Текст книги "Александр Иванович Шокин. Портрет на фоне эпохи"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 55 страниц)

Сам А.И. Шокин так оценил роль Совета и его преемника Комитета по радиолокации в развитии советской электронной техники и радиоэлектроники в целом:

«ЦК КПСС и Советом Министров был принят ряд важнейших постановлений, подготовленных Советом, а в дальнейшем – Комитетом радиолокации, заложивших основу научно-исследовательской, конструкторской и производственной базы, которая и сейчас во многом определяет работу промышленности».

Работа в Совете, а потом в Комитете по радиолокации, товарищи, с которыми ему там довелось работать, оставались в его памяти до конца. Г. А. Шкловский рассказал автору об их встрече в 1972 году на похоронах Г.А. Угера. А.И. Шокин приехал в морг госпиталя имени Н.Н. Бурденко, простился с генералом постоял в почетном карауле, а на выходе заметил Шкловского, сразу его узнал, подошел, поговорил… А ведь, сколько лет прошло.

А.И. Шокин проработал в Комитете № 3 по 12 октября 1949 года включительно, вплоть до его ликвидации, но вопрос о его назначении на должность заместителя министра в МПСС начали готовить еще летом. Когда Совет был создан, то из начальников основных отделов лишь он один не входил в его первый состав. По-видимому, его не считали достаточно понимающим в радиолокации, и задачи перед ним ставились с упором в первую очередь на организацию производства. Теперь же его характеризовали как «квалифицированного специалиста в области точного приборостроения, крупного организатора, обладающего исключительной работоспособностью, инициативностью и умением быстро ориентироваться в сложных вопросах радиолокационной техники» и отмечали сделанный им большой вклад в дело развития радиолокационной промышленности. Сам А.И. в автобиографии 1949 года тоже мог смело написать:

«Поскольку начиная с 1932 года я непрерывно работаю в области производства и проектирования военных приборов (ПУАЗО, гироскопия, телемеханика, радиолокация), то это и считаю своей основной специальностью».

На память о годах трудной, но плодотворной совместной работы, да и к сорокалетию, теперь уже бывшие сослуживцы подарили ему альбом фотографий, где заснят весь аппарат Комитета последнего состава.

Руководящий состав Комитета № 3. Слева направо сидят: К.Н. Томилин, начальник военного отдела, А.И. Шокин – заместитель председателя, А.Н. Щукин – заместитель председателя, М.И. Лапиров-Скобло – начальник промышленного отдела; стоят: Р.Г. Сомхиян, (?),А.И. Мирвис – начальник морского отдела

Работа в Совете, а потом в Комитете по радиолокации дала А.И. прекрасное знание предприятий новой промышленности и огромный опыт по организации процесса разработки и производства сложной радиоэлектронной аппаратуры, начиная от сбора научно-технической информации и кончая взаимодействием с военными эксплуатационниками. Оценить его роль в работе комитета предоставим сослуживцам.

Из письма А.Н. Щукина 1969 года:

«С чувством большой теплоты и признательности я вспоминаю те дни, когда почти четверть века тому назад мне посчастливилось работать вместе с Вами. Уже тогда я смог оценить Ваш исключительный организаторский талант, стремление и умение познавать новое и неутомимо внедрять его в жизнь. За те годы, что мне довелось работать вместе с вами, я получил очень много и очень многим Вам обязан».

Возможно кому-то эти оценки могут показаться излишне лестными даже для поздравления с шестидесятилетием, хотя Щукин был в это время академиком, председателем НТС ВПК, и в неискренности из каких-то конъюнктурных причин его заподозрить трудно. Но вот письмо А.И. Шокину другого автора (1959 года) – тоже поздравление, но с 50-летием:

«…В таких случаях всегда вспоминаешь былые времена, и нам с Вами есть что вспомнить, верно?

Я отлично понимаю, что та большая работа, которую в свое время сделал наш маленький комитет, никогда не была бы выполнена, если бы Вы в ней не принимали участия. Я немного горжусь этой работой и всегда с благодарностью вспоминаю Вас, как основного и наиболее деятельного и инициативного работника, с которым считалась промышленность, не очень нас признававшая сначала. А теперь эти времена далеко ушли, и все забыли, с чего мы начинали!»

