Текст книги "Академия пурпурной розы (СИ)"

Автор книги: Анна Снегова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 36 страниц)

– Тогда что, Дженни? Ты можешь сказать мне, наконец, откровенно, чего ты хочешь? Я готов отдать тебе все, что у меня есть – свою жизнь, и даже больше. Но я смертельно устал отгадывать твои головоломки.

Я закусила губу. Сколько раз мысленно представляла наш разговор. Представляла, что ему скажу… и вот теперь не могу выдавить из себя ни слова. Неужели у него так было всегда?

– Молчишь… я должен так понять, что тебе не нужно от меня ничего?

Пальцы Олава разжались, и он выпустил мою руку. Я видела, как его взгляд покрывается инеем отчуждения. И поняла, что вот это – тот самый последний момент, когда я еще могу что-то сделать. Когда я должна что-то сделать.

Сделала полшага вперед. Положила обе ладони ему на грудь и уткнулась в них лицом. Встала тихо-тихо как мышка. Сейчас он может меня оттолкнуть – ведь я так долго отталкивал его. Но я должна сказать.

– Мне нужно только, чтобы ты меня простил. И всегда держал за руку, как сейчас. И смотрел… только мне в глаза. Потому что… потому что я тебя люблю.

Несколько мгновений он просто стоял неподвижно, и даже, кажется, не дышал.

А потом обнял так крепко, что думала, раздавит. Уткнулся лицом в сгиб шеи, в мои разметавшиеся, спутанные волосы… и молчал. Словно боялся неосторожным словом разрушить волшебство. Словно сам не верил до конца в то, что только что услышал.

И до меня вдруг дошло. Как-то стало сразу легко и светло на душе.

Теперь все будет хорошо. По-другому и не могло быть. И какая я была дура, что хоть на мгновение, хоть раз усомнилась в нем. В его чувствах. В его верном, преданном сердце. В том, что всегда говорили мне его глаза – да только я не хотела слушать.

Нам обоим просто нужна была эта встряска. Чтобы оценили, наконец, то чудо, которое судьба сама всучила нам в руки – только не упусти. И за ним совершенно не обязательно идти куда-то за тридевять земель.

Я почувствовала, что снова живу.

Захотелось… много чего захотелось. Ко мне впервые за все эти долгие мучительные дни вернулось игривое настроение.

А катись оно к такой-то бабушке, бабушкино воспитание! Я теперь счастливая и влюбленная, мне теперь можно забыть об этикете и приличиях.

Я ткнулась Олаву носом в щеку.

– А я, между прочим, все еще жду нормальных признаний. Ну, как полагается!

Он оторвался от моей шеи и посмотрел сверху вниз внимательно, с прищуром.

– Интересно, я когда-нибудь привыкну к смене твоих настроений?

Я показал ему язык.

– И не надейся. Зато не скучно будет.

Он все молчал. Как всегда, весь из себя серьезный и основательный. Наверное, признание в любви тоже будет основательным и монументальным – а не как у меня, все на нервах и кое-как. Я затаила дыхание и ждала с замиранием сердца.

– Дженни. А выходи за меня замуж?

Сказать, что я обалдела – ничего не сказать. Ну, хотя – это же Олав. Что с него взять. Ко всему подходит серьезно.

Он поспешил добавить, волнуясь и чуточку краснея:

– Я не хочу на тебя давить, и спешить совершенно не обязательно. Просто – может, когда-нибудь… Я хочу сказать, просто подумай о такой возможности, и если тебе нужно время, то…

– Я согласна!! – выпалила я, и прежде, чем он опомнился, первая полезла к нему целоваться.

Нет – ну а что? Мне, между прочим, завидно было все это время смотреть, как Эмма в каждом углу обжимается.

Теперь моя очередь наверстывать.

Когда подали экипаж, я села в него совершенно красная и возмутительно счастливая. Леди Ректор только посмеивалась, глядя на меня. И напоследок шепнула, что даже не сомневалась, что этим дело закончится. И никто не сомневался, кто видел нас рядом.

