Текст книги "После (СИ)"
Автор книги: Анна Шнайдер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)
– Нет. Мы с ней виделись, я все сказала. Не надо. Иначе мне… иначе я…
Император не стал переспрашивать, что это значит. Он прекрасно понимал – Ванесса боялась передумать.
– Закрой глаза, Несс.
Наверное, следовало позвать Анастасию – быть может, она отговорила бы мать. Хотя вряд ли. Аарон для Ванессы значил то же, что для императора значила София, а предательство собственного сердца невозможно вынести.
Он осторожно обхватил ладонью шею Несс и, на секунду коснувшись ее лба сухими губами, выпустил из себя пламя Геенны, превратив жену брата в горстку серого пепла.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Словно в каком-то дурном сне, София сходила в кадровую службу, получила документы об увольнении с прекрасными характеристиками, а после долго собирала вещи, хотя собирать-то было почти нечего – вещей у нее было немного. Но руки с трудом поднимались, ноги с трудом ходили, а глаза кололо и резало, и голова кружилась так, что София постоянно садилась на постель, тяжело дыша и пытаясь справиться с собой. Наверное, было бы легче заплакать, но глаза оставались сухими – слезы собирались где-то в горле, распирая грудь и вырываясь наружу тяжелым, сиплым дыханием.
Но когда огонь в камине ярко вспыхнул, взволнованно заискрившись, София вскочила с постели, неизвестно откуда взяв силы, и бросилась навстречу императору.
– Арен! – выдохнула она, прижавшись к нему. Сердце колотилось, как после долгого изнурительного бега. Неужели передумал?..
Она взглянула ему в лицо и охнула. Почерневшие, ничего не выражавшие глаза, поджатые до тонкой линии губы, резко очерченные скулы – восковая посмертная маска, а не лицо.
– Что-то случилось?.. Арен?
Он запустил ладони ей в волосы, распуская косу и молча вглядываясь в глаза.
– Нет, – ответил безжизненно, и София сразу поняла – врет. – Просто хотел проститься. Пока ты здесь, еще можно. Но как только уйдешь…
– Я могу не уходить.
– Нет, – повторил он, качнув головой и, наклонившись, прижался лбом к ключице девушки. – Тебе лучше будет держаться от меня подальше.
– Да не будет это лучше! – воскликнула София, начиная целовать его, и вдруг замерла. – Арен… а почему я тебя не чувствую? Ты?..
– Закрылся.
Она понимала, почему, но все равно было обидно.
– Я не смогу без тебя, – прошептала она с отчаянием. – Неужели ты не понимаешь…
– Софи, – Арен обхватил ладонями ее лицо и посмотрел в глаза, – ты сможешь все. Без меня, но ради меня. Я делаю это для того, чтобы ты жила, и прошу тебя продолжать жить. Только это, и больше ничего. Живи, мое счастье, и мне будет достаточно.
– Арен…
Он поцеловал ее, прервав новую попытку отговорить, с обреченной безысходностью лаская губы, в последний раз провел руками по спине, сжав талию – и отпустил.
Секунду он еще смотрел на нее, жадно и отчаянно, а потом развернулся и запрыгнул в камин. София метнулась следом, не представляя, что собирается предпринять, но наткнулась на непроходимую стену.
Перенос был заблокирован.
Она покинула дворец поздно вечером.
Охрана молча довезла ее до дома, где ждали предупрежденные Синтия и Вано, но София, даже не взглянув на них и не сказав ни слова, сразу поднялась наверх, в свою комнату, где рухнула на постель и застыла, глядя в потолок.
Она пролежала так всю ночь – не думая, не плача и почти ничего не чувствуя. И если бы не открытые глаза, наполненные жизнью, и не неслышное дыхание, можно было бы подумать, что она мертва.
Но она была жива. И знала, что будет жить дальше. Потому что он попросил.
* * *
К Виктории Арен не пошел, проведя ночь в спальне детей, понимая, что только Агата и Александр смогут помочь ему. Только они способны удержать на месте его рассудок, не дать сойти с ума и потерять Венец. Сейчас ему было нужно сосредоточиться на этом, потому что император ощущал, как сдавливает виски и болит голова.