Подписано «Ваш старый, старый друг А.И. Берг». К этому времени Берг был уже академиком АН СССР, инженером-адмиралом, бывшим заместителем министра обороны, а А.И. – всего лишь заместителем министра МРТП. То, что Берг написал то, что думал, заметно еще и потому, что оценки и формулировки в этом письме практически совпадают и с дневниковыми записями, и со словами характеристики А.И. Шокина, подписанной Бергом еще в 1945 году: «Занимая с 1943 г. должность начальника Промышленного отдела Совета по радиолокации при ГОКО, т. Шокин, работая с исключительной энергией и инициативой, сумел в очень короткий срок организовать радиолокационную промышленность в трех наркоматах.

Тов. Шокин является прекрасным организатором и волевым работником. Пользуется заслуженным авторитетом в промышленности и военных организациях».

Успехи одних вызывают зависть и недоброжелательность других, и послевоенная жизнь А.И. была далеко не безоблачна и полна невзгод.

Во время войны возникла и получила довольно широкое распространение практика присваивания руководителям оборонной промышленности воинских званий. В утвержденном еще Маленковым штате военнослужащих Комитета № 3 должность заместителя председателя соответствовала званию генерал-майора инженерно-технической службы или инженер-контр-адмирала. Однако 16 июля 1946 года приказом по личному составу ВМС воинское звание А.И. Шокина «инженер-капитан 1 ранга» как присвоенное временно было отменено. Попытки восстановить его, несмотря на поддержку того же Маленкова и ставшего к этому времени заместителем министра вооруженных сил Н.Г. Кузнецова, успехом не увенчались. Впрочем, поддержка Маленкова, как раз к этому моменту попавшего в опалу, скорее всего не могла быть эффективной.

Ничего не значащим выглядел бы этот эпизод в карьере А.И., если бы он не совпал во времени с публикацией 19 июля в «Правде» статьи Мариэтты Шагинян «О советском изобретателе», в которой на трех примерах показывалась практика торможения внедрения крайне необходимых стране изобретений. Первый, и самый большой, занимавший половину статьи эпизод, был связан с А.И. Вот, что написала в первой части этой статьи Шагинян:

«Сотнями тысяч двигаются по конвейеру металлические предметы. Они должны служить верную службу, и очень важно, чтобы в металле, из которого они отлиты, не было изъянов. Для проверки этого существуют специальные приборы – дефектоскопы, основанные на просвечивании металла рентгеновскими лучами: рентген показывает структуру, дефект обнаруживается, и недоброкачественный предмет своевременно бракуется.

Но прошла та пора, когда рентген был последним словом в этой области. Оказывается, он и медленен, и громоздок, и неэкономичен. Почему? Да потому, что фотопленка для реакции на рентгеновский луч требует от суток до двух – свыше 86 тысяч секунд. При такой медлительности фотосъемки проверить каждый предмет на конвейере, конечно, нельзя, да и сама процедура съемки требует много рабочей силы. Но разве есть способ более быстрого фотоконтроля, нежели рентген?

Оказывается, есть.

Два человека изобрели этот более быстрый способ: советские инженеры Н.В. Дымма, сын потомственного литейщика, 28 лет работающий на ответственных участках промышленности и 14 лет занятый научно-исследовательской инженерной работой, и Д.С. Гафанович, ведущий 11 лет большую инженерную и научную работу как старший инженер и начальник лаборатории. До создания этого прибора инженеры сделали не одно изобретение… Прибор очень портативен (размером в полулитровую банку!), он может контролировать при прохождении конвейера каждый предмет, автоматически выбрасывая с конвейера тот, в котором обнаружен брак. Прибор, несомненно, повысит качество контроля, он на 30–40 % освобождает работников контроля; он автоматизирует один из ответственнейших участков производства. И трудно даже сразу охватить все открывающиеся возможности развития этого прибора. В условиях фронта, полевых медпунктов, этот маленький прибор мог оказать неоценимую услугу для хирургов при извлечении пуль и определении характера ранения, заменяя громоздкую рентгеноаппаратуру, вдобавок часто отсутствующую под рукой.

Крупные ученые сразу оценили значение нового изобретения, могущего дать миллионы рублей экономии… Все девять отзывов – положительные; все эксперты подтвердили целесообразность и необходимость изготовления прибора, указали на возможность его практического осуществления и широкого применения в различных областях рентгенодефектоскопии. К ученым присоединились организации: положительные промышленные заключения дали наркоматы вооружений, судостроительной промышленности и др.

