Текст книги "После (СИ)"
Автор книги: Анна Шнайдер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)
– Согласен, – кивнул император, прижимаясь подбородком к макушке Агаты. Бедный его ребенок! Столько испытаний выпало на ее долю. – Рассказывай все по порядку. Что за проклятье, кто поставил, как снять.
Ив Иша тяжело вздохнула, с жалостью глядя на Агату.
– Наши смертельные проклятья всегда парные. Я знаю, у классических магов не так, а у нас невозможно поставить проклятье на человека, не убив при этом кого-то еще. И не просто кого-то – этот кто-то обязательно должен быть дорог проклинающему, кто попало не пойдет, плата должна быть равноценной твоей собственной жизни. Именно поэтому чаще всего, накладывая подобные проклятья, убивают себя. – Она вновь вздохнула. – Но это не наш случай. В нашем случае тот, кто проклинал, не мог воздействовать необходимым образом на вашу дочь – там надо трижды поить специально подготовленной водой, а она горькая, так просто не проглотишь. Это еще один камень преткновения для шаманских проклятий, но его можно обойти, если воздействовать на проклинаемого через родную кровь.
– Через родную кровь? – переспросил Арен. – Ты вроде говорила, что на Альго невозможно поставить проклятье. А тут и Агата, и еще кто-то.
– Гектор спрашивал про вас, я имела в виду взрослых Альго.
– Значит…
– Да, на Агату воздействовали через другого ребенка, – подтвердила Ив догадку императора. – И этот ребенок, как я поняла по картам, еще не родился.
От изумления Арен потерял дар речи, и вместо него вопрос задал Гектор. Голосом, дрожащим от злости.
– Второй ребенок тоже должен умереть?
– Верно, он – плата за смерть ее высочества. И он дорог тому, кто проклинал.
– Аарон сдох четыре месяца назад, Ив, – сказал Дайд резко, и глаза его от ярости казались налившимися кровью. – Он с того света проклинает, или это кто-то другой?
– Нет, – шаманка покачала головой. – Это он. Но он думал, что не умрет и успеет снять проклятье, поставил временную петлю. Это как… ну… как будильник, который должен позвонить в определенное время.
– Четыре месяца? – прохрипел император с трудом. – Почему?!
Вместо Ив ответил Гектор.
– Потому что Аарон надеялся, что за это время его соратники сумеют убить Агату. Правильно ли я понимаю, что в этом случае проклятье со второго ребенка было бы снято?
– Да. Но не четыре месяца, нельзя так зачаровать. Всегда нужно какое-то природное условие. Карты говорят, он замкнул петлю на пробуждения Геенны. Я не знаю, сколько точно их было, карты не могут показать число, но проклятье он поставил еще до Праздника перемены года.
– Хотел отомстить хоть так в случае своей смерти, – процедил Гектор, сжав зубы. – Собственного ребенка не пожалел, дерьмо собачье.
– Как снять проклятье? – перебил дознавателя Арен. – Ты сказала – при определенных условиях.
Ив Иша закусила губу.
– Честно говоря, мне не очень хочется в этом участвовать, – призналась она. – При всем моем к вам уважении, и дело не в деньгах, я понимаю, что вы будете щедры. Просто наши смертельные проклятья… они не снимаемы. Тот, кто наложил, снять-то может, но я не ваш брат. Проклятье можно только перебросить на кого-то другого. И, как я уже говорила, этот другой должен быть дорог вам. Дорог, как Агата.
Арену казалось, что мир вокруг вращается, словно он только что слез с карусели. И тошнило почти так же.
Дорог, как Агата. Таких всего-то двое – Александр и София.
Хотя… нет.
– Если я… покажу тебе, на кого можно перекинуть проклятье с Агаты, ты точно сможешь?
– Смогу, – ответила шаманка, в который раз вздохнув. Арен ее понимал – конечно, ей не хотелось быть детоубийцей.
– Это мое решение, – сказал он ровно. – Ты будешь не виновата.
– Вы тоже, – вмешался Гектор. – Проклятье Аарон накладывал, а не вы и не Ив.
– Он хотел отомстить мне, убив моего ребенка, – произнес Арен, вглядываясь в бледное лицо спящей дочери. – И у него это в любом случае получилось.
