небрежно!

Он спокойно развернулся, словно отдал самый обычный приказ, и подъехал к нумидийской коннице. Обратился к преторам:

– Ваши люди наконец-то понимают по-латыни?

– Так точно, вождь! Понимают уже все!

– Хорошо. Слушайте же меня, нумидийцы! За все милости, что оказывает Рим вашему государству, за возможность одолеть вашего извечного врага, Карфаген, вы платите нам трусостью! Карталон над вами насмехается, Гасдрубал из засады прорвался сквозь ваши ряды! Я не желаю иметь трусов в лагере! К завтрашнему утру те из вас, кто достоин звания мужа, изгонят прочь трусов! Можете их убить! Негоже трусам плодиться, пока храбрые сражаются! Суд вы свершите сами этой ночью. Вожди же сейчас пойдут со мной в шатер на совет.

Это был, по сути, не совет. Сципион лишь отдавал приказы, продуманные и твердые. Завтра после утренней побудки лагерь сворачивается. Второй легион двинется к Карфагену и будет изображать штурм по всей длине стен. За его спиной третий легион и союзные отряды прокопают ров через весь полуостров от залива до залива, насыплют вал и вобьют частокол. Лагерь переместится за вал. Карфаген должен быть наконец по-настоящему блокирован. На море это сделает флот. Тридцать две новые галеры усилят имеющиеся силы. Все должны помнить, что начинается настоящая битва. Слишком долго уже длятся стычки с разъездами и отдельными пунийскими галерами, выставляющие Рим на посмешище и придающие врагам дерзости.

Когда вечером они перешли в преторий, легат Гай Лелий, друг Сципиона, коротко кивнул в сторону бараков нумидийской конницы, где стоял невообразимый крик и суматоха.

– Эти поняли твои слова и воспользовались случаем для сведения счетов, – пробормотал он, но молодой консул равнодушно пожал плечами.

– Мы от этого только выиграем. И хорошо, что Гулусса узнает: мне нет дела до его конницы! Могли бы только вершить свой суд потише!

– В третьем легионе тихо! – почти со страхом прошептал Лелий.

– Да. Сражались они плохо, но умирать умели, как подобает.

– Не думаешь ли ты все же, что солдаты обоих легионов возненавидят тебя с первого же мига?

Консул спокойно посмотрел на друга и ответил почти безразлично:

– Ну разумеется! Но дело не в этом. Солдат может ненавидеть, лишь бы боялся! Он должен бояться своих начальников больше, чем врагов! Лишь тогда я могу быть уверен, что любой приказ будет выполнен, и с величайшим усердием и старанием. Позови мне теперь шпиона.

– Какого шпиона? – удивился Лелий.

– О, он ждет уже с сумерек в аподитерии.

Шпионом оказалась женщина, одетая в серую тунику рабыни, которой консул отдал поклон, подобающий знатнейшей матроне.

– Прошу садиться, благородная Марция! – пригласил он, указывая на изукрашенное кресло, ибо прежние консулы любили роскошь, и их ставка ничем не напоминала военный лагерь. – Это мой друг, легат Гай Лелий, от которого у меня нет тайн.

Он повернулся к удивленному Лелию и коротко пояснил:

– Достопочтенная Марция, дочь…

– Не называйте имени, вождь! – резко прервала его девушка.

– Как хочешь! Хотя то, что ты делаешь, лишь славой покроет твой род. Достопочтенная Марция, происходящая из одного из богатейших родов Рима, решила служить Республике всем, чем может. Она выучила язык пунийцев, подкупила пиратов, позволила продать себя в рабство в Карфаген. А теперь я слушаю тебя, домина!

Марция вспыхнула, но глаз не опустила и говорила твердо:

– До сих пор все удается. Я рассчитывала на свою красоту, на то, что цена за меня будет высока и я попаду к кому-нибудь знатному. Так и случилось. Меня купил Идибаал, нечто вроде примипила в легионе некоего Кадмоса.

– Я знаю это имя. Это один из их вождей.

