Текст книги "История США от глубокой древности до 1918 года"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 63 (всего у книги 72 страниц)

Кливленд и Олни пришли в ярость, и Кливленд попросил дать ему право учредить международную пограничную комиссию, которая уладила бы спор, и возможность силой обеспечить исполнение ее решений. Конгресс предоставил Кливленду полномочия, и публика в основном аплодировала. В воздухе сильно запахло войной.

Но затем события приняли неожиданный оборот. В Южной Африке нарастали трения между британцами и республикой буров к северу от их владений на южной оконечности этого континента. 29 декабря 1895 года один чересчур самоуверенный британец предпринял рейд на территорию буров. Он потерпел поражение, и новый германский кайзер, молодой и агрессивный Вильгельм II, послал бурам поздравительную телеграмму.

Великобритания неожиданно для себя поняла, что наибольшей опасностью была Германия. Война с Соединенными Штатами за кусочек джунглей на другой стороне мира, чем бы она ни закончилась, предоставит Германии и Соединенным Штатам шанс объединиться против Великобритании. Как по мановению волшебной палочки, британская бескомпромиссность испарилась, и начались улыбки и разговоры об арбитраже.

Был учрежден арбитражный трибунал, и британское благоразумие в смысле новой линии поведения скоро стало очевидным. Решение арбитража оставило британцам 90 процентов спорной территории. Оно почти полностью совпало с границей, обозначенной в 1841-м, однако с небольшими изменениями в пользу Венесуэлы на юге и, самое важное, перемещением границы обратно от реки Ориноко на севере. Венесуэле пришлось считать себя удовлетворенной.

Победили и Великобритания, и Соединенные Штаты. Великобритания сохранила основную часть территории, а Соединенные Штаты добились признания «доктрины Монро». Вдобавок подтвердился прецедент с «Алабамской распрей». В любом разбирательстве между Великобританией и Соединенными Штатами решением стал арбитраж, а не война.

В действительности пограничный спор в связи с Венесуэлой имел важные последствия, которые не смогла предвидеть ни одна страна. Это был последний спор Соединенных Штатов и Великобритании, сопровождавшийся угрозой войны. Столетие с четвертью регулярных тревог (включая два реальных конфликта) подошло к концу, а в XX веке Соединенным Штатам предстояло объединяться с Великобританией против общих врагов во множестве случаев.

В то же время, хотя венесуэльский инцидент счастливо завершился, нельзя было сказать, что у Соединенных Штатов не осталось других международных проблем, причем и тех, что поближе к дому. Надвигался конец столетия, а Испания по-прежнему владела Кубой. Однако 24 февраля 1895 года, в момент наибольшего обострения венесуэльской пограничной дискуссии, разразился новый кубинский мятеж, и он был ужаснее того, что состоялся еще при администрации Гранта.

Причина нового мятежа оказалась двоякой. Во-первых, коррумпированная и неэффективная власть Испании тяжело отражалась на кубинцах. Во-вторых, экономически Кубу контролировали Соединенные Штаты, скупая почти весь ее сахар и владея почти всей ее важной собственностью. И это значило, что американская депрессия 1890-х катком прошлась и по кубинскому благосостоянию.

И испанцы, и кубинцы дрались со всей страстью. Испанцы прислали 200 000 солдат под командованием генерала Валериано Вейлера, желавшего сокрушить мятеж при помощи жестокости. Он организовал концентрационные лагеря для людей всех возрастов и обоих полов, согнал туда почти всех подряд и обращался с задержанными без всякого милосердия.

Что касается кубинских повстанцев, их единственная надежда в длительной перспективе состояла в американской интервенции. Думая об этом, они умышленно распускали слухи о разрушении сахарных плантаций и фабрик, куда так сильно вкладывались американцы. Они надеялись, что американцы придут, чтобы спасти свою собственность.

Многие американцы так и хотели. Антииспанские настроения были сильны, и раздувал их новый подход в журналистике.

