Текст книги "Прости за любовь (СИ)"
Автор книги: Анна Джолос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)
– Марсель…
Сердце лупит о рёбра с удвоенной силой. Напряжение между нами такое, что вот-вот замыкание произойдёт.
– За столько лет не нашла возможности рассказать?
Его глаза, буквально прожигают меня насквозь, полыхая обидой и острым разочарованием.
– Прости, – проиграв в этой борьбе, опускаю взгляд.
– За что простить? – горячее дыхание опаляет кожу.
– За молчание. За то, что исчезла, не объяснившись. За то, что причинила тебе боль. Я искренне сожалею.
– Да не нужна мне твоя жалость, Джугели! – резко разжимая пальцы, восклицает гневно.
– Постой! – спешу за ним в коридор.
К двери направляется, на ходу срывая с вешалки свою куртку.
– Не уходи. Ты ведь только пришёл, – преграждаю путь, пользуясь тем, что обувается.
– Отойди.
– Не отойду.
– Джугели…
– Останься дома. Пожалуйста.
Прошу об этом отчаянно. Фактически умоляю, когда на меня надвигается.
– Я тебя видеть не могу, – вцепившись в мои плечи, произносит сердито. – Понимаешь ты, нет?
Морщусь потому, что делает больно.
– Понимаю, ненавидишь.
– Отойди, – раздражённо цокает языком.
– Давай поговорим.
– Не о чем нам говорить, – обрубает сухо. – Дай пройти.
– Нет…
Сопротивляюсь, пытаюсь помешать, но, увы, парень куда сильнее.
Он, не церемонясь, довольно грубо отодвигает меня в сторону и беспрепятственно покидает свою квартиру, заперев при этом дверь на ключ.
– Марсель!
Чёрт возьми!
Слышу, как уходит.
Прижимаюсь спиной к стене. Медленно оседаю на пол и обхватываю голову руками.
И всё-таки, похоже, вы переоценили мою значимость, Игорь Владимирович.
Или нет?
Я вдруг вспоминаю о том, что у меня есть свой ключ. Ключ, оставленный Илоной. Им я пользовалась уже не единожды.
Соображаю быстро. Дальнейшие действия совершаю абсолютно необдуманно.
Вскочив с пола, достаю из сумки связку, обуваюсь и, открыв дверь, выбираюсь в холл.
Проделав манипуляции с замком с обратной стороны, бегу к лифтам. Жму на кнопку и слишком поздно понимаю, что забыла надеть куртку.
Табло показывает цифру двадцать.
Нет, не успею вернуться. Да и плевать…
Нервно переминаясь с ноги на ногу, нетерпеливо жду, когда кабина окажется на моём этаже.
Створки наконец открываются.
Залетаю внутрь и едва не врезаюсь в пожилую дамочку, держащую на руках маленькую, пучеглазую собачонку.
– Господи Иисусе! – верещит она испуганно на пару с этой самой собачонкой. – Меня чуть инфаркт не хватил.
– Простите, очень тороплюсь, – извиняюсь виновато.
– Оно и видно, милочка, – косится в мою сторону, не без любопытства разглядывая. – Тише, Люцифер. Успокойся, мальчик.
Люцифер? Серьёзно?
Хотя, судя по нраву, кличка соответствующая.
– У него клаустрофобия. К тому же, он не любит ехать в лифте с посторонними.
– Что ж. Придётся потерпеть, – развожу руками и только сейчас замечаю, что шубка на чихуахуа – точь-в-точь миниатюрная версия той, в которую одета хозяйка.
Забавно.
– Метеопрогноз показывает минус двенадцать. Вы же не на улицу в таком виде? – удивлённо спрашивает последняя, когда звуковой сигнал и электронное табло оповещают о прибытии на первый этаж.
– Как раз туда, – устремляюсь наружу, стоит только створкам разъехаться.
Преодолеваю спуск по ступенькам под аккомпанемент пародии на собачий лай.
Бегом пересекаю холл, вызвав недоумение на лице консьержа, читающего газету.
Толкаю от себя первую стеклянную дверь.
И вторую, ведущую к парадному входу тоже.
Только бы не ушёл далеко. И не сел в такси!
Снова лестница.
На последней ступеньке, поскользнувшись, едва не падаю, проявив чудеса координации.
– Абрамов! – кричу, поймав равновесие.
Если меня не подводит зрение, это его фигура движется в направлении КПП вдоль пустой аллеи, красиво подсвеченной резными фонарями.
Да. Остановился. Успела.
Только что делать дальше? Не совсем понятно.
