Текст книги "Ключ от рая"

Автор книги: Атаджан Таган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 34 страниц)

9

Странная вещь все-таки эта молва. Доблестного порой она делает почти трусом, доброго злым, бедного одевает, богатого разоряет… Чаще бывает, правда, наоборот, но в любом случае особо доверять ей не приходится – неисповедимы пути слухов…

Если Ягмур-еген вернулся из района удивленным и растроганным, то еще больше поражен был Ковсы. Уже мужчина, он вовсе не склонен был делать из мухи слона; но даже то, что он успел увидеть и услышать, пока не пошел вместе с почтенным Моджеком-ага ворочать разные железки на складе, заставило его удивиться безмерно всем нежданным этим переменам и поведению такого строгого и чванного товарища, как Атаев, и, конечно, возбужденно и в подробностях поделиться с друзьями и начальством… Скоро его слова, частью не расслышанные, частью не так понятые и пересказанные как бог на душу положит, размножились устным способом как в мастерских, так и по всем длинным улицам Гуджука… Это было не чем иным, как славой, непонятно только, какой на первых порах – доброй или худой… Говорили все и всё что угодно, всяк толковал происшедшее, как хотел, громко и шепотом, вместе и в одиночку, хотя, как известно, коллективное начало в молве всегда преобладает над другими. В конце концов, вполне определившаяся в своем качестве слава так навалилась на Ягмур-егена, что у него даже косточки хрустнули… Ну, об этом немного позднее.

Медет-ага и слова не сказал, когда подчиненный его заикнулся было о машине, лишь руку к груди приложил– о чем, мол, речь!.. И в воскресенье перед обедом поехал Ягмур-еген опять с Ковсы в район, несколько смущенный ожидаемым и радостный… Да, непрост все же человек. Началось-то ведь все с грубого слова, другой надолго бы запомнил, десять раз тем самым отплатил бы. Но вот стоило только малое добро сделать – в чужом городе в машину пригласить, – и, глядишь, совсем другой стороной повернулся человек… У зла много деток, но и у добра тоже: само идет и за собой ведет… Все было хорошо, одно только не переставало беспокоить Ягмура: чем-то и он ведь должен вознаградить за дружбу этого немного странного, но щедрого и доброго человека, к тому же так высоко поставленного над всеми другими? Чем?.. Что может дать ему, образованному по всем правилам, разговор с простым трактористом, в свое время даже десятилетку не успевшим закончить? Ох, Ягмур, не дай бог теперь тебе оплошать… наберешься тогда стыда. Ты уж постарайся, не осрамись.

Да что я испугался-то, вдруг рассердился он на себя, ну, что?! Вот я сам, вот душа моя – бери, друг! Надо – приезжай ко мне, все мое твоим тоже будет, встречу как сумею, как смогу. Ягмур-егена не надо учить, как дружить, сам знает; и стыдиться тоже нечего, душа у него чистая перед другом. Он приедет со своим достоинством, и никто этого достоинства у него не отнимет, вот так.

У ворот его встретил сын Атаева, вежливый паренек лет двенадцати: назвал его тепло, как давно знакомого, дядей Ягмуром, отчего всегда бывший «егеном» Ягмур несколько даже смутился. А из дома уже вышел его новый друг и, протянув ему руки, гостеприимно пошел навстречу…

Все было, кажется, приготовлено к его приезду. Проходя в третью, самую большую и богатую комнату, Ягмур-еген восхищенно ооцокал языком:

– Какая большая у вас квартира, красивая, яшули, жить да жить!..

Атаев вздохнул, вполне искренне вздохнул, сказал с сожалением:

– Ах, еген, ты не видел прежней… Клянусь аллахом, эта показалась бы тебе землянкой по сравнению с той!.. Ну что ж, будем здесь… Располагайся удобнее, дорогой! – И сразу две подушки упали к ногам Ягмура, а сын Атаева уже стоял с новыми полосатыми штанами в дверях, ожидая, чтобы подать их гостю. – Ну, как ваши дела там, как посевы? Извини, друг, я так и не смог заглянуть к вам… что поделаешь, дела. Доволен Медет-ага?

– Еще бы, яшули!.. Вы теперь лучший друг у нас будете – не только у меня, это само собой, но и у всех. Приглашаем вас всей семьей!

