Текст книги "История США от глубокой древности до 1918 года"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 72 страниц)

Во-первых, Закон о гербовом сборе был первым прямым налогом, которым британское правительство обложило жителей колоний. Впервые любому американцу приходилось запускать руку в свой личный карман за деньгами, которые должны были прямо отправиться королю Великобритании. Достаточно плохо было уже то, что этот налог облегчал карман колониста, а новизна такого приема еще сильнее усугубляла положение.

К тому же этот закон особенно больно ударял по тем группам населения, которые были способны прекрасно выражать свои мысли и обладали немалым влиянием: по юристам, которые обнаружили, что гербовые марки необходимы для каждого официального документа, и по издателям газет, на чью продукцию также предписывалось ставить марки. На тот момент в стране печаталось двадцать пять газет – и у них была масса читателей.

Более того, Закон о гербовом сборе был всеобщим, поскольку распространялся в равной мере на все колонии: тем самым британцы лишились возможности восстановить одну часть против другой, – а время его появления пришлось на послевоенный период экономического спада. Все эти факторы сделали Закон о гербовом сборе совершенно неприемлемым для американцев.

Прежде всего американцы не признали справедливость этого налога. Они утверждали, что британцы понесли огромные расходы в войне, которая велась в первую очередь в защиту британских интересов в Европе и Азии. В той части военных действий, которые велись в Северной Америке, сами американцы участвовали людьми и деньгами, причем это участие было совершенно не пропорционально населению.

Но даже если бы этот закон был справедливым, он был бы неприемлем принципиально, потому что его навязали им без их согласия, а это было нарушением «естественного права», а также прав американцев как свободных подданных короны.

Джеймс Отис нашел для него фразу, которая облетела все колонии и стала призывом к действию для всех, кому в это десятилетие предстояло оказывать сопротивление британскому правительству. Он сказал: «Налогообложение без представительства – это тирания».

Иными словами, американский парламент мог бы принять решение о введении такого закона, как Закон о гербовом сборе, и о передаче полученных с его помощью средств Великобритании, и это было бы законно. Или американские представители могли бы заседать в британском парламенте и выступить против Закона о гербовом сборе, но он мог быть принят в результате голосования большинством парламентариев – и это по-прежнему было бы законно. А вот принятие закона без предоставления американцам возможности изменить мнение парламентариев было незаконно и являлось актом тирании.

Британцы смотрели на это иначе. В то время за представителей, выдвигавшихся в парламент, могли голосовать только люди, обладающие собственностью определенного размера. Большинство британского населения права голоса не имело и не было представлено в парламенте, однако их можно было облагать налогом по решению парламента – и это делалось.

Однако американцы считали такую аналогию фальшивой. Пусть не обладающий собственностью житель Великобритании и не имел права голоса, но он легко мог о себе заявить. Он мог кричать, устраивать демонстрации и бунты, и если закон оказывался достаточно непопулярным, то поднявшиеся из-за него волнения заставили бы парламент призадуматься, особенно после событий прошлого века, когда король Карл I был казнен, а король Яков II – изгнан.

И наоборот, кого в парламенте будут волновать протесты и бунты, которые происходят на территории, удаленной от метрополии на пять тысяч километров и находящейся за океаном?

И действительно, принимая Закон о гербовом сборе, парламент не видел оснований тревожиться из-за недовольства, которое будет проявляться настолько далеко. Американцам предстояло найти способы заставить парламент встревожиться.

Сопротивление!

В месяцы, последовавшие за принятием Закона о гербовом сборе, народное недовольство в колониях непрерывно росло.

В Виргинии Патрик Генри, который только что был избран представителем палаты свободных граждан (во многом благодаря славе, которую ему принес «случай пастора»), 29 мая 1765 года выступил против Закона о гербовом сборе и в поддержку тех решений, которые утверждали за Виргинией право создавать собственные законы.

Генри не постеснялся напомнить о том, что происходило с, теми правителями прошлого, которые игнорировали права народа, навлекая на себя смерть от рук тех, кто не мог получить законного удовлетворения.

Он торжественно заявил: «У Цезаря был Брут, у Карла I – Кромвель, а у Георга III…»

Казалось, он собрался угрожать правящему королю убийством или казнью, так что некоторые члены палаты в потрясении и ужасе закричали: «Измена! Измена!»

