Текст книги "Анна Фаер (СИ)"

Автор книги: Анна Фаер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 33 страниц)

– Ты ведь не собираешься сейчас уходить? Тебе не для этого нужно забрать сумочку? Нет?

Я победно улыбнулась: отлично, он не хочет, чтобы я уходила! Знаете, что это значит? Это значит, что победа за мной!

========== Часть 12 ==========

Мы с Алексом стояли в его огромной прихожей.

– Так ты уходишь? – ещё раз спросил он.

– Да. Не могу ведь я у тебя до самого утра оставаться.

– У меня много свободных комнат. Ты бы могла переночевать…

– Я иду домой,– перебила его я.

– Тогда я иду с тобой! – сказал он и улыбнулся мне нахально.

– Со мной?

– Да. Слишком поздно, чтобы отпускать тебя одну. Ты к тому же ещё и пьяна.

– Я в норме!

Но у меня немного кружится голова. А ещё меня мутит. Полбутылки хорошего вина – вот из-за чего всё это.

Мы уже стояли на крыльце, когда я тревожно спросила у Алекса:

– А кто останется дома? Там ведь сейчас столько народу!

– Плевать. Сомневаюсь, что они разнесут мне дом. Да, я ведь знаю, что всё будет в полном порядке, когда я вернусь. Они ведь знают, с кем имеют дело.

Он сказал это так, что снова показался мне жестоким и злым. Но всего на секунду. Ведь потом он взял меня под руку и сказал:

– Вперёд! Отведу тебя домой, если ты этого хочешь.

Правильно. Хороший мальчик. Делает то, чего я хочу. Мне это нравится.

Мы шли по пустым улицам. Небо было затянуто тучами, но зато нашу дорогу освещал яркий электрический свет фонарей. Всё казалось сказочным и нереальным. Нет, не надо думать, что я пьяна! Я сказала, не надо! Разве с вами такого не бывало? Это ведь обычное чувство. Вот, бывает, лежишь дома в постели и говоришь себе: «Здесь так хорошо, но я обязана пойти и сделать что-нибудь!» И ты выбираешься из постели, идёшь куда-то, что-то делаешь. А потом у тебя появляется это странное чувство чего-то нереального. И ты тогда думаешь: «Неужели я это делаю? Неужели я всё ещё не у себя в кровати?» Хотя, возможно, вы не понимаете даже, о чём я сейчас. Лучше не буду отвлекаться.

Мы шли с Алексом и были счастливы. Ему тоже было хорошо. Ему нравилась моя компания. Мы всё ещё говорили о том же, о чём разговаривали в ванной.

– Знаешь, ты не прав! – сказала я решительно. – Мы не должны опускать руки! Мы должны сбросить тех, кто сидит на верхушке! А потом эту верхушку спилить, чтобы никто на неё больше не забирался. Ведь это возможно!

– Я тебе уже говорил, что нет.

Но взгляд Алекса жаждал того, чтобы я продолжила свою речь.

– Что за глупости?! Это возможно! Нет ничего невозможного! При огромном желании человек может совершить что угодно. Желание – это превыше всего! А у нас с тобой его разве нет? Это мечта моей жизни! Это мечта твоей жизни! Я знаю ещё двоих, кто бы помог нам в любом деле. Даже в самом сумасшедшем!

– Ты пьяна,– улыбнулся мне Алекс.

– Нет! Нет, когда я трезвая, я говорю точно так же.

– Тогда у меня большие проблемы,– улыбнулся он.

И я тоже улыбнулась. Это означало, что он и дальше планирует разговаривать со мной. А я этого хотела невероятно. Рядом со мной шагает потрясающий человек. Ему бы только уверенности побольше!

– Мы справимся, Алекс! Давай для начала попробуем! Попробуем поменять мир! Ну же! Где твоя решительность?! Алекс!

– Мне что, нужно орать, как это делаешь ты, чтобы ты увидела мою решительность?

– Так она у тебя всё-таки есть!

Алекс хлопнул себя по лбу. Да так сильно, что даже вскрикнул.

– Это ты пьяный, а не я,– меня пробрал смех.

– Нет. Просто твои речи сводят меня с ума.

– Потому что они правильные! Это правильные речи! Ведь мы должны изменить положение дел! Кто если не мы?! Нельзя опускать руки! Никогда и не при каких обстоятельствах. Как только человечество опустило руки, на них были одеты оковы рабства! А наши с тобой руки ещё не опущены. Мы ими размахиваем! Мы буяним, мы хотим драться! Сам подумай: на руки, которыми сильно размахиваешь, оковы одеть не так уж и просто.