За подходом стоял Уильям Рэндольф Херст (род. в Сан-Франциско, Калифорния, 29 апреля 1863 года), сын владельца золотой шахты, прослужившего один срок в качестве сенатора от Калифорнии. Молодой Херст заинтересовался журналистикой, и для начала отец купил ему в 1880-м газету «Сан-Франциско экзаминер». В 1895-м Херст приобрел «Нью-Йорк монинг джорнал» и вступил в состязание с ранее основанной газетой «Нью-Йорк уорлд» Джозефа Пулитцера (род. в Венгрии 10 апреля 1847 года).

Состязание между газетами было отчаянным и неустанным. Цена каждой упала до одного цента, и каждая боролась за внимание читателей, как только могла. Чтобы привлечь публику, Херст пускал в ход сенсационные статьи, иллюстрации, журнальные блоки, крупные заголовки и пристальное внимание к преступности и псевдонауке. Входила в моду цветная печать, и в 1896-м были придуманы раскрашенные комиксы. В первом таком комиксе, «Желтый парень», преобладал желтый цвет, и оттого новый способ Херста создавать газету стал называться «желтой журналистикой».

Во внешней политике Херст выражал крайние взгляды и был ярым империалистом. Он призывал к войне с Великобританией в связи с Венесуэлой и к войне с Испанией в связи с Кубой. Действия армии Вейлера осуществлялись по заказу, чтобы Херст о них мог что-то ужасное опубликовать: обычная смесь вымысла и правды не устраивала его в должной степени.

Тем не менее Кливленд не поддавался на призывы и не позволил Соединенным Штатам втянуться в конфликт, так что кубинский вопрос, как и гавайский, должен был подождать новых выборов.

Уильям Дженнингс Брайан

Казалось, эти выборы уже в кармане у республиканцев. Нескончаемые трудные времена наверняка бы оттеснили демократов от власти, ведь партию, находящуюся у руля, всегда проклинают за любые спады в экономике. И будто этого гандикапа недостаточно, Демократическая партия разделилась на «золотую» и «серебряную» фракции, увлеченно борющиеся друг с другом. Вообще-то даже слышались рассуждения о том, что эта партия распадается, а главными оппонентами республиканцев станут теперь популисты.

При подобных обстоятельствах республиканцы могли себе позволить выдвинуть только того, кто считался абсолютно надежным, кто до конца стоит за «золотой стандарт» и кто без сомнений станет делать то, что необходимо для бизнеса. В этом отношении, как считали республиканцы, Кливленд был неплох, но партия желала также и такого кандидата, на которого можно рассчитывать как на империалиста.

Политик из Огайо Маркус Алонсо Ханна (род. в Нью-Лисбоне, Огайо, 24 сентября 1837 года) полагал, что такого человека он точно знает. С 1890-го он работал с Уильямом Мак-Кинли, которого прославил его тариф, и тщательно готовил земляка к президентству. Были в Республиканской партии и более влиятельные люди, однако некоторая мягкость была желательна в президенте, чтобы не сомневаться, что он склонится в правильную для коммерции сторону.

Когда национальный съезд республиканцев собрался в Сент-Луисе, Миссури, 16 июня 1896 года, Ханна так умно, хитро и изворотливо общался с делегатами, что Мак-Кинли выбрали с первой попытки. Вице-президентом предложили стать близкому другу Мак-Кинли Гаррету Аугустусу Хобарту (род. в Лонг-Бранче, Нью-Джерси, 3 июня 1844 года).

7 июля в обстановке суматохи собрались демократы. «Серебряные демократы» обвиняли, а «золотой демократ» Кливленд стал изгоем в собственной партии. Съезд даже не принял обычной резолюции с выражением благодарности за достигнутые им успехи.

Взамен того большинство делегатов сплотилось вокруг лозунга «свободное серебро» (чеканка монеты из серебра в неограниченных количествах), и раздавались громкие речи против финансовой элиты на Северо-Востоке – против Уолл-стрит и больших городов, против богатства, торговцев, спекулянтов.

