Текст книги "После (СИ)"

Автор книги: Анна Шнайдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)

– А что за выбор такой? – спросила Виктория, не очень понимая, о чем речь. – Вы скажите, между чем выбирать придется.

– Не могу я сказать – не знаю. Знаю только, что тяжело тебе будет, и велик риск того, что несчастливую дорогу выберешь. Хотя она, возможно, поначалу тебе покажется единственно верной, несомненно правильной, но не торопись. Думай.

– Ладно, – пробормотала Виктория, пытаясь осознать, о чем это все, но тщетно – никакого выбора на данный момент она перед собой не видела.

– И еще кое-что. – Шаманка усмехнулась, и взгляд ее вдруг показался императрице острым и неприятным. – Знаешь, в чем суть мужа твоего?

Виктория молчала, не понимая смысл вопроса.

– Альго все – суть огонь. И они эмпаты. И их внутренний огонь – это как твое проклятье. Но усиливаются не только плохие эмоции, а вообще все, и хорошие, и плохие. Все Альго прокляты этим с рождения. Не человеком прокляты, а самой жизнью. – Ив Иша внимательно смотрела на Викторию, и от этого взгляда кожа на лице почему-то зудела. – С тебя-то проклятье слетело, а вот на муже твоем осталось, и останется до смерти, потому что в нем – его суть.

– Вы хотите сказать… – пробормотала она, ощущая, как щеки заливает жаром. – Вы…

– Что я хочу сказать, сама поймешь, – отрезала шаманка, поднимаясь с кресла. Это – как и ее «тыканье» – было крайне невежливо, но ей, по-видимому, было все равно. – Если сможешь, конечно.

* * *

Пока Арен рассказывал обо всем, что поведала Ив Иша, лицо у Гектора вытягивалось все сильнее и сильнее. Император никогда раньше не видел главного дознавателя настолько удивленным.

– Ты веришь в это, Гектор? – спросил Арен, закончив. – Веришь, что мой брат мог быть шаманом?

– От вашего брата любой дряни можно ожидать, – пробормотал Дайд, похлопав себя ладонью по груди. – Я…

– Кури.

– Спасибо. В общем, да – пока у меня нет причин не верить Ив, но информацию еще нужно проверять.

– Каким образом?

Дознаватель с облегчением затянулся раз, другой, и ответил:

– Сначала – опросить ее высочество Ванессу, возможно, ей что-то известно. Анастасию тоже. Ну а потом надо выяснить, что за шаман смотрел вашу жену восемь лет назад и найти его – живого или мертвого.

– Прекрасно. Еще и шамана теперь искать. И возможно, не одного. Кто-то же научил Аарона!

Гектор, вновь затянувшись, внимательно оглядел императора, а затем предложил:

– Хотите, я вам сигару дам?

Арен смерил Дайда недовольным взглядом.

– Не смешно, Гектор.

– Я и не смеюсь. Хоть как-то пар спустить, расслабиться… а то вы же сейчас взорветесь.

– Не взорвусь.

Дознаватель хотел сказать что-то еще, но не успел – секретарь сообщила, что в приемную вернулась шаманка, и император попросил впустить ее в кабинет. Воспитывать Арена в присутствии кого-то еще Гектор, естественно, не стал.

– Садитесь, айла Иша, – император указал женщине на диван, подождал, пока она опустится на сиденье, и продолжил: – Главный момент, который мы с вами забыли уточнить – оплата ваших услуг. Сто тысяч альгов вам перечислят на счет сегодня, и столько же – завтра.

– Это слишком… – начала шаманка, но Арен махнул рукой.

– Информация того стоила, тем более, что вам пришлось отрываться от дел. Но у меня есть еще кое-какие вопросы к вам. Если проклятье на мою жену поставил брат, то почему оно не исчезло после его смерти? В классической магии такое бывает, но я не знаю, как у вас.

– Проклятье требует постоянной подпитки. Да, чаще всего после смерти того, кто его накладывал, проклятье исчезает. Но в том случае, если подпитка остается, оно может продержаться еще долго.

– О какой подпитке идет речь?

– Об энергетической. По-видимому, ваша жена сама питала свое проклятье. Вы же знаете, ваше величество, что эмоции можно стараться гасить и контролировать.

