Текст книги "Анна Фаер (СИ)"

Автор книги: Анна Фаер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 33 страниц)

Мы говорили про приближающуюся революцию. Когда-то я уже начинала с ним этот разговор, но Макс прервал нас на самом интересном месте. Но сейчас Макса нет! Ха! Поэтому я в самых ярких красках описывала ему грядущее события. Его глаза светились.

– И вы там будите? – мы уже не искали Киру, а просто сидели на креслах у не горящего камина.

– Конечно! – сказала я уверенно. – Это, считай, мы всё начали!

Он помолчал, а потом прямо в лоб спросил:

– Можно с вами?

Словно мы играть во что-то собираемся или хотим в поход пойти, чёрт возьми! Но я улыбнулась радостно: мне всегда нравился Мстислав. Думаю, он понимает, о чём говорит.

– Что можно? – спросил Макс, который спускался вместе с Димой по лестнице.

Киры, разумеется, с ними не было.

– О! – радостно взмахнула я руками. – Я рассказала Мстиславу про революцию! Про выборы! Про всё! И он хочет…

– Что ты сделала? – переспросил Макс.

Он только переспросил, а уже поняла, что будет ссора. Обязательно будет.

– Рассказала ему про революцию, и он хочет вместе с нами…

– Чёрт возьми, Фаер!

– Что? Что здесь такого? – я говорила невозмутимо спокойно, хотя внутри я уже злилась на Макса, на Мстислава, молчаливо сидящего рядом, и вообще на всех вокруг.

– Что здесь такого? Ты у меня не хотела ничего спросить? Ты здесь не одна!

– И что? Что ты завёлся?

Он вздохнул, дотронулся устало до головы и сказал тихо:

– Мстислав, ты про всё забудешь и никому никогда не скажешь о том, что услышал,– потом он посмотрел на меня холодно и колюче. – А ты сейчас же крикнешь, что сдалась Кире.

– Ничего больше не хочешь? – я демонстративно отвернулась от него.

– Хватит думать только о себе! Подумай о Кире!

– Не говори мне, о ком я должна думать!

– Фаер!

– Ты кричишь на меня! Не кричи!

– Слушай…

– Не кричи!

Вообще он на меня и не кричал. Он просто говорил громко и как-то устрашающе, но мне было плевать.

– Не смей повышать на меня голос,– сказала я важно. – Никто не может повышать на меня голос, понял? А уж тем более ты. Не понимаю, чего ты так злишься. Ну, рассказала я Мстиславу про революцию. Что с того? Ну, не хочу я сдаваться Кире. Разве это так страшно? Кира сама выйдет рано или поздно. В конце концов, она проголодается,– я усмехнулась.

Но Макс ответил на это так, как я совсем не ожидала.

– Уходи,– он указал на дверь.

– Что, прости? – я удивлённо захлопала глазами.

– Уходи сейчас же!

– А я сама собиралась уйти! – я вскочила с кресла и подошла к Максу в упор. – Ты меня не прогоняешь, понял? Я сама ухожу! – а потом я, не знаю зачем, начала нести полную околесицу. – Но, знаешь, если я ухожу, то я ухожу навсегда! Понял?! И никогда больше не приду! Совсем никогда!

Я решительно вышла в прихожую. Там быстро оделась, но не уходила. Я стояла и ждала, когда кто-нибудь прибежит меня останавливать. Но, к моему огромному удивлению, никто так и не пришёл. Только Фаер подошёл ко мне, и, зевнув, посмотрел как-то осуждающе в глаза.

– Что? – спросила я у него, а он, конечно же, ничего мне не ответил.

Я решила ещё немного подождать. Подошла к зеркалу, стала поправлять причёску. Никого так и не было. Я приоткрыла дверь, ведущую в дом, и крикнула громко:

– Я сейчас уйду! Уйду вот-вот! Считайте, что уже ухожу!

Никто так и не вышел, чтобы меня остановить. Я вздохнула, сняла ботинки, расстегнула пуховик, в котором мне уже стало жарко, и вошла в дом.

Макса не было. Дима и Мстислав сидели в гостиной.

– Я собираюсь уходить,– сказала я важно.

– Иди сюда,– серьёзно, но как всегда мягко, сказал мне Дима.

Я молча подошла к нему. Он взял меня под локоть и повёл куда-то. Ни я, ни он ничего не говорили. Мы молча подошли к комнате Макс.

– После тебя,– открыл он мне дверь.

Я вошла, а дверь тут же захлопнулась.

