Текст книги "Демид. Пенталогия (СИ)"

Автор книги: Андрей Плеханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 98 (всего у книги 137 страниц)

7

Очнулся я оттого, что кто-то лил на меня воду.

Еще не открывая глаз, я вспомнил все: что Альваро Мясник вырубил меня, что он собирается изнасиловать меня, а заодно заразить дурной болезнью. И только потом убить.

Все это никак меня не устраивало. И даже не могу сказать, что больше.

Я чуть– чуть пошевелил пальцами правой руки. Двинул ногами. Все слушалось меня -более или менее.

Я вспомнил уроки Цзян, моей милой девочки Анютки. Она учила, что делать в таких случаях, как из горизонтального положения резко перейти в стойку и при этом не дать себя убить.

Я немного приоткрыл глаза. Надо мной нависал черный силуэт. Человек лил на меня воду, приводил в чувство. Не хотел, наверное, насиловать меня в бессознательном состоянии. Чувства ему нужны были.

«Раз, два, три», – сосчитал я про себя. И начал свое движение.

Это была довольно сложная комбинация. Не могу сказать, что там, дома, я отработал ее до автоматизма. Но на этот раз у меня получилось неплохо, Особенно если учесть, что каждый поворот давался мне с дикой болью. Но стоило потрудиться. В конце концов, я спасал свою задницу – в прямом смысле этого слова.

Здесь был один перекат вбок, один кувырок через левое плечо с ударом ногой, потом еще один кувырок с подсечкой «вертолетом» и наконец последний кувырок с опорой на правое плечо, после которого я оказывался на ногах в низкой стойке, лицом к спине противника. Все это называется «выход из круга». Ничего особенного. Можете попробовать, действует эффективно. Если вас окружает много противников, второй из описанных кувырков можно не делать. Лучше сразу встать на ноги и бежать. Чем быстрее, тем лучше.

Таким образом, я оказался за спиной соперника, который после моего удара ногой спикировал на инквизиторский стол и доломал его окончательно. Сейчас он лежал без движения и смотрел в потолок. Это был Франсиско Веларде.

Надо мне было открыть глаза как следует, перед тем как начать свои акробатические этюды. Потому что я ударил ногой того человека, которого хотел спасти. Это он лил на меня воду, приводил в чувство. Я проклял себя за поспешность. Обругал себя такими словами, цитировать которые здесь не решусь.

А Альваро Мясник? Что же он? Он лежал у стены скрючившись, в огромной луже крови. И кровь еще текла из раны на его груди. Он был мертв. Совершенно очевидно, мертв.

– Франсиско! – Я бросился к Веларде. – Вы слышите меня?

Молчание. Господи, не хватало только убить еще и его! Я бросился к кувшину с водой, окатил бедного Франсиско и начал хлопать его по щекам.

– Что? – Глаза его вдруг резко открылись. – Я жив? Я еще не на том свете?

– Нет. Пока нет. Как вы, Веларде? Вы можете идти?

– Не уверен. – Веларде говорил едва слышно. Он сделал попытку приподняться на локте. – Возможно, если бы я полежал пару часов, я бы смог медленно идти…

– Нам надо уходить немедленно! Сейчас здесь будет вся стража!

– Они уже там. – Веларде показал на дверь, почему-то запертую изнутри на засов. – Они ждут нас. Мы не выйдем отсюда живыми.

– Кто запер засов?

– Я. Я услышал, что они бегут.

– Почему они не ломают дверь?

– Они ждут. Они боятся вас. Я думаю, что тот, кто убежал отсюда, рассказал им про вас. Какой вы невероятный гигант. Они ждали. Они надеялись, что Альваро справится с вами. Теперь они увидели, что он мертв. Теперь они, конечно, попытаются войти. Но они боятся вас.

– Спасибо вам, Франсиско, – с чувством сказал я.

– За что?

– За то, что вы убили Мясника! Я не знал, что вЫ такой молодец. Что можете с ним справиться.

– Я не убивал его…

– А кто же это сделал?

– Вы.

– Я?!

– Вы выдернули нож. Это убило его. Разве вы не знаете, что нож нельзя выдергивать без лекаря? Сосуды открываются, и дух покидает тело.

– Конечно! – Я хлопнул себя рукой по лбу. – Идиот я!