– Я знаю, – Арен поднял брови, – но вы-то откуда знаете?

– Эмоции – тоже сила, энергия. Эмпатия – составляющая нашей магии. Для вас, классических магов, проклятье – это формула, вшитая в сознание. Для нас проклятье – сгусток темной энергии. Это всегда злоба, ненависть, зависть или боль, переданные другому человеку и оставленные в нем. Классические маги способны проклинать, не испытывая ненависти, шаманы не могут. В основе проклятья всегда лежит эмпатическая энергия.

– Ты хочешь сказать, что ее величество не желала бороться со своим негативом, поэтому проклятье и не исчезло? – спросил Дайд, вновь делая глубокую затяжку. Вокруг него уже скопилось столько дыма, что дознавателя было сложно различить в этом тумане. – Вместо того, чтобы успокаивать себя, она себя подзуживала.

– Гектор, – процедил Арен, но Дайд только плечами пожал.

– Я просто уточнил.

– За то время, что проклятье находилось на императрице, оно в нее вросло, – сказала шаманка. – Именно потому что она с ним, скорее всего, не боролась.

– Прекратите, – поморщился император. – Виктории в то время было восемнадцать лет, совсем ребенок, а тут еще Аарон со своими медовыми речами… Никто бы не выдержал. – Арен покосился на часы на браслете связи. – Что ж, айла Иша, на сегодня у меня больше нет вопросов, а вот завтра я вас жду. – Арен поднялся с дивана, шаманка тоже начала вставать, но в этот момент Гектор вновь заговорил.

– А у меня есть вопрос. Уважаемая, а на нашем императоре никакого проклятья не имеется?

От удивления Арен чуть не сел обратно.

– Нет, – ответила Ив, понимающе усмехнувшись. – На Альго проклятья не держатся – сгорают.

– Уже легче, – пробормотал Дайд, загасив наконец сигару.

* * *

Софии весь день почему-то было тревожно, хотя ничего особенного не происходило – Агата начала учиться, и с Александром они тоже немного позанимались до обеда, а после девушка повела детей гулять. Погода на улице стояла почти летняя: солнце не грело, а пекло, и распустившаяся сочная листва должна была радовать, но отчего-то радоваться не хотелось.

Играя с наследниками, София не могла перестать думать об Арене. Что сказала шаманка? Впрочем, неважно, что – Софию волновала не сама информация, а реакция на нее императора. Опять он разволнуется, опять ему будет больно, опять он будет терзаться. Если бы она могла сделать хоть что-то! Но все, на что была способна София – сидеть с детьми и развлекать их, делая вид, что ей весело и отлично.

Но Агата, увы, вновь не удержала щит.

– Ты переживаешь, – сказала девочка с безапелляционным утверждением – это был ответ, а не вопрос. – Из-за чего ты переживаешь, Софи?

Она улыбнулась и дернула воспитанницу за толстую косичку, заставив ребенка хихикнуть.

– Ата-та, Агата, кто опять не слушается папу?

– Я слу-у-ушаюсь, – протянула наследница. – Почти всегда! Но иногда оно само собой получается.

– Ну да, ну да, – фыркнула София и тут же замерла, когда Агата спросила, сверкая умными карими глазами:

– Ты из-за папы переживаешь, да?

Она не знала, что ответить, а девочка продолжала, забыв про рисунки, которые до этого рисовала вместе с Алексом на камнях парковой дорожки:

– Твои эмоции тянутся к нему, я чувствую. Ты из-за него переживаешь? Что-то случилось?

Тут и Александр встал с корточек и застыл рядом с сестрой, вопросительно глядя на свою аньян.

– Не волнуйтесь, – сказала София ласково, обняв обоих детей, и потянула их вниз, к разноцветным мелкам. – У вашего папы все время тяжелые дни, вот я и беспокоюсь. Он устает.

– Ты его любишь, – кивнула Агата, и Александр повторил ее жест со всей серьезностью.

– Да, – ответила София, вкладывая по мелку детям в ладошки. – Конечно, люблю. А давайте нарисуем льва? Знаете, какая у него большая и пушистая грива?..