Он вглядывался в родные лица детей, стараясь ни о чем не думать. Все потом. Потом он продолжит слушать отчеты Гектора о расследовании и вести остальные государственные дела, потом решит, что будет говорить Анастасии о матери, потом разберется и с законом о передаче титулов, и с родовой магией. Все потом. А пока нужно отдыхать и пытаться справиться с отчаянием и чувством вины.
Следующий день напоминал кошмарный сон несмотря на то, что Арен принял решение отправиться всей семьей на море. Агата и Александр капризничали, не хотели ни купаться, ни строить песочный замок, мальчик то и дело срывался в рыдания, требуя вернуть Софию, и к вечеру Арен ужасно устал. Он давно не уставал так, находясь с детьми и в отрыве от совещаний, но в это воскресенье почувствовал себя перемолотым в щепки старым деревом. Немного разрядило обстановку возвращение Арчибальда, но ненадолго. Как только Агата и Александр пожаловались ему, что лишились аньян, у него удивленно вытянулось лицо, и дети вновь начали капризничать, поняв, что могут склонить на свою сторону одного взрослого.
– Ты же пливез уши-и-и? – плакал Алекс, и Арен нахмурился, не понимая, о каких ушах речь. – Как же мы будем без Софи-и-и!!! Ы-ы-ы-ы-а-а-а!!!
Арчибальду пришлось срочно ретироваться, оправдав это тем, что он очень устал – впрочем, это было правдой. Брат только и успел, что принять душ и поспать пару часов, а затем сразу пришел повидать близких. Вопросительно посмотрел на Арена, но император покачал головой.
– Завтра отчитаешься.
О главном он уже был в курсе – демоны истреблены, погибших охранителей двое, среди мирного населения – пять человек, – а про ход операции и остальное можно послушать и завтра.
– Что за уши, Алекс? – спросил Арен, пытаясь отвлечь сына вопросом, но мальчик только сильнее захныкал.
– Мы хотели поставить спектакль, – вздохнула Агата и жалобно всхлипнула. – Софи должна была играть лисичку, а Алекс – ежика…
– Мы его обязательно поставим, – сказала Виктория, в который раз за день обняв детей. – Обязательно-обязательно!
– Без Софи будет не то, – печально покачала головой Агата.
Арен промолчал, потому что сказать ему было нечего. Он понимал: в конце концов дети привыкнут к отсутствию Софии, но до этого успеют потрепать нервы всем. Причем сейчас ситуация была гораздо хуже, чем после увольнения Вирджинии. Тогда наследникам было грустно, но истерики они начали устраивать позже, когда у них появилась новая аньян, которая их не устраивала. Теперь же о новой аньян не могло быть и речи – пока не утихнет горе, Агата и Александр не примут нового человека.
Впрочем, один плюс в их слезах и капризах все же был, хоть и сомнительный. Из-за того, что пришлось весь день утешать детей, Виктория к вечеру так замучалась, что на фразу Арена: «Я пойду к себе», – отреагировала лишь кивком и широким зевком.
О ее попытке пообщаться с Ванессой они так и не поговорили.
* * *
Утром в воскресенье София все же встала с кровати, умылась и решила спуститься вниз. Делать ничего не хотелось, но она знала, что это необходимо. Арен отпустил ее, чтобы она жила, этим София и собиралась заниматься. Пусть сложно и в груди болит так, словно внутренности огнем пожгло, а от сердца один пепел остался, – надо двигаться. Если с ней случится что-то плохое, Арен не выдержит, значит, она должна постараться.
С кухни доносились голоса, и София, прислушавшись, поняла, что разговаривают мама и Вано. Странно, всего-то восемь утра, неужели Вагариус ночевал здесь?
– Послушай, Син, – говорил Вано слегка рассерженно, – я ведь ничего неприличного не предлагаю, просто хочу, чтобы ты и девочки жили в комфорте. У меня хороший дом, и он недалеко отсюда.
– Нам и здесь отлично, – буркнула Синтия. – Я не собираюсь становиться содержанкой.