– Эй! Ты чего? – я принялась дёргать за ручку.

Но она не поддавалась. Наверное, он как-то запер меня. Может там замок? Или он сам удерживает дверь? Или, ещё более вероятно, он подставил там стул или что-то в этом роде.

– Дима!

– Пока вы не помиритесь и всё не уладите, я вас не выпущу!

– Мы?

Я обернулась. Чёрт возьми, он запер нас с Максом!

Макс, сидящий до этого у себя на кровати, подошёл к двери и ударил по ней сильно. Раздался глухой стук, но кроме этого ничего не произошло. Тогда он стал кричать на Диму. Угрожающе так кричать. Злобно.

– Я выпущу вас, когда вы перестанете злиться друг на друга! – стоял на своём Дима.

Макс перешёл на угрозы. Но, что говорить о Диме, даже мне было понятно, что он никогда ничего ему не сделает.

– Выпусти меня! – снова застучала я в дверь. – Не хочу находиться с ним даже в одной комнате! Мне противно! Выпусти меня немедленно! Я приказываю!

Но он меня не выпустил. Я разозлилась. Посмотрела на Макса, который снова спокойно сидел у себя на кровати. Он тоже на меня посмотрел. И ещё как! Он ещё никогда так злобно на меня не смотрел! Как он смеет?! Нельзя на меня так смотреть, разве он не понимает?

Я решила пойти на всё, что угодно, чтобы выбраться из этой комнаты и быть подальше от этого мерзкого и злобного парня.

– Дима, выпусти меня сейчас же!

– Нет! – с ледяным спокойствием ответил он.

– Я хочу в туалет! Выпусти!

– Нет!

– Дима! Ты подлец и мерзавец! Я ведь тебе этого не прощу!

Он не ответил.

Я почувствовала, что стала красной от злости. А Макс, знаете ли, бледный! Вечно он такой бледный! Я его убить хочу за эту его безразличную бледность!

Мне хотелось сесть на кровать рядом с ним, и я едва этого не сделала. Но потом я вспомнила, как сильно злюсь на него. И пришлось сесть на ковёр. Но мне нравился этот ковёр. Славный белый ковёр с длинным и мягким ворсом! Я посидела немного, подумала о том, что нахожусь в безвыходной ситуации и разозлилась. Ну, уж нет, я с Максом мириться не стану! Скинув с себя пуховик, я сделала из него какое-то подобие подушки и улеглась на ковре. Ладно, Дима нас не выпустит, пока мы с Максом не помиримся. Ладно, пускай. Ничего в этом страшного нет. Пусть ждёт, пока мы пожмём друг другу руки. Но ему придётся очень долго ждать! Я сплю долго. Главное только уснуть, а там им уже меня не разбудить.

Я с вызывающим видом закрыла глаза. Поверьте, если очень нужно, то с вызывающим видом можно сделать что угодно. Даже закрыть глаза.

В комнате было тихо. За дверью тоже. Я слушала своё дыхание и хотела, сосредоточившись на нём, уснуть. Но спать мне не хотелось. Мне хотелось дать пощёчину Диме, поругаться с Максом, найти Киру и договорить о революции с Мстиславом. Столько дел, а мне нужно спать! Но что поделаешь? В таком уж положении я оказалась.

– Ладно, не будем валять дурака,– сказал неожиданно Макс, но я даже не открыла глаз, даже не сделала вида, что слушаю. – Нам в любом случае нужно было бы поговорить. Так что Дима ещё, может быть, и правильно сделал, что запер нас.

Он замолчал. Наверное, думал, что я как-нибудь отвечу. Но я не стала отвечать. Только открыла глаза, села на полу и посмотрела на него строго.

– Да, я не прав, что стал кричать,– сказал Макс, хотя мы оба знали, что он не кричал, а просто говорил громко. – Я виноват, хорошо. Я признаю это. Но с тобой иначе нельзя. Ты же знаешь, какой я невозмутимый и спокойный. Но ты даже меня можешь вывести из себя. Никого более эгоистичного и самовлюблённого я не встречал. Ты ведь только о себе и думаешь. Тебе плевать, что детям не место на революции. Там и нам самим, может быть, опасно будет находиться. А ты зовёшь Мстислава. Неужели ты не можешь подумать о последствиях? А Кира? Она до сих пор где-то сидит одна. Когда вернётся папа, а её нигде нет, у меня будут проблемы. Я ведь всё-таки старший, я отвечаю за неё. А тебе на всё плевать. Ты только хочешь угодить самой себе и выполнить все свои прихоти. И не смотри на меня так, словно я вру. Я вижу тебя насквозь. Я сразу понял, что ты за человек, как только мы познакомились. Я сразу понял, что ты слишком уж самоуверенная, эгоистичная, наглая и гордая. О нет, у тебя нет гордости. У тебя гордыня. Ты на самом деле очень плохой человек.