– Да, один из важнейших. Храбрый и несгибаемый. А командует он отрядом, состоящим в значительной части из перебежчиков из наших рядов, италиков…

Сципион медленно кивнул; лицо его было суровым и непроницаемым. Помолчав, он спросил:

– Каков дух в городе?

– К несчастью, бодрый. Два года войны внушили им убеждение, что Рим бессилен и лишь пугает, а на деле пойдет на уступки.

– Вскоре они убедятся в своей ошибке! Что говорили люди при вести о моем консульстве и прибытии?

Женщина немного смутилась, но ответила прямо:

– Смеются, вождь! Гасдрубал рассылает своих людей, а жрецы Танит, видно, с ним в сговоре, ибо говорят то же самое: что Рим хватается за последнее средство и, не в силах их сломить, пугает призраками прошлого! И притом – прости, это они так говорят! – обманным путем, ибо ты Сципион лишь по усыновлению, а не по крови.

– Скоро они перестанут смеяться! Какие вести ты принесла? Как с продовольствием в Карфагене?

– Нехватки, по сути, нет. Иногда трудно достать мяса или масла, но это временно. Караваны и корабли подвозят все.

– Запасы?

– Говорят, есть. Но об этом я пока ничего не знаю.

– Ты должна узнать. Вода?

– Колодцы есть, но их мало. Зато есть огромные цистерны в предместье Мегара, где зимой собирается дождевая вода, и ее хватает на весь город.

– Да, я слышал об этом. Хм… отравить?

– Стража бдит, никому не разрешено приближаться!

– Стражу можно подкупить! Но трудность в том, чем отравить такие огромные цистерны? Понадобятся, верно, целые чаны с сильнейшим ядом… Хм, это важно. Если мы овладеем цистернами, город должен будет сдаться. Что еще?

Марция понизила голос:

– Вождь, цистерны находятся в предместье Мегара. Со стороны пустошей и кладбищ этот район защищает лишь жалкая одинарная стена. Я слышала, как Кадмос говорил у Идибаала, что по приказу Гасдрубала он исследовал там побережье и что нет никакой возможности, чтобы вооруженный отряд прорвался со стороны моря. Но сам же он сказал, что проверял это, когда дул вольтурн, да к тому же с ним была его возлюбленная. Я подумала, вождь, что, когда дует вольтурн, человек и движется, и мыслит лениво. А когда мужчина наедине с любимой, он плохо смотрит по сторонам и ничего не видит. Поэтому, когда Идибаал был на службе, я вышла на те пустоши.

– И стража тебя пропустила?

– Без труда. Там огромные кладбища, на восточном берегу, и люди постоянно туда ходят. А свернуть в сторону – уже легко. Я будто бы что-то собирала, какие-то травы или коренья, и так обошла немалый кусок берега. Действительно – обрывы страшные. Но ведь есть расселины. Кадмос прав, вооруженный человек не вскарабкается. Но без оружия, особенно горец, – взойдет. А доспехи и оружие можно втянуть на веревках!

Сципион решил немедленно:

– Верно. Итак, в одну из ночей месяца Мартиуса мы соберем под покровом сумерек у залива солдат-горцев. И лодки. Галеры, вероятно, не смогли бы подойти к скалам? Я так и думал. Ты, Марция, тоже прибудь, укажешь места, где можно взобраться. Наш вал будет уже готов, Карфаген – в ужасе, мы также предпримем штурм по всей длине стен, чтобы отвлечь внимание. Как ты доберешься до нас?

– По воде, вождь! – рассмеялась девушка. – Прямо через стену в Мегаре, потом нужно лишь обогнуть край великих стен, там, где они спускаются к самому морю, и все. Это нетрудно, я хорошо плаваю.

42

Гадюка метнулась среди камней и на миг скрылась из виду, но Кериза решительно и смело прыгнула за ней. Еще раз золотисто-коричневая, с черными пятнами змейка показалась на открытом месте, метнулась зигзагом, сверкнула металлической чешуей и исчезла в зарослях.

Кериза остановилась, тяжело дыша. Конечно, время неподходящее, под вечер змеи проворны и быстры. Надо было приходить в полдень, когда они, отяжелевшие, спят на солнце. Тогда схватить ядовитую гадину с помощью раздвоенного на конце прута нетрудно, бросить ее в кожаный мешочек и завязать – тоже. Теперь, в прохладное время дня, это было почти безнадежно!