– Ну почему содержанкой? Ты можешь продолжать держать цветочную лавку.
– Спасибо за разрешение.
– Перестань. Я хочу как лучше.
– Да что ты знаешь о том, что лучше для нас?! – возмутилась мама Софии. – Ты вообще ничего не знаешь! Месяц назад вдруг проявился и решил, что можешь командовать!
– Я не командую. Я пытаюсь уговорить тебя. В конце концов, ты же ничего не потеряешь, если…
– Я потеряю самоуважение!
В другой день София улыбнулась бы, но не теперь. Сегодня она просто стояла, застыв возле кухонной двери и не имея сил вмешаться в диалог.
– Перестань, – повторил Вано и, кажется, встал с табуретки. – При чем здесь самоуважение?
– При том, – ответила она обиженно. – Мы с девочками не имеем отношения к твоему дому.
– Это мой дом, и мне решать, кто имеет к нему отношение, а кто нет, – сказал Вагариус твердо. – Я считаю тебя, Софию, Элизу и Рози своей семьей и стараюсь сделать так, чтобы и вы меня считали родным человеком. Это разве плохо?
– Нет, но…
– Не надо «но». Давай я хотя бы покажу тебе свой дом? Хочешь, сходим туда сегодня?
– Защитница! – прошипела Синтия. – Ну что ты мне такое предлагаешь? Не может незамужняя женщина жить в одном доме с неженатым мужчиной, если они не родственники!
– Син…
На кухне резко воцарилась тишина, и София забеспокоилась. Осторожно выглянула из-за дверного косяка – Вано и мама стояли вплотную, глядя друг на друга, и рука Вагариуса лежала у Синтии на талии.
– Нет, – произнесла женщина тихо, отворачиваясь. – Мне не нужны подобные предложения.
– Если ты считаешь, что я делаю это только из-за долга перед тобой, из-за поступка Атора, то это не так.
Синтия слегка покраснела.
– Пусти.
– Я не держу тебя. И никогда не буду ни к чему принуждать. – Голос Вано был спокойным и уверенным, и София с внезапной болью подумала, что эта сцена напоминает ей момент из собственной жизни, когда она уговаривала Арена на отношения. – Обещаю.
– Не надо обещать. – Синтия грустно усмехнулась. – Все равно не получится. У вас, мужчин, это в крови. Эйнар, знаешь ли, тоже много чего мне обещал. И не пить, и по девкам не гулять, и не…
– Не суди обо мне по своему мужу.
– А по твоему сыну?
Это было жестоко, и София поморщилась, заметив, как напрягся Вано.
– Если ты думаешь, что я похож на него, скажи это, глядя мне в глаза.
Несколько секунд Синтия молчала, а затем, вздохнув, все же посмотрела на Вагариуса.
– Только внешне. Как София. – Вано чуть наклонился, будто желая поцеловать ее, но был остановлен быстро поднятой рукой. – Не надо. Хорошо, давай попробуем посмотреть твой дом, вдруг девочкам понравится. Но остальное не надо.
Мужчина усмехнулся, а затем все же склонился и поцеловал – не губы, а распахнутую ладонь.
– Я сделаю все, чтобы ты согласилась.
Синтия вздрогнула и отдернула руку, испуганно делая шаг назад, и София решила помочь маме, которой никогда не нравилось настойчивое мужское внимание. Вернулась к лестнице, громко затопала по полу и крикнула:
– Мам, есть у нас сегодняшний «Золотой орел»?
Когда София вошла на кухню, Синтия и Вано уже не стояли, а сидели на табуретках далеко друг от друга, и во взглядах обоих была напряженность, направленная на Софию.
– Родная, ты как? – спросила Синтия встревоженно, вскакивая с места, подошла и обняла дочь. – Я так переживаю…
– Все в порядке, – ответила София тусклым голосом. – Так что насчет «Золотого орла»?
– Да, есть. А… зачем?
– Хочу найти работу.
Кажется, маме и Вано это понравилось. Она понимала их, и изо всех сил старалась быть поживее, чтобы родные меньше волновались. Удавалось все, кроме улыбок, и даже проснувшиеся сестры, пока уверенные в том, что у Софии всего лишь выходной, не смогли помочь.
