Текст книги "Где нет княжон невинных"

Автор книги: Артур Баневич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 34 страниц)

– Каких корчмах?

– А вы думаете, где трактирщицы из «Невинки» желающих ищут? Через цех объявления дают? Говорят, уже давно никто не пробовал, но я слышал, что однажды несколько женщин приехали в эти места, выдавая себя за аристократок. Полтрактира в награду давали и руку сына или брата, так что неудивительно, что одна-другая польстилась! Мало, что ли, незаконнорожденных, которым матери втолковывали, что их королевич родил? Но, по правде-то, сюда к нам, кажется, и настоящие монаршьи ублюдицы попадали, потому что из девяти исследованных только одна гороховое испытание прошла, и ее рано утром без синяков от нар отвязали! Правда, в то время голод буйствовал, так некоторые говорили, будто палач горох сожрал, и поэтому… Ну, однако, и у тех восьми, которых обезглавили, кровь подпорченная была, а потому и кожа не слишком нежная! Так что не стоило их на перины укладывать! – Врахта ненадолго умолк. – Ну так как, господин чародей? Можно людей за девкой посылать? Коли она не княжна, то у нее волос с головы не падет! Заплатите городу, и она ваша!

Дебрен ненадолго задумался. Фура горела, несло жареным человеческим мясом и паленым конским волосом. У них было еще немного времени, но, если прервать переговоры, к ним уже не вернешься.

– Хотя бы одну перину, господин Врахта! – воскликнул он. – У нее кожа нежная! Вы б и сами-то синяки заработали, если вас на досках и горохе!..

– Но не невинность! – захохотал лучник из-за пихт.

– Вот именно, – подхватил десятник. – Не беспокойтесь, господин чародей! Грабогорка – правовой город! По законам живет! Никто там женщину не обидит, ежели она невиновна! А один синяк вины не доказывает! Она еще и невинной должна быть! А известно, как бывает с чародейскими бабами: «Вместо невинности под подолом мочалки носит». Ну заглянут ей под юбку и вообще на горох не пошлют.

– Пошлют! – заверил солдат, откапывающий оружейные припасы, и кинул коллеге за пихтой пучок стрел. – Палач молодую бабу из ямы не погонит! Задарма опыт проведет!

Дебрен принял решение – это было нетрудно.

– Стреляй! – бросил он вполголоса. – Немедленно.

Они понимали друг друга. Збрхл высунулся, арбалет щелкнул, болтающаяся бесперая стрела помчалась к цели. Попала только потому, что перепуганный солдат отскочил не в ту сторону. Острие врезалось в защищенное кольчугой предплечье так неглубоко, что раненый вырвал его первым же инстинктивным движением, но они, несомненно, добились успехов. Лучник быстро спрятался среди остатков телеги и больше не стрелял и не пытался подкинуть товарищам добытые из-под снега стрелы.

Другое дело, что этого и не требовалось. Солдаты попрятались, но не ответили на нападение яростным дождем стрел.

– Вы сами этого хотели! – заорал уязвленный десятник.

Фура горела. Пока что только с правой стороны. Если забыть о вони горящего мяса, было даже приятно, потому что тепло. Они сидели, опершись о доски и конский труп.

– Побегу, – тихо сказал Дебрен. – Сила у меня восстановилась немного. Зачерпну еще из пламени, и…

– Они тебя в ежа превратят. – Збрхл не смотрел на него.

– Конь далеко не ушел. – Чародей указал на круг, вытоптанный на повороте вороным. – Стрелы его напугали, но это дикая чаща. Наверняка стоит там, ждет людей. Это сильный конь. Понесет нас обоих.

– Дебрен, нам живой ее с моста не вытащить.

Магун схватил веревку, начал привязывать к колесу.

– Я пущу энергию в снег, – спокойно сказал он. – Будет как в мойне. Прежде чем они сообразят, ты ее притянешь и…

– Тебя убьют.

Он засопел, проверил узел.

– Уже убили. – Только теперь их взгляды встретились. Збрхл сглотнул слюну. – Ничего не говори, я сам знаю: старый, а дурной. Но ничего не поделаешь. Без нее я не смогу… не знаю почему. Так получилось. У меня сердце на мелкие осколки…

– Это пройдет, – очень тихо сказал ротмистр. – Когда у меня Здренка умерла… Если б не дети, я тоже, наверное, бы…

– Но у тебя были дети. У нас – нет.

