Текст книги "Прости за любовь (СИ)"
Автор книги: Анна Джолос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)
– Вполне возможно, что в итоге я стану адвокатом. Дедушка Игорь говорит, на меня одна надежда. Эти поют. Петька рисует как гений, а на мне, внимание цитата, – выставляет палец вверх, – природа отдохнула. В плане талантов всяких.
Джугели едва сдерживает улыбку.
– Зато я унаследовала его хватку, стрессоустойчивость и аналитический склад ума. Буду профессионалом своего дела, если что.
– Даже не сомневаюсь.
– Паста – огонь, почти как у мамы. У неё руки растут из нужного места, Марсель. Чего мы идём фильм смотреть?
– Ребят, спасибо за ужин, я прилягу, с вашего позволения. Голова разболелась.
Обманывает, сто процентов. Глаза вон на мокром месте.
– Так… Филя слилась. А вы двое?
– Они составят тебе компанию. Тат, убираю я.
– Да перестань, я сама.
– Нет, без разговоров. Ты готовила. Идите, – машет рукой.
Если вкратце, вскоре мы меняем локацию и сидим уже перед огромной плазмой в комнате. Сонька, бесконечно тискающая щенка, устраивается на ковре, обложившись подушками. Мы с Джугели занимаем диван.
– Только не включай этого своего любимого шрамоносца. До сих пор помню наизусть названия всех частей и заклинаний.
– А ну перечисли.
Средний палец ей показываю, и она хихикает.
– Тогда на выбор: «Из тринадцати в тридцать», «Один дома» или «Терминатор»?
– Мне по хрен ваще, – внаглую укладываюсь на коленки девчонки.
Прям как раньше.
– Тата, какой фильм смотрим? – спрашивает у неё София.
– Первый. Судя по названию, я его не видела.
– Да ты чё, сириусли? Это ж известная комедия про девчонку, мечтающую превратиться во взрослую женщину.
– Включай уже, трынделка.
– Включаю.
– И свет погаси, – требую, зевая. – Чтоб как в кинотеатре.
– Угу. Только не вздумай уснуть, – грозится она, исполняя приказ.
– Тяф!
– Раздраконила? Заткни его.
Чердак раскалывается. Уснёшь тут.
– Фу, как грубо.
– Сонь, я серьёзно.
– Всё-всё. Он будет молчать, – обещает, регулируя звук на телеке.
Собственно, так начинается кинопросмотр. И если первые минут пятнадцать я ещё пытаюсь как-то отслеживать сюжетную линию смутно знакомой комедии, то потом тупо забиваю.
Мне дерьмово.
Ломает. Хочется принять что-то. Или выпить.
Ищу руку девчонки, дабы отвлечься от навязчивой идеи осуществить то, что требует организм. Кладу её ладонь себе на башку и, как только пальцы начинают медленно перебирать пряди волос, закрываю глаза, переключаясь исключительно на эти ощущения.
Скучал по Ней так, что иной раз впору было сдохнуть…
Почему-то меня всегда нездорово штырило, когда она делала это.
Кайфовал тогда.
Кайфую до сих пор.
Хотелось и хочется, чтобы касалась.
Чтобы просто была рядом. Вот как сейчас.
– Я одна смотрю фильм? – тихо интересуется по происшествии энного количества времени.
Нехотя заставляю себя разлепить глаза.
По ходу, да.
Измученная крайними событиями Сонька, дрыхнет на пару с шерстяным. С меня, понятно, зритель тоже так себе.
– Джугели, – таращусь в экран телека.
– М?
Класть на этого Хулио. Она ведь здесь сейчас.
– Можешь полететь со мной?
Глава 28
Тата
София – это, конечно, нечто.
Официально признаю: моя симпатия к младшей сестре Абрамова совершенно точно не знает границ, ибо нравится мне в этой девчонке абсолютно всё: и буйный нрав, и непростой характер, и непосредственная прямолинейность. Про природное обаяние и чудные «фирменные» кудряшки вообще молчу.
– Миска, пелёнки, расчёска, щётка зубная, шампунь, игрушки: канатики, мячик, во такой симпатичный заяц и ещё лежак. Видишь, какой шикарный! – хвастается она перед Полей покупками, когда возвращаемся из зоомагазина.
– М-м-м… Чтоб я так жила.
– А ошейник заценила? Круть же?
– Да.
– Мы с Татой вдвоём выбирали. Где малыш? Надо бы срочно примерить.
– Спал в комнате.
– Пойду посмотрю, вдруг проснулся.