Однако Генри закончил свою фразу совершенно иначе, сказав: «должно хватить мудрости извлечь из этого урок».

Другими словами, Георгу III следовало бы на исторических примерах научиться не быть тираном, после чего править любящим его народом. Генри закончил ироническими словами: «Если это измена, то извлеките из нее максимальную пользу», после чего ушел из зала.

Палата свободных граждан не приняла резолюций, но они были опубликованы в газетах, где любой мог их прочесть.

Закон о гербовом сборе еще не вступил в силу, а речи уже начали претворяться в действия. В крупных городах начались бунты, чучела правительственных чиновников оказывались на виселицах, принимались решения не использовать гербовые марки, а тех, кто, как считалось, готов был стать сборщиком гербового налога, подвергали угрозам, а порой даже избивали. Прежде чем возникла необходимость использовать в соответствии с законом гербовые марки, все до единого американские агенты в страхе подали в отставку, а многие запасы марок были уничтожены.

Осенью 1765 года почти тысяча торговцев из Бостона, Нью-Йорка и Филадельфии объединились и организовали бойкот британским товарам, чтобы дополнительно наказать британцев, снизив даже сбор таможенных пошлин. Суды объявили о том, что готовы закрыться, лишь бы не использовать марки на юридических документах. Стало признаком патриотизма использовать спиртное домашнего приготовления, домотканую одежду и всевозможные вещи, произведенные в колониях – пусть даже они были хуже импортируемых.

Шумиха в Америке не осталась не замеченной в парламенте. Поначалу против Закона о гербовом сборе проголосовала пятая часть представителей. Многие искренне выступали против налогообложения колоний без их согласия, другие встали на сторону американцев, чтобы заявить о своей оппозиции королю.

Уильям Питт, страдавший от подагры и общего нездоровья, горячо поддерживал дело американцев. Так же поступал и Эдмунд Берк, которому предстояло стать одним из ведущих деятелей парламента.

Айзек Барре был наиболее известным противником Закона о гербовом сборе – по крайней мере, наиболее известным в американских колониях. Он родился в Ирландии, в Дублине, в семье французов, но стойко воевал на стороне Британии во время войны с Францией и был ранен в ходе квебекской кампании.

Защищая в парламенте американцев, он эмоционально именовал их «сынами свободы», чего американцы не забыли. Город в северо-восточной части Пенсильвании получил название Уилкс-Барре в честь него и Джона Уилкса, еще одного члена парламента, выступавшего против американской политики Георга III. Город Барре в Вермонте, основанный как раз в это время, также назван в его честь.

Громкая оппозиция Закону о гербовом сборе породила среди американцев даже более радикальные взгляды. В Массачусетсе наибольшую известность приобрели два человека, Сэмюэл Адамс и Джон Адамс (они были троюродными братьями).

Джон Адамс, младший из двух (род. в Куинси, Массачусетс, 30 октября 1735 года), был блестящим адвокатом со всеми положенными этим людям неприятными свойствами, так что он совершенно не умел завоевывать симпатии окружающих. Хотя он был человеком безупречно честным и исключительно умным, самой заметной его чертой было тщеславие. Он писал наукообразные и убедительные статьи против Закона о гербовом сборе, а вот Сэм Адамс выбрал иной путь.

Сэмюэл Адамс (род. в Бостоне 27 сентября 1722 года) был неудачником. Он терпел неудачи в юриспруденции, в бизнесе – во всем, пока не обрел дело своей жизни в год появления Закона о гербовом сборе. Именно тогда он обнаружил, что он – подстрекатель, причем весьма успешный. Он занялся политикой и сосредоточил на ней все свои силы, встав на сторону радикальных действий. Он стал первым американцем, открыто выступившим за независимость. Ему не нужно было, чтобы британская власть исправилась: он хотел, чтобы она вообще ушла из Америки, и именно этим он и стал заниматься.

Сэм Адамс не только организовывал выступления против Закона о гербовом сборе – он также основал организацию «Сыны свободы», взяв за название высказывание Айзека Барре.

