История жизни, история души. Том 2

Текст добавлен: 24 сентября 2016, 07:13

Текст книги "История жизни, история души. Том 2"

Автор книги: Ариадна Эфрон

Жанры:

История

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)

Назад к карточке книги

Через два дня уедут очередные гости – тогда напишу Вам, а вот пока стихи:

Я эту книгу поручаю ветру И встречным журавлям.

Давным-давно – перекричать разлуку —

Я голос сорвала.

Я эту книгу, как бутылку в волны,

Кидаю в вихри войн.

Пусть странствует она – свечой под праздник -Вот так: из длани в длань.

О ветер, ветер, верный мой свидетель,

До милых донеси,

Что еженощно я во сне свершаю Путь – с Севера на Юг.

Москва, февраль 1920¹.

Раздел «1920 г.» (после «Бальмонту»²) начинается моими детскими строками:

Кремлю:

Над твоим черноголовым верхом Вороны кружат...

Ты уходишь, день, не открыв Кремля,

Ты плывёшь в колокольном звоне...

Из Двадцатого Года уходишь ты,

Вербное Воскресенье!

Благовещенье – внук твой – откроет реку...

– Из Двадцатого Года, из Двадцатого Века...

(Алины стихи – Москва, весна 1920 г.³)

Ещё раз прошу простить за невольные мои небрежности, я очень

огорчена этим, т. е. ими.

Что вам известно из прозы? Напишите! Если замыслы насчет издания в Библиотеке> Поэта осуществятся и Вы будете писать большую статью, то проза поможет Вам во многом разобраться не менее, чем поэзия, с к<отор>ой Вы хорошо знакомы. Да и, независимо от статьи, просто многое будет Вам интересно. Рада буду сделать для пополнения Вашего цветаевского собрания что смогу, и постараюсь без огрехов.

Будьте здоровы, отдыхайте хорошо! Всего Вам – и иже с Вами ^{добрОГа} ВашаАЭ

’Стих. М. Цветаевой изкн. «Лебединый стан». Впервые опубл. в сб.: Поэзия революционной Москвы. Берлин, 1922 (I, 507-508).

» речь идет о стих. «Бальмонту» («Пышно и бесстрастно вянут...», ноябрь

1919) из книги «Лебединый стан».

³ Это стих, маленькой Али предшествовало стих. «Я эту книгу поручаю ветру...» и служило эпиграфом к разделу «1920».

А.А. Саакянц

26 июля 1961

Милая Анечка, сперва, по велению сердца о Тарусе, потом о делах. Таруса: переменная облачность, временами осадки, ветер слабый, дни короче, утра и вечера прохладней. Малина, вишня, чёрная смородина превращены в варенье, огурцы съедены нами и частично слизняками и не засолены, и то слава Богу, выбрасывать меньше; А.А.¹уехала на неделю в Москву (до понедельника), мы с Шушкой³³33
  ^{Шушка – кошка А С. Эфрон.

[Закрыть]}^{вдвоём; утром бегу на пляж купаюсь, «общаюсь» с полуголым бомондом и обратно. Мика Голышев³⁴34

  ^{Виктор Петрович Голышев (р. 1939) – сын переводчицы Елены Михайлов ны Голышевой. Впоследствии также переводчик.

[Закрыть]}^{появился на след<ующий> день после Вашего отъезда; общается с «сюрреалистами» и какими-то, одетыми не больше, чем в раю, блондинками-художницами из ВГИКа³⁵35

  ^{ВГИК – Всесоюзный государственный институт кинематографии.

[Закрыть]}^{; последнее обстоятельство делает улыбку его мамаши несколько натянутой.}}}

Манделыптамихин³⁶36
  ^{Надежде Яковлевне Мандельштам.

[Закрыть]}^{салон работает на полную мощность – вниманию публики предлагается дирижер Лео Гинзбург³⁷37

  ^{Лео Морицевич Гинзбург (1901-1979) – дирижер, профессор Московской консерватории.

[Закрыть]}^{(открыватель и извлекатель из Ташкента Керера³⁸38

  ^{Рудольф Рихардович Керер (1923-2000) – пианист.

[Закрыть]}^{) – с дочкой и «Победой», множество окололитературных и околоживописных имён; устраиваются манделыптамовские чтения; у конкурирующего Отгеновского³⁹39

  ^{То есть «салона» Оттена; о нём см. примеч. 3 к письму от 1.1.1959 г.

[Закрыть]}^{салона – цветаевские чтения. О проникновении в суть читаемого поведает вам следующий эпизод: Елена Мих<айловна> и Н<иколай> Д<а-выдович> на пляже мне: «Вчера собрался у нас кое-какой народ. Мы им читали Цветаеву и нашли такую, уж такую грубую опечатку – а печатали-то Вы, А.С.! Вместо «грязь брызгает из-под колёс»⁴⁰40

  ^{Правильно: «Грязь брезгует из-под колес!» – 4-я строка 2-й строфы стих. 1923 г. М. Цветаевой «Поэты» (2) (II, 185).