– Тут ты права, но…

Я не дала ему даже закончить предложения.

– Именно! Я права. Я права потому, что мы с тобой никогда не позволим превратить нас в жертв!

Мы шли прямо под фонарём. Было совсем светло. Я заглянула в глаза Алекса.

– Мы ведь не станем жертвами? Не станем? Я переживаю. Я не хочу быть жертвой общества, жертвой политики и жертвой правящих кругов. Я хочу быть жертвой всеобщей любви и признательности. Ты же знаешь.

В каком положении оказался Алекс? Правильно! В безвыходном.

– Я тоже не хочу быть жертвой,– сказал он. – Но разве мы уже не они? Мы уже жертвы.

– Пока мы будем бороться, нас нельзя будет назвать жертвами! Главное только бороться! А мы боремся!

– Нет, мы не боремся. Мы ничего не делаем.

– Так скажи мне, что нужно делать! Я уверена, что ты знаешь. Тут такое дело, я всегда хотела того же, чего и ты, но не имела не малейшего понятия о том, как всё исправить. А ты кое-что знаешь. Скажи, что нам нужно?

И снова безвыходное положение, дамы и господа! Теперь Алексу нужно что-то ответить! Он не может не оправдать моих надежд, он ведь видит, что на него возложено!

– Революция? – неуверенно спросил он.

– Революция? Революция! Нам нужна революция! В наших душах она уже есть, осталось выпустить её на улицы города!

– Нет, это всё-таки плохая идея. Я сказал, не подумав,– очнулся Алекс.

Но было уже поздно.

– Революция! Алекс! Нам нужна именно она. Революции всегда поднимают мир на ступеньку выше! Всегда. Всегда революция меняет всё в лучшую сторону. Когда рабы устроили революцию, появился феодализм. Потом при феодалах началась революция, и появился капитализм. Становилось всё лучше и лучше!

– Это ведь относительно.

Я не поняла, о чём он говорит. Алекс это заметил и объяснил:

– Да, крестьяне после революции зажили счастливо. Но как же феодалы? Они, по-твоему, не должны быть тоже счастливыми? В новом мире счастливыми должны быть все.

– Нет, Алекс, феодалом не стало хуже из-за революции. Я уверена, что они стали буржуазией. Им не стало хуже!

– Нет, революции бессмысленны.

– По-твоему, хорошо было бы, если бы мы были крестьянами и принадлежали какому-нибудь феодалу, который мог бы нас продать, наказать физически или даже убить законно?

Алекс, опустив руки в карманы, сказал:

– Даже если эта система и была жестокой, то она хотя бы точно была прочной. Каждый знал своё место. Вот почему она продержалась столько лет.

Меня от несогласия в дрожь бросило. А сегодняшняя система не жестокая? А сегодня мы, свободные граждане, не те же зависимые крестьяне? Нам просто дали красивое словосочетание «свободные и независимые граждане».

– Тогда эта система продержится ещё дольше,– сказала я серьёзно.

– Как ты можешь знать это? Может, она уже начинает гнить? – он замолчал и достал сигареты.

Закурил, выпустил белый дым в воздух и сказал, наконец:

– Может, даже лучше было бы, если до наших дней дошёл бы феодализм. То, как живём мы, – это ужасно. Может быть, это даже хуже смерти крестьянина, убитого феодалом. Свобода ли это: иметь ограниченное состояние и огромное одиночество?

Хороший дух покидал Алекса. Прямо на моих глазах. Ничего, сейчас я приведу его к жизни!

– Нет! Революция нужна! Нужна, чтобы настоящая свобода вернулась. Нужно срочно что-то менять. Нам нужны перемены! – почти орала я.

– Перемены – это ещё не признак прогресса. Регресс, знаешь ли, тоже за собой перемены несёт. Вдруг из-за революции станет хуже?

– Не попробуем – не узнаем. Я одержима этой идеей! И ты должен быть одержимым тоже!

Алекс был совершенно спокойным. Думаю, из-за сигареты в его руке. Когда плачут и нервничают маленькие дети, им дают соску. Для взрослых создали сигареты.