Императрица отпустила Софию около семи вечера, и по выражению ее лица девушка так и не смогла понять, что произошло за день. Виктория выглядела немного растерянной, но не была ни радостной, ни подавленной, производя впечатление человека, которому только что дали по голове чем-то тяжелым, и он никак не может определиться – то ли упасть в обморок, то ли развернуться и дать сдачи.

Испытывая безумное и очень сильное желание немедленно нырнуть в камин и при этом осознавая, что Арен сейчас вряд ли находится в своей комнате, поэтому подобный поступок будет крайне глупым, София переоделась, и около половины восьмого отправилась в город вместе с зашедшим за ней Вано.

Вагариус вновь был печальным, почти как в их первую встречу, и София невольно подумала: это оттого, что он все понял про нее и императора. Разве мог он не понять, если непосредственно ему поступает информация о том, где находится Арен, даже если браслет связи заблокирован? Последние несколько ночей император провел с Софией – либо в ее комнате, либо в своей, но в любом случае рядом с ней, и Вано должен был это заметить. А теперь он переживал, но ничего не говорил, и за это София была ему благодарна. Она не хотела обсуждать ни с кем свое решение и уж тем более оправдывать Арена за несдержанное слово.

– Знаешь, – вздохнул вдруг Вагариус, подняв глаза к небу, несколько минут назад ставшему светло-лиловым, – император ведь вырос на моих глазах. Я помню его с такого возраста, когда он еще не умел разговаривать, только сидел или лежал на руках у своей матери и внимательно смотрел на все, что его окружало. Он был одновременно и похож, и не похож на Альго.

– Да? – осторожно спросила София. – А почему?

– Арен напоминал Альго внешне – смуглая кожа, карие глаза, темные волосы. Но чем взрослее он становился, тем больше удивлял всех своим поведением. Агата и Александр еще маленькие, поэтому тебе сложно понять, о чем я говорю… Когда Альго становятся подростками – это взрывоопасно. Они вспыльчивы и крикливы, очень несдержанны, и прежде чем они научатся контролировать собственные эмоции, проходит время. К примеру, Аарон с десяти до пятнадцати лет был полнейшим кошмаром. Он и потом периодически вспыхивал и что-нибудь сжигал, если злился, а Арен – никогда. Он был очень любознательным, обожал учиться, мечтал стать охранителем и полагал, что Венец ему не достанется. А если кто-то пытался доказать обратное, Арен хмыкал и отвечал: «Резерв у нас одинаковый, поэтому Венец выберет старшего». То ли он действительно в это верил, то ли просто надеялся. А я надеялся, что принц ошибается. Арен всегда нравился мне больше остальных первых наследников, сильнейших Альго, и мне хотелось, чтобы трон достался ему.

– Не жалеешь? – поинтересовалась София тихо, и Вано покачал головой.

– Нет. Последние восемь лет я смотрел на него и жалел только об одном – у меня не было такого сына. То ли я плохой отец, то ли… ладно. Арен, никогда не желая становиться императором, принял свой долг с честью. В первый год правления он из кожи вон лез, чтобы во всем разобраться, и совещания тогда длились гораздо дольше, чем сейчас. У меня было впечатление, что он вообще не спит, я сочувствовал ему и в то же время – я им гордился. И сейчас горжусь. – Вагариус вздохнул. – Император смог вернуть мне внучку.

София ожидала, что Вано скажет «однако не смог сдержать слово», но он этого не сказал.

– Я жалею о другом, Софи. То, на что вы обрекли друг друга – это тяжело. Каждодневная боль, унижения, постоянная ложь, встречи урывками… Но я понимаю, почему вы это сделали.

– Понимаешь? – прошептала София и улыбнулась сквозь слезы, когда Вано обнял ее и погладил по голове.

– Конечно, понимаю.

С родовой магией у них так ничего и не получилось. Они тренировались у Софии в комнате почти до ночи – Вагариус показывал щит и, взяв девушку за руки, пытался создать его вместе с ней, но София так и не поняла, как это нужно делать.