[Закрыть]}^{Вы напечатали «грязь брезгает из под колёс» – ха-ха-ха! Я в ответ «ха-ха-ха», как можете себе представить.}}}}}

А вот с Лопе никак дело не движется; застряла на рифме «свадьбы», а на неё есть только «усадьбы» да «наср... бы».

Нана и Инна¹⁰ загорели и погрустнели – им уже маячит отъезд. Ира пишет довольно часто – просит французских книг и прочей духовной пищи; ходит на сенокос, радуется окружающей природе и вообще, по письмам, мила; 0<льга> В<севолодовна> требует... антирелигиозной литературы, дабы бороться с темнотой и невежеством окружающих сектантов; поворот даже и для этой дамы неожиданный. Из всех её поворотов этот поставил бы в тупик и «самого» Б.Л.¹¹ Словом последняя глава «пресловутого романа» дописывается явно не тем пером!

О делах: документы на приём (анкета, сведения о лит<ературных> работах (!), заявление и автобиография уже отосланы на предмет рекомендации бюро¹². Пока что без личного знакомства с секретарём секции – это приложится. Рекомендация бюро как будто бы обеспечена, т. к. одну из рекоменд<аций> для вступления давал мне как раз Маршак¹³, а Звягинцева¹⁴ знала меня маленькой и трогательной, авось не устоит. Вот только с фотографиями не вышло: местный фотограф по имени Серафим, несмотря на имя закатил мне такую харю, что из шкурных соображений не решилась присовокупить её в требуемом кол<ичестве> экземпляров: посмотрят – откажут, как пить дать. <...> Великодушие редакции с Орловской фамилией (подготовка текста) меня просто потрясло¹⁵. Угрызаться-то будет не он – а я, причём всю свою жизнь, что там не моя фамилия стоит. Редкий для меня случай тщеславия (в данном случае не «тще») (и не «славия»). Очень мне дорога и очень мною выстрадана именно эта, первая посмертная книжечка. И дорого мне дались «подготовка текста» и «составление» -мне, только что вернувшейся из ссылки, последними слезами плакавшей над сундучком с разрозненными остатками архива – жизни. Не простая это была подготовка, и в данном случае Орловская фамилия вместо моей, дочерней – издевательство «великодушной», а главное – «дальнозоркой» редакции. Лично к Вам это, конечно, не относится, что до издевательства – отношу его к роковому (в малом и большом), тяготеющему над семьей. Которой уже нет.

Пока писала Вам и солнце встало и туман рассеялся – да будет так и в нашей жизни!

Обнимаю Вас, люблю, спасибо за всё.

Ваша А.Э.

Про лопухов и улиток мне понравилось (ещё раз – эту вещь знаю – и стихи хорошие). Очень благодарна за Чехова. Особенно же за «Новогодние».

Спасибо, дружок! Будьте здоровы и веселы. ⁴¹41
  ^{Ада Александровна Шкодина.

[Закрыть]}^{³³33

  ^{Шушка – кошка А С. Эфрон.

[Закрыть]}³⁴34

  ^{Виктор Петрович Голышев (р. 1939) – сын переводчицы Елены Михайлов ны Голышевой. Впоследствии также переводчик.

[Закрыть]}³⁵35

  ^{ВГИК – Всесоюзный государственный институт кинематографии.

[Закрыть]}³⁶36

  ^{Надежде Яковлевне Мандельштам.

[Закрыть]}³⁷37

  ^{Лео Морицевич Гинзбург (1901-1979) – дирижер, профессор Московской консерватории.

[Закрыть]}³⁸38

  ^{Рудольф Рихардович Керер (1923-2000) – пианист.

[Закрыть]}³⁹39

  ^{То есть «салона» Оттена; о нём см. примеч. 3 к письму от 1.1.1959 г.

[Закрыть]}⁴⁰40

  ^{Правильно: «Грязь брезгует из-под колес!» – 4-я строка 2-й строфы стих. 1923 г. М. Цветаевой «Поэты» (2) (II, 185).

[Закрыть]}}

Марианна Фрейдина - 19-летняя ученица молодой учительницы английского языка Инессы Захаровны Малинкович.

" Б.Л. Пастернака.

¹² Речь идет о документах, необходимых для поступления в секцию художественного перевода Союза писателей СССР.

¹³Самуил Яковлевич Маршак (1887-1964) был руководителем секции художественного перевода.