Несётся в коридор.
– Тата, – подруга понижает голос, – ты почему отказалась с ним лететь?
– Полин…
– Ты не можешь нянчиться со мной бесконечно.
– Не в этом дело.
– В этом разумеется! Не делай из меня дурочку.
Вздыхаю, рассматривая физиономию игрушечного зайца.
– Ты должна находиться с ним. Видишь ведь, как ему плохо?
– Вижу.
Утром мы с Марселем провели бок о бок целый час в её съёмной квартире, но, увы, прошёл он в немом молчании. Я собирала вещи Полины. Марсель наблюдал за мной и курил.
Не обмолвившись и словом, вернулись сюда. Он проспал до двух, а потом уехал.
Просто ушёл, пока я была в душе. Вот так. Даже не попрощался…
– Человек на грани, а значит может сорваться в любую минуту. Вон, пожалуйста, аэропорт. Отличная возможность. Поверь, он ещё до рейса накидается в баре так, что, дай бог, на самолёт вообще сядет.
– Я тоже думала об этом.
– Тут и думать не надо. Проходили уже. Хватит заниматься ерундой. Позвони и скажи, что вы летите вместе.
– Как мне тебя оставить?
Сердце буквально разрывается на части. И его отпускать одного не хочу, и Полю бросать страшно.
– Не переживай. Всё будет нормально. Присмотрю за вашим щенком. Давай, Джугели. Сейчас нужно поддержать парня. В одиночку он не справится.
Заключаю её тоненькую фигуру в объятия. Закрываю глаза.
С души будто камень упал.
– Поль, спасибо тебе.
– Да за что? За то, что бросила всё из-за меня в Барселоне?
– Я не жалею. Работать с Бланко было невыносимо, сама знаешь.
– Беги, – подмигивает, отклонившись назад.
Смотрим какое-то время друг на друга.
Сжимаю её ладонь.
– А вдруг билетов уже нет?
– Чего гадать? Посмотришь в такси. В крайнем случае, полетишь следующим рейсом.
– Верно.
– Иди собирайся.
Отпускает меня и я, бросив взгляд на часы, метеором мчусь в комнату.
– Смотри, как подошла ему расцветка! – София демонстрирует ошейник на сонном питомце.
– Красиво, – мельком глянув на Шерстяного, открываю шкаф и ворую оттуда пару футболок.
– А чё такое происходит?
– Еду догонять твоего брата.
– А он из больницы сразу в аэропорт.
– Знаю.
– Погоди, – ставит щенка на пол, – ты всё-таки решила принять его предложение?
– Подслушивать нехорошо. И доносить тоже.
Не спала вчера, хитрюга мелкая!
– Так я ж во благо, – отзывается невозмутимо. – Поля молодец, грамотно уболтала тебя. Всё будет тип-топ. Летите с миром, дети. За нас не переживайте, мы с Филей прекрасно проведём время в ваше отсутствие.
– Мы? – поворачиваюсь. – Ты хочешь остаться с ней?
– Скажу маме, что поживу пока с Полиной. Мол, она за мной присмотрит. На самом деле мы-то с тобой понимаем, да, – шёпотом продолжает, – присмотрю за ней я.
– Спасибо, Сонь.
– С тебя крутой сувенир.
– Принято.
– И это, снежная королева, будь поласковее с моим братом, ок? – кричит мне вслед.
– Хорошо, – обещаю, улыбаясь. Так странно, слышать от неё подобное.
В прихожей нахожу свою сумку. Открываю её. Визуально осматриваю содержимое и, убедившись в том, что там есть все вещи первой необходимости, начинаю быстро одеваться-обуваться.
– Мы пришли тебя провожать, – объявляет Сонька, прижимая к груди пёселя.
– Поль, там на кухне моя зарядка от телефона.
– Уже несу.
Подруга появляется из-за угла с этой самой зарядкой в руках.
Я в этот момент вызываю такси.
– Держи.
– Всё. Я уехала, девочки, – застёгиваю молнии на сапогах и встаю.
– С Богом, Тат.
Обнимаемся с Полиной. Она целует меня в щёку.
– Удачи!
– Пока, Сонь!
– Пока! – машет щенячьей лапой, обладатель которой в этот момент пытается куснуть её за пальцы.
– Вы пишите-звоните мне, ладно?
– Вот ещё! Беспокоить вас будем.
– Поль…
– Иди. Машина, наверное, уже приехала.
Забираю сумку и проворачиваю замок.
– Давай, счастливо! – машет Филя.