– Спасибо, еген, я в этом всегда был уверен.

В это время в комнату вошла наконец хозяйка дома, такая толстая, что это не на шутку поразило Ягмура…

– Знакомься, Айлар-джан, вот это и есть тот самый, которого зовем мы Ягмур-егеном! – торжественно сказал хозяин. – Знакомься и потчуй нас.

– Здравствуйте, гелнедже [107]107
  Гелнедже – почтительное обращение к женщине


[Закрыть]!

– Здравствуйте, здравствуйте, еген, – запела хозяйка довольно тоненько; но такая мощь чувствовалась во всех ее движениях, такая уверенность в себе, что было жутковато даже… Да-а, такой управлять, наверное, ничуть не легче, чем Сельхозтехникой, подумал он, только настоящий мужчина управится с такой. – Как дети поживают, Ягмур-еген, как маленький ваш? Оправилась невестка после родов?

– Спасибо, гелнедже, все уже в порядке…

Откуда она знает все, радостно недоумевал Ягмур, с трудом оглядывая ее всю. Что ж, в такой женщине многое может вместиться, многое… Много чести управлять такой. Но откуда она все-таки знает о маленьком их сыне, только недавно родившемся?

– Пусть растет крепким ваш сын, еген!

– Простите, Айлар-джан, но как вы узнали о сыне? – весело сказал Ягмур. – Неужели и это известно в районе?!

– Ай, Ягмур-джан, это… – растерялась вроде женщина и стала могуче краснеть. – Понимаете, когда собираешься знакомиться…

– Жизнь – штука сложная, дорогой еген, – вмешался в разговор хозяин, строго кашлянул. – Ты еще молод, не все можешь понять… жизнь, понимаешь, такая. А потом, ты ведь знаешь, мы переехали из другого района – новый край, кругом незнакомые люди… Друзей выбираешь не на год – на всю жизнь. Сам посуди, что делать человеку в этих четырех стенах, даже если коврами они увешаны?!

– Да, да, я понимаю, – закивал головой Ягмур, ему уже неловко было за свой вопрос. Знают, ну и знают, что в этом странного, в самом деле? – Вы правы, яшули: одиночество только богу подходит, так старые люди говорят. Люди должны жить вместе, иначе…

– Салям алейкум, друзья! – возвестил вдруг голос, и все обернулись.

В дверях стоял, сверкая маленькими быстрыми глазами и живо всех оглядывая, незнакомый Нгмуру мужчина лет пятидесяти. Сразу стало ясно, что это тоже какой-то начальник, но помельче, пониже, слишком уж криклив и бодр для своих лет, да и малость подпорчено чем-то благородство лица, невезучестью, что ли…

– Кстати ты пришел, Чакан-ага, кстати, – сказал хозяин, вставая и пожимая ему руку, и Ягмур тоже встал. – А вот друг мой, Ягмур-джан, знакомься… Помнишь, говорил я тебе о нем?

– Ну как же не помнить, хорошо помню, и теперь не забуду, – говорил Чакан, цепко и вроде приветливо разглядывая гостя, и подал ему руки, неожиданно энергично затряс так, что у Ягмура даже зубы застучали. – Весьма рад, дорогой еген, весьма… Как хорошо, что я решил сейчас зайти сюда! Так на чем вы остановились, извиняюсь?!

– Да вот… – неопределенно сказал Атаев. – О посевах говорили, о том о сем… Можешь, Чаган-ага, поздравить нашего гостя: у него сын недавно родился… мужчина!

– Так это же прекрасно, друзья! Надо обмыть это дело, я так думаю! Но у меня предложение: давайте забудем на сегодня о посевах и запчастях, о всякой этой работе… Мы собрались сюда отдохнуть, так будем же отдыхать, а не устраивать здесь сельскохозяйственный семинар! Как вы на это смотрите?

– А мы и не возражаем. Айлар-джан, дело за тобой. Не умори голодом, свои жизни тебе вручаем!

– Будьте за них спокойны, дорогие гости.

– Молодец, Айлар-джан! И еще предложение, – шумел неугомонный, а в общем-то приятный этот человек. – Давайте-ка без этих «вы» обойдемся, а?! Идет? А то слышу я со всех сторон это выканье, и, ей-богу, прямо хочется по стойке «смирно» встать!..