Вера Клавдиевна Звягинцева (1894-1972) – поэтесса и переводчица, приятельница М. Цветаевой с первых послереволюционных лет, была заместительницей Маршака.

” Подготовка текста первой посмертной книги М. Цветаевой была произведена А.С., которой помогала А. Саакянц. Однако заведующая редакцией Н. Акопова всю подготовку книги приписала В.Н, Орлову.

В.Н. Орлову

9 сентября 1961

Милый Владимир Николаевич, тронута и обрадована Вашей телеграммой¹, самим фактом телеграммы наравне с её содержанием! Я не очень избалована действенным вниманием к памяти матери – да и ко мне самой (хотя последнее далеко не так существенно, как первое) – и поэтому мне особенно дорого Ваше живое, страстное и пристрастное отношение к этой книге и «со-страдающее» ко мне!

_t Спасибо Вам за всё – этим пусть ещё раз будет сказано то несказанное, чем для меня является эта первая – посмертная, но несмотря на все тормоза, ограничения и прочие околичности – такая живая книжечка.

Всего Вам самого доброго!

Ваша АЭ

Интересно, сколько дней будет идти это письмо с залихватским самолётом на конверте – из Тарусы через Калугу в Ленинград?!

_ ' ^{В н}– °Р^Л0В телеграфировал А.С., что 5 сентября 1961 г. книга М. Цветаевой «Избранное» была подписана к печати.

А.А. Саакянц

20 сентября 1961

Милая Анечка, рада была видеть Вашу милую, уже несколько отвыкшую от меня и несколько одичавшую морд (у, очку, ашку – на выбор!) и рыжую прядку, а того более рада буду повидать Вас в осенней Тарусе. Только вот погода капризничает, а Вы не любите «моего» климата... Ну ничего, потерпите! Когда ехала в Москву, ещё было зелено, а на обратном пути лес уже «загорелся» – берёзы, осины; и вся земля усыпана жёлтым листом. Иннины астры¹ стоят у меня на столе, доехали благополучно; лохматые, как современные модницы. В Болшеве у тёток было очень славно, я в первый раз за всё лето побыла у них как следует, и попраздновали² тихо и уютно наш общий

А.С. Эфрон и АЛ. Саакянц в Тарусе

день. Ел<изавета> Як<овлевна> очень слабенькая, для нее подвиг дойти до калитки и обратно, но весела и радостна и любопытна ко

всему по-прежнему. Мне подарили серебряную ложечку, и такую деревянную штуку, чтобы письма туда совать, и ешё почему-то аиста; последний подарок меня несколько смутил – ведь эта птичка во всём цивилизованном мире занимается поставкой грудных младенцев – а

причём тут я?

Большую радость доставил мне «Старый Пимен»³ —перечитала как бы впервые. Замечательно. И Вы у меня замечательный дружок, милый, всё понимающий и чующий, гордый, заносчивый, робкий рыжик, молча одаривающий меня самым – для меня и для нас обеих – бесценным. Спасибо. Как ужасно, что ваше поколение -десятка два людей из него! разминулись с моей матерью – только из-за возраста, только возрастом разминулись. Ужасно и непоправимо, как всё то, во что время вмешивается. Не то, что вас несколько, но Вы одна сумели бы маму удержать в жизни, ибо для Вас (вас) она и писала, Вам (вам) она близка – Вы её настоящие современники. Её же поколение отставало от неё, говорило с ней на разных языках – на языках «отцов и детей», самых между собой не договаривающихся. Да и говорило ли, слышало ли глухонемое время – и племя? <...>

И ещё одна сверх-просьба – приедете – не везите никакой «жратвы», помимо той, о к<отор>ой специально просит А<да> А<лек-сандровна>⁴ и никаких подарков. Нам нужны наши две летние девочки, а не волы, волхвы и ослы – ослы, груженные дарами, волхвы, груженные волами (?), – а такая «тенденция» у вас есть. Тенденцию беру в кавычки; прочтя в газете предложения одного читателя выкинуть из Программы Коммунистической партии

Советского Союза все слова нерусского происхождения. Что себе думает сей читатель в частности о словах «программа КП»? Обнимаю вас

Ваша А.Э.

' Астры, которые привезла А.С. Инесса Захаровна Малинкович.

² 18 сентября – день рождения А.С. и именины Е.Я. Эфрон.

³ Автобиографическая проза 1933 г. М. Цветаевой «Дом у Старого Пимена».

⁴ Ада Александровна Шкодина.

В.Н. Орлову

3 октября 1961

Милый Владимир Николаевич!

Это Вам – через меня – мамина благодарность за книгу. Примите так же, как я дарю – от всего сердца.

Стихи из «Юношеских стихов», чьей рукописи не сохранилось. Существуют только в правленной маминой рукой машинописной копии приблизительно 17—19 года. Это – единственный известный мне автограф из этого цикла¹. Но не только в этом его бесценность.

