Текст книги "Где нет княжон невинных"

Автор книги: Артур Баневич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 34 страниц)

Бежал к ней.

И, конечно, не добежал. За мгновение до того, как первая удачно пущенная стрела промчалась на уровне его пупка, и до того, как он получил удар поручнем, его нога попала на скользкий, залитый святой водой камень. Он растянулся во весь рост.

– Все вы – обосранные лжецы! – На этот раз Ленда, вместо того чтобы рубить, оттолкнулась древком от булыжника и с трудом поднялась на ноги. – Банда чертовых магунов!

В распоряжении моста на северной стороне оставалось всего четыре свободных поручня, но пока что этого хватало. В сторону выступающего из-за ряда балок женского торса полетели вилы, два серпа, молот и, кажется, коса, но ни один из снарядов не преодолел подвижную преграду поручней. Единственный лучник, пробившийся в голову толпы, не успел проверить качества преграды: Збрхл не зевал – получив болт в середину груди, вояка рухнул под колеса телеги-тарана.

– Ты с ума сошла! – Дебрен, которого немного отрезвил свист над шеей, кинулся на четвереньках к мосту.

– Он должен был рухнуть. – Ленда поглупела вконец: она не только поднялась с колен, но вдобавок еще и повернулась спиной к врагам. В ее лице было что-то такое, что отталкивало, может, даже сильнее, чем чертовы брусья, которые уже сейчас с готовностью двинулись навстречу человеку. – Говенный портач! Приложить безоружной бабе грифоном может, а вот снять проклятие – никак! Пошел прочь, брехало!

– Я портач? – Он добрался до первого бруса, брус опустился, преградил ему путь, второй оттянулся назад, явно набирая размах, поэтому из-за отсутствия других возможностей Дебрен пытался хотя бы понять.

– Мешторгазий! – Она почти плюнула этим именем. – Кур ему щипать, а не проклятия насылать на людей!.. Осторожней!

Стрела врезалась в поручень перед самыми его глазами, сыпануло трухой, и он уже плохо видел лицо Ленды, но достаточно было только слышать.

Она испугалась… На мгновение, может, лишь на долю мгновения – но испугалась за него. Потом к ней вернулась солдатская сообразительность.

– Ложись! – заорала она. – Голову ниже!

– Ложись! – кричал сзади Збрхл. – Там они тебя не достанут, только один… Сейчас я его… Ложись, Дебрен!

Они были правы, лишь один крестьянин, расположившийся выше других на Осыпанце, мог попытаться всадить в чародея стрелу. Ни один из восемнадцати поручней южной половины моста не собирался его защищать, но, повиснув поперек, они волей-неволей образовывали двойную решетку, неплохо заслоняющую Дебрена.

Вода из треснувшей бочки обходила его, текла дальше, под ноги девушке, и скрывалась в пробитой бердышом щели. Отрезвление принесло не ледяное прикосновение воды, но страх. Самый страшный страх – страх Ленды.

Господи, как она испугалась… Всего на мгновение. Но этого было достаточно. Он понял, что ротмистр не прав.

Почти законченный перечень, дерьмо и вонь!

Как там было? Ради бесчестной Ледошки он здесь, в «Невинке», растоптал любовь своей жизни… Ту единственную, истинную, которая заканчивается в могиле.

«Никакого „почти“, Збрхл».

У него не было девушки в каждом порту, он никогда ни к одной не залезал в узкое оконце девичьего эркера. Но просто знать это еще недостаточно. Важна вера, убеждение. У нее было право верить, что он десятки раз… Мужчину трудно назвать распутным, но если счет идет на десятки, может, сотни женщин, если с этим мужчиной знакомишься в борделе, если он, нагой, безучастно лежит рядом с тобой и не думает твердеть в твоей руке…

Никакого «почти». У нее были все основания сравнивать его добродетельность с невинностью тринадцатилетки, испачкавшей простыню грязными пятнами вместо крови. И – главное – у Ленды были основания думать, что, выскальзывая утром из-под его перины, она выполняет седьмой и восьмой пункты составленного Претокаром списка. Никто опрометчиво не приносит в жертву свою жизнь. Она должна была искренне верить, что и в этом строго выполняет критерии. Она не идиотка, она должна была…

Господи! Ведь тогда он не ослышался – она действительно это сказала. Он обманул ее, пренебрег ее лаской, лгал – ради нее же – ей в глаза, болтая об этом в мойне. Унизил и отверг самым очевидным образом, каким только можно оттолкнуть женщину. И все-таки она это сказала.

