Текст книги "Фаворитка короля"
Автор книги: Анна О'Брайен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)
Я постучала ногой по ящику с бумагами.
– Хотите рискнуть и приобрести вместе со мной несколько отличных небольших поместий?
Действительно интересное предложение. Он сразу овладел моим интересом, словно одним из тех несчастных кроликов, пойманных в ловушку. Кто бы мог подумать, что он захочет проворачивать дела с партнером, а в партнеры выберет меня? Я разгладила документ, который держала в руке, как будто бы эти кролики были делом государственной важности: мне нужно было выиграть время.
– И что это даст мне?
– Страховку на черный день, – повторил Виндзор. – Вам тогда придется труднее, чем мне. – И, взяв с ближайшего стола два куска красного воска, каким запечатывают королевские документы, стал подбрасывать и ловить их; потом с удивительной ловкостью добавил к ним третий, а затем и четвертый.
– Возможно, вы правы. – Я не отрывала взгляда от его проворных рук, поспешно просчитывая ситуацию. Придется ли мне труднее? Думаю, он сказал правду: одинокой женщине всегда приходится труднее. Я оторвалась от созерцания кусочков воска и наткнулась на его острый взгляд. – Для чего же вам брать в долю меня?
– Вы же интересуетесь покупкой земли. – Кусочки воска с тихим стуком упали на пол. – У вас есть связи. Думаю, есть доступ в казначейство. И у вас имеется толковый поверенный… Нужно перечислять дальше?
Его доводы звучали убедительно и вызывали у меня вполне законную гордость.
– А что есть у вас?
– Деловая хватка и редкая настойчивость. – Он был великолепен в своей самоуверенности.
– Разве этого нет у меня самой?
– Даже на удивление много, но…
– Хватит, не продолжайте – «на удивление много для женщины»!
– Не хотите – не буду говорить. – Он слегка скривил губы. – Так что скажете?
Я раздумывала, машинально помахивая счетом, о котором уже успела забыть.
– Вы мне не доверяете?
– Не доверяю.
– Так что вы решили? – рассмеялся Виндзор. – Тоже нет?
– Я вам вот что скажу… – Так и не придя к окончательному выводу, я выпалила: – А зачем мне вы? Я и без вас уже приобрела себе немало имений.
– Иной раз для успешных деловых переговоров вам может понадобиться мужчина.
– Вместе со мной готовы работать столько мужчин, сколько нужно, лишь бы им с этого тоже была прибыль.
– Правда? – Он посмотрел на меня с удивлением.
– А вы и не знали? – Я позволила себе немного поиздеваться над ним. – За последние несколько лет я купила себе столько имений, сколько хотела, – с помощью узкого круга людей, облеченных самым высоким доверием. Они служат мне в качестве поверенных – в частности, мастер Гризли, – и ведут переговоры от моего имени. Для одинокой женщины это самый лучший выход.
– Где вы этому научились?
– О, это было давно. В другой жизни. – Я припомнила, как стояла в коридоре у кабинета Дженина Перрерса, сжимая в руках его свадебный подарок. Улыбнулась при мысли о том, как далеко я с тех пор продвинулась. Потом заставила себя вернуться к сидевшему передо мной деятельному мужчине, который подался вперед, а кусочки воска летали у него из руки в руку, немало меня раздражая. – Если я сама не позабочусь о себе, кто же обо мне позаботится?
– Это умно! – Виндзор прищурился, оценивая все сказанное мною. – Признаю вашу победу. Тогда скажите мне, грешному любопытному человеку, сколько же имений вы на самом деле сумели прибрать к рукам? – Я покачала головой. Этого я никому не скажу, и Виндзор не стал настаивать. – Когда-нибудь я и сам узнаю! И все же повторяю: вам нужен человек проницательный, такой, у кого будет больше личного интереса обеспечить ваше будущее.
– И такой человек – вы.
Он поклонился, не вставая с табурета.
