Текст книги "Город пробужденный (ЛП)"

Автор книги: Богуслав Суйковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 33 страниц)

39

Кадмос лениво перевернулся на другой бок, сдвинулся левее, чтобы уклониться от пучка солнечных лучей, пробивавшихся сквозь листву и обжигавших ноги. Но Кериза не шевельнулась, и выражение ее лица оставалось серьезным.

– Послушай! – тихо сказала она. – Плохи дела! Люди уже теряют пыл, перестают верить…

Кадмос притянул к себе любимую, оперся головой о ее колени и заставил ее открыть глаза. В тот день они вышли за стены Мегары, на пустоши, тянувшиеся до самого мыса Камарт, ибо Гасдрубал хотел убедиться, что высадка в этой части полуострова невозможна и что с этой стороны городу ничего не угрожает.

Беспокойство было обоснованным, ибо стена квартала Мегары была одинарной, низкой, слабой и давно не ремонтировалась. В более уединенных местах даже сельские инсулы окружались стеной более мощной и высокой.

Кадмос взялся за это задание, потому что постоянно искал себе занятие, не в силах усидеть в городе. С ним пошла Кериза; они убедились, что обрывы совершенно неприступны и никакой крупный отряд на полуостров не проберется. Теперь они отдыхали в тени нескольких олив, карликовых, чахлых, едва влачивших существование. Вся эта часть полуострова была каменистой, пустынной, лишь кое-где поросшей редкими кустарниками. Деревьев почти не было, разве что на восточном побережье, где находились старые кладбища. В черте стен – кладбище богачей, рабим, за стенами, чем дальше, тем беднее могилы.

Южный ветер, что римляне звали вольтурном, дул неустанно уже четвертый день, отнимая у людей всякую волю и силы. Вождь, который сумел бы в такое время поднять людей, – победил бы с легкостью.

Кадмос с немалым усилием воли все же заставил себя вести трезвый разговор. Ему хотелось лишь спать, лежать без движения и мыслей, мечтать о прохладе тихих ночей, так часто проклинаемых в месяце Тибби и столь желанных теперь.

– Знаю, – заставил он себя говорить. – Из моей моры уже сбежало пятеро.

– Италики? – испугалась Кериза.

– Нет, эти держатся. Им, впрочем, и бежать некуда! Но наши, добровольцы… Я говорил Гасдрубалу – это бездействие губительно!

– Вот именно! Я об этом и говорю! Я слушаю, что говорят люди на рынке, слушаю в домах, куда хожу причесывать женщин. Народ уже почти забыл, что идет война, он чувствует лишь нехватку того или иного и ропщет!

– И работают все хуже! – зевнул Кадмос. – Все наши жалуются на это!

– О да! А богачи… богачи становятся все смелее! И смеются! Делают все более выгодные дела!

– Это правда! – Кадмос был так разморен, что едва реагировал на слова любимой. – А я тебе еще кое-что скажу: казна пуста! Все дары, принесенные в порыве воодушевления, уже ушли! За все приходится платить все дороже, а доходов никаких! Едва хватает на жалованье для армии Карталона!

– Так что же будет?

Кадмос приподнял ее тонкую столу, обнажил бедра и прижался к ним лицом, а через мгновение принялся целовать – медленно, долго, горячо.

– Что будет? – шептал он между поцелуями. – Верно, то, что Кериза, дочь Макасса, уступит и, не дожидаясь конца войны, согласится на свадьбу! Потому что конец этот где-то далеко.

– Прошу, перестань! – Кериза вспыхнула, но оттолкнула голову любимого и прикрыла ноги. Лишь с дрожью в голосе она совладать не могла. – Не об этом… Перестань!.. Не об этом я хочу говорить!

– А о чем? Мы сидим без дела, потому что Гасдрубал все ждет этих обещанных слонов! Уже месяц прошел, как был тот нумидиец, Лагос, и объявил, что слоны уже под Циртой и при первой же возможности их доставят.

Кериза задумчиво гладила тяжелую голову мужчины, лежавшую у нее на коленях. Она тихо проговорила:

– Любимый, а это надежный человек?