Вот Вам выдержки из письма Пастернака от 17 марта 1952 года мне, в Туруханскую ссылку:

«И вот когда навалились на меня все эти припадки, врачи, рентгены, я не сразу после постели принялся за работу, и в недельный промежуток разобрал, наконец, эти альбомы и книжки». (Речь идёт об архиве отца Б<ориса> Л<еонидовича> – художника Л.О. Пастернака. I

Из этих кип появились очень единичные, очень немногочисленные приглашения, визитные карточки... из них вывалилось моё марбургское выпускное свидетельство и выпали эти мамины листочки... тебе я его посылаю, как мамин из странствий вернувшийся автограф, как талисман, как её ручательство в будущем. Но какой огонь, какое совершенство! И какая естественная человеческая речь!»

Талисман этот помог мне – я вернулась из Сибири, я дожила до маминой книжки.

Теперь пусть Вам он принесёт – приносит – счастье.

Книжечку я пока только подержала в руках – сигнал, но, верно, скоро будет, а м. б. уже и есть – тираж. Хорошая вышла книжечка! Кое-что (очень немногое) мне там и «против шерсти» – но не в моей «шерсти» суть... А огорчила всерьёз только всеми на свете прозеванная опечатка – в «Поэме Заставы»²; даже две – «Ад? да, но и сад —

для – баб и солдат – старых собак – малых ребят»... солдаты превратились в солдаток, ребята в ребяток, раздробился, исказился ритм, да и смысл. Вот такой опечатки мать мне никогда не простила бы, она, смеявшаяся от души над, скажем, вместо: «здесь, на земле, мне подавали грош и жерновов навешали на шею» – «и жемчугов навешали на шею...»³

Ну, ладно! .

Всего, всего Вам доброго. На днях отбываю недели на две в Латвию – воображаю, какая там пакость, потом обратно. Переводить никому не нужное.

Ваша АЭ

' Кн. «Юношеские стихи» при жизни М. Цветаевой не была издана. Рукописный и машинописный (с авторской правкой) экземпляры хранятся в РГАЛИ. Какие именно стихи из этого сборника были посланы адресату – неизвестно.

² 3-я и 5-я строки 7-й строфы «Поэмы Заставы» (1923) (II, 188).

³ 2-я строка 2-й строфы стих. 1918 г. «Не самозванка – я пришла домой...»

(I. 394).

Э.Г. Казакевичу

12 октября 1961

Милый друг Эммануил Генрихович! Спасибо за Ваши сердечные слова¹. Они очень дороги мне в эти дни – радостные и нестерпимопечальные. Где-то у мамы в записной книжке есть слова о том, что живому поэту посмертная слава не нужна, и вот через это никакой моей радости по поводу книжечек, книг или собраний сочинении не перешагнуть. Я рассудком (хоть и мало у меня его) – знаю, что всё это нужно и хорошо – книги имею в виду, а сердце ничуть не радо – пепел Клааса сильней всего, пусть он только пепел. Ни до чего мама не дожила – мало сказать не дожила'. Ах, Эммануил Генрихович, как мне мертвы многие живые, как мне живы мертвые -не дожившие. Я не только о маме – я о времени, о великой забывчивости живых. Впрочем, всё это словам неподвластно, сказать об этом дано лишь тем, кто рано умолкает, кому время – любое – всегда затыкает глотку. „

Я с глубоким-глубоким, несказанным чувством посылала вам эту книжечку, помня (навсегда), как она начиналась². Вы первый – вместе с Анатолием Кузьмичём – бросили эти зёрна в каменистую почву Гослитиздата – помните? Сколько, чёрт возьми, терниев там произросло (не говоря уж о лопухах, к<отор>ые не в счёт!), пока

пробилась книжечка – с чисто цветаевским упорством, помноженным на ещё многие упорства. И вот теперь рвут её на части – и, верно, не столько настоящие читатели, сколько те самые «читатели газет» – имя им легион. Впрочем, и легион настоящих тоже приумножился. ‘

Я часто вспоминала всех вас, знаю, что все болели, резались, ужас что такое. Писала вам, но отвечать было некому и некогда, а помочь не могла ничем, всё из-за той же вечной отдалённости и неустроенности.

По-прежнему трудно живётся и до зарезу нужна не комната даже, а целая квартира, да, да, чтоб было где жить по-человечески и разместить архив не в собачьей конуре на Мерзляковском, а в полном просторе, который мы с архивом заслужили, как никто другой. Я старею, милый друг (надеюсь, что Вы – нет, мы с Вами ровесники!), мне осточертел деревенский быт с разваливающимися печами, тасканьем воды и всеми неисчислимыми pro и contra. Всё это пожирает время, память, жизнь, а у меня уже недостаёт этого всего на бесконечное самообслуживание, а на то, чтобы обслуживал кто-то, – денег нету и никогда не будет в достаточном количестве. Простите ради Бога, что я вдруг так гнусно разнылась. Просто очень хочу – нужно – заняться всем маминым, а всё не пускает.