Ягмур-еген с удовольствием рассмеялся, потому что видеть этого человека в солдатской готовности было бы действительно смешно.

– А что, Чакан-ага дело говорит, – весело поддержал хозяин. – Не к лицу нам, равным за этим дастарханом, чиниться. Я за!..

– Спасибо, я тоже согласен, – охотно сказал Ягмур-еген, хотя и несколько робел называть товарища Атаева на «ты».

– Вот и отлично, – откинулся на подушках Чаган. Но долго в одном положении сидеть он не мог, вдруг приподнялся, посерьезнел, взял гостя за руку. – Вот этого человека, Ягмур-еген, зовут Ахмед Атаев, навсегда запомни. Если он твой друг, то и я должен быть твоим другом. У нас с ним одинаковые фамилии, но мы не братья, нет, мы друзья, а это выше, потому что ведь не всегда брат является другом, а друг – он всегда друг… Теперь нас три друга, и мы должны, это, беречь друг друга, мы должны, невзирая ни на что, жить одной жизнью…

Чакан говорил очень долго, говорил почти без пауз, поглядывая иногда маленькими живейшими глазками на Айлар, собирающую на скатерть, и из всего потока его слов Ягмур-еген одно лишь мог понять – что они все друзья… Ягмур кивал согласно и все удивлялся, думал, на чем же все-таки подвешен его язык, на какой такой веревочке и почему эта веревочка до сих пор не перетерлась… Такие люди, которые за полчаса могут сказать больше, чем он сам за неделю, всегда удивляли Ягмура. Если они столько говорят, то когда же работают?..

10

– Кто пришел к нам, должен быть похож на нас, а мы на него! – провозгласил Чакан, поднимая первую рюмку. – За тебя, Ягмур-джан-еген, за твоего сына, пусть из него вырастет такой же прекрасный, добрый человек, как его отец! Поехали!..

И несколько торопливо, в чем опытный глаз многое бы для себя мог усмотреть, опрокинул рюмку в рот…

– За тебя, еген, за нашу дружбу!

– Спасибо, спасибо большое, друзья, – растроганно говорил Ягмур, оборачиваясь то к одному, то к другому, то к Айлар-джан, колыхавшейся над ним огромным бурдюком, пододвигавшей ему всякое на скатерти. – Спасибо, гелнедже!.. Я, знаете… я очень рад оказаться другом таких людей, как вы!

– А это что такое?! – вскричал вдруг Чакан, указывая на его рюмку. – Как это понимать, друзья?! Не-ет, так не пойдет, Ягмур-джан! Штрафовать за это будем беспощадно!..

– Да я как-то не очень, друзья…

– Никаких возражений не принимаем, пить только до дна!

– Я выпью, но…

– Никаких «но»! За кого мы пьем, еген? За тебя, за твоего сына! А ты, понимаешь, за себя не можешь выпить… Ай-я-яй, нехорошо!

Атаев между тем опять наполнил рюмки.

– Да, – сказал он озабоченно, – отлынивать у нас не разрешается, ни-ни… Мы же отдыхаем.

– Да я ведь не очень-то пьющий… – попытался было отговориться смущенный Ягмур. – Я понемногу всегда.

– Мы тоже не в бутылке живем, – строго сказал Чакан.

Впрочем, если бы Ягмур пригляделся к нему получше, он бы убедился, что Чакан Атаев, во всяком случае, живет около нее… Но Ягмуру было не до того. Опять подняли рюмки, теперь уже за хозяев дома, и хочешь не хочешь, а пить надо было. Ничего не скажешь, дельной хозяйкой оказалась Айлар и угодливой, хорошими новые его друзья, и все кругом ему нравилось, новым было и добрым… Хорошо человеку с друзьями, ай как хорошо! И все страхи его куда-то делись, утекли из Ягмура, как вода в песок, ему теперь приятно было сидеть тут, чувствовать себя равным среди таких людей и ни о чем особом таком не думать…

– …Да, вместе летели, на соседних, понимаешь, креслах! – словно издалека слышал он их разговор. – Подошел и так вежливо: позвольте, говорит, ваш портфель… Пожалуйста, говорю, а потом смотрю: Ягмур-еген стоит, смотрит, понимаешь, улыбается!..