* * *
Пока Арена и Агаты не было в детской, Виктория места себе не находила, и если бы не София, она, наверное, сорвалась бы в истерику впервые за последние недели. Но аньян словно была фундаментом, на котором сейчас держалась ее психика, и Виктория отчаянно цеплялась за Софию – и в прямом, и в переносном смысле. Сжимала ее руку, слушала голос, казавшийся спокойным, но была не в силах разобрать слова – София читала Алексу какую-то сказку, – и думала о том, что вновь может потерять Агату. И почему-то императрице казалось, что теперь шанс даже больше, чем в прошлые два раза. Наверное, потому что тогда все было понятно, а что творится сейчас?
Когда Арен с Агатой на руках вышел из камина, Виктория едва не вскочила и не бросилась к нему на грудь с требованиями поскорее все рассказать. Наверное, она бы так и сделала, но… его лицо…
Похожее было у мужа в тот день, когда возле Императорского музея активировалась портальная ловушка.
– Мама, Софи… – шептала Агата, хлопая сонными глазами.
– Побудь с детьми, – обратился Арен к Софии, укладывая дочь рядом с аньян. – Пообедайте. А мне нужно поговорить с супругой.
Она кивнула, тревожно глядя на него, а потом…
Виктория моргнула, не в силах осознать увиденное, но будучи уверенной в том, что ей не показалось – ее муж и София одновременно потянулись друг к другу, соприкоснувшись кончиками пальцев, не размыкая взглядов. И это движение, длившееся всего несколько секунд, но наполненное абсолютным взаимопониманием, объяснило Виктории все.
Стало нечем дышать, грудь как невидимыми тисками сжало, и окружающее внезапно поплыло перед глазами. Что это, обморок?
Нет. Это были слезы.
– Пойдем, Вик, – сказал Арен, отворачиваясь от Софии. Виктория послушно встала, радуясь, что муж явно закрыт эмпатическим щитом, поэтому не может почувствовать ее отчаяние, и шагнула навстречу. Император подхватил ее на руки и быстро зашел в камин.
Через минуту они уже выходили в гостиной покоев Виктории. Арен, не выпуская жену из рук, прошел к окну и усадил ее в кресло, сам опустившись напротив. Потер пальцами висок, будто там болело, и сказал, глядя прямо на Викторию:
– Четыре месяца назад Аарон поставил на Агату смертельное проклятье.
Она похолодела.
– Оно проявилось только сейчас, потому что он его зачаровал, замкнув на определенное количество пробуждений Геенны. Каждое пробуждение сопровождается выбросом энергии, и с каждым разом запирающее заклятье истончалось. Если ничего не предпринять, Агата умрет в течение двух суток.
– Арен… – выдохнула Виктория с ужасом, не представляя, что хочет сказать. Да и говорить она могла с трудом – горло скрутило от страха.
– Предпринять можно, и если у Ив все получится, наша дочь останется жива, – продолжал император ледяным голосом. – Но чтобы добраться до Агаты, Аарон был вынужден проклясть ребенка, которого носит Ванесса, потому что у шаманов такие правила – чтобы убить кого-то другого, надо убить при этом то, что дорого тебе самому.
– Защитница… – прошептала Виктория, сглатывая. – Несс…
– Она плохо себя чувствовала со вчерашнего дня, Тадеуш мне передавал. Но не так, как Агата, проклятье же не на ней, а на ребенке. Поэтому с кровью у Ванессы все нормально, только слабость.
– А она…
– Насчет этого покушения, я полагаю, она не в курсе. А вот в прошлых двух Несс участвовала.
Спрашивать что-либо после этих слов Виктория была не в силах – от изумления ей показалось, что у нее во рту камень вместо языка.
– Я не рассказывал тебе, чтобы ты не переживала, – вздохнул Арен, вновь потерев висок и поморщившись. – Но сейчас у меня нет сил придумывать легенды. Несс была информатором, кроме того, именно она изготовила ту конфету.
Услышав это, Виктория отмерла.