– Да-да, только я думаю, что мой узкий круг людей с капиталами имеет самый что ни есть личный интерес в моем преуспеянии. Если я паду под ударами врагов, они тоже падут, а потому готовы защищать меня не на живот, а на смерть. Я считаю, что они весьма трудолюбивы и неизменно верны мне. Поэтому вам, сэр Вильям, я отвечу – нет. Быть может, я вам нужна, но вы не нужны мне.
– В таком случае нам больше не о чем говорить, мистрис Перрерс.
Он вдруг бросил воск мне в подол и ушел, оставив меня среди занятых своими делами писцов. Своим отказом я немало удивила Виндзора. И ему это не понравилось.
Всю следующую неделю он (черт бы его побрал!) старательно избегал встреч со мной.
А я всю ту неделю снова и снова обдумывала его предложение. Времени на это у меня хватало. Королем овладела апатия, разум его будто уснул. Когда же он пробуждался, Эдуардом овладевало неодолимое желание каяться в грехах, и он выстаивал долгие часы на коленях в дворцовой церкви. Иногда поднимался в одиночку на стены и рассеянно смотрел в сторону Франции. Поскольку мною он не интересовался, я проводила время, обдумывая неожиданное предложение Виндзора.
Несмотря на то что я его высокомерно отвергла, в этом предложении было немало выигрышных сторон. Разве мужчине не легче, чем женщине, вступать в сделки с теми, кто хочет продать или сдать в аренду свои земли? Да, мне служил для этого Гризли, но ведь еще лучше иметь в таких делах благородного партнера, который на равных может говорить с людьми знатными и влиятельными, а к тому же не меньше меня заинтересован в благополучном исходе всякого дела. Женщину всегда считают легкой мишенью для обмана. Король-то ко мне прислушивается, но далеко не все готовы беспрекословно мне подчиняться.
Так что, согласиться работать с ним рука об руку? Пожалуй, достаточно смелая женщина может решиться опереться на руку Виндзора. Улыбка тронула мои губы: я это сделаю. Но захвачу его врасплох, и договариваться мы будем на моих условиях. Я загоню его в угол и получу от этого несказанное удовольствие.
Во многом ради того, чтобы достичь своей цели, я быстро нацарапала две записки: одну – мастеру Гризли, другую – Виндзору. Оба откликнулись без промедления. Я со своей стороны сделала то, что считала необходимым, и приготовилась торжествовать победу.
Мне всегда нравились представления актеров – те, что бывают на рождественские праздники.
Все происходящее вызывало у меня приятное возбуждение. Я выбрала время ближе к вечеру, когда аудиенц-зала уже погрузилась в полумрак, а факелы зажигать я не велела – по очевидной причине: одевшись в темные юбки и набросив покрывало, я заняла место на троне Эдуарда, а рядом со мной стоял Гризли. Лишь полностью подготовившись, я махнула рукой стоящему у двери слуге, веля впустить Виндзора, который уже ждал в передней. До меня долетел голос оттуда:
– Извольте войти, милорд.
Я вспомнила свою записку. Ничего дурного, маленький розыгрыш, и Виндзор, как я надеялась, сумеет оценить его по достоинству.
Его величество принял решение о том, кого назначить губернатором Ирландии. Вас известят об этом в аудиенц-зале в четыре часа пополудни.
Он был точен. Вошел в залу. Остановился. Низко поклонился, соблюдая положенный церемониал.
– Вам позволено приблизиться к трону, – возгласил слуга и удалился, притворив за собой дверь.
Вот мы и остались втроем, включая приближавшегося Виндзора. Одет он был безукоризненно: темные чулки, облегающее котарди из черной и зеленой камчи, перехваченное низким поясом с самоцветами. Следуя последней моде, даже не забыл накинуть на плечи разноцветную пелерину, а перевязь сверкала золотым кантом; разве что вычурным туфлям с очень длинными носами предпочел сапоги из лучшей кожи. Изо всех сил он старался выглядеть в глазах короля человеком серьезным и почтенным – если ему и суждено лишиться своей должности, то уж никак не из-за невнимания к мелочам. Мне снова приходилось признать, что этот человек способен представать таким, каким сам пожелает.
От этой мысли невольный холодок пробежал у меня по спине, но я не шевельнулась.
В какой момент он сообразил, что на королевском троне восседает вовсе не король?