– Да-да, ты говорил, что летал в Ашхабад, помню. Но это… неужели так и на соседних креслах?!

– В том-то и дело, клянусь аллахом!

– Слышишь, Ягмур-еген… слышишь, о чем говорит этот человек, наш друг!..

– Так и было, – кивал головой Ягмур, – вместе летели. Я к дяде, а он… Вместе, это точно.

– А потом мы вышли, а егена уже встречают, машина, понимаешь, подана, как в сказке…

– Это точно, – засмеялся Ягмур, – как в сказке, верно… Нуры-джан говорит: тысячу раз машину протер, пока это… пока я прилетел, да. Хороший парень Нуры-джан, в галстуке, вишь ли, а тоже при технике. Вот как люди работают! Он там сидел все, ждал, но… Тут мы взяли и поехали!

– Заботливый у тебя дядя, Ягмур-джан, завидую! – почмокал губами Чакан, даже глазки прикрыл, головой покачал. – Хорошо принял, да?

– Кто, дядя-то?.. Хорошо принял, по-хански, это он того… любит. Я говорю: приезжай к нам, почему не приезжаешь, забыл родную землю, да?.. Нет, говорит, некогда, никак не могу пока. Занят, говорит, по горло. Обидел он меня этим. Я к нему езжу, нахожу время, а он…

– А в отпуск, почему в отпуск не приезжает?

– Да разве он в отпуск поедет в какой-то там аул… Я же говорю: забывают они все родную землю, отвыкают… вершина не знает, где ее корни. Как отпуск, так рвутся куда-то…

– Куда же это? – терпеливо спросил Атаев, остановив жестом пытавшегося что-то сказать Чакана.

Ягмур неопределенно махнул рукой, икнул.

– Туда едет, туда. На курорт, понимаешь.

– Хороший, наверное, курорт… Он тебе не говорил, какой, а, Ягмур-джан? Как название-то?

– Не помню, – простодушно отозвался Ягмур и опять махнул рукой. – А-а, да какая разница… куда доктора направят, туда и едет. Сам не говорил, нет. А раз не говорит, я и не спрашиваю. Мне все равно. Говорю ему: Гуджук – вот тебе самый лучший курорт…

– Да-а, нам-то они не скажут, куда ездят… – с сожалением протянул Чакан, шумно вздохнул, мигнул невесело Атаеву. – Ну, давайте выпьем, друзья.

– У меня предложение, – сказал Атаев, поднял свою рюмку. – Давайте поднимем бокалы за дядю, который имеет такого хорошего племянника, как Ягмур-джап-еген! Хороший тост, Чакан?!

– Исключительно замечательный! – восторженно сказал Чакан и приподнялся на подушках, обнял за плечи Ягмур-егена. – Слышишь, еген? За дядю твоего пьем…

– И за всех его помощников, – добавил Атаев.

– И за всех его помощников! Пусть его звезда никогда не заходит и светит всем нам! Пусть под ее лучами разбежится всякая нечисть…

– Ну-ну, Чакан! Это уж ты слишком.

– Ничего, Ахмед-ага, я знаю, что говорю… – Чакана Атаева уже порядком развезло, и он не знал, куда девать свою энергию. – Узки райские ворота, ибо вход туда только избранным!.. Будем избранными!

– Да, помощники у него хорошие ребята, – вдруг сказал Ягмур, будто проснувшись. – Отличные ребята, друзья, точно вам говорю… Всем ребятам ребята, понимаешь. В отпуск они ездили вместе. Чемодана ему в руки не дают взять, вот какие… ик… помощники.

– Вот тебе боржом, Ягмур-джан.

– Спасибо, друзья… что за дядю. Давайте за дядю выпьем, это человек… Высо-окого ума человек, да. Можно сказать, государственный человек! Выпьем.

И опять они, в который уже раз, выпили, а Айлар-джан, словно большая грозовая туча по горизонту, ходила вокруг них, меняла им блюда, и каждый ее приход в комнату Ягмур узнавал по тоненькому треньканью рюмок в серванте.