Когда это было? Семь лет назад. В течение семи лет дело стоит без движения, вернее сказать, медленно движется по заколдованному кругу резолюций и отношений. Сама по себе история этого изобретения, которое до сих пор еще не реализовано и которое помогло бы нам во время войны, если бы осуществили его тогда же, когда оно было сделано, то есть в апреле 1939 года, могла бы стать темой для отдельной статьи. Все есть в этой истории. Семь лет назад заместитель наркома судостроения тов. Редькин дал указание главному инженеру одного из управлений наркомата Шокину подготовить реализацию изобретения. Товарищ Шокин тогда подписал приказ о реализации изобретения, а другой рукой снял с рычага трубку и дал устное указание тому же институту не выполнять этого приказа (факт, подтвержденный документом). Тот же Шокин, когда его спросили из Госплана об изобретении тт. Дымма и Гафановича, ответил не менее классически: «Возьмите билет в Политехнический музей, заплатите рубль и увидите множество таких приборов». И это в то время, когда прибор Дымма и Гафановича уникален, и Министерство судостроительной промышленности еще в апреле 1941 года, т. е. спустя год после заявления Шокина, вынуждено было выписывать из-за границы приборы несравненно худшего качества, нежели советский прибор советских изобретателей. Таков один из конкретных примеров тех многочисленных образчиков инертности некоторых заводов и главков, нежелания их приспособиться к новым предложениям, необычайной медлительности внедрения изобретения, о которых не так давно писали в «Правде» С.И. Вавилов и С.В. Кафтанов».

Итак, А.И. выведен здесь как бюрократ, воспрепятствовавший еще до войны двум талантливым инженерам реализовать изобретенный ими прибор, и тем самым нанесший громадный ущерб стране (вплоть до гибели раненых) в годы войны.

Уж очень как-то хорошо совпали во времени появление статьи Шагинян с отставкой Маленкова и отказом в присвоении А.И. воинского звания. И все это как раз в тот момент, когда решался вопрос о назначении А.И. на должность заместителя председателя Комитета! Можно отметить, что два других эпизода в статье носят куда менее яркий, скорее даже проходной характер, что тоже вызывает подозрения в возможности заказа. Такая статья в газете могла тогда иметь самые серьезные последствия и выбить кого угодно из жизненной колеи если не навсегда, то надолго. «Для советского человека публикация в «Правде» обвинений значила больше, чем заключение прокурора. Для партийного деятеля, прямо или косвенно обвиненного в «Правде», – это политическая смерть», – так писал РГ. Пихоя в своей книге «Советский Союз: история власти. 1945–1991». (М.: изд-во РАГС, 1998. – С. 63). Недаром до сих пор вспоминают о «травле» в прессе разных композиторов и режиссеров.

Но не таков был А.И., чтобы смиренно воспринять клевету, да еще и в печати.

Дело (вовсе не «о защите собственного достоинства», каких теперь так много, речь шла о гораздо большем) потребовало от отрицательного героя статьи полной мобилизации и стоило ему больших затрат нервной энергии. Для подготовки опровержения А.И. пришлось вплоть до поздней осени поднимать архив переписки 1940 года, собирать показания свидетелей и привлекать для своей защиты руководство Комитета.

Письмо на имя главного редактора газеты П.Н. Поспелова с изложением истинной, подкрепленной документами картины событий, было отправлено за подписью Берга в ноябре 1946 года. В декабре уже сам А.И. Шокин направил в тот же адрес свое заявление с просьбой об опровержении. Действительность настолько расходилась с фельетонной историей, что главному редактору пришлось делать оргвыводы. За публикацию непроверенных фактов был наказан (А.И. говорил, что был снят с должности) заведующий отдела фельетонов, а для Шагинян возможность печататься в «Правде» была потом очень долго строго-настрого заказана. Собранные в свою защиту бумаги А.И. так и хранил всю жизнь дома в особой папке, а книги М. Шагинян в домашнюю библиотеку долгое время категорически не допускались. Особенно его возмущало то место, где он якобы: «… подписал приказ о реализации изобретения, а другой рукой снял с рычага трубку и дал устное указание тому же институту не выполнять этого приказа».

– Вранье, – говорил он, вспоминая именно это место, когда каким-либо образом в разговоре приходилось возвращаться к этой неприятной истории. Что касается совета пойти в Политехнический музей, где за рубль можно увидеть множество таких приборов, то впервые про эту фразу автор узнал, только когда достал и прочитал наконец злополучную статью. Это выражение очень в духе А.И., горячего и в пылу несдержанного на язык, и основано на личном опыте, что и описано в отчете 20-го ГУ НКОП за 1938 г.

