Текст книги "Фаворитка короля"
Автор книги: Анна О'Брайен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)
– Благодарю вас, милорд. – Я с надлежащей серьезностью сделала ему реверанс, потом выпрямилась во весь рост и посмотрела принцу прямо в глаза. У него не должно остаться сомнений: дар я приму, но ничто и никогда не поколеблет моей верности Эдуарду.
– Вы делаете мне честь, мистрис Перрерс. – Гонт тоже улыбнулся с выражением хитрого лиса.
Создание новых союзов и смена королевских министров не прошли для меня совершенно безболезненно. Уикхем, вечно балансировавший между дружбой и враждой ко мне, оказался единственной жертвой этих политических интриг, о которой искренне сожалел сам Эдуард. Не уверена, что в Англии когда-нибудь был канцлер честнее его, однако в пылу чистки правительства от засилья церковников пришлось расстаться и с ним. Невозможно было сохранить его на прежнем посту.
Эдуард очень официально попрощался с уходящим министром. Я – нет. Он как раз укладывал свои вещи, свои любимые книги и чертежи новых зданий, которым уже не вырасти под его руками благодаря щедрости государя. Стоя у открытой двери, я смотрела, как он сворачивает их и кладет каждую вещь на свое строго определенное место. Уильям Уикхем. Уже не канцлер. Пусть он и раздражал меня резкостью своих суждений, но никто, кроме него, не был так близок к тому, чтобы считаться моим другом.
Виндзора я другом не называла и не была уверена в том, кем он сам считает меня.
– Если пришли позлорадствовать, можете не трудиться, – бросил Уикхем, даже не повернув ко мне головы.
– Я не злорадствовать пришла. – Он, не отвлекаясь от своего дела, завернул в большой кусок полотна горсть перьев. – Я пришла сказать вам «прощайте».
– Сказали. Теперь можете уходить.
Он был сильно обижен и имел на то все основания. Ведь я стояла рядом с Эдуардом, когда король произносил пустые фразы о необходимости, о своем сожалении, о том, что желает Уикхему всяческого добра. Да, так было надо, и Эдуард был уязвлен решениями парламента ничуть не меньше самого Уикхема, но этот человек заслуживал большего. Я прошла через всю комнату, чтобы ему пришлось посмотреть мне в лицо. Он, тем не менее, продолжал собирать вещи и рыться в переметных сумах.
– Зато вы больше времени станете уделять Винчестеру, своей епархии, – сказала я, подавая ему требник.
– Я приложу свои таланты, – ответил он, выхватив книгу у меня из рук, – там, где их сумеют оценить.
– Мне очень жаль с вами расставаться.
Вот тут он взглянул на меня, и я увидела в его печальных глазах боль от сознания моего предательства.
– Вот уж никогда не думал, что именно вы станете орудием моего изгнания. Мне казалось, что вы умеете ценить верность и дружбу. – Он язвительно усмехнулся. – У вас ведь так много друзей, правда? Можно позволить себе не слишком-то о них переживать. – Я почувствовала, как кровь прилила к моим щекам. – Как сильно можно заблуждаться, если не желаешь взглянуть правде в глаза!
– Не думаю, что я послужила орудием. – Я старалась не выдать голосом своих чувств. – Парламент решил, что вы должны уйти. Вы все.
– Из-за кризиса, в котором не повинен ни один из нас. Из-за неспособности руководить, а кто это доказал? Да у нас больше опыта, чем у всех членов парламента, вместе взятых! – Он возмущенно пожал плечами и положил в мешок еще две книги. – Что-то я не слыхал, чтобы вы попытались убедить Эдуарда сохранить верность старым друзьям!
– Это правда, я и не пыталась.
– И Гонт не пытался. – Уикхем взглянул на меня из-под насупленных бровей, будто ища подтверждения своим подозрениям, и прочитал на моем лице ответ. – Поосторожнее, Алиса. Вы плаваете в маленьком пруду с большими зубастыми рыбинами. Гонт имеет власть и хочет получить еще больше. А когда это случится, вы ему больше будете не нужны и он не замедлит от вас избавиться.