– Аристократы растут, зная про свою родовую магию с детства, – говорил Вано успокаивающе – он не отчаивался, а продолжал надеяться, что у нее получится щит. – Это знание вливается в них постепенно и естественно, и учить этому толком и не надо, родовая магия просто просыпается в определенный момент времени. Видимо, она проснется и у тебя, когда ты осознаешь, что она у тебя есть.

София не представляла, как это можно осознать, но не огорчалась неудачам. Подумаешь, родовая магия! Конечно, обладать ею – замечательно, но куда замечательнее было найти такого дедушку, каким стал для нее Вано.

* * *

Количество прекрасных новостей для этого дня уже начинало зашкаливать, и идти еще и к Ванессе демонски не хотелось, но Арен все-таки пошел. Иначе придется притормозить расследование, а найти оставшихся последователей брата гораздо важнее физической и моральной усталости императора.

Ванесса, выглядевшая бледной и изможденной, будто ее пытали и не кормили по меньшей мере неделю, согласилась на запись воспоминаний в кристалл памяти почти сразу. Арену даже стараться не пришлось – он просто предложил жене брата обменять воспоминания на возможность один раз встретиться с Анастасией и Адрианом, когда его найдут. Она кивнула и, внимательно поглядев на императора, прохрипела:

– Ты мог бы и не спрашивать…

– Я уже говорил, что не похож на твоего мужа, – сказал Арен, рассматривая синяки на шее женщины. – К тебе ведь должен был заходить врач. Почему следы до сих пор и голос такой?

– Заходил врач из комитета, – произнесла Ванесса сипло и кашлянула, опуская глаза и еще больше бледнея. – Записал в протоколе, что угрозы для жизни нет, а все это само пройдет через неделю.

Император усмехнулся, не удивившись – он прекрасно знал, что врачи Дознавательского комитета старались не облегчать жизнь задержанным преступникам. Естественно, они всех лечили, но – не долечивали, и зачастую не до конца обезболивали. Арену рассказывал об этом сам Гектор – он, как глава комитета, закрывал на подобное глаза, считая, что не нужно проявлять излишнее рвение в лечении преступников, и то, что может пройти само, пусть само и проходит.

– Я пришлю к тебе Тадеуша, – спокойно заметил Арен, разворачиваясь к камину, и не отреагировал на почти неслышное «спасибо», сказанное уже ему в спину.

За ужином император не снимал эмпатический щит, не желая погружаться в эмоции еще и Виктории. Он и так понимал, что она должна чувствовать, узнав про проклятье, наложенное Аароном – обиду, растерянность и боль за предательство. Все это он чувствовал и сам, с той только разницей, что хорошо понимал – брату на самом деле была безразлична Виктория, он хотел достать именно Арена. Он использовал его жену для достижения цели, и возможно, надеялся, что эмпатическое проклятье разрушит покой императора и ему окажется невозможно удерживать Венец.

Наверное, так бы и было, если бы Арен любил Викторию – ее невыносимое поведение потихоньку подтачивало бы его выдержку, заставляя переживать, нервничать и срываться. Хотя… надо смотреть правде в глаза – если бы Арен любил жену, он бы докопался до истины еще тогда, восемь лет назад, когда это все только началось. Он бы пригласил не одного шамана, а десять, двадцать, тридцать – да сколько угодно, лишь бы найти разгадку. Он бы убедил Викторию посещать психотерапевта и учиться контролировать взрывы своих эмоций. Он бы на руках ее носил, только бы не переживала и не нервничала.

Но он ее не любил, и в этом была основа всего плохого, что случилось с Викторией по его вине.

– Арен… – прошептала жена, когда они уложили детей и перенеслись в ее комнату. – Как ты?

– Все в порядке, – ответил император, погладив ее по плечу. От того, что нужно остаться здесь – а значит, так и не увидеть Софию, которая была нужна сейчас, как воздух, – Арена мутило, шею будто железным обручем стискивали, и легкие горели, а сердце, наоборот, леденело. – Не волнуйся.

Она всхлипнула и прижалась щекой к его груди.

– Это все ужасно, – сказала Виктория дрожащим голосом, обнимая Арена и зажмуриваясь. – Но я рада, что все выяснилось. Теперь я хотя бы понимаю, что со мной творилось последние годы, и могу это анализировать. Как ты считаешь, стоит ли рассказывать об этом психотерапевту?