– Да я ее!.. – процедила она, сжимая кулаки, но, заметив усталый взгляд мужа, замолчала. – Арен…
– Чтобы Агата осталась жива, проклятье нужно перебросить с нее на кого-то другого, – продолжал император. – Иного способа нет. И этот человек должен быть дорог мне так же, как дочь. – Арен на мгновение замолчал, глядя на Викторию глазами, в которых не осталось белков. – Я принял решение, Вик. Оно только мое, и ничье больше. Я хочу, чтобы ты помнила об этом и не винила себя. Я так решил. Только я.
И тут она поняла.
– Аре-е-ен… – простонала Виктория, разрыдавшись. Он встал с кресла, подошел к ней, опустился на колени и обнял, поглаживая по спине и целуя мокрую щеку.
– Прости.
Она не могла говорить, только выла и всхлипывала, обнимая его. Ее словно уносил бурный речной поток, и все, о чем она была способна сейчас думать – как же так, ну как, почему, за что?..
Они сидели так несколько минут и молчали – лишь плакала Виктория, но и ее рыдания постепенно стихли.
– Как это… будет? – прошептала она, когда слез больше не осталось.
– Я усыплю Агату и приду сюда вместе с ней, Тадеушем и Ив. Шаманка проведет ритуал, перебросив проклятье. От ее действий оно почти наверняка катализируется, и убьет… в течение пары часов.
– А ребенок… Ванессы? Он… тоже?
– Да.
– Вот и хорошо, – пробормотала Виктория и почувствовала щекой, как Арен поморщился. – Прости, я…
Она хотела сказать, что совсем не то имела в виду – хотя, конечно, это было бы неправдой, – но муж ее перебил.
– Посиди пока здесь, ладно? Гектор перенес Ив обратно на север, чтобы она взяла все необходимое, они обещали вернуться в течение часа. Ни к чему тебе сейчас быть с детьми, ты слишком переживаешь.
«А сам пойдешь к Софии», – подумала Виктория, но ревности не ощутила. Только боль.
– Хорошо, Арен.
* * *
Он надеялся, что хотя бы ребенка Ванессы удастся сберечь, но шаманка разочаровала, объяснив, что после активации проклятье должно убить двоих, иначе никак.
Интересно, знали ли последователи брата обо всем этом? Пытались ли они убить Агату, потому что Аарон оставил такие инструкции, или нет? В любом случае – и в этом Арен больше не сомневался, – ему явно гораздо больше было жалко ребенка брата, чем самому Аарону.
К Несс он не пошел, хотя Ив сказала, что выкидыш у нее будет болезненным, как и у Виктории. Только договорился с Тадеушем, чтобы тот вызвал своих коллег из госпиталя. Сам же Тадеуш должен быть у Виктории, как и Арен.
София, когда он вышел из камина, посмотрела на него огромными испуганными глазами, обнимая обоих детей. Агата и Александр прижимались к ней, как два котенка к маме-кошке, заглядывая в большую книжку с цветными картинками. На столе перед ними стояла почти пустая посуда, оставшаяся после обеда.
– Папа! – радостно, но гораздо тише, чем обычно, воскликнула Агата, и Александр тут же повторил за ней. – А я съела все-все, как ты просил. Можно нам сахарный леденец? Очень хочется.
– Да! – кивнул Алекс.
– Сахарный леденец? – повторил Арен. Он, оглушенный новостями, никак не мог сообразить, что это такое.
– Леденец из жженного сахара, – пояснила София. – На палочке. Тут в книжке герои такие сосут.
– А-а-а. Можно, – кивнул император и распорядился, чтобы принесли эти леденцы. Минут через пять все было исполнено, и Агата с Александром увлеченно засунули лакомства за щеки, громко причмокивая, но Арен не напоминал им о манерах, а просто сидел рядом и смотрел.
Защитник, хоть бы у Ив все получилось.
София подняла голову от книги и посмотрела на него. Она продолжала говорить – видимо, знала эту историю наизусть, – но смотрела при этом на императора, тревожно и вопросительно. Арен понимал, что она переживает, но объяснить сейчас что-либо было невозможно.
«Я зайду вечером», – обещал он ей мысленно и сразу заметил, как плечи Софии чуть расслабились, и во взгляде появилась радость.