Тогда, когда дошел до середины залы. Я видела, как он взглянул еще раз, узнал меня. Надо отдать ему должное – ни на миг не замешкался, не сбился с ровного шага. Так и подошел к самому возвышению, отвесил такой же низкий, как и у дверей, поклон, подметая пол перьями шляпы. Потом выпрямился во весь рост и посмотрел на меня. В полутьме его глаз было не разглядеть, и я дала знак Гризли, чтобы тот зажег факел на стене за троном: теперь в глазах Виндзора отражались огоньки. И в этом круге золотистого света мы втроем разыграли полную внутреннего драматизма сценку.
– Приветствую вас, сэр Вильям. Очень рада, что вы пришли.
– Еще бы! Я не смог устоять против такого приглашения.
– И явились, не промедлив ни минуты.
– Я не смел поступить по-иному. Королева Алиса, если не ошибаюсь?
Нет, улыбнуться он меня не заставит!
– Ваши слова попахивают государственной изменой, милорд.
– Не сомневаюсь, что это и есть измена – попытка выдать себя за царственную особу.
– Выдать? У меня на голове нет короны.
– Прошу прощения! А сидите вы разве не на троне?
– Куда же мне сесть, по-вашему, сэр? На пол?
– Многие так бы и сделали…
– Я вовсе не посягаю на королевскую власть, сэр Вильям.
– Это звучит внушительно, мистрис. Возможно, вы и не посягаете, но…
По всему телу у меня бегали мурашки, дышала я часто и неглубоко. Эта сцена захватила меня целиком. И разве, несмотря на острую пикировку, мы не видели друг друга насквозь? Я заставила себя умолкнуть, добиваясь, чтобы он задал вопрос. Ему пришлось это сделать.
– У вас есть для меня новости?
– Есть.
– Какие же?
– Я сделаю это.
– Что «это»? – Я заметила, как напряглись пальцы его правой руки, вытянутой вдоль бедра, – значит, как я и предполагала, ему не безразлично.
– Я стану вашим партнером по скупке земель. Это мой поверенный, мастер Гризли. – При этих словах Гризли поклонился. – Он совершает за меня почти все сделки и управляет моими финансами.
У Виндзора брови резко сошлись на переносице.
– Отчего же вы передумали?
– Иной раз бывает просто необходимо действовать через посредство другого лица.
Он молчал, вперившись в меня глазами.
– Кроме того, – добавила я со всей учтивостью, – менять свои решения – это привилегия женщины. – Я поднялась с трона, минутку подумала, не остаться ли на возвышении, но потом спустилась, и мы все оказались на равных. – Как я понимаю, ваше предложение все еще в силе? Если нет, то мы с мастером Гризли продолжим, как и прежде, скупать земли с большой выгодой. Если же вы, сэр Вильям, намерены…
– Намерен. – Действительно ли всегдашняя выдержка чуть-чуть изменила ему или мне только показалось?
– А вы что скажете, мастер Гризли?
– Я вижу в этом некоторые преимущества, мистрис, – ответил тот с обычной невозмутимостью, словно ничто на свете не могло его удивить.
– Значит, решено? – уточнил Виндзор.
– Решено, – подтвердила я.
Мы все обменялись рукопожатиями.
– Стало быть, сэр Вильям, мы стали деловыми партнерами?
– Похоже на то. Обычно мне не нравится, когда меня пытаются перехитрить, тем более женщина. Но в данном случае… Полагаю, это будет прибыльное предприятие.
Он не просто пожал мне руку, но и поцеловал ее. А улыбка яснее слов говорила о том, что он признает: на сей раз его действительно перехитрили.
Старательно подготовленное мной маленькое представление застало его врасплох. Разумеется, к нашей обоюдной выгоде. Но то, что я так хорошо продумала и подготовила, не идет ни в какое сравнение с тем, чем Виндзор сумел прямо-таки поразить меня, так что я чуть дара речи не лишилась. Более того: все выглядело так, будто он и не готовил ничего такого, а просто повел себя дьявольски хитро и самонадеянно.
Кажется, он считал, что я это заслужила. Возможно, и заслужила.