* * *
Последние дни были так насыщены событиями, причем настолько ошеломляющими, что Виктории казалось, она находится посреди бушующего моря – и то ли оно выбросит на берег ее тонущий корабль, то ли потопит его.
Потерять нерожденного ребенка было больно, но не настолько, как потерять Агату, и к боли от этой потери примешивалась радость за спасение. Главное, что ее золотая девочка цела и здорова, и в этом есть заслуга не только Арена, Софии или кого-то другого, а ее, Виктории. Она наконец не только мешала и устраивала истерики, но и смогла сделать что-то полезное. И немного гордилась собой за то, что выдержала.
София… ее стремительное удаление из дворца повергло Викторию в шок. Первое время она толком не могла об этом думать – все мысли были о потерянном малыше, – но после, когда София уже уехала, Агата и Александр страшно истерили, а Арен был похож на покойника – вот тогда Виктория задумалась.
София ведь ничего плохого не сделала, ее уволили не за проступок, иначе отношение к ней мужа стало бы иным. И выглядело это так, будто Арен просто убирает из дворца дорогого для себя человека, потому что боится за него.
«Может, они будут видеться вне этих стен?» – подумала Виктория, но, взглянув на мрачного супруга, отбросила в сторону эту мысль. Счастливого влюбленного, который решил проблему встреч с любовницей, Арен не напоминал. Он напоминал мужчину, вынужденного расстаться с любимой, и Викторию мутило от этого предположения. Но чем еще мог быть такой внезапный отъезд Софии из дворца? При том, что ни Виктория, ни дети, ни Арен – никто не хотел, чтобы София уезжала.
«Я так решил», – единственное, что он сказал об этой ситуации. А больше – ни слова. Будто это нормально – увольнять без повода любимую аньян, которая, к тому же, спасла Агате жизнь. Виктория знала, что Арен никогда не стал бы огорчать детей без веской причины – значит, сейчас причина все же была, и она была существенной. И какой же?
Как императрица ни старалась – ей в голову не приходило ничего, кроме самого болезненного. Арен отпустил Софию, удалил ее от себя, и сделал он это после третьего покушения на Агату и смерти их нерожденного ребенка, потому что испугался. Испугался, что следующее покушение может вновь коснуться Софии и спасти ее у него на этот раз не получится. Ведь это именно Арен спас Софию тогда, после портальной ловушки.
Виктория морщилась и кусала губы, не представляя, верно ли рассуждает или ошибается, до сих пор отравленная ревностью. Хотя сейчас она не ощущала никакой ревности. Ей просто было горько и хотелось знать правду.
Чтобы как-то отвлечь себя, Виктория в который раз села за задание Силвана. Долго смотрела на белый лист бумаги, а потом взяла и раскрасила его целиком ярко-алой краской, похожей на поток хлещущей из раны крови.
* * *
Насчет работы София решила быстро – вновь устраиваться аньян она не хотела, не желая сейчас работать вплотную с другими детьми, а не с Агатой и Александром, поэтому связалась с ближайшим детским садом, куда срочно требовался воспитатель в одну из групп. С рекомендациями из дворца, которые София послала директору по почтомагу, ее приняли тут же, без собеседования и лишних вопросов. Поинтересовались только, действительно ли она готова работать за их скромную зарплату, на что София кратко ответила: «Конечно».
По правде говоря, на счете у нее было столько денег, что она могла бы не работать несколько лет, но не работать – значит, погрузиться в пучину собственного отчаяния, и поэтому София собиралась начать выполнять обязанности воспитателя как можно скорее, а именно – с завтрашнего дня.
После завтрака Вано отвел их в свой дом, от которого Элиза и Рози пришли в такой восторг, что Синтия окончательно сдалась и согласилась переехать туда в течение недели. Двухэтажный особняк на границе Новой и Старой Грааги был очень красивым – белые стены, красная черепица со свисающим с нее плющом, маленькие витые балкончики на втором этаже и уютные резные ставни на окнах, – кроме того, он оказался расположен недалеко и от их нынешнего дома, и от школы Элизы и детского сада Рози, и от новой работы Софии. И внутри дом Вагариуса не был пустым, там была вся необходимая мебель, а уж от огромной библиотеки Лиз пищала, как сотни мышей, и радостно подпрыгивала, до боли напоминая Софии Агату с Александром.