«Я люблю тебя, Дебрен».

И внезапно он понял. Возможно, потому что вторая выкаченная на мост фура заклинила последний поручень, пытавшийся ударить крестьян, которые прикрывались длинными жердями. Потому, что левая сторона сдерживающего толпу барьера горела, а правая уступала напору топоров и тарана. Потому, что кончилось подаренное им Мешторгазием время.

Но, пожалуй, в первую очередь – потому, что все это давным-давно было у него в голове. Все было целиком целехоньким, он просто не потрудился сложить воедино разрозненные элементы.

– Ленда!!! – Собственно, не было нужды так кричать, она все время стояла неподвижно, подставляя ударам спину, вглядываясь в его лицо. Он приподнялся на локте, протянул к ней руку. – Ленда!

На этот раз она не испугалась стрелы. Возможно, потому, что стрелок с Осыпанца промахнулся на сажень, а может, потому, что так упорно смотрела в глаза чародея.

– Оставь меня! – В ее голосе, как и во взгляде, ярость боролась с отчаянием. – Беги!

Очередной серп пролетел дугой над неподвижной, противодействующей толпе баррикадой. Три поручня пятого пролета ринулись навстречу, отразили, но четвертый…

По-своему он даже помог больше: неожиданный разворот четвертого поручня за край моста, поразительно напоминающий движение удочки, застал замостников врасплох и напугал. Двое-трое самых осторожных нырнули под фуры, какой-то лучник на всякий случай всадил стрелу в замерший брус. Несколько мгновений за преградой бурлило, топоры отдыхали, а вилы, цепы и сулицы спешно переливались на правую сторону моста, откуда должна была последовать атака.

Но атака не последовала. Брус висел над пропастью, раскачиваясь, как весло пьяного галерника, – вот и все. А в трех саженях перед Дебреном другой брус-близнец медленно вставал дыбом, нарушая без какой-либо видимой причины прежний строй.

– Иди сюда! – Он протянул руку.

За ее ступнями струя святой воды вливалась тонким ручейком в пробитые бердышом щели. Из щелей вздымалось что-то, напоминающее пар или желтоватый дымок. Его было немного, и, пожалуй, никто не обратил на это внимания. Дебрен тоже не обратил бы, если б не эти чертовы поручни.

Уже два следующих вставали на дыбы.

«…шестой исполнен, – неожиданно зашуршали у него в голове чужие слова и чужие мысли. – Седьмой исполнен…»

– Не понял? – донесся сзади то ли сердитый, то ли беспомощный окрик Збрхла. – Что – седьмой?

Дебрен заколебался. Пара первых с юга брусьев, перед которыми он лежал, кажется, делала свое. В действии других, поднимающихся – тоже быстро, – проявлялся какой-то смысл: оба с грохотом опустились на середину бегущей вдоль пролета струи.

«…восьмой исполнен, девятый исполнен, десятый…»

У преграды несколько растерявшихся людей трясли головами, осматривались, пытаясь увидеть говорящего. Кто-то стянул с себя шапку, проверил, не забрался ли внутрь дьявол и не болтает ли оттуда. Холера! Отказали даже фильтры. Самый плохой чародей догадался бы, что мост нашпигован мозговиком, но от этой догадки никому не было никакой пользы. Вот если бы подслушать алгоритм – то да. Здравый умом мост обязан пользоваться телепатией, чтобы слушать. Но сам должен молчать.

Дебрен перепрыгнул через нижний брус. Верхний двинулся ему навстречу – но как-то медленно, неуверенно. Он получил удар в живот и повис, вместо того чтобы полететь, как бывало раньше.

– Дебрен!! – орал Збрхл. – Это ты?!

«…десятый секретный исполнен…»

– Дебрен!! – Ленда, разъяренная и изумленная, саданула древком о брусчатку. – Пошел вон! Я тебя не люблю!

«…Повторная проверка, – прокомментировал голос в его голове. – Результат положительный: восьмой исполнен. Объект лжет».