– Он не угрожал мне, – ответила я и вспомнила нашу последнюю перепалку, когда возвратилась ко двору после родов. – Полагаю, он будет защищать своего отца изо всех сил. А для этого ему нужна я.
– А я полагаю, что он в первую очередь позаботится о себе.
– Кто же о себе не заботится?
– В один прекрасный день вы перестанете быть незаменимой. – За двумя книгами в мешок последовала дорожная чернильница. – Держитесь от него подальше. Похоже, честность не входит в число его достоинств. – Уикхем снова посмотрел на меня, и на этот раз его лицо ничего не выражало, будто он просто дал другу пустяковый совет. Но это даже не был совет. Я хорошо его поняла. Это было предостережение.
– Я не могу себе позволить враждовать с Гонтом, – хрипло выговорила я.
– Что? Это вы-то, которая служит королю глазами и ушами? Которая стала его правой рукой? – Теперь Уикхем откровенно насмехался надо мной.
– Надолго ли? Уж вам лучше, чем кому-либо, известно мое положение. Как вы сами удачно заметили, мне необходимо иметь как можно больше друзей!
– Тогда подумайте, как их завести, а не восстанавливайте против себя весь двор!
– О чем тут думать, если в основе их вражды лежит как раз то, кем я являюсь для короля? Мне самой кажется, что я оказалась между молотом и наковальней. Если я потеряю Эдуарда, я потеряю все. Придворные просто задохнутся от злорадства. Если же я останусь с Эдуардом, у меня неизбежно будет тьма врагов, которым ненавистно мое влияние. Что же мне делать, о мудрейший из советников? – Не он один умеет насмехаться.
– Не знаю, – ответил он, обдумав мой вопрос.
– Вот это хоть честно, – сердито проворчала я. – Вы можете помолиться за меня, наверное. – Я уже жалела, что пришла к нему.
– Помолюсь…
– Не нужно! Вашей жалости я не перенесу!
– Вам очень нужно, чтобы кто-то вас пожалел.
Я бросилась к окну, предоставив Уикхему укладывать книги и борясь с нелепым желанием разреветься.
– Можете попытаться найти общий язык с принцем Уэльским, когда он вернется в Лондон, – сказал Уикхем, помолчав и дав мне время прийти в себя. Несмотря на свой церковный сан, он оставался прежде всего изощренным политиком. Я в ответ покачала головой. Там мне ничего не светит, Джоанна мне другом не станет. – Он должен прибыть сюда со дня на день.
– Это уж как выйдет. – И я ловко переменила тему нашей перепалки. – А что ждет вас? Во всяком случае, ваша почетная ссылка не грозит вам лишениями. У вас ведь не меньше десятка замков, дворцов и усадеб…
– Они все принадлежали канцлеру, – криво улыбнулся он. – А лично мне – ни один из них. Мне трудно будет защитить себя. – Теплота, с которой он было заговорил со мной, сразу пропала. Я пожалела о сказанном.
– Я позабочусь о том, чтобы вас достойно наградили, – услышала я свой голос.
– Ну и ради чего вам это нужно? – Какой спокойный голос и какие колкие слова! – Я разве похож на того, кто нуждается в ваших милостях?
– Не похожи! Я и сама не знаю, что это пришло мне в голову! Раз вы так недружелюбно настроены, я бы охотно послала вас к дьяволу.
– А я не пойду. Мне хочется попасть туда, где ангелы.
– Раз так, то примите совет: не стоит связываться со мной.
– Вы клевещете на себя, Алиса. – И едва заметно улыбнулся печальной улыбкой.
– Просто стараюсь не отстать от всеобщей моды.
– Я же видел вас с Эдуардом. Вы с ним ласковы, вы о нем заботитесь.
– Ну, это только в моих собственных интересах. – Язвительностью я не хотела уступить ему и сама удивилась, сколько яда оказалось в моих словах.
– Не стану спорить, поскольку вы сегодня настроены обливаться слезами от жалости к себе, а свои грехи знаете не хуже меня. – Он обвел глазами опустевшую и сразу помрачневшую комнату. – Ну вот и все.
Мне стало жаль, что я пыталась его разозлить.
– Когда вы уезжаете?