<■■■> О^сень хороша здесь; зелень порыжела, облетела, стало далеко-далеко видно, и как бы я иной раз ни злилась на то или другое, а мудрый этот покой всё равно лечит душу.

Обнимаю Вас, Галю, девочек. Как они – старшие – устроены? Довольны ли? Буду в Москве зимой.

ВашаАЭ

Что Вам в книжечке больше всего по сердцу? Жаль, есть там и слабые стихи – из ранних.

великии и не говоря уже о

Э.Г. Казакевич 7 октября 1961 г. написал А.С.: «Сегодня я видел вышедший в свет томик стихов Марины Цветаевой. Поверьте, выход этой книги торжественный момент не только в Вашей, но и в моей жизни том, что все это значит для нашей литературы.

Поздравляю Вас и приглашаю присоединиться к моему уже не новому таящему в себе много печального, но все-таки утешительному выводу: ничто вели-С 50₂"^Рек^РаСН°^{е 40 М}°^{ЖеТ Пр}°^ПаСТЬ” ^(цит' ^{по кн}'^: Казакевич Э. Слушая время.

² На книге М. Цветаевой «Избранное», подаренной Э.Г Казакевичу А С сде-ала надпись: «Дорогому Эммануилу Генриховичу, первому зачинателю этой ИГИ – с любовью и благодарностью. Таруса, октябрь 1961 г. А.Э.».

Для М. Цветаевой газета – «стихия людской пошлости», а «читатели газет» -«глотатели пустот», «доильцы сплетен».

В.Н. Орлову

15 октября 1961

Милый Владимир Николаевич! Рада, что мамины строки доставили Вам удовольствие. Они, во всей совокупности их судьбы, – тоже чудо. В ответ на чудо, совершившееся в огромной степени благодаря Вам. Ещё раз – и навсегда – спасибо Вам. Пусть это не звучит высокопарно, но, знаю, наша литература благодарит Вас – что с ней не так уж часто случается. Со мной, впрочем, тоже!

Ага, значит, «солдатки-ребятки» – Ваше соавторство? Я утешена, ибо, при всей своей дотошности к маминому, ухитрилась ей всучить коня лохматого вместо косматого в «Цыганской свадьбе»¹. Тоже хорошо. Поотчаивалась и перестала, поняв, что надо было быть ещё внимательней, это раз, а считку производить только до первых признаков утомления; внимание притупляется. Мы же с А<нной> А<лек-сандровной> этого не учли, спутав «больше» с «лучше».

<...> У портрета, конечно, надо было отретушировать волосы – какие-то досадные рога получились, тень над подбородком жестка, но всё это огрехи типа пятен на солнце. Хороша книжечка. Этим чувством я постепенно пропитываюсь, сразу не почувствовала, столько ждала, что, дождавшись, и не удивилась, и не испугалась радостно внутренне. «Обыкновенное чудо»!²

О том, что «против шерсти» – в другой раз, сейчас не хочется, да

и всё это уже в прошлом.

В Москве книжку распродали буквально в четверть часа. Лавка писателей дала заявку на две тыс<ячи>, получила пятьсот. В остальных магазинах продавали только по предварительной записи (записывали весной). 800 экз. пошло в книжный киоск, к<отор>ый будет «обслуживать» участников съезда. В «Лавке писателей» дежурили покупатели целыми днями, до закрытия магазина – «выбросят?» – «не выбросят?». А не дежурившие обрывали телефон. Продавцы удивлялись, что нашёлся bestseller, перекрывший все... евтушенковские рекорды.

<...> Что же до меня, то я получаю почти гагаринскую почту – уж столько оказалось у меня друзей, знакомых и даже... родственников в эти дни, что и не рассказать.

Эренбургу книгу послала, Z³ – нет, т. к. он был как раз из тех «старых друзей», которые обошлись с мамой по-хамски, когда она так нуждалась в поддержке, из тех, кто из родины создал ей тот Бедлам нелюдей⁴, в котором она погибла. Конечно, то были хамские – да и хуже – времена, но... бытие определяет сознание (либо отталкивая его от бытия, либо сливая с ним), – Zb своё время прочно слился

с тем бытием, как и многие. И не винила бы его в этом, если бы не мама. Тут уж у меня «подход» субъективный, семейственный, и я его никому не навязываю...