И только после всего этого он замолчал. Я не знала, что ответить. И вдруг, впервые за всё наше знакомство, я поняла, почему Макс любит говорить цитатами. Иногда вместо своих собственных нелепых и затянутых мыслей, можно чётко выразить свою же мысль чужими словами.

Я, не переставая сверлить его взглядом, сказала сухо:

– Ты говоришь цитатами, сейчас я тоже буду.

Он как-то критически усмехнулся, но ничего не сказал. А вот я сказала.

– Знаешь, в чём твоя проблема? Ты всё ждёшь от людей, что они перестанут быть такими, какие они есть.

– И кто это?

– Джон Грин.

– Я знал, что ты только на такое и способна.

В его голосе были какие-то нотки презрения. Меня это рассердило:

– Какая вообще разница, кто это сказал? Важно не то, кто сказал, важно, что именно сказали. Ты просто ждёшь, что все будут идеальными! А я не такая! И ты не такой. Думаешь, ты такой замечательный, если у тебя красивые глаза,– он усмехнулся только из-за того, как нелепо я приплела сюда его глаза. Я эту его усмешку быстро убрала. – Может быть, кроме красивых изумрудных глаз в тебе и нет больше ничего! Ты же…

Я ничего не сказала. Что я могу сказать плохого о Максе? Мне ведь нравится Макс. Он хороший человек. Как и все он иногда бывает заносчив, но он, в общем и целом, очень даже хороший парень. Я посмотрела на рацию, стоящую у его кровати. Вчера мне было тоскливо и одиноко, и я попросила его по рации, чтобы он сыграл мне песню без названия. Он сыграл. Ничего даже не сказал о том, что на часах уже далеко за полночь. У него очень хороший голос, он так душевно поёт. И пусть он всегда говорит цитатами, что в этом плохого? Я только что поняла, как иногда бывает удобно выразить свою мысль словами более умного человека. И мне, между прочим, на самом деле всегда нравилось, что он говорит цитатами. Он ведь такой начитанный! Столько всего знает!

– Ты кретин, идиот и полный дурак,– сказала я потому, что ничего другого сказать не могла.

– Ты так не считаешь. Ты не думаешь, что это правда.

– Это правда! Это чистая правда! Истина!

– Есть истины, которые истинны лишь послезавтра, и такие, что были истинны ещё вчера, – а некоторые не истинны не в какое время.

– Это точно не Джон Грин,– я вдруг примирительно улыбнулась.

– Конечно. Я кого попало не цитирую.

– Так кто это?

– Карл Юнг.

– Ученик Фрейда,– сказала я задумчиво.

Мы помолчали немного.

– Я плохая, – вздохнула, наконец, я.

– Что?

– Я плохая. Я действительно эгоистичная. И всё, что ты говорил, тоже. Всё было правдой.

– Я не лучше тебя.

– Нет. Лучше. Кто угодно лучше. Я ужасный человек. У меня столько плохих качеств…

– Фрейд был ужасно самовлюблённым и эгоистичным,– перебил меня Макс.

Наши взгляды встретились, и я сразу же поняла, что буря улеглась. Что ж, кое-что я сегодня усвоила: спокойствие всегда может разразиться грозой. Но и гроза неожиданно может превратиться в тишь.

– Да?

– Да,– Макс улыбнулся ещё приветливей. – Все великие люди были в какой-то степени плохими. У них у всех были какие-то негативные качества. А ещё почти у всех были плохие привычки. Одни увлекались морфеем и кокаином, другие были алкоголиками.

– А третьи и то и другое! – вырвалось у меня.

– Именно! Ты почитай биографию любого более-менее великого человека! У всех есть несколько тёмных страниц.

– Боже мой! Ведь это меняет дело! Это же отлично, что я такая плохая! Без этого я бы не стала кем-то великим! А теперь у меня есть все шансы! Отлично!

– Эй-эй, подожди,– остановил мои размышления Макс. – Ты неправильно думаешь. Ты думаешь, что если у тебя есть недостатки, то ты легко станешь кем-то великим.

– И?