– Обязательно.

– А ты… – Жена подняла голову и неуверенно посмотрела на него. – Ты не прослушивал наши сеансы?

– Нет. – Арен устало вздохнул, подавив вспышку раздражения. Защитник, проклятье проклятьем, но Виктория никогда не понимала его по-настоящему. – Силван Нест отчитывался мне только после первого раза и больше не приходил. Значит, не было необходимости.

– Не злись, – Виктория вновь опустила глаза. – Я же не для того, чтобы обидеть. Я только поинтересовалась.

– Я понимаю. Просто устал.

– Устал… – Она взяла его за руку и потянула к двери в спальню. – Тогда пойдем. Пойдем.

У Арена появилось ощущение, что его пытают, и он невольно вспомнил, как когда-то давно – словно в прошлой жизни – он почти так же тащил за руку Эн, и ее тогда тошнило не меньше, чем его сейчас.

Какой же это был глупый и бессмысленный поступок. И жестокий до безумия. И Арен почувствовал себя Эн, стоило Виктории подвести его к постели и начать расстегивать пуговицы на рубашке.

– Утром я ходила к Тадеушу, – вдруг сказала жена тихо и растерянно улыбнулась, глядя на императора исподлобья. – Беременность три недели.

От неожиданности он поднял руки и сжал ладонями пальцы Виктории.

– Что?..

– Я беременна, – повторила она, по-прежнему улыбаясь. – Беременна, Арен!

Сердце замерло, а потом вновь забилось, и в ушах зашумело, будто бы он долго катался на карусели.

– Защитник… хоть одна хорошая новость за сегодняшний день, – пробормотал император, обняв жену.

– Ты рад? – спросила она глухо куда-то ему в подмышку. – Правда, рад?

– Конечно, рад, Вик. Сообщи об этом психотерапевту, чтобы скорректировал назначения, в ближайшее время. С Тадеушем я завтра поговорю, он ведь должен был сказать, что зайдет к тебе утром, как всегда, верно?

– Да.

– Хорошо. Не пей, пожалуйста, кофе, и вместо своих любимых сладостей ешь лучше больше фруктов. Да, и работать в оранжерее теперь будешь до обеда – потом отдыхай, можешь гулять или заниматься с детьми. Насчет организаторских обязанностей посмотрим, но точно не в ближайшие три месяца. И… – Арен почувствовал, что Виктория странно трясется, и запнулся. – Что такое?

Она подняла голову, и он увидел, что жена смеется. Но сказать ничего не успел – она внезапно прильнула к нему всем телом и поцеловала, запуская ладони в волосы точь-в-точь как София.

Желание оттолкнуть стало почти невыносимым, но Арен сдержался, и даже погладил Викторию по спине, но сразу пожалел об этом – супруга вздохнула и ускорила процесс расстегивания рубашки.

– Вик, – произнес Арен, все же перехватив ее руки, – сегодня только сон, и больше ничего. Я устал, как охранитель после смены.

– Да-да, конечно, – кивнула она, нерешительно закусив губу. – Но можно, я тебя раздену?

Сказать «нельзя» он не мог, да и не имел права.

– Конечно.

Оставалось только ждать и не отталкивать, и Арен делал то, что должен был делать, немного удивляясь на Викторию, которая нежно целовала его и была счастлива, кажется, лишь оттого, что он находился рядом.

Император ожидал, что жена будет продолжать процесс соблазнения и в постели, но Виктория лишь обняла его, положила голову на грудь, радостно вздохнула – и почти сразу заснула, улыбаясь во сне, как маленькая девочка, которой подарили самый лучший в мире подарок.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

София проснулась посреди ночи от ощущения, что ее крепко и горячо сжимают в объятиях, трепетно целуют в щеку и шепчут:

– Счастье мое…

Она развернулась к Арену лицом, обвивая его обеими руками, сливаясь с ним, и прошептала в ответ:

– А ты мое.

Он пах, с одной стороны, знакомо и узнаваемо, а с другой – к этому запаху примешивались новые нотки, сладко-пряные, и их хотелось стереть, смыть с него.