– Что?.. – Девушка запнулась на полуслове, беспомощно осмотрелась вокруг точно так же, как крестьяне у нее за спиной. Но у нее была лучшая реакция, да и видела она немного получше. Еще мгновение – и ошеломление вновь уступило место злости. – Сам ты лжешь, засранец!

Дебрен перекинул ноги через брус. Подбежал к следующей паре поручней. Один из лучников перестал прочищать ухо пальцем и потянулся к колчану. Желтоватое испарение густело… Один из брусьев ударил по брусчатке с такой силой, что лелонский мост наверняка бы переломился пополам, Капли святой воды взметнулись на сажень, но ручеек из продырявленной бочки продолжал стекать в щели.

– Ленда! – Брус спереди закрутил мельницу, Дебрен бросился навзничь и закончил, уже лежа: – Иди сюда! Он умирает!

– Я? – С восклицанием Збрхла слился щелчок арбалета. Лучник, стоящий напротив, упал. – Ага! Ну да! Помоги мне! Ленда!

Дебрен выругался. Идея была недурной, но вот исполнение – никуда не годным. Мало того что ротмистр выкрикнул это слишком лихо, так еще и соединил призыв о помощи с прыжком на телегу.

«Тождественность неполная, – телепатически докладывал, а точнее, разговаривал сам с собой мост. – Нет подтверждения».

Поручень промахнулся. Проделал круг, вновь просвистел у Дебрена над головой.

– Я никогда не буду твоей! – Ленда – возможно, в приступе осмотрительности сознавая, что со спины ее никто не прикрывает, а скорее всего, чтобы было удобнее смотреть ему в глаза, упала на локти и колени. – Слышишь? Никогда!

– Они тебя убьют. – Брус был слишком короток, чтобы дотянуться до брусчатки. Удар почти пришелся Дебрену по черепу, но пока он держал голову низко и полз по дуге, можно было двигаться вперед. – Быстрее! Если слишком много святой воды проникнет в его мозг…

Он не договорил, ослепленный жутким предчувствием, переродившимся в уверенность прежде, чем он успел повернуть голову.

– Нет!

Слишком поздно. Ротмистр уже не пытался перевалить бочку через утыканный стрелами борт, но зло свершилось: внутри осталось не больше кружки воды, остальная волнующимся потоком лилась вдоль моста.

– Будет щитом! – крикнул Збрхл. – Хватай!

Бочка загрохотала по брусчатке. Прямо к Дебрену. И прямиком под падающий сверху поручень. Один удар – и бочка рассыпалась веером клепок.

– Отойдите! – Ноги у нее, наверное, сильно болели, потому что Ленда выдержала на коленях всего мгновение и почти сразу легла на живот. – Ты погибнешь из-за меня, Збрхл! Я княжна! Бельницкая! Ты уже получил по голове и заду, не искушай судьбу!

Дебрен пытался протянуть руку, преградить путь воде. Поручень едва не размозжил ему локоть. Конец бруса размочалился от удара. Дебрен откатился ближе к балясине прежде, чем огромная колотушка проделала круг и ударила о брусчатку стопой ближе. Спереди, между ним и девушкой, о мост словно группа цепов колотили уже четыре поручня.

– Я люблю тебя! Ты слышишь, Ленда?

«Информация несущественна».

– Клала я на это! Я тебя – нет. – Она отвернулась. Она была солдатом, тылы ее все больше обнажались, первый же топорик высек искры в локте от нее. Доискиваться неискренности в отсутствующем взгляде не было необходимости.

«Объект лжет. Восьмой исполнен. Большой избыток».

Пылающие брусья северной половины моста не нападали. Подгоняемая дочерью старосты толпа вновь занялась рубкой преграды и принялась толкать таран. Впереди по-прежнему лучников не было – видимо, командир не хотел подставлять людей под удары взбесившихся поручней. Но трагедия разыгрывалась и без лучников. Один из брусьев, подпирающих преграду, неожиданно отступил и как ни в чем не бывало вернулся на место, традиционно предназначенное для поручней. Преграда выдержала, но крестьяне, мгновенно обнаружившие возможность, оттаскивали фуру, нацелившись на ослабленную сторону.