В дверь уже начали ломиться. Сперва орали какую-то чушь вроде: «Откройте именем святой инквизиции!» А потом начали таранить дверь. Но я не спешил с действиями. Засов был железный, длиной метра в полтора, адверь крепкая, дубовая. Времени у нас еще было немало. Я просто хотел дать Франсиско время хоть немного прийти в себя.

– Козлы, – заметил я философски. – Святые задницы, гореть им в аду!

– Не богохульствуйте. – Веларде улыбнулся, если можно было назвать улыбкой эту болезненную гримасу лица с разорванным ртом. – Как вас зовут, сказочный богатырь?

– Мигель. Мигель Гомес. И вовсе я не богатырь. У нас много таких.

– Много? Из какой вы страны?

– Из Испании.

– Из Испании?! – Брови Франсиско удивленно поднялись. – Но у вас очень странный говор, я не всегда понимаю его. И выглядите вы очень необычно. Я почти никогда не видел огромных людей.

– Да какой я огромный? Это вы тут все карлики. – До меня начало доходить, в чем дело. – Наверное, это акселерация. Я читал где-то, что в Средние века люди были сантиметров на двадцать ниже обычного роста современного человека. А я – высокий даже для нашего времени.

– Акселерация? Средние века? Сан… сантиметров?… Как вы сказали? Я не знаю таких слов. – Веларде морщил лоб, пытаясь вспомнить. – Я ученый человек, лиценциат. Но мне непонятно. Простите…

– Какой сейчас год?

– Тысяча пятьсот шестидесятый от Рождества Господа нашего, Иисуса Христа. Пятнадцатое августа.

– Bay! – Я хлопнул ладонью по колену. – Это ж надо, куда меня закинуло! А я – из самого конца двадцатого века.

– Я же говорил – он демон! – раздался вдруг визг из угла. – Только демон может переходить во времени и бесчинствовать безнаказанно в святом месте! Он демон из ада, а то и сам Дьявол!

Я подскочил от неожиданности. И увидел у стены двух монахов, сидящих на стульях и связанных спина к спине. Я совсем забыл про них.

– А-а, господа инквизиторы! Я-то думал, что вы уже на том свете.

– Ты, исчадие адово! Сгинь, сгинь, пропади, наваждение лютое! – Толстый доминиканец попытался плюнуть мне в лицо, но во рту его было сухо. – Auditorium nostrum in nomine Domini…[ Помощь наша в имени Господа… (лат.)]

– Молись, молись, жирный святоша. Только знаешь, у меня для тебя плохая новость. У нас в аду для таких, как вы, инквизиторов-доминиканцев есть специальный зал пыток! Вы истязаете здесь, на земле, невиновных людей именем Божьим! Вы разрываете их кожу, терзаете плоть их огнем, подвешиваете их на дыбе и корчитесь от наслаждения, глядя, как жертвы ваши кричат от непереносимой боли! Вы вливаете им внутрь воду, пока не начинают рваться кишки, вы сдавливаете их пальцы в тисках и медленно крутите винты, вы протыкаете кожу иглами… Вы приговариваете их к костру, а сами ерзаете от нетерпения побежать и поскорее запустить ваши жадные персты в добро, конфискованное у несчастных! Золото – вот ваш единственный Бог! Так это?

– Нет, нет… – забормотал инквизитор. Глазки его бегали.

– Так ли это?! – заорал я и схватил его за глотку.

– Так! – Инквизитор задергал связанными ногами, выпучил глаза. – Так. Простите, милостивый сеньор Демон Из Ада, истинная правда, что так. Но я не самый сребролюбивый, клянусь… Я знаю многих из инквизиции, кто жаден, как сам Сатана! Я назову их немедленно…

– Заткнись, гнусный доносчик! – Я отпустил его горло. – Я не убью тебя сейчас, не хочу марать руки свои о такую кучу дерьма, как ты! Но помни: то, что свершаете вы, инквизиторы, на этом свете, есть самый наистрашнейший грех пред Богом! И муки ваши на том свете будут неописуемы и бесконечны! Не будет в них перерыва даже на Страшный суд, не увидите вы Чистилища, не будет вам надежды на прощение, ибо вам уготовлена прямая дорога в ад, на самое дно его, в самое пекло! Сам Дьявол разорвет ваше горло кривыми когтями своими, и назначены вам будут муки: за каждую иглу, загнанную под ноготь жертв ваших, вам острый кол да загнан будет; за каждую веревку, закрученную на Руке либо ноге, скручено все ваше тело будет тысячу Раз, подобно веревке; за каждого осужденного, сгоревшего на костре, будете гореть вы десять тысяч лет, и кричать в корчах, и не сможете вы задохнуться, и остаться в огне без чувств, ибо не отмерен будет срок мук ваших здовых…

Я замолчал. Наверное, я перестарался в своих описаниях. Потому что у ног монаха расплылась лужа мочи, а сам он сидел без сознания. Глаза его закатились под лоб, рот был открыт, и слюна текла на подбородок. Я обошел вокруг стола и посмотрел на второго доминиканца. Он тоже был в обмороке.

