Текст книги "Фаворитка короля"
Автор книги: Анна О'Брайен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 32 страниц)
– Вы должны поехать со мной, мистрис. – Он оглядел меня с головы до ног и прищурился, явно обнаружив изъяны в моем наряде. – Вам понадобится плащ. – Он повернулся к настоятельнице. – Не затруднитесь распорядиться.
Я взглянула на матушку Сибиллу в ожидании ее указаний. Мать настоятельница дернула плечом, как бы отвергая всякое свое участие в происходившем. Неужели кто-то снова купил меня в качестве служанки? Пресвятая Дева! Только бы не новое замужество. Гонец же по-прежнему обращался ко мне с непроницаемым видом, не сообщая никаких подробностей.
– Вы умеете держаться в седле, мистрис?
– Нет, сэр.
– Она поедет на седле у тебя за спиной, Роб. Веса в ней, считай, никакого.
Через минуту-другую меня закутали в плащ из грубой шерсти, знававший когда-то лучшие дни, и забросили, будто вязанку хвороста, на широкий крестец кобылы конюха.
– Держитесь покрепче, мистрис, – проворчал человек, которого звали Робом.
Кобыла ударила о землю копытом, шарахнулась в сторону, и я вцепилась с обеих сторон в его кожаную куртку. Земля была где-то далеко внизу, я то и дело съезжала набок. Человек, столь стремительно изменивший мое будущее, подал знак, охрана перестроилась, и мы, не обменявшись больше ни единым словом, помчались по улочкам города, вырвались на дорогу, петлявшую средь полей и лесов. Те, кто сопровождал меня, были людьми неразговорчивыми, очевидно, ожидая того же и от меня. Но какая женщина станет молчать, когда ее любопытство возбуждено до предела?
– Сэр! – окликнула я гонца, скакавшего теперь чуть впереди меня. Ответа не последовало, и я крикнула погромче: – Сэр! Куда мы направляемся? – Когда-нибудь, мысленно поклялась я себе, я сама стану определять, куда мне следует ехать.
– В Хейверинг-Атт-Боуэр[17]. – Он даже не повернул головы. Он называл меня «мистрис», но никаких иных знаков уважения от него я, кажется, не заслуживала.
– А зачем? – Мне это название ни о чем не говорило.
– Вас велела привезти королева.
– Для чего? – спросила я, не веря своим ушам. – Зачем я понадобилась королеве? – Отчего это она вспомнила обо мне? Я ведь ничего не сделала, всего лишь возвратила ей четки. И все же мы неслись в неизвестность; меня, возможно, ожидали приключения. Даже затылок вдруг похолодел, дрожь пробежала по спине. – Значит, Хейверинг-Атт-Боуэр – это королевский дворец?
Мой собеседник немного придержал коня и махнул рукой конюху, чтобы тот держался рядом. Когда мы поравнялись, он натянул поводья, и все мысли на его лице стали понятными, как колонки цифр в гроссбухе. Он поджал губы с таким видом, словно все происходящее было выше его понимания. Я легко могла понять отчего. Юбка и платье у меня были перепачканы липким соком фруктов из монастырского сада, волосы были небрежно перевязаны тряпицей, а плащ с чужого плеча никак не назовешь приличным. Он пустил коня шагом, и мы покачивались рядышком, пока он раздумывал, что я такое и до каких подробностей можно снизойти в разговоре со мной.
– Для чего же королеве понадобилось вызывать меня? – повторила я свой вопрос. Ну почему мужчины так необщительны?
– Понятия не имею. Несомненно, ее величество сама вам об этом скажет.
Он крепче взялся за поводья, словно собираясь пришпорить коня, и наша беседа, таким образом, оборвалась бы без всякого результата. Мне этого было мало.
– А кто вы, сэр?
Он не удостоил меня ответом – из нежелания, думаю, а не потому, что не расслышал вопроса. Я окинула его внимательным взглядом. Ничего особенного. Уже не молодой, но еще и не старый, черты лица правильные, немного суровые, немного печальные. Он явно привык повелевать, но мне показалось, что он не воин. И не из придворной обслуги, как я вначале подумала. Слишком уж властный был у него вид. Глаза непонятного цвета: зелено-карие, яркие, живые, как у белки. Мне подумалось, что он слишком важничает для человека, еще не достигшего старости. Значит, мы так и поедем молча до самого Хейверинг-Атт-Боуэра? Мне этого не хотелось. Я покрепче ухватилась за куртку Роба и наклонилась к своему немногословному спутнику.