– Айлар-джан!.. Спасибо, гелнедже, приглашаю всех вас в Гуджук! Бостан-еген тоже… она уж постарается, поверьте, друзья. Ночь не будет спать, но уж вас…

– Нет, еген, подожди, у меня другой план. Двадцать седьмого… нет, двадцать девятого числа моей младшей дочке Терезе исполняется… э-э… три года, вот! – Чакан торжественно оглядел всех. – Поэтому приглашаю всех я – всех, с женами. И если здесь сейчас сидят трое муж-чин-друзей, братьев, то пусть у меня соединятся и сестры! За это пьем!..

– За это, друзья!

– За эт-то!..

Какая-то мутная пелена держалась перед глазами Яг-мура, мешала видеть ему друзей, и он даже попытался отодвинуть ее, как дома отодвигал на окне кисейную занавеску, – цапнул ее раза два рукой, но ничего не получалось… Тогда он попытался приподняться, надо было идти. Уже идти надо было, хватит.

– Куда ты, еген, сиди!

– Домой. Надо это… домой, спать. Спасибо! Я от-бла… отблагодарю вас, друзья!

– Мы это знаем, дорогой, – обнял его, удерживая на месте, Атаев, утомленный водочкой не меньше других. Но он умел при этом держаться, а это большое дело – уметь держаться. – Подожди, посиди с нами. Вот как-нибудь, понимаешь, соберемся у тебя… дядю твоего пригласим… А что?! Пригласим.

– Пригласим, – мотнул головой Ягмур. – Обязательно, да.

– Дядю, говорю, пригласим… или сами съездим в Ашхабад, что нам!.. Нам недолго подняться, так, Чакан? Он хороший, наверное, человек, простой…

– Он-то? Ай, он очень простой… он вас полюбит! Он не посмотрит… Мои друзья – это его друзья! Душа у него… Высокий, говорю вам, человек, добрый.

– Разве мы сомневаемся в этом, еген!.. Давайте еще.

– Нет, нет… я пойду, хватит. Домой. Жена, понимаешь, ждет, нельзя…

– Да подождет она, куда ты торопишься?! Мы вот сейчас позвоним ей, и все дела.

– Позвонить? Нет, вы ей не позвоните…

– Это почему ж? Позвоним, долго ли.

– Да как же вы… – Ягмура почему-то разбирал смех, такие все они были смешные и глупые, и он с ними тоже. – У меня ж телефона нету!..

– Нету?! А что ж ты молчал до сих пор, дорогой? Как можно без телефона!

– А у нас так, не у всех… Зачем всем? Всем не хватит. Даже у Иламан-аррыка нету, а мне зачем?! Я… это… не начальник. Это у начальников – тр-р-р!..

– Будет и у тебя, клянусь! – Хозяин ударил себя ладонью в грудь, истово прикрыл глаза. И снова открыл их, скорбно глянул. – Иначе какие мы, Чакан, друзья, если у нашего друга…

– Будет! – поклялся Чакан. Он уже бурдюком оплыл на своих подушках и теперь говорил меньше, только лишь подтверждал. – Все будет, еген… Ты только скажи!.. Бостан или кто там… все приходите в магазин, всем будет, что хотите!

…Потом хозяин звонил куда-то, искал своего шофера и наконец нашел. Его слова: «Ты смотри, гостя не растряси, очень осторожно, понимаешь, вези, как будто меня везешь!..» – еще больше разозлили шофера, вынужденного тащиться в выходной куда-то за двадцать километров… Едва скрылся за поворотом дом начальника, он перешел на четвертую и так «давил» всю дорогу, не щадя ни машину, ни пассажира своего, храпевшего на заднем сиденье.

11

А потом была еще поездка вместе с Бостан-еген, оставившей их маленького на бабушку, поездка торжественная, под конец веселая и тоже хмельная. Чакан расстарался встретить гостей, на дастархане было все, что только можно достать в районе, как, впрочем, и все в доме Чакана Атаева, почти хозяина «цветнокаменного», – женщины района так называли универмаг, украшенный цветным кафелем… Бостан-еген осталась в общем-то весьма довольной знакомством, хотя новые друзья ей понравились куда меньше, чем мужу. В конце концов, решила она, муж знает, что он делает, на то он и мужчина в доме. Ей от души хотелось бы, чтобы чуть спокойнее, чуть честнее были маленькие блестящие глазки этого плута и, видно, пьяницы Чакана, чтоб немножко искренней говорили и вели себя товарищ Атаев с супругой, а сам Ягмур поменьше восторгался бы ими… ну, кто и когда угождал женщине во всем? Бостан-еген это тоже понимала и махнула рукой – пусть!