– Чего-то не хватает! – Дебрен прополз как можно дальше и беспомощно замер, то и дело овеваемый ветерком от проносящегося над головой бруса. – Не видишь?! Ни хрена ты не навоевала! Он стоит как стоял!

– Убирайся! – Она снова глядела ему в лицо. Почти с ненавистью. – Я никогда не буду твоей! Никогда, слышишь?!

– Я не хочу тебя… – По правде-то, он не верил, что она говорит о поясе, но отчаянно хватался за эту надежду. – Плевал я на траханье. Я хочу, чтобы ты была рядом. Мне этого достаточно!

– Но мне недостаточно! Я не прелюбодейка!

«Объект лжет дважды. Несущественно».

– Я женюсь на тебе!

– Отстань! Ты что, оглох? – Она схватила потерянный кем-то лапоть, кинула в Дебрена. – Я не выйду за тебя! У меня уже есть муж!

Он замер, приподняв голову. Если б не лапоть, он наверняка бы этого не пережил, но, к счастью, из щелей дымило желтым, мост путался все больше, и брус нацелился не на голову, а на летящий объект. Лапоть забросило за телегу, а Дебрен инстинктивно прижался к брусчатке.

– Лжешь! – Искаженный заклинанием голос надломился, стал совершенно писклявым. – Ты венок носишь!

– И корону! Думаешь, я настолько была дурной, чтобы выпустить попавшего в силки князя? Подумаешь, яиц нет! Есть княжество, которое можно унаследовать!

– Лжешь!

– Это Выборин мне люпины присылал! Я не говорю, ядрена вошь, что я его люблю! Но мы поженились! Законно! Когда они с Гвадриком помрут, трон мне достанется! Трон, понимаешь, кмет?!! Думаешь, я стану твои вонючие портянки стирать? Я – княжна! Я хотела позабавиться с тобой, но в ложе ты никудышный! Слышишь, Дебрен?! Никудышный!!!

Он слышал. Конечно, слышал. Каждым словом клочок за клочком она вырывала из него кусочек души. Каждым. Лживым – возможно, даже больше.

– Мертвые не наследуют! – долетел сзади крик Збрхла. – Иди сюда, коза дурная!

– Если уж на то пошло – светлейшая госпожа! – прокричала она в ответ. – Побольше уважения, морвацкий пес! Прочь отсюда! Иди сторожи Петунку! Если ее обидишь, то я тебя на кол!..

– Эй, вы там! – присоединился хриплый мужской голос с северного берега. – Что еще за болтовня о княжнах?

– А ну разом, кумовья! – командовала старостова дочь. – Уже почти конец! А вы, господин десятник, лучше…

Кружащий над Дебреном брус внезапно упал, отскочил, несколько раз подпрыгнул и замер. Следующий описал дугу и повис над пропастью. Третий, никак не попадая на балясину, пытался вернуться к роли поручня.

Дебрен вскочил. Ленда, в очередной раз доказывая солдатскую реакцию, тоже попыталась встать – но не успела.

Крестьяне, толкающие телегу-таран, не успели тоже. Во всяком случае, не все. Когда преграда неожиданно уступила им дорогу, лишь часть людей сообразила вовремя и отскочила в сторону. Трое самых ярых вместе с телегой полетели в пропасть. Два из четырех брусьев последнего – пятого – пролета бессильно упали. Путь к Ленде был свободен. Толпа, прореженная, но по-прежнему остававшаяся толпой, еще не двинулась, стояла изумленная и сбитая с толку. Однако у Дебрена не было иллюзий.

Полбусинки – самое большее, что у них осталось.

– Лови коня! – Он рванулся в сторону Ленды, на бегу хватая брошенные кем-то вилы. – Збрхл, прикрой ее!

– Бегом, Ленда! – заорал ротмистр. – И скажи, что я ее любил! Ну, шевели задницей, дурная коза!

Она пошевелила. Совсем не так, как хотел и Дебрен и Збрхл. Завертелась и больше на четвереньках, нежели на ногах, спотыкаясь, опираясь на левую руку и на бердыш, который держала в правой, пошла навстречу толпе. Во всяком случае, казалось, что она замахивается на толпу.