– Я видел, как они стреляют. Ты не добежишь.

– Добегу. – Дебрен вытащил из бухты второй конец веревки, начал завязывать палаческую петлю. – Она неглубоко лежит. Ты вытянешь. Достаточно будет, если я ее за руку зацеплю.

Он докончил узел. Проверил. Петля затягивалась гладко, даже кисть ребенка не должна выскользнуть.

– Другого способа нет?

Дебрен надеялся, что Збрхл его об этом не спросит. И молился – чтобы спросил.

– Есть, – прошептал он. – То есть… возможно.

Он чувствовал на себе взгляд Збрхла. Изумленный взгляд.

– То есть как? И ты ничего не говоришь?

– Нам видно руку. – Это было у него перед глазами, независимо от того, куда он смотрел. Ее последний образ. Он надеялся, что добежит и сделает все, что надо. Но чтобы дать ей и Збрхлу хоть какой-то шанс, сразу после этого следовало упасть в снег чуточку дальше. Не оглядываться. Впрочем, он бы все равно мало что увидел. Замедлит заклинаниями кровообращение, загустит кровь, притупит органы чувств. В таком состоянии даже с двумя-тремя стрелами в теле он сумеет пробежать несколько десятков шагов. Но глаза наверняка подведут. Придется следить затем, чтобы не ослепнуть раньше, чем он доберется до ее руки.

– Ну и? – поторопил Збрхл.

– Только руку и ничего больше, – пояснил он. – Я не знаю, как она лежит. А в руку стрелять не стоит. Рука поднята высоко, кровь впитается в снег.

– Ты хочешь ее убить? – Голос Збрхла сделался жестким. – Чтобы ее никто?.. Если не твоя, так и ничья?

– Я не хочу ее убивать, – спокойно пояснил Дебрен. – Помнишь ворожейку?.. Ну, Цедрих и кудабейка… Помнишь? Мост должен развалиться от княжеской крови. Излившейся из глубины тела.

– Из-под сердца. – Это запомнили оба. – Дерьмо и вонь… Ты прав. Княжна, вдобавок бельницкая. Все десять условий, девственница… Но погоди, Дебрен, погоди… Она ведь жена Выборина. Вроде бы родня, но кровь…

– Я ей не верю. – Чародей на мгновение опустил веки, потом снова взглянул ротмистру в глаза. – Ты сможешь, Збрхл? Ты смог бы выстрелить?

– Да ты никак разума лишился?

– Скорее всего и так никто из нас не выживет. А без моста по крайней мере Петунка уцелеет…

– Она ради меня сюда пришла. – Збрхл был бледен как труп. – Потому что правило ГЗМ… а она не хотела… Она жизнь отдаст за меня, за Петунку, за тебя… И я должен в нее из арбалета?..

– Выстрелишь? – Дебрен был собран, как всегда, когда черпал силу из огня. Это помогало сохранить спокойствие.

– Ничего оно не стоит, такое супружество. Может, ее и именуют княжной, но кровь, наконец закон…

– Я ей не верю, – повторил Дебрен. – Помнишь, что она говорила о ребенке Серославы? Выборине, как мы установили методом дедукции. Именно Выборин… Когда Петунка первый раз о магических метелях упоминала, то говорила, что тогда охотились на ведьму, которая ребенка украла. Ты слышал, чтобы ведьмы мальчиков воровали? – Збрхл молчал, глядя на него расширенными глазами. – Они девочку искали. Твой отец погиб, потому что тоже, как дед и Кургузый, на бабу нарвался.

– Бабу?

– Ты помнишь, что она Петунке сказала? «Я б еще одного Збрхла убила. Пеленкой». Понимаешь? – Збрхл, кажется, понимал. Он молчал, явно потрясенный. – В Бельнице существует любопытная традиция. Бабы там то и дело за короной охотятся. Не важно, с толком ли или без. Но они имеют вес в политике. Дорма, Амма, даже Ледошка… Посмотри на Петунку. У нее все признаки чистокровной княжны. Подсыпь такой гороху под тюфяк, и она утром вся в синяках встанет. А Ленда… Черт побери, даже Йежин углядел в ней сестринскую схожесть. Он, я, ты… Ленда с самого начала, может, и в шутку, но чужую женщину сестрой называет. Збрхл, ты помнишь, что Дамструна предсказала Гвадрику?