– Лагос? Ну, его никто не знает. Но он назвал пароль, условленный с Герешмуном. Почему ты спрашиваешь?

Кериза с минуту колебалась и наконец выпалила:

– Потому что я боюсь! Столько шпионов! Пароль можно узнать по-разному! А Лагос ведь должен был сразу возвращаться, так?

– Да. Мы выступим всеми силами навстречу каравану Герешмуна, как только он минет Тигнико!

– Вот именно! Так как же, как это возможно, что еще неделю назад Лагос был в городе? Гулял, сорил золотом…

– Откуда ты знаешь? – Кадмос заставил себя проявить интерес. Ветер так его разморил, что он даже не пытался протестовать, когда Кериза прикрыла ноги и не позволила продолжать ласки.

– От… от Этибель. Знаешь, моей соседки. Она… ну, любит повеселиться и не слишком дорожит добродетелью! Она мне как раз и говорила, что какой-то Лагос, нумидиец, был с ней очень щедр! И очень страстен как любовник!

– О, верно, какой-нибудь другой! Имена повторяются, – зевнул Кадмос, садясь. – Но, может, уже пойдем, а? Мне еще нужно заняться своими людьми, потому что через пару дней мы выступим за слонами.

Он заставил себя улыбнуться.

– А поскольку и Эонос как раз заканчивает последние галеры, то мы начнем действовать! Уныние и скука нас не одолеют! Не бойся!

– Эонос говорил моему отцу, что ему не хватает гребцов. Хороших рабов найти трудно. Кто был получше, уже в войске, или хозяева их спрятали. А Бомилькар привозит одних женщин!

– О, есть римские пленники! – беззаботно рассмеялся Кадмос. – А будет мало, так я отправлюсь в поход и наловлю! Это крепкие люди, и под кнутом послушные!

Он рассмеялся, что-то вспомнив.

– Знаешь что? Пойдем на невольничий рынок. Бомилькар сегодня показывает новый товар. А Идибаал хочет себе кого-нибудь выбрать!

– Пусть выберет пунийку и женится! – язвительно бросила Кериза.

– А если попадется такая, что уперлась ждать до конца войны? Может, он и прав, когда говорит, что предпочитает невольницу! И то лишь до тех пор, пока она не выучит наш язык. Такая не подслушает и не предаст. Пойдем, посмотрим, выберет ли он себе что-нибудь!

– Выберет! Бомилькар только лучшие зады и привозит! – гневно выкрикнула Кериза. – Какое ему дело до войны и нужд города? На этих простибулах он зарабатывает лучше всего, вот и возит их без конца!

– Это уже другой разговор. Пойдем! Солнце начинает клониться к западу, на рынке сейчас будет людно!

Но они пришли слишком поздно, толпы с рынка уже медленно расходились. Все, что было получше, уже распродали; на помосте стояли лишь две девушки, и вольноотпущенник Бомилькара охрипшим голосом зазывал их купить. Не находя особых достоинств для перечисления, он то гладил обеих невольниц по спинам, то легонько щипал за грудь, расхваливая:

– Покупайте, знатоки! Покупайте, расторопные! Вот понтийка, искусная в шитье, вот девушка из Фракии, отменная садовница! А обе – искуснейшие любовницы! Когда можно любить? Ночью! А значит, не черты лица важны, а тело! Так в один голос твердят все мудрецы, а также греческие и прочие поэты! Лишь тело невольницы имеет значение! А кожи глаже, груди тверже, чем у этих девок, – не найдете! Покупайте их, молодые, чтобы после безумной ночи радостно вставать на работу! Покупайте, старые, ибо лишь с ними вы вернете силы юности! Но не покупайте, женатые, ибо после прелести этих тел собственные жены вам опостылеют! Покупайте! За такую цену вы никогда не получите таких тел!

Кадмос рассмеялся.

– Умеет расхваливать! Даже когда хвалить нечего! Но я не вижу Идибаала! Неужели не пришел?