Ну, а пока мой новый деловой партнер замышлял свой акт возмездия, мы подняли чаши по случаю своего первого совместного приобретения. В чашах было превосходное бордо, а праздновали мы приобретение земли с крестьянами и всеми положенными доходами – замечательного поместья Нортброкс в Мидлсексе. Гризли, несмотря на кислую мину, был доволен. Я просто сияла от счастья, ибо все прошло как по маслу. Виндзор не радовался. Хотя он изо всех сил старался скрыть свое огорчение под маской праздничного возбуждения, я видела, что на душе у него неспокойно.
– Вы так и не можете добиться от короля решения по Ирландии? – спросил он меня, когда Гризли ушел.
– Эдуард не решает такие дела за завтраком. Вам следует запастись терпением.
– Это не в моей натуре.
Да, я знала. И когда он уедет, я буду очень скучать по нему.
Я допустила серьезную ошибку. А может быть, и не ошибку – ведь я добилась того, к чему и стремилась, но, как оказалось, с моей стороны это был слишком рискованный шаг. Куда подевалась моя способность судить обо всем трезво? Она, как мне кажется, уснула под влиянием удачной сделки с Вильямом де Виндзором и совсем пропала, когда я с восторгом встретила счастливое выздоровление Эдуарда. Мы тогда были в Вудстоке, где Уикхем наслаждался возможностью перестраивать старое поместье в настоящий величественный дворец, в чем ему была предоставлена полная свобода действий. Мы удачно охотились, и Эдуард воспрянул и телом, и духом – перемена мест всегда сказывалась на нем благотворно. А может быть, причиной случившегося дальше стало мое прискорбное стремление получить от короля в награду изысканные драгоценности. Ну, этого отрицать я не стану.
Поводом могло послужить и то, как со мной обращалась Джоанна Кентская – мне хотелось доказать ей, что теперь я стала вполне достойна и этих драгоценностей. Да, возможно, все дело в этом, и вина за то, что случилось дальше, падает не на меня одну. Когда она гостила у нас в аббатстве, ей однажды доставили некий сверток.
– Открой, – велела она мне.
Я раскрыла кожаный футляр, и в моих руках оказался превосходнейший набор застежек с драгоценными камнями, способными зажечь огонь в любом сердце: сапфиры, оправленные в золото.
– Не прикасайся! – с презрением в голосе скомандовала графиня и, скорчив невероятно брезгливую гримасу, вырвала футляр из моих рук. – Ты знаешь, во что они мне обошлись? Я заплатила больше двухсот фунтов. Это не для таких, как ты.
Но теперь подобные вещи были как раз для таких, как я. Мои украшения – бывшие драгоценности Филиппы – намного превосходили все то, чем могла похвастать Джоанна Прекрасная. Я стану носить их и купаться в зависти Джоанны.
Как я не смогла разглядеть последствия своей просьбы, обращенной к Эдуарду? Всю жизнь я каждый свой шаг совершала с величайшей осторожностью, а тут прямо-таки бросилась очертя голову в трясину, которая в итоге не могла не засосать меня с головой. Из-за чего же разгорелся весь сыр-бор? Из-за драгоценностей Филиппы. Некоторые из них были фамильными, иные были подарены ей королем, а другие она много лет назад привезла с собой в Англию. И все просто неподражаемы.
– Это тебе, – сказал Эдуард, раскладывая их на ложе в той самой комнате, которую некогда с такой любовью приказал соорудить для Филиппы; теперь эти покои занимала я. К драгоценностям прилагалось письмо, написанное королем собственноручно.
…мы передаем и вручаем возлюбленной нашей Алисе Перрерс, бывшей придворной даме ныне покойной дражайшей супруги нашей Филиппы, а равно потомкам ее и наследникам, все драгоценности, вещи и иное движимое имущество упомянутой королевы Филиппы, оставленные на попечение Евфимии, жены сэра Уолтера де Хейслуорта, почему надлежит сказанной Евфимии доставить их и вручить рекомой Алисе без промедления, по получении сего нашего повеления…
Драгоценности Филиппы. Какой женщине не хотелось бы их получить? У меня дух захватило, когда я перебирала нитки рубинов, богатое ожерелье, усыпанное сапфирами, тяжелый перстень с изумрудом, а потом отпускала – и они падали в окованный металлом сундучок, присоединяясь к своим сияющим и сверкающим, переливающимся всеми цветами радуги собратьям. Эдуард преподнес их мне.