И София стирала, прижимаясь и поглаживая ладонями кожу Арена, и чувствуя от него жаркие волны возбуждения, которые доходили до нее вместе со вспышками света в глазах, возникающими из-за того, что император вновь начал гореть, обнимая ее не только руками, но и огнем.

И кровь стала быстрее двигаться по венам, и сон куда-то подевался, и глаза распахнулись сами, когда София ощутила Арена в себе – горячего, дрожащего от желания, – и поцеловала его в губы, двигаясь навстречу.

И это было так глубоко и остро, что, когда все закончилось, у них уже не осталось сил на разговоры – только на сон.

В следующий раз София проснулась от горечи на губах и в сердце, и сразу поняла, что эта горечь принадлежит не ей, а Арену.

– Что-то случилось? – спросила она негромко, заглядывая ему в глаза. За его спиной вставало солнце, играя золотыми лучами на оконном стекле и занавесках, и из-за того, что свет был сзади, глаза императора показались Софии еще более черными, чем обычно.

– Много всего случилось, и я не знаю, с чего начать, – ответил Арен с такой стылостью в эмоциях, что София сразу все поняла.

– На Виктории что-то было, да?

Он кивнул и начал рассказывать про проклятье Аарона, оказавшегося шаманом, и с каждым словом девушка все сильнее жалела императрицу. Сложно представить, каково это – когда малейшая неприятность, вызывающая в тебе укол раздражения, постепенно раздувается до катастрофических размеров. Не удивительно, что Виктории теперь нужна помощь психотерапевта!

– Бедная твоя жена, – пробормотала София, вздохнув. – Защитница, каким гадом он был…

– Не то слово, – поморщился Арен. – Нашел против меня идеальное оружие, сам же эмпат, понимал, как меня станет раздражать супруга, даже с учетом эмпатического щита. Но я теперь осознаю, почему Виктория так стремилась к физической близости и настолько легко вспыхивала страстью.

– Почему?

– Негативные эмоции неохотно переходят в позитивные, – пояснил император. – Сама понимаешь – когда ты сильно злишься, резко переключиться в радость почти нереально, только если тебе скажут что-то ошеломляющее. Но чувственное возбуждение не относится к позитивным эмоциям – это эмоции нейтральные, и вот переключения на них из негатива как раз добиться можно. Это был мой единственный способ успокоить жену, – он грустно усмехнулся. – Какой же я дурак, Софи! Только по одному этому признаку можно было распознать эмпатическое проклятье.

– Опять ты себя винишь, – вздохнула она с грустью, погладив его ладонью по груди. Арен перехватил ее руку и начал целовать пальцы.

– Я виню, потому что виноват. Я легко поверил в то, что поведение Виктории изменилось из-за гормональной вспышки во время беременности, и не стал проверять сказанное шаманом, которого привел Аарон. Я мог бы докопаться до истины, мог… Жаль, что рядом тогда не было Гектора, он наверняка догадался бы, но Дайд обо всей этой истории даже и не знал, я не рассказывал. Это все было так давно, и я настолько привык к истерикам Виктории, что и не подумал поделиться с ним.

– Все предусмотреть невозможно, – сказала София решительно. – Получается, ты сейчас винишь себя в том, что сделал твой брат. Это он проклял Викторию! Он виноват. Он, а не ты.

– Софи…

– Нет! Скажи мне, разве Гектор виноват в преступлениях, которые совершают воры, убийцы и насильники? – продолжила она горячо. – Разве он виноват в том, что не может кого-то найти или находит, но не быстро? Нет! Если бы не Аарон, с твоей женой все было бы хорошо. Только он виноват, только он, а не ты!

София целовала и гладила императора, чувствуя его горечь и боль, и желая стереть все это с его сердца так же, как несколькими часами ранее стерла запах Виктории.

Но если бы это было так же легко.

– Жене сейчас нужна моя помощь, – проговорил Арен глухо, уткнувшись лбом Софии в плечо, и она неожиданно подумала, что он делает так в минуты слабости. – Мне нужно больше быть с ней рядом. К тому же, Виктория беременна.

София застыла, ощущая, как ее заливает то жаром, то холодом – и непонятно, чего больше.