В мирное время живых змей всегда можно было купить на рынке у мальчишек из окрестных деревень. Их охотно покупали, ведь отвар из змеи – лучшее лекарство от слоновой болезни, вызывающей отеки, а также спасает при укусах ядовитых змей и огромных пауков. Но отвар этот помогает лишь в том случае, если в кипящую воду бросить живую змею, поэтому гадину нельзя было убить камнем – ее непременно нужно было поймать живьем.

Теперь, однако, живых змей в город никто не приносил, а добыть их можно было лишь на пустошах, за стеной Мегары. А это очень трудно, нужно много удачи и терпения.

Терпения Керизе было не занимать, когда она отправлялась на эту опасную охоту ради Этибель, жестоко страдавшей от укуса черного паука. Но удачи не хватило, и вот первую змею она увидела лишь перед закатом и тщетно гналась за ней. Теперь гадина скрылась в зарослях и каменных россыпях, и надежда поймать ее пропала.

Кериза, смирившись, отбросила волосы со лба, перевела дух и огляделась. И с удивлением поняла, куда забрела. Она стояла уже на самом краю полуострова, над Утикийским заливом. Именно здесь она отдыхала с Кадмосом, когда они осматривали эти берега. Тогда дул жаркий южный ветер, царил обессиливающий зной, а противоположный берег залива, казалось, дрожал и мерцал, окутанный золотистой дымкой. Сегодня же стояла приятная прохлада, воздух был на диво прозрачен, и другой берег отчетливо виднелся далеко за римским валом и вымершим селением Терез.

Солнце скрылось за горами на западе и перестало слепить глаза. Настало короткое мгновение, когда над миром еще царила ясность, но сияние солнца уже не ослепляло. И прежде чем эта ясность уступила быстро сгущавшемуся мраку, Кериза разглядела у Тунеса несколько светлых точек на спокойной, сияющей глади залива, вбиравшей в себя краски зари.

Эти точки, казалось, двигались, плыли, и именно в ее сторону. Она смотрела внимательно, с любопытством, а может, и подсознательно используя предлог, чтобы еще постоять на высоком обрыве. Ее зоркие, молодые глаза через мгновение, несмотря на быстро сгущавшуюся тьму, различили, что это плывут лодки. Уже можно было даже угадать направление их движения: они огибали по далекой дуге край карфагенских стен и стремились к безлюдным, скалистым берегам Мегары. Кто это мог быть? Рыбаки, желающие тайно провезти в город немного рыбы? Невозможно. Все селения по обоим заливам были заняты и охранялись римлянами. А значит… значит, это, должно быть, римляне!

Но чего они ищут здесь, у пустынных, неприступных обрывов?

Прежняя усталость прошла без следа, осталось простое человеческое любопытство, и Кериза, инстинктивно чувствуя необходимость соблюдать осторожность, присела за валун и из этого укрытия наблюдала за заливом.

Темная вода быстро впитала последние отблески зари, и на ее таинственном, черном фоне исчезли, словно тоже поглощенные ею, черные точки. Теперь, верно, лишь луна могла бы выдать плывущих, но луна должна была взойти только около полуночи. Звезды, хоть и горели бесчисленным роем, света не давали.

Кериза, разочарованная, но еще не встревоженная, встала, вышла из своего укрытия и, подойдя к самому краю обрыва, долго прислушивалась. Снизу доносились лишь обычные всплески, чмоканье, бормотание ленивой волны, что даже в такую тихую ночь боролась со скалами.

Она уже двинулась к городу, сердясь на себя, что так засиделась и придется идти в темноте, уже огибала черный провал расселины, более глубокой, чем другие, которыми был густо изрезан край обрыва, как вдруг остановилась, и сердце ее заколотилось.

Снизу, со стороны воды, какой-то голос – женский голос – произнес повелительно:

– Я пойду первой. Укажу дорогу. Но карабкаться надо босиком и осторожно, здесь круто и очень скользко!