– Вот она, разящая сила слова. – Я взял скатерть со стола и накинул на инквизиторов. – Пусть посидят в темноте, подумают о своем поведении. Тем более, что их, кажется, скоро освободят.

Похоже было на то. Дверь с той стороны уже рубили топором. Это была на редкость прочная дверь. В наше время в нее просто бросили бы пару гранат, и она разлетелась бы на куски. Но здесь гранат не существовало, и дверь пока держалась.

Пока.

– Их освободят… – задумчиво произнес Франсиско. – Их освободят, а нас с вами сожгут на костре. Если мы, конечно, доживем до костра. Если же нас замучат до смерти и мы не доживем до аутодафе, что вполне вероятно, то нас сожгут in effigie [Посмертно (лат.).].

– Черта с два! Простите за богохульство. – Я вспомнил вдруг, что желательно предпринять какие-то действия, чтобы унести отсюда ноги. Я нагнулся, собрал с пола три оставшихся кинжала и вставил их в гнезда перевязи. Потом повернулся к Веларде.

– Как вы себя чувствуете, Франсиско?

– Уже лучше. – Франсиско медленно, опираясь на мою руку, встал. Стоял, смотрел на меня и улыбался.

– Почему вы улыбаетесь?

– Мне приятно… Просто приятно, что в будущем будут такие люди, как вы – высокие, красивые и свободные.

– Да. – Я смущенно кашлянул в кулак. – Возможно, и так. Но мне бы все равно не хотелось, чтобы меня поджаривали на костре. Тем более, такие жирные индюки, как эти, – я кивнул на монахов.

– Вы можете что-нибудь предложить?

– Могу. – Я достал из-за пазухи сверток. – Вот пергамент с планом этой самой крепости. Только здесь написано на каком-то чертовском языке, так что я ни черта не пойму! Простите…

– Интересно… – Франсиско не обратил внимания на то, что я в очередной раз помянул черта. Он внимательно разглядывал пергамент, водя по нему длинными пальцами. – Это всего лишь сокращенная латынь. Все очень просто, я могу прочитать это.

– Мы сейчас вот здесь! – Я ткнул пальцем в план. – Вот в этой комнате. И, смотрите, сюда подходит какой-то коридор, нарисованный пунктиром. Может быть, это потайной ход?

– Да. – Веларде изумленно поднял руки. – Dios! И здесь есть потайная дверь. И написано, как ее открыть. Это не столько план крепости, сколько план тайных ходов!

– Как ее открыть?!

– Идите к стене. К той, задней, за стулом!

– Иду. Тут полки для инструментов палачей.

– Левее. – Веларде сам уже ковылял ко мне. – Уберите этот ящик.

– Ну… – Я сгорал от нетерпения, и на то у меня была веская причина От внутренней поверхности двери Уже начали отлетать щепки. Грохот от ударов стоял, как в преисподней. Веларде стоял нагнувшись и считал камни в нижнем ряду стены.

– Вот этот камень!

– Этот? – Я надавил на камень изо всей силы.

– Не давите. Тут написано, что по нему надо стукнуть три раза молотом.

– Ага! – Я прыжками помчался за большим молотком, который лежал на полке. – Бью!

– Подождите! – Веларде протиснулся в самый угол, схватил меня за пояс. – Теперь бейте.

Верхняя часть двери со скрежетом развалилась. Оттуда с победным воплем появились две верхние половины каких-то людей. Я положил молоток на пол, схватил два ножа из перевязи и метнул их. Не знаю, попал я или нет, но парочка стражников с криком провалилась обратно.

Я взял молоток и три раза врезал по камню. И тут же плита, на которой мы стояли, понеслась вниз.