Старая добрая леди Джиневра Темплтон! Не зря меня родители назвали в честь нее. Как было приятно учиться под ее крылом – но кажется, я действительно готова упорхнуть. В те самые, надежные и любящие меня руки, о которых говорил когда-то отец.

На Эмму действительно было больно смотреть. Я стыдилась своего счастья, видя, как она несчастна и как страдает, но ничего не могла поделать. Оно из меня лилось, как солнечные лучи из дырявого облака.

В конце концов, сестра тоже устала на меня смотреть и строго-настрого приказала возвращаться к жениху. Уверила, что прекрасно проживет и без меня. Тем более, все равно привыкать быть одной.

Я крепилась, как могла. Но не выдержала. Сказала, что туда и обратно… и как на крыльях помчалась обратно в Академию, благо там езды всего каких-то полдня.

А когда приехала, выяснила, что в гости к Олаву приехала мама. Поздравить сына с получением семечка… и с помолвкой.

После обмена традиционными любезностями она дождалась, пока Олава вызовут куда-то по учебным делам, и попросила меня об откровенном разговоре.

Мы стояли друг напротив друга в том самом кабинете, где ее сын сделал мне предложение. Я и она – высокая и очень худая пятидесятилетняя женщина с некрасивым лицом, но большими, выразительными лучистыми глазами. Я нервничала и пыталась представить, что она обо мне думает за столько лет. Получалась так себе картина.

– Дженни, я буду честна с тобой, – начала она тихим, но твердым голосом. Я вспомнила рассказы отца, вспомнила, сколько этой женщине пришлось пережить, десять лет растя сына в одиночку в чужом и опасном мире… и приуныла. Она не из тех, кто будет увиливать и приукрашивать. Сейчас я всю правду-матку о себе услышу.

Она неожиданно замолчала. А потом снова продолжила.

– Просто прошу тебя обдумать все хорошенько. Я несколько лет смотрела на то, как мой сын сходит с ума по девушке, которая не считает его достойным даже взгляда. Он хороший мальчик. Добрый и преданный. Если это все для тебя лишь каприз, очередная блажь… если ты переступишь через него так же легко, как ребенок переступает через надоевшую игрушку… ты разобьешь ему сердце. Поэтому…

– Я его люблю! – выпалила я, перебив. – Я правда, очень сильно его люблю! Даже не знаю, что сказать… просто поверьте мне. Его сердце у меня будет в безопасности.

Она ничего не ответила, просто обняла меня и молча вышла из кабинета.

Я постояла пару минут в одиночестве после ее ухода, а потом бросилась искать Олава.

Нашла его в кабинете леди Ректор. Бесцеремонно ворвалась туда – хотя про меня теперь наверняка ужасно подумают… но мне надо.

– Леди Темплтон, простите меня, пожалуйста. Можно я украду жениха на минутку?

Она милостиво разрешила, лукаво посверкивая на меня глазами.

Мы с Олавом вышли в пустой и гулкий коридор. Я прислонилась к стене, собираясь с мыслями. Он посмотрел на меня настороженно.

– Дженни, что случилось? Мама тебе что-то сказала?

– Нет! Вернее, да… она у тебя замечательна! Мы отлично поговорили.

Его взгляд чуть смягчился.

– Что тогда?

– Я тут подумала… все эти приготовления к свадьбе… они так утомительны! Их так много, этих дурацких хлопот… у меня от них голова уже кружится, если честно.

Я замолчала, не зная, как сказать дальше то, что у меня на уме. Молчание затягивалось. Кто бы мне когда сказал, что отношения – это так трудно!

Олав конечно же истолковал по-своему.

– Дженни, если ты передумала – просто так и скажи.

Я вздохнула.

– Олав Шеппард, если ты всегда будешь так медленно соображать, то клянусь – я каждый наш разговор буду начинать с поцелуя. До тебя после них доходит чуточку быстрее.