Блэнд, известный по Акту Блэнда – Аллисона, был признанным лидером «серебряных демократов», и ожидалось, что его и выдвинут. Однако на политической сцене появилось новое лицо, Уильям Дженнингс Брайан из Небраски (род. в Салеме, Иллинойс, 19 марта 1860 года). Он проработал в Конгрессе с 1890 по 1894 год, а потом редактировал газету «Омаха уорлд-гералд».

8 июля Уильям Дженнингс Брайан произнес речь, которая завершила дебаты о платформе партии. Речь была тщательно подготовлена, и Брайан репетировал ее до тех пор, пока она не стала абсолютно идеальной для данного случая. Как будто не тратя усилий, произнес он ее так, что в большой аудитории слышались низкие органные тона (и это было до появления «системы публичных выступлений»[134]134
  Речь о звукоусилительной аппаратуре. (Примеч. пер.)


[Закрыть]). Никто не слыхал такого голоса после великих дней Дэниела Уэбстера пол столетия назад.

Брайан осторожно играл с аудиторией, защищая серебро и сельское хозяйство, пока не достиг крещендо в своей последней фразе, предупреждая сторонников «золотого стандарта»: «Вам не нужно опускать на голову рабочего класса этот терновый венец, вам не нужно распинать человечество на золотом кресте». Аудитория после этих слов буквально обезумела.

«Речь о золотом кресте» Брайана с легкостью стала наиболее эффективной из тех, что когда-нибудь произносились на любом выдвигающем кандидатов съезде до того или после того. До этой речи никто, ни один человек (за исключением, возможно, самого Брайана, который знал, что планируется) не рассматривал оратора в качестве возможного президента. Хотя бы по той причине, что он слишком молод – всего 36, – и ранее ни один его сверстник (только на один год старше минимального возраста для кандидата) никогда не выдвигался ни от какой крупной партии.

Однако внезапно он стал «парнем-оратором с берегов Платт» (река Платт протекает через Небраску в сторону Миссури), и сочувствие к нему страшно выросло. С пятого голосования он набрал необходимые две трети голосов делегатов и был номинирован. Блэнд так и не понял, что его подвело.

Чтобы сбалансировать список кандидатов, на должность вице-президента демократы выдвинули банкира с Запада, который ухитрился поддержать серебро. Его звали Артур Сьюэлл (род. в Бате, Мэн, 25 ноября 1835 года).

«Золотые демократы», стоявшие за Кливленда, не смогли переварить Брайана. Они откололись и назвали собственных кандидатов, но это, как выяснилось, на гонку не повлияло.

Что до популистов, которые с надеждой ждали, что перехватят амплуа крупной партии, то выдвижение Брайана и полная зацикленность демократов на вопросе серебра крайне изменили для них ситуацию. Оставшись без повода для возмущения, популисты обнаружили, что своего «конька» у них нет. 22 июля они собрались в Сент-Луисе и без энтузиазма признали Брайана еще и собственным кандидатом, однако выдвинули в вице-президенты Томаса Эдварда Уотсона (род. в округе Колумбия, Джорджия, 5 сентября 1856 года). Они ведь не могли согласиться на банкира, какими бы «серебряными» ни были его взгляды.

Но это не помогло. После такой многообещающей кампании 1892-го популисты умирали. Еще дюжину лет они продолжали выдвигать кандидатов, но со стороны электората интереса к ним было все меньше. Тем не менее свое предназначение Популистская партия выполнила, поскольку причиной ее смерти стало то, что ее темы постепенно оказались перехвачены крупными партиями, а со временем превратились в общепринятую часть американской жизни.

Кампания 1896-го отличалась контрастами. Брайан был первым кандидатом в президенты в истории страны, который для проведения кампании применил все преимущества развития технологий. Чтобы донести свои взгляды до всех частей Соединенных Штатов, он использовал железные дороги – и с той поры это стало стандартом. Он проехал 13 000 миль, произнес сотни речей и повсюду вызывал большой энтузиазм.