Но по чьему желанию?
Увы, это я, грешная, обратилась к нему с такой просьбой. После кончины Филиппы эти сокровища не видели дневного света, находясь под надежной охраной одной из старших дам свиты королевы. Вот я и попросила их себе, а Эдуард, всегда отличавшийся великодушием и щедростью, распорядился. По закону, официально, они не стали моими собственными. А таким простым путем – завладев украшениями Филиппы – я помогла врагам вырыть мне могилу. Здесь я поступила необдуманно. Жадность? Не думаю. Их нужно было носить – а кому, если не фаворитке короля?
Сапфировое ожерелье я надела на ужин, где собрался весь двор.
Разумеется, его тут же узнали, и опять стали гулять шепотки – между рублеными котлетами и любимым блюдом Эдуарда, лососиной в густом соусе. Все возмущались моей дерзостью. Можно подумать, я не видела, как их глаза с недоверием разглядывают украшение, сверкающее на моей груди! И эти шепотки стали раздаваться громче, когда наутро я приколола к своей накидке брошь с рубином. Все говорили, что моя алчность переходит всякие границы. Негоже носить то, что не принадлежит мне по праву. А короля не иначе как опоили или околдовали, вот он и отдает наложнице драгоценности своей супруги. Если уж их кому и носить, то принцессе Изабелле или даже Джоанне, но уж никак не Алисе Перрерс. Неужто Эдуард совсем ума решился?
Я могла бы ответить своим недоброжелателям. Конечно, на самом деле я никому ничего говорить не стала – чего ради? Все мои доводы они отмели бы с порога. Но зачем же таким великолепным самоцветам лежать взаперти, в пыльном погребе леди Евфимии? Куда лучше, если их станут носить, радуя глаз, – а уж как я радовалась, кожей ощущая их вес и теплоту! Как любовалась переливами камней, тусклым мерцанием золота! Я могла бы сказать любой из этих злоязычных придворных гадюк, что незачем им таращиться на великолепные украшения Филиппы, которые я теперь надевала открыто, сияя улыбкой и не пряча своей гордости. Это ведь не то же самое, как если бы я носила знаки королевской власти, правда? А Филиппа, если бы она хотела, чтобы эти драгоценности достались Изабелле или Джоанне, им бы и завещала их. Она же этого не сделала! А мне завещала? Нет, не завещала и мне тоже, но думается, она не стала бы возражать, увидев их на мне. Если уж говорить правду, я думаю, она сочла бы все это забавным.
Размышляла ли я о грядущих годах? Ну а как же. Чем больше слабел Эдуард, тем энергичнее я готовилась к ожидающей меня неизвестности. Пусть Гризли сколько угодно твердит, что в сравнении с земельными владениями самоцветы – ничто, мне самой в равной степени было дорого и одно, и другое. Да и какая женщина устояла бы перед ожерельем с сапфирами и жемчугами? И, кроме всего прочего, я просто не могла себе позволить чрезмерной щепетильности. Эдуард тоже хорошо это понимал. Мы с ним не обсуждали эту тему, только однажды он печально заметил: «Во всяком случае, они дадут тебе, Алиса, чем прикрыть наготу и позволят иметь вдосталь хлеба, когда меня не станет и некому будет обеспечивать тебя всем необходимым».
– Они тебе идут не меньше, чем шли Филиппе. – Лицо Эдуарда озарила ласковая улыбка, которая теперь редко появлялась на его губах, настолько ослабели его мышцы.
– Я не Филиппа, милорд, – возразила я с такой же ласковой улыбкой. Бывали дни, когда я сомневалась, способен ли он отличить меня от нее. В тот день, однако, он был в здравом уме и твердой памяти.
– Это я отлично понимаю. Ты – Алиса, горячо мною любимая.