Она выдержала первый день без Арена только благодаря своей семье: громким и счастливым голосам сестер, мягкой маминой улыбке, серьезному голосу Вано и их обеспокоенным взглядам, направленным на нее. Никто ничего не спрашивал, даже Элиза и Рози – видимо, мама с ними хорошенько поговорила перед возвращением Софии, – и ей не нужно было придумывать легенды и что-либо сочинять. Близкие щадили ее чувства, и ради них София старалась держать лицо и изображать на нем хоть немного энтузиазма.
Но вечером, как только они поужинали, Вано попросил ее подняться наверх, чтобы поговорить, и София напряглась, опасаясь, что Вагариус хочет провести с ней профилактическую беседу и объяснить, насколько правильно и благородно поступил император. Слушать подобное она совсем не желала, но сил спорить не было, и София пригласила Вано в свою комнату.
– Его величество сказал, у тебя получилось создать кровный щит нашего рода, – произнес Вагариус, как только они вошли внутрь и сели – София на кровать, а Вано на стул возле письменного стола. – Покажешь?
Она кивнула, не представляя, сможет ли сотворить щит сейчас – тогда-то она просто испугалась за Викторию, и все вышло само собой. Но теперь угрозы нет. Хотя и вчера она была сомнительной, но все же…
София медленно подняла руку, пытаясь вспомнить, что ощущала в ту секунду, когда ее высочество Ванесса швырнула свою молнию, и замерла, почувствовав вкус железа во рту. Кровь в венах и артериях в тот же миг будто бы стала горячее, вскипела, и София раскрыла ладонь, выпуская из себя то, что стремилось на волю, и любуясь прозрачной, чуть волнующейся, как море, стеной родового щита Вагариусов.
– Прекрасно, – выдохнул Вано, улыбнувшись. – Я очень рад, Софи. Ты… такая умница. – Он вдруг встал и, подойдя к ней, опустился на колени. – Я горжусь тобой. – Он обнял ее, и в глазах защипало, запульсировало, и все вокруг поплыло, словно София внезапно попала в воду.
– Не надо, – прошептала она, закрывая глаза, чтобы не заплакать. – Не говори ничего.
– Не буду, родная. – Вано в последний раз провел ладонью по ее волосам, а затем отошел и сел на прежнее место. – Ты ведь слышала мой утренний разговор с Синтией? – спросил он будто непринужденно, но София все равно услышала в голосе напряжение.
– Слышала, – не стала отрицать она.
– И… что ты думаешь?
– Тебе понадобится несколько лет, чтобы уговорить мою маму выйти за тебя замуж, – ответила София честно. – Но, если ты правда этого хочешь…
– Хочу, Софи.
– Тогда оставь ее в покое. – Посмотрев в удивленные глаза Вано, она пояснила: – Чем сильнее ты будешь настаивать, тем больше мама будет сопротивляться. Я ее знаю. Просто живи, ухаживай, проявляй заботу, но не разговаривай с ней о сегодняшнем предложении. Она должна созреть.
– Хорошо. Я так и сделаю.
* * *
Понедельник для Арена оказался не менее ужасным, чем воскресенье, только что работа отвлекала от мыслей о Софии. Хотя не вся работа. Избегающий взгляда императора Вано Вагариус, наоборот, добавлял отчаяния.
Арен ничего не спрашивал у Вано, он все знал и так – во-первых, за Софией следили (хотя больше не прослушивали), а во-вторых – Вагариус должен был отчитываться ему письменно, и он эту обязанность исправно выполнял. Поэтому император был в курсе, что София устроилась на работу воспитателем в детский сад – пятидневная неделя, график с восьми утра до шести вечера. И он не знал, радует ли его или больше угнетает тот факт, что она послушалась, стараясь жить дальше, а не рыдая у себя в комнате, отказываясь от еды и питья. Арен понимал, что та София, которую он полюбил, будет вести себя именно так, но все же при мысли о том, что она может существовать и без него, было по-эгоистичному обидно. Хотя он и сам делал то же самое: дышал, ходил и работал.