Только когда выскочивший словно из-под земли поручень саданул магуна по голеням, ему стало ясно, что ее цель – месть. Даже в этот последний момент Ленда сохранила ясность мысли и вместо того, чтобы вкладывать силу в ненужный демонстративный жест, вложила все, что у нее осталось, в брезжущий тенью надежды удар.

Рубанула она крепко, размах получился почти от самой пятки. Дебрену показалось, что мост задрожал. Вероятно, потому что сам он повалился на брусчатку так, что потемнело в глазах. Однако факт был налицо: когда у магуна восстановилось зрение, бердыш лежал у ног девушки, переломленный пополам, огромная лужа святой воды уменьшалась в два раза быстрее, вливаясь в разверстое чрево моста, а одеревеневшие от силы удара руки никак не могли вытащить меч.

И в конце концов упустили его. В тот же момент крестьяне двинулись вперед. От Ленды их отделяло несколько шагов. Сделать уже ничего было нельзя.

Дебрен мог только кричать.

– Нееееееет!!!

Он выдавил из себя всю боль человека, у которого рушится жизнь, рушится мир и гибнет надежда и который не обрел благодати кончины. В отчаянном вое не было ни признака мысли – только сдавленное чарами горло, натянутые магией голосовые связки и готовые к резкому выдоху легкие. Грифон был мертв, и давно уже не надо было зондировать небо высокоэнергетическими, близкими к ультразвуку криками. Однако у Дебрена не было ни времени, ни сил, чтобы снять заклинания. Они держались по-прежнему.

Собственно, трудно сказать, что крик получился эффективным. Он искривил болью лица бегущих, однако не остановил никого и лишь некоторых крепко напугал.

Но они были в горах. Зимой. А Осыпанец не случайно назывался Осыпанцем.

Склон сдвинулся весь, разом. Только на предмостье, ударившись о горизонтальную плиту, пласт смерзшихся в один сплошной слой грунта, камней и снега с грохотом лопнул, распался на сотни мелких кусков, закружил. И только тогда проявилась мощь разбуженного криком гиганта.

Несколько камней, застрявших на мгновение между другими, взвились в небо, словно снаряды из самых тяжелых катапульт. Два дерева, попавшие в скальные жернова, вылетели с другой стороны в виде пучка растертых волокон. Несколько десятков других были переломаны, лишились ветвей и коры. Двигающийся впереди камень перебил хребет стоящей у подножия телеги, ровно пробил борт соседней, прихватил какую-то женщину и, нисколько не замедлив движения, вместе со своей жертвой рухнул в провал пропасти.

Дебрен успел подняться на колени, когда голова лавины заползла на мост.

Три левых и четыре правых пролета поручней были сметены полностью. В пропасть вместе с переломанными досками и брусьями полетели практически все столпившиеся на мосту атакующие. Только что они стояли там, бегали – и вдруг исчезли, словно кучка муравьев, по которой проехалась крепкая, плотная метла. Уцелели – точнее, не рухнули вниз – трое или четверо, которые были ближе и которых лавина задела самым краем. Но и те скрылись под завалами снега.

Несколько мгновений Дебрен видел пытающуюся бежать девушку. Потом ему в глаза ударило облако пыли, а когда он прозрел, за клубящейся в воздухе белизной виднелся только серый, высотой в сажень, вал. Граница, до которой добралась двигающаяся под углом к мосту лавина, была четко обозначена уцелевшими от погрома поручнями, однако это мало чем помогло: на мосту поток вздыбился, разлился по сторонам и высокими, в несколько стоп щупальцами, охватил три четверти длины пролета.

А Ленда исчезла.

И Дебрен не имел ни малейшего понятия, где ее искать.

Он встал, пошатываясь, двинулся к первой темной глыбе, торчавшей из-под снега и не походившей на камень. Распознал башмак, когда мимо уха промчалась стрела.

– Сюда! – кричал из-за телеги Збрхл.

Сразу побежать он не смог. К счастью, большинство лучников тоже еще не пришли в себя. Выжили пятеро. Двух уберегла фура, с которой они пытались стрелять, прежде чем рухнул откос. Эта упряжка осталась единственной за пределами главной лавины камней и снега, так что, хоть ее и снесло к самому краю ущелья, разбив все колеса и заодно сломав шею коню, солдатам повезло. Трое за миг до катастрофы отправились на восток вдоль края пропасти. Они ушли не настолько далеко, чтобы обстрелом с фланга угрожать Ленде, однако под лавину не попали.