– Мне нравится, как ты говоришь, честно,– мягко посмотрел на меня Алекс. – Но я никогда не любил революций. Это тоже кажется мне бессмысленным, а моё отношение ко всему бессмысленному ты уже знаешь. Революции совершаются ради революций. Только сам дух бунта и всё. Цель любой революции – лишь ещё одна искусственная причина, чтобы оправдать её. То есть саму революцию.

Мне понравилась мысль Алекса, хоть я и не была с ней согласна. Мне понравилось, как он её выразил. И мне сразу же стало немножко грустно из-за того, что это не услышал весь мир. Мне всегда становится грустно, когда кто-то говорит что-то очень красивое, а этого никто не слышит и не замечает. Почему-то это всегда больно задевает моё сердце.

Обидно, что не все гениальные и красивые мысли достаются следующим поколениям. Я уверена, что в средневековье где-то в горах жил какой-нибудь пастух, который мыслил очень глубоко и правильно. Он мыслил не хуже Ницше или Толстого. Вот только он никому ничего не говорил и уж тем более ничего не записывал. И мне обидно за то, что все его мысли погибли и не дошли до нас.

Но я отвлеклась. Мне нельзя сейчас слишком задумываться. Сейчас моя задача – это убедить Алекса, что никогда нельзя сдаваться и опускать руки.

– Нет,– сказала я уверено. – Цель нашей революции – это мир, в котором каждый человек будет волен. Свобода каждому! Все будут свободны, все будут счастливы.

Алекс засмеялся:

– Нет. Не может этого быть, поэтому смирись. Смирись, как я. Есть одна удачная поговорка. Одно лечим, другое калечим. Всегда что-то идёт в минус. Это нужно учитывать. И чем сильнее у любой системы плюс, тем сильнее будет и её минус. Никогда все не будут смотреть мультики, жрать конфеты и блевать радугой.

Но в его голосе не было никакой уверенности. В его голосе я слышала: «Убеди меня. Убеди меня, что мир нужно менять, и я соглашусь на всё. Просто убеди меня».

– Ты очень себя недооцениваешь, Алекс. Ты понятие не имеешь о том, кто ты. Боже мой, ты думал, что ты злой когда-то! Но я ведь знаю, что это не так. Ты не злой. Ты не хороший. Ты обычный человек, полосатый и чёрно-белый. Нет людей хороших и плохих. Но я знаю, что ты великий. Ты способный. Ты мог бы что-то изменить! Ты мог бы спасти меня от этого мира, который так давит со всех сторон. Знаешь, у меня иногда случаются панические атаки. Я думаю, в этом виновата система, которая всем заправляет. Ты бы мог мне помочь. Мы бы могли что-то изменить. Мы бы могли поменять многое. Хотя бы попытаться. Знаешь, мы просто обязаны попытаться. Мы не можем отвечать за то, что сделаем через год. Мы не можем отвечать за тех людей, которыми станем. Но здесь и сейчас жизнь находится в наших руках. И всё, что произойдёт с нами в будущем, зависит от нас с тобой теперь и от сегодняшнего дня. Если мы хотим что-то изменить, то нужно начинать действовать прямо сейчас.

Он слушал меня, а его глаза блестели, и улыбка не исчезала с его лица. Сейчас я говорила именно то, что он хотел услышать. Ему нужно было, чтобы кто-то сделал первый шаг.

– Да, Фаер, я устал. Устал бездействовать. Может, всё окажется бессмысленным, но я думаю, что пришло время, вставать с колен. Пусть другие молчат и довольствуются тем, что происходит. А мы будем сопротивляться. Да, пришло время что-то делать, я так устал смотреть на всё это и бездействовать!

– Да! И я верю, что мы справимся! Перед нами глобальная и непосильная задача, но я знаю, что мы сможем! Алекс, мы изменим мир! Да!

– Да! С меня хватит! Нужно всё менять! Начнём со страны, а закончим миром! Ведь сначала нужно разобраться у себя дома! Я не хочу жить в стране, где опасно иметь свою точку зрения и говорить правду! А наша страна именно такая. Мы живём в стране, в которой не существует не порядка, не закона. Пора что-то менять!

– Да! Грядёт эра больших перемен!

Мы как-то бессмысленно загалдели, как галдят дети, которые не уснули на тихом часу. А потом я замолчала и обняла свои руки. Только сейчас я поняла, что на улице ужасно холодно. Я слишком легко оделась.

– Холодно? – спросил у меня Алекс.

Я кивнула, а он снял с себя свою чёрную кожаную куртку. Всё это было молча. Я ждала, пока он что-нибудь скажет. Ничего замечательного и красивого он не сказал.