Республиканцев это ошеломило. Они не ожидали никаких трудностей с тем, чтобы победить, но феномен Брайана их напугал. Ханна отлично понимал, что не стоит выставлять своего бесцветного человека против чудо-оратора эпохи, и стал действовать по-другому. Он держал Мак-Кинли дома и организовывал визиты к нему делегаций для «кампании у парадного входа». Симпатизирующие Мак-Кинли железные дороги создали туры к его резиденции по таким низким расценкам, что кто-то съязвил, будто дешевле приехать к Мак-Кинли, нежели остаться дома.

Более того, Ханна изобрел навязчивую современную манеру собирать огромное количество взносов на кампанию от испуганных бизнесменов. Часть из этих взносов он потратил на финансирование «золотых демократов», которые, как он надеялся, смогут откачать у Брайана его голоса.

Республиканская пропаганда рисовала Брайана необузданным анархистом со всеми пороками, которые только существуют (что было до смешного нелепо, поскольку, не считая взглядов на серебро, Брайан был добродетельным и консервативным завсегдатаем церкви, какого только можно представить). Применялась и тактика запугивания, когда бизнесмены говорили своим работникам, что если Брайан выиграет, фабрика закроется, и все они будут уволены.

Потому-то 3 ноября 1896 года, когда состоялись выборы, путешествия Брайана закончились ничем, а остававшийся дома Мак-Кинли победил. Брайану достался «твердый Юг» и десять штатов к западу от Миссисипи, но ни одного промышленного штата он не получил. Мак-Кинли удержал Северо-Восток и средний Запад благодаря своим массивным избирательным блокам и выиграл с комфортным большинством голосов выборщиков 271 к 176.

По итогам народного голосования у Мак-Кинли было 7 100 000 голосов против 6 500 000 у Брайана. Мак-Кинли получил 51 процент от общего числа избирателей. Это был первый кандидат в президенты, завоевавший реальное большинство после Тилдена в 1876-м, и первый победивший кандидат, сделавший это после Гранта в 1872-м.

Обе палаты пятьдесят пятого конгресса надежно отошли республиканцам: 47 к 34 в Сенате и 204 к 113 в Палате представителей, с небольшим количеством членов независимых партий и там, и там.

Глава 6
ТРИУМФ ИМПЕРИАЛИЗМА

Смена веков

4 марта 1897 года Мак-Кинли вступил в должность и стал двадцать пятым президентом Соединенных Штатов. И сразу же приступил к выполнению республиканской программы. Он созвал конгресс на специальную сессию для рассмотрения тарифа, который слегка уменьшился во время второго срока Кливленда.

Внесенный членом Палаты представителей Нельсоном Дингли из Мэна (род. в Дареме, Мэн, 24 июля 1897 года), Тариф Дингли стал законом 24 июля 1897-го. Пошлины выросли еще больше по сравнению с Тарифом Мак-Кинли и достигли рекордного верхнего уровня в 57 процентов. Продолжала существовать возможность взаимного снижения ставок для любой страны, которая понизит пошлины на американские товары.

Вдобавок Мак-Кинли смог покончить с вопросом свободного серебра раз и навсегда, привязав Соединенные Штаты, по закону и без оговорок, к «золотому стандарту». Золото должно было стать единственным основным методом оценки ценностей, а все виды прочих валют по запросу подлежали выкупу в золоте. Это резко ограничило количество денег, которые находились в безопасном обороте, и препятствовало инфляции. В целом данные меры осуществлялись за счет должников и нищих, но, согласно модной тогда спенсеровской философии, никто не беспокоился об этой нездоровой части общества.

Официально Соединенные Штаты перешли на «золотой стандарт» 14 марта 1900 года, однако к тому времени вопрос свободного серебра в любом случае навсегда умер. (Когда настало время для Соединенных Штатов опять отказаться от «золотого стандарта», спустя треть века, изменилась вся концепция финансов, и вопросы золота и серебра стали неуместными.)