А воинское звание ему так и не присвоили, и 29 июля 1947 года он сдал в комендатуру ВМС пистолет ТТ и кортик, полагавшиеся ему как морскому офицеру. Совсем с оружием он, правда, не распрощался – у него оставался привезенный из Германии офицерский «Вальтер».

Были случаи и похуже. Если в статье Шагинян речь шла о делах минувших дней, то теперь на плечах А.И. лежала огромная ответственность по радиолокационной технике, и эта ответственность несла с собой постоянные угрозы. В первые послевоенные годы личный состав войск, включая офицеров, был еще очень слабо подготовлен к обслуживанию начавшей поступать к ним в значительных количествах радиолокационной техники, а высший командный состав армии от вопросов ее эксплуатации, а иногда и применения был далек. Многие свои грехи военные пытались списать на качество техники, тем более что оно иногда действительно оставляло желать лучшего.

Ситуация, при которой споры между армией и промышленностью могли решаться своим чередом, резко поменялась ко времени начала войны в Корее. Международная обстановка так накалилась, достигла такой остроты, что по словам А.И. «нападения ждали со дня на день». Теперь известно, что при обсуждении возможных сценариев развития военных действий Сталина серьезно заботила возможность воздушного нападения американцев на Москву самолетами – носителями ядерного оружия. Одним из последствий этого стала проверка состояния армейских средств ПВО, включая и радиолокационные. Проверка проводилась военными и показала весьма слабую боеготовность радиолокационных войск, причем во всех случаях в качестве причины комиссией были указаны конструктивные недостатки и заводские дефекты РЛС.

А.И. Шокин был вызван к Маршалу Советского Союза А.М. Василевскому. Они не раз встречались, когда Василевский был еще начальником Генерального Штаба и первым заместителем министра Вооруженных Сил (министром, как известно, до 1947 года был сам Сталин, а потом Булганин) и когда он возглавлял Министерство Вооруженных Сил СССР! А.И. Шокин отмечал неизменно вежливое и уважительное отношение маршала к собеседникам, что было тогда редкостью[233]233
  Про Н.А. Вознесенского он вспоминал совсем другой разговор: «Я вас сгною в тюрьме, я вас превращу в лагерную пыль», – и т. д. Так что А.И. слышал эти от одной из «жертв культа личности». «Тот еще был тип», – заключал А.И. свои воспоминания о бывшем Председателе Госплана.


[Закрыть].

А.М. Василевский, ознакомив его с выводами комиссии, и на сей раз вежливо и уважительно сказал: «Придется вам, Александр Иванович, садиться в тюрьму».

Угроза была вполне реальна. Так, на основании постановления Совмина СССР «О недостатках 57-мм автоматических зенитных пушек С-60», принятого 31 декабря 1951 года, были сняты со своих постов и отданы под суд заместитель министра Вооруженных Сил СССР Н.Д. Яковлев, начальник ГАУ И. Волкотрубенко и заместитель министра вооружения И. Мирзаханов.

Но надеюсь, что читатель уже имел возможность убедиться, что А.И. умел постоять за себя и за свое Дело. Он не согласился ни с выводами комиссии, ни с предложением прославленного маршала и, не теряя времени, предпринял быстрые, энергичные ответные ходы с выездом на места. Результаты собственного расследования непосредственно в войсках случаев, приведенных в докладе комиссии, показали, в общем-то, обратную картину. Так, в одной части радиолокационная станция, числившаяся вышедшей из строя вследствие дефектов, оказалась загнанной неумелыми водителями в болото, где и стояла. Никаких попыток вытащить ее оттуда со стороны командиров (не исключено, что еще с кавалерийской школой) не предпринималось.

В этих столкновениях только авторитет А.И. Шокина и его связи в военных кругах зачастую могли спасти ситуацию. Его позиции всегда были сильными, прежде всего потому, что в повседневной своей деятельности, а уж тем более в конфликтных положениях он принципиально исходил только из своего понимания государственных интересов, никогда не врал и не изворачивался, а знания техники ему тоже не надо было занимать.

В конечном счете стороны согласились на ничью, недостатки признали обоюдными и выработали очередные совместные действия по повышению уровня эксплуатации аппаратуры, обучения войсковых офицеров и т. д., включая и меры по повышению качества техники. Отношение же Василевского к А.И. Шокину только улучшилось и оставалось самым искренним и уважительным до самого конца долгой жизни маршала. Он неизменно присылал ему поздравления с каждым праздником, всегда написанные собственноручно характерным, почти каллиграфическим почерком профессионального штабиста. Например, такое:

«Дорогой Александр Иванович!