В американских преданиях «Сынов свободы» идеализируют, а на самом деле они вели себя почти так же, как те, кого мы сегодня называем штурмовиками. Они угрожали всем, кто покупал гербовые марки или торговал с Англией, а порой и осуществляли свои угрозы, громя конторы или окуная «изменников» в деготь и вываливая после этого в перьях. Они преследовали сборщиков гербового налога и представителей центральной власти до такой степени, что даже губернатор не мог считать себя в безопасности.

Дом верховного судьи колонии был разграблен, а дом Томаса Хатчинсона, члена губернаторского совета, был сожжен из-за того, что его сочли (ошибочно) сторонником Закона о гербовом сборе.

Джеймс Отис также не дремал. Он решил, что дело требует кооперации колоний. 8 июня он разослал во все колонии письма, предлагая встретиться в городе Нью-Йорк и выработать общую стратегию действий против Закона о гербовом сборе.

Реакция была в высшей степени положительной, и с 7 по 25 октября 1765 года в Нью-Йорке работал Конгресс гербового сбора. На нем присутствовали делегаты девяти колоний, а от остальных четырех представителей не было исключительно из-за невозможности их назначить, а не из-за несогласия с настроением большинства.

Очень активным делегатом оказался Джон Дикинсон из Пенсильвании (род. в графстве Толбот, Мэриленд, 8 ноября 1732 года). Именно он составил текст декларации, принятой конгрессом и предназначенной для представления королю и парламенту. В ней отрицалось право налогообложения без согласия законодательных органов колоний.

К тому моменту, когда 1 ноября вступил в силу Закон о гербовом сборе, уже был очевиден его полный провал – и в последующие месяцы никаких улучшений в ситуации не наступило. Безрезультатные попытки действовать стоили гораздо больше, нежели удавалось с их помощью собрать, так что итогом стали не прибыли, а затраты.

Кроме того, британские торговцы начали страдать от строгого бойкота американцев, так что к 17 января 1766 года они уже сами подали в парламент петицию об отмене Закона о гербовом сборе. Парламентская оппозиция становилась все тверже, а Питт произносил все более убедительные речи против этого закона и в поддержку американской позиции.

Кабинет министров Гренвиля в октябре 1765 года развалился, а новый премьер-министр, Чарльз Уотсон-Вентворт, второй маркиз Рокингэм, был более склонен прислушиваться к сторонникам отмены закона.

Бенджамин Франклин в это время находился в Лондоне[39]39
  Он родился 17 января 1706 года в Бостоне, штат Массачусетс, и был определенно самым знаменитым американцем того времени. О ранних годах его карьеры рассказывается в книге «Формирование Северной Америки».


[Закрыть]. Он прибыл в Великобританию в декабре 1764 года, надеясь убедить британское правительство вызволить Пенсильванию из реакционных тисков семейства Пенн, которое в тот момент владело всей колонией, словно неким фамильным имением, и превратить в королевскую колонию под управлением британского правительства. Он успел выступить против Закона о гербовом сборе, но после его утверждения парламентом счел, что это – закон, и, следовательно, каким бы несправедливым он ни был, его необходимо соблюдать.

На какое-то время это сделало Франклина крайне непопулярным в колониях. Практически единственный раз в жизни он очень серьезно ошибся в оценке общего мнения американцев – возможно, потому, что в тот момент находился на расстоянии пяти тысяч километров от страны. Быстро изменив свою позицию, он начал добиваться отмены Закона о гербовом сборе.

13 февраля 1766 года парламентская комиссия пожелала узнать его мнение по этому вопросу – и он очень красноречиво высказался за отмену закона (это происходило незадолго до получения декларации Конгресса гербового сбора). Он подробно описал тот огромный вклад, который американцы внесли в недавно закончившуюся войну, и предупредил о вероятности открытого восстания в случае, если парламент будет упорствовать. Когда в колониях стало известно о действиях Франклина, к нему вернулась прежняя популярность.

Парламент смирился с неизбежностью и отменил Закон о гербовом сборе. Георг III подписал указ о его отмене 18 марта 1766 года.

Когда известие об этом пришло в Америку, там бурно радовались и всячески выражали верность и благодарность британскому правительству. Спустя два месяца день рождения Георга III отмечался радостными торжествами, и ему устанавливались памятники.