Хорошо, что она еще не знает, какое решение он недавно принял. Хотя София, конечно, скажет, что он ни в чем не виноват.
Вот только Арен считал иначе.
Через полчаса, вновь оставив Софию вместе с Алексом, император перенесся в покои Виктории, усыпив дочь еще перед построением пространственного лифта.
Жена сидела там же, где он ее оставил – в кресле возле окна, и Арен попросил ее перейти в спальню, а после запустил в гостиную уже ждавших за дверью шаманку и Тадеуша. Лица у них были печальные, траурные, они казались даже какими-то помрачневшими, потемневшими, словно впитали в себя часть его тьмы.
Дальнейшее слилось для Арена в один большой комок душевной боли. Он сидел в изголовье кровати, держа за руку Викторию, которая была бледной и постоянно всхлипывала, безмолвно плача и прижимая к себе уснувшую Агату. Тадеуш сидел с одной стороны постели, постоянно проверяя физическое состояние обеих по датчикам подключенных аппаратов, а Ив…
Шаманка проводила ритуал. Изрисовала кожу на животах Агаты и Виктории, усыпав их какими-то цветками и семенами, пускала кровь и почти все время пела, играя на дудочке. А в конце налила воду в две глиняные чаши, поколдовала-попела над обеими, добавила в одну кровь Агаты, а в другую – Виктории, и попросила выпить. Жене – чаша с кровью Агаты, девочке – с кровью Виктории.
– Горько, – прошептала императрица, морщась и отдавая Ив опустевшую чашу, пока Тадеуш осторожно, понемногу, поил уснувшую Агату.
– Горько, – отозвалась шаманка с грустью и повернулась к Арену. – Вы можете уносить девочку. Нет на ней больше проклятья. А то, что должно случиться, произойдет в течение нескольких часов.
– А… я?.. – негромко спросила Виктория. Император не понял, о чем она, но зато поняла Ив.
– Не умрешь ты. И детей сможешь еще родить, и родишь.
Виктория вздохнула, и по этому тяжелому вздоху Арен неожиданно понял, что жена была готова к другому исходу. Она была готова принести себя в жертву ради Агаты, поэтому до конца не спрашивала, чем это грозит для нее.
И впервые за последние несколько месяцев Арен ощутил к Виктории что-то вроде нежности.
Спустя два с половиной часа началась агония. Это было похоже на роды, но они несли в себе не жизнь, а смерть, и болезненную.
Тадеуш колол Виктории обезболивающее, но действие его заканчивалось очень быстро. Арен пытался повлиять на жену ментально, но ментальная магия – хрупкая субстанция, и его внушение легко разрушалась сильнейшими приступами. Больше никак помочь жене он не мог, поэтому просто сидел рядом и держал за руку, как и раньше.
Это продолжалось всего чуть больше часа, но Арену показалось, что он за это время постарел на несколько десятилетий.
И когда Тадеуш, мокрый от пота и с белым как мел лицом, усыпил наконец Викторию, у императора появился соблазн усыпить заодно и себя, и желательно, навечно. Но у него еще оставались дела. Много дел.
– Зайди к Ванессе, – попросил он старого врача. – Ив говорила, что с ней должно было быть то же самое, если не хуже.
– Да, ваше величество.
Сам же Арен, сунув голову под ледяную воду и постояв так пять минут, отправился в детскую. На часах было восемь вечера, и император надеялся, что София догадалась покормить детей, потому что идти с ними сейчас на ужин он был не в состоянии.
Арену казалось, что этот день сломал его, прихлопнул, раздавил, как надоедливое насекомое, оставив лишь пятно из крови, переломанных костей и размазанных по стене внутренностей.
* * *
«Если не можешь ничего сделать, надо ждать», – так говорила мама Софии, и сейчас она старалась выполнять этот завет. И поменьше нервничать, хотя творящееся вокруг безумие очень давило на психику, и Софии временами хотелось вскочить и побежать туда, где находился Арен, помочь ему хоть чем-то. Она понимала, что и так помогает, находясь с его детьми, но неведение порой сводило с ума.