– Ты будешь её надевать? Потому, что если нет, то я её надену. Вечер холодный.

Я выхватила куртку.

– Какой ты безалаберный!

Не знаю, к чему я это сказала. Мне просто нравится это слово. Безалаберный. Знаете, есть некоторые слова, которые не зависимо от своего значения, заставляют меня улыбнуться. Мне просто нравится, как они произносятся. Я, наверное, филологический маньяк.

Я облачилась в куртку Алекса. От неё пахло чем-то удивительно приятным и сладким. А ещё сигаретами.

– Мне не нравится то, что ты куришь,– сказала я. – Я не хочу, чтобы у тебя был рак лёгких. Зачем? Зачем ты куришь?

– Зачем? Я не знаю. У меня зависимость, наверное,– пожал плечами он. – А ещё мне это нравится. Сигареты, как женщины. Ты наслаждаешься ими, а они тебя убивают.

– Не кури, пожалуйста,– сказала я коротко. – Не при мне хотя бы.

Мы знакомы не больше дня, а я уже выдвигаю свои условия.

Мы снова остановились под фонарём. Он бросил окурок на землю и придавил его ногой. Стал шарить по карманам куртки, которая была одета на мне. А потом вдруг смутился.

– Что? – спросила я у него почему-то радостно.

– Мне нужен,– он кашлянул без надобности,– грудной карман.

Я глупо засмеялась.

– Зачем?

– Полапать тебя хочу.

– Нет, правда?

– Жвачку достань, пожалуйста,– ухмыльнулся он.

Я достала.

Потом мы шли, жевали жвачки со вкусом малины и говорили совершенно о глупых вещах. Нам надоели умные разговоры о правящих кругах и ограниченной свободе. Теперь мы говорили о том, что способность ящерицы отбрасывать свой хвост очень мерзкая.

Я надула пузырь. Показала его Алексу, потом спустила воздуха и сказала:

– Большой, да?

Он улыбнулся и сказал:

– Нет! Не очень.

– А какой, по-твоему, тогда большой?

– Большой – это когда не помещается в рот.

Мы с ним захохотали, восхищённо глядя друг на друга. Мы были немного пьяны и счастливы очень сильно.

Теперь пузыри стал надувать Алекс.

– Такие маленькие! – своевольно хмыкнула я.

– И что? Я вот не люблю большие. Мне нравятся маленькие и упругие.

Мы снова счастливо захохотали. Я совсем не смущалась этих его шуточек, поэтому он сказал:

– Чёрт, ты такая клёвая! Из тебя вышел бы отличный парень!

– О боже, это лучший комплемент в моей жизни! – рассмеялась я.

Мы шли и весело болтали. Алекс рассказывал смешные истории из его жизни. Я хохотала безумно. Алкоголь, наверное, окончательно ударил мне в голову.

– Сейчас потрясающую шутку расскажу! – говорил Алекс. – У моей бабушки сахарный диабет…

Я звонко рассмеялась.

– Как смешно! Сахарный диабет! У бабушки! – я ударила себя по коленке.

Меня уже нельзя было остановить, и я смеялась очень долго. Кстати, что случилось с его бабушкой, у которой сахарный диабет, он так и не рассказал до конца.

Я уже видела свой дом, когда Алекс начал щёлкать пальцами. Он делал это долго, и я, не выдержав, спросила:

– Что ты делаешь?

– Я так развлекаюсь.

– Щёлканьем пальцев? – удивилась я.

– Каждую секунду в мире кто-то умирает. Я щёлкнул пальцем – кто-то умер. Чувствую себя богом. Меня это забавляет.

– Жестоко,– поежившись, сказала я.

– Да, но тебе ведь нравится.

Я ему не ответила. Но, конечно, мне нравится. Мне нравится, что его ухо проколото, а на запястье у него татуировка. Мне нравится, что он курит и пьёт. Мне нравится, что он ненавидит то же, что и я. Он классный.

Мы, наконец, зашли ко мне домой.

– Дом, милый дом! – сказала я радостно, снимая обувь.

Я утонула в моих тёплых и уютных тапочках. Мы с Алексом медленно пошли к лестнице. Он внимательно оглядывался и смотрел на всё так, будто старался это запомнить.

– А у тебя уютно.

– У тебя тоже было уютно,– улыбнулась ему я.