Несусь по выпавшему снегу меж высаженных в ряд сосен.
Светит луна. Метель лупит в лицо. Мороз нещадно кусает, но сдаваться я не намерена.
Нельзя его отпускать. Просто нельзя.
Притормаживаю метров за десять до цели. Замедляю шаг, пытаясь привести в норму сбившееся дыхание.
– Ты спятила, Джугели?
Усмехнувшись, киваю.
Вот ведь как бывает… Раньше бегал за мной он, а теперь мы поменялись местами.
– Иди домой, – командует строго.
Отрицательно качаю головой.
– Заболеешь, глупая, – снимает с себя куртку и набрасывает её мне на плечи.
– Марсель…
Надо что-то говорить, но у меня, как назло, правильный монолог мысленно никак не выстраивается.
– Иди давай, не мёрзни.
В глаза друг другу смотрим: убийственно долго и отчаянно пристально.
Тишина. Ни души. Падая с неба, кружат озорным хороводом снежинки.
Они оседают на тонкий, чёрный свитер. Опускаются на Его тёмные завитушки и лицо.
– Мне нужно кое-что тебе вернуть, – наконец обретаю голос.
– Вернуть? – хмурится, не понимая, о чём речь.
– Да, – делаю ещё один шаг вперёд. Так, чтобы оказаться максимально близко.
Сейчас или никогда, Тата.
Не даю себе времени на размышления касаемо гордости и приличий. Обвиваю крепкую шею руками и решительно прижимаюсь своими губами к его. Предварительно зажмурившись, конечно. Страшно ведь до ужаса, что оттолкнёт…
Поначалу, клянусь, есть ощущение, словно так и произойдёт, ведь на мой поцелуй, достаточно провокационный и обличающий, реакция со стороны парня следует не сразу.
Сперва он, чёрт возьми, вообще замирает неподвижной статуей, однако стоит мне попытаться отстраниться, почувствовав болезненный укол всепоглощающего стыда, как всё вдруг резко становится иначе.
Вот мою талию сжимают его ладони.
А вот в следующую секунду его ледяные губы целуют так горячо, что внутри меня целый фейерверк неописуемых по силе эмоций взрывается калейдоскопом.
Трепет. Чистый восторг наполняет каждую клеточку.
Исчезает весь мир вокруг. Остаётся только ощущение невероятного полёта и невесомости.
Я снова возвращаюсь в то далёкое, особенное лето. Драка. Задний двор. Дождь. Поцелуй. Именно тогда я впервые узнала, что это значит: по-настоящему чувствовать.
Когда между вами химия.
Когда кровь кипит, гремучей реактивной жидкостью перемещаясь по венам.
Когда сердце стучит на износ и кажется, что вот-вот не выдержит, разорвётся.
Когда душа парит, выпуская на свет порхающих крылатых созданий.
Когда ты понимаешь: хочу, чтобы это никогда не заканчивалось и продолжалось целую вечность.
– Джугели… – гладит холодными пальцами скулу, зарывается пятернёй в волосы и целует меня так, что я напрочь теряю всякую связь с реальностью.
Судорожно дыша, принимаю всю ту боль и страсть, что сокрушительным цунами на мои губы обрушивается. Едва успеваю ответной нежностью усмирять разбушевавшуюся стихию.
Не соображаю. Не анализирую. Не думаю.
Вкус. Дыхание. Прикосновения.
Каждое неосторожное движение распаляет.
Ближе. Сильнее. Ярче.
До дрожи. До озноба. До мурашек и подгибающихся коленок.
Беспомощно тону. Уносят потоком бурные, неистовые волны. Качают на себе. Поднимают вверх и резко опускают вниз. Дико пугают, однако вместе с тем позволяют ощутить всю остроту происходящего. Глубокую потребность раствориться в другом человеке. Ненормальную. Нездоровую. Губительную, но в то же самое время способную вылечить и спасти…
Больно.
Запредельно хорошо.
Невыносимо волнительно.
Одурманивающе.
Не знаю, сколько минут проводим в состоянии полнейшего отрыва от существующего вокруг нас настоящего.
Сознание затуманено. Голова кружится. Губы немеют и горят от поцелуев, прекращать которые – чистое преступление.
– Эу, молодёжь, завязывайте так откровенно хулиганить. Не то штраф вам выпишем за непотребное поведение в общественном месте.
Голос и смех со стороны действуют отрезвляюще. По крайней мере, на меня, смутившуюся от подобных замечаний.