Сейчас, когда мост лишился каждого третьего бруса, а остальные бесполезно валялись, уцелевшие солдаты смогли показать, на что способны. Для начала командир, ловко прыгнув на камень, увернулся от приближающейся смерти. Скорее всего он не видел болта Збрхла, но ему хватило ума дождаться щелчка собачки арбалета и только тогда отскочить.

– Прячься! – рявкнул он из-за камня. – И стреляйте, бездельники!

– Бегом, Дебрен! – кричал из-за фуры Збрхл. Только теперь чародей увидел, что фура горит. Не очень сильно, зато сразу в нескольких местах. – Ко мне!

Вторая стрела, справа, почти задела Дебрену бедро. Он сделал два неуверенных шага к снежному завалу. Третья стрела прошлась по лопатке, ободрала кожу, отрезвила.

Стрелки были уже выше. Немного, но достаточно, чтобы даже лежащий на пролете человек был для них удобной целью. А в луках они разбирались. Когда Дебрен повернулся к ним спиной и побежал, перепрыгивая через упирающиеся в брусчатку поручни, они пустили в него с полдюжины стрел, и ни одна не разминулась с целью больше, чем на стопу.

Но ни одна и не попала – что следовало признать чудом, сравнимым со сходом лавины.

Он забежал за фуру. Огромная лапа схватила его за плечо и швырнула на колени.

– Голову ниже, – буркнул Збрхл. – Это тебе не городская милиция. Это профессионалы.

Дебрен был еще мыслями на мосту, под снежными завалами, но все же признал правоту ротмистра. Стрелы, свистящие над их головами, пролетали поодиночке, нерегулярно, и расходились с краями борта всего на долю стопы. А именно так военные справочники рекомендовали блокировать бойницы замков; защитник либо сидел за стеной и не мешал штурму, либо высовывался и рисковал получить стрелу в лицо. Конечно, атакующие не всегда попадали, однако отпугивающий эффект был серьезный, и спешащий укрыться за стену стрелок, как правило, промазывал.

Збрхл не промазывал. Просто противники знали свое дело. Во-первых, они прятались за деревьями и камнями, а во-вторых, были внимательны. Видя направленный на них арбалет, они, презрев гордость, прятали головы, предоставляя товарищу право сделать ответный выстрел. Они были настолько близки, что щелчок собачки предупреждал будущую жертву, и при этом достаточно далеко, чтобы успеть уклониться.

– Она не свалилась, – прохрипел Дебрен. Действие заклинания кончалось, говорил он уже нормально. Только горло болело.

Ротмистр, грустно моргая, переломил пополам вырванную из бортика стрелу. Только после третьей магун сообразил, в чем дело. В колчане осталось два болта.

– Не погасить. – Збрхл ударил по фуре. – И не выглянуть.

Он был прав. Лучники, обладая свободой действий и не думая о союзной пехоте, показали, на что способны. В неподвижную цель размером с голову они наверняка попали бы каждый второй стрелой – так расценил это Дебрен. Збрхл, менявший позиции и, почти не прицеливаясь, освобождавший спуск, не давал им столько времени, но стрелы с северного берега летели так часто, что в конце концов ему пришлось подставить голову под одну из них.

– Они не отступят?

Збрхл не успел ответить.

– Эй, вы, двое! – донесся до них хрипловатый крик. – Не хотите поговорить разумно?

– Хотим! – На сей раз уже сам Дебрен не дал Збрхлу заговорить. – Я Дебрен из Думайки, известный заграничный чароходец! С кем имею честь?

– Старший десятник Врахта, на службе у королевского города Грабогорки! Сложите оружие! Ваша песенка спета!

Збрхл перестал натягивать арбалет, глянул вопросительно.

– Мы только заберем девку! – Дебрен рискнул выглянуть из-за бортика. Никто не стрелял. – Мы ничего не имеем против Грабогорки. Прекратите стрельбу. Разумному человеку противно напрасно проливать кровь!

– И впустую расходовать стрелы, – добавил ротмистр.