– Мне нужно многое узнать, сэр, – начала я. – Далеко ли отсюда до Хейверинг-Атт-Боуэра?
– Часа два. Три, если вы не станете двигаться быстрее.
– Времени достаточно, – сказала я, пропустив мимо ушей его насмешку. – Вы в силах помочь мне. Например, рассказать о том, чего я не знаю.
– О чем, например?
– Например, о том, как мне держаться, когда мы приедем в Хейверинг-Атт-Боуэр, – торжественно проговорила я, раскрыв пошире глаза, чтобы подчеркнуть невинность вопроса. Он явно заколебался. – И как мне называть вас, сэр?
– Я Уильям де Уикхем[18]. Подозреваю, вам это ни о чем не говорит.
Я изобразила улыбку. Обаятельную, притворно-беззаботную, только подбородок гордо вздернула. Как еще можно выудить сведения из мужчины, если не дать ему говорить о том, что важно для него самого? В этом я убедилась на примерах Дженина и Гризли. Заговорите с ними о деньгах, о процентах на капитал – и они станут совсем ручными.
– Пока ни о чем, – согласилась я. – Но скажет, если вы меня просветите. Как мне обращаться к вам? Какую должность вы занимаете?
– Можете называть просто Уикхемом. Я служу его величеству. Иногда и ее величеству королеве Филиппе. – Я заметила, что об этом он говорит с немалой гордостью. – Я занимаюсь церковными делами… и строю дворцы.
– О! – Занятие, быть может, и не героическое, но весьма достойное. – И много вы построили?
Вот я и попала в цель. Уикхем распахнул двери настежь. Весь остаток пути он рассказывал мне о своих достижениях и замыслах. О башенках и арках, о контрфорсах и колоннах. О перегородках и наилучших методах обогрева помещений. Пресвятая Дева! Он был пресным, как ужин на Великий пост, совершенно неспособным, подобно Дженину Перрерсу и Гризли, соблазнить монашку, принесшую нерушимые обеты. Наверное, все мужчины в сущности своей такие же черствые и скучные. Я хотела узнать у него о подробностях жизни в королевском дворце, о пище, о модах, о важных лицах, а слышала лишь детальное описание новой башни в Виндзоре, но не пыталась остановить его. Неужели всякого мужчину так легко разговорить? Кажется, куда легче, чем женщину. Улыбнуться только, задать вопрос, поинтересоваться его успехами, сыграть на гордости. О Хейверинге я почти ничего не узнала, зато узнала о том, как строятся замки. А потом впереди, за густыми зарослями деревьев, показались внушительные башни.
– Ваша путешествие, мистрис Алиса, подошло к концу. Да, совсем забыл… – Он взял поводья в одну руку, другой порылся в седельной суме. – Это передала вам ее величество. Она решила, что они вам понравятся и позволят скрасить долгий путь молитвами. – Он уронил в мою руку четки. – Не думаю, чтобы они вам очень пригодились. Вы способны говорить гораздо больше, чем любая известная мне женщина…
Во мне немедленно начали бороться между собой восторг перед подаренными четками и возмущение из-за несправедливого обвинения. Второе взяло верх.
– Да вы ведь говорили больше, чем я!
– Глупости!
– Да успокойся же, наконец, женщина! – зарычал на меня Роб. – Ты прыгаешь в седле, как блоха по теплой собачьей шерсти!
– У меня все болит! – засмеялась я.
– Задница у тебя скоро пройдет. А мне ты все бока ободрала своими когтями!
Тут даже Уикхем расхохотался. Смех его был мягким, дружелюбным, и это помогло немного ослабить нараставший во мне страх перед ожидавшей меня неизвестностью.
– Отчего же она дарит мне такую дорогую вещь? – Я подняла четки повыше, солнце заиграло на золоте и жемчугах, заставляя их переливаться всеми цветами радуги.
Мой спутник оглядел меня от перевязанных тряпкой волос до перепачканного в земле подола, словно никак не мог взять этого в толк.
– Право, даже не представляю.