– Ну… что сын величия добьется.

– Не сын. Ребенок. Не названный по имени и даже непонятно, какого пола. Ребенок. Княжеский, но рожденный при демократии. Подумай: как прореагировало бы демократическое правительство, зная о таком прогнозе?

– А хрен его знает. Демократические правительства отличаются тем, что ухитряются самой лучшей ворожейке по заду дать. То, что ты говоришь, Дебрен, ничего не доказывает.

– Не знаю, от кого Серослава ее спасала. Знаю, что сейчас тощая Бельница рискует вступить в конфликт с разжиревшей Телепортганзой ради того, чтобы поймать невинную супругу кастрированного князя. – Он дал ротмистру немного времени подумать. – Все вместе это не сходится. Она нас обманывает. Помнишь, что ты говорил о Гарроле и Претокаре? Что правители частенько поддерживают себя гормонами, поэтому их жены нередко рожают близнецов. Об этом предпочитают не говорить – вопрос довольно нескромный, – но по правде говоря, такая процедура на Западе, при демократии, весьма распространилась… У нас, может, не очень, но в Совро, Восьмиграде… Демократы частенько умерщвляли новорожденных, которые могли бы претендовать на престол. Поэтому самые бойкие кандидаты в отцы заботились о том, чтобы произвести близнецов и заполучить доверенную акушерку. Рождались двое, мир узнавал об одном, а первородный – обычно мальчик – воспитывался в тайне. Того, кто похуже – в основном девочек, – списывали в расход. Часто мать, чтобы себе боли не причинять, такому грудь не давала. Малыша воспитывала кормилица. С глаз долой – из сердца вон. Отравят, задушат… не так больно будет.

– Что ты несешь? Родители, собственного ребенка?

– Владыки, Збрхл, владыки. Нравственность выглядит иначе, когда смотришь с высоты трона. К тому же я не говорю, что все… Но многие. После Осени Королей, когда пришло время возвращать феодализм, у магов появилась масса работы с установлением, кто из претендентов берет начало из более первородной линии. Потому что и демократы охамели. Бывало, что глуповатую близняшку или предназначенную на отстрел девочку сознательно оставляли в живых. И случалось, паренек погибал по приказу собственной родни только потому, что начинал подрастать бодрым и здоровым, блокируя дорогу к трону более подходящему брату. Подумай: а что, если Ленда и Выборин – брат и сестра, если именно ее Серослава первой у матери из лона приняла… И если даже первородным был Выборин, то неизвестно, к которому из близнецов относилось пророчество Дамструны. В обоих случаях у Гвадрика были бы минимальные шансы заполучить трон. Никто не поддержит кандидата, зная, что его дети станут драться за наследство.

– Логично, – согласился Збрхл. – Но где доказательства?

– Нету, – пробурчал Дебрен, заглядывая под фуру. Лучники совещались, перекликались, что-то, кажется, происходило. Но скорее всего ничего важного: стрелы не посвистывали, никто не высунул носа из-за укрытия. – Только предположения. Возьмем Серославу. Она твоему отцу в бою громами помогла. Обычная колдунья не станет конский лоб молнией прижигать. Их не сжигали бы на кострах, если б они умели и хотели бороться. Значит, она не обычная колдунья, а мастер. А ведь она рисковала и умерла в узилище из-за того мальца. Зачем, если это был Выборин? Бельница не Совро, здесь князей не убивали. Вроде бы было пророчество Дамструны, но такая ворожба – как раз охранная грамота, гарантирующая неприкосновенность. Кто станет спорить с судьбой? Коррумпированный демократ?

– За ней гнались.

– Но вряд ли хотели убить младенца. Она осталась в живых. Думаю, для того, чтобы за ребенком присматривать. В башне. А значит, это не Выборин. В башнях наследников престола не держат. Даже Гвадрика – и того всего лишь в монастырь заточили. Ну и поднос…

– Поднос?

– Тот, который Серослава соскребать не давала. В десять раз дороже золотого. Если я прав, то никакой это был не поднос, а вогнутое зеркало. Сильный чародей, занимающийся медициной, может с его помощью проделать операцию. К примеру, на сердце. Не вскрывая пациента.

– На сердце?

– Или, скажем, на матке. Для манипуляций с зачатием и беременностью лучшего инструмента не найти.

На другом берегу старший десятник Врахта что-то крикнул. Дебрен снова выглянул из-за заслона – и снова ничего не заметил.