– Марсель…
Призвать к благоразумию парня, явно слетевшего с катушек, удаётся не сразу.
Не отпускает. Не слышит. Тяжело и рвано дышит. Взгляд абсолютно невменяемый. Глаза дурные.
Подозреваю, что, возможно, и сама выгляжу ровно также.
– Идём домой, – шепчу тихо, когда касается своим лбом моего.
– Покурю, – произносит, неотрывно на меня глядя.
– Раздетый.
– Недолго.
Киваю и отступаю назад, осторожно высвободившись из плена его рук.
Щёлкает зажигалка.
Вспыхивает пламя.
Загорается фитиль сигареты.
Молчим на протяжении этих нескольких минут.
Да и нужны ли вообще слова? Думаю, нам обоим подобрать их сейчас будет проблематично.
Растираю ладони, чтобы хоть чем-то занять свои руки. Воспринимает, как отсылку к тому, что замёрзла. Выбрасывает окурок и, зацепив мои пальцы своими, ведёт по аллее к подъезду дома.
Боже, не сгореть бы со стыда.
Сама его поцеловала. Объясняться как будешь?
От беспокойных мыслей отвлекает разговор консьержа и двух людей, одетых в полицейскую форму.
Что-то случилось? Кто-то вызвал?
Поднимаемся по ступенькам.
Как назло, лифта внизу нет. Приходится ждать и, конечно, те самые полицейские в итоге оказываются с нами в одной кабине, причём по глупой улыбке узнаю в этом дуэте того самого прохожего, грозившегося нас оштрафовать.
Непроизвольно заливаюсь краской под внимательным взором сотрудников правоохранительных органов.
– Какие-то проблемы? – недружелюбно интересуется Марсель, отодвигая меня за свою спину.
– Разве?
– Уточняю.
– Нет никаких проблем.
– Но можно организовать, – подключается второй.
– Ну давай, организуй. А лучше объясни своему сопливому напарнику, что шутки шутить бывает опасно для здоровья.
– Марсель… – дотрагиваюсь до его предплечья, призывая тем самым к спокойствию.
– Слушай, Фёдор Ильич, мне кажется, я видел где-то его лицо, – прищуривается молодой. – Не на фотороботе случаем? В розыске у нас не числится?
– Да вы что? Какой фоторобот? – вмешиваюсь я, кожей ощущая идущее от Абрамова напряжение.
– Не, погоди, его по телеку показывали. Точно! В группе какой-то поёт. У меня дочь смотрела с ним программу.
– Да ладно?
– Наш этаж, – довольно громко извещаю, когда лифт останавливается на шестнадцатом. – Позвольте, мы выйдем
– Разумеется.
– Мож автограф тогда на прощание, звезда?
– Обойдёшься, – бросает Марсель, пропуская меня вперёд.
Выхожу.
Краем глаза случайно замечаю, что синим горит кнопка девятнадцатого этажа и сердце, толкнувшись о рёбра, перестаёт биться.
Лифт уезжает.
– Идём.
Не двигаюсь с места.
– Марсель…
Паника накрывает так внезапно, что я не могу с ней справиться.
– Что такое? – парень встревоженно на меня смотрит.
– Денис.
– Денис? – не понимает, причём тут он.
– Они приехали за ним, – выпаливаю, ощущая как тело пробивает дрожь.
– С чего ты взяла?
– Девятнадцатый. Там его квартира.
– Это какая-то ошибка. Дэн здесь не живёт, – отрицает уверенно.
– Живёт. Он… Он очень просил открыть ему. Настаивал на встрече с Полиной. Хотел побыть с ней. Сказал, что у него нет времени…
– Тихо, не нервничай, объясни нормально.
Сглатываю, успокаиваюсь, а затем, глядя ему в глаза, говорю:
– Его посадят, Марсель. Он с ними что-то сделал…
Глава 27
Марсель
Верно говорят, беда не приходит одна. Сперва случается весь этот ужас с Филатовой. Потом выясняется, что друг, в порыве мести находит виновных и совершает в одиночку расправу над ними. Теперь вот на очереди встреча с отцом, которого готовят к операции на сердце. В общем, всё не слава Богу.
Собственно, а как давно я к этому Богу обращался? Не помню когда.
– Сынок…
Мать спешит ко мне с другого конца коридора.
– Молодой человек, будьте добры, наденьте халат, его вам выдали не для галочки, – ругается медсестра, сидящая за стойкой.
Надеваю, а уже в следующий момент меня обнимают родные руки.
– Привет, мам.