Я тоже не представляла.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Хейверинг-Атт-Боуэр. Я совсем ничего не знала о королевских дворцах в то время, когда прибыла туда с запыленной охраной Уикхема. Да и величественный вид дворца занимал меня далеко не в первую очередь. Все тело с непривычки болело от верховой езды. Я мечтала только о том, чтобы мы поскорее остановились, можно было бы сойти с этого ужасного животного и ступить на твердую землю. Но оказавшись во дворе Хейверинга, я застыла в седле с открытым ртом.
– Вы собираетесь сегодня спешиваться, мистрис? – отрывисто бросил Уикхем. – Что это с вами? – Он уже был на середине лестницы, ведущей к огромной двери, обитой полосами железа.
– Я никогда не видела… – Но он не слушал меня, и я прикусила язык.
Я никогда не видела ничего столь величественного.
И все же дворец как-то влек к себе, у него было притягательное очарование, которое напрочь отсутствовало у аббатства Святой Марии, построенного из унылого серого камня. Он казался громадным, однако позднее я узнала, что для королевского дворца этот был небольшим и весьма уютным. Покрытые искусной резьбой камни, из которых был сложен дворец, сияли на солнце, а внутри находился целый лабиринт комнат и залов, справа – арки дворцовой часовни, слева – громада Большого зала, еще дальше – пристройки, окружавшие весь парадный двор. Крыши и стены строений соединялись под самыми неожиданными углами, по прихоти сменявших друг друга за долгие годы зодчих. И в довершение всего дворец окаймляли пастбища и перелески, поэтому он чем-то походил на драгоценный камень, который положили на ковер из зеленого бархата.
Меня это зрелище поразило в самое сердце.
– Как здесь красиво!
Мой голос разнесся эхом.
– Да, в целом неплохо, – проворчал Уикхем. – Его построил дед нашего короля – Эдуард I. Самое главное, королеве здесь нравится. Это ее собственное владение. И оно станет еще лучше, когда я приложу к нему свои руки. Я подумываю о том, чтобы пристроить новые поварни, ведь король тоже держит теперь здесь свой двор. – Он хлопнул себя кулаками по бедрам. – Боже мой, женщина! Сойди же с коня.
Я боком сползла с лошадиного крестца, покачиваясь на затекших ногах, и испытала искреннюю благодарность к Уикхему, который поддержал меня под руку.
– Благодарю вас, сэр. – Я ухватилась за него на минутку, в то время как все мои мышцы тряслись от напряжения и усталости.
– К вашим услугам, – насмешливо ответил он. – Скажете, когда будете в силах держаться на ногах самостоятельно!
Уикхем двинулся вперед, поднялся по невысоким ступенькам, вошел в Большой зал. В огромном помещении звуки отдавались гулким эхом, столы были пока убраны за ненадобностью, исключая только широкий стол на королевском помосте в дальнем конце. Здесь царила прохлада, приятная после жаркого солнца; над головой перекрещивались тяжелые балки, отбрасывая густые тени на залитый мягкими лучами солнца пол: полосы напоминали шкуру дикой кошки. Бесшумно двигались слуги, заменяя факелы вдоль стен. В дальнем конце из-за завес, отделявших зал от хода на поварни, раздался взрыв смеха. Гобелены на стенах сияли яркими красками, отражались в покрывающих пол плитках.
Я с благоговением рассматривала зал. Так это здесь живет надменная графиня Кентская, которая произвела на меня в детстве неизгладимое впечатление? Я вгляделась в темные углы, будто могла увидеть ее там – как она наблюдает за мной, как осуждает меня, – но потом мысленно отругала себя за глупость. Если графиня достигла желаемого, то она сейчас пребывает в роскоши и блеске личных покоев королевы, неспешно потягивает вино, а служанка тем временем расчесывает ее великолепные волосы. И если служанка нечаянно запутается, дернет хоть волосок, то графиня безо всякого сожаления наградит ее пощечиной. Быть может, графиня купила себе еще одну обезьянку, которую со смехом выбросит вон, как только та ей наскучит.
Краем глаза я уловила какое-то движение. Через зал прошла служанка, крепко сжимая в руках поднос с чашами и графином; увидев Уикхема, торопливо сделала ему реверанс. Я проследила за ней взглядом. Ждет ли такая судьба и меня? Трудиться на поварне королевского дворца? Для чего же? Неужели у королевы не хватает прислуги?