Если тот потайной спуск, которым я воспользовался в первый раз, можно было назвать обычным лифтом, то теперь, без сомнения, мы имели дело с лифтом модернизированным, скоростным. Он грянулся о землю так, что зубы мои клацнули друг о друга. И тут же я получил ощутимый толчок в грудь, не удержался и полетел на землю. Веларде плюхнулся на меня сверху.

– Вы что, Веларде?!

Я хотел было возмутиться бесцеремонностью иллюмината, но вдруг увидел, что плита, на которой мы только что стояли, взмыла обратно вверх. Она взлетела вверх со скоростью ракеты и заткнула дыру в потолке, из которой мы только что имели счастье спуститься. Погас единственный источник света, я снова лежал в кромешной темноте. И Веларде лежал на мне.

Под руками моими был не камень, а рыхлая земля.

– Земля, – сказал я. – Здесь грунт на полу. И пахнет плесенью. Похоже, мы вывалились из этого чертового замка.

– Это не замок. – Франсиско наконец-то сполз с меня и, кажется, делал попытку подняться. – И даже не крепость, как вы его называли. Это просто очень большой дом. А точнее, много больших домов, связанных между собою. Раньше этот дом принадлежал одному богатому марану [Мараны – крещеные испанские евреи.], по имени Алонсо Гарсиа. А потом достался святой инквизиции. Они устроили здесь свое логово. Этот маран был очень хитрым и осторожным, как и все мараны. Говорят, он устроил в своем доме множество скрытых дверей и проходов, а также сделал тайный подземный ход, ведущий за черту города. Но никто из инквизиторов за двадцать лет так и не нашел всех этих секретов.

– А что случилось с этим мараном? – поинтересовался я.

– Сожгли, – сказал Франсиско безо всякого чувства. – Он оказался скрытым иудеем. Дед его, оказывается, был евреем. А сам Алонсо Гарсиа признался под пытками, что является скрытым иудеем и исполняет законы Моисея. Его сожгли.

– Скрытым евреем… – пробормотал я. – Знакомые дела. Я-то думал, что это Гитлер придумал. А тут, за четыреста лет до него…

– Что? – переспросил Веларде. – Что вы говорите?

– Ничего. – Я встал и отряхнул руки от земли. – Нам пора топать, высокочтимый лиценциат Веларде. А то на голову нам свалится орда наших преследователей.

– Не свалится. Вы сохранили пергамент?

– Да.

– Там сказано, что plazo de retencion [Срок задержки (исп.).] механизма этого тайного спуска – четыре часа. Иными словами, даже если они ударят по этому самому камню три раза, снова сработать он может только через четыре часа, когда мы будем уже далеко за городом.

– А вы молодец, Франсиско. – Я покачал головой. – Я думал, вы только в теологии соображаете…

– Не только, друг мой. Не только. И мы пошли дальше. На ощупь.

8

Путь наш был прямым и однозначным, как канализационная труба. И это радовало. Хотя и скучно было идти, но свернуть с пути и запутаться было невозможно.

Веларде быстро выбился из сил. Я тоже чувствовал себя неважно, левая рука еще плохо слушалась меня, но по сравнению с Веларде я был свеж, как огурчик. Честно говоря, я с трудом понимал, как он вообще умудряется передвигаться после тех жестоких пыток, которые к нему применяли.

Веларде прошел не более трехсот метров. Потом я услышал в тишине его задыхающийся шепот:

– Подождите… Мне надо немного отдохнуть.

– Франсиско, давайте я понесу вас на плечах. Я смогу.

Это было правдой. Несмотря на то, что я устал, я вполне мог нести его на плечах – как мешок с картошкой. Он и весил-то, наверное, почти как мешок с картошкой, килограммов пятьдесят. Как я уже говорил, Франсиско Веларде был изможденным человеком небольшого роста.

– Не получится… Здесь слишком низкий потолок…

Это тоже было правдой. Временами я задевал макушкой рыхлый потолок, и земля сыпалась мне за шиворот.

– Пойдемте. – Я нащупал во мраке руку Веларде, приподнял его, положил его руку на свои плечи. – Я буду помогать вам идти. Нам нужно выбираться быстрее. Не нравится мне этот подземный ход. Им не пользовались уже много лет, из потолка растут корни. Я боюсь, что в любой момент он может обрушиться.

– Спасибо вам. – Веларде поднимался, и чувствовалось, какой болью отдается в теле его каждое движение. – Вы, наверное, благородный идальго, сеньор Гомес? В вас чувствуется высочайшая образованность!