Она встаёт на носочки, оставляет тёплый поцелуй на моей щеке и, отклонившись назад, с тревогой в глазах разглядывает.
– Как ты, дорогой? От дедушки узнали про Дениса. Я… Даже не знаю, что сказать.
– Да что тут скажешь, мам. Ему грозит реальный срок.
– Полина знает?
– Его при ней забирали.
– Кошмар, – прижав ладонь ко рту, качает головой. – Какой-то беспросвет кругом. С кем она? С Илоной?
– Нет. Всё это время с ней была Джугели.
– Тата? – переспрашивает удивлённо.
– Да. Она приехала в Москву сразу после случившегося.
– Правильно. Поле сейчас, как никогда, нужна поддержка.
– Петька и Сонька дома?
– Петя да. Представляешь, за неделю до нашего отъезда заболел гриппом. С ним сейчас бабушка, – тяжело вздыхает.
– Ты не переживай. Всё будет хорошо.
Кивает, но по щекам катятся слёзы.
– Не надо, мам. Не плачь, – осторожно заключаю в объятия её хрупкую фигуру.
– Я так боюсь, сынок… – признаётся тихо. – Когда-то врачи называли нам эти сроки, понимаешь?
Её беспокойство передаётся и мне. Страшно даже представить, что именно она подразумевает под словом «сроки».
Конечно, все мы (имею ввиду отпрысков) были в курсе батиных проблем со здоровьем. Видели бесконечный приём лекарств, знали про ежегодные обследования, но… Тогда это воспринималось как данность. Казалось, что просто всегда так будет и ничего плохого не произойдёт.
– Медицина не стоит на месте. Уверен, батю починят. По-другому быть не может, – сглатываю ком, вставший в горле.
– Угу…
– Держись, ма, – целую её в макушку. – Могу я зайти к нему?
– Да, там девчонки, – отступает на шаг, чтобы привести лицо в порядок.
– Что по деньгам? Я переведу, сколько нужно. Врачи хорошие? Может, за границей лучше бы операцию сделать?
– Мы советовались. Все утверждают, что делать надо здесь. Специалисты, оборудование, реабилитация. Всё на высшем уровне.
– Значит здесь. Когда операция?
– Послезавтра утром.
– Так скоро?
– Ты иди к нему, а то там медсестра должна прийти брать анализы.
Провожает меня до палаты.
Какое-то время стою перед дверью, настраиваясь, а потом, сжимая пальцами ручку, захожу.
– И она мне такая: «Абрамова, если не хочешь вылететь отсюда, сними корону с головы. Ты никто и звать тебя никак. Бездарность и посредственность в чистом виде». Нет, ну скажи, разве это нормально, па? Совсем офигела, грымза старая!
Отец смотрит на меня.
София тоже поворачивается. Вытаращив глаза, вскакивает с постели и с громким возгласом «Марсель!» несётся в мою сторону.
– Ты!
Чуть с ног не сбивает. Применяет излюбленный удушающий. Прижимается к груди.
– Привет, хулиганка, – дёргаю за левую косу.
– Я же говорила! Говорила, что он придёт! – отстраняясь, произносит довольно. – И от него не пахнет алкоголем вроде…
– Вроде, – хмыкает старшая.
– Не-не. Он трезвый, хоть и выглядит плохо.
– Рано радуешься, ещё не вечер.
Встречаемся глазами с Милой.
Вот ведь язва.
– Идём, София, поищем маму. Она хотела зайти в буфет.
– Подожди, какой буфет, блин! Дай побыть с ним немножко. Завтра он опять улетит на концерт.
– Потом. Идём я сказала, – настойчиво подталкивает мелкую к двери.
– Ну Милан!
– Глупая, что ли? Им наедине поговорить надо! – шипит на сестру и несколько секунд спустя хлопает дверь.
Молча стою, засунув руки в карманы.
Неуютная, почти звенящая тишина, напрягает, но сложно начать разговор, когда за плечами неприглядная история, подобная нашей.
– Что ты стоишь там? Иди сюда, – доносится до меня голос отца.
Шагаю к стулу. Чуть развернув его, сажусь.
– Выглядишь и правда дерьмово, Младший, – повторяет замечание Соньки. – Что за новость о том, что надумал уходить из группы?
Вот так запросто заводит разговор. Будто и не было между нами того конфликта.
– Так решил, – пожимаю плечом.
– Странное решение. От проблем оно тебя не избавит.
– Зато Я перестану быть проблемой. Для друзей, Илоны и лейбла.
– Что в итоге с Илоной? Не сложилось у вас, как понимаю?
– Нет.