Ситуацию изменило то, что поставки золота в мире внезапно, непредвиденно и резко выросли. В 1886-м золото открыли в Южной Африке, и оказалось, что это богатейший источник данного металла, когда-либо известный на Земле. На сегодня две трети всего золота, что добывается в мире, добываются в Южной Африке.

В 1896-м золото открыли уже у себя, на реке Клондайк, притоке Юкона. Находка случилась на северо-западе Канады, рядом с границей Аляски, и золотая лихорадка охватила Соединенные Штаты, как это было полстолетия назад после находок в Калифорнии. В течение трех лет от тридцати до шестидесяти тысяч людей съехались в этот запретный арктический регион, а несколько десятков тысяч умерли по дороге. Канадский Доусон, где на момент открытия золота было несколько домов, стал городом с населением 20 000 человек почти мгновенно.

В центре внимания оказалась Аляска, где какое-то количество золота нашли даже раньше, чем богатое месторождение на Клондайке, и впервые Аляску посчитали чем-то большим, нежели продрогшая ледяная пустыня. Как раз тогда американский исследователь Уильям Э. Дики обнаружил, что некая горная вершина к югу от центра Аляски выше любой другой, известной тогда в Северной Америке, – да и ничего более высокого с тех пор не открыли. В ней было 6194 метра, и Дики назвал ее «гора МакКинли» в честь республиканского кандидата.

Золотые поставки с Клондайка долго не продлились. В основном запасы были извлечены из земли лет за десять, так что и никакого сравнения с более масштабным открытием в Южной Африке не может быть. И все-таки примерно сто миллионов долларов в золоте удалось добыть за десятилетие, и в пиковый 1900 год прииски Клондайка добавили к мировым поставкам золота на 22 миллиона.

Когда это все закончилось, регион затих, и сегодня население Доусона составляет всего несколько сотен. И все же Клондайк исчерпан не полностью. Он еще добывает золота на пару миллионов долларов в год при помощи более сложных методов, нежели те, что были доступны старателям, работавшим здесь на переломе веков.

Короткая славная жизнь этого месторождения увековечена на печатных страницах в рассказах Джека Лондона (род. в Сан-Франциско, Калифорния, 12 января 1876 года). В разгар депрессии 1890-х он был одним из безработных, и пережитый опыт превратил его в воинствующего социалиста.

Он приехал на Клондайк в 1897 году, но разбогатеть там не сумел. Его собственным частным золотым прииском стали (а потом так же быстро и перестали им быть) книги о «золотой лихорадке», которые он написал по возвращении. Первую его книгу, «Сын Волка», напечатали в 1900 году, а самую популярную, «Зов предков», – в 1903-м. В 1907-м он опубликовал «Железную Пяту» – образ правительственной тирании, близко предугадавший вариант фашизма, который в Германии, в частности, появился на четверть века позднее. Успех стал для него таким же болезненным, какими бывали неудачи, и умер он от сверхдозы наркотика 22 ноября 1916 года – может быть, в результате самоубийства.

Клондайк продолжает жить и в популярных строках англоканадского поэта Роберта Уильяма Сервиса (род. в Англии 16 января 1874 года). Он в течение восьми лет пробыл на Юконе в качестве служащего одного канадского банка, и его стихи вроде «Выстрела Дэна Макгрю» или «Кремации Сэма Макги», может, и не являются великой поэзией. Зато в них есть ритм, который завораживает аудиторию.

Резкий рост мирового производства золота привел к тому, что золото хлынуло в американское казначейство, у которого теперь не было проблем с тем, чтобы создать необходимый резерв для поддержания валюты. Цены на продукцию сельского хозяйства увеличились, процветание вернулось, радикализм пришел в упадок, и уже никто не интересовался чудовищами с Уолл-стрит, кроме пары идеалистов, оставшихся в одиночестве.