После того как император около пяти часов вечера в очередной раз вернул в детскую сонную Агату, девочка преобразилась – стала не то, что есть, а даже лопать, громко смеялась, порозовела, – в общем, превратилась из больного ребенка если не в здорового, то по крайней мере в выздоравливающего. Вместе с ней повеселел и Александр.
Арен вновь пришел в детскую около восьми, когда София и дети уже поужинали. Он был бледным, очень уставшим и почти неживым, и от его эмоций сжималось сердце, такими они были безнадежно-отчаянными. Но, несмотря на измотанность, император все равно играл с наследниками больше часа – пока заглянувший Тадеуш не проверил кровь Агаты и не заявил, что анализ почти в норме, однако их высочествам лучше бы лечь спать пораньше.
– У-у-у, – завыли дети, но Арен прервал их жалобы тихим и спокойным:
– Надо.
Агата и Александр вздохнули и отправились умываться, но после водных процедур долго в бодрствующем состоянии не продержались – уснули минут через десять после того, как Арен уложил их по кроватям.
– Наконец этот день закончился, – пробормотал он глухо, выходя из камина с Софией на руках. Она огляделась и обнаружила, что перенесся он в свои покои, а не в ее комнату. Ну и хорошо – Софии нравилось у Арена. Здесь было просторно, и не только из-за больших окон, но и из-за малого количества мебели. Конечно, императору толком и не была нужна здесь никакая мебель, он ведь тут только спал. И обстановка вокруг была лаконичной, строгой, как и сам Арен, и если бы София точно не знала, что эти покои принадлежат императору, ни за что не догадалась бы. Слишком уж простой темно-синий ковер – да, красивый, но не помпезный, а главное – не бело-золотой, как принято у Альго. Обычные книжные шкафы из темного дерева, под завязку забитые книгами, расставленными в строгом порядке, и гардероб в тот же тон. Пожалуй, самым вычурным в гостиной императора было зеркало, стоявшее рядом с гардеробом, в серебряной витиеватой раме, изображающей цветы, фрукты и птиц.
София подвела Арена к окну – туда, где стояли кресла, и усадила в одно из них, опускаясь к нему на колени. Он не отреагировал на подобную наглость, даже не улыбнулся, только привлек ее к себе и положил голову на плечо.
И если бы эмоции были музыкой, то София слушала бы сейчас печальный скрипичный концерт.
– Что случилось? – Она ласково погладила Арена ладонью по груди, вновь ощущая безумное желание помочь. – Расскажи.
Несколько секунд он молчал, сжимая ее талию, и дыхание его возле ключицы почему-то казалось Софии не таким горячим, как обычно. Да и сам Арен… был гораздо холоднее, будто только что вылез из проруби.
Но когда он заговорил и рассказал ей все, она и сама заледенела от ужаса.
– Как же можно так ненавидеть…
– Раньше я тоже не понимал.
– Нет, Арен! – София помотала головой, обнимая его крепче. – Ты ненавидишь Аарона за дело, за поступки. А он ненавидел тебя просто за существование. Это совсем другое! И ты никогда не стал бы убивать ребенка брата.
– Я убил. Только что, Софи.
– Ну что ты такое говоришь! – застонала она, обхватывая ладонями лицо императора. – Это ведь не ты проклятье накладывал. Ты никого не убивал. Только спас! Агату спас.
– Агату спас, – согласился он спокойно и безжизненно. – И двоих детей убил.
– Ребенок Ванессы умер бы в любом случае, – возразила София, понимая, что непременно должна вытянуть Арена из этого болота самоистязаний. – Но никто бы не умер, если бы не твой брат.
– Софи, – Арен усмехнулся, но в этой усмешке ей почудилось что-то почти безумное, – знаешь, чего я не могу понять? Венец. Почему он выбрал меня? Почему не Аарона? Тогда бы ничего не было. Я никогда не мечтал о троне, я мог бы работать вместе с Арчибальдом. А старший брат получил бы то, чего так страстно желал.
– Не только это. Еще он получил бы войну. Если Геенна действительно обладает чем-то вроде сознания, она сделала так, как было лучше для страны.
– Но не для меня лично.
– Да, но они ведь тоже убили себя ради будущего. И, Арен… – София ласково прижалась губами к его щеке. – Знаешь, мне кажется, они тебя ждали.