– Сюда… – Уикхем вел меня дальше. – Да не спите же на ходу!
Позади нас, у дверей, возник какой-то переполох. И я, и Уикхем, и вообще все, кто был в Большом зале, повернулись посмотреть, что произошло. В зал вошел человек, остановился под аркой двери. Клонившееся к закату солнце так освещало его, что рассмотреть черты лица не удавалось, только фигуру в целом. Высокий, как мне показалось, с телосложением воина – решительный человек, не привыкший к праздности. У его ног теснилась свора гончих и алаунтов[19]. На затянутой в длинную толстую перчатку руке сидел ястреб, глаза его были прикрыты колпачком. Ястреб расправил крылья, хозяин сделал шаг вперед и оказался прямо в лучах света; солнечные лучи образовали яркий нимб вокруг его головы и плеч, словно на иконе с изображением одного из многочисленных святых в витражах аббатства. Над головой лучи сияли, будто золотая корона. Я стояла и молча смотрела, не в силах оторвать глаз.
Через мгновение он сделал еще шаг. Теперь он оказался в тени и снова превратился в обычного человека. Тут меня отвлекли гончие псы, которые разбежались по всему залу, сновали туда-сюда, обнюхивали мои юбки. С такими беспокойными животными я еще не сталкивалась, поэтому невольно попятилась, с опаской поглядывая на пасти, с которых капала слюна, и на сильные тела крупных псов. Уикхем, не обращая внимания на мои затруднения, низко поклонился. Я же тем временем пыталась отогнать не в меру любопытного алаунта.
Уикхем откашлялся, привлекая мое внимание.
– Что там? – спросила я.
Вместо ответа Уикхем крепко взялся за ветхий плащ, который укутывал меня от подбородка до самых пят, сдернул его и отбросил на пол. Я онемела от такой бесцеремонности, потом открыла рот, чтобы возмутиться, но тут по всему Большому залу разнесся громкий голос, удивительно красивый:
– Ба, да это Уикхем! Где ты пропадал? Почему, черт возьми, тебя никогда не найдешь?
Этот чистый голос заполнил весь зал, взлетая до самых потолочных балок. А его обладатель уже шел к нам. Тот самый человек с ястребом.
Уикхем снова поклонился и метнул в мою сторону укоризненный взгляд, так что я сочла за благо сделать реверанс. Незнакомец подходил к нам быстрым, размашистым шагом, такой же гибкий и проворный, как вертевшиеся у его ног гончие. Мне он представлялся охотником, который провел весь день в седле, а теперь возвратился во дворец, чтобы съесть корочку хлеба и запить ее кружкой эля.
И вот он оказался в нескольких шагах от меня.
– Государь! – Уикхем поклонился еще раз.
Король!
Я присела до самого пола, придерживая юбки и пряча жарко вспыхнувшее лицо. Какая я все-таки деревенщина! Но откуда же мне было знать? Почему он одет не по-королевски? Потом я подняла глаза, увидела его совсем близко и поняла, что ему не нужны богатые одежды и драгоценности – его величие чувствовалось и без них. Какое поистине божественное величие! Уже немолодой человек, много повидавший и переживший, он, казалось, совсем не ощущал груза своих лет. Несомненно, красивый мужчина: высокий лоб, безукоризненный тонкий нос, роскошные льняные волосы, сверкавшие, как чистое серебро. Это вам не какой-нибудь нудный сухарь! Среди тех, кто сновал по Большому залу, король сиял подобно алмазу в кучке золы.
– Речь идет о подаче воды! – воскликнул король.
– Да, государь. У меня уже все готово, – спокойно ответил Уикхем.
– Королеве необходима подогретая вода…
Кожа у короля когда-то была светлой, но за многие годы, проведенные под солнцем и дождями, она потемнела и покрылась морщинами. А каким замечательным лицом наградил его Бог! Чего стоят эти голубые глаза, острые, как у ястреба, сидевшего на его руке (король как раз взялся снимать колпачок с ловчей птицы). А какой живости и изящества исполнено каждое его движение! Вот он одной рукой расстегнул плащ, стряхнул его с плеч и бросил пажу, который следовал за ним по пятам. Как же я сразу-то не узнала короля Эдуарда? На поясе его висел кинжал в украшенных самоцветами ножнах, шляпу венчало лихо воткнутое павлинье перо, заколотое брошью с рубином. Да и без блеска этих драгоценностей я должна была узнать его. В нем чувствовались огромная внутренняя сила, привычка повелевать и требовать беспрекословного повиновения.