По этой причине очередные выборы в конгресс 1898-го не принесли обычной смены оппозиции в нижней палате. Республиканцы потеряли несколько кресел, но в пятьдесят шестом конгрессе Палата представителей осталась твердо республиканской: 185 к 163. В Сенате республиканцы еще и прибавили и достигли 53 к 36.

Финансовый мир процветал, как никогда ранее. 25 февраля 1901-го Дж. Пирпонт Морган основал «Юнайтед Стейтс стил» – первую корпорацию, делающую бизнес более чем на миллиард долларов в год. В целом компании группировались в более крупные и немногочисленные концерны. Никогда бизнесмены ни были столь богаты, счастливы, довольны и сильны, как в золотые времена президента Мак-Кинли.

Зримый символ величия, город Нью-Йорк, со времени своего основания почти три столетия назад ограниченный островом Манхэттен, ныне включил в себя близлежащие секторы на Лонг-Айленде, Статен-Айленде и в континентальной зоне к северу. 1 января 1898 года он стал «большим Нью-Йорком» с пятью районами и населением 3 500 000 человек. Это, вне всяких сомнений, был крупнейший город Соединенных Штатов того времени (и хотя его границы с тех пор не изменились, его население удвоилось). Вообще-то Нью-Йорк стал и крупнейшим в мире, обогнав Лондон.

К 1900 году население Соединенных Штатов стало 75 994 575 человек, и благодаря работе Золотой Двери более 10 000 000 из них были иммигрантами (между 1890-м и 1900-м въехало примерно 3 700 000), а еще миллионы жителей – сыновьями и дочерями иммигрантов. Фактический порядок наиболее населенных стран стал таким: Китай, Индия, Россия, Соединенные Штаты, – и этот порядок с той поры не изменился[135]135
  На момент написания книги автором. (Примеч. пер.)


[Закрыть].

Около 14 000 автомобилей бегало по дорогам Америки в 1900-м, и по производству угля, стали и нефти Соединенные Штаты лидировали в мире. Нельзя было не признать, что к началу века Соединенные Штаты стали самой технологически развитой и потому потенциально сильнейшей страной Земли.

Потенциальное превосходство Соединенных Штатов в Европе признавалось не всеми, и вот почему. Во-первых, трудно поколебать миф. Европа долго полагала Соединенные Штаты страной большой, но лишенной своих корней, неорганизованной и по сути своей варварской – этакий населенный белыми Китай, способный показать храбрость, однако обреченный проиграть более мелким и эффективным европейским державам.

Во-вторых, Соединенные Штаты считались слабыми в военном отношении. Что касается армии, то так и было, но американский флот строился с начала 1870-х. Этот флот уже слишком далеко ушел от английского или французского и мог сравниться только с флотом Германии, начинающей теперь наращивать морскую мощь. Американские моряки были способны на выдающиеся подвиги. Что такова правда и что Соединенные Штаты превратились в уважаемую в мире силу, выяснилось еще до того, как закончился век.

«Помни о «Мэне»!»

В отличие от Кливленда и Брайана, Мак-Кинли был империалистом и как таковой пользовался общей поддержкой Республиканской партии. Задачи, которые Кливленд оставил нерешенными, теперь собирался завершить новый президент.

Самоа, пребывающие под непростым трехсторонним контролем с 1889 года, снова распались на части после смерти своего короля в 1898-м. И опять германцы попытались посадить марионеточного властителя, но теперь Великобритания так сильно враждовала с Германией, что не собиралась сохранять мир. Вместо этого она присоединилась к Соединенным Штатам в их противостоянии с Германией и 14 ноября 1899 года подписала с Германией договор, разделивший Самоа на две области. Только два крупных острова, образующие Западное Самоа, должны были отойти непосредственно германцам. Америка присоединилась к договору 2 декабря, и множество мелких островов к востоку, включая гавань Паго-Паго, 16 февраля 1900 года стали американской колонией[136]136
  В 1962 году Западное Самоа стало первым независимым государством среди полинезийских островов, но американское Самоа по сей день остается американским.