– Прямо сейчас. – Он поклонился совершенно официально. – Да хранит вас Господь Бог, мистрис Перрерс.
– Скорее уж он сохранит для вас должность, милорд епископ. – Он рассмеялся, а я подалась вперед и поцеловала его. – Знаете что? – прошептала я ему на ухо, охваченная минутным желанием немного порезвиться. – Иногда мне кажется, что мы могли стать больше чем друзьями, если бы вы не были священником, а я – блудницей.
Печальное лицо Уикхема сморщилось.
– Иногда, – ответил он тоже шепотом, – мне кажется то же самое. И если я вам когда-нибудь понадоблюсь…
Он задержался ненадолго у двери, а потом вышел, тихонько притворив ее за собой. Я осталась одна в пустой комнате. Увидела на полу забытое перо, наклонилась и сунула себе в рукав. Епископ Уикхем был настоящим другом, и он совершенно справедливо упрекнул меня в том, что я склонна слишком жалеть себя. Я ведь сама уготовила себе такую участь и чаще всего была ею довольна. Непростительной слабостью было бы теперь стенать о последствиях.
Я должна быть сильной. Если уж не ради себя и своих детей, то хотя бы ради Эдуарда.
Я смотрела, как Уикхем, оседлав коня, уезжает прочь, и удивилась тому острому чувству потери, которое причиняло такую же боль, как и сознание своей вины. Он не должен был лишаться своих постов и имений, а я еще сильнее ощутила свою вину, когда одно из поместий Уикхема Эдуард передарил мне. Красивое, очень соблазнительное и исключительно доходное поместье Уэндовер в Бакингемшире, которое было известно плодородными нивами и отличным строевым лесом, а к тому же соединялось с Лондоном удобными дорогами. Я испытала желание как-то возместить Уикхему эту потерю. Гризли еще раньше купил для меня имение Комптон-Мэрдак, вот я и предоставила Уикхему право пользования и доход с этого имения. Скривилась, когда подписывала документ: кто сказал, что у меня сердце каменное? Но права эти я предоставила ему на определенный срок, после чего Комптон-Мэрдак вернется в мои руки. Не настолько я мягкосердечная. В конце концов, надо же и о себе побеспокоиться.
Итак, Уикхем уехал, а я стала мысленно готовиться к встрече, которой очень не хотела, но которой было не избежать.
Опоздала. Когда я вошла в залу, отец и сын стояли рядышком, а все вокруг радостно хлопали в ладоши. Принц Уэльский возвратился в Англию, и страна ликовала, как и сам принц вместе с Эдуардом. Если бы только стороннего наблюдателя это зрелище не так коробило.
Коробило? Да нет, оно просто ужасало.
Я знала, конечно, что принц тяжело болел, что его приходилось нести в битву на носилках, словно дряхлого старика, что силы покидали его стремительно, что в нем было не узнать того доблестного рыцаря, который вел свое войско к победе при Пуатье. Все мы скорбели о смерти его первородного сына. И все же я не была подготовлена к такому. Не знаю, что за хворь снедала его, но принц буквально весь высох, а лицо его напоминало обтянутый пергаментом череп мертвеца. Даже на расстоянии я увидела, что Эдуард потрясен не меньше меня.
– Слава Богу!.. – Эдуард заключил сына в объятия.
– Хорошо оказаться снова дома. – От отцовских объятий принц весь съежился, словно всякое прикосновение было ему невыносимо.
– Я так давно мечтал об этом дне.
Эдуард усадил сына в кресло. Изабелла что-то тихо говорила, а улыбка застыла у нее на лице, как маска отчаяния. Рядом с Эдуардом, взяв его под руку и сияя улыбкой, стояла принцесса Джоанна.
Прекрасная дева Кента.
Когда-то я видела, как Джоанна отряхнула со своих юбок прах аббатства в Баркинге. Теперь я могла оценить ее заново. Годы не пощадили ее: расплывшееся лицо стало напоминать головку свежего сыра, складки жира упрятали хрупкое тело, некогда тонкие черты покрылись дряблой, обвисшей кожей, и вся она как-то огрубела, а от былой стройности стана не осталось и следа. На нежной коже под глазами и возле губ залегли морщины, рожденные горестями и тревогами.