Вот, значит, каков он, царственный супруг королевы Филиппы. Я была ослеплена, поражена и подавлена.
Я застыла на месте, сердце бешено колотилось, а в мыслях было одно: как жалко я выгляжу в этой затрапезной одежде, да еще у ног тряпкой валяется донельзя потрепанный плащ! Но король не смотрел на меня. Разве могли сравниться мои лохмотья с одеждой последней служанки в этом дворце? Он подумает (если вообще даст себе труд обратить на меня внимание), что я нищенка, пришедшая выпрашивать милостыню на дворцовой поварне. Даже ястреб поглядывал на меня так, словно я была грызуном, который годился ему на поживу.
Король величественно взмахнул рукой.
– Прочь! Все прочь отсюда! – Собаки в едином порыве послушно бросились вон из зала. – Уилл… Я осмотрел то место, где ты предложил поставить банный домик… – Он дружелюбно похлопал Уикхема по плечу. – Где тебя носило?
Меня он просто не замечал. Даже беспощадный убийца, сидевший на его руке, заслуживал большего внимания – король в эту минуту рассеянно поглаживал перья ястреба.
– Я ездил в Баркинг, государь, в аббатство Святой Марии, – с улыбкой ответил Уикхем.
– В Баркинг? Боже, что ты там делал?
– Выполнял поручение королевы, государь. Она пожертвовала средства на сооружение новой часовни.
– А, да-да, – кивнул король. – Я и забыл. Это очень ее утешает, а видит Бог, ее мало что может порадовать теперь! – Наконец-то он мельком взглянул на меня. – А это еще кто? Она служит у меня? – Он снял шляпу с пером и рубиновой застежкой и совершенно серьезно склонил голову, пусть и считал меня простой прислужницей. Мельком взглянул на мое лицо. Я с запозданием сделала еще один реверанс. Король, вздернув подбородок, перевел взгляд на Уикхема. – Ты говоришь, что был в аббатстве Святой Марии. Ты что же, Уилл, помог кому-то из сестер сбежать оттуда?
– Ее велела привезти королева, – скупо улыбнулся Уикхем.
Голубые глаза снова оглядели меня.
– Вероятно, одна из ее сироток и бродяжек, о которых она заботится ради спасения души. Как тебя зовут, девушка?
– Алиса, государь.
– Рада удрать из монастыря?
– Рада, государь. – Я чувствовала это всем сердцем, и радость не могла не прозвучать в голосе.
И Эдуард рассмеялся так весело и заразительно, что и я не могла не улыбнуться.
– Я тоже обрадовался бы. Служить Богу – дело хорошее, но не все же двадцать четыре часа в сутки. А что ты умеешь? – Он нахмурился, словно не мог представить, будто я хоть что-то умею. – Играть на лютне? – Я отрицательно покачала головой. – Петь? Моя супруга любит музыку.
– Не умею, государь.
– Ну, наверное, у нее были причины позвать тебя сюда. – Он потерял ко мне интерес и отвернулся. – Но если ее это обрадует… Ко мне!
Я вздрогнула, решив, что он зовет меня, но король щелкнул пальцами поджарому алаунту, который снова забрел в Большой зал и шел вдоль гобеленов, принюхиваясь к какому-то запаху. Пес подбежал, стал ластиться, тереться о ноги хозяина, а тот взял его за ошейник.
– Скажешь ее величеству, Уилл… Нет, пожалуй, ты пойдешь со мной. Поручение королевы ты уже выполнил, теперь ты нужен мне, чтобы решить, где построить банный домик. Джослин! Джослин! – громко позвал король.
Человек, до того скромно ожидавший за портьерой, подошел к нам.
– Слушаю, государь.