Агата и Александр истерики днем не устраивали, но это было временно. Император осознавал: дети понимают, что это нужно делать в присутствии папы, маму мучить бесполезно, вот и ждали вечера, и отыгрались по полной – капризничали, дулись, не слушались и отказывались отвечать на вопросы. Его маленькие ангелы превратились в маленьких демонов и терзали души родителей, как могли, не желая ни успокаиваться, ни укладываться спать. Уснули они ближе к полуночи, когда Арен уже был готов усыплять всех, в том числе самого себя, насильно, но это все же не понадобилось – наследники, утомившись от собственных капризов, слез и криков, отключились посреди ковра в детской, в окружении игрушек и книг, которые им весь вечер подсовывали утомившиеся родители.
Виктория выглядела бледной, поэтому Арен, оказавшись в комнате жены, произнес, изучая супругу в магическом спектре:
– Завтра попрошу Анну провести день вместе с вами. Пусть приведет и Адель, и свою аньян. Надеюсь, это хоть немного их отвлечет.
Энергетический контур был в полном порядке – значит, Виктория просто устала.
– Да, это хорошая идея, – вздохнула жена и, подняв руку, коснулась кончиками пальцев его груди. – Ты… останешься?
Очень хотелось уйти, но Арен понимал – рано или поздно придется остаться. Так зачем откладывать?
Император кивнул, и она просияла, как ребенок, увидевший подарок под елкой на Праздник перемены года.
– Только я сам разденусь, Вик. Так будет быстрее.
– Да-да, конечно…
Он отвернулся и принялся снимать с себя одежду, по привычке аккуратно складывая ее, и как только остался в одном нижнем белье, жена вдруг прижалась к нему сзади, обнимая обеими руками и утыкаясь лицом между лопаток.
Арен чувствовал, что она совершенно голая, и желание отодвинуться от этого было еще острее.
– Вик, ты не забыла, что Тадеуш нам запретил? – спросил он спокойно, застыв на месте. – Месяц никакой близости. Тебе нельзя.
– Но тебе-то можно, – шепнула она с неуверенностью в голосе. – Арен, пожалуйста. Я…
– Я устал, Вик. Давай лучше просто поспим. – Не дожидаясь, пока супруга приступит к более решительным действиям, Арен развернулся, подхватил ее на руки и понес к кровати. Он прекрасно знал, что Виктория, несмотря на восьмилетний брак с ним, в вопросах соблазнения мужчины не слишком опытна. В постели она всегда исполняла пассивную роль, и сейчас это его полностью устраивало – Арен понимал, что настаивать жена не решится.
Так и получилось. Как только Виктория оказалась под одеялом, она лишь прильнула к нему, обнимая, и замерла, нерешительно заглядывая в глаза.
– Спи, – сказал он, погладив ее по плечу, и усмехнулся с горечью. – Успеешь еще меня потрогать. Вся жизнь впереди.
* * *
В первый рабочий день в детском саду София устала так, что вечером отправилась спать сразу после ужина. Ничего особенного не случилось, но смена обстановки и количество детей – пятнадцать вместо двоих, – подействовали на нее чрезвычайно силовыжимательным образом. Но была в такой усталости и обратная, положительная сторона: Софии оказалось почти некогда думать об Арене. Конечно, она все равно думала о нем, особенно утром и перед сном, но днем не успевала, полностью загруженная работой.
– Чуть не забыла. Тебе пришло письмо, – сказала Синтия, как только София встала из-за стола и сообщила, что пойдет к себе. – Днем почтомаг запищал, я вытащила. Судя по штемпелю, оно из дворца.
Вагариус, в этот момент увлеченный ужином, немедленно положил вилку и с тревогой посмотрел на Софию, чье сердце вдруг забилось, как шальное, подпрыгнув к самому горлу.