– Не разрешай Кучерявому пить, пожалуйста. Тотал контрол! – высовывается из-за двери Соня.
– Постараюсь. Закрывайтесь.
Тороплюсь к лифтам. Нажимаю на кнопку и нетерпеливо жду, пока одна из кабин доедет до моего этажа.
– О, сегодня вы одеты, надо же!
– Добрый день.
По случайному стечению обстоятельств, снова еду вниз с хозяйкой клаустрофоба Люцифера, по традиции тявкающего на меня всю поездку.
– Слышали, недавно полиция арестовала какого-то преступника в нашем доме. Кошмар, с кем квадраты делим? Вот вам и элитная жилплощадь.
– Он не преступник, – цежу сквозь зубы.
– То есть?
– То и есть, – спиной к ней поворачиваюсь и, благо, диалог наш на том и кончается.
Холл. Аллея. КПП.
Пару минут спустя сажусь в такси и, сверив с водителем адрес конечной точки, открываю приложение, чтобы найти билет.
Удача, невероятное везение или судьба – не знаю, но билет до Питера купить удаётся. Как раз на тот самый рейс, которым улетает Абрамов.
Прохожу онлайн-регистрацию, чтобы не тратить время на простой в очереди к стойке.
Тирлям.
Мне прилетает сообщение от незнакомого абонента.
«Я выяснила: Кучерявый ещё в больнице у папы в палате»
А затем ещё одно.
«Там родственники наши приехали. Я велела им, чтобы они его задержали»
Сонька.
Отправляю Штирлицу смайл-поцелуй. Сохраняю номер и поворачиваюсь к стеклу, о которое ударяются снежинки.
А Москва-то, оказывается, вовсю готова к грядущему Новому Году… Улицы украшены гирляндами, арками и нарядными ёлками. Витрины магазинов пестрят разноцветными огоньками, заманивая прохожих.
Надо же. В свете всех произошедших событий я как-то и забыла про надвигающиеся праздники. Всегда раньше так их ждала…
– Здесь? Вам больница нужна?
– Да. Спасибо.
Водитель тормозит у шлагбаума и я торопливо выбираюсь из машины, надеясь на то, что успею поймать Марселя до того, как он уедет в Шереметьево.
Прохожу на территорию больницы.
Пока иду, пытаюсь при помощи хорошо знакомой дыхательной техники угомонить взбудораженное сердце, гулко толкающееся в рёбра.
Снег сыпет вовсю.
Прячу руки в карманы от мороза.
Останавливаюсь и выдыхаю с облегчением, когда замечаю своего Кучерявого в компании взрослых мужчин.
Они стоят чуть левее лестницы. Курят и о чём-то разговаривают. Однако как только мы встречаемся с Марселем глазами, он выбрасывает окурок, прощается с ними и направляется в мою сторону.
– Джугели, ты меня преследуешь? – поравнявшись со мной, спрашивает вопросительно выгибая бровь.
– Размечтался, – поджимаю губы.
– Что тогда? Пришла попрощаться? Надумала вернуться в эту свою Барселону?
– Нет.
– У меня закончились версии.
Склоняет голову набок. Смотрит на меня. Ждёт разъяснений.
– Я решила, что надо слетать к матери в Питер. Купила билет и раз уж у нас один самолёт…
На его бледном, измученном недосыпом лице, появляется тень улыбки.
– Что? – уточняю хмуро, ощущая, как горят при этом щёки.
– Твоя мать на пару с Даней летит сюда. Она звонила утром родакам. Хотят с отцом увидеться.
Чего?
– Не скоординировались…
Опускаю взгляд.
Вот блин! Ну мама! Могла бы и предупредить!
– Джугели…
Сквозь стыд и смущение, заставляю себя взглянуть на него.
– Будешь издеваться или шутить на эту тему, клянусь, я…
Протягивает руку. Накидывает капюшон мне на голову.
– Спасибо, Тата.
Когда я решила полететь с Марселем в Питер, я не учла одну вещь – популярность солиста группы «Город пепла».
С того момента, как мы оказываемся в аэропорту, меня не покидает стойкое ощущение того, что за нами постоянно наблюдают.
А желающие сфотографироваться? Молодёжь в этом плане без комплексов совершенно. Особенно девчонки.
И ладно бы только это. Неприятно поражает другое: люди ведь, не стесняясь, снимают Его на вездесущие телефоны. Причём везде. В зале ожидания, у гейта, в самолёте.