Эдуард был целиком поглощен сыном. Изабелла с Джоанной, две волевые натуры, встали чуть в сторонке. Когда я приблизилась к ним, Джоанна окинула меня таким взглядом, каким смотрят на слугу, который замешкался принести вино.
– А это – Алиса, – промолвила Изабелла безо всякого выражения.
– Алиса? – поджала губы Джоанна.
– Алиса Перрерс. Королевская шлюшка, – пояснила Изабелла все тем же бесцветным голосом.
– До нас доходили слухи… Значит, правда… – Джоанна застыла, словно впервые по-настоящему заметила меня.
Я сделала реверанс, сияя приветливой улыбкой и придав лицу самое простодушное выражение.
– Приветствую вас, миледи. Добро пожаловать на родную землю.
Брови Джоанны сошлись на переносице. Она не могла не вспомнить.
– Аббатство!
– Верно, миледи. Аббатство.
– Так вы, стало быть, знакомы? – От напускного безразличия Изабеллы не осталось и следа. Она вся подобралась, как кошка, учуявшая поблизости мышку.
– Да, – ответила я милым голоском. – Принцесса была так добра, что подарила мне обезьянку.
– Какая жалость, что укусы обезьянки оказались недостаточно ядовитыми, – сердито бросила Джоанна.
– Как выяснилось, я на редкость живуча, яды меня не берут, госпожа, – заверила я ее с полной невозмутимостью. – Вам, верно, приятно будет узнать, что ваши советы немало мне пригодились.
– Вас тогда не называли Перрерс, – сказала Джоанна, будто это что-то меняло.
– Это правда. После того я вышла замуж.
– Какая прелесть! – промурлыкала Изабелла. – Встреча старых подруг… Очаровательно!
К Джоанне уже вернулась прежняя способность сыпать беспощадными, пропитанными ядом репликами.
– Она тогда была-то всего-навсего неуклюжей безымянной служанкой. В монастыре ее приставили ко мне, чтобы была на подхвате. – Она метнула на меня испепеляющий взгляд. – Господи Боже мой! По какой досадной случайности вы сделались?.. – Она взмахнула рукой, указывая на мой наряд.
– Возлюбленной короля? В этом не было досадной случайности, госпожа. Я теперь сама себе хозяйка.
– Судьба переменчива, милая Джоанна, – вставила Изабелла, у которой в глазах заплясали чертики. – Тебе ведь самой это известно. Алиса теперь пользуется исключительным влиянием.
– Ей это не подобает, – сказала, как сплюнула, Джоанна. – Ну, теперь, когда возвратилась я…
– Сомневаюсь, что тебе удастся переубедить короля, – возразила Изабелла, получая явное удовольствие от происходящего.
– Ко мне король прислушается! – воскликнула Джоанна, которая, напротив, не испытывала ни малейшего удовольствия.
Я спокойно ждала продолжения, полностью уверенная в своих силах. Проявлять враждебность я не стану – это было бы в корне неправильно, – но и не стану отступать перед столь беззастенчивыми наскоками женщины, которая претендует на главенство только потому, что она должна стать следующей королевой Англии. Здесь главенствующую роль играю я.
Эдуард наконец заметил мое присутствие.
– Алиса! – Он так ласково взял меня за руку, что не заметить этого проявления чувств со стороны было невозможно.
– Приветствую вас, милорд. Принцесса только что говорила мне, как сильно ей хочется возобновить наше былое знакомство. Я со своей стороны ни о чем другом и не мечтаю, – сообщила я, накрыв руку Эдуарда своей. – Мы сделаем все, что только в наших силах, чтобы Джоанна радовалась своему возвращению. Я уже распорядилась, чтобы для нее приготовили покои в Вестминстерском дворце.
– Отлично! – воскликнул Эдуард.
– Вот это по-родственному, иначе не скажешь, – заулыбалась Изабелла.
Джоанна нахмурилась, когда я назвала ее просто по имени, но быстро справилась с собой, скривила губы и ответила с неподражаемым ехидством:
– Даже слов не нахожу, чтобы выразить свою признательность!