– И это не то, о чём я говорил. Я говорил о том, что, став кем-то великим, можно себе позволить быть сволочью. Но только тогда, когда ты действительно сделал что-то великое.

– Когда мы провернём всемирную революцию, мы не станем плохими,– сказала я вдруг. – Нет, мы не станем плохими. Может быть, увлечёмся наркотиками или выпивкой, но мы никогда не станем злыми. Нельзя, чтобы всем заправляла кто-то злой.

– А ты хочешь, чтобы мы всем заправляли?

– Разумеется!

Он добродушно засмеялся. А потом бросил мне подушку. Я её поймала, он взял ещё одну, встал с кровати и сказал мне на ухо:

– Устроим Диме встряску, когда выйдем?

– Конечно!

========== Часть 27 ==========

Я проснулась в холодном поту. Мне было ужасно страшно. Так страшно мне ещё не было никогда. Я не думала о ничтожности жизни, я не думала о том, что в зеркалах кто-то есть. Нет, не о чём таком я не думала. Просто проснулась и вдруг поняла, что мне ужасно страшно. Ужасно.

Обычно, мои руки и ноги не слушаются, но сейчас такого не было. Сердце не стучало бешено, дыхание не было нарушенным, по мне не бегала дрожь. Мне просто было страшно. Страшно и всё. Я тихо встала и спустилась вниз. На первом этаже было уже не так страшно. Ага, значит, если я выйду из дома, то страх совсем исчезнет!

Я не вышла, я выбежала на улицу. Постояло немного на крыльце, подышала морозным воздухом. Но мне, к огромному удивлению, легче не сделалось. Нет, мне неожиданно стало хуже. Вот теперь я уже стала бояться того, что жизнь моя бессмысленна. Жизнь бессмысленна, а, следовательно, не нужна. И мне совсем не хотелось жить. Жизнь в страхе, который невозможно контролировать, – это не жизнь даже.

А потом мне стало казаться, что кто-то стоит у меня за спиной. Кто-то очень большой и прозрачный. Кто-то там есть, кто-то стоит у меня за спиной, это точно. И он внимательно следит за мной. Зачем он следит? Что ему нужно?

Я испугано спустилась по ступенькам на дорожку, ведущую к улице. Медленно шла по тропинке, а мои шаги отдавались в тишине каким-то далёким эхом. Или это не эхо?! Я на секунду остановилась. Мне стало прекрасно ясно, что это не эхо. Это не эхо, а шаги того, кто ходит за мной! Того прозрачного существа! Я резко побежала вперёд. Я бежала с закрытыми глазами. Пусть попробует меня догнать! С закрытыми глазами даже я сама не знаю, куда прибегу.

Но бегать с закрытыми глазами не очень удобно. Если не верите, то попробуйте как-нибудь сами. Сразу же поймёте, что это за кошмар! Я пробежала всего несколько шагов и тут же обо что-то споткнулась. Упала на асфальт, проехалась по нему немного и даже расцарапала до крови колени заодно с ладошками.

– Вот чёрт! – вырвалось у меня.

– Не чёрт, а собака,– ответил мне золотистый пёс, об которого я споткнулась.

Собака со мной говорит. Собака. Говорит. Со мной.

– Собака? – я переспросила.

– Да! Имею честь представиться! Лабрадор – славный и домашний пёс!

– Слушай, пёс,– сказала я совершенно спокойно.

И я даже не притворялась спокойной. Мне на самом деле стало спокойно на душе. Когда рядом появилась эта собака, моя паническая атака вдруг неожиданно прошла.

– Да? Я слушаю,– пёс сел рядом со мной.

Я посмотрела на кровь, которая текла по коленке, и спросила решительно:

– Ты чей? Мне нужно обработать рану. Видишь, я поранилась? Из-за тебя, глупое ты животное! Нельзя бросаться под ноги бегущим людям.

– Ты упала из-за самой себя, глупый ты человек! Нельзя бегать с закрытыми глазами.

Ещё никто никогда не называл меня глупым человеком. Но я стерпела это отвратительное оскорбление и спросила у лабрадора снова:

– Так чей ты?

– Димин.

– Дима! – я сразу же встала на ноги. – Где Дима? Мне он срочно нужен!

– Дом напротив,– сказал мне пёс.

Напротив меня действительно стоял красивый дом, покрашенный в белую краску. У крыльца росло много цветов, газон был аккуратно подкошен, и я сразу поняла, что тут может быть только Дима.