– Вон он идет! – Кериза отвернулась от помоста, где какой-то кандидат на покупку понтийки серьезно, хоть и плохо скрывая вожделение, исследовал хваленую твердость ее груди и разочарованно кривился. Она заметила высокую фигуру друга Кадмоса и указала на него, когда тот уже сворачивал на угол улицы красильщиков. Они легко догнали его, хотя Идибаал шел довольно быстро, ведя за руку какую-то женщину.

– Эй, ты все-таки что-то купил! Покажи! – задиристо крикнул Кадмос, и Идибаал остановился и обернулся, весело улыбаясь.

– Да, выбрал кое-что! Не скажу вам, сколько заплатил, потому что мне самому стыдно! Вор этот Бомилькар! Его вольноотпущенник уверял, что она девственница, что на римских рынках ноги у нее были бы выбелены в знак того, что продается впервые!

– Это ты сегодня же и проверишь! А если солгал, то разобьешь ему эту его жирную морду! – рассмеялся Кадмос, взглянул на Керизу и, смутившись, быстро отвернулся.

– Из какого она народа? – спросила Кериза, пристально наблюдая за невольницей.

– Марция? Иллирийка. Бомилькар, говорят, купил ее у пиратов.

– И девственница? Эх, дал ты себя надуть! – гоготал Кадмос. – Уже забыл о наших приключениях? Хе-хе!

Но Кериза снова прервала его, не сводя глаз с невольницы.

– Она понимает по-нашему?

– Марция? Нет, откуда! Только на своем да немного по-латыни!

– Ах, вот как? Ну а что ты с ней сделаешь, если она окажется не девственницей? Не думаю, что продавать ее в лупанарий имеет смысл! Лучше до смерти запороть или живьем в масле сварить!

Оба мужчины изумленно посмотрели на обычно кроткую Керизу, предлагавшую столь жестокие кары, да еще и без всякого повода. Ведь за обман, по идее, должен был отвечать продавец, а не невольница. Они, однако, не успели ничего сказать, потому что Кериза обвиняюще и в то же время торжествующе вскинула руку.

– Она понимает по-нашему! Она себя выдала! Побледнела, когда я перечисляла пытки! О, Идибаал, это шпионка!

– Не сходи с ума, Кериза! – Идибаал рассердился. – Ты везде видишь шпионов! Это смешно! Я купил эту девушку на рынке, она стояла нагая на помосте, как и все! Бомилькар выкупил ее у пиратов…

– Если окажется, что она девственница, то это точно шпионка! – с убеждением заявила Кериза.

– Кадмос, ты немного говоришь по-латыни, – прервал ее Идибаал. – Расспроси ее!

– Тебя зовут Марция? – сурово начал допрос Кадмос. Невольница ответила, не поднимая глаз.

– Да, господин.

– Ты понимаешь по-пунийски?

– Нет, господин.

– Почему ты так побледнела минуту назад?

– Потому что… потому что эта досточтимая госпожа говорила обо мне что-то плохое! А я… я боюсь…

– Откуда ты узнала, что она говорила что-то плохое?

– О, господин, она так смотрела… Это чувствуется! А еще, господин, я очень устала… Торги длились долго… А я в первый раз, господин.

– Помни, если ты лжешь, тебя может постичь нечто худшее, чем то, о чем говорила эта домина!

– Я не лгу, господин! – тихо ответила невольница, но подняла глаза и взглянула на Керизу с холодной, смертельной ненавистью.

– Нет, она не понимает, – заключил Кадмос, мягкосердечный судья, когда дело касалось красивых девушек.

– Понимает! Я уверена! – упрямилась Кериза. – Будь с ней осторожен, Идибаал, не давай ей подслушивать и следи, чтобы не сбежала!

– О, за это я спокоен! – хвастливо произнес силач и поспешно потащил за собой невольницу.

40

Гонец отыскал Гасдрубала, когда тот испытывал новые машины, установленные у Тевестских ворот. Хотя план обороны и предусматривал засыпку этих ворот, и целые горы мешков с песком были уже готовы, он все же не пренебрегал и машинами, и разные их типы размещал продуманно и расчетливо. В тот день они обстреливали из тяжелых онагров дорогу, по которой пришлось бы двигаться римским таранам, поскольку по обеим сторонам скалы и неровности не позволили бы перекатывать тяжелые орудия.