Итак, обстановка на поле битвы прояснилась. Для Джоанны я была не больше чем козявка, которую можно без труда раздавить. Она, наверное, ожидала, что в Англии станет всем заправлять сама – с одобрения свекра, который помнил ее еще милой крошкой, воспитывавшейся вместе с королевскими детьми[77]. И вдруг через каких-нибудь полчаса после прибытия она узнает, что у нее имеется соперница! Всем при дворе заправляла я. Но по спине моей невольно пробежал холодок: в один далеко не прекрасный для меня день вся власть окажется в руках Джоанны.
– Мы непременно должны отпраздновать возвращение моего сына, – объявил Эдуард, не заметивший напряженности в отношениях близких к нему женщин.
– Я с величайшим удовольствием возьму все хлопоты на себя, милорд, – живо откликнулась Джоанна. Она не хотела упустить открывшуюся возможность.
– Нет-нет, мы не станем утруждать этим тебя. Я думаю, милая моя, тебе нужно время, чтобы прийти в себя после долгого путешествия. – Эдуард перевел взгляд с принцессы на меня. – Как ты считаешь, Алиса? Устроим турнир?
Это получилось непреднамеренно. Эдуард к тому времени потерял вкус ко всяким интригам, но его слова прозвучали как гром с ясного неба. Джоанна резко втянула в себя воздух и вцепилась пальцами в атлас своей юбки.
– Я готова прямо сейчас взяться за то, что мне надлежит делать, – решительно заявила она. – Как жена вашего старшего сына я должна быть хозяйкой в делах двора.
– Но Алиса знает, что и как делать, у нее есть опыт, – не согласился с ней Эдуард. – Вот ее мы и попросим распорядиться. Так как же ты считаешь?
– Лучше дать большой пир, – ответила я. – Подготовка турнира займет слишком много времени.
– Значит, устроим пир, – ответил Эдуард и с довольным видом повернулся к сыну.
– Я возьмусь за устройство турнира! – Джоанна не желала уступить.
– Как тебе будет угодно. Договорись обо всем с Алисой!
И Эдуард с чисто мужским безразличием отвлекся от этих дел, снова стал обсуждать с сыном вопросы военной тактики, а мне предоставил в одиночку вести мою собственную битву. Но, в отличие от былых дней в аббатстве, я теперь вполне владела искусством парировать удары и маневрировать. И сама нападать научилась. К тому же, как ни удивительно, у меня появился союзник.
– Это мое право, и тебе не удастся отобрать его у меня! – возмущенно воскликнула Джоанна. – Теперь, когда я вернулась…
– Разумеется, – перебила я с милой улыбкой. – Я скажу королю, что вы настояли на своем. Турнир? Тогда вам необходимо переговорить со стюардом двора, лордом-камергером и церемониймейстером. Да, и со шталмейстером[78], конечно. И с главным герольдом, если вы пожелаете пригласить иноземных рыцарей, – думаю, на этом будет настаивать сам король… Я велю им явиться к вам. Пусть Латимер обсудит с вами, какие продукты закупить для кухни. И еще поговорите с ним о ежегодной генеральной уборке во дворце – ее еще не успели завершить… А где, кстати, вы намерены поселиться? Останетесь в Вестминстере? Покои там не слишком просторные…
Выражение лица принцессы стало напряженным.
– Принц Уэльский еще не решил…
– Тогда, может быть, вы побеседуете со всеми этими господами в моих покоях?
– Нет!
– Так чего же вы хотите? – всплеснула я руками.
– Пойдем, Джоанна, – фыркнула Изабелла. – Пусть будет пиршество. В данном случае оно потребует куда меньше усилий. И пусть этим занимается Алиса.
– А я-то думала, ты меня поймешь!
– Я понимаю только то, что в этих делах никто не смыслит лучше Алисы.
– С этим-то положением я и хочу покончить…
– Еще я понимаю, что ты ревнуешь, сестричка.
– Ревную? – чуть не взвизгнула Джоанна. – Просто она недостойна…
– Иной раз, Джоанна, просто необходимо смириться с неизбежным.
– С тем, что эта женщина вертит королем, как хочет?
– Да. И тебе следовало бы признать, что справляется она с этим на удивление хорошо.