Защитница! Конечно, ребенок – это замечательно, но теперь она будет видеть Арена еще реже, и от этого было так грустно, хоть плачь.

– Да, конечно, – она вздохнула, погладив императора по волосам, и горечь его усилилась. – Не надо, не переживай, все хорошо.

– Мне бы отпустить тебя, Софи, – прошептал он ей в плечо. – Отпустить, чтобы ты смогла завести собственную семью. Но я не могу.

– Ты – моя семья, – сказала она твердо. – И никуда я от тебя не уйду. Мы справимся. Вместе.

* * *

Виктория открыла глаза и сразу поняла, что уже часов восемь утра, а может, и больше – небо за окном было ярко-голубым и в комнате тоже было светло, ясно, и так легко в душе, что хотелось плясать.

– Я пойду будить детей, – проговорил Арен, стоя возле ее постели. Он был полностью одет и серьезен, и лицо его казалось самым темным сейчас в этой комнате. – Если хочешь, поспи еще немного, торопиться некуда. Оранжерея может и подождать.

– Арен, – Виктория приподнялась и попыталась дотронуться до руки мужа, но он сделал шаг назад – словно не хотел, чтобы она его трогала, – ты… Мне кажется, тебе надо отдохнуть.

– Я отдохнул, – говорил он, тем не менее, со спокойной мягкостью, – не волнуйся. А ты как себя чувствуешь? Не мутит пока?

– Нет, – Виктория смущенно улыбнулась, вспомнив, как накануне Арен начал объяснять ей, что она должна делать, и во всем этом было столько искренней заботы, что она в тот момент вспыхнула от радостной нежности. – Я чувствую себя прекрасно. Сегодня придет Силван, я ему обязательно расскажу про проклятье.

– Да, и попроси своего врача зайти ко мне после сеанса, охрана проводит. Все, Вик, я пойду к детям. – Император развернулся и направился к камину. – Если решишь не идти на завтрак, прикажи принести его в покои.

– Я приду, конечно. – Стало немного смешно. – Ты теперь пылинки с меня сдувать будешь?

Перед тем, как шагнуть в камин, Арен посмотрел на нее и улыбнулся – и не кому-нибудь, а именно ей! Виктория, увидев эту улыбку, так обрадовалась, что даже слезы на глазах выступили.

– Конечно, буду.

Чуть позже, когда императрица встала и оделась, к ней заглянул Тадеуш Родери. Взял кровь, померил температуру и даже зачем-то заглянул в рот, а после, кивнув, заявил, что все действительно прекрасно и он не видит поводов для беспокойства. Так что Виктория, проводив врача, направилась в столовую, где уже начинали завтракать муж и дети.

Агата и Александр баловались и хохотали, как это часто бывало по утрам, когда у них еще было особенно много сил, и она вдруг представила, что скоро здесь появится еще один ребенок. И не только здесь – повсюду. Еще один прекрасный малыш. Интересно, девочка будет или мальчик?

Виктория улыбнулась, в который раз за утро ощутив душевный подъем и радость, и посмотрела на Арена. Он тоже улыбался, рассказывая детям про то, откуда на небе берутся звезды, и они завороженно застыли, глядя на него с открытыми ртами. Но, несмотря на эту улыбку, муж все равно вновь показался Виктории замученным, словно он почти не спал.

Она опустила глаза – радость сменилась стыдом от понимания: она никогда и ничего не делала для того, чтобы облегчить Арену жизнь. Виктория ее только усложняла, да и сейчас не представляла, что может сделать, чтобы помочь супругу хоть с чем-нибудь.

Почему ей это не приходило в голову раньше? Неужели из-за проклятья?..

До полудня императрица работала в оранжерее, а затем вернулась во дворец и вошла в салон, где уже находился Силван. Выглядел он свежо и бодро, наливая в чашку крепкий янтарный чай, и резко встал, когда Виктория вошла в комнату, едва не уронив чайник. Напиток чуть расплескался, и врач, схватив салфетки, принялся вытирать лужу на столе, продолжая улыбаться.

– Доброе утро, ваше величество.

– Доброе, – Виктория кивнула, подходя ближе и тоже улыбаясь. – И мне налейте, пожалуйста.