Когда же я надела изумрудный перстень невероятно тонкой работы, который очень нравился Филиппе, да еще и пояс из золотых колечек, украшенный столь же прекрасными камнями, в Вудсток примчалась разъяренная принцесса Джоанна. Кто-то побеспокоился о том, чтобы придворные сплетни дошли и до нее.
– Это вещи Филиппы! – Она набросилась на меня с обвинениями прежде, чем я успела захлопнуть перед ней дверь своей гостиной. – По какому праву ты осмеливаешься даже дотрагиваться до них?! Тем более – надевать?!
В тот день на мне были рубины. Не могла же Джоанна не заметить их на моей пелерине – крупные, размером с вишневую косточку каждый? Их трудно было не заметить. Хорошо хоть поблизости никого не было, когда Джоанна схватила меня за руку, приглядываясь к перстню.
– Глазам своим не верю! – Она так вывернула мне руку, чтобы свет заиграл на перстне и на кроваво-красном браслете на моем запястье. – Ты их украла?
Я лишь изогнула бровь – на подобные обвинения не отвечают.
– Так украла? – Джоанна всегда была туповата. – Не сомневаюсь. Иным путем ты не смогла бы наложить на них свои вороватые лапы! Они принадлежат королеве. Ты не смеешь их носить.
– Ну а я думаю, что имею на это полное право! – Я ни разу не отвела глаз от Джоанны, и она наконец на минутку замолчала.
– Черт побери! Так это он дал их тебе!
– Разумеется, он.
– И как же ты сумела этого добиться? Нет, не рассказывай! Не то меня стошнит!
Несомненно, мне следовало отвечать осмотрительно.
– Разве я их не стою? – Оглядываясь назад, нельзя не признать, что это был совсем не осмотрительный ответ.
– Бог свидетель, не стоишь.
– Бог свидетель, стою.
Она отпустила мою руку, отшатнулась с очевидным отвращением, оскалилась, обнажив отличные зубы. Но я наступала на нее. Я ей не прислуга, которую нужно ставить на место. Да и надоели мне все эти беспочвенные обвинения.
– Раз уж вы заговорили о цене и о плате, подумайте вот о чем, миледи. Сколько ночей я провела у ложа короля, когда его мучила бессонница? Сколько раз приходилось мне занимать его беседой или читать ему, чтобы оградить от кошмаров? Сколько дней отобрала у меня меланхолия, которая лишает его всяких сил? – Я наседала на нее, желая, чтобы она поняла все, отринула свои предрассудки, признала мои труды и то, чего мне ими удалось добиться. – Вы-то знаете, что это такое, когда страдает сильный мужчина. Он становится капризным, его невозможно ничем утешить, если им овладевает слабость. А женщине нелегко встать между ним и теми ужасами, которые мерещатся ему повсюду. Вы же знаете это по собственному опыту.
На мгновение я увидела, как она заколебалась. Джоанна поняла, о чем я говорю. Но хватило этого ненадолго.
– Принц – мой законный супруг! Быть с ним рядом – это мое право и мой долг! У тебя никаких прав нет!
Пресвятая Дева! Джоанна со своим презрением заставила меня забыть о всяком благоразумии.
– А король – мой любовник, – парировала я. – Он подарил мне драгоценности Филиппы, и я высоко ценю его дар. Я буду носить их с радостью и удовольствием.
– Ты их носишь, как шлюха, – бесстыдно, напоказ, как обычная придворная шлюха, которая требует сокровищ в обмен на свое тело.
Я считала иначе. Эдуард не расплатился со мной за оказываемые услуги – он сделал мне подарок из любви. Но моральный ущерб ничем не возместишь. Репутация моя давно уже установилась, надо жить, смирившись с этим, хотя иногда очень тяжело было смириться с вытекающими последствиями. Яростные наскоки Джоанны все же больно меня ранили, и потому я сказала непростительную вещь:
– Мне нужды нет требовать чего бы то ни было, миледи. Король, без сомнения, считает золото и самоцветы достойным вознаграждением за мои высокие таланты, проявляемые в опочивальне.
– Шлюха!