Между тем хитроумная машина молвы, еще ни разу с древних времен не ломавшаяся и не требующая никаких там техуходов и смазок, все раскручивалась и раскручивалась, набирая губительную свою силу… Весть о том, что двое известных теперь всему кишлаку Атаевых – бо-ольших, понимаешь, начальников! – приглашают «племянников» к себе, машины за ними присылают легковые, неутомимо обсуждалась везде, где собиралось больше одного человека. Хуже всего было отсутствие мало-мальски удовлетворительной причины такого вознесения «племянников», поэтому фантазия, создавшая в свое время столько народных сказаний, и здесь работала напропалую… Упомянутое отсутствие причин сначала удивляло, потом стало немножко тревожить, раздражать, потом попросту злить машину – не дай вам бог разозлить ее!.. Особенно раздражало это непонятное женщин – как в силу свойственной их природе ненависти ко всему непонятному и неизвестному, так и в силу их, мягко говоря, любознательности… А установка телефона, произведенная пару дней назад в доме Ягмур-егена двумя неразговорчивыми и потому, видно, умными техниками, вовсе переполнила всю чашу терпения гуджукских женщин. В самом деле, сколько можно терпеть?!..

Зайдя сегодня в магазин, Бостан-еген прошла в дальний его угол, в хлебный отдел. Продавщица куда-то отлучилась, Бостан стала приглядывать себе буханку хотя бы на вид помягче, когда услышала за высокой полкой-витриной, проходящей посредине магазина, свое имя, там разговаривала кучка ее соседок, подруг.

– …Ишь как сроднились! – говорил один голос, тонкий и негодующий. – С чего бы это им родниться, с какой такой стати?! Не понимаю, чем эта слепушка пришлась им по душе, что ей отрезы дарят…

– Подарили, в том-то и дело! Целых три отреза, один, говорят, такой цветастый, в крупных таких желтых цветах, а другой вроде зелененький, а по полю тоже такие…

– А ему, этому Ягмуру-яглы черному, белый костюм с галстуком, сама теща мне рассказывала. Эго надо же, целый костюм! Нет, женщины, что-то нечисто тут!..

У Бостан-еген даже дыхание занялось – что такое они говорят?! Какие отрезы, какой костюм? Ей, правда, подарили, но всего лишь косынку яркую, парчовую такую, а Ягмуру галстук… Слова их, голоса, среди которых узнала она голос Дурдяне, жены Иламан-аррыка, смертельно оскорбили ее. Она «слепушка»?! Ну и что такого, что у нее редкие ресницы, видит она своими глазами куда лучше, чем все эти сплетницы скопом… И Ягмура как обидели, масляным назвали, «яглы», как они могут так, где же совесть у них?! Не совесть у них, а беспризорная скотина: бродит где-то, а они здесь…

– Да, женщины, мы ей теперь больше не нужны… С женами больших начальников якшается, как же! Не буду, говорит, надоели наши мне, как…

– Что, так и сказала?

– Ну!.. Темнота, говорит, слова культурного не услышишь, хоть сто лет в этом Гуджуке живи.

– Ах, она!.. Да нужна нам она!.. Пусть якшается с кем хочет!

– А этот, масляный ее…

– А эта слепая говорит…

– Надо же так, женщины!

– Ты не смотри, что он масляный… телефон-то ему провели! Вот у тебя муж бригадир, и то вы без телефона, а ему поставили!

– Представьте себе, женщины: лежит она на кровати нога на ногу, как в кино, в черных таких очках, и по телефону так это – «але»!

– Что, уже и очки купила?!

– Ну!..