Кстати, про самолёт… Парня не устраивает вариант, при котором мы должны находиться в разных концах салона. Не знаю как, но ему удаётся договориться со старшим бортпроводником, и по итогу сидим мы рядом в бизнесе.
Всё также молча. Правда держась за руки, ведь в какой-то момент его ладонь уверенно касается моей…
– Как красиво…
Несколько часов спустя стою у окна нашего гостиничного номера. Вид отсюда открывается просто невероятный! Прямо на Исаакиевский собор.
– Я почти всегда здесь останавливаюсь. Удобно. Вышел – всё рядом. Гуляй по Невскому до утра, – тоже смотрит на улицу.
– Во сколько репетиция?
– Надо ехать, – Марсель вскидывает запястье с часами.
– Уже?
Мы только-только из Пулково приехали.
– Да. Ты ведь со мной? Раз уж навестить мать не вышло, – добавляет, ухмыльнувшись. За что, собственно, и получает локтем в грудь.
– Не знаю. Насколько это будет уместно?
– Более чем.
– Есть полчаса?
– Есть.
– Мне нужно в магазин одежды. Я всё ещё без вещей.
– Тогда идём. Знаю одно место. Тут недалеко.
*********
Итак, девять вечера.
После посещения магазина, покупки вещей и ссоры, возникшей на почве того, что Марсель самовольно оплатил покупку, едем в клуб.
Невероятно, но приезжаем мы в тот самый A2, попасть в который летом для нас с Филей оказалось проблемой, ввиду отсутствия доступных билетов.
Вот ведь надо же…
– Привет. Как долетели?
Илона, одетая с иголочки и встретившая нас почти у самого входа, несмотря на прозвучавшее «долетели», здоровается как будто бы исключительно с ним.
– Пойдёт.
– Ты плохо выглядишь, – констатирует концертный директор, встревоженно взглянув на своего артиста.
– Я вижу своё отражение в зеркале.
– Извини.
– Что по завтрашнему дню?
– Фестиваль начинается в двадцать часов ровно. Вы выступаете последними, – разъясняет на ходу, цокая шпильками. – То есть выход где-то в промежутке от двадцати одного сорока до двадцати двух ноль-ноль. Исполняете семь песен.
– Ясно.
– Горин должен прилететь днём. Его пригласили, как представителя лейбла. Какие-то награды то ли вручать, то ли получать.
– Плевать на эти награды.
– Аппаратура настроена. Ребята уже начали репетировать.
– Саундчек завтра во сколько?
– Думаю, часов в шесть.
– Окей.
– Я сделала то, о чём ты просил, – достаточно холодно произносит.
– Спасибо.
– В следующий раз предупреждай заранее, пожалуйста.
Вроде и разговаривают друг с другом относительно нормально, но вот в такие моменты прям остро чувствуется, что между ними пробежала чёрная кошка.
– Как отец?
– Ты была у него позавчера сама. Сегодня звонила матери. Зачем спрашиваешь?
– Что такого? Не могу спросить? – явно с обидой отзеркаливает она.
Не знаю, чем закончился бы этот напряжённый диалог, если бы мы не оказались в огромном пустом зале, где Ромасенко отрывается на барабанах.
– Я скоро вернусь, присядь вон там на випке, – говорит Марсель, наклонившись к моему уху.
– Как туда пройти? – озадаченно хмурю брови.
– Я провожу, – неожиданно для нас обоих предлагает Илона, проследив за моим взглядом.
И да. Она действительно делает это. Отводит меня наверх, неплохо ориентируясь в лабиринтах внутренних коридоров.
– Как себя чувствует Полина?
– Позвони и узнай.
– У меня нет её номера.
Усмехнувшись, киваю.
– Сложно сказать?
– Не уверена, что тебя это по-настоящему волнует.
– Волнует. Не нужно делать из меня монстра. Марсель употреблял что-нибудь вчера или сегодня? – интересуется тоном прокурора, когда поднимаемся по лестнице.
– Почему ты мне задаёшь этот вопрос?
– Очевидно потому что ты знаешь ответ, – отбивает бывшая подруга рикошетом. – Так что? Да/нет?
– Нет.
– Наверное, только поэтому он здесь. Раздражённый, агрессивно настроенный, но здесь.
– Ему очень тяжело сейчас.
– Ты считаешь, я этого не понимаю? Вообще-то, я довольно тепло отношусь к его семье.
Оно и видно. Приходила в больницу. Лично звонила его матери.
– Нельзя перенести оставшиеся концерты на будущий год?