– Нет, не было. Когда я дома один, то чувствую себя так, словно я в какой-то гостинице, а не дома. У меня всё мёртвое и пустое. А вот у тебя уютно. Даже посуда на столе не убрана.

Это я не убрала со стола, когда обедала. Мне стало неловко.

– Извини.

– Нет! Ты не должна извиняться, мне это нравится. Я возвращаюсь домой и у меня всё всегда убрано так, как я убрал. Ничего, что напоминает мне о том, что в моём доме кто-то живёт.

– Ты такой смешной, когда пьяный! – сказала я и потащила его наверх, к себе в комнату.

Я включила свет. Шторы уже были завешаны. Электрический свет почему-то не очень всё освещал, и мне казалось, что мы в полумраке. Может, так оно и было. Но, в любом случае, уже было поздно и на улице весела густая чёрная тьма.

Мы сели на край кровати.

– Значит, мы сделаем революции или что-то в этом роде? – спросила я, радостно улыбаясь.

– Да! – Алекс заговорил очень пылко. – Обязательно! Я не хочу больше молчать! Всё это время я был словно немым! Пора нам с тобой уже открыть свои рты! Пора уже открыть всем остальным глаза! Как хорошо, что ты настояла на том, чтобы я что-то сделал. Я бы сам никогда за это не взялся! Но ты! Боже мой, я счастлив!

Я вдруг выпалила:

– Замри!

Он замер. С сияющими восторгом глазами и улыбкой, как у последнего идиота. А я в это время метнулась к фотоаппарату, ничего не подозревающему и спокойно лежащему на столе. Уже в следующую секунду у меня было фото с Алексом.

– Наше первое фото! – сказала я радостно. – Ты на нём такой счастливый! Почему ты такой счастливый?

– Человек, который хочет сделать всех счастливее, сам должен быть счастливым,– ответил он растерянно.

– Ты потрясающий! – сказала я радостно.

Он заулыбался ещё сильнее. Теперь не на одну сотую он не казался плохим парнем. Плохие парни так не улыбаются.

– Мне так хорошо,– сказал Алекс. – Давно так не было. Как бы я хотел продлить это чувство. Я бы любые деньги за это отдал. Жаль, что так нельзя, жаль, что это пройдёт в любом случае. Всё ведь проходит.

И он прав. Всё же хорошо было бы, если бы чувство, которое мы сейчас испытываем, можно было купить в магазине, чтобы продлить его хоть немного. Но нет. Многое не стоит никаких денег, но имеет огромное цену. И счастье в первую очередь.

А потом я услышала стук. Стук в окно. О, это Макс кидает камушки! Он не ложился спать, пока в моём окне не загорелся свет. Мило, правда?

– Давай подшутим над Максом! – озорно попросила я.

– Над Максом?

– Да! Это он бросает в окно камешки! У нас окна выходят друг на друга! Мы просто обязаны разыграть его!

– Ладно, а что мы…

Но я не дела ему договорить, я стянула с него майку.

– Не знаю, что ты делаешь, но продолжай,– пьяно улыбнулся Алекс.

Но я его больше не трогала.

– Отлично! – сказала я. – Теперь нужно заняться собой!

Я затрясла головой так, чтобы волосы стали встрёпанными и взлохмаченными. Потом я размазала помаду на губах, словно весь вечер только тем и занималась, что целовалась с кем-то.

– Ну, как? – спросила я. – Похоже, что мы с тобой целовались только что? О, знаешь, припусти штаны немного! Да, так, чтобы резинка от трусов была видна!

В окно снова ударилось несколько камешков.

– Мы готовы? – спросила я и получила утвердительный кивок. – Говорить будешь ты!

Я отодвинула шторы и раскрыла окно. Макс смотрел на нас, словно увидел второе пришествие, а не меня и Алекса.

– Чего тебе? Ты отвлекаешь меня от важных дел. Если, конечно, ты понимаешь, о чём я,– сказал Алекс Максу и приобнял меня.

Ещё чуть-чуть и я бы засмеялась. Но мне хотелось доиграть свою роль и посмотреть, что будет делать Макс.

Его лицо изменилось до неузнаваемости. Он заговорил так эмоционально, как не говорил ещё никогда:

– Какого?! Что ты тут делаешь? Отвали от неё! Фаер, я сейчас!

Больше мы с Алексом не могли сдерживать себя. Мы взорвались хохотам. Я держалась за живот, а потом посмотрела на Макса. Он был, мягко говоря, в шоке.