Взбешенная Джоанна молнией вылетела из моих покоев.
За свою неосторожность мне пришлось заплатить очень дорого, гораздо дороже, чем я могла себе представить, хотя ради Эдуарда я и пыталась потом помириться с принцессой. Не совсем же я бессердечная. Увы, мои добрые намерения лишь ухудшили дело.
Король пожелал навестить принца Уэльского во дворце Кеннингтон, а я из лучших побуждений поехала с ним вместе, считая, что Эдуарду необходим мир в семье. Негоже терпеть такое положение, когда его возлюбленная и сноха дерутся, подобно сцепившимся кошкам. Прошло несколько минут после нашего приезда, и король с принцем погрузились в обсуждение нынешнего перемирия с Францией и возможных дальнейших событий, я же направила свои стопы к Джоанне, нисколько не веря в успех затеянного предприятия. Дворецкий проводил меня в ее светлицу.
Джоанна вышивала, а рядом ее маленький сынишка Ричард листал книжку с картинками. Очаровательный мальчуган, светловолосый, с пухлыми щечками, вскочил и очень мило поклонился. Я сделала реверанс.
– Приветствую вас, милорд. Приветствую вас, миледи. – Я решила держаться доброжелательно.
– Здравствуйте, мистрис Перрерс. – Джоанна не встала, а в глазах ее застыло крайне неприязненное выражение. Та же неприязнь звучала и в голосе.
– Его величество приехал поговорить с принцем Уэльским, – официальным тоном сообщила я. А как держаться по-другому, если мы с ней всякий раз сходились, словно рыцари на поединке? – Как здоровье принца?
Об этом можно было и не спрашивать – разве я не видела его своими глазами? Он так исхудал, что без слез и смотреть невозможно. Глаза лихорадочно блестели, кожа стала землистого цвета, волосы потускнели и слиплись, а рядом с ложем стояла лохань, сама по себе навевающая дурные предчувствия. И в ответ на мой вопрос Джоанна напряглась и замкнулась. Она лишь молча покачала головой, не в силах скрыть своей тревоги. На какой-то миг она утратила обычную власть над собой, даже слезы набежали на глаза. Передо мной открылась единственная возможность осушить скопившийся в ее сердце яд ненависти ко мне – осушить ради Эдуарда.
Уголки рта горестно опустились, резко обозначив глубокие морщины, залегшие вдоль крыльев носа и дальше до самого подбородка, – Джоанна позабыла, с кем разговаривает. По щеке скатилась одинокая слезинка, за ней другая.
– Я уж не знаю, чем ему помочь! – Это был крик ее души.
– Я могу помочь.
– Вы! Да что вы можете сделать? – Она сердито вытерла слезы.
Мне еще не поздно было отступить – так бы я и сделала, коль знала бы, к чему все это приведет. Но видя перед собой такое неприкрытое горе, сама хорошо зная, как ужасно ощущение полной беспомощности (например, когда Эдуард смотрит сквозь меня, совсем не замечая моего присутствия), я не могла отступать. В руках у меня была небольшая шкатулка, изящная вещица из сандалового дерева, инкрустированная слоновой костью, снабженная металлическими петлями, хитроумным замком и ключиком к нему. Шкатулка сама по себе была дорогим подарком, но для принца ее содержимое представляло куда большую ценность. По зрелом размышлении я принесла Джоанне единственный дар, который, как я полагала, она может принять. Ясно же, что ничего иного принцесса из моих рук не возьмет. Я поставила шкатулку на ящичек, где в беспорядке были свалены клубки шелковых ниток для вышивания.
– Это что такое?
– Подарок.
– У меня хватает шкатулок. И подороже, чем эта. – Джоанна и не взглянула на нее, сердито тыча иглой в свою вышивку – не то вставку на кошель для денег, не то фрагмент алтарного покрова.
Я усомнилась в том, что у нее есть более дорогие, – в конце концов, это был подарок самого короля, – но спорить не стала.
– Здесь все дело в содержимом, – терпеливо объяснила я. Монахини в аббатстве умилились бы моему смирению. – Здесь порошки и капли, которые принесут принцу облегчение…
– А эти порошки и капли действительно могут помочь? – Джоанна перестала наконец орудовать иголкой.