– Н-да, как писал Александр Сергеевич: «Болезнь любви неизлечима». Безнадёжен ты в этом плане. Честно говоря, я думал, что со временем ты забудешь дочь Амирана. У тебя всегда было столько девчонок…
– Ты мать забыл? – бросаю в лоб. – Вы ведь тоже расставались.
– Не забыл.
– Тогда какого дьявола ждал от меня чего-то другого?
Разводит руками.
Ему явно нечего сказать в ответ.
– Ты поступил подло.
– Не отрицаю.
– Совесть не мучила?
– Иногда.
– Я страдал по ней все эти годы!
– Разлука для любви – то же, что ветер для огня: маленькую любовь она тушит, а большую раздувает еще сильней, – произносит задумчиво.
– Вы столько времени молчали! – возмущённо напоминаю. – Беркут, ты, она!
– Уже как есть, сын. Прошлого не вернуть. Тогда мне казалось, что её исчезновение тебя вылечит. Теперь впору просить Того, кто сверху, об обратном. Вижу ведь, как загибаешься. Твои пацаны сказали, ты опять раскодировался? На хрена?
– Бать, всё. Давай не обо мне сейчас.
– Нет уж, Кучерявый, давай о тебе, – чеканит жёстко. – Надо серьёзно поговорить. И сперва ты внимательно меня выслушаешь, ясно?
Киваю, исподтишка его разглядывая.
С сожалением отмечаю, что за те месяцы, в которые мы не виделись, сдал отец прилично.
– Прямо, как есть скажу. Девчонкам не могу, а ты знать должен. Потому что такие сюрпризы, ну его к чёрту. Лучше заранее быть готовым.
– Ты о чём?
В глотке пересыхает. Пульс учащается.
Мне его монолог уже заранее не нравится.
– Если так случится, что во время операции или после я отойду в преисподнюю…
– Бать…
– Не перебивай! – злится, и я смиренно затыкаюсь. – В общем, мне важно, чтобы ты осознавал, Марсель: семья будет на тебе. Мать, девчонки, Петька. На твои плечи ляжет большая ответственность и мне хотелось бы быть уверенным в том, что ты с ней справишься.
Смотрим друг на друга неотрывно.
Глаза жжёт так, будто туда кислоты плеснули.
– Не говори мне такие вещи. Заплатим сколько потребуется. Врачи сделают всё как надо, – убеждаю в этом нас обоих.
– Возможно и сделают, но предугадать, как поведёт себя мой организм, нельзя. Я общался с хирургом лично. Так что в полной мере осведомлён о рисках и процентах. Тут как повезёт…
– Ты не можешь нас оставить.
Звучит очень по-детски, но я… Я не в состоянии принять ту информацию, которую он столь спокойно преподносит.
Все мы привыкли к тому, что родители просто с нами есть. Задумываемся ли мы о том, что может быть иначе?
– Мой сын – не алкоголик и не наркоман, как пишут СМИ. Плевать на мнимые доказательства. Я не верю в это. Он не слабак. Он из другого теста, верно? Там есть характер, сила и воля.
Стыдно пиздец, но глаз не опускаю. Выдерживаю его пристальный, тяжёлый взгляд.
Так было всегда.
– Самое время привести в порядок свою жизнь. Собрать волю в кулак. Избавиться от всей той дряни, к которой ты по глупости пристрастился, и вернуть себе способность трезво мыслить. Пообещай, что сделаешь для этого всё возможное.
– Бать…
– Слово мне дай, Абрамов, – требует сердито.
Картинка плывёт.
Стискиваю челюсти до хруста.
Киваю.
– Слово… – давит он упрямо.
– Обещаю.
– Вот и прекрасно, – хлопает по плечу. – Держи его, как держала Джугели своё. Признаться, её поступок достоин уважения. Беркут – трепло! Так и знал, что он однажды расколется!
Дверь открывается. В палату заходит медсестра.
– Ян Игоревич, день добрый!
– Опять дырявить меня пришла, Елена Алексеевна?
– Ага. Контрольная экзекуция. Пять пробирочек приготовила.
– Каждый день ходит! Всю кровь из меня выкачала уже.
Женщина смеётся.
– Ой, это сын ваш? – разглядывает меня, не скрывая любопытства. – Красавец какой! Вы так похожи!
– Да уж, где мои двадцать два… – хмыкает отец.
– Там же где мои, – вздыхает медсестра. – Ой! Забыла кое-что, дура! Сейчас вернусь, мои хорошие. Вы пока прощайтесь. Буду вынуждена выгнать одного из вас, когда вернусь.