– Зеркало, – проворчал Збрхл. – И где ж тут Ленда?

– В башне, – спокойно сказал Дебрен.

– Э?

– Подумай, Девичья башня – особая тюрьма для особых узников. Князева прабабка пишет кровью на стене, что извечный враг оттрахал ее внебрачно, а она испытала блаженство, вместо того чтобы от позора умереть. Рядом старые, ценные собрания книг. Дневник Мрачной Валь, в котором девица Ленда находит гравюру с изображением Большого Разумного Попугая. Повторяю, дневник. Самые тайные, самые личные записи. А Мрачную Валь Ленда в одном ряду с Дормой, Аммой и Ледошкой перечислила.

– Потому что она княжна, – пожал плечами Збрхл. – Я слышал о ней. Вроде бы крепкая была сука.

– Оскорррбитеррь. Яррровидовну Куррой Четверрроногой!

Они обернулись, как по команде. Слишком поздно: Дроп, хоть и пользовался исключительно лапками, передвигался на удивление быстро. Промчался под фурой и оказался перед ними.

– Ты оскорррбирр добррродетеррьницу рррода! – проскрипел он Збрхлу в лицо. – Курррация и ррристаррище!

– Чего-чего? – заморгал ротмистр.

– Он тебя вызывает, – пояснил Дебрен, протягивая и тут же снова отводя руку. Ему не надо было ощупывать крыло, чтобы понять, почему оно бессильно повисло. – Когда у него кость срастется…

– Отхватил? – Збрхл, мало обеспокоенный перспективой поединка, сочувственно покачал головой. – Но бегать ты, вижу, в состоянии. Это хорошо. Беги к Петунке и скажи…

– Ррренда? – прервал его Дроп. – Спасена?

Сломанное крыло покрывали красные сосульки замерзшей крови, попугай весь был усыпан снегом. Голова тоже была в крови, а взгляд не вполне нормальный. Было ясно, что досталось не только крылу.

– Добродетельница? – Дебрен наклонился, глянул птице в глаза. – Дроп, кончай выпендриваться. Ленду засыпало. Если я буду знать, возможно, еще что-нибудь удастся… Она княжна, да? – Попугай замялся, но почти сразу кивнул. – По крови? По прямой линии или?..

– По наипрррямейшей. Пррравдивейшая корррорревна. Гвадрррик норрь, вторрростепенная ветвь, узурррпаторр. Рренда перрвейшая из перррвых. Кррровь ценности рррубинов…

– Что он несет? – не понял Збрхл. – Ничего не…

– Царственная кровь? – проигнорировал его Дебрен.

– Экстррремаррьно.

Магун попятился, оперся спиной о колесо. На мгновение прикрыл глаза. Он не хотел, чтобы они увидели слезы.

– Ничего, дерьмо и вонь, не понимаю, Дебрен, эта Валь…

– Княжна, – сказал Дебрен, не открывая глаз. – Первых встречных к дневникам княжон не допускают. К порнографическим поэмам развратных княжон – тоже. И не запирают в Девичью башню. Не понимаешь? Их обеих там держали. Серославу и Ленду.

– Прррравдоподобно, – поддержал его Дроп.

Что-то тяжелое легло Дебрену на бедро. Он открыл глаза.

– Возможно, вы правы, – прошептал Збрхл. – И ее кровь действительно… Но я в нее стрелять не стану. Если сможешь…

Дебрен поднял арбалет, снова сунул в руки ротмистру.

– Я и в овин-то не попаду.

– В Рррренду? – Дроп взъерошился, чуть не подпрыгнул от возмущения. – Сдуррррерри?!

– Он прав. – Збрхл отложил оружие, отодвинулся, как от змеи. – Фура сгорит, тогда мы за конским трупом заляжем. В конце концов им надоест. Они нападут. Либо уйдут. Они понимают, что мы ничего не можем сделать. Морвацкий мост обухом не перешибешь…

– Она задохнется, – остановил его Дебрен. – Или замерзнет. Она вся мокрая от пота. Прежде чем фура сгорит, ее уже не будет. Ее кровь на мосту – самый лучший выход.

– Зррррачки выдерррру! – заверещал Дроп. – Прррикончу!