– Отведи эту девушку к королеве. Ее величество велела привезти ее. Так вот, Уилл… – И они с головой погрузились в свои замыслы. – Думаю, я нашел идеальное место… Дай мне только избавиться от всех этих собак и птиц… – Король тихонько свистнул ястребу и зашагал к выходу из зала, Уикхем за ним. На меня они больше не обращали внимания. Ни один, ни другой. Жаль…
Сэр Джослин (позднее я узнала, что он управлял дворцовым хозяйством) поманил меня пальцем за собой, но я, колеблясь, обернулась вслед уходящим. Уикхем кивал головой и разводил руки – наверное, показывал размеры здания, которое ему представлялось. Оба смеялись, и громкий голос короля перекрывал звучавший тише смех Уикхема. А потом он исчез вслед за королем, будто последний оставшийся у меня друг покинул меня. Единственный друг. Конечно, никаким другом мне он не был, но с кем еще я была здесь знакома? Его грубоватую доброту я не забуду. Что же касается короля, то я ожидала увидеть корону или хотя бы золотую цепь, указывающую на его положение, а не свору собак с ястребом. Однако невозможно было отрицать, что величие монарха так же непринужденно окутывало его, как легкая летняя накидка.
– Идем же, девушка. Я не могу ждать тебя целый день.
Я вздохнула и пошла за управляющим – выяснять, что ждет меня в качестве одной из сироток и бродяжек, о коих печется королева. Четки, которые до сих пор сжимала в руке, я опустила за пазуху и пошла, куда было велено.
В покоях королевы стояла тишина. Не найдя в передней ни души, кому он мог бы просто передать меня, сэр Джослин постучал в дверь, услышал позволение войти и вошел, потянув меня за собой. Я оказалась на пороге большой, залитой светом комнаты. Она была так расцвечена красками, в ней царило такое оживление, там было столько очаровательных дам, что меня это захватило даже сильнее, чем торжественное величие Большого зала. Здесь была совершенно особая атмосфера. Все мыслимые цвета и оттенки платьев превращали дам, заполнивших комнату, в порхающих волшебных бабочек. Я вытаращила глаза. Дурные манеры, конечно, но красочное зрелище так захватило меня, что я просто стояла и таращилась. Они весело переговаривались за вышиванием, к услугам желающих были книги и настольные игры – и ни одна не носила на голове унылый апостольник или надвинутое на брови покрывало. Моим глазам и ушам предстал целый новый мир, о котором я прежде и представления не имела. Дамы беседовали и смеялись, кто-то пел под чарующие звуки лютни. Здесь тишину не приветствовали.
Среди них я не увидела королевы. Как не увидела, к своему облегчению, и графини Кентской. Управляющий обвел присутствующих глазами и высмотрел ту, кого искал.
– Миледи! – промолвил он с неподражаемым поклоном. Я, уже умудренная опытом, сделала реверанс. – Мне нужно поговорить с ее величеством.
Принцесса Изабелла подняла на него глаза, продолжая рассеянно перебирать струны лютни. Теперь я поняла, откуда у нее эта светлая красота: и ростом, и цветом волос и глаз она пошла в своего отца.
– Ее величеству нездоровится, Джослин. Это может подождать?
– Мне приказали привести к ее величеству эту особу. – Он небрежно вытолкнул меня вперед. Я снова присела в реверансе.
– Это еще зачем? – спросила принцесса, уже не отрывая взгляда от струн. Вот добротой она никак не напоминала своего отца-короля.
– Ее привез Уикхем, миледи.
– Ты кто? – Принцесса взглянула на меня.
– Алиса, миледи. – В ее взгляде не было приветливости. Она даже не вспомнила меня. – Из монастыря Святой Марии в Баркинге, миледи.
На лбу Изабеллы залегла морщина, потом разгладилась.
– Припоминаю. Девочка с четками – ты работала там на кухне или делала что-то похожее…
– Да, миледи.
– И ее величество вызвала тебя? – Пальцы снова взялись за струны лютни, а нога нетерпеливо притопнула. – Наверное, мне нужно что-нибудь для тебя сделать. – В глазах ее, как мне показалось, промелькнуло недружелюбие.
Одна из дам подошла и положила руку принцессе на плечо с непринужденностью старой подруги.
– Сыграй нам, Изабелла. Мы выучили новую песенку.
– С удовольствием. Джослин, отведите девчонку на кухню. Позаботьтесь, чтобы у нее была постель, накормите чем-нибудь. Потом приставьте к работе. Полагаю, таково и было желание ее величества.