– Джугели, – поджимает губы, – если бы ты знала, сколько их было перенесено…
– Тогда его отец не находился между жизнью и смертью.
– Думаешь, кого-то всерьёз беспокоят наши личные проблемы? Гендиректора лейбла, организаторов, людей, купивших билеты. Я итак наизнанку с АВГУСТА выворачиваюсь, то и дело прикрывая Марселя со всех сторон.
– Месяц целенаправленно подчеркнула? – выгибаю бровь, глядя ей в глаза.
– Всем прекрасно известно: Марселя понесло после твоего появления, – отзывается, воинственно выдержав взгляд.
– Он действительно хочет уйти из группы?
– Большей глупости и представить нельзя.
В этом я с ней согласна.
– Это будет конец для «Города». Нового солиста не примет ни коллектив, ни поклонники.
– Ребята говорили с ним на эту тему?
– Марсель в пух и прах разругался с каждым из них.
Оно и заметно. Парни даже не поздоровались друг с другом. Просто начали играть песню сначала.
– Паше и тому досталось. На прошлом концерте они чуть не подрались.
– Из-за чего?
– Из-за бутылки. Которая стала для Кучерявого дороже друзей, – констатирует, глядя на сцену.
– Не надо так. Это неправда.
– Послушай, – поворачивается ко мне. – Отрадно, конечно, что ты снова появилась в его жизни, в контексте того, что он этого очень ждал, но давай скажу, как есть…
– Говори, – прищуриваюсь.
– Ты опять всё пропустила. Уже по традиции.
Намекает на аварию, разумеется.
– А если без яда?
– Я про очередной тяжёлый период. Ты и представить не можешь, в каком состоянии мы его видели. Под чем и как часто, – делает многозначительную паузу. – Сколько раз он пропадал. Сколько раз мы его искали, забирали чёрт знает откуда. Сколько разговаривали, уговаривали обратиться к врачу. А как к этому самому врачу возили кодироваться? Дважды! Второй раз чуть ли не насильно скрутив.
– И чем это кончилось? Человек должен сам осознать, что ему нужна помощь.
Илона опять натянуто улыбается.
– Хорошо умничать со стороны, верно? Тебя ведь всё это не коснулось. Меня, как друга и концертного директора, да. Ребят, как друзей и участников группы, естественно, тоже.
– Пусть меня не было рядом тогда, но сейчас я с ним и постараюсь сделать всё, что от меня зависит.
– На сколько ты приехала? – осведомляется вдруг. – Пробудешь в Москве до Нового Года? Или, может, задержишься на месяц, а потом исчезнешь? Когда назад в Испанию, Тата?
Звучит как издёвка, но я понимаю, почему она язвит. Имеет, в общем-то, право.
– Я в Испанию не вернусь.
Илоне не удаётся скрыть удивление. Судя по выражению лица, на такой ответ она вряд ли рассчитывала.
– А твои отношения с тренером?
Не берусь предполагать, откуда ей о них известно.
– Нет никаких отношений. Я поставила точку. Ещё в конце лета, после встречи с Марселем.
Осознанно даю это пояснение. Хочу, чтобы она знала: моему сердцу тоже дорог этот парень.
– Значит насовсем перебралась в Москву?
То ли я жутко мнительная, то ли в её глазах наблюдаю нечто, похожее на окончательное крушение надежд.
– Не хочу загадывать, но вполне возможно.
Она кивает и какое-то время молчит.
Явно расстроена. Ошарашена. Шокирована.
Но Вебер – это Вебер. В какую-то секунду она собирается и, вскинув подбородок, произносит:
– Что ж. Тогда терпения тебе и любви вашему союзу. Главное – взаимной, – добавляет едва слышно, а затем уходит, оставляя меня одну.
Минуты идут, а я так и сижу в растрёпанных чувствах.
Особенно не по себе становится, когда слышу песню, написанную Абрамовым после нашей встречи на теплоходе.
А всё потому, что в этой песне нас, очевидно, трое…
– Ты прости за любовь мою к ней
Не убить, ведь она яда сильнее
Не испить, она глубже, чем океан.
Не забыть. Без неё я безумен и пьян.
Ты прости. Не стереть. Помню эти глаза
В них мой ад и рай, в них моя весна
Не вини. Ты себя, это я – мудак
Так хотелось иначе, но пусть будет так
Ты права: травит душу, но мне это нужно
Стать нормальным? Прости. Мне это чуждо
Я помешан, разбит, потерян и болен
Моё сердце в крови, мои чувства в ноль…
Мазохист? Да, быть может, но всё же
Как с тобой, чёрт возьми, мы в этом похожи
Ждём тепла там, где в минус лютая стужа
И отчаянно так… Просто хотим быть нужными.