– Тогда бери и стреляй, – пожал плечами Збрхл. – Потому что я скорее сам у себя зрачки выдеру, чем в Ленду…

– Ты не понимаешь. Кто-то должен вцепиться в веревку. Если мост не признает ее княжной или ворожейка Цедриху глупостей набрехала, тогда для того, чтобы ее притянуть. Если это соответствует условиям… чтобы не свалилась в пропасть, когда пролет рухнет. Так или иначе, один из нас должен добежать. Ты едва ходишь. А я стрелять не умею. Ты сильнее, вытащишь ее из-под снега. Я даже если б смог вытащить, не попаду куда надо. Ну и ты, пожалуй, не сможешь испарить снег, а пар нам понадобится. Сломанный мост задержит погоню, но не остановит стрелы.

Он говорил дельно и, что еще важнее, – со смыслом. Збрхл был солдатом и привык подчиняться аргументам.

Дроп не подчинился.

– Капррю крррови прррорривать запррррещаю, – бросил он угрюмо, залезая под фуру и вставая между ними и Лендой.

– Подумай как следует, – пожал плечами магун.

– Оборррона рррода Рренды обусрровррена тррррадицией рррода Дррропа, – пояснил попугай. – Нет аррьтерррнативы.

– Збрхл будет целиться в ногу.

– Запрррещаю.

– Погоди, Дебрен. – Ротмистр посмурнел еще больше. – Если уж к ворожейке серьезно отнестись… Кровь должна быть из-под сердца. Из глубин внутренностей. Обычная может не сработать. Она была ранена в плечо. И ничего.

Чародей довольно долго молчал. Попугай вылез из-под фуры. Перебрался к ним. Неудивительно: дно фуры горело, сверху капала смола.

– Если мост не рухнет, никто из нас живым не уйдет. Они догонят. – Магун зажмурился, потом открыл глаза и безжизненно посмотрел на Збрхла. – Целься в живот. – Ротмистр молча осенил себя знаком колеса от лба до груди. И заметно побледнел. – Может, выживет. Она постоянно твердила, что на ней раны как на собаке заживают. Лучше малый шанс, чем…

Дроп вскочил, отчаянным взмахом обеих крыльев – сломанного тоже – взвился на локоть вверх. И упал. Прямо на арбалет.

Наконечник переломленной стрелы легко пронзил Дебрену бедро. Польза от слишком широкой формы острия была та, что вторую ногу всего лишь забрызгало кровью. Болт бы пробил и вторую ногу.

Никто не шелохнулся. Збрхл замер от изумления. Дебрен – частично от потрясения, частично потому, что творил заклинание. Дроп – потому что потерял сознание. Из-под перьев показался обломок кости.

Кровь расползлась дюжиной щупалец на две стопы вокруг и этим ограничилась. Со сгущением было еще не очень хорошо, но заклинание, сужающее сосуды, начало действовать. Ротмистр тем временем опомнился, отрезал кусок вожжи и перетянул Дебрену простреленное бедро.

Потом они сидели молча и неподвижно.

– Они ее убьют. Я иду, – сказал наконец Дебрен, попытавшись встать.

Голова закружилась не слишком сильно, но Збрхл положил ему палец на колено здоровой ноги, и этого оказалось достаточно – встать он не смог.

Дроп пошевелился. Приоткрыл глаза. Тут же вознамерился вскочить и сбежать под фуру, но рука чародея пригвоздила его к брусчатке.

– Завистник! – заскрежетала перепуганная птица.

– Дебрен, он только… – Збрхл схватил магуна за руку, но вторую руку удержать не успел. Сложенные в щепотку пальцы коснулись сломанного крыла, сверкнул голубой огонек. – Оставь его! Все равно ничего из этого не получится…

Он умолк. Дроп не корчился от боли, не пытался вырваться из рук истязателя. Он лежал, склонив голову набок, и посматривал на ползущие по перьям светлячки. Попугай казался изумленным.

Дебрен мягко, но решительно высвободил запястье. Обхватил обеими руками тельце птицы, мысленно произнес нужную формулу. Потом отодвинулся, оперся о круп мертвого коня. В глазах у него стояла та же неуверенность, что и у остальных.

– Он хотел как лучше. – Збрхл на всякий случай взял попугая, переложил позади себя. – Мозги у него куриные, но…

– Дроп, – отмахнулся от ротмистра Дебрен, – ты добежал сюда. Я знаю, что ты сумеешь добежать и до Ленды.

– Прррошла борррь. – Попугай приподнял сломанное крыло, недоверчиво покачал им.