– Слушаюсь, миледи.
Все внимание Изабеллы было уже поглощено придворными дамами и новой песенкой. Управляющий с поклоном вышел из комнаты, толкая меня перед собой, дверь затворилась, скрыв от меня волшебную картину того, что происходило в светлице. Я так и не осмелилась шагнуть дальше порога, а теперь дрожала от страстного желания войти туда, войти в жизнь, кипевшую за закрывшейся дверью. Мне хотелось принадлежать к этому яркому уютному миру.
Сэр Джослин, не говоря ни слова, зашагал вперед, и мне ничего не оставалось, как идти за ним.
– Вот девушка, мастер Хэмфри… – С той минуты, когда мы вышли из светлицы, на лице управляющего дворцовым хозяйством отражалось невыразимое презрение ко мне. – Это еще одна из тех, кого ее величество подбирает в сточных канавах, чтобы они кормились от наших щедрот.
В ответ его собеседник только хмыкнул. Мастер Хэмфри секачом разделывал свиную тушу, натренированными движениями разрубая ее вдоль хребта.
– Госпожа велела отвести ее к вам.
Повар замер, держа секач на весу, и бросил взгляд из-под седеющих бровей.
– И что, позвольте спросить, мне с ней делать?
– Накормите. Дайте ей постель. Оденьте и приставьте к работе.
– Ха-ха! Да вы только посмотрите вокруг, Джос! Что видите?
Я тоже осмотрелась. На поварне кипела работа: повсюду сновали поварята, мальчики с поварешками, мальчики с горшками, мойщики бутылей – и каждый трудился, будто его черти подгоняли. От печей и открытых очагов шел нестерпимый жар. Я уже почувствовала, как пот струится у меня по спине, как взмокли волосы под капюшоном.
– А что? – проворчал сэр Джослин. Мне показалось, ему не понравилось, как непочтительно обратился к нему повар.
– Я не держу здесь девочек, Джос! Понимаете? У них силенок не хватает. Да, они могут корову подоить, блюда на стол подать… Но – здесь – их – нет. – Каждое слово повар подчеркнул взмахом своего секача.
– Ну, как знаете. Принцесса Изабелла распорядилась. Она сказала: определить на кухню!
– А, раз госпожа сказала!.. – снова хмыкнул повар.
– Вот именно!
И сэр Джослин поспешно оставил меня среди кипящего ада поварен Хейверинга. Что там делали, я понимала: чистили, мыли, рубили на части, нарезали, помешивали, – но все, к чему я привыкла, было лишь бледной тенью того, что происходило здесь. От шума чуть не лопались барабанные перепонки. Впрочем, было весело. Повсюду крики и смех, шутки и прибаутки, громкие распоряжения, неизменно сопровождаемые жалобами и руганью. Было похоже, что поварята не слишком-то почтительны, но приказания повара исполнялись мигом. Это говорило о том, что у него тяжелая рука, готовая проучить того, кто перейдет границы дозволенного. И еда… Ее было столько! При виде такого изобилия у меня громко заурчало в животе. А уж запахи, исходившие от жарившегося мяса, от сочных ребрышек…
– Да не стой же как полено!
Повар, с громким стуком отбросивший свой секач, удостоил меня лишь мимолетным взглядом, зато поварята разглядывали вовсю, с наглыми усмешками и недвусмысленными жестами. Я не слишком хорошо была знакома с такой жестикуляцией (разве что на рынке видела иногда, как подобными жестами обмениваются блудница и ее недовольный клиент), но особо напрягать воображение и не требовалось. Щеки у меня запылали, и отнюдь не от жара печей.
– Садись. – Мастер Хэмфри положил мне на плечо свою громадную лапищу, и я опустилась за главный стол, рядом со свиной тушей. Передо мной поставили миску густой каши с тушеным мясом, всунули в руку ложку, кто-то пустил по столу в мою сторону ломоть черствой сдобной булки.
– Давай, ешь, да поживее. Работы еще много.
Я стала жевать без передышки, не предаваясь размышлениям о грехе чревоугодия. Выпила переданную мне чашу эля. Я даже не представляла, насколько сильно я проголодалась.
– Надевай!