Теперь о том, о чём уже писала Вам вкратце в предыдущем письме, т. е. о калужском издании Цветаевой⁵. Эта затея тревожит меня невероятно. <...>

Цветаеву можно и нужно издавать без всякого ажиотажа, без спешки, тщательно, ювелирно, с серьёзнейшими комментариями, т. е. таким образом, каким может издать только Библ<иотека> поэта. Любое издание требует огромнейшей подготовки и должно осуществляться чистыми и умелыми руками. Я очень была рада, что Вы подумали именно об А.А. Саакянц для сотрудничества в предполагаемом томе Биб<лиотеки> поэта; она очень хороший, настоящий, по влечению, знаток Цветаевой. У неё очень много собрано. Она человек спокойный и порядочный и никогда на таком – да и на любом другом деле – не будет нагревать руки... впрочем – что я Вам буду рассказывать, как издавать Цветаеву нужно! Уж Вы-то знаете.

Вы умница – подумайте. М. б. следовало бы вот сейчас создать комиссию по литературному> наследию Цветаевой, к<отор>ая осуществляла бы некий контроль за посмертными изданиями? Как оградить и память мамы и её сложное, взрывчатое в неумелых и жадных руках – творчество от не тех людей? В такую комиссию должны были бы войти писатели, поэты – не причинившие ей зла при жизни, без Асеевых и Z, и достаточно именитые, чтобы одною ловкостью да с чёрного входа их нельзя было бы «обойти». (И не только писатели и поэты, а также люди вроде А<нны>А<лександровны> – т. е. те, у к<отор>ых есть время, возможность, силы, чтобы и работать, не только представительствовать.) Я подумала бы в первую очередь о Вас, об Эренбурге, о Твардовском (давшем такую хорошую рецензию... Она очень помогла книжке, да и украсила её «Тоской по родине...»⁶). Вообще что-то придумать надо и поскорей, чтобы не допускать невежественных, скороспелых изданий. <...>

Разберётесь ли в моём многословии? Пишу бегом, как всё приходится делать... Жду Вашего ответа, а пока всего Вам самого доброго! Сердечный привет Ел<ене> Влад<имировне>!⁷

Ваша АЭ

' В этом абзаце А.С. пишет об опечатках, допущенных в кн.: Цветаева М «Избранное». М._р 1961.

² Ассоциация с названием пьесы Е.Л. Шварца.

³ В данном случае фамилия «старого друга» М. Цветаевой комментатором опущена, так как в письме к тому же В.Н. Орлову от 18.XI.1962 г. А.С. пишет:

«Я провела целое следствие, чтобы добраться до первоисточников слухов о не-

порядочном отношении Z к маме в трудное время. Он ничего плохого не сделал (правда, ничего хорошего тоже!). И слава Богу, что плохого не было. По тем временам и минус – плюс (т. е. – минус “только" равнодушия)...».

¹ У М Цветаевой в «Стихах к Чехии» (Март, 8) «О слезы на глазах!..» есть строки: «Отказываюсь – быть. / В Бедламе нелюдей / Отказываюсь – жить...» (II, 360).

⁵ Калужское издание двухтомника М. Цветаевой не состоялось.

6 во внутренней рецензии на кн. М. Цветаевой «Избранное» (М., 1961) для изд-ва. «Художественная литература» А.Т. Твардовский писал: «...мне жаль например, что в сборнике нет прекрасного стихотворения эмигрантских лет Тос ка по родине – давно разоблаченная морока...”, где все читан наоборот, как в “Гимне богатым", и где такое пронзительное чувство любви к родной земле к “кусту рябины"». Впоследствии эта рецензия с некоторыми изменениями и сокращениями была опубликована в журн. «Новый мир» (1962. № 2) и в Собрании

сочинений Твардовского (М., 1980. Т. 5).

т Елена Владимировна Юнгер (1910-1999) – друг В.Н. Орлова, актриса Ленинградского театра комедии.

В.Н. Орлову

20 октября 1961

Милый Владимир Николаевич <...> у меня такое чувство, что с опубликованием маминых вещей не следует торопиться. Каждое издание – пусть с опубликованного – чрезвычайно сложное дело. Скажем, проза, с которой проще, чем со стихами. Такой Н. воображает, что взял, мол, книжку прозы, изданную в США⁴²42
^{Дитя Марии (фр.).