– Ничего особенного. Блокада и немного магии для улучшения кровообращения. – Дебрен потянул руку к концу веревки с петлей. – У тебя прибавится сил, но надо быть осторожным. Если они попадут…

– Ты хочешь послать его? – понял Збрхл.

Птица встала и, не колеблясь, двинулась к чародею. Остановили ее только слова Дебрена.

– Ты должен пустить ей кровь, Дроп.

Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза.

– Нерррреаррьно, – тихо сказал попугай.

– Должен. Или мы, или этот мост…

– Неррреаррьно, – жалостливо глянул на него Дроп. – Рррранить Рренду? Смеррррть.

– Легонько ранить, – опередил Дебрена ротмистр. Он не был во всем полностью уверен, но, не видя других возможностей, сразу же ухватился за эту. – Не бойся. Девка – тертый калач, ее и стадо петухов не доконает, что уж говорить…

– Смеррррть Дроппппа, – пояснила птица. – Я умрррру. Серррдце. Старрродавняя чаррра. Безгррраничная верррность. – Он заскрипел клювом в бессильной злобе. – Черррртов Яррровид! Безаррьтерррнативное огрраничение.

– Он приказал наложить блокировку? – догадался Збрхл. – Тому посланцу, который потом с юным Доморцем стакнулся? – Дроп кивнул. – Ну-ну… я слышал о заклинаниях, которые принуждают к лояльности. Но чтобы так… Не преувеличивай, парень. Легкая царапина ни одного из вас…

– Царррапины достаточно. Пррреднамерррреность умеррртвит Дрропа. – Птица наклонилась. Помогая клювом и одной лапкой, перевесила себе на шею конец веревки с петлей… – Что деррать… Попрррробую.

Збрхл приподнялся, выстрелил. На этот раз спровоцировал он только одного, но когда повторил, над их головами пролетели уже четыре стрелы.

– Не спеши, – инструктировал попугая Дебрен. – Сначала – петлю на руку, потом копни под ней. Надо приоткрыть участок брусчатки, иначе кровь впитается в снег. – Он расстегнул кафтан, подтянул рубашку, несколько мгновений колебался, водя пальцем по животу. Наконец указал место. – Сюда… Если крови окажется слишком мало, то глубже будет сосуд.

– Готовьтесь, – просипел Збрхл. Ворот у него в руках вращался как сумасшедший. Если стрелять быстро и подряд, на той стороне никто не станет задавать себе вопросы. – Дебрен, если б какую-нибудь небольшую молнийку… то правее, лады? – Он уложил сломанную стрелу в желоб, повернулся, придвинулся к краю фуры. Давай!

Дело пошло лучше, чем ожидал Дебрен. Их стрела в полете разминулась с двумя летящими с противоположной стороны. Солдаты явно ждали. Две следующие сорвались с тетивы, когда Збрхл нырнул за фуру, уходя от первых двух. Пятая выпала у лучника из рук, когда не слишком опасный, но внешне эффективный пирошарик внезапно ударил в прикрывающий стрелка древесный ствол.

Дроп слегка замешкался, да и потом, груженный тяжелой, волочащейся по брусчатке веревкой, бежал удручающе медленно, однако неожиданность свое сделала. Прежде чем сосед Врахты крикнул «Петух!», птица уже была на полпути. Далеко. Сразу после этого Дебрен бросил очередной пирошар, перепуганный солдат спрятал голову, и прежде, чем первая стрела помчалась к приближающемуся попугаю, тот исчез из глаз стрелков, прикрытый завалами снега.

Долгое время ничего не происходило. Дебрен, лежа на животе, пытался понять, что делает Дроп, Ему удалось высмотреть петлю на торчащей из-под снега руке, но ниже видимость перекрывали брусья и мертвые тела.

Зато он слишком хорошо видел другое.

– Збрхл!

Дебрену даже не пришлось кричать – Врахта сделал это за него.

– У того камня!

Десятник поднял лук, натянул. Направил почти отвесно в небо, застыл на мгновение, вводя небольшую поправку на угол и силу натяжения.

Збрхл лихорадочно заменял сломанную стрелу последним болтом, но десятник был профессионалом и опередил его. Он высвободил тетиву и тут же отложил лук, согнувшись за скалой, из-за которой выглядывали только глаза.