Но вождь изрыгал проклятия и впадал в ярость, проклинал Герастарта, командовавшего гарнизоном огромных тройных стен, что запирали перешеек от Тунесского залива до Утики, проклинал и Кадмоса. Антарикос, командовавший машинами, и Мальк, их главный строитель, и Гискон, управляющий кузницами, с хмурыми лицами сносили эти вспышки гнева, но ничего в свою защиту найти не могли.

Ибо испытания и впрямь прошли из рук вон плохо. Первый снаряд вылетел нормально, но долетел лишь на пару десятков шагов за стену. Второй, выкованный небрежно и криво, улетел в сторону, совершенно не в том направлении, в каком должен был. При третьем выстреле треснул главный рычаг, метавший снаряд.

– Это кедр! Настоящий кедр! Из тех стволов, что привез Клейтомах! – уверял Мальк, но когда у второго онагра лопнули канаты, натягивавшие метательный рычаг, – он лишь застонал.

Карробаллиста, которая должна была метать камни поменьше, зато дальше и быстрее, после нескольких выстрелов расшаталась, и снаряды ее разлетались куда попало. Катапульты заедало почти при каждом натяжении. Снова и снова лопались канаты.

– Дрянь! Гнильё! Мерзость! Воры, все воры! – кипятился Гасдрубал. – Я потребую от Лестероса, чтобы он проверил, кто нам это продал! Виновных – на крест! Это хуже предательства! Если бы римляне напали сейчас, мы были бы безоружны!

– Не только это опасно, вождь! – Мальк тщательно осматривал карробаллисту и мрачнел все больше. – Не только материал никуда не годится, но и работа!

– Твоя вина, что не досмотрел!

– И моя тоже! – спокойно признал плотник. – Слишком много времени я сам работал, вместо того чтобы только надзирать, слишком верил людям. Но за всем не уследишь, а наши люди работают плохо! Все хуже и хуже! В опасность они перестали верить!

– Вот как? Я им напомню! Всех мужчин я призову копать рвы под стенами! Кроме главного рва – еще несколько. В пределах досягаемости наших машин!

– Этих машин, – с презрением указал Герастарт.

– Нет, добротно сделанных! Мальк, за работу над этим мусором платить нельзя! Купцов, что поставили дерево и канаты, – в кандалы и под мой суд! Хорошего дерева на кресты не пожалеем! Кадмос, отыщешь Лестероса и Макасса, съездишь в храмы! Завтра на рассвете – народное собрание на площади Ганнона! Я встряхну этот город и этот засыпающий народ! Заставлю работать! Раз не хватило пыла, пусть их подгоняет страх!

В столь неподходящий момент к вождю подошел вольноотпущенник и шепнул, что досточтимая Элиссар просит, дабы рошеш шалишим соизволил немедленно прибыть домой.

– Что там еще? Нет у меня времени на домашние дела! Скажи досточтимой Баалат, что я не приеду ни сегодня, ни, верно, завтра!

– Господин, речь не о домашних делах! Просто прибыл какой-то чужеземец и говорит, что ему срочно нужно что-то сообщить самому вождю! Говорит по-гречески!

– Чужеземец? Как он сюда попал? Уже два дня не причалило ни одно судно!

Этого, однако, вольноотпущенник не знал. Лишь то, что чужеземец долго говорил с досточтимой Элиссар, что госпожа велела подать ему еды и тотчас же разослала людей в разные стороны, чтобы отыскать вождя.

– Это, должно быть, что-то действительно важное! – подал голос Кадмос. – Может, все-таки стоит, вождь, тебе поехать? Досточтимая Элиссар не стала бы звать тебя понапрасну.

Гасдрубал гневно что-то проворчал, но совету внял, вскочил на коня и поспешил к Бирсе.