– Это просто приметы двадцатого века. У нас любой человек может быть образованным, даже жонглер. Дворяне у нас бывают, но… мало кто знает, что они дворяне. Кроме них самих. А чтоб быть образованным, нужно не звание и титул. Нужно желание прежде всего.

– А деньги?

– Деньги нужны, конечно. И немалые. Но за деньги не купишь знание. За деньги можно купить только диплом. А без желания знать никакие деньги тебе не помогут.

Я промолчал, конечно, о том, что у меня самого никакого диплома, кроме бумажки об окончании жонглерской студии, не имелось. Но я и в самом деле тянулся к знаниям. Я читал книги. Знания легко давались мне. И я знал многих людей, которые кичились высшим образованием, а сами были тупыми как пробки.

Подземный тоннель никак не кончался. С одной стороны, это было хорошо – чем дальше мы уйдем от гадючьего логова инквизиции, тем лучше. Но, с другой стороны, Веларде совсем уже устал. Он еле перебирал ногами, дрожал от холода и временами стонал от боли. Нужно было отвлечь его. Нужно было поговорить о чем-то. И я спросил первое, что мне пришло в голову.

– Эти двое инквизиторов чуть не умерли от страха, когда я рассказывал им о муках адовых. А что же вы, Франсиско? Вы не были испуганы. Вы не думаете, что я посланец из Преисподней? Вы не боитесь ада?

– Нет, вы не посланец из Преисподней. И я не боюсь ада. Я вообще не верю в существование ада.

– Не верите? Но какой же вы тогда христианин? В Библии ведь говорится про ад…

– Видимо, вы не читали Библию, сеньор Гомес. – Веларде было трудно говорить, но он говорил, и страстная убежденность появлялась в его голосе. – В Библии ничего не говорится об аде. Адские муки придумали люди – такие, как эти инквизиторы. Те, кто творит ад на земле. Они придумали ад и Чистилище, чтобы оправдать грехи свои.

– В Библии не говорится про ад?

– Нет, ни слова. Если Бог любит человеков, то как же он может истязать их? Вот что говорится у Екклесиаста: «Все идет в одно место; все произошло из праха, и все возвратится во прах. Живые знают, что умрут, а мертвые ничего не знают, и уже нет им воздаяния, потому что память о них предана забвению». Понимаете – нет здесь ни слова об огненном аде! «Мертвым нет воздаяния!»

– Но это же плохо! – Я даже разволновался. – Если нет воздаяния и нет адских мук за прегрешения, то что удержит людей от зла? Если не верить в ад, то получается, что на этом свете можно творить все, что захочешь!

– Эти верят в ад. – Франсиско ткнул пальцем в направлении покинутой нами инквизиции. – Ну и что с того? Стали ли они от этого менее грешными? Нет! Напротив, они сами решают, что является грехом, а что нет. Они предписывают сами, именем Бога, что нам делать, а что нет. Станет ли человек, верящий, что Бог истязает людей, считать пытку чем-то отвратительным? Вряд ли. Напротив, он найдет себе оправдание в мерзких делах своих. Те, кто верит в Бога жестокого, часто так же жестоки, как их Бог.

– Да, теперь я понимаю, почему вас считают еретиком…

– Еретик для них – это прежде всего человек, который пытается думать. Пытается думать сам, а не слепо следовать схоластическим догмам. Если это так, то я горжусь званием еретика. И многие гордятся, пусть их и жгут за это на кострах.

– Но если нет ада, где же тогда воздаяние для негодяев? Неужели все грехи останутся безнаказанными?

– Не останутся. Об этом тоже сказано в великом Слове Бога. Вспомните, как рек сам Иисус: «Приходит час, когда все, находящиеся в могилах, услышат голос Его и выйдут; сотворившие благое – в воскресение жизни, сделавшие злое – в воскресение суда». Грядет Великий суд, и Бог тогда устранит Зло, и земля тогда превратится в Рай. Но места в этом Раю не будет для таких, как эти инквизиторы. Те, кто сеял при жизни зло, просто исчезнут навсегда, и не будет им прощения. «Не станет нечестивого; посмотришь на его место, и нет его. А кроткие наследуют землю и насладятся множеством мира».

Я задумался. Раньше я никогда не думал о таких вещах. Я и Библию-то, честно говоря, не читал. Так, Новый Завет в адаптированном переводе пару раз пробегал глазами. Для меня и так были ясны все противоположности: Бог с раем и Дьявол с адом. Хочешь – верь, не хочешь – не верь. Свобода выбора…

– А Дьявола, что, тоже нет, стало быть? – спросил я.