– Зажжем факелы! Из города ведь не увидят!

– Не смей! – резко оборвала женщина. – Откуда ты знаешь, что здесь нет патрулей? Вы должны застать город врасплох!

– Люди у меня еще попадают в этой темноте!

– Верю, что ни один не простонет, даже если распорет себе живот! Достопочтенный консул обещал мне горцев, а не баб!

– Ну, хорошо, хорошо! Иди уже и покажи свою дорогу!

Какой-то шорох, тяжелое дыхание, приглушенный шепот, порой короткий скрежет чего-то о камни дали понять остолбеневшей Керизе, что по расселине вверх карабкаются несколько человек. Медленно – ибо это, должно быть, было страшное восхождение в полной темноте, – но они приближались.

Она опомнилась, когда шорох раздался почти у самых ее ног, и невольно присела. В отчаянии она стала искать при себе какое-нибудь оружие. Хотя и знала, что у нее ничего нет, кроме того легкого, длинного, раздвоенного на конце прута, которым она хотела пригвоздить к земле голову змеи. Но вдруг ее руки коснулись камня, и Кериза уже знала, что делать!

Она схватила ближайший валун, с отчаянной силой подняла его над головой и, когда прямо перед ней замаячил неясный силуэт кого-то, выбирающегося из расселины, швырнула его вниз со всей решимостью и отчаянием.

Ответом ей был глухой, страшный стон, грохот рухнувшего вниз тела, проклятия, крики, всплеск воды. А Кериза в исступлении метала все новые и новые камни, сбрасывала комья земли, отрывала, казалось, навеки приросшие валуны. И вот уже расселина загудела от грохота катящихся обломков скал, застонала от воплей раненых.

Но над всем этим снизу пробивался сильный, спокойный, командующий голос:

– Вперед! Наверх! Таков приказ консула! Вперед!

Кериза почувствовала, что слабеет, что начинает дрожать от напряжения, поняла безнадежность дальнейшей обороны и, внезапно придя в себя, бросилась бежать к городу. Длинная туника мешала ей, так что она собрала ее обеими руками, высоко подобрала и бежала в страхе, в отчаянии, с одной лишь мыслью: «Надо предупредить, надо известить! Римляне на полуострове! Римляне!»

Она цеплялась за какие-то кусты, спотыкалась о невидимые в темноте камни, падала, ранилась, почти теряла сознание от напряжения, но когда добежала до маленькой калитки, нашла в себе силы на последнее усилие и закричала:

– Римляне идут! Закрывайте!.. Римляне!

К счастью, командовавший на этой стороне стен старый Баалханно любил по вечерам проверять стражу и как раз обходил стену: он узнал Керизу и не стал терять времени. Поэтому, когда нападавшие наконец сумели вывести на плато большее число людей, вытащить из лодок доспехи и оружие, построиться и подойти к стенам, их встретили горящие смоляные светильники, выдвинутые на шестах далеко за ров, и град снарядов из катапульт.

Когда к тому же показалась луна, римский командир счел, что без внезапности задача невыполнима, и приказал отступать. Вслед за отходившими Баалханно тотчас же организовал погоню, но римляне исчезли. Лишь днем, идя по указаниям Керизы, они отыскали коварную расселину. Баалханно велел скатить в нее огромный обломок скалы, закрыв этот проход на плато окончательно и навеки. И с полной уверенностью доложил Гасдрубалу, что со стороны пустошей за Мегарой городу больше ничего не угрожает и никакое нападение оттуда уже невозможно.

А поскольку в ту же ночь была отбита и мощная атака, проведенная по всей длине стен, Гасдрубал мог смело причислить этот день к победам и разослать своих людей по городу, чтобы те высмеивали Сципиона. Что ж, имя, видать, слишком велико для глупого юнца! Не страшнее он своих предшественников!

На совете, однако, который он вскоре созвал, Гасдрубал не скрывал своей озабоченности. Штурм отбит, не удалась римлянам и внезапная атака со стороны Мегары, но все же римский вал завершен, и город теперь отрезан полностью. Со стороны суши не проберется никто.