Она взяла конверт из рук Синтии, вгляделась в надпись – строчки расплывались перед глазами, растекаясь, как акварельные краски по бумаге, но она все же смогла различить буквы и выдохнула, не понимая, чего в ней сейчас больше – радости или разочарования.
– Это от Агаты с Александром, – произнесла София тихо, погладив ладонью корявенькие буквы в собственном имени. – Спасибо, мама. Я пойду.
– Софи… – начал Вано, кажется, намереваясь встать из-за стола, но она качнула головой, и Вагариус остался на месте.
– Не надо. Все хорошо.
У себя в комнате София дрожащими руками открыла конверт и, увидев внутри рисунки Агаты и Александра, не выдержала – беззвучно разрыдалась, зажмурившись и закрыв лицо руками.
Она сидела так несколько минут, пытаясь успокоиться, и когда наконец поток слез иссяк и дыхание немного выровнялось, стала смотреть рисунки. И тут же вновь заплакала, улыбаясь одновременно от боли и умиления.
Агата нарисовала Александра, а Александр – Агату, и несмотря на то, что рисунки были совсем простые, особенно у мальчика, София смогла узнать их обоих. И улыбалась, разглядывая знакомые и любимые черты, и всхлипывала, обводя пальцем линии и представляя, как могла бы учить их сейчас…
Третьим листком было письмо, написанное Агатой.
«Софи!
Мы очень скучаем! Пытаемся уговорить папу вернуть тебя! Но он вредничает!
У меня сегодня была математика и история. Алекс весь день был с мамой. Без тебя скучно! Пожалуйста, напиши нам!
Агата и Алекс».
София рассматривала каждую букву, представляя, как девочка писала это письмо, пыхтя от усердия, и вновь плакала и улыбалась. Защитница, неужели настанет день, когда они забудут ее, перестанут писать и скучать?
Она знала, что настанет. И хорошо бы он настал поскорее, чтобы они больше не мучились, не страдали. Пусть живут дальше, пусть радуются и растут счастливыми.
Взяв листок бумаги и ручку, София села за ответное письмо.
«Дорогие и любимые мои дети!..»
* * *
В ночь с понедельника на вторник Виктория почти не спала. Сон никак не шел, и она все смотрела на мужа, который лежал рядом, распластавшись на постели лицом вниз, словно убитый, и думала, вспоминая. Как Арен день за днем, раз за разом в последнее время отталкивал ее, пресекая попытки приласкать себя, как замирал, когда она его обнимала – будто в камень превращался. Он не хотел ее, Виктория это видела и чувствовала. И выкидыш здесь ни при чем. Арен и до него был холоден, и даже в ту ночь, когда она сказала, что любит его, он не слишком разогрелся. Теперь Виктория была уверена, что муж ее тогда и вовсе усыпил. Не могла же она упасть в обморок от его прикосновений? Она помнила, как он ласково трогал живот и грудь, но на этом моменте все заканчивалось, дальше был провал. Значит, Арен ее усыпил. Зачем?
Захотелось немедленно разбудить его и спросить прямо. Но Виктория не стала этого делать, понимая, что насчет усталости муж точно не врал. Если уж разговаривать о таком, то по крайней мере не ночью, но в любом случае Виктория была не готова к подобным разговорам. Она даже не знала, как следует сформулировать вопрос. Да и… разве Арен скажет правду? Она бы на его месте тоже не стала признаваться, что любит другого человека. А в том, что это так, Виктория уже почти не сомневалась.
Потому что иначе София не вернулась бы обратно в свое тело, оставшись абсолютным щитом. Потому что иначе Арен не стал бы увольнять ее, причиняя боль детям. Потому что иначе он не выглядел бы восставшим из гроба покойником после ее отъезда.
Да, Арен любит Софию. А София любит его. Все очень просто.
Вот только что Виктории теперь делать с этой своей догадкой?
Очередной сеанс с психотерапевтом был назначен на полдень, как обычно, и Виктория все утро ждала его. С тех пор, как она виделась со своим врачом в последний раз, столько всего случилось, что ей казалось, они теперь век будут это обсуждать. Кроме того, ей хотелось посоветоваться.