– Есть.

– Почему?

– Читайте Библию. Там говорится о нем.

– У вас железная логика, Веларде! – Я начал ерничать. – Оказывается, все очень просто: существует только то, что есть в Библии! Если в Библии сказано, что есть демоны, то, значит, они существуют. А если там нет ни слова про самолеты, значит, они не существуют!

– А что такое самолеты?

– Ну, это такие летательные машины. Люди летают на них по воздуху. Очень быстро передвигаются.

– Люди не могут летать, – уверенно сказал Франсиско. – Летательных машин не существует. Многие пробовали их построить, но ничего у них не получилось. И не получится.

– Ага, полетишь с вами, теологами, – проворчал я. Расхотелось мне с ним говорить. Он был намного образованнее меня в том, что касалось божественных наук. Но в остальном он был полным неучем, средневековым человеком. Может быть, одним из моих предков.

Скоро повеяло свежим воздухом. И через пять минут путь наш окончился. Мы вышли из подземного хода, вылезли из полуобвалившейся дыры в земле. Она находилась на склоне холма. Городская стена была уже далеко, и сам город терял во тьме свои очертания – расползся внизу, в долине, огромным неровным пятном. Нас окружала летняя испанская ночь – теплая и ласковая. Звезды мелкими точками были рассыпаны по ночному небу – такие же звезды, как и в моем времени. В остальном здесь все выглядело по-другому. Не было здесь ни заасфальтированных дорог, ни полей, засаженных ровными рядами низких кустов винограда, ни узких полосок блестящей пленки, обтягивающих бока холмов – так в наше время выращивают клубнику. Только невысокие старые горы, поросшие короткой травой. И тихий шепот ветра.

Зато здесь был человек. Всадник. Он стоял, держа под уздцы двух лошадей. Он был одет в темный плащ. Шляпа с широкими полями была надвинута на его лоб и бросала черную тень на его лицо. На поясе его висел узкий длинный меч.

– Добрый вечер, сеньоры, – сказал он. – Приветствую вас, сеньор Clavus и досточтимый сеньор де ла Крус. Счастлив, что предприятие наше закончилось успехом и вы благополучно выбрались из мрачных казематов инквизиции. Судьба сегодня благосклонна к нам, милостью Божией.

Веларде не ответил ничего. Он стоял, и дрожал на ветру, и цеплялся за меня из последних сил, чтобы не упасть.

– Привет, – сказал я. – Клавус – это, наверное, я. Хотя у меня есть имя. Меня зовут Мигель Гомес, и я предпочитал бы, чтобы вы называли меня так. А досточтимого дона Фернандо де ла Круса с нами, увы, нет.

– Где же он?!

– Там остался. – Я махнул рукой в сторону города. – Я думаю, ничего страшного с ним не случится.

– Но почему? В планы наши, насколько я знаю, входило освободить именно сеньора де ла Круса! И то, что он остался в застенках, может иметь самые тяжелые последствия…

– Не знаю я ваших планов. – Я начинал выходить из себя. – Вы не изволили посвятить меня в ваши планы. Я вообще не знаю, кто вы такие! Вы выпихнули меня на арену боя, как гладиатора с завязанными глазами! Я вообще с трудом понимаю, как мне удалось выжить в этой заварушке и еще вытащить сего достойного человека. Это сеньор Франсиско Веларде – не менее достопочтенный, чем ваш де ла Крус! И я требую, чтоб ему немедленно была оказана помощь. Он срочно нуждается в помощи…

– Приношу свои глубочайшие извинения, – спешно сказал человек. – Меня зовут Педро. И я всего лишь слуга. Слуга благородного сеньора Рибаса де Балмаседы. Мне приказано встретить вас здесь и доставить в имение его со всей наивозможнейшей заботой и с елико возможной поспешностью.

– Тогда поспешим, Педро. – Я припоминал, ездил ли я когда-нибудь на лошади. Выходило, что если и ездил, то только в детстве, на пони, вокруг клумбы за десять копеек. – Как мы поедем?

– Я возьму сеньора Веларде и поеду с ним. Сам он на лошади, вероятно, держаться не сможет. А вы поедете на другой лошади, сеньор. Надеюсь, у вас это не вызовет затруднений?

– Нет, – сказал я и полез ногою в стремя.