Он застал незнакомца в перистиле. Тот весело играл с маленькими Магоном и Гамилькаром. Он с почтением приветствовал вождя, пытливо его разглядывая, и тотчас заговорил по-гречески.

– Прости, великий рошеш шалишим Карт Хадашта, что, не владея вашим прекрасным языком, я вынужден говорить на своем. Но я знаю, что буду понят, раз даже твои дети так бегло говорят на языке Гомера.

– Приветствую тебя, чужеземец. Да, я говорю по-гречески. Но я еще не знаю, кто ты, откуда, как и с чем прибыл.

Гость снова поклонился, слегка улыбаясь.

– Я Паріандос, сын Антенора, родом из Пеллы, что в Македонии. Я прибыл из моей страны, но как я сюда попал – прости! – сказать не могу. Я должен был поклясться в этом на тенях отца и матери моему проводнику, который к тому же еще и тщательно завязал мне глаза!

– Ты прибыл с моря или с суши?

– И этого я не могу сказать!

Гасдрубал гневно нахмурился.

– Так я должен смириться с тем, что в осажденном городе чужеземцы появляются неведомыми мне путями?

Паріандос серьезно кивнул.

– Да. Появляются и могут исчезнуть. Но об этом ты, верно, знал, вождь? Так бывает во всех крепостях!

– Но не здесь! – Гасдрубал уже терял терпение. – Мы на полуострове! С трех сторон море, с четвертой – наши стены! Мышь не проскользнет, чтобы стража не знала! А стража у нас тоже не простая! Ее не подкупишь! Это добровольцы, из народа! Будучи греком, ты должен знать, что такое сражающийся народ!

– Я македонянин, вождь, а не грек! Мы приняли греческий язык и культуру, но остались самими собой! Что же до народа, то да, я знаю, что о нем думать! Именно с этим делом я и прибыл!

– Ты посол?

– В сущности, да! Хотя, конечно, без пергаментов, печатей и всего того, чем обычно удостоверяют свою личность послы. Официально я купец с Крита, направляющийся в Мавританию.

– Я слушаю тебя!

Чужеземец огляделся и, лишь убедившись, что их никто не может услышать, начал говорить, еще больше понизив голос. Гасдрубал слушал молча, теребя пальцами бороду и зорко глядя на македонянина. Тот говорил гладко – видно было, что речь он подготовил заранее.

Он говорил о войне, которую ведет Македония с Римом, о победе царя Андриска над претором Публием Ювенцием, о союзе с фракийцами, довольно откровенно изложил надежды и возможности. Конечно, величайшим, а по сути, единственным шансом было то, что Рим сражается на три фронта одновременно: в Иберии, с Карфагеном и с Македонией. В настоящее время Македония готовится к величайшему, решающему усилию.

– Но прежде чем мы все организуем, Андриск, мой царь, желает убедиться, что силы Рима и впредь будут заняты на всех этих полях сражений. То есть что ни одна из воюющих стран не заключит внезапно мир с Римом. Из Иберии у нас есть заверения. Пока сражается Вириат, Риму не победить, и о мире не может быть и речи. Но здесь…

– Неужели ты сомневаешься в нашем искреннем желании сражаться? – возмутился Гасдрубал. – Разве не довольно доказательств? Мы призвали весь народ, заново вооружили город, одержали столько побед на суше и на море…

– Это правда! Мы знаем об этом в точности. Хотя, прости, вождь, мы знаем и о поражениях…

– О каких поражениях?

– О том, что армия Карталона не может двинуться с гор на юг…

– Это я не позволяю им двинуться! Они должны нависать в тылу у римлян и постоянно им угрожать! Если бы я захотел, завтра они были бы в Карт Хадаште!