– Слушать тебя не желаю! – И Джоанна демонстративно перешла ближе к своему супругу.
– Значит, дура ты, – пробормотала ей вслед Изабелла чуть слышно.
– Ну, а я просто не могу ничего понять! – добавила я, сбитая с толку нежданным поворотом событий.
– Вот чего я не понимаю: почему вы решили встать на мою сторону, а не поддержать принцессу Уэльскую? – вполголоса спросила я Изабеллу, когда принц с супругой отбыли в Вестминстерский дворец, свое временное пристанище, а мне пришлось задуматься над поручением короля. – Вы же могли настаивать на поведении турнира и помочь ей взять это на себя. Разве не хотелось вам отодвинуть меня на второй план?
– Да она просто ходячая глыба жира! – воскликнула Изабелла.
– И что?
– Я ее терпеть не могу.
– Вы и меня терпеть не можете.
– Это правда, но если уж говорить начистоту, не так сильно, как ее. И так было всегда.
– Придет день, и Джоанна станет королевой, – напомнила я. – Не вечно мне играть нынешнюю роль.
– Я знаю, кто правит всем сейчас. Не Джоанна.
Это пролило бальзам на мою душу, но все же я сказала:
– Все равно не понимаю, для чего вам было прикрывать мне спину, когда Джоанна собиралась вонзить в нее кинжал.
Изабелла нахмурилась, явно решая, стоит ли ей быть со мною откровенной.
– Нам потребуется чаша вина. А лучше две чаши… – проговорила она, и в глазах сверкнули озорные искорки.
И вот мы сидим в светлице и беседуем, как две заговорщицы.
– Не слишком-то удачно женился мой брат! – заявила мне Изабелла и рассказала о том, чего Джоанна Прекрасная, в ту пору только что овдовевшая, не сочла нужным мне сообщить, когда давным-давно мы познакомились с нею в монастыре.
Такой скандал – пальчики оближешь!
В нежном возрасте двенадцати лет Джоанна решилась тайно обвенчаться – ни больше ни меньше! – с Томасом Холландом, который вскоре покинул малолетнюю жену и отправился в крестовый поход. В его отсутствие родственники Джоанны, ни о чем не подозревавшие, настояли на ее браке с Вильямом Монтегю, сыном графа Солсбери. Увы, Холланд вернулся из похода живым и не год, не два прослужил управляющим имениями Вильяма и Джоанны.
– Только представь себе, – восклицала Изабелла с недостойным злорадством, – как весело было у них в доме! Какой поразительный ménage à trois[79]! Как думаешь, с кем из них она делила ложе?
В конце концов Холланд обратился с прошением к самому Папе и получил свою жену назад, а ее брак с Монтегю был признан недействительным. Холланд жил с ней до самой своей смерти, случившейся как раз в том году, когда я увидела Джоанну в монастыре. Едва овдовев, она отправилась туда замаливать грехи в удалении от мира. Не думаю, что покаяние помогло Джоанне спасти душу, – насколько я припоминаю, по Холланду она нимало не скорбела, предпочитая не исповедоваться и молиться, а играть на лютне да любоваться своими драгоценностями.
– Но Монтегю-то был жив! – продолжала между тем Изабелла. – При живом муже, пусть брак и был аннулирован (тоже весьма спорное дело!), Джоанна не очень годилась в невесты принцу королевской крови. На мой взгляд, это попахивает двоемужием. Многие могут усомниться: считать ли законным наследником престола сына, рожденного моим братом от Джоанны? Или их сын Ричард просто бастард? – Изабелла сморщила нос. – Вряд ли такое наследование пройдет гладко[80]. Кентская дева! Вот уж кто-кто, только не дева! Но брат мой заткнул уши, и брак совершился. Джоанна уловила-таки его в свои сети. – Она скривила губы. – Джоанна – женщина слишком честолюбивая.
Ну, упрекать ее за это я не могла.
– Вроде меня? – спросила я, криво улыбнувшись.
– Совершенно точно. Потому-то она тебя так ненавидит.