– Они принесли утешение королю, когда он скорбел после смерти Филиппы. И самой Филиппе они помогали.
Джоанна отложила свое шитье, и я увидела, как ее пальцы легли на крышку, по форме похожую на небольшой купол. Конечно, от такого приношения отказаться невозможно. Она откинула крышку и окинула взглядом аккуратные пакетики с травами и стеклянные пузырьки с густыми жидкостями.
– Все получено из самых обычных растений, – продолжала объяснять я. – Этому искусству меня научили в монастыре. Вот листья лугового сердечника, они возвращают больным аппетит и способствуют пищеварению. Настойка примулы успокаивает мысли и приносит освежающий сон. Кора белой ивы хорошо помогает, когда человека мучат невыносимые боли. Я здесь написала, что нужно принимать и в каких случаях. – Указала рукой на прижатый крышкой свиток пергамента. – Вы сами или же камердинер принца можете изготавливать из отдельных зелий смеси – как их составлять, я тоже написала. Нисколько не сомневаюсь, что результаты такого лечения обрадуют принца.
Джоанна не сводила глаз со шкатулки, с разложенных там в идеальном порядке пакетиков, с рядов пузырьков. Она изо всех сил закусила губу.
– Я могу сказать только самое лучшее о том, как сильно помогают эти лекарства, – добавила я, поскольку Джоанна по-прежнему ничего не говорила. – Здесь есть еще очищенные от косточек ягоды собачьей розы – они останавливают кровотечение и не дают телу терять другие нужные жидкости.
Мы все слышали об удивительных проявлениях болезни принца, который страдал частыми и неудержимыми кровотечениями и истечениями семени.
Джоанна пошевелилась. Так, как будто я бросила ей в открытую ладонь пучок крапивы, она резко дернула рукой и сбросила шкатулку на пол. Она упала со звоном – петли вылетели из гнезд, стеклянные пузырьки разбились, из них потекли жидкости. Мелкий порошок, в который я истолкла травы, взвился в воздух и причудливыми узорами изукрасил пол. Жалобно вскрикнул испуганный Ричард, потом проворно бросился вперед, горя желанием узнать, что случилось. Мать схватила его за одежду и подтащила к себе.
– Не прикасайся к этим дьявольским зельям!
– Право же, это вовсе не… – попыталась было возразить я.
– Это варево сатаны! А ты – служанка его!
Ее слова поразили меня в самое сердце, по спине будто пробежала холодная струя, а тем временем мы обе смотрели на усеявшие пол осколки и пыль – Джоанна так и не встала со стула, а я застыла от намека, крывшегося в ее словах. Потом Джоанна подняла на меня взор, щелкнула пальцами, и из дальнего угла комнаты к нам подошла служанка.
– Убери это прочь. Сожги. И шкатулку тоже. Я желаю, чтобы ни единого следа не осталось у меня на полу. – Служанка тупо таращилась на разбросанные по полу осколки, и Джоанна прикрикнула на нее: – Ну, живее! – Крик ее перешел в шипение, какое издает сталь, вонзаясь в тело врага.
Пока женщина возилась с уборкой, Джоанна встала со стула, схватила меня за руку и наклонилась ко мне, едва не прижимаясь губами к моему уху.
– Ты что же, думала, что я настолько глупа?
Я все еще не могла прийти в себя после того, как она столь беспардонно разделалась с даром, который не мог принести ничего, кроме пользы.
– Я думала, вы сможете принять то, что я принесла для облегчения страданий вашего супруга, – ответила я, наблюдая за ее лицом, выражавшим злобу пополам со страхом.
– Облегчение! От настоек из обычных растений! – воскликнула она, как плюнула. Голос ее упал до шепота, который отдавался в каждом углу комнаты. – Я слыхала, что вы прибегаете к колдовству, чтобы добиться своего, мистрис Перрерс. Думаю, вами движут злобные замыслы, а вовсе не сострадание к ближнему! – Когда она выговорила эти слова, с губ ее брызнула слюна.