Ты прости за любовь мою к ней
Не убить, ведь она яда сильнее
Не испить, она глубже, чем океан.
Не забыть. Без неё я безумен и пьян.
Глава 29
В какой-то момент репетиция то ли заканчивается, то ли прерывается. Гитары не играют, барабанная установка молчит, но слышатся голоса.
Что-то не так.
Вижу, что парни скучковались и разговаривают на повышенных тонах, выясняя отношения.
Что конкретно там происходит, понять отсюда невозможно. Однако догадаться, чем всё может закончиться, нетрудно. Поэтому я, вскочив с места, тороплюсь спуститься вниз, по памяти придерживаясь того маршрута, который показала Вебер.
Кстати, про неё.
Резко останавливаюсь, случайно заметив девчонку на лестничном пролёте, мимо которого неслась.
Илона, одетая в свой дорогой небесно голубой костюм, сидит прямо на ступеньках и курит сигарету.
Услышав шаги или заметив какое-то движение, поворачивается, и мы смотрим друг на друга.
Неловко вышло.
Не знаю, как объяснить, что чувствую, когда вижу её мокрое от слёз лицо и ту боль, которой горят её глаза.
Мне почему-то тоже больно…
Как бы странно не звучало, но в эту самую секунду я искренне ей сочувствую, в полной мере осознавая, что сама никогда не находилась в подобной ситуации и в отличие от неё, была тем счастливым человеком, которого самоотверженно любили.
– Почему не играют? – шмыгает носом и опускает взгляд, явно смутившись того, что я увидела её в таком состоянии.
– Ругаются.
– Прекрасно, – выдыхает устало.
Наблюдаю за тем, как тушит сигарету, достаёт из кармана салфетку и поднимается со ступенек.
Дабы не создавать ещё большую неловкость, спешу продолжить свой путь дальше.
Вибрирует телефон.
Смотрю, кто звонит.
Хавьер.
По ходу движения сбрасываю вызов. Дважды подряд.
Что ему понадобилось от меня, не берусь даже представить. И гадать не хочу. Не до него сейчас от слова совсем.
– Давайте просто продолжим репетировать.
Это Горький говорит вроде.
– На хер.
– Ты чем-то недоволен?
Слышу голос Марселя.
– Представь себе, – отзывается Ромасенко.
Илона догоняет меня и на сцене мы оказываемся как раз вовремя, так как разборки в самом разгаре.
– В чём твоя проблема?
– Будто ты не понимаешь!
– Не понимаю.
– Проблема в ней! Ты притащил Её сюда. После всего, что было, – выплёвывает Максим с ненавистью.
– Тебе платят за то, что ты стучишь палками по барабану? Стучи молча.
– Пошёл ты! Я не собираюсь устраивать персональный концерт для этой твоей грузинской шку…
– Марсель!
Ну конечно не успеваем до него добежать.
Ни я. Ни Илона на эти своих высоченных каблуках. Ни Паша, который держит гитару. Ни подскочивший со стула от неожиданности Чиж.
Абрамов бьёт своего барабанщика по лицу. Тот, отлетев к своей установке, разозлившись, бросается на него в ответ.
– Не надо!
Дерутся. Боже, как они дерутся!
Агрессивно, остервенело лупят друг друга.
Падают на пол. Катаются по нему, матерясь.
– Чмошник, она ноги об тебя вытерла, а ты!
– Завали хлебало!
– Лох конченный, потерять всё из-за куска…
Договорить в очередной раз не успевает. Снова отгребает по зубам.
– Прекратите!
– Не лезь туда, Тата, – Чиж не позволяет мне вмешаться, в то время как Паша в одиночку пытается остановить происходящее безумие.
– Хватит, пацаны! Марс!
Но парня сдержать невозможно. Он итак все эти дни был эмоционально не стабилен, а теперь и вовсе, будто слетел с катушек. Злой, заведённый до предела, дубасит своего друга с такой жестокостью, что мне, честно говоря, становится очень-очень страшно за Ромасенко, не сумевшего, ввиду характера, закрыть рот.
– Марсель!
Что творится… Кошмар настоящий.
Словно самый дурной сон вдруг стал явью.
– Вы двое, немедленно перестаньте! С ума сошли? – отчаянно кричит перепуганная Илона.