[Закрыть]. Для себя Великобритания не оставила ничего, рассчитывая, что Соединенные Штаты и Германия будут теперь соседями и, возможно, врагами.

Что касается Гавайев, то 12 августа 1898 года, вскоре после инаугурации Мак-Кинли, Соединенные Штаты подписали договор об аннексии, и острова тоже стали американской территорией. Столетие, которое началось с того, что страна существовала только к востоку от реки Миссисипи, закончилось тем, что американский флаг был крепко установлен на далеких Тихоокеанских островах.

Осталась только проблема с кубинским восстанием. Было понятно, что Мак-Кинли начнет играть более жесткую роль по сравнению с Кливлендом, и потому испанцы начали маневрировать. В октябре 1897 года в Мадриде пришел к власти новый, более либеральный кабинет, и он тут же отозвал генерала Вейлера, который вызывал больше всего возмущения у американцев. Новый кабинет смягчил политику концентрационных лагерей, предложил кубинцам больший контроль за их собственными делами, иными словами – искал мира.

На какое-то время показалось, что кубинский кризис затихнет, но это не устроило самых крайних империалистов из Республиканской партии, которые настаивали на незамедлительном предоставлении Кубе независимости, надеясь, что Испания скорее будет сражаться, чем согласится с этим.

Одним из таких республиканцев оказался сенатор Генри Кэбот Лодж из Массачусетса (род. в Бостоне 12 мая 1850 года). Начинал он больше как независимый либерал, однако его политические амбиции простирались далеко, а его принципы – нет; так он стал верным сторонником Блейна. Лодж был холодным, неприятным интеллектуалом (первый конгрессмен со степенью доктора философии) с аристократическими корнями, который преподавал историю в Гарварде и, вероятно, относился к войне как к историческому процессу, а не как к тому, что убивает и калечит.

Другим был помощник министра флота Теодор Рузвельт из Нью-Йорка (род. в Нью-Йорке 27 октября 1858 года в аристократической семье голландского происхождения, восходящей ко временам голландской колонии). В детстве отличавшийся слабостью, Рузвельт стремился скомпенсировать это всю жизнь. Слабость свою он преодолел благодаря собственной усердной тяге тренироваться и много работать (что, в конце концов, могло сократить его дни). Он превратился в человека действия, желавшего войны, о которой думал как о сцене, где он мог бы совершить яркие, геройские поступки. Внутри республиканской партийной структуры он выступал как реформатор и, в отличие от Лоджа, его близкого друга, реформатором оставался. Его хорошо узнали в нью-йоркской политике, а сторонники партии ему совсем не доверяли.

Мак-Кинли, боявшийся персональной ответственности за войну, которая может пойти не так, и понимавший, как ветеран Гражданской, что война не бывает «яркой», не отличался сильной волей. Ему было трудно выдержать давление тех, кто по примеру Лоджа и Рузвельта приравнивал бездумную драчливость к «силе» и «мужественности».

Такие же непримиримые имелись и на Кубе. Лоялисты предпочитали испанское правительство своим же землякам-повстанцам (как когда-то в американских колониях существовали лоялисты, предпочитавшие британское правительство и сражавшиеся за него). Этим лоялистам не понравилось, что испанское правительство под американским давлением смягчило политику, и 12 января 1898 года они провели яростный митинг в Гаване.

Экспансионисты в Соединенных Штатах, конечно, расценили его как часть испанских правительственных манипуляций. Желтая пресса стала кричать еще на октаву выше, и Мак-Кинли был вынужден пойти на демонстрацию силы, направив к Гаване американский боевой корабль «Мэн» под обычным предлогом защиты американских жизней и собственности[137]137
  Подобное всегда делает сильный по отношению к слабому. В 1891 году толпа в Новом Орлеане линчевала одиннадцать человек – либо итальянских граждан, либо американских итальянского происхождения. Италия протестовала, и наконец Соединенные Штаты с большой неохотой выплатили определенную компенсацию. Можете ли вы представить реакцию в Соединенных Штатах, если бы Италия послала боевой корабль в Новый Орлеан для защиты итальянских жизней и собственности?