Бежит к двери. Снова остаёмся вдвоём.
«Прощайтесь».
Царапнуло до адской боли в груди.
Я не собираюсь прощаться!
– Есть сиги с собой?
– Тебе нельзя.
– Нельзя, – соглашаясь, цокает языком, – но так чертовски хочется, – хитро на меня косится.
– Не дам, – отрицательно качаю головой.
– Ой иди уже а! – встаёт и подходит к окну. – Всё, о чём говорили, только между нами. Понял?
– Разумеется.
– Я на тебя надеюсь, сын.
– Бать… – тоже поднимаюсь со стула.
– Ну…
– Прости за драку.
– Нормально всё. Это карма. Ответочка за деда прилетела, – усмехнувшись констатирует, стоя спиной ко мне.
– В смысле за деда?
– В коромысле. Иди, Младший, – повторяет, странно дёргая плечом.
Складывается ощущение, что прогоняет. Обидно даже.
Вытираю глаза ребром ладони и направляюсь к двери.
Когда шёл сюда, на душе было невероятно тяжело, но сейчас… Сейчас стало во сто крат хуже.
В коридоре, к счастью, никого из моих не встречаю. Положа руку на сердце, не готов говорить с кем-либо.
Спускаюсь по лестнице четыре пролёта. В холле стаскиваю с себя халат и грёбаные бахилы. Выбрасываю всё в мусорку и выхожу на крыльцо, по пути доставая из кармана сигареты и зажигалку.
Сажусь прямо на ступеньки.
Потряхивает. Пальцы дрожат, пока подкуриваю.
Затягиваюсь до рези в лёгких. Медленно выдыхаю и пытаюсь прийти в себя после разговора с отцом. Размотало меня конкретно.
– Как он? – голос Джугели вынуждает открыть глаза.
Девчонка стоит напротив. Всё это время ждала внизу. Сама вызвалась сопроводить меня в больницу.
– Готовят к операции.
– Вам удалось спокойно поговорить?
– Да.
Кивает и ни о чём больше не спрашивает.
Подходит ближе. Замешкавшись, неожиданно протягивает ладонь и ласково проводит пальцами по моим волосам.
Вроде простой жест, но меня жёстко выбивает, как и в случае с тем поцелуем, который я прокрутил в своей голове уже, наверное, сотню раз.
Зачем делает всё это? Играет со мной?
Улетит ведь опять в свою чёртову Барселону. Ляжет под своего тренера. Будет вот также его целовать.
Дёрнувшись в сторону, встаю со ступенек и делаю ещё одну глубокую затяжку.
– Мне надо в одно место.
Не смотрю на неё.
Чёрная ревность уже кипит кислотой по венам, и это не к добру.
– Я с тобой, – произносит она растерянно.
– Нет, я хочу побыть один. Езжай к Полине, – бросаю окурок в урну и шагаю к калитке.
*********
Странное человек существо… Верующим становится в определённые моменты, продиктованные обстоятельствами. Как только случается что-то в жизни лютое – ноги сами ведут в места, подобные этому.
Я – не исключение. В церкви был очень давно, но почему-то именно сегодня захотелось оказаться в её стенах.
Приходится взять с собой Софию. Мелкая догоняет меня уже за калиткой больницы и прилипает намертво.
Едем на такси в Покровский монастырь. Вроде по-другому его ещё называют храм Матроны Московской на Таганке.
Покупаем свечи, оставляем их перед ликами святых. Заказываю всем близким в церковной лавке сорокоусты о здравии, помня о том, что мать всегда так делала.
На улице становимся в очередь и час сорок спустя попадаем к чудотворной иконе Матроны. Слышал, что обратиться к ней за помощью едут люди со всех уголков нашей необъятной страны.
Тоже стою перед ней. Тоже прошу. Только об одном: чтобы с батей всё было хорошо.
– Давай и туда заглянем, Марс, – Софа тянет меня к бювету.
– Зачем?
– Как зачем? Попьём святой воды. Наберём для наших пару бутылочек. Папе завтра отнесём. Полине дашь.
– Ну идём.
В итоге и пьём, и набираем, как она хотела. Ещё и умыть лицо меня там заставляет.
– Замёрзла? – взявшись за руки, направляемся за ворота.
Мороз. Снег. Стояли на улице долго. Не хотелось бы, чтобы она заболела.