Один из людей десятника выбежал из-за скалы, погружаясь по пояс в снег, добрался до торчащего в небо дышла и начал копаться в сугробе.

– Ну прям с языка у меня сняли, – обрадовался Врахта. – Мы по лесам за всякими шалопаями гоняемся, так я знаю, что из восьми выпущенных стрел одна пропадает, даже если ее незнамо как красочно оперить и с собаками искать. А мы собак не прихватили. И опять же каждая вторая из упомянутых восьми так в камень врежется, что без кузнеца наконечник…

– Господин десятник! – перебил Дебрен, приподнимаясь выше на согнутых коленях. Человек, рывшийся в сугробе, был живым доказательством серьезного отношения желтых кафтанов к переговорам. Збрхл мог попасть в него запросто. – Интересно вы говорите, но там, возможно, истекает кровью моя ученица. Мы заберем ее и исчезнем!

– Похоже, вы не поняли тактической ситуации, господин чародей! Вам конец! – Десятник не насмехался и не злословил. Просто объяснял. – Стрел у нас много, а теперь будет еще больше. – Он указал на копающегося в снегу солдата. – Мы по пять дюжин на лук возим, а нас было десятеро! Получается… сейчас сочту… Пять дюжин на дюжину без двух парней.

– Шестьсот, – помог ему Збрхл. – Не болтай столько, братец, говори, что ты предлагаешь!

– Братец? – Врахта внимательнее пригляделся к голове, торчащей из-за коптящей фуры. Кроме него и копающегося в сугробе солдата, все остальные прятались в укрытиях. И они тоже держали стрелы на тетивах, так что хоть прикрывающая Збрхла и Дебрена телега разгоралась все сильнее, никто не пытался ее тушить. Было ясно, что первый же взмах мокрой тряпкой сорвет перемирие.

– Я тоже кондотьерством живу! Чтобы времени зря не тратить, скажу сразу: девку мы не бросим! Если хочешь ради одной дурной бабы голову подставлять, дело твое. Но предупреждаю, что напишу о тебе в цех! Под твоей командой люди, отцы семейства! За бездумное пренебрежение их жизнью тебя могут и из списков вычеркнуть! Уж я-то знаю, с кем поговорить!

– Ты сначала выживи, – поддержал командира один из отцов семейств. – А ведь погибнешь, сучий сын!

– Драться-то не за что! – крикнул Дебрен. Он лихорадочно водил взглядом по сугробам, выискивал.

– Так я ж и говорю, – подхватил десятник. – Вы у нас в руках, и я только из цеховых принципов предлагаю вам договориться! Снег идет, – указал он на небо. – А в лес полсотни стрел улетело. Если засыплет, так ни за что не отыщем. И подчиненных на потери подставляю! Так что ты меня судом кондотьерским не испугаешь! Я о людях забочусь, не видно?

– Вы нас к девушке пустите, мы вас – к стрелам!

– Я против вас ничего не имею! – развел руками Врахта. – Но мой кормилец, город Грабогорка, живет за счет этого моста. Преступницу, поднявшую руку на упомянутый мост, я обязан либо поймать, либо убить!

И тут Дебрен разглядел то, что искал. Удивительно, что так поздно. Вся она была большая, поэтому и руки у нее были большие. И прекрасные. А пальцы – длинные, тонкие… Она не красила ногтей, как госпожа Солган, но все равно розовое пятно прямо-таки бросалось в глаза на грязно-буром фоне.

– Отступись, Врахта! – попытался ротмистр. – Намерение, может, у нее и было, но шансов никаких! Бердышом? Такой мост? Ошалела девка, вот и все!

– Ну, стало быть, городской суд ее оправдает! – Десятник зыркнул на копошащегося около фуры солдата, удостоверился, что тот влез достаточно глубоко, чтобы скрыться из поля зрения противника, и сразу же присел сам. – Вы о княжнах болтали! А на княжон советники особливо злы. Вроде бы баба в короне может мост переломить!

– Ты ее видел? И она что, княжна?

Дебрен изо всех сил стискивал бортик. Ноги сами рвались бежать. Над рукой Ленды было немного снега, но выше из сугроба торчал огромный, как щит, камень. Наверное, обломок. Возможно, плоский, как щит, и легкий. А может, и нет.