Но когда я подошла к белому деревянному заборчику, собака, сопровождающая меня, вдруг злобно заворчала.

– Ты чего?

– Ты не можешь зайти к нему.

– Что значит не могу? Могу! Ещё как могу!

– Сразу ты должна отгадать мою загадку.

Я посмотрела на собаку. О, это пёс не шутил! Он был настроен серьёзно! Я вздохнула так, словно подняла белый флаг. Лабрадор сразу же отреагировал на это и сказал мне:

– Что общего между ламой и удавом?

Вы только подумайте! Да между ламой и удавом ничего общего нет и быть не может! Но я стала думать. Удавы. Ламы. Что-то общее. И ничего мне не приходило на ум. Совсем ничего. Совсем!

– Так,– стала я себя утешать. – Спокойствие, главное это спокойствие.

– Именно!

– Ты о чём?

– Ответ: спокойствие.

Я посмотрела на него непонимающе.

– Удавы славятся своим спокойствием. И буддистские ламы тоже.

– Лама! Это человек! – дошло до меня.

Как я сразу не подумала об этом! Ламы – это какие-то там буддистские монахи! А я-то думала о животных! Помню, я в зоопарке гладила ламу. Ламу-буддиста мне, к сожалению, пока ещё гладить не приходилось.

– Так я могу пойти к Диме? – спросила я у собаки, боясь, что она снова злобно зарычит на меня.

Но пёс устало зевнул и ответил:

– Да, конечно. Он ждёт.

– Ждёт? Разве он знал, что я приду? Как он вообще мог знать, что я отгадаю загадку, и ты пропустишь меня?

Пёс покачал головой и многозначительно мне ответил:

– Он всегда тебя ждёт.

Я медленно вошла во двор. Тут уже не было так темно, как на улице. Здесь словно утро. На траве и цветах роса искрится от восходящего солнца. Прохладно и свежо. Даже в дом идти перехотелось. Захотелось остаться во дворе.

Но я вошла в дом. Не стала даже в звонок звонить. Если уж Дима меня ждёт, то, думаю, никакой звонок мне не нужен.

Я застала его на кухне, разливающим чай.

– Дима! – крикнула я радостно.

Он улыбнулся, появились две ямочки, которые я обожаю.

Я села за стол, не ожидая приглашения. Сделала глоток чая. Ромашковый. Ромашковый чай успокаивает нервную систему. И не только. Мне кажется, ромашковый чай делает всю жизнь лучше.

Дима сидел напротив и молчал. Выпив чаю, я стала оглядывать кухню. Это была не та кухня, в которой мы с ним обычно устраиваем чаепития. Это был даже не тот дом, где живёт Дима. Я уставилась в окно. За окном было море. Спокойное-спокойное, не одной волны. И такое красивое, что кажется, будто его кто-то нарисовал и ты смотришь не на море, а на картинку с поздравительной открытки. Но нет, это не картинка. Высоко над ним летают чайки. Они не кричат своими противными голосами, они просто летают.

Я люблю чаек, мне приятно на них смотреть. Эти птицы мне кажутся, лучше всех остальных. Чайки даже лучше орлов. Чайки мне кажутся свободными. И не важно, где они живут. На море, на реке или на свалке. Чайки всегда и везде кажутся мне свободными.

– А я с собакой только что говорила,– улыбнулась я Диме.

– Это не просто собака.

– Разве? – я удивилась.

– Да. Эта собака – мой советник.

– Советник? Ты о чём?

– Неважно. Ты не поймёшь этого. Это всё очень сложно,– и он улыбнулся. – Я так рад, что ты пришла.

– И я рада, что нашла тебя! Смотри! – я показала ему разбитую коленку.

– Ничего страшного, я сейчас обработаю.

Я не смогла сдержать улыбки. Мне не пять лет, и разбитая коленка меня совсем не пугает. И всё-таки мне хочется, чтобы именно Дима наклеил мне пластырь и сказал, что всё будет хорошо.

– А что это за дом? – спросила я, пока Дима возился с моим коленом.

– Этот дом? – он переспросил, но даже не поднял глаз от раны. – Это мог бы быть наш с тобой дом.

– Наш? Мы бы жили вместе?

– Вместе.

– Вот здорово! Я бы хотела жить вместе с кем-то!

– Нет, Фаер, мы не просто бы жили вместе.

– А что?

– Мы были бы совсем вместе. Совсем.