[Закрыть]}^{, и валяй оттуда, а самом деле они допустили во многих случаях купюры, искажения, кое-где даже добавляли (!) из других вещей. Надо сличать; с подлинниками, когда они сохранились; даже с черновиками, если они есть, или с ранними публикациями, до к<отор>ых добраться не так-то просто. В некоторых случаях придётся аж заграницу запрашивать, т. к. в наших хранилищах есть далеко не всё, а что есть, то пропадает. . е. попутно с любым (Васюковским ли, столичным ли) изданием надо проделывать настоящую исследовательскую работу, ибо она ещё никем не велась и на готовое рассчитывать не приходится (разве что на Западе, но маловероятно, так как у них нет достаточно материалов и возможностей). Может быть, я «мудрю» и всякое даяние благо? («Боитесь данайцев...»)}

Скажу по совести, что меня чрезвычайно радует и привлекает мысль о Библ<иотеке> поэта. Там можно будет всё подготовить с цветаевской дотошностью, без огрехов и случайностей, всерьёз, семь раз отмерить, сверить, выверить – и один – печатать. Очень хотелось бы, чтобы вступительная статья была опять же Ваша, хитроумный Улисс. А я уж постаралась бы снабдить Вас всем – даже самым подспудным,

чтобы облегчить Вам Ваше лоцманство. Комментарии нужны прямо академические...

Кстати: жаль, что не дали комментария к «Гвиане» в «Стихах Сироте» («В Гвиане, в Геенне»³). Гвиана – это же каторга (во Франции каторжников ссылают в Гвиану...). Это важно было бы для большего проникновения в стих. А то для непосвященного Гвиана может показаться лишь некой отдаленностью. Ещё есть опечатка там же – «тоска поколенная», а надо «подколенная»⁴ (такое чувство предобморочное, когда «ноги отнимаются» – именно в углублении сзади колена). Эти стихи не сличались с подлинником, и, возможно, опечатка перекочевала из напечатанного.

Вы знаете, мне не очень нравится оформление – вегетарианское. Не нравится голубое и белое – то же самое чёрным по неокрашенному холсту – или тёмно-синим, или вишнёвым м. б. было бы лучше. Эти девичьи цвета уж очень не гармонируют с содержанием, т. е. не нравится именно раскраска. У католиков голубой цвет – цвет девы Марии; есть у них занятный обычай: ещё не родившегося ребенка посвящать Богородице. Такое дитя нарекается «Enfant de Mane»* и обязано всю свою жизнь посещать храмовый богороди-цын праздник и участвовать в процессии одетым в цвета Марии -голубое с белым. Особенно это красиво получается в Бретани где очень много верующих. Идёт громадная процессия – духовенство, плывет древняя позолоченная статуя, наряженная в кружево, а за ней enfants des Marie по ранжиру – от двухлетних голубеньких с беленьким до столетних. Особенно поражал моё воображение местный мясник, краснорожий, пузатый, в небесной ряске и белом стихарике...⁵

Всё это, конечно, к книжке отношения не имеет, просто так к слову пришлось!

Всего Вам самого доброго!

ВашаАЭ

во им. Чехова,

1956.

² Улисс

‘ Цветаева М. Проза. Предисл. Ф. Степуна. Нью-Йорк: Изд-

з латинский вариант имени Одиссея; здесь: мудрый кормчий

«Стихи С™ щ ГэЗбГ ^{<<НЭ ЛЬДИН6}’ ^{В ГВИЭНе}' ^{В ГееНН6} – ^{ЛЮбИМЫЙ}” – ³⁴⁰>'

кою ^{Же: <<Тоской} подколенной / До тьмы проваленной / Последнею схваткою чрева – жаленный!» – 3-я строка (II, 340).

Зл_РрЛ^Т_а^ИХаРЬ “ ^{ДЛИННЭЯ}' ^{С ши}Р°кими рукавами одежда священнослужителя. ^десь речь идет о стихарном покрое. ⁴²42
^{Дитя Марии (фр.).

[Закрыть]}

И.И. Емельяновой

26 октября 1961

Милый Малыш, как ты жив? Получила ли книжечки – Борину и мамину?⁴²42
^{Дитя Марии (фр.).

[Закрыть]}^{Обе нельзя достать ни за какие деньги, вообще полный фурор. Жаль, что Борина так нелепо составлена. А главное, не пойму, как это в «Марбурге» недостаёт 16 строк или это Боря сам выбросил в последнее время?² Ты что-нибудь об этом помнишь? Как понравилась мамина книжечка? Там, к сожалению, есть опечатки (у семи нянек...) и дурацкое «вегетарианское» оформление, уж никак не связанное с содержанием. Надеюсь, что следите за материалами Съезда³, как всё интересно. Счастливая ты, будешь жить в светлом здании коммунизма. А мне не дожить – помру в вестибюле. Пиши. Обнимаю. Будьте здоровы.}

Аля

' Речь идет о книгах: Пастернак Б. Стихотворения и поэмы. М., 1961 и Цветаева М. Избранное. М., 1961.

² Новая редакция «Марбурга» была подготовлена самим Б. Пастернаком для сборника, готовившегося в изд-ве «Художественная литература». И. Емельянова свидетельствует: «Мы с мамой буквально плакали, чтобы он не менял '‘Марбурга"» (Емельянова И. Легенды Потаповского переулка. М., 1997. С. 92).