Ну, у Джоанны для честолюбия были основания. А когда умрет Эдуард, ее мечты сбудутся, меня же ожидает только изгнание до конца дней моих. Пальцами я впилась в платье, раздирая ногтями тонкий шелк, когда Изабелла невольно заставила меня снова задуматься о коронации Джоанны. Она тогда станет праздновать, а меня с огромной радостью вышвырнет на улицу, в сточную канаву.
– Ты ее видела? – заговорила снова Изабелла, не ведая о моих мыслях и не считая нужным смягчать выражения. – Джоанна Жирная! Она все еще распускает хвост и гордо улыбается, будто все так же красива, как когда-то. И поэтому она не в силах постичь, как ты сумела приобрести такую власть над королем, коль скоро ты не красавица. – Она окинула меня откровенно критическим взглядом. – Если на то пошло, скорее уж просто уродина.
– Премного благодарна за комплимент. – Я сдержала возмущение, вызванное столь беспардонным заявлением. Впрочем, я к этому уже, кажется, притерпелась. По крайней мере, душа моя больше не болела.
– Я всего лишь сказала правду.
– Король думает иначе, – заметила я.
– Король просто слеп!
За это я мысленно возблагодарила Бога. Но какие ценные сведения я получила! Принцесса Джоанна станет моим врагом. А вот Изабелла… Наши нелегко складывавшиеся отношения вдруг резко изменились, однако умная женщина не станет придавать слишком большое значение такой внезапно вспыхнувшей доверительности. Я вскинула брови, собираясь наседать и выспрашивать Изабеллу дальше.
– Правильно ли я поняла, миледи, что вы станете мне другом?
– Настолько далеко я заходить не собираюсь! – Ответ прозвучал резко, как я и ожидала.
– У меня никогда в жизни не было подруги, – сказала я: было интересно услышать, что она на это ответит.
– Меня это не удивляет. Твое честолюбие гораздо сильнее того, что большинство людей готово стерпеть. – Она с любопытством пристально вглядывалась в меня. – Но вот что я скажу. Мне будет интересно поглядеть на поединок между двумя такими близкими к трону особами. И не уверена, что захотела бы сделать ставку на ту или на другую. Не удивлюсь, если этот пир так и не состоится.
Но я подготовила пиршество в честь возвращения принца и принцессы Уэльских, проявив при этом уместную расточительность. Единственный недовольный голос – нашей неподражаемой принцессы – потонул в звоне кубков и радостных кликах пирующих вельмож.
– Так сколько вы ставили на то, что этот пир благополучно состоится? – спросила я у Изабеллы.
– Да ни гроша! – ответила она лукаво. – Я была уверена, что вся подготовка сойдет на нет из-за ненависти Джоанны.
– Значит, вы ошибались, – заметила я с радостной улыбкой.
– Выходит, что ошибалась.
Но Джоанна от своего не отступилась. Она еще даже не взялась за меня как следует. Когда пир подходил к концу, когда вино полилось рекой, а менестрели весьма немузыкально (на мой вкус) стали орать свои песенки, подзуживая придворных прыгать и скакать в буйном исступлении, принцесса Уэльская незаметно поменялась с кем-то местами, оказалась рядом со мной, наклонилась и вперила в меня тяжелый взгляд.
– Когда я стану королевой Англии, я уничтожу тебя за то, что ты натворила.
– И что же такого я натворила? – Я не опустила глаза, а во взгляде моем сквозило даже некоторое высокомерие.
– Околдовала его! Ты завладела разумом короля и извратила его мысли! Ты захватила себе место, на которое не вправе даже претендовать. Никогда и ни за что. Ты строила козни и плела интриги, пока он не стал слеп ко всему, кроме твоих желаний. А ты на каждом шагу только и морочишь ему голову.
Эти нелепые обвинения поразили меня, но не встревожили. Я решила ответить ей ее же словами.
– Припоминаю, миледи, вы мне давали советы: умная женщина-де должна непременно уметь лицемерить, – да еще посмеивались, когда я не в силах была этого постичь. – Ее щеки стали наливаться багровым цветом, и я улыбнулась. – Но мне не пришлось лгать и притворяться. Я выказываю королю надлежащее почтение, вы же и этого не делаете, миледи. Или вы считаете, будто он так ослабел рассудком, что не способен противостоять женскому коварству?
На мгновение она застыла с открытым ртом.