Он сказал это мягко и дружелюбно, а мне сделалось жутко. Жутко от того, что мы бы могли быть «совсем вместе». Жутко от того, что он заклеил ранку на колене, а руку с него так и не убрал. Жутко от его покорной и тёплой улыбки.

Он всё сидел передо мной и держал руку на моём колене, когда я у него спросила:

– Ты о чём?

– Мы могли бы быть семьёй.

– Мы и так семья.

– Мы просто друзья.

– Друзья – это семья, которую ты выбираешь сам.

– Мне мало быть твоим другом,– его рука сжало моё колено. – Я бы хотел, чтобы мы были настоящей семьёй, понимаешь? Мы бы жили здесь вместе. Всегда. Это чудесное место. Здесь всегда утро, всегда лето. Мы бы купались в лучах восходящего солнца, ты пила бы чай, я бы оставлял тебя вместе с нашей собакой, чтобы сходить одному в лес за ягодами для пирога, который мы бы испекли к обеду. А вечером я бы разжёг костёр у берега моря, укутал тебя в плед и принялся читать вслух твои любимые стихи.

Мне понравилось то, что он говорил. Его рука на моём колене меня больше не смущала. Мне стало даже весело. А потом я с каким-то неожиданным даже для себя сомой недоверием спросила:

– Неужели я ничего тебе не должна сделать в ответ?

– Почему же? – он посмотрел мне прямо в глаза, а я не смогла выдержать его тёплого взгляда и отвернулась к окну, к морю. – Но я не требую много. Просто делай мне борщ, смейся над моими шутками, даже когда они оказываются неудачными и посвящай всю себя только мне.

– Но я ведь не могу посвящать тебе всё мое время. Мне нужно время, чтобы готовить революцию. Или ты забыл?

– Я помню. А вот ты должна забыть. В этом спокойном и уютном месте есть только мы с тобой. Мы будем счастливы. Счастливы друг с другом. И нам не нужна будет революция. Ты забудешь о ней быстро. Тебя отвлекут пироги с черникой, вечера перед костром и готовка борща. Не нужно забывать про борщ.

– Нет!

Я резка встала из-за стола. Рука Димы упала с моей коленки, а пустая чашка от чая упала со стола. Потом я бросила на пол ещё и тарелку.

– Нет, Дима! Мне нужно поднять революцию!

– Тебе нужно спокойствие,– покачал он головой.

Я бросила на пол фарфоровое блюдце. Оно разбилось на маленькие, наверное, очень острые осколки. Я бы ещё что-нибудь бросила на пол, но только ничего на столе поблизости не оказалась, поэтому я принялась бросаться словами.

– Мне нужно спокойствие? Мне не нужно спокойствие, если за него придётся платить такую цену! Не хочу я возиться с собакой и борщом и смеяться над шутками, которые мне не нравятся, я тоже не хочу! Тебе меня не одомашить!

– Я и не хочу этого,– он примирительно посмотрел на меня, и вся моя злость исчезла. – Послушай, но не отвечай. В первую очередь, я хочу, чтобы ты была счастлива. А для этого тебе нужно спокойствие, признаёшь ты это или нет. Оно нужно тебе. Считай, что это отдых. Ты много переживаешь. Ты много переживаешь, даже когда не хочешь этого. У тебя нервная жизнь. И характер у тебя тоже нервный. Поэтому я здесь. Кто-то должен быть рядом с тобой. Кто-то, кто заставит тебя успокоиться. Кто-то, кто будет заботиться о твоём душевном равновесии.

– Кто-то, кто даст мне чаю с ромашкой? – я ему улыбнулась.

– Да. Тебя ромашкой просто пичкать нужно.

– Я больше не злюсь. Мне спокойно. Извини, что разбила посуду.

– Без этого нельзя было обойтись.

– И что теперь? Я ведь не хочу оставаться с тобой и готовить борщ. Прости.

– Ничего. Моё дело предложить. И пусть ты отказалась быть со мной рядом, просто знай, что двери этого дома для тебя всегда открыты. У меня всегда найдётся время, чтобы успокоить тебя.

– Спасибо.

– Иди на улицу. Мой пёс тебя проведёт.

А теперь, когда нужно было уходить, мне уходить совсем перехотелось. Ладно, я согласна на борщ и несмешные шутки! Хорошо! Но всё-таки я ушла. Ушла, даже не обернувшись.

– Ну, как? – меня встретил пёс.

– Проводи меня.

– Куда?

– Куда-нибудь.

– Пойдём.

Он побежал передо мной. Мы вышли на улицу. Во дворе Димы было утро, а здесь всё ещё ночная темнота. На дороге нет машин, по тротуарам не ходят люди. Ночь.