Мастер Хэмфри, держа в руке лист с круглыми лепешками, которые должны были отправиться в одну из двух печей, другой рукой протянул мне большущий холщовый передник, весь в пятнах. Сшит он был на того, кто куда выше ростом и полнее, чем я. Я повязала его вокруг талии, чтобы не запутаться при ходьбе, и уже почти справилась с завязками, ругая под нос Изабеллу, когда повар вернулся.
– Ну-ка, дай на тебя посмотреть! – Я встала ровно. – Как, ты говоришь, тебя зовут?
– Алиса.
– Алиса! Так вот, Алиса, незачем тебе глядеть в пол все время, не то живо окажешься на спине, – ворчливо наставлял он меня. – Маловата ты.
– Ничего, она уже достаточно большая. По крайней мере для того, о чем я думаю! – сказал один поваренок, рослый парень с похожими на паклю волосами. Раздался взрыв грубого хохота.
– Прикуси язык, Сим. И рукам воли не давай, не то… – Мастер Хэмфри схватил свой секач и взмахнул им. – Не обращай на них внимания, девушка. – Он взял меня за руки, повернул их ладонями вверх. – Хм. И что ты умеешь делать?
Ну, так я ему расскажу все без утайки. До сих пор меня толкали и швыряли туда-сюда, как то полено, с которым повар меня сравнил, но если уж мне уготована такая будущность, я не желаю быть бессловесной тварью. С синьорой Дамиатой я вынуждена была сдерживаться, ибо в противном случае меня ожидало суровое наказание. Здесь же я должна постоять за себя и добиться хоть какого-то уважения.
– Я могу делать вот это, мастер Хэмфри. И вот это. – Я показала пальцем на тех, кто отмывал и скреб мясо в тазу с водой. – Могу делать это. – Палец уткнулся в мальчика, который подбрасывал поленья в огонь.
– Это всякий дурак сумеет! – Повар примерился отвесить подзатыльник мальчишке с поленьями, который усмехнулся его словам. – Значит, ничего ты не умеешь!
– Я умею печь хлеб. Могу вот им свернуть шею. – В плетеной корзине у очага кудахтали ни о чем не подозревающие куры. – Могу делать вот это. – Указала на мужчину постарше, который потрошил рыбу, складывая внутренности в тазик. – Могу сделать микстуру от кашля. А еще могу…
– Ой-ой-ой! Какое приобретение для моей поварни. – Мастер Хэмфри схватился за пояс и насмешливо поклонился мне. Он не поверил и половине сказанного.
– Я могу сделать опись всех ваших запасов. – Я не собиралась молчать, пока мне прямо не велят. – Могу вести ваши счета и учетные книги. – Если уж мне суждено трудиться здесь, я должна отвоевать себе достойное положение. До лучших времен.
– Вот чудеса, клянусь Пресвятой Девой! – Он насмехался надо мной все более откровенно. – Что же такая госпожа, наделенная многими талантами, делает у меня на поварне? – Смех его тоже стал заметно громче. – Ну, давай начнем вот с чего.
Меня приставили к работе – выгребать из печей горячую золу и отчищать покрытые жиром противни. Никакой разницы с аббатством и домом Перрерсов.
Все-таки разница была, и я ее скоро оценила. Здесь била ключом жизнь, а не влачилось жалкое существование, основанное на вечном молчании и безмолвном повиновении. Здесь ты не чувствовал себя похороненным заживо. Не могу сказать, что я была в восторге от своей работы – тяжелый труд, без передышек, под надзором щедрого на кары мастера Хэмфри и самого сэра Джослина, – но они не проявляли постоянного недовольства, и не свистели в их руках прутья, чуть нарушишь строгий устав святого Бенедикта. И не приходилось ловить на себе язвительные взгляды Дамиаты. Каждому на поварне было что сказать обо всяком событии или слухе, доходившем до владений мастера Хэмфри. Не сомневаюсь: разделывая павлина, повар мог обсуждать дела королевства не хуже всякого знатного лорда. Здесь я оказалась в ином, чем прежде, мире. Теперь у меня была своя соломенная циновка в тесной каморке на чердаке – я делила ее еще с двумя девушками. Они на сыроварне процеживали молоко и готовили большие круглые головки сыра. Дали мне и одеяло, новую сорочку и юбку – на мой взгляд, совершенно новые – такой длины, что можно было укрыться ими с головой, да еще пару грубых башмаков.