– Что? – удивленно переспросил он, посмотрев ей в глаза, и София ответила, не отводя взгляда:
– Я так думаю, и ты меня не переубедишь. Они ждали много столетий. Ждали человека, который сможет все исправить. Который не побоится рисковать собой ради мирного будущего. Как они. Твой брат не был истинным потомком Анны Альго и остальных древних магов. А ты – истинный и единственный, кто может выдержать эту ношу.
Арен едва заметно улыбнулся, и София обрадовалась, ощутив, как потеплели его эмоции.
– Ты тоже, – ответил он негромко и провел ладонью по ее щеке. – Единственная.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Проснувшись посреди ночи, Арен поставил эмпатический щит, чтобы не разбудить Софию своими смятенными эмоциями, и посмотрел на девушку, которую сжимал в объятиях.
София спала спиной к нему, и в ночном полумраке император мог разглядеть только маленькое ушко, растрепавшиеся возле него кудри и тонкую линию щеки. Впрочем, ему вовсе не нужно было смотреть на Софию, чтобы видеть ее. Арен давно успел впитать в себя все, что было ею – очертания тела с трогательной россыпью веснушек, блеск понимающих глаз, искреннюю улыбку, звенящий от счастья смех, тепло рук и губ, чудесный запах цветущей вишни… Он мог продолжать так бесконечно, потому что София успела стать для него всем. Она была во всем, что его окружало, в том числе – в нем самом. И всегда будет.
Он счастлив рядом с ней. Наслаждается эмоциями, греется светом. Но что он может дать ей взамен? После случившегося накануне и известия об эмпатическом проклятье о разводе с Викторией не может быть и речи. Так что он может дать Софии? Отсутствующую семью? Презрение в чужих глазах, когда информация об их отношениях выйдет наружу, невозможность родить ребенка, золотую клетку вместо свободы? Кроме того, и Арен понимал это особенно ясно – если продолжать то, что они с Софией неосторожно начали, однажды ее убьют. Убьют несмотря на все меры предосторожности и амулеты – найдут способ. С Агатой ему повезло уже трижды, но повезет ли так с Софией, если заговорщики поменяют цель? Поняв, что она дорога императору, они могут логично решить, что убить обычную девушку гораздо проще, чем кого-то из Альго, и переметнутся на нее. Да, возможно, Гектор в скором времени переловит тех, кто замешан в заговоре сейчас, но… Арен никогда не окажется в безопасности из-за своей противоречивой политики. Рядом с ним жизнь Софии всегда будет висеть на волоске. А он не сможет жить, если ее убьют. Если она уйдет из дворца, выйдет замуж за другого, заведет семью – сможет. А смерти ее он не вынесет.
«Пусть просто будет жива», – подумал Арен, закрывая глаза и глубоко вздыхая. Она встретит кого-нибудь, обязательно встретит, в Альганне много достойных мужчин. Да, не полюбит, но сможет завести семью, родить детей. И она будет жива.
Он все выдержит. Только бы София была жива.
* * *
София поняла, что хочет сказать ей Арен, как только проснулась. Это случилось на рассвете, когда в комнате уже появились тени – еще не от света, скорее, от его преддверия, и предметы вытянулись, удлинились, как будто у них внезапно появились ноги.
Она смотрела ему в глаза несколько секунд, ощущая бешеный стук сердца и горечь во рту, и собиралась с мыслями, при этом зная, что все бесполезно – он принял решение.
И выбрала то единственное, что могло заставить императора изменить его.
– Ты ведь обещал, что не предашь меня.
Он вздрогнул, как от удара.
– Так будет лучше, – ответил глухо, обреченно. – Прости, Софи, но я должен попросить тебя об этом.
Горько, как же горько, и глаза колет.
– Я не смогу без тебя.
– Сможешь. Пройдет время… и сможешь. У тебя будут прекрасные дети, внуки и правнуки. Семья. Но главное – ты будешь жива.
– Я понимаю, ты боишься за меня, Арен. Но…
– Не надо спорить, – пресек он ее слабые попытки возражения. – Я не передумаю.
София зажмурилась на мгновение, пытаясь сдержать слезы, но они все равно покатились по щекам.
– А как же… Агата и Алекс?