Он невольно улыбнулся, но взгляд оставался все таким же напряженным. Кажется, мне еще придется немало потрудиться, чтобы перечеркнуть все прошедшие годы и заставить в меня верить. Я продолжила.

– Я хочу сказать… а давай не будем ждать? Зачем нам пышная свадьба. Мы же сейчас в столице! Давай просто сбежим прямо сейчас, найдем какого-нибудь королевского чиновника, дадим ему на лапу, и пусть…

Закончить мысль я не успела. Меня просто подняли высоко-высоко с такой легкостью, будто я была пушинка. От того, что я увидела во взгляде жениха, по телу побежала непривычно-жаркая волна.

– Я тебя люблю, Дженни Винтерстоун. Просто знай это. Люблю так давно, что даже уже не верится, что было когда-то время, когда не любил. Мне кажется, любил всегда. Спасибо за это – я знаю, почему ты предложила не ждать. Ради меня, чтобы я больше не сомневался, что ты серьезно. И я не буду. И красивый праздник мы тебе непременно устроим тоже. Но сейчас… пожалуй, я и правда хочу поспешить. Потому что все еще иногда ловлю себя на мысли, что это какой-то сон, обман, и я скоро проснусь – а тебя снова нет. И я снова вижу лишь твою спину – когда ты, смеясь, убегаешь от меня к своим мечтам. В которых мне места нет.

– Моя мечта – это ты. Так давно, что я тоже забыла, когда было по-другому, – призналась я тихо, потупившись.

И на этом мы решили, что слов сказано достаточно.

Когда успешно найденный корыстный чиновник был нами благополучно подкуплен, мы с Олавом купили первые попавшиеся кольца, расписались, нацеловались до звездочек перед глазами, а потом просто бродили по городу до самого утра, держась за руки и поедая мороженое. Кормили мороженым белку… а наутро решили, что надо как-то рассказать моим родителям.

Вернувшись в Замок ледяной розы, мы узнали, что Эмма пропала. Просто ушла в другой мир, разбив при этом зеркало, чтоб за ней никто не смог последовать. И моих родителей, сходящих с ума от беспокойства, хватило только на то, чтобы нас обнять, быстренько пожелать счастья в семейной жизни и заверить, что они за нас безумно рады. Я поняла, что всем сейчас не до нас. Семейный совет, собранный с привлечением тети Эмбер, спешно решал, что же делать.

А я прислушалась к внутренним ощущениям… и поняла, что совершенно не беспокоюсь за сестру. Вот ни капли. И почему-то уверена, что все у нее хорошо. Даже замечательно. Я обычно чувствовала ее состояние… и вот теперь тоже. Родителей убедить, правда, не удалось. Они напридумывали себе всяких ужасов. А я не могла даже объяснить, что у Эммы появился парень, потому что это был не мой секрет, и к тому же, расскажи я как есть, они, пожалуй, сходили бы с ума еще сильнее.

И вот как-то так получилось, что нас с Олавом просто оставили одних, перестали обращать внимание. Папа только, сверкнув суровым отцовским взглядом, попросил до официальной брачной церемонии соблюдать приличия, и выделил Олаву отдельные гостевые покои.

Я битый час проворочалась в своей узкой девичьей кровати в башне – в круглой комнате, которую раньше занимали мы с Эммой. Еще раз прислушалась к голосу сердца и убедилась, что сестра в полном порядке.

И поняла, что мне ужасно одиноко.

Тихонько накинула халат прямо на ночную сорочку и прокралась на лестницу.

По всему третьему этажу было слышно, что в родительской комнате в конце коридора до сих пор продолжаются бурные дебаты. Я на цыпочках прошла ниже, до второго этажа, где располагались комнаты для гостей. Нашла нужную. Олав всегда в ней останавливался – даже странно, но оказывается, я запомнила. Я вообще очень много чего о нем помнила.

Тихо поскреблась в дверь. Он открыл сразу.

– Дженни?

– Я соскучилась, – нервно улыбнулась я. – Можно к тебе?

– Конечно! – он улыбнулся и затащил меня в комнату, захлопнул дверью и запер ее.