– Господи, Макс! Ты такой смешной! – сказала я, икнув.

– Ты что, пьяна?

– Я не пьяна! Я революционер! Я враг системы. Да, Алекс?

– Алекс! – Макс даже покраснел от злобы. – Ты её напоил? Что между вами было? Ты мне за всё ответишь!

Алекс засмеялся тихонько:

– Остынь. Мы просто пошутили.

– Что между вами было?! – повторил Макс разъярённо.

Мне было интересно. Я облокотилась на подоконник и уложила лицо на руки, согнанные в локтях. Мне было очень весело наблюдать за тем, как злился Макс.

– Я же сказал, что мы просто пошутили. Могу надеть майку, если тебя это смущает,– усмехнулся ему Алекс.

– Нет! – сказала я капризно. – Не надо. У тебя потрясающая ключица,– я захихикала, а потом икнула.

– Ты пила что-нибудь? Ты что-нибудь принимала? Я ведь знаю, что у него на вечеринке…

– Вино,– ответил вместо меня Алекс. – Я дал ей немного вина.

– Полбутылки белого вина,– пропела я, а Алекс толкнул меня в бок.

– Значит так, слушай меня! – сказал Макс Алексу озлобленно. – Надень свою чёртову майку и проваливай из дома Фаер!

– Ты меня выгоняешь? – спросил Алекс, дерзко улыбаясь.

– Да! – заорал вдруг Макс. – Пошёл вон!

– Стоп,– я сделала какой-то пьяный жест рукой. – Кто ты такой, чтобы прогонять моих же гостей из моего же дома?

– Кто я? Я твой мозг, пока ты пьяна. Не хватало ещё, чтобы этот тип остался у тебя на ночь!

– Какая чудесная идея! – вдруг радостно заговорила я. – Алекс, ты можешь остаться у меня! Уже так поздно, а ты ещё и пьян! Да! Ты переночуешь у меня! В моей постели! В жопу систему! Будем спать вместе! И я не пьяная!

– Алекс,– прорычал Макс.

– Пожалуй, у меня нет другого выхода, как остаться,– расплылся в лисьей улыбке Алекс.

– Нет, лучше уноси свой зад из этого дома,– сказал Макс очень грубо.

– Ну, Максик! – протянула я, капризно.

Я едва сдерживала смех. Мне было невероятно весело.

– Нет! Алекс у тебя не останется!

– Но ведь на улице так опасно! Уже темно и поздно! Я не могу отпустить Алекса одного,– у меня вдруг появилась отличная идея. – Я сегодня просто гений! Если не хочешь, чтобы Алекс заснул сегодня в одной постели со мной, то, будь добр, проводи его! Один он из этого дома не уйдёт!

– Фаер! – раздражённо произнёс Макс.

Но я была неумолима.

– Ну, так что? Проведёшь его? Не проведёшь? – перешла в наступление я.

– Я жду тебя на улице,– сказал он Алексу. – А ты ложись спать.

– Стой! Вдруг ты мне врёшь! Поклянись Орионом, что проведёшь Алекса!

Макс выглядел очень сердитым.

– Клянусь чёртовым Орионом, что проведу этого ублюдка домой. А теперь иди спать, гений.

– Да, мистер Радужный Единорог!

– Она точно только пила? Ты ей не давал наркотиков? – сурово спросил он у Алекса.

– Только белое вино. Оно, по идеи, не должно так сильно мозг выносить,– задумчиво ответил Алекс.

– Расслабьтесь, я же прикалываюсь,– я рассмеялась.

– Жду на улице, – сказал Макс, закрывая окно.

– Знаешь, куда приятнее мне было бы переночевать у тебя,– сказал мне Алекс, когда мы спускались по лестнице.

– Макс бы мне этого не простил, а Дима, когда узнал бы, навоображал бы себе Бог знает чего! – сказала я, рассмеявшись.

Мы спустились в прихожую. Я отдала ему его куртку, в которой пришла домой. Мне совсем не хотелось, чтобы он уходил, но ведь Макс его уже ждал на улице.

Мы постояли немного в прихожей. Я посмотрела на часы и удивилась:

– Уже четыре утра!

– Ещё четыре утра,– усмехнулся Алекс.