Могло показаться, что все снова стало хорошо, однако мало кто из американцев заметил, что хотя парламент и отменил Закон о гербовом сборе, он не отказался от своего права облагать колонии налогами без их согласия. На самом деле в тот же день, когда произошла отмена, он особо упомянул об этом своем праве.

Парламент всего лишь признал, что Закон о гербовом сборе был неудачным способом это делать, и теперь намерен был искать другие способы.

Глава 2
ДОРОГА К РЕВОЛЮЦИИ

Второй раунд

В июле 1766 года Георг III отправил в отставку Рокингэма, под чьим руководством был отменен Закон о гербовом сборе. Это было никак не связано с колониями. С этого момента Рокингэм и его сторонники сохраняли интерес к проблеме Америки, но они оставались не у власти.

Георга III вынудили отступить, но он попытался создать кабинет министров, в котором был бы представлен широкий диапазон взглядов, а во главе его пожелал видеть только Уильяма Питта. Будь Питт моложе и крепче здоровьем, некий шанс на примирение существовал бы, однако судьба решила иначе.

Никогда не отличавшийся крепким здоровьем, Питт стал совершенной развалиной, хоть ему еще не исполнилось и шестидесяти. Он согласился принять графский титул и стал первым графом Чатемским. Это вывело его из палаты общин, так что он оказался в гораздо более спокойной атмосфере палаты лордов. Он все больше отходил от активного руководства, а в течение нескольких лет вообще даже не появлялся в парламенте.

Герцог Графтон, сменивший его на посту премьер-министра, не обладал должными способностями, так что возглавляемый им кабинет на самом деле управлялся самым волевым из его членов. Им оказался Чарльз Тауншенд, остроумный человек с немалым ораторским даром, который проявлялся особенно ярко под влиянием спиртного. Единственное, чего ему не хватало, – это рассудительности.

Тауншенд был канцлером казначейства (это – министр финансов Великобритании), и в его обязанности входил сбор денег, которые обеспечивали бы деятельность правительства. Эта задача оставалась крайне неблагодарной, особенно в тот период, когда колонии были так горды тем, что добились отмены Закона о гербовом сборе.

Ни Тауншенду, ни остальным членам кабинета министров не пришло в голову подумать о том варианте, когда колониальные ассамблеи сами обложили бы американцев налогами. Им это показалось бы недопустимым признанием своего поражения и прецедентом, который неизбежно привел бы к полной потере британского контроля в колониях. Нет! Парламентским лидерам казалось, что Великобритания обязана сама облагать колонии налогами.

Но как это сделать?

8 мая 1767 года Тауншенд хорошенько угостился шампанским и, несколько разгоряченный, произнес речь, которая позже получила название «шампанской». В ней он сверкал и пузырился не хуже этого вина и осмеивал тех, кто находился к нему в оппозиции, а в особенности Гренвиля, который все еще не оправился от позора, связанного с принятием злополучного Закона о гербовом сборе.

Возмущенный Гренвиль заявил, что Тауншенд на словах храбрится, а сам не решается облагать американцев налогом.

Тауншенд гневно отверг это обвинение и поклялся, что начнет взимать с американцев налог, а затем приступил к осуществлению своего обещания.

Он не пошел на прямое налогообложение, а снова вернулся к косвенному налогу на американский импорт. Американцы никогда открыто не ставили под вопрос право Великобритании на контроль над торговлей и регулярно платили пошлины всякий раз, как их удавалось поймать, что случалось нечасто. В связи с этим Тауншенд решил, что достаточно просто обложить пошлиной новые товары, повысить пошлины на старые и улучшить собираемость.

К 29 июня он провел через парламент акт, по которому под пошлины попали чай, стекло, бумага и красители и который должен был вступить в силу 20 ноября 1767 года. Предстояло выпустить общие ордера на обыск, а таможенным чиновникам увеличить полномочия, чтобы прекратить контрабанду. Предполагалось, что таким образом удастся получать 40 000 фунтов в год. Часть этих денег будет направлена на то, чтобы платить колониальным губернаторам и судьям. В результате этого колониальные власти и суд стали бы подконтрольны парламенту, поскольку их доходы зависели бы не от колониальных законодательных органов, а от парламента.