– Разнимите их, Паш! Скорее разнимите!
Чиж устремляется ему на помощь. Кое-как вдвоём оттаскивают обезумевшего, взбешённого Кучерявого в сторону.
Я спешу туда. Илона – к кашляющему Ромасенко. У того лицо в крови.
– Хватит, Марс, притормози, – Паша всеми силами удерживает товарища, которому дай волю – и он продолжит драку.
– Отвали, Горький! – сопротивляется захвату, тяжело дыша.
– Ему достаточно. Слышишь?
– Недостаточно!
Предпринимает попытку скинуть руку, но когда понимает, что это я висну на его правом предплечье, перестаёт агрессировать. Видимо, чтобы случайно мне не навредить.
– Успокойся, Марсель, – молю, глядя в его почерневшие от ярости глаза. – Уйдём отсюда. Пожалуйста. Я прошу тебя. Прошу, – без конца повторяю.
Не знаю. Возможно, его приводят в чувство мои слёзы, потоком хлынувшие из-за пережитого стресса. Может, запоздало и сам, бросив взгляд в сторону друзей, осознаёт, что уйти сейчас – острая необходимость.
В общем, чудом позволяет увести себя оттуда.
Подцепив куртку, лежащую на стуле, тяну парня к выходу.
Лишь пять минут спустя, оказавшись за стенами клуба, немного выдыхаю, когда вызываю такси, пока он курит.
Вроде всё закончилось, а сердце до сих пор стучит как ненормальное и сжимается от боли, стоит увидеть сбитые костяшки его пальцев.
– Что? – смотрит на меня исподлобья, медленно выдыхая дым.
– Не нужно было этого делать, – качаю головой.
– Сам разберусь. Что нужно, а что нет, – стряхивает пепел.
– Он твой друг.
– И дальше что? Это даёт ему право вести себя подобным образом?
– Ты набросился на него так, что мне… Стало страшно, – говорю как есть. Потому что очень сильно испугалась.
– Ромасенко получил то, что заслужил, – отзывается холодно. – Я не собираюсь обсуждать это. Наша машина? – уточняет, глядя на подъезжающий автомобиль.
– Да.
– Поехали, – выбрасывает окурок и открывает дверь, когда такси останавливается рядом с нами.
Оба садимся назад.
Марсель закидывает руку назад. Прикрывает глаза.
Всю дорогу до отеля слушаем по радио дурацкую юмористическую программу и сопровождающий эфир смех водителя. Неуместный и раздражающий, учитывая обстоятельства.
– Кто трезвонит?
Марсель замечает, что я несколько раз подряд кого-то сбрасываю. Однако из-за спецплёнки, защищающей экран от любопытных глаз, увидеть имя абонента совершенно точно не может. Поэтому я лгу, дабы не обострять сейчас. И без того ведь накал нешуточный.
– Поля. Потом перезвоню.
Он молча отворачивается к окну, а я мысленно посылаю «добрый привет» своему неугомонному бывшему тренеру, объявившемуся по закону подлости в самый неудачный момент.
– Аха-ха-ха-а-а!
– Слушай, мужик, выключи это дерьмо! – несдержанно бросает Марсель водителю.
К счастью, тот реагирует адекватно. Прикручивает громкость почти в ноль и даже виновато извиняется, покосившись на пассажира, пребывающего в дурном расположении духа.
Как итог, оставшийся путь едем в напряжённой тишине.
– Всего доброго. Спокойной ночи, хорошего отдыха, – произносит мужчина, уже когда паркует машину у центрального входа в отель.
– И Вам.
Собираюсь выйти. Открываю дверь, и в эту самую секунду телефон, зажатый в моей ладони, вибрирует снова.
Оказываюсь абсолютно не готова к тому, что парень выхватывает его из моих рук и выходит с другой стороны.
Чёрт!
Сердце пропускает удар.
Нет-нет-нет!
Торопливо выбираюсь из ниссана. Шагаю к тротуару.
Марсель, конечно же, уже встречает таким взглядом, что становится ясно: скандала не избежать.
– Поля, – зло усмехнувшись, показывает экран, на котором горит проклятое Хавьер.
Почему, ну почему я не заблокировала его после того нашего последнего разговора в офисе! Дура!
– Я объясню… – сглатываю нервно.
А потом непроизвольно зажмуриваюсь, ведь он разбивает мой телефон об асфальт. Просто со всей дури швыряя его о землю!
– Ты… Что ты сделал? – растерянно смотрю на погасший и треснутый от удара экран.