Да, еще одно слабое место в его плане.
– Они привыкнут и смирятся. Постепенно, как и ты.
Защитница, как же ужасно, когда ты совсем ничего не можешь сделать.
– Арен… – прошептала София, потянувшись к нему, и не успела сказать больше ни слова – он резко поцеловал ее, сминая губы с отчаянностью человека, который знает, что на рассвете его поведут на казнь.
* * *
Накануне вечером Тадеуш ввел ей такую дозу снотворного и обезболивающего, что Виктория спокойно проспала до утра, а проснувшись, обнаружила, что чувствует себя гораздо лучше. Хотя вчера ей казалось, она не доживет до рассвета, но острой боли больше не было, и события минувшего дня отзывались лишь ноющими мышцами и ощущением сухости в глазах.
О случившемся Виктория старалась не думать, опасаясь сорваться в истерику, как прежде. Она прекрасно понимала Арена и всецело поддерживала его решение, желая спасти Агату, но нерожденного ребенка было жаль. А еще в голову, как назло, лезли предательские мысли про то, что она больше не сможет использовать беременность как причину для удерживания мужа. И Арен уйдет к Софии.
От таких рассуждений было мерзко, и Виктория вздохнула, переворачиваясь на другой бок и морщась от боли внизу живота. Но сосредоточиться на ней не успела – вспыхнул огонь в камине.
Император вышел из огня, когда Виктория уже сидела на постели. За окном давно разгорался рассвет, поэтому она смогла рассмотреть лицо Арена. Оно было таким мрачным, что Виктория даже испугалась.
– Что-то случилось? – пробормотала она, глядя на тени под глазами мужа и складки возле губ. – Агата?..
– Все в порядке, – ответил Арен, садясь рядом с ней. Примерно таким же голосом он когда-то рассказывал о случившемся на Дворцовой площади. – Как ты себя чувствуешь?
– Лучше. А… – Она хотела спросить: «А ты?» – но не решилась. Да и разве он ответит? Муж никогда не делился с ней переживаниями.
– Лежи пока, Вик, – продолжал Арен. – Часов до одиннадцати хотя бы. Но еще у Тадеуша спроси, как правильнее, он зайдет через час. А ты спи. Детей я сам разбужу и покормлю.
– Я… – Она подалась вперед, но тут же поморщилась – внутренности будто кто-то рукой сжал.
– Еще рано двигаться, лежи. Завтрак тебе принесут. А как Тадеуш разрешит встать – пойдешь в детскую, к Софии и детям. – Арен встал и, сильнее помрачнев, произнес подчеркнуто равнодушно: – С завтрашнего дня она перестанет исполнять обязанности аньян.
– Что?.. – пискнула Виктория, чувствуя себя человеком, которому на голову свалился потолок. – Как?..
– Я так решил. Пока нам поможет аньян Анны, а потом найдем новую. Не волнуйся.
Он развернулся и быстро пересек спальню, запрыгнув в камин настолько стремительно, будто пытался убежать от возможных расспросов.
* * *
Арен продолжал двигаться и что-то делать по привычке – внутри было пусто. Безумно хотелось передумать и все отменить, поэтому он и сообщил Виктории о своем решении, чтобы не дать себе ни малейшего шанса.
Перед завтраком Тадеуш посмотрел Агату, а заодно и Александра – с детьми все было отлично, они сияли и хохотали, но Арену, когда он смотрел на них, становилось тошно и стыдно. За то, что придется огорчать. И за то, что не удержался от связи с Софией – возможно, если бы удержался, ее не пришлось бы удалять из дворца. Хотя… нет, зачем лгать самому себе? Софию надо убирать из своей жизни независимо от того, есть между ними отношения или нет. Одно то, что он любит эту девушку, уже ставит ее под удар. Нельзя этого допустить. А Агата и Александр привыкнут и переживут, к отсутствию Вирджинии они ведь тоже привыкли, а любили ее не меньше.
София была грустной и бледной, когда Арен передавал ей детей, и эмоции ее казались тусклыми, неживыми. Защитник, расцеловать бы ее, попросить прощения за все и рассказать, что передумал – останься, пожалуйста, останься со мной!
Но нельзя.