У бедной Бостан ноги отнялись. Забыв про то, зачем она сюда пришла, выбралась потихоньку из магазина и, захлебываясь слезами, побежала к себе…

Дома она, чтобы хоть немного успокоиться, заварила чай. Сидела, отхлебывала из пиалы и то и дело косилась на черный телефон, дремавший на тумбочке, словно кот, бормотала иногда:

– Можно подумать, что мои предки обходиться без него не могли, без телефона. Да пропади они все, если так!.. Какой позор, ай-вай-вай!.. Где у них совесть, не понимаю… на ходу выдумывают, балаболки этакие. Какие отрезы, где они, эти отрезы?.. Лучше б никогда их не видеть, проклятых этих друзей, чем такое… На улицу теперь не выйти, глаз не поднять от стыда, ай-я-яй! Даже черные очки… даже очки выдумали, мало им этих отрезов!

Она недолго сидела одна. В дверях появилась Дурдяне, что значит «прозрачная», «чистая», та самая, которая только что так злословила в магазине… Пришла, проклятая, прилетела.

– А я заглянула вот… с телефоном пришла тебя поздравить, сестра, – медово проговорила она, глаза ее зыркнули по комнате туда-сюда и остановились на телефоне. – Услышала вот, пришла. Телефон – дело такое, даже за деньги его теперь не поставишь.

– Да стоит ли поздравлять из-за него? – сказала, сдерживая себя, Бостан. Ишь, прилетела, тварь завистливая! – Вы, я слышала, «Жигули» дождались наконец, чго уж тут о телефонах говорить… Поздравляю!..

– Ай, спасибо! – напыщенно ответила Дурдяне. – Мы уж как-нибудь проживем без телефона вашего… подумаешь! Нашли чем удивить!.. А машина – вещь нужная.

– Никто и не собирается удивлять, с чего ты взяла, сестра, – сказала ей Бостан, крепясь. Ясно было, что жена этого тощего пришла назло ей, похвалиться машиной. – Садись лучше чаю попей.

– Не буду я пить чай! – не выдержала наконец, грубо сказала Дурдяне. – Ты знаешь, что женщины говорят о тебе?

– Да слышала… дошли до меня слухи. И как не стыдно такое говорить! – У Бостан даже слезы на глазах навернулись. – Совсем уж обезумели!

– Обезумели?! Ты думай, что говоришь, женщина! Зазналась, понимаешь, уже все ей дураки!..

– А разве нет?! Какие отрезы, какой костюм, зачем вы так…

– Как, гуджукские женщины дуры?! Да ты… да как ты смеешь! Ты думаешь, мы не знаем, куда вы метите со своим масляным?! Все знаем, дорогая, не такие уж и дуры!

– Ты подожди… что ты распалилась так, за что?

– За то!.. Знаем мы, куда вы целите. Видно, права поговорка: «Когда ишак жиреет, он и своего хозяина лягает…» Ну не-ет, до самого Ашхабада дойду, до министра, но не допущу-у!.. Пусть лучше деньги мои пропадут, чем честь.

– Какая честь, о чем ты?! – совсем растерялась Бостан, встала. – При чем тут честь?!

– Я знаю – при чем! На тепленькое место раззавидовались, чтоб твой как мулла расхаживал, а мой баранку на тракторе крутил?! Не выйдет!

– Дуреха ты, – только и сказала Бостан.

– Я дуреха?.. Я, честная гуджукская женщина?! Да я глаза тебе… Подумаешь, телефон они повесили! На хвост ишака ваш телефон похож и вы все тоже! Нет, уж я не допущу такого, ты так и знай со своим масляным!..

– Уходи отсюда! – сказала Бостан, вконец расстроенная, разозленная всей этой нелепицей. – Чтоб духу твоего здесь не было, сплетница.

Потерявшая дар речи, в лучших своих чувствах оскорбленная Дурдяне всплеснула руками… Но она еще и до двери не дошла, как благословенный дар вернулся к ней, обогащенный трижды… Так она с ним и ушла, методично понося и проклиная все, что попадалось ей на глаза, вплоть до дверных косяков и веника в углу.

И едва только она ушла, зазвонил телефон. Звонил он долго и настырно, будто требовал к ответу. Кого и за что, неизвестно было, но требовал. Бостан сидела перед остывшим чаем и тупо смотрела на этот оживший вдруг, с резким и дребезжащим, как у Дурдяне, голосом проклятый аппарат и так и не подошла, не подняла трубку.