– Почему нет? – принял вызов Врахта. – Рослая – видать, хорошо откормленная! И волосы золотистые!

– Искусственные! – парировал Збрхл.

– А телеса-то! – добавил свои три гроша лучник, скрытый за разлапистой елью. – Сиськи такие, что аж…

– Искусственные, – прервал его ротмистр.

– Это как же? – удивился солдат. – Сиськи?

– В борделе, как говорится, собаку съела! Распутницы и не такие штучки со своим телом выделывают! Хочешь жить – умей вертеться!

– Хрен там, собаку! – возразил десятник. – Сразу видно, хорошей пищей с малолетства кормили! Может, даже и сахаром!

– Искусственные!

– А сахар для зубов вреден! – добавил Дебрен.

– Ну, теперь-то уж вы перебрали! – торжествующе расхохотался Врахта. – Сахар?! Дураком меня считаете? Это опосля заморских кореньев самая дорогая пища, ее только во дворцах подают. Вреден! Ничего себе!

– Она не княжна! – крикнул потерявший надежду чародей. – Она сама ко мне под перину полезла!

Збрхл глянул удивленно на него, но смолчал.

– Ну и что это доказывает? – заинтересовался десятник. – Известно, каждая баба на мужика падка.

– У меня нет ни серебра, ни дома, ни даже должности! Я гол как сокол. – Дебрен избегал взгляда ротмистра. – Какая княжна за такого пойдет? Да и вообще – какая баба?

– Похотливая! – подсказал солдат, посланный за стрелами.

– Чародеи со своим срамом чудеса творят, – добавил другой.

– Я в ложе никчемный! Слышали небось?

– Не все! – признал десятник. – Да и кто говорит о женитьбе? Не за тем люди в «Невинку» ходят! Погулять – и прощевайте! Княжнам это нравится не меньше, чем всем прочим!

– Только не мне. – Дым от горящего правого борта фуры заслонял Дебрену перспективу. И хорошо. Порой легче говорить, не видя слушателей. – Если уж я с девкой свяжусь, то навсегда! По любви! Иначе – не хочу! Не умею, а значит, Ленда никакая не княжна! Потому что с княжной у меня не было бы никаких шансов! Княжны не выходят замуж за чароходцев! Ничего бы из этого не вышло! Да и закон запрещает! И кодекс цеховой тоже.

Какое-то время стояла тишина. Дебрен удивил слушателей. Они даже не смеялись. Смесь наивности и отчаяния до определенного момента вызывает усмешки. Потом – уже только жалость.

Збрхл делал что мог, чтобы не глядеть на него.

– Может, советники простят! – В голосе Врахты прозвучала растерянность. – Я подтвержу, что она о невинности и короне кричала! Медики ее исследуют, и если получится, что она и не девица, и не княжна, то станет ясно, что психованная.

– Вы ее не убьете? – Дебрен двинулся, не ожидая ответа. Она лежала засыпанная. Возможно, раненная, наверняка без сознания. И ей точно не хватало воздуха: мало того что снег, так еще этот валун на спине.

Збрхл схватил его за пояс, придержал.

– А мы что ж, звери какие? Или дурни? Кому труп нужен? А так – вред исправите, мост наладите, девку заберете, и все будут довольны! Малость неудобств и… конец!

– Неудобств?

– Ну, формальности-то надо выполнить! Должна девка на горохе поспать! Да не волнуйтесь, правда, в тюряге, зато, как в той сказке… под дюжиной перин!

Рука ротмистра отпустила пояс. Збрхл почувствовал, что чародей замирает, и сделал соответствующие выводы.

– В сказке? – Дебрен еще не верил, не соглашался задуть слабый огонек надежды.

– Ну, знаете, о той княжне на горошине!

Дебрен сказку знал. Но, пожалуй, в несколько другой версии.

– Вы хотели сказать, на дюжине, – уточнил он неуверенно.

– То есть, значит, снизу горох, потом перины, а наверху исследуемая? – удостоверился десятник. – Не шутите, господин чародей! Так было в сказке! К тому же древней! И о княжне чистых кровей, из раннего ранневековья! Сейчас и во дворцах-то трудно такую найти, а что уж говорить о корчмах!