Так называемые Законы Тауншенда были поистине вершиной непредусмотрительности. Их принятие без консультаций с колониями, предполагаемый способ сбора пошлины и объявленные цели – все вызывало у американцев раздражение. Если принять во внимание настроение в колониях, то эти законы стали провокацией к новым волнениям: осиное гнездо снова разворошили.

На самом деле осы еще не перестали летать, так что для того, чтобы они стали помехой, даже не требовалось дальнейшего раздражителя в виде пошлин. Хотя Закон о гербовом сборе и был отменен, Закон о постое остался в силе, и любого американца в любое время можно было обременить нежеланным гостем или гостями из числа британских военных в том случае, если генерал, командующий британскими войсками в Америке, считал нужным их к нему направить на постой.

Командующим генералом был Томас Гейдж, не отличавшийся ни тактом, ни способностями. Он приехал в Америку в 1755 году с Брэддоком, командовал авангардом при поражении у форта Дюкен (см. «Становление Северной Америки») – и сумел выжить. В дальнейшем в ходе войны он ничем не отличился и в 1763 году в ранге генерал-майора стал главнокомандующим британскими силами в Северной Америке. Именно он попросил парламент принять Закон о постое, что никак не способствовало его популярности у американцев.

Штаб-квартира Гейджа находилась в штате Нью-Йорк, и его раздражало то, что колониальные власти постоянно мешают его усилиям по размещению офицеров и рядовых в комфортабельных условиях. В ярости он потребовал, чтобы ассамблея Нью-Йорка приказала принудительно проводить в жизнь Закон о постое. Ассамблея решительно отказалась это делать – и Гейдж начал давить на губернатора, требуя распустить этот орган.

Это было сделано 10 декабря 1766 года, и позже парламент утвердил соответствующий указ. Затем была избрана новая, более консервативная ассамблея, которая разрешила постой. Единственным результатом этого стало то, что как в Нью-Йорке, так и в других местах всеобщая ненависть к военным усилилась. Слово «красномундирник» стало для американцев оскорбительным и презрительным.

Известия о Законах Тауншенда и о проблемах с ассамблеей Нью-Йорка распространились по всем колониям. Стало очевидным, что британское правительство не только не намерено сотрудничать с колониальными законодательными органами, но и намерено добиться того, чтобы эти органы существовали только с согласия парламента. Если так пойдет и дальше, то американцы скоро останутся вообще без самоуправления и станут объектом полного парламентарного деспотизма.

Ситуация как будто специально была создана для Сэмюэла Адамса, который моментально принялся бить в барабаны, требуя возобновить программу бойкота, оказавшуюся столь действенной при отмене Закона о гербовом сборе. В сентябре 1767 года, еще до того, как Законы Тауншенда вступили в силу, в Бостоне устраивались открытые митинги, на которых принимались не имеющие особой важности решения. Адамс также писал радикальным лидерам других штатов, а «Сыны свободы» начали повсюду осложнять жизнь таможенникам.

Адамс был талантливым смутьяном и умело использовал представляющиеся возможности, однако он ничего не смог бы добиться, если бы ему на руку не играли британские ошибки. Взгляды Адамса были настолько экстремистскими, что большинство американских лидеров непременно ополчились бы на него, если бы им представилась такая возможность. Ведущие американцы того времени, точно так же как и британские, симпатизировали аристократии – и были столь же тверды в своей убежденности, что правление должно оставаться в руках людей хорошего происхождения, которые также являлись бы людьми состоятельными. И они точно так же опасались того, что мы называем демократией, которая представлялась бы им «властью черни».

Если бы британцы приняли американских лидеров в качестве партнеров, то очень велика вероятность того, что между Соединенными Штатами и Великобританией и сегодня сохранилась бы политическая связь (как между Канадой и Великобританией). Именно из-за того, что Великобритания не желала уступать и упорствовала в своем жестком подходе, многие американские консерваторы оказались вынуждены объединиться с такими радикалами, как Адамс, Отис и Генри.

Примером этого был Джон Дикинсон, который был так заметен во время Конгресса гербового сбора. Он происходил из зажиточной семьи, был крупным землевладельцем, изучал юриспруденцию в Филадельфии и в Англии и был консервативным человеком с пробританским настроем. И тем не менее он не мог согласиться с тем, что Великобритания имеет право навязывать американцам законы, совершенно не сообразуясь с какими бы то ни было мнениями американцев по этому вопросу.