– Вот. Тебе туда,– пёс наклоном головы указал на середину дороги.

Там стояла дверь. Просто дверь. Никуда не ведущая дверь.

– Туда? – переспросила я неуверенно.

– Да-да, именно туда.

Но у меня нет причин не доверять этой красивой золотистой собаке. Это же советник Димы. Дима не за что не сделал бы чего-то плохого.

Я открыла дверь. За ней уже не было дороги. Там был реденький лес. Я вошла, аккуратно закрыла за собой дверь, а она взяла и исчезла неожиданно. Мне на секунду стало страшно. Я оказалось неизвестно где совсем одна!

Но хорошенько посмотрев по сторонам, я решила, что очень даже не плохо, что я оказалась здесь совсем одна. Это был приятный маленький лесок. Здесь весна. День в самом разгаре. Всё тает, с деревьев капает, под ногами журчат ручьи. Чудесно! Солнце светит ярко и приветливо, а в небе застыли барашки облаков. Кое-где уже появились молоденькие клейкие листочки.

– Салют! – передо мной выпрыгнул огненно-рыжий лис.

– Лис!

– Именно,– он уселся на пенёк передо мной и накрыл свои лапы пушистым хвостом.

– Ты тоже чей-то советник? Тоже загадки станешь загадывать?

– А ты сообразительная.

– Ещё посмотрим,– усмехнулась я горько. – Давай загадку.

– Зачем Герострат сжёг храм Артемиды?

– Чтобы его имя запомнили,– ответила я сразу же.

Я знала эту историю. Когда-то давным-давно Герострат сжёг храм Артемиды. У него спросили: «Зачем ты сделал это?» Он ответил, что хотел прославиться. Его даже не казнили. Его захотели наказать иначе. Каждый вечер глашатаи кричали: «А вы забыли имя Герострата?» И только поэтому его имя до сих пор живо.

Я люблю эту историю.

– Нет, что за чушь,– лис хитро сощурил глаза. – Не так уж он и хотел прославиться. Копай глубже.

– Нет, он хотел прославиться,– сказала я уверенно.

– Это тебе в школе вбили в голову. А ты подумай сама!

– О, ты точно лис Алекса!

– Именно. Но ты с ним не встретишься, если не ответишь на мой вопрос.

– Я не знаю ответа.

– Тогда ты не можешь увидеться с моим хозяином.

– Подлое животное! Я требую встречи с Алексом! Слышишь, мне нужно встретиться с ним!

– Я бы пустил тебя к нему, но нет.

Я не знала, что делать. Поэтому пришлось надуться и демонстративно повернуться к этому зазнавшемуся лису спиной.

– При всём моём желании, я не могу.

– Значит, желания не достаточно,– я притопнула ногой.

– Достаточно. Я у тебя в долгу.

– Разве? – я удивилась и снова обернулась к лису, сидящему на пеньке.

– Да. Когда ты была маленькой, ты меня часто упоминала.

– Я тебя не знала даже, когда была маленькой,– ответила я честно. – Не могла я тебя упоминать.

– Могла.

Я уставилась в хитрые лисьи глаза. Лис по моему вопрошающему взгляду догадался, что я ничего не понимаю.

– Откуда у тебя веснушки? – спросил он совсем неожиданно.

– Лисичка хвостиком махнула,– ответила я так, как отвечала ещё в детском саду.

Когда я была маленькой, у меня были веснушки. Особенно много их было летом. А потом с возрастом они взяли и исчезли. И волосы с возрастом потемнели. В детстве у меня были волосы, как у Димы. Светлые-светлые.

– О, ты до сих пор это помнишь! – сказал лис радостно. – Ладно, я не могу не помочь тебе после этого. Мы будем жульничать.

– Отлично!

– Я подскажу тебе ответ.

– Спасибо большое! Спасибо!

– Что тебе нравится в моём хозяине?

– В Алексе? – я растерялась. – Ну, он крутой.

– Нет!

– Он жестокий?

– Тебе нравятся жестокие парни? Мило,– лис заулыбался грубо.

– Прекрати!

– Нет, подумай об Алексе. Какой он?

– Горячий,– сказала я и тут же закрыла от стыда лицо руками.

Но лис не засмеялся, даже не ответил мне колкостью.

– Именно. У Герострата было горячее сердце. Не удивительно, что храм сгорел.

– Горячее сердце?