Чуть позже к Арену в кабинет пришел Тадеуш, доложил сначала о состоянии Виктории, которое счел удовлетворительным, а потом…
– Ваше величество… Ее высочество Ванесса… – Старый врач выглядел нерешительным. – У нее вчера все прошло гораздо хуже, чем у вашей жены, и…
– Живая? – бросил Арен резко. Смерти супруги брата он не желал, и совсем не потому что считал это слишком милосердным. Просто многовато смертей за последние сутки.
– Да, но она очень плоха, – сказал Тадеуш извиняющимся тоном. – Мучается от боли и потери крови, кровотечение с трудом остановили. Ее высочеству было бы легче, если бы у нее была разблокирована магия… Хотя бы родовая.
– Ты с ума сошел? – Император поднял брови. – Родовая магия Несс смертоносна. Кроме того, она преступница.
– Простите, ваше величество. – Тадеуш покорно наклонил голову. – Тогда позвольте ей немного погулять на свежем воздухе. Пусть ее вывезут на каталке в сад вечером. Ну или хотя бы на балкон…
– Хорошо. Я распоряжусь.
После ухода врача Арен какое-то время сидел над бумагами, задумавшись. Надо ли идти к Ванессе? Надо ли говорить ей о том, что именно убило ее ребенка? Или оставить в неведении?
«Неведение милосерднее», – подумал император, вставая из-за стола, и сделал шаг к камину.
В покоях Несс пахло кровью. Арен понимал, что все уже должны были убрать и почистить, но запах еще оставался в воздухе, оседая в носу и на языке неприятным привкусом железа.
Ванесса лежала в кровати и была настолько бледной, что император поначалу даже не рассмотрел ее на фоне постельного белья.
– Арен… – прошептала она почти неслышно, даже не прошептала – прошелестела, и он наконец увидел. И ее поблекшие, погасшие голубые глаза, и тонкую ниточку пересохших губ, и волосы, которые показались ему не светлыми, а седыми.
Подошел ближе. Ванесса дышала тяжело, будто на груди у нее лежал огромный камень, и походила сейчас на умирающую старуху.
Спрашивать, как она себя чувствует, Арен не стал.
– У тебя вчера был выкидыш, Несс, но тебе не сказали, по какой причине. – Ванесса дернулась, но тут же застыла. – Четыре месяца назад Аарон поставил шаманское проклятье на вашего ребенка, а заодно и на Агату. Иначе никак не мог достать мою дочь – только через кровного родственника. Дети должны были умереть одновременно.
– Ты-ы-ы… – прохрипела Ванесса. – Лжешь…
Арен усмехнулся и покачал головой.
– Верь во что хочешь, Несс, мне все равно. Я не вижу особой разницы между этим поступком и попыткой убить меня. Ваш ребенок – да, его родная кровь. А я разве нет? Я брат твоего мужа. Однако это не помешало ему в День Альганны. И ты это видела.
Грудь ее шумно вздымалась, а глаза наполнялись слезами.
– По… чему? – просипела вдруг Ванесса, и слезы все-таки полились по щекам. – Он так… со мной?
Арен даже немного удивился. Неужели Несс ему поверила? Он думал, она будет до последнего обелять мужа.
– Аарон просто был предателем, вот и все.
– Нет…
– Да, Несс. Взгляни правде в глаза. Он предал меня, попытавшись убить. Он предал нашу страну, собираясь устроить государственный переворот, грозивший гражданской войной. И он предал тебя. И вашего ребенка.
Она молчала, только плакала.
– Ты спросила, почему. Потому что ненависть Аарона ко мне была сильнейшим чувством в его жизни. Он ненавидел меня больше, чем любил тебя.
Ванесса всхлипнула, и Арен вдруг вспомнил, как увидел ее впервые.
Сколько ему было лет тогда? Кажется, десять. Он гулял по дворцовому парку вместе с матерью, и тут в конце аллеи появились Аарон и Ванесса. Они держались за руки, смотрели друг на друга, а не на дорогу, и дальнейшее было неизбежно – Несс споткнулась, с ее ноги слетела туфелька, приземлившись возле Арена. Он поднял ее и помог незнакомой девушке обуться.