После принятия Законов Тауншенда Дикинсон взялся за перо и начиная со 2 декабря стал писать «Письма фермера». Всего этих писем было четырнадцать, и зимой 1767/68 года они широко публиковались в американских газетах, а затем были изданы в виде брошюры.

В «Письмах» Дикинсон заявлял о своей верности Великобритании, признавал право британцев регулировать американскую торговлю, призывал американцев не принимать участия в бурных демонстрациях и отказывался апеллировать к «естественному праву».

Тем не менее Дикинсон решительно высказался против Законов Тауншенда и прекращения работы нью-йоркской ассамблеи как лишающих американцев их прав в качестве подданных Великобритании. (То есть их лишали не их «естественных прав», а конкретных прав, оговоренных британским законодательством.) Видимо, Дикинсон желал для Америки ограниченного самоуправления – такого, какое любой американский штат сегодня имеет по отношению к центральному правительству.

Система, которую Дикинсон смутно себе представлял и которая в конце концов (но только после немалых проблем) сложилась в Соединенных Штатах, в то время была совершенно беспрецедентной. Британский парламент не в состоянии был ее себе представить. Георг III не желал никаких компромиссов, и парламентское большинство было за политику «законности и порядка». Американцам необходимо было показать, кто здесь хозяева.

Первая кровь

Самым центром антибританских настроений был Бостон. Здесь Сэмюэл Адамс разжигал истерию все сильнее и сильнее. 11 февраля 1768 года они с Джеймсом Отисом убедили ассамблею Массачусетса одобрить «Циркуляр», подготовленный этими двумя деятелями.

Язык этого обращения был достаточно умеренным, но в нем содержался призыв к коллективным действиям всех колоний в защиту своих свобод – и британцы сочли его подстрекательством к мятежу. Когда ассамблея Массачусетса отказалась его отозвать, 1 июля она оказалась распущена Хатчинсоном, чей дом сожгли во время беспорядков, вызванных Законом о гербовом сборе. В тот момент Хатчинсон исполнял обязанности губернатора колонии.

Примерно в это же время в новостях стал фигурировать Джон Хэнкок (род. в Брейнтри, Массачусетс, 12 января 1737 года). Он унаследовал крупное состояние и процветающий бизнес от дяди, умершего в 1764 году, и оказался одним из самых богатых людей Америки. Немалая часть унаследованного им богатства образовалась в результате контрабанды, так что, естественно, он был решительно против британского контроля над торговлей и от него поступала немалая часть тех денег, на которые существовала организация «Сыны свободы».

Это привлекло к Хэнкоку внимание таможенников, и 19 июня 1768 года они арестовали один из его кораблей на том основании, что на нем находились контрабандные товары. Вероятно, так оно и было, однако это все равно было неразумным шагом, ибо Хэнкок воззвал к «Сынам свободы» – и Бостон стал свидетелем настоящего мятежа. Корабль был возвращен, а таможенникам едва удалось спастись.

В ответ на это Великобритания отправила в Бостон из Галифакса два полка. Они прибыли в город 1 октября 1768 года – и между жителями Бостона и красномундирниками немедленно началась холодная война.

Хотя в Бостоне антибританские настроения и были наиболее сильны, он никоим образом не был единственным их средоточием. Бунтарские настроения присутствовали повсюду, и как бы бостонские подстрекатели ни трудились, чтобы их усилить, само чувство не было их порождением.

В Виргинии Палата свободных граждан приняла антибританские резолюции, составленные Джорджем Мейсоном (род. в графстве Фэрфакс, Виргиния, в 1725 году), плантатором, который был одним из выдающихся мыслителей-либералов того времени. Эти резолюции представил друг и сосед Мейсона, Джордж Вашингтон[40]40
  Вашингтон родился в округе Вестморленд, Виргиния, 22 февраля 1732 года. О начале его карьеры и некоторых причинах его антибританского настроя можно прочесть в «Становлении Северной Америки».


[Закрыть], самый выдающийся военный деятель Америки. Тем самым он показал, что разделяет антибританские настроения. Губернатор тут же распустил Палату свободных граждан, но она встретилась неофициально – и организовала торговый бойкот Великобритании.

А в городе Нью-Йорк страсти кипели почти так же бурно, как в Бостоне.