– Город осажден лишь отчасти, – после тягостного молчания подал голос Кадмос. – Но с тем же успехом можно считать, что и Сципион со своей армией тоже в осаде! Впереди у него наши стены, по бокам – море, а в тылу – армия Карталона. Прежде чем он стянет флот побольше и закроет нас со стороны моря, мы призовем Карталона, отрежем Сципиону подвоз из Утики и задушим его! У нас сейчас преимущество – так воспользуемся им. Сципион совершил большую ошибку, покинув свой укрепленный лагерь и выйдя на самый перешеек. Теперь его защищает лишь наскоро возведенный вал, но с тыла его не прикрывает ничто.

– Ты хочешь сказать, что нужно воспользоваться случаем и ударить с обеих сторон одновременно? – с неожиданной улыбкой спросил Гасдрубал, который, по-видимому, уже и сам обдумывал этот замысел. – Смелый совет, но, верно, он подсказан богами. Да, Карталон уже в полной готовности. Остается лишь известить его. А это сейчас возможно только по морю. Значит, два-три дня. Эонос, какие ночи ты предвидишь?

– К несчастью, вождь, светлые и безветренные. Советую подождать!

– Хорошо. Итак, скажем, пять дней. Пока Карталон соберет свои силы – еще два дня. Пока дойдет до римского лагеря – еще два. Итого, считая с завтрашнего дня, на девятый день, то есть в шестой день месяца Сив – мы ударим на рассвете с двух сторон по римскому лагерю! Будет ли это благоприятный день?

Жрец Эшмуна, Магдасан, возвел очи к небу и, беззвучно шевеля губами, что-то сосредоточенно подсчитывал:

– Это превосходный день, вождь. Вся эта декада хороша.

Астарим и Абдербаал, жрец Мелькарта, тут же поддержали его:

– Так и есть, шестой день месяца Сив благоприятен для выхода в море, а значит, будет хорош и для действий, с моря начатых.

Жрец Биготон высказал некоторое сомнение:

– Эта декада благоприятна, но она уже клонится к дурным временам. Шестой день – это уже после самого удачного дня…

– Я удивлен, святейший, очень удивлен! Гамилькар Барка в этот день взял Акрагант.

– А я помню, что в месяце Сив жертвы не удаются!

– Разве что у вас! В наших летописях ничего подобного не отмечено!

– Ха-ха-ха! Ваши летописи! Записываете лишь то, что вам выгодно!

– Зато мы пишем правду! А в других храмах бывает по-разному!

Гасдрубал с трудом унял разгоравшийся спор святых мужей и решил, что срок менять не будет. Каждый день промедления лишь увеличивает шансы, что весть каким-то образом дойдет до римлян. Ибо чего уж скрывать – они знают обо всем, что творится в городе!

Дальнейший совет вели уже одни военачальники.

– Нужно установить сигналы для связи с Карталоном, – говорил Гасдрубал. – Сигналы будут такие: когда Карталон подойдет, он зажжет на холме над Мушале три костра из соломы или хвороста – в знак того, что он готов. Такие же три столба дыма со стороны города будут ответом, что атака должна начаться с обеих сторон. Два дыма – это знак, что что-то сорвалось, что обе армии должны возвращаться на свои позиции.

– Кого вы намерены послать? – спросил Кадмос, обращаясь к Эоносу.

Тот рассмеялся:

– Я понимаю! Ты бы хотел поплыть!

– Это невозможно! – тут же возразил Гасдрубал. – Кадмос будет нужен мне здесь. А Карталон обидчив, он подумает, что к нему посылают начальника или надсмотрщика, и тут же растеряет весь пыл.

– Так и есть, вождь. Поэтому я пошлю одну галеру под началом Зарксаса! Это смелый и доблестный человек, он ничего не перепутает в поручении и вовремя доберется до Карталона.

– Хорошо. Пусть плывет Зарксас. А ты, Кадмос, уже отбирай и готовь отряды для наступления. Разумеется, что до цели и даты замыслов – полная тайна!

– Узнают! – зловеще пробормотал Макасс. – Их боги, видно, сильнее наших! Все знают!