Он очень классный. Но, к сожалению, Макс уже ждёт, и я должна его отпустить. Я открыла входную дверь, и прямо у меня на пороге уже стоял Макс. Его лицо выражало… чёрт возьми, я понятия не имею, что оно выражало! Но от его обычного спокойствия там не было больше ничего. Я даже вскрикнула от неожиданности, а потом сказала важно:

– Вот! Я доверяю тебе Алекса! Будь с ним вежливым и любезным! Не таким, какой ты всегда!

Меня вдруг осенило, и я добавила:

– Ведь это же ужасно романтично! У вас будет ночная прогулка! Прекрасно! Когда проведёшь Алекса, то поцелуй его в лоб, пожалуйста! Это будет так мило.

– Иди отоспись, Фаер,– устало сказал мне Макс.

– Не приказывай мне, что делать,– огрызнулась я.

Макс только покачал головой и вздохнул, глядя на меня.

Они с Алексом медленно пошли прочь. Я стояла на пороге дома и смотрела им в спины. А потом заорала:

– Приятной дороги! Не порвите друг друга!

И только тогда я вернулась в свою комнату. Голова была тяжёлой, и мне ужасно хотелось спать. Я забралась под одеяло и только там поняла, что делаю то, что мне приказал Макс.

– И как он умудряется всегда знать, что мне нужно?

А потом я уснула. Просто провалилась в глубокий сон. Я бы, наверное, спала бы целую вечность. В любом случае, мне так казалось. Проснулась я только в обед следующего дня, а у меня было чувство, будто я даже и часа не поспала. Голова мне стала болеть ещё сильнее, чувствовала я себя ужасно. Мне хотелось пить.

Кто-то ещё звонил в звонок. Я налила себе в стакан воды и пошла, открывать дверь.

– Вас только не хватало,– сказала я, держась за болевшую голову.

На пороге стояли Дима и Макс. Дима выглядел взвинчено и тревожно. А Макс выглядел…

Совсем не таким он выглядел, каким я его вчера запомнила. Теперь у него под глазом синел фингал, а в уголке рта была ссадина с запёкшейся кровью. Мне нравилось, я издала какой-то непонятный одобрительный возглас.

Нет, у меня с этим какие-то проблемы, серьёзно. Мне невыносимо начинает нравиться Макс, когда у него на лице появляются ссадины или царапины. А лучше и то, и другое вместе.

– Ты как? – тревожно спросил у меня Дима.

Я молча осушила целый стакан воды.

– Понятно,– ответил он. – Ну, зачем ты пила? Зачем устроила вчера тот цирк с Алексом?

– Не пили меня,– сказала я устало. – У меня и так голова болит.

– Извини,– тихо сказал Дима.

Дима, милый Дима. Он переживает, чтобы у меня не болела голова. Он хороший. Но Макс нет.

– Вот и славно, что тебе сейчас плохо. Будешь знать,– сказал он громко.

Его слова болезненным эхом раздались у меня в голове.

– Бери пример с Димы,– сказала я ему с ноткой обиды в голосе. – Мне нужна поддержка.

– Убить тебя нужно, а не поддержка,– ответил Макс сурово.

Я обиделась. Очень обидно такое услышать, особенно когда тебе по-настоящему плохо. Мне нужно меняться. Я всегда нуждаюсь в поддержки друзей. Так не должно быть. Когда научишься находить поддержку в самом себе, вот тогда всё начнёт получаться. Тогда всё будет не так уж и ужасно.

– Мне нравится, когда ты побитый,– примирительно улыбнулась я Максу. – Это тебя Алекс?

– Мы с ним подрались, когда я провожал его домой.

– Подрались? Из-за чего?

– Из-за того, что он такой придурок,– сказал Макс, а потом вдруг улыбнулся. – Но всё нормально. Мы сразу подрались, а потом долго сидели избитые и разговаривали. Нам, наверное, только подраться и нужно было, чтобы всё наладилось.

– Так вы помирились! – радостно воскликнула я.

А потом ухватилась за свою голову. Любой шум, даже мой собственный, делал мне больно.

– Типо того,– улыбнулся Макс.

– И это всё из-за меня. Это всё благодаря мне. Спасибо? – намекнула я ему.

– Пожалуйста,– безразлично сказал он.

Но по его глазам было видно, что он благодарен. Он благодарен мне настолько, что готов даже забыть вчерашнюю шутку. Его изумруднее глаза стали чуть изумруднее и счастливее. Он весь стал чуть ярче. Или же это мне так кажется из-за его потрясающей ссадины в уголке рта.

Я тихонько простонала и дотронулась до головы.