– Да как ты смеешь! – Джоанна не ожидала, что я вообще наберусь смелости с ней спорить.
– Я ничего не дала стареющему королю, кроме радости и удовольствий.
– И только? – Джоанна очень быстро овладела собой, тут я должна отдать ей должное. – Я вижу куда больше, мистрис Перрерс! Вы запускаете руки в королевскую казну. Кто платит за все те наряды, в которых вы щеголяете? Вы расхаживаете по дворцу, будто королева. Я вас насквозь вижу – вы хитрите и ластитесь к королю, пока не выжмете из него все, что только удастся: земли, поместья, опеки. Когда я стану королевой, я отберу все, что вам удалось у него выклянчить, так что придется вам собирать вещички и возвращаться в тот убогий монастырь – возвращаться только с тем, что на вас надето. И даже не в таком роскошном наряде, клянусь… – Она окинула взглядом мое новое сюрко из королевского алого бархата с разрезами по бокам и украшенные самоцветами сеточки, в которые я заправляла волосы. – И кто тогда станет вспоминать Алису Перрерс? А если обнаружу, что когда бы то ни было вы хоть на йоту преступили закон, то засажу вас за решетку до конца ваших дней. Для такой, как вы, позорный столб – слишком большая роскошь! Даже петля!..
Я смотрела в ту сторону, где сидел рядом со своим отцом принц Уэльский, и большую часть гневных речей Джоанны пропустила мимо ушей. То, в чем она меня обвиняла, мне было не внове. Во всех закоулках дворца можно было слышать то же самое, часто без малейших доказательств. И я к этому уже успела привыкнуть.
– Посмотрите туда! – перебила я речи Джоанны кивком головы. Она посмотрела, и слова замерли у нее на устах. – Вы и вправду смотрите? И верно оцениваете то, что видят ваши глаза? Так когда вы станете королевой Англии?
Двое мужчин. Один уже стар, другой должен быть в самом расцвете сил. Один только начинал угасать под необоримым грузом лет, другой стремительно приближался к своему концу. Если только не случится чуда Господня, то ни один англичанин не рискнет поставить кошель золота на то, что принц Уэльский переживет своего отца. Эдуарду уже исполнилось пятьдесят девять лет, принцу же – сорок один, но я не сомневалась, кто из них умрет раньше.
И Джоанна это поняла.
Я видела, как глубокое волнение охватило ее, исказило все черты до такой степени, что всякие следы былой красоты превратились в свою противоположность. Значит, она любит принца. Несмотря ни на что, я почувствовала, как у меня сжалось сердце: я испытала неожиданный прилив сострадания к Джоанне.
– Вам, должно быть, невероятно тяжело ощущать свое бессилие… – проговорила я.
Напрасно я расходовала на нее сострадание. Пусть глаза Джоанны и потемнели от отчаяния, но от моего замечания она отмахнулась и решительно хлопнула ладонью по столу.
– Отдых и заботливый уход поставят моего господина на ноги. А вот ваши дни сочтены. Принц выживет, увидите, потом на смену ему придет мой сын. Я буду королевой Англии, а от вашей удачи и следа не останется. – Ее руки, лежащие на столе, сжались в кулаки.
– Я желаю добра и вам, и принцу Уэльскому, миледи, – пожала я плечами, парируя ответный взгляд Джоанны, который мог бы прожечь щит с пятидесяти шагов. Не сбудутся ее мечты о здоровье принца – Джоанна безнадежно отгораживается стеной от правды жизни. Я встала и подошла к Эдуарду, любуясь его лицом, просветлевшим после бесед с сыном.
С возвращением принца Уэльского Эдуард окреп, и это не осталось без последствий. На Пасху я родила еще одного ребенка, девочку, нареченную Джейн и присоединившуюся к своей сестренке в Палленсвике. Не слишком красивое дитя: она унаследовала мои густые брови и темные волосы, но мне она от этого была только милее, а Эдуард подарил ей серебряную чашу, и я спрятала эту чашу вместе с тремя остальными. Эдуард в подарках новорожденным не отличался изобретательностью, но то, что он признал эту девочку с черными бровями, не могло не привести меня в восторг.