– Немного. А куда греться пойдём? В кафешку может? Или к себе в гости позовёшь? Переночую у тебя, – загорается тут же новой идеей. – Закажем пиццу, посидим посмотрим какой-нибудь дурацкий фильм, как раньше. В снежки ещё можно у вас в парке поиграть!
– Давай зайдём куда-нибудь перекусить, а потом я отвезу тебя домой.
– Не хочу домой, Марсель, – ноет капризно. – Мама и Мила постоянно плачут. Не могу там находиться.
– Я завтра ночью улетаю.
– Так это ещё сутки впереди.
Молчу.
– Ой, просто скажи, что хочешь побыть не со мной, а с этой своей грузинкой.
Дуется, а я в ответ вопросительно выгибаю бровь.
– Мы видели её рядом с тобой. Она в твоей квартире живёт сейчас, да?
– София…
– Девчонки девчонками, а я сестра! Тоже имею право на совместное времяпровождение. Поехали, а, – просит, состроив грустную моську. – Я так скучала по тебе, Кучерявый…
– Ладно. Напиши маме.
Вынужденно сдаюсь, хотя чувствую себя из-за проблем с алкоголем, мягко говоря, неважно.
– Ура-ура! – Мелкая радостно хлопает в ладоши.
– Только чур уговор. Веди себя с ней нормально. Поняла?
– Замётано! И если тебе интересно, я давно изменила к ней своё отношение.
– И почему же?
– Потому что постоянно слушала твои песни. Невозможно ненавидеть человека, которого так сильно любит родной брат.
Никак не комментирую вышесказанное. Вызываю машину.
Сонька всю дорогу без умолку болтает. Рассказывает про свои школьные приключения и желание родителей отдать её в отделение кадетского корпуса, которое недавно открыли у нас в Красоморске.
– Прикинь? Это им Петровна напела.
– Кто?
– Классуха моя. Она ж от меня вешается. Постоянно предкам жалуется. Вот недавно и выдала: «Мол, вашей Сонечке надо бы туда». Овца!
– Может и правда надо? Вы ж реально на пару с Ярославом этим закошмарили там всех.
То расфигачат что-нибудь во время ссоры, то подерутся, то урок сорвут. И так на постоянку.
– Вот его, козла, пускай туда и переводят!
– Скучать не будешь? – хмыкаю.
– Кто? Йа??? – пища, пучеглазится. – Да я блин перекрещусь! Достал он меня за эти годы неимоверно! Дебил! Вот вообще не понимаю, что в нём Степанова нашла, – выразительно кривится. – Ходят они в кино. Гуляют, видите ли. Фу!
Смеюсь.
Она так забавно выглядит, когда говорит про этого мальчишку.
– А ты откуда знаешь про кино? Следила за ними, что ль?
Краснеет до самой шапки.
– Вот ещё! Мы просто с Никитосом туда ходили на этот же сеанс. Так совпало! – оправдывается спешно.
– Ага, совпало. Выползай давай, приехали.
Выбираемся из такси. Минуя КПП моего ЖК, топаем в супермаркет, чтобы прикупить по мелочи то-сё, и пятнадцать минут спустя поднимаемся в квартиру.
– Мне собаку подарили, – делюсь этой инфой уже перед дверью.
– Офигеть! И ты ещё не хотел звать меня в гости?! Обалдел, что ль?
Достаю ключи. Вставляю в замок и проворачиваю.
Ушла? Думается тревожно.
Но нет. Когда заходим, вижу, что со стороны кухни горит свет. Оттуда же доносятся звуки телека, женские голоса и чудный аромат.
Последнее улавливаю моментально, учитывая, что в желудке двое суток пусто.
Не до еды было ни вчера, ни сегодня. Отделение полиции и больница напрочь отбили аппетит.
– Пошли посмотрим, что там у них есть.
Разуваемся, оставляем верхнюю одежду в шкафу и, помыв руки, отправляемся на кухню.
– Привет, – здоровается с девчонками Мелкая.
– Привет, София.
Джугели выглядит порядком удивлённой.
– Чё готовите? – сестра поочерёдно заглядывает в сковороду и кастрюлю. – О! Пасту с креветками?
– Да. Пицца ещё в духовке.
Ведьма, не иначе.
– Как мы удачно зашли! Ой, а это что за прелесть? – скачет к Полине, тискающей пса, и всё… Мы её, считай, потеряли. Увлекается питомцем, ничего другого не надо.
Подхожу к Джугели со спины, почти вплотную. Открываю дверцу шкафчика и тянусь за стаканом, попутно незаметно втягивая носом запах её волос.
Как ни крути, а держаться от неё на расстоянии – та ещё задачка. Со времён школьной скамьи.