Стрела надолго исчезла у Дебрена из виду. Он даже подумал было, что навсегда, и когда снежный вал за рукой Ленды вдруг расцветился красным оперением стрелы, магун вздрогнул.

– Хорош! – оценил Врахта. – Туда бейте! Один по верху, второй прикрывай! Спокойно, парни, время у нас есть!

Збрхл не пробовал стрелять. У тех было время, они были внимательны. Он сел, взглянул чародею в глаза.

– Мы показали, где она лежит, – буркнул он. – Чертов бульонщик! Не мог родиться не таким разноцветным?

– Попадут? – Дебрен рискнул: встал и, глядя над языками пламени, попытался определить места падения стрел. Две уже торчали из сугроба. С неба упали четыре, две исчезли бесследно. Снег был утыкан глыбами земли и камнями, но не густо, и острие, не встретившее другой преграды, вероятно, задержалось на пролете моста.

– Береги голову! – крикнул Збрхл, и тут же просвистела стрела. Дебрен послушно присел. – Ее они не видят, но камень-то, надо думать, видят все. А они точны, и у них шестьсот…

Закончить он не успел.

– Дебррррен! – разорвал тишину отчаянный крик. – Паррра не хватает!

Он упал на живот, заполз под фуру, не обращая внимания на бушующий над головой костер. Огонь мог в любой момент прожечь доски, но надо было лезть. Он сразу же увидел проделанный изнутри туннель в сугробе, припорошенную снегом радугу перьев и – самое главное – золото парика. Лица Ленды он не видел. Дроп прокопал слишком узкий туннель, и у него было и без того много хлопот с собственным дыханием, заслонявшим глаза облачками конденсированной влаги, чтобы хоть на мгновение обманывать себя, что плохо понял.

Он должен видеть ее дыхание. Вскрики гораздо меньшей размером птицы он не только слышал, но и замечал.

– Спасай Рренду! – Язычок пара вырвался из клюва попугая, как из-под крышки горшка. – Она умиррррает!

Збрхл, ругаясь, поднялся на ноги. Длинная стрела внезапно материализовалась в поле зрения, ударила в щитоподобный камень, высекла сноп искр, упала рядом с Дропом. Попугай дернулся, выполз из снежной норы, волоча за собой сломанное крыло и парик Ленды. Собачка арбалета щелкнула, последний болт с радостным свистом помчался к цели.

Что-то мягко и влажно ударило сзади. Впереди приоткрытая голова девушки пряталась под самой фантастичной во всем Виплане шапкой: Дроп повалился на нее, прижался, вцепился в шею и виски всеми коготками. В локте от него следующая красноперая стрела задрожала в сугробе, наткнувшись на скрытую под снегом брусчатку.

– Дебрен…

Он повернул голову, заранее зная, что увидит. Голос Збрхла был еле слышен. Гораздо громче ударились о камни колени и локоть ротмистра. Второй локоть не ударился: у Збрхла еще оставалось достаточно сил, чтобы упасть на правый бок, оберегая рану. Стрела торчала из левого.

– Дерьмо и… – Со своего места под фурой Дебрен не мог оценить угол и место попадания. Кажется, высоко, но на пути наконечника могли оказаться и легкое, и даже сердце. – Точно, как… Не иначе как предназначение.

Необходимо выбраться из-под фуры, что-то сделать. Он не мог. Кургузый, потом дед, затем отец… Ленда пожертвовала жизнью, но и это не помогло. Голова, зад, а теперь…

– Дроп! – Он отвернулся – не мог смотреть, как умирает очередной Збрхл. – Пусти ей кровь! Быстрее!

Птица лишь крепче прижалась к голове девушки. Прикрыла своим телом, но, глядя на падающие с неба стрелы, нельзя было обманывать себя: большинство из тех, что попадут, пробьют насквозь и птицу, и череп Ленды. Стрелы падали уже всего лишь в стопах от девушки, и было ясно, что задолго до того, как в небо отправится шестисотая, Ленда превратится в груду мертвого мяса с прибитым к голове трупом попугая. Раненному в руку солдату, скрытому за остатками фуры, не было нужды ни выкапывать очередные пучки стрел, ни вмешиваться в бой. Но, разумеется, он вмешался.

Когда чародей увидел его снова, он полз посредине покрывающей мост осыпи. Точнее, полз большой прямоугольный щит. Солдата, проваливающегося в сыпучий снег, видно не было. Он передвигался с трудом, но еще труднее было бы его задержать: погружаясь по пояс в сугробы, он становился ниже ростом и мог прикрываться наклонно установленным щитом.