Наиболее радикально настроенная группа населения имела обычай воздвигать в каком-либо заметном месте города столб свободы. Там «Сыны свободы» могли собираться, высказываться, выпивать – и привлекать к себе внимание. Обычно представители британских властей делали вид, что ничего не замечают, и это действительно было мудрой политикой, поскольку, позволяя радикалам выпускать пар, они снижали революционное давление.

Тем не менее время от времени кто-нибудь из британских военных решал, что черни следует преподать урок. Например, в 1766 году британские солдаты снесли в Нью-Йорке столб свободы во время бунта, вызванного Законом о постое, и похоже было, что это принесло некоторую пользу.

19 января 1770 года кто-то из раздраженных местных командиров решил провести еще одну такую демонстрацию. Команда солдат срубила нью-йоркский столб свободы. Его распилили на части, а затем в явной провокации свалили эти куски перед штаб-квартирой «Сынов свободы».

Естественно, начался бунт – и несколько ньюйоркцев получили удары штыков. Раненых моментально превратили в мучеников, а история о том, как красномундирники пролили американскую кровь, приводила к тому, что колебавшиеся превращались в новых радикалов.

Но самый серьезный инцидент в этот период произошел в Бостоне, где конфликт между горожанами и военными был наиболее острым. «Сыны свободы» делали все, чтобы досаждать британским военным, и угрожали и не давали покоя любому бостонцу, который был замечен в дружелюбии по отношению к красномундирникам.

В результате британские военные, которые, в конце концов, находились там не по своей воле и определенно не хотели никаких неприятностей, оказались в невозможном положении. Им было строго приказано не стрелять в жителей, однако эти жители считали вполне возможным бросать в солдат камни.

5 марта 1770 года несколько праздношатающихся решили, что было бы забавно бросать снежки в одного британского солдата, стоящего на часах. Солдат пытался увертываться от снежков и позвал на помощь. К нему на выручку явился отряд из двадцати солдат с примкнутыми штыками, но к этому моменту толпа бостонцев выросла до нескольких сотен человек.

Поскольку солдатам явно было приказано не реагировать на выпады, толпа, среди которой особо отличался негр по имени Криси Аттакс, осмелела. Оскорбления и снежки сменились камнями и дубинками. Один солдат, потеряв терпение, наконец сделал выстрел. Его примеру последовали остальные. Толпа разбежалась, оставив на месте трех убитых и двух раненых. Одним из убитых был Аттакс, которого в связи с этим иногда называют первой жертвой Войны за независимость.

Сэмюэл Адамс был готов к такому повороту событий. Случившееся назвали Бостонской резней, и не соответствующие действительности рассказы о ней получили широкое распространение. Говорилось, что солдаты без причины начали стрельбу по толпам респектабельных мирных горожан, убивая их без жалости и сомнений. Гнев бостонцев из-за этой сильно приукрашенной истории был настолько сильным, что губернатор Хатчинсон, желая предотвратить гораздо более серьезное кровопролитие, вынужден был приказать британским полкам уйти из города и разместиться на островах, пока страсти не остынут.

На самом деле произошедшее не было избиением невинных, и это видно из того, что солдаты предстали перед судом и что сам Джон Адамс (в лояльности которого никто в Америке не мог усомниться) счел возможным их защищать. Он защищал их настолько успешно, а реальные факты были настолько печально известны, что с солдат сняли обвинение в умышленном убийстве. Двое были признаны виновными в неумышленном убийстве и понесли легкое наказание, но это была скорее уступка толпе, а не реальное признание истинности обвинения.

Однако не крики и не факты насилия наиболее убедительно показали парламенту, что он сам себе вредит. Это сделал бойкот. Опять, как во время Закона о гербовом сборе, британские промышленники и судовладельцы понесли серьезные убытки, когда между 1767 и 1769 годами торговля с Америкой сократилась на 40 процентов. Недовольство снова начало нарастать, и в парламент поступили петиции об отказе от новой системы пошлин.

Тауншенд уже не увидел провала своей политики. Он внезапно умер 4 сентября 1767 года, еще до того, как его законы начали действовать. Канцлером казначейства стал Фредерик, лорд Норт, который был на тот момент – и остался потом – фаворитом Георга III.