Дети немного повеселели, получив письмо от Софии, и Виктория спокойно оставила Александра с Анной, Аделью и их аньян – хотя еще накануне не представляла, как будет это делать, если он начнет капризничать. Однако письмо Софии, все разрисованное цветочками, солнышками, птичками и бабочками, вызвало такой восторг, что наследники временно забыли о своих истериках. Агата спокойно ушла заниматься с учителем, а Александр уселся играть с Аделью.
Силван уже ждал Викторию в салоне и улыбнулся, как только она вошла в комнату.
– Доброе утро, ваше величество. – Он встал и поклонился, внимательно глядя на нее, и Виктория вспомнила, что ему должно быть известно о выкидыше – Арен попросил сообщить об этом Тадеуша. – Как вы себя чувствуете?
Он сел, и она опустилась рядом, отвечая:
– Физически сносно, морально… даже не знаю. Нальете нам чаю?
– Да, конечно. – Силван потянулся за заварочным чайником, а Виктория – за конфетой, грустно усмехаясь при мысли о том, что теперь больше не нужно стараться есть поменьше сладкого и побольше фруктов. Конфета из-за таких мыслей показалась на редкость горькой. – А как поживает наше домашнее задание?
– Мне кажется, я справилась. Вот, посмотрите. – Виктория протянула врачу два листка бумаги, которые она захватила с собой перед тем, как идти в салон. – Это – до, а вот это – после.
– Интересно. – Силван положил листки перед собой, переводя взгляд с одного на другой. – А почему вы сделали именно так? Сможете объяснить?
– Попробую. Насчет изображения моего состояния до терапии – когда я вспоминаю прошлое, у меня идет ассоциация с открытой раной. Больно и кровь течет. Поэтому я и зарисовала весь лист алой краской. Алый для меня – цвет боли.
– Что ж, ясно. А второй листок?
– Я оставила его чистым оттого, что кажусь самой себе таким листком. Чистым. И на нем сейчас что угодно можно написать или нарисовать, остается только выбрать, что именно.
– Выбрать? – переспросил Силван с интересом. – А кто будет выбирать?
– Я, разумеется. Это же мой листок. Листок судьбы, можно сказать. – Виктория улыбнулась, глотнув чаю с ярким вкусом мяты. – Я сама вольна решать, что буду рисовать на нем.
– Тогда позже мы еще вернемся к этому заданию, – произнес врач, улыбнувшись в ответ. – Когда вы сами захотите что-нибудь нарисовать на этом листке.
– Вот об этом я и думала с вами поговорить, – вздохнула Виктория, нерешительно теребя фантик от конфеты. – Точнее, не совсем об этом…
– Я вас внимательно слушаю.
Было безумно сложно сформулировать то, что она хотела сказать. И если бы не острое желание получить хоть какой-то совет, Виктория вряд ли решилась бы на такое. Но за прошедшие пару дней она настолько запуталась в собственных мыслях и ощущениях, что уже не могла это выносить.
– Скажите, айл Нест… Что бы вы стали делать, если бы узнали, что ваша жена любит другого человека?
Врач ни капли не удивился, будто ждал подобного вопроса. Отставил в сторону чашку с чаем, так и не сделав глоток, и спокойно проговорил:
– Я не могу ответить на этот вопрос, ваше величество. Вы, задавая мне его, хотите получить не столько совет, сколько правильное решение. Но я не должен решать за вас, и не только я – любой другой человек. Вы только что сказали: «Я сама вольна решать, что буду рисовать на нем». И если я отвечу, то я, получается, нарисую за вас.
Виктория беспомощно всхлипнула, чувствуя себя запертым в клетке животным.
– Но что же мне делать? Я запуталась.
– Давайте попробуем порассуждать, – предложил Силван. – Как мы обычно с вами рассуждаем. Только немного переформулируем вопрос, чтобы он был адресован не мне, а вам. Что вы хотите сделать, узнав…
– Я поняла, – перебила его Виктория, не желая слушать из уст врача то, что она сама недавно сказала. – Вот только… – Она нервно рассмеялась. – Я боюсь это озвучивать.