Посол поклонился. После многозначительного молчания он продолжил:

– Мы знаем о несчастном походе за слонами…

Гасдрубал гневно дернул бороду. «Уже знают? А ведь прошел всего месяц. Нет, этот посол, верно, узнал об этом уже здесь, на месте, и теперь разыгрывает эту карту. А впрочем – Зебуб ликовал в тот день! Кабиры хохотали так, что голос их в порывах ветра слышал каждый! Все ведь было так хорошо устроено! Лагос снова прибыл с вестью, что караван приближается, назначили день и место встречи – и вылазка главных карфагенских сил угодила в засаду. Едва выбрались, и то благодаря Кадмосу и его отряду римских перебежчиков! А через два дня пришла весть, что слонов захватили нумидийцы! Что все равно как если бы они попали в руки римлян. Теперь любая вылазка в открытое поле станет совершенно невозможной! Римлян, поддержанных слонами, не одолеть! Но этот посол не может знать всего».

– Что ж, мелкие поражения случаются всегда! – пренебрежительно пробормотал он. – Но вы, верно, не знаете, что мы привели около трехсот римских пленных?

Посол снова поклонился.

– Вы, верно, не знаете, что дорога через развалины Тунеса в наших руках, что римляне едва поддерживают сообщение своего лагеря с Утикой? Что они не смеют высовываться за укрепления? Что это скорее мы их осаждаем, а не они нас?

– Мы знаем об этом, вождь! – серьезно произнес македонянин. – В сопротивление Карфагена поначалу никто не верил. Когда вы выдали оружие, машины, галеры…

– Это сделала герусия, состоявшая из богачей! Но когда власть взял народ…

– Мы всегда были сторонниками царской власти! Республика – это хорошо для Рима! Однако мы знаем, что у вас – народ! И это было очень странно! В стойкость народа никто особенно не верил! Ни в его доблесть! Известно, что даже великий Ганнибал опирался на наемников! А теперь ваш народ сражается, держится и побеждает!

– Так и есть! Так и есть! – с гордостью подтвердил Гасдрубал.

– Но… прости, вождь, – не устал ли народ от войны?

Гасдрубал замялся. Испытания машин, проведенные в тот день, ропот после недавнего поражения, доходившие до него жалобы, а особенно предостережения, на которые не скупилась жена, – все это заставляло его трезво смотреть на вещи. Но он ответил уклончиво:

– Никто не жаждет войны!

– Вот именно! – подхватил македонянин. – Если это возможно, каждый предпочитает мир! А что, если бы Рим изменил, несколько смягчил свои условия? Например, если бы он позволил вам переселиться на побережье Мавритании, сохранить порт, торговать, лишь бы не держать военного флота и не задерживать римские корабли?

– Ты слышал о таких планах? – взволнованно прервал его Гасдрубал.

– В виде слухов, лишь в виде слухов! Конечно, могут быть и другие условия!

– Это возможно! – оживился Гасдрубал. – Римляне тоже устали от этой войны! Но официально я пока ничего не знаю.

Македонянин уловил это слово «тоже» и запомнил его. Теперь он говорил медленно, словно размышляя вслух:

– Так что, если бы Рим выступил с таким предложением? Неужели доблестно сражающийся и поразительно стойкий карфагенский народ не стал бы размышлять и подсчитывать, что лучше?

– Думаю, все уже убедились, что мы не только торговцы! Что мы не пересчитываем все на золото! – возмутился Гасдрубал.

– О, конечно! – поспешил заверить посол. – Но все же усталость…

– Нам еще далеко до той усталости, что выбивает оружие из рук! Римляне устали больше!

– О, это превосходно, превосходно! Именно это я и хотел узнать. Могу я, стало быть, заверить моего царя, что Карфаген не заключит мира?

– Пока римляне не уйдут из Африки, не отменят своих прежних требований, не оставят нам полной свободы, о мире не может быть и речи!

– Рад это слышать! Мудрые, сильные, достойные слова! Хм, на такие уступки со стороны Рима трудно рассчитывать. Но раз здесь скована такая сила, боги должны дать нам возможность одержать решающую победу!

Он умолк, кашлянул и через мгновение добавил:

– Нам с вами повезло, что нынешние консулы – не полководцы! Да, уже второй год римляне, по сути, несут потери. Хм, если вы использовали это время, как я слышал, чтобы вооружиться, это может пригодиться. Ибо все же следует считаться с одной переменой… неблагоприятной переменой! Не знаю, дошли ли до тебя, вождь, вести из Рима, кого собираются избрать консулом на грядущий год?