Хватает за куртку. Дёргает к себе.
– Я же сказала, что всё объясню!
– Я похож на долбоёба?
– Не ори на меня!
– Я тебя ещё раз спрашиваю. Похож?
Ткань, натянувшаяся до предела, неприятно режет подмышкой.
– Ты делаешь мне больно.
– Пока со мной таскаешься, этого не потерплю. Ясно тебе?
Стискивает челюсти до скрежета зубов. Прожигает дотла глазами, пылающими ненавистью.
– Таскаешься? Я верно услышала? – прищуриваясь, цитирую.
– Как твоё поведение ещё назвать? – отбивает ледяным тоном.
– Знаешь что, Абрамов! Я хотела по-человечески поддержать, утешить, видит Бог, но…
– Поднимайся наверх в номер, – перебивает грубо. – Раздевайся догола и ложись в кровать.
– Что? – в шоке на него таращусь, не моргая.
– Что слышала. Перекурю, поднимусь – утешать будешь, – цитируя уже меня, заявляет зло и ядовито. – Покажешь, чему научилась за это время.
Секунды растягиваются в вечность.
Его слова как пули. Расстреливают в упор. Ранят насмерть.
Заряжаю ему такую хлёсткую пощёчину, что сама от себя не ожидаю.
Аж прохожие на этот звук оборачиваются.
Он же, в свою очередь, молчит. По-прежнему травит уничтожающим взглядом.
Бледный.
Желваки ходят по лицу.
Неосознанно дотрагивается до покрасневшей скулы пальцами.
А мне… Мне обидно. Обидно до болезненного спазма в груди. До удушающей тошноты, стискивающей горло.
Как он может вот так со мной?
Закусываю губу, чтобы не разрыдаться от того, насколько униженной себя чувствую.
Отступаю назад.
Поднимаю отлетевший в сторону телефон. Разбитый в хлам.
– Тебе нужен врач, ты и правда болен, – выдыхаю тихо.
Усмехнувшись, кивает.
Ещё с минуту стоит, опустив голову, а потом уходит прочь.
Убираю в карман не подлежащий восстановлению гаджет и прислоняюсь спиной к стене.
Закрываю глаза и слушаю, как падает снег…
Первая мысль – поймать такси, уехать в аэропорт и купить билет на ближайший рейс до Москвы.
Вторая – добраться до квартиры матери и провести ночь там. Благо, ключи у меня есть.
Оба варианта хороши по-своему, но я почему-то всё ещё стою у отеля и не решаюсь воплотить в реальность какой-либо из них.
Смотрю в ту сторону, куда направился этот кучерявый идиот.
Куда пошёл на ночь глядя? Пить?
Полина предупреждала о том, что сейчас его психика крайне нестабильна, и с вероятностью в восемьдесят процентов возможен срыв. Поэтому не удивлюсь, если он решит подзаправиться алкоголем в каком-нибудь баре.
Вздыхаю.
Переживаю за него, несмотря на то, что разругались.
Здравый смысл и гордость на пару кричат: «Не вздумай бежать за ним! Уезжай!» А сердце отчаянно протестует: «Нет, ты не можешь снова его бросить!»
Промаявшись на морозе неизвестный отрезок времени, принимаю крайне непростое для себя решение: подняться в номер и дождаться его возвращения. Как минимум, это необходимо для собственного успокоения, ведь мне очень важно убедиться в том, что с ним всё в порядке. Иначе, находясь где-то в другом месте, попросту не усну.
Открываю ключ-картой дверь. Прохожу за порог, разуваюсь, снимаю куртку.
Заглядываю в ванную. Ополоснув руки, смываю макияж гелем и возвращаюсь в комнату. Там, переодевшись в футболку, выключаю свет, устраиваюсь на подоконнике и, глядя в окно на Исаакиевский, принимаюсь терпеливо ждать.
Мысленно прокручиваю в уме хронологию этого вечера. Разговор с Илоной. Конфликт ребят. Драку. Нашу ссору.
Испугалась за дурака Ромасенко, но лукавить не буду: приятно было, что Марсель не позволил ему меня оскорблядь.
«Виртуозно оскорбил позже сам» – вновь подаёт голос уязвлённая гордость.
Был ли повод?
По сути, если включить взрослого человека и немного поразмышлять, то ответ положительный. Ссору у отеля вполне можно объяснить тем, что у него изначально в голове сложилась ошибочная картина происходящего, подкреплённая впоследствии настойчивыми звонками от Бланко и моим враньём.