– Мы с тобой почти не разлучались за последнее время, и сейчас мне стало одиноко… просто подумала, что ты не будешь против, если я… если мы… ну в смысле побуду до утра… здесь.

– Дженни, ты не должна мне ничего объяснять – ты теперь моя жена. Нам больше не нужно повода для того, чтобы увидеться. В конце концов… я тоже ужасно соскучился по тебе.

Я нервно теребила пояс и не знала, куда деть руки, глаза и прочие части тела.

– Устала сегодня?

Олав смотрел на меня тем особенным взглядом, который у него появился за последнее время. В нем больше не было сомнений и вопросов. Только то, до мурашек жаркое, до дрожи правдивое, что заставляло меня трепетать в предвкушении.

Да в конце то концов – я замужняя женщина, или как?!

– Немного, – призналась я.

– Тогда ложись. Я скоро приду.

Он отошел к окну и принялся аккуратно закрывать книги, раскладывать по местам письменные принадлежности.

Я сбросила халат и быстро-быстро, не давая себе времени опомнится и струсить, юркнула под одеяло. Отвернулась и укрылась до самого носа. Меня чуть-чуть трясло от волнения.

Скоро стало темно. Послушный Замок, всегда чуткий к малейшему желанию хозяев, погасил свет. Я услышала шорох одежды. Крепко зажмурилась. Было страшно, сладко и волшебно.

Кровать прогнулась под тяжестью другого тела. Мой муж, моя любовь, моя судьба… найду ли я когда-нибудь нужные слова, чтобы рассказать ему? Чтобы он понял, как много на самом деле для меня значит. Как много сделал для того, чтобы я сама осознала, кто я и чего хочу от жизни. Что хочу стать чем-то большим, чем сейчас. Хочу быть такой, чтоб могла собой гордиться – гордиться по настоящему. И чтобы он гордился тоже. Что до сих пор не верю в то, что теперь у меня есть это бесценное сокровище – взгляды, прикосновения, простое присутствие рядом человека, в глазах которого я всегда была и всегда буду единственной. Даже несмотря на мои недостатки, которые он, с его-то умом, конечно же всегда видел. И это окрыляет еще больше.

Муж подвинулся ко мне сзади, прижался теснее, даря удивительное чувство покоя и безопасности. Осторожно, бережно собрал мои волосы в горсти, глубоко вдохнул запах. Провел ладонью по обнаженному плечу и ниже – по всей руке до кончиков пальцев, переплел со своими.

Проговорил тихо на ухо:

– Ты напряжена как камень. Вся дрожишь. Дженни, ты же знаешь, я не стану тебя торопить. У нас теперь все время мира. Успеется. Просто спи. Я буду рядом.

Он крепко меня обнял и стал засыпать.

А мне захотелось треснуть чем-нибудь по его слишком медленно соображающей башке.

Ух, как же я была сердита на следующее утро! Даже не знаю, на кого больше – на него, что так сказал, или на себя, что постеснялась и промолчала в ответ.

Но встала я раньше него и ушла завтракать.

Олав понял, что что-то не так, когда присоединился ко мне позже, но ничего не спросил. Обстановка была натянутой.

И так продолжалось весь день. Я злилась, и ничего не могла с собой поделать. Неужели он всегда будет так от меня прятаться? Неужели всегда между нами будет какая-то глупая стена недомолвок?

В конце концов, Олав извинился и куда-то пропал. Я долго бродила по Замку ледяной розы как неприкаянная, не зная, куда себя деть. Наконец, вспомнила, что есть одно место, куда я обычно сбегала, когда мне было грустно.

А еще я вспомнила, что именно здесь мы и познакомились когда-то, много лет назад, когда увидела Олава в оленюшне. Он сидел в соломе рядом со Снежным и спрашивал его:

– Ну вот хоть ты мне ответь, приятель. И что этим женщинам надо?

Он замолчал, когда увидел меня, застывшую на пороге. Я закрыла дверцы и заложила изнутри брусом. Решительно пошла на мужа. Когда он вскочил мне навстречу, я увидела в его глазах легкую панику.