³ Речь идет о материалах XXII съезда КПСС, состоявшегося 17-31 октября 1961 г. А.С. иронически отзывается на слова Н.С. Хрущева: «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме».

И. Г. Эренбургу

8 ноября 1961

Дорогой Илья Григорьевич, очень рада книге⁴²42
^{Дитя Марии (фр.).

[Закрыть]}^{, очень благодарна за дополнительные строки о папе², несколько – насколько сейчас можно – уравновешивающие всё. Хорошо издана книга, хорошо и веско ложится в ладонь; нравится и размер, и обложка, и шрифт. Прекрасно. Сама книга – событие, Вы об этом знаете. Многие, многие -уже безмолвные, равно как и огромное племя безмолвных, лишь чувствующих – немо – читателей, благодарны Вам – Вы знаете и это. Вы сумели этой книгой сказать «Солнце – остановись!» – и оно остановилось, солнце прошедших дней, ушедших людей. Спасибо Вам, дорогой друг, за всех, за всё – за себя самоё тоже.}

О Глиноедском³: имени-отчества его я не помню, мы все звали его товарищ Глиноедский. Не знала и его жены. Человек он был замечательный и очень мне запомнился. Офицер белой армии, а до этого – участник первой империалистической; попал в немецкий плен, раненый. Бежал из госпиталя, спрятавшись в корзине с грязным' окровавленным бельём, ежедневно вывозившимся в прачечную. Познакомилась с ним в «Союзе Возвращения»; вёл он там какой-то кружок – политграмоты ли, политэкономии – не помню. Неприятно выделялся среди прочих преувеличенной подтянутостью, выутюженно-стью, выбритостью; был холодноват в обращении, distant, distinque⁴³43
Соблюдающий дистанцию при общении, благовоспитанный (фр.).

[Закрыть]. Говорил литературнейшим языком, без малейшей примеси французских обрусевших словечек и оборотов, хоть фр<анцузский> яз<ык> знал отлично. Так и вижу его – выше среднего роста, худощавый, даже худой, гладко причёсанные, светлые, негустые волосы, лицо «с вол-чинкой», жёсткое, и, как бывает, прелестная какая-то стыдливая улыбка. Чёрный костюм, безукоризненно отглаженный, белоснежный воротничок, начищенные башмаки. Акругом – шоферы, рабочие, в плохонькой, но какой-то живой одежонке, лица чаще всего небритые, руки – немытые, табачный дым, гам. Устроили в Союзе дешёвую столовую, кормили по себестоимости, за гроши – щи да каша. Длинные столы, скамьи, алюминиевые миски, ложки – серый хлеб большими ломтями – вкусно было и весело, ели да похваливали – шутили, шумели. А Глиноедский не ел, а кушал, и хлеб отламывал кусочками, а не хватал от ломтя. Мы – тогда молодёжь – втайне подтрунивали над ним, над разутюженностью его и отчуждённостью, но на занятиях сидели смирно, человек он был эрудированный – и строгий по существу своему. Один раз опоздал он на з<анят>ия, я сбегала за ним, жил он в этом же здании на rue de Buci⁴ (странный громадный престарый чёрный дом) – в мансарде. Постучала. Не отвечают. Толкнула дверь -открылась. Никого – и – ничего. Крохотная клетушка, по диагонали срезанная крышей, где-то там мерцает тюремное окошечко размером в печную дверцу. Страшная железная – какая-то смертная койка с матрасиком-блином, а из-под матраса видны те самые чёрные «безукоризненные» брюки – так вот и отглаживаются. На спинке кровати – та самая – единственная – белая рубашка. На косой табуретке в изголовье – керосиновая лампа, два тома Ленина. Всё. Нищета кромешная, уж ко всяческим эмигрантским интерьерам привыкла, а эта в сердце саданула, по сей день помню. Я всё поняла. Поняла, какой страшной ценой нищий человек сохранял своё человеческое достоинство. Поняла, что для него значил белый воротничок, и начищенная обувь, и железная складка на брюках, чистые руки и бритые щёки. Поняла его худобу и сдержанность в еде (кормили один раз в день).

У меня даже кровь от сердца отхлынула и ударила в пятки («душа в пятки» ушла!). Я (всё это уже к делу не относится) заплакала так, как в детстве от сильного ушиба – слёзы вдруг хлынут без предупрежденья, и пошла тихонечко вниз – вдруг прозрев и увидев страшноту этого дома, липкие сырые пузатые стены, корытообразные стоптанные ступени, бесцветность света, еле пробивающегося сквозь от века грязные стекла.

Назад к карточке книги "История жизни, история души. Том 2"