– Дима, мне плохо,– сказала я тихо. – Дай мне какую-нибудь таблетку.

Он молча пошёл вглубь дома. Дима знает, где, что лежит. Дима знает, как, что лечить. Незаменимый в хозяйстве. Каждому нужен Дима. Но он только у меня. И славно.

Мы с Максом остались вдвоём. Он посмотрел, ушёл ли Дима. А потом сказал шёпотом, обернувшись ко мне:

– Я понимаю, что ты хочешь сделать мир лучше. Это благородное желание. Но на счёт идеи с революцией это ты зря. Алекс всё серьёзно воспринял. Для него это не пустые разговоры.

Я посмотрела в глаза Максу. Молчала. Только улыбалась. Наверное, очень устрашающе улыбалась.

Конечно, для Алекса это не пустые разговоры. Конечно, он воспринял идею с революцией всерьёз. Конечно.

Ведь всё это и я говорила абсолютно серьёзно. Я ведь настроена решительно.

– О нет, так ты тоже,– вздохнул Макс, разгадав мою улыбку.

========== Часть 13 ==========

Макс стал чуть язвительней, а Дима начал пить ещё больше чая. У него начался чайный запой. И всё из-за меня. С того самого вечера, как Алекс открыл мне глаза на то, что люди не свободны и никогда даже не были таковыми, я только и говорила, что о потребности какой-нибудь мировой революции.

И я говорила об этом каждый день. Каждый день Дима и Макс выслушивали то, что уже слышали вчера. И я не могла замолчать. Я стала читать книги, которые мне советовал Алекс, я стала смотреть фильмы, о которых он упоминал. И чем больше я поглощала информации, тем хуже картина мира оказывалась. И всё то, что открывалось для меня, я выплёскивала на своих друзей. Дима ещё как-то справлялся, но Максу было сложнее. С одной стороны стояла я, с другой Алекс. И мы хором кричали ему о том, что теперь уж точно мы начнём что-то делать. А он пытался нам объяснить, что всё кончится плохо. Он говорил, что мы ещё вспомним его слова. Мы вспомним, что он предупреждал и поймём, что он всегда был прав, а мы ошибались. Может, так оно и будет когда-нибудь в будущем, но сейчас мы его уж точно слушать не станем! Мы настроены так решительно! Нужно создать революционное движение! Нужно для начала хотя бы в своей стране что-то исправить, а уже потом приниматься за мир.

Во мне происходили перемены. Все мои предыдущие взгляды рухнули. Оставить свой след? Я действительно этого хотела? Да, я хотела, чтобы моё имя жило вечно. Это был эгоизм. Теперь же я на самом деле хочу сделать мир лучше. Не для того, чтобы прославиться, нет. Я хочу этого потому, что люди это заслуживают. Они слишком долго страдали. Пора уже что-то менять.

С каждым днём в моём сердце всё сильнее и сильнее разгорался огонь. Я жаждала бунта. Но ничего не происходило. Мы с Алексом не часто виделись, у него началась сессия. Поэтому не было никаких решительных действий. А со стороны моих друзей ожидать чего-либо решительного было глупо. Они не только ничего не делали, но и безуспешно пытались объяснить мне, что о своих революционных взглядах мне лучше молчать. Но я, вы же сами понимаете, не молчала. Зачем мне молчать, когда у меня есть, что сказать? Пусть слепцы молчат. Пусть глупцы молчат. Пусть молчат трусы, а я хочу орать.

Я никогда и не подозревала, что всего лишь один разговор может на меня так сильно повлиять. Но разговор с Алексом повлиял. Возможно, на меня повлиял Алекс. Вдруг он просто был очень убедительным в своём рассказе? Если так, то я на его месте открыла бы какую-нибудь секту. Но нет. Я никогда не поддавалась чужому влиянию, скорее наоборот. Это моему влиянию поддаются все окружающее. Одним словом, я не могу понять, почему на меня так сильно повлиял разговор с Алексом. Наверное, дело в том, что он озвучил всё то, о чём я всегда догадывалась.

Но какие-бы революционные изменения не происходили внутри меня, снаружи всё шло по-старому. Я всё так же ходила в школу, сидела на скучных уроках, доставала парней на переменах, а вечером с огромным усилием делала уроки и садилась читать ту литературу, которую советовал мне Алекс, а не учительница в школе. Мой взгляд на мир становился шире, а желание делать то, что я должна делать, медленно пропадало.