– Нет, я ничего не знаю!

– Ну, может, это лишь слухи! Наверняка слухи! Ведь этот человек, до недавнего времени военный трибун в армии, сражающейся с вами, не имеет ни положенного по закону возраста, ни не прошел поочередно всех требуемых должностей.

– О ком ты говоришь, Паріандос? – забеспокоился Гасдрубал.

– О, это еще не точно! Но… но все же до нас, до Пеллы, дошли вести, что консулом и военачальником против вас должен стать… Корнелий Сципион Эмилиан. Хотя он лишь по усыновлению член рода Сципионов, но все же фамилия… хм, которая может произвести дурное впечатление в вашем городе…

Гасдрубал не мог скрыть волнения. Конечно, имя было проклятым и зловещим. Еще живы были старики, помнившие того, другого Сципиона – покорителя Ганнибала! Помнившие Заму!

С трудом он овладел собой и ответил спокойно:

– Имя ничего не значит, и один человек ничего не значит!

Чтобы перевести мысли на другое, он добавил почти весело:

– Но я вижу, вы там, в Пелле, тотчас же узнаете обо всем, что где-либо творится!

– Как скажешь, вождь! – серьезно ответил посол. – Мы стараемся быть в курсе и не жалеем на это золота. И даже – прости мою прямоту, но как союзнику да будет мне позволено говорить открыто – даже вы, карфагеняне, в этом отношении не слишком… хм, осторожны!

– О чем ты? – с неудовольствием нахмурился Гасдрубал.

– О, да простишь ты меня! Наверняка мы ошибаемся! Но наши люди доносят отсюда, что римских шпионов здесь множество.

– Это правда! А как же иначе? И у нас есть свои в их лагере, и даже в Риме…

«Но они не донесли тебе о назначении Сципиона вождем», – подумал македонянин, но вслух сказал:

– Я в этом уверен!

– А этих шпионов мы постоянно вылавливаем.

– О, превосходно! И распинаете? Отличный метод. У нас их убивают мечом, но это производит мало впечатления и не сеет страха! Но все же, хм, тот поход за слонами…

Гасдрубал гневно прервал его. Он и сам себе не хотел признаваться, что здесь, должно быть, было предательство и что он дал себя обвести вокруг пальца.

– О, это был случай! И ничего серьезного! Пару слонов вел частный купец. Пустяки!

– Вот как? О, это лучше, это лучше! Однако, вождь, нам издалека кажется, что Рим знает обо всем, что здесь происходит! Что он даже пытается тайно влиять, вербовать людей…

– Мы знаем об этом и бдим, – внезапно помрачнев, заверил Гасдрубал.

Паріандос заметил это и поспешно продолжил:

– Уверен! Равно как и в том, что вы следите за своими купцами. Ибо это, верно, лишь слухи, что рассказывают наши мореходы, будто больше ваших галер курсирует между Критом, Египтом и Сирией, чем возвращается в город? Более того! Что они даже заходят тайком в римские порты. Второстепенные, разумеется! Но туда, где можно хорошо заработать. Говорят, и ваши богачи, владельцы флотов, появляются там и ведут дела…

Гасдрубал хотел было возразить, но сдержался. Хоть он и был завален работой и дела городские оставил жене, Лестеросу и Макассу, но и он слышал: Бодмелькарт куда-то исчез на целый месяц, а потом говорил, что болел. Хотя выглядел превосходно. Бомилькар уезжал – говорил, что в Мавританию за невольниками, хотя на этот раз ничего не привез. Сихарб тоже куда-то надолго пропадал. Абдмелькарт бежал из города, и ни одно из его судов больше не показывалось.

Он лишь пробормотал, избегая взгляда македонянина:

– Мы и об этом знаем…

– О, это превосходно! Потому что этот Сципион, если бы он и вправду сюда прибыл, мог бы использовать все! Это, говорят, человек твердый и способный. Впрочем, и ты, вождь, встречал его в битвах, – словно невзначай произнес Паріандос.