– Обязательно. Как ваше настроение?

Она села на диван, глядя на то, как Силван, вытерев до конца разлитый чай, вновь начинает спокойно разливать его по чашкам, невольно сравнивая его движения с движениями мужа. У обоих они были скупыми и лаконичными, но при этом Арен всегда двигался более плавно. Он вообще был очень пластичным, прекрасно танцевал, но не любил это, особенно церемониальные бальные танцы. «Слишком строгие, а для настоящего танца важна свобода», – так он говорил.

– Хорошее. Наверное, даже очень. Несмотря на кое-какие неприятности, о которых я должна вам рассказать.

– Должны? – уточнил Силван, протягивая Виктории чашку и садясь на диван. – Ваше величество, если…

– Я помню, что могу не говорить, если не хочу. Но я хочу. И должна тоже, Арен попросил это сделать, и он прав.

Она медленно, посекундно сбиваясь и подбирая слова, рассказывала врачу о проклятье Аарона, и к своему удивлению заметила, как обычно невозмутимое лицо Силвана начинает подрагивать и колебаться, словно поверхность воды, на которую кто-то уронил тяжелый камень.

– Я всегда считала шаманов шарлатанами, – говорила Виктория, немного нервно помешивая чай в чашке. Делать это было вовсе не нужно – сахар в напиток она не клала. – И когда Арен предложил, чтобы меня проверил шаман – тогда, восемь лет назад, – я думала, что это уж совсем лишнее. А вы что думаете? Вы встречали настоящих шаманов?

– Я никаких шаманов не встречал, только слышал о них, – покачал головой Силван. – Что ж, если это все правда… Скажите, вы теперь чувствуете разницу в силе эмоций?

– Да. Раньше, если я злилась, то начиналось все с небольшого раздражения, а потом… – Она поморщилась. – Ужас, что было потом. Я только не понимаю, почему теперь я совсем не злюсь. Ведь проклятье усиливало существующие эмоции, а не заставляло их возникать. Но за последнюю неделю я ни разу не чувствовала ничего плохого. Даже когда случайно пролила кофе на любимое платье.

– Я не могу утверждать точно, поскольку не сталкивался в своей практике с подобными проклятьями, но могу сделать предположение. Думаю, вы неосознанно сопротивляетесь негативным эмоциям, поскольку последние годы их было слишком много и они доставляли вам дискомфорт. Ну и вам, конечно, помогает терапия: то, о чем мы говорим с вами, задания, которые вы выполняете.

– Ясно. Есть еще одна вещь, которую я хотела узнать у вас насчет этого проклятья. – Императрица на мгновение отвела взгляд. Было неловко. – Эмоции – это одно, но почему я почти не могла думать? Я над многими вещами совершенно не задумывалась. Они мелькали в моей голове, не задерживаясь. Почему?

– Приведите мне пример, пожалуйста. О чем вы не задумывались?

– Я не замечала, что муж устает, – призналась Виктория тихо, и неловкость переросла в стыд. – Нет, я замечала, но… Мне не казалось это важным, что ли. Я знала, но меня это не трогало. Я такая равнодушная или…

– А как думаете вы сами? – поинтересовался Силван, отпив чаю. Он уже справился с удивлением и вновь был образцом спокойствия. – Давайте попробуем порассуждать.

– Мне и думать-то не хочется, – вздохнула она. – Неприятно.

– Понимаю.

– С одной стороны, я осознаю, что варилась все время сама в себе, – продолжала Виктория, закусив губу. – Мои собственные чувства были столь сильны, что я не обращала внимания на других людей. Но… мне почему-то кажется, что это слишком просто и неправильно – думать, будто я совсем не виновата, а это все только проклятье, и больше ничего. Оно усиливало мой негатив, это правда. Но разве могло оно помешать мне сочувствовать Арену? – В голосе ее прорезалось отчаяние. – Эгоизм – это ведь не плохие эмоции, а черта характера. Я не думала о муже не из-за проклятья, а… потому что… – Она выдохнула, вдруг кое-что осознав. – Я его не любила. Да, точно. Я хотела, чтобы он любил меня, но не любила его сама.