– Помочь?
Вижу, что приготовила дуршлаг и собралась сливать воду.
– Не надо, я сама, – отвечает, сосредоточенно глядя на бурлящий кипяток.
Сами с усами.
– Отойди.
Отодвигаю её влево, чтобы не мешалась.
– Вот возьми.
Забираю у неё полотенце.
– Что значит вы ещё не придумали кличку щенку? – слышу, как возмущённо верещит Софа. – Он у вас так и будет ходить безымянным, что ли? Непорядок! Надо срочно подыскать имя. Скажи же, Марсель?
– Ага, – беру в руки кастрюлю.
– Только надо прям серьёзное подобрать. Это вам не шпиц какой-нибудь. Готовы рассмотреть варианты?
– Не торопись. Я ещё не решил, что с ним делать.
– Как что? Оставлять себе, естественно!
Справившись со своей миссией, протягиваю полотенце девчонке.
– Спасибо, – пытается его забрать, но я не отдаю его вот так сразу.
Смотрим друг на друга.
Сначала на глаза её колдовские залипаю. Потом опускаю взгляд ниже, на губы. Розовые. Пухлые. Манящие.
До сих пор не могу поверить в то, что сама меня поцеловала. Горячо, решительно, с вызовом.
Чуть сердечный приступ не словил там от шока. Чего угодно ожидал от неё, но только не этого.
Было охренеть как неожиданно. И охренеть как хорошо. Я будто умер и в рай попал.
– Креветки помешай. Сгорят, – разжимаю пальцы, отпуская край полотенца.
Её скулы заливаются румянцем и она тут же отворачивается к сковороде.
– Что с чемоданом? Решила как-то проблему? Или планируешь и дальше таскать мои футболки?
На самом деле, мне дико нравится видеть их на ней, но отказать себе в удовольствии смутить её по полной, я не могу.
– Чемодан нашли, но он ещё не в Москве. Завтра поеду забирать вещи Полины. Она поделится со мной чем-нибудь.
– Куда поедешь? – переспрашиваю, нахмурившись.
– Туда. Хозяйка позвонила. Сказала, если не явимся за вещами в течение двух дней, она всё выбросит.
– Одна ты туда не поедешь.
– Я не могу взять Полину, – понижает голос и косится на подругу, пытающуюся дрессировать собаку.
– Я сказал тебе, – повторяю ещё раз.
– У вас там креветки не горят? – громко осведомляется Соня.
Джугели закатывает глаза и возвращается к приготовлению ужина.
Сам ужин, кстати, проходит относительно ровно. Девчонки все вместе накрывают на стол, а потом, пока я активно набиваю желудок, общаются между собой на разные темы. Даже у Филатовой молчать сегодня не получается. Потому что моя систер кого угодно достанет.
– Зачем ты пошла работать в школу, Полин? Это ж пипец! Дурдом на выезде.
– Кто-то ведь должен помогать ребятам справляться с их проблемами.
– Сами пусть справляются. У них в конце-концов есть родители. Вот и пусть занимаются, иначе зачем рожали?
– Не все семьи благополучные, Сонь. Разные случаи встречаются.
– И всё равно, не представляю, как ты там работаешь!
– Как все.
– Эх, жалко, что в Красоморске не бываешь. Я бы привела тебе на консультацию одного индивида. Для постановки диагноза. А вообще, если вернутся к нашему разговору, выбор Дениса и Джугели, то есть Таты, – осекается, глянув в мою сторону, – мне ближе. Быть крутым спортсменом – классно. Трудно, наверное, но оно того стоит, мне думается.
– Стоит.
Краем глаза замечаю, как сникла Полина, услышав имя Дениса.
– Я знаю, что согласно рейтингу, ты входишь в ТОП-50, – с умным видом заявляет эта додельница.
Чтоб вы понимали, она не просто отслеживала успехи Джугели. Она ещё и мне о них периодически докладывала.
– Да. После US Open были ещё удачные соревнования и мне посчастливилось продвинуться выше в турнирной таблице. А ты не бросила секцию самбо?
– Нет.
– Продолжает отрабатывать приёмы на бедном Ярославе, – вставляю свои пять копеек я.
– Так уж и бедном! Ты вообще в курсе, что он стал тоже ходить на рукопашку?
– Ну так правильно, чтобы от тебя обороняться.
– Кучерявый, не беси… – цедит сквозь зубы. – Но вернёмся к беседе о карьере.
Бля, не могу. Она в свои двенадцать такая деловая, что мама дорогая.