– Дженни, меня пугает выражение твоего лица. Только не говори мне, что ты обо всем жалеешь и передумала…

– Ты! – я ткнула его в грудь указательным пальцем. – Сколько еще раз я должна сказать, что тебя люблю? И никогда – слышишь ты? – никогда не пожалею о своем решении. Поэтому хватит уже сомневаться! Хватит думать слишком много и взвешивать каждое слово со мной, как будто я в любой момент махну хвостом и сбегу. Просто будь со мной таким, какой ты есть!

Он поймал мою руку и крепко сжал. Уставился на меня горящими глазами, и моя пятая точка впервые осознала, что кажется, я его довела, а если моего спокойного мужа довести, ой-ой-ой что может быть.

– Быть собой?! Ты думаешь, это легко?! Ты не замечала меня годами, когда я был собой. Ты заметила меня только тогда, когда я стал недоступен, когда ты не могла меня получить, как ребенок не может получить понравившуюся игрушку. Только тогда ты вообще заметила мое существование. Неужели ты думаешь, я этого не понимаю? Неужели ты думаешь, что не боюсь, что как только ты получишь желаемое, я снова тебе надоем? Снова стану «слишком обычным»?!

Я смеривала его пару секунд прищуренным взглядом и думала о том, что это все, конечно, понятно… но я тоже дошла до ручки.

Поднялась на цыпочки и лизнула его в шею. До самой щеки. Наслаждаясь солоноватым вкусом его кожи – с терпкой, сводящей меня с ума нотой в середине.

– Дженни, ты вообще слышала меня сейчас? – уточнил он ошарашенно.

В ответ я от души куснула его за мочку уха. А потом еще царапнула ногтями, обнимая за шею.

– Котенок царапучий… – вздохнул Олав.

– Но ты же анимаг. Ты же знаешь, как обращаться с царапучими котятами? – промурлыкала я ему прямо в ухо.

На моей талии сомкнулось такое крепкое объятие, что я засомневалась, не является ли мой муж, вдобавок, медвежьим оборотнем.

– Дженни-и-и… ну я же сейчас сорвусь. Ты… просто не представляешь, на какой силе воли я держался все эти годы, чтобы тебя не напугать и не оттолкнуть…

– Глупый… я же как раз и добиваюсь, чтобы ты, наконец, сорвался.

Ох. Даже не так. О-о-о-ох…

И я, дурында, считала своего мужа спокойным и невозмутимым!

Оказалось, что под маской привычного спокойствия прячется такой ураган, что если б я знала это раньше, никуда б от него вообще не делась с первого же дня знакомства.

А еще оказалось, что в нашей оленюшне очень мягкое и безумно ароматное сено.

Когда я обрела, наконец, покой и любовь, ко мне вернулась и магия. И тогда я поняла, наконец, какое именно большое и важное дело могу сделать. Быть может, ради этого все и было? Не знаю.

Над Алым миром горел рассвет, когда мы туда пришли. Удивительный, ни на что не похожий, расцвеченный невероятной палитрой всех оттенков красного.

Ветер, созданный командой стихийщиков под предводительством мадам Петтифи, гнал много-много облаков с океана. Где-то там за горизонтом один замечательный огненный маг, муж моей сестры, испарял воду, просто зайдя в нее. Облака останавливались точно над городом, и там уж в дело вступала Эмма. Охлаждала водяной пар, и он проливался дождем на иссушенную, непривычную к влаге землю, на лица людей, высыпавших на улицы и в изумлении глядящих на это чудо.

– Давай, теперь ты! – подтолкнула меня сестра и вложила в руки одну маленькую и простую на вид вещь, которая на самом деле была очень большой и важной. Была началом чего-то нового и светлого – для нас и наших миров.

Я опустила в землю косточку и взмахнула руками. Призвала магию, запела неслышную песню.

В центре города, на главной площади, расцвело огромное персиковое дерево.