Более чем тронут Вашим вниманием ко мне. Вас сердечно поздравляю с общенародным праздником 52-й годовщины славных Вооруженных Сил, и вместе со всем советским народом хочется от всей души поблагодарить Вас, дорогой Александр Иванович, за все созданное для них Вами лично. С сердечным приветом и глубоким уважением к Вам

А. Василевский»

Так же неизменно и с собственноручными надписями присылал он в подарок книги из каждого издания своих мемуаров.

Комитет радиолокации все же понес потери, но не вследствие основной своей деятельности. В январе 1948 года был арестован Георгий Александрович Угер, возглавлявший военный отдел Комитета. На свое несчастье, он проживал в «доме на набережной» в квартире вдовы Павла Аллилуева – брата покойной супруги Сталина – Евгении Александровны Молочниковой (по второму мужу), куда был подселен в 1943 году в порядке уплотнения. А.И. Шокин рассказывал, что Угер иногда любил вполголоса поделиться своими познаниями о событиях в среде родственников Сталина. И вот в конце 1947 года была арестована соседка с мужем, а затем последовал арест Угера и его жены, живших уже в другом месте. Выпустили его только после смерти Сталина. Это событие оставило тяжелый осадок в душах товарищей Угера по Комитету.

Случались у А.И. и житейские неприятности. Так, в 1943 году были сделаны попытки уплотнить его квартиру на Патриарших прудах, а то и совсем выселить его с семьей оттуда. Пришлось обращаться к народному комиссару боеприпасов Б.Л. Ванникову, в ведении которого находился в это время дом. Решила дело резолюция последнего на письме зампреда Совета по радиолокации А.И. Берга:

«т. Кутикову

т. Шокина оставить

Ванников»

Адская работа и невзгоды не прошли даром для здоровья А.И. В 1946 году у него начались приступы бронхиальной астмы, с которой он не расставался уже до конца жизни. Много сил было отдано борьбе с этой болезнью, вновь пришлось напрягать все свои лучшие качества: волю, организованность и аналитическое мышление. По принципу «Исцелись сам!» в конечном итоге А.И. стал едва ли не крупнейшим специалистом по астме. Своими познаниями, а часто и лекарствами он делился с встречавшимися на жизненном пути коллегами по несчастью и многим принес облегчение. Не упускал случая слегка подтрунить над не слишком сведущими врачами, а иногда и им давал советы по особенностям применения тех или иных препаратов.

Но это было потом, а бурное начало непонятной болезни со страшными приступами удушья ввергло его в глубоко пессимистические размышления о своем будущем.

Лечили его в Кремлевке. Среди врачей были такие светила, как Виноградов и Ефуни. Для лечения применяли самые передовые методики того времени, которые хотя не излечили, но несколько улучшили состояние больного. После курса инъекций аутовакцины в 1952—53 гг. выраженных приступов бронхиальной астмы не было, но почти постоянное ощущение недостатка воздуха, одышка, переходящая при физической нагрузке или сырой погоде в приступ удушья, остались на всю жизнь. Помимо одышки мучило постоянно затрудненное отхождение мокроты. Позже А.И. лечил частным образом врач И.А. Андреев, приходивший вечерами на квартиру (Вовси и Ефуни к тому времени были арестованы по «делу врачей»). Ходил он в военной форме, носил бороду, что было тогда довольно редким явлением, в общем, «интересный мужчина», но врач был хороший. Для отхождения мокроты он предложил принимать йодистые препараты, что также принесло определенное облегчение. К тому же помимо приема медикаментов А.И. упорно занимался дыхательной гимнастикой по специальной методике и в результате при эмфиземе легких сумел развить их рабочий объем больше, чем у среднего здорового человека.

А.И. Шокин заканчивал четвертый десяток лет жизни. Несмотря на болезнь, он продолжал плодотворную работу. Но только работой его цельная натура, конечно, не ограничивалась, каким бы занятым он ни был и как бы ни мучила его болезнь. Говорят, что мужчина должен сделать в жизни три дела: воспитать детей, посадить дерево и построить дом.

К подраставшей дочке, которую он нежно любил и называл не иначе как Зайкой, в 1947 году добавился сын. Глядя на то, как он ползает по полу его больничной палаты, А.И. мечтал, не очень веря в это, дожить хотя бы до того времени, когда сын пойдет в школу.