[Закрыть].

Ситуация еще ухудшилась, когда испанский посланник в Соединенных Штатах написал кому-то частное письмо, в котором назвал Мак-Кинли «слабым и покупающим восхищение толпы», а потом обвинил в приспособленческом желании угодить обеим сторонам. К несчастью для Испании, письмо каким-то образом попало в руки кубинских мятежников. Они передали его представителю газеты Херста, и его немедленно напечатали 9 февраля 1898 года.

Так же немедленно посланника убрали в отставку, однако дело было сделано. И тот факт, что суждения посланника оказались вполне точны, не исправил ситуации. Поскольку Мак-Кинли и вправду был слаб, он отчаянно боялся показать свою слабость. И, разумеется, для суперпатриотов то обстоятельство, что испанское официальное лицо осмелилось критиковать американского президента, уже само по себе давало основания для войны.

Затем наступило самое плохое. 15 февраля 1898 года, в 9.40 пополудни, находящийся в гаванской гавани «Мэн» взорвался, и 260 офицеров и матросов (из 355 на борту) погибли. Никто никогда не узнал, что вызвало взрыв. Учитывая, что этот корабль, как любой боевой корабль, вез взрывчатку, такое могло стать следствием беззаботности члена американского экипажа. Если это была преднамеренная акция со стороны, ее могли осуществить кубинские повстанцы, жаждущие найти повод для американской интервенции. Самое маловероятное объяснение состоит в том, что акцию провели испанцы, поскольку война с Соединенными Штатами была нужна им менее всего и поскольку взрыв не мог принести им ничего, кроме этой войны.

Департамент военно-морского флота тут же назначил следственную комиссию, и правительство попросило жителей не спешить с выводами, но шансов на это не было. Многие сразу же решили, что судно умышленно затопила Испания, и даже ни на секунду не задумались, какими рациональными мотивами могла бы руководствоваться эта страна для подобных действий. Желтая пресса во главе с Херстом обвиняла Испанию, используя самые крупные заголовки, и родила лозунг: «Помни о «Мэне», испанцев к чертям!»

28 марта следственная комиссия объявила, что взрыв был внешним, а причиной его стала подводная мина. В те дни большинство верило: следствие ошибается, взрыв внутренний. Тем не менее, даже если это была подводная мина, кто ее туда поместил? Ничто не доказывало, будто это испанские лоялисты, а не повстанцы, а если кто-то задумывался о мотиве, нужно было говорить о повстанцах.

В тот же день Мак-Кинли направил Испании ультиматум, требующий немедленного прекращения войны на Кубе, немедленного окончания политики концентрационных лагерей и принятия американского посредничества в отношениях с революционерами. Все это, без сомнения, означало кубинскую независимость, потому что американское посредничество не могло завершиться иным.

Испания оказалась перед неразрешимой дилеммой. Она не желала войны, но полная сдача позиций уничтожила бы испанское правительство, за которым стояли и собственные шовинисты – те испанцы, кто помнил великое время три столетия назад, когда Испания была самой сильной страной в мире. Единственный выход правительство увидело в том, чтобы посоветоваться с Ватиканом. Истовые католики, испанцы могли смириться со своей уязвленной гордостью, если их попросит человек, которого они считают представителем церкви и Господа.

Поэтому Испания обратилась к папе римскому и к 9 апреля получила от Ватикана разрешение согласиться на все американские требования, за исключением американского посредничества в отношениях с повстанцами. Еще немного военных угроз и капелька желания сохранить лицо – и Испания наверняка примирилась бы и с этим. Сражаться ей было неудобно, а все европейские страны, к которым она обратилась, отказались вмешиваться на ее стороне в конфликт с Соединенными Штатами. В самой Европе нарастало соперничество, и никто из великих держав не пожелал выступить против Соединенных Штатов из-за такой слабой страны, как Испания.