Тяжелый арбалет, такой, как у Збрхла, мог расправиться с осадным щитом, но не при таком угле. Что, впрочем, не имело значения: болты кончились.

– Дроп!

– Неррреарррьно, – ответила птица, прижимаясь к голове девушки с усердием нетопыря. – Прррости!

Дебрен выжал из мозга остатки свободной энергии, схватил лежащий около колеса серп и, воспользовавшись его ручкой как волшебной палочкой, послал молнию. От серпа отвалилось острие. Щит от удара развернулся, заехал солдату по уху. Отразившийся от лат разряд пошел в небо, щитоносец вылез, приоткрыв на мгновение половину тела, но некому было воспользоваться случаем. Дебрен – даже будь у него под рукой арбалет – не смог бы стрелять: ручка серпа разлетелась у него в руке с такой силой, что парализовала до плеча. Боль и усилие на какое-то время ослепили его.

– Дебрен… хватит, – услышал он слабый голос Збрхла. – Так мы ей ничем не… Все, что было можно, ты уже… Зови их… Врахта… сдержит слово, довезет ее живой до города. Пожалуй, лучше…

– Мы половину деревни перебили. – Тьма перед глазами распадалась на клочья, вращающиеся как сумасшедшие, но по крайней мере перемежающиеся с серым. – А из взрослых так наверняка…

– Ему… платит не деревня.

– Сам он тоже половину людей потерял.

Дебрена мутило. К счастью, желудок был пуст.

– Он такой же, как я. Наемник. Нам не делает чести… раненую бабу добивать. Петунка на князя замахнулась, а не на глупый мост. Но ведь и ее тоже никто даже… башмаком. Дебрен! Ты себя хорошо чувствуешь?

Не соображая, что делает, Дебрен задом выполз из-под фуры. И, похоже, восстановил зрение. Уверен он не был. Кажется, он запомнил бледное, стянутое болью и беспокойством лицо ротмистра. Впрочем, возможно, и нет.

– Ты что-то сказал? – пробормотал он.

Даже если Збрхл и ответил, ни один звук не пробился в его сознание. В голове звучал другой, женский голос.

«Я везла его на санках… И все время думала, как все это сказать. Мы вместе планировали, я не выбила это у него из головы, а теперь… У меня ни царапины, а он…»

Те двое проиграли проклятию. Теперь проиграть должны они. История повторяется.

Тогда почему? Почему он слышал Петунку? Глазами воображения он видел, как, пошатываясь, в куцей зеленой юбке, не задевающей во время охоты за ветки, окровавленная, вся в соплях, она тащит Цедриха.

Чума и мор! Это тоже ее слова. Он должен думать о Ленде. На той стороне не было бельничан, чудо одиннадцатилетней давности повториться не могло.

«У них были лучники, но никто стрелы не выпустил. И когда пехота двинулась, тоже никто… неудивительно. Баба, течет из нее все, что только можно: слезы, сопли, кровь…»

Врахта и его люди не жалеют стрел, а солдат со щитом уже очухался и ползет дальше. Чтобы убить. Второго чуда на мосту Мешторгазия не будет. Не хватило…

«…ворожейка толковала о княжеской крови, пролитой на мост из глубины внутренностей, из-под сердца».

Петунка не выполнила условий. Крови Ленды никто попросту не успеет пролить. Дроп не в состоянии. Збрхл не может стрелять, он, Дебрен, и в овин не попадет. А вот в нее как раз, наверное, попал бы. В самую середину головы, в сердце, а может, в аорту. Он был почти уверен, что именно туда.

Збрхл прав. Он сделал для Ленды все, что мог. Разум подсказывал ему, что надо сдаться, положиться на судьбу и милость грабогорского суда. Уйдет время на дорогу, испытание горохом, да и на процесс тоже. Может, подвернется оказия… Ей не сделают ничего хуже, чем может в любой момент сделать любая из стрел, а за три-то бусинки уж наверняка без всякого «может» это сделает меч щитоносца. Судьба, которая хуже смерти, ей не уготована. У нее есть пояс. Она свято верила в то, что не переживет силовой попытки снять его, и Дебрен запросто заразился этой верой. Она не была покорной овечкой, наверняка знала, что говорит.