– Да, иди за мной. Я отведу тебя к жестокому парню. Как тебе и нравится.

– Закрой пасть, животное!

Лис захихикал. Знаете, так по-лисьи захихикал. Меленько так и противно. И я сразу вспомнила о том, что когда Алекс начинает неудержимо смеяться, он напоминает мне кота, отхаркивающего шерсть.

Лис провёл меня к густой стене из куста сирени.

– Дальше иди сама.

– Спасибо, что подсказал мне.

– Спасибо, что выдумала про лисий хвостик,– он махнул своим хвостом и в два прыжка скрылся из виду.

Я стала пробираться сквозь кусты, на которых ещё не распустились душистые фиолетовые цветы. Странно, что это сирень, а не шиповник. Шиповник мне нравится гораздо больше. Хотя всё же я рада, что это именно сирень. У сирени нет острых колючек, как у шиповника.

Выбралась я на просторную полянку. Там горел костёр, а рядом на бревне сидел Алекс. Он сидел спиной ко мне, поэтому я подкралась к нему со спины и закрыла глаза руками:

– Угадай кто!

– Ты,– я почувствовала, как Алекс улыбнулся.

– А ведь действительно я!

Я села рядом с ним. Посмотрела на костёр. Это был маленький костёр. Не знаю, зачем Алекс его разжёг. Он просто красиво горел, но не давал никакого тепла. Просто декорация. Приятно сидеть у костра. От огня заболели глаза, и я перевела взгляд на Алекса. У него на голове был венок из луговых цветов, которые росли вокруг. Боже мой, какой он милый в этом венке!

– Как чёртов ангел! – вырвалось у меня.

– Никакой я не ангел,– он одним движением снял с головы венок и бросил его в огонь костра.

– Да, ты сущий дьявол!

– Никакой я не дьявол.

– Ну, дьявол из тебя бы получился лучше, чем ангел,– сказала я беззаботно.

– Нет. Я хожу на грани. А вот раньше, я бы с тобой согласился.

– С чем?

– С тем, что я дьявол. Я ведь верил, что внутри меня одно только зло.

– Ты был дураком. Сейчас ведь ты понимаешь, что в тебе нет зла?

– Теперь я понимаю, что его не больше, чем добра.

Мы замолчали. Это в разговоре с Димой можно говорить о чём угодно. О пирогах и борще. А с Алексом лучше уж помолчать, чем заговорить о чём-нибудь скучном и обыденном.

Поэтому мы молчали, а я смотрела вокруг. Была весна в лучшей её поре. Полуденное солнце висело высоко в небе, везде таял снег, всё живое просыпалось после зимнего сна.

– Весна,– сказала я вслух.

– В моей душе весна. В моей душе оттепель. Ты не дала мне замёрзнуть, Фаер.

– Брось,– мне стало неловко, и поэтому я рассмеялась.

– Ты удивительная. Я всегда считал, что человечество – это просто большая свалка. Но, понимаешь, иногда на свалке можно найти спортивную сумку, набитую деньгами или алмаз, или ещё что-нибудь драгоценное. Бог знает, как это всё там оказалось, но априори такое иногда случается. И в человеческой свалке иногда тоже можно найти что-нибудь ценное. Иногда находятся люди, которые как бриллиантовое колье в мусорной куче. Но такое бывает очень редко. И знаю всего лишь одного такого человека. Тебя.

– Ты льстишь мне,– я толкнула его в бок. – Не могу я быть особенной. Во мне нет ничего удивительного. Я не такая талантливая, как Макс. Ты же знаешь, как он поёт! И я не такая умная, как Дима. Он точно пойдёт далеко. Во мне даже нет той дерзости, что есть в тебе. Во мне ничего нет.

– Нет, ты ошибаешься! – он заговорил жарче, чем горел костёр перед нами. – Ты особенная! Но ты никогда не согласишься с этим. Никогда. Особенные люди никогда не признают того, что они особенные. А ты такая. Я говорю правду. Ты должна верить мне. Мне удивительно повезло с тобой. Я очень тебе благодарен. И я даже не знаю, как тебя отблагодарить. Моя жизнь была бессмысленной. Мне было весело, но пусто. Алкоголь, вечеринки, девушки. Это не могло заполнить пустоту внутри меня. А потом вдруг как с неба упала ты. Ты со своими невозможными и грандиозными планами. Я и не заметил, как стал жить мечтой всемирного счастья. Счастья, которого достоин каждый. Каждый достоин, быть счастливым. Даже такие, как я.