Текст книги "Демид. Пенталогия (СИ)"

Автор книги: Андрей Плеханов

– Эй, пацан, иди сюда!

Игорь шмыгнул носом, голова его дернулась, пытаясь повернуться на голос, но он собрал всю силу воли и пошел дальше не оглядываясь. Сердце его трепыхалось, весь он вспотел, и футболка противно прилипла к спине.

– Эй, шнырь! Считаю до полтора! Шмаляй сюда в темпе вальса!

Игорь шел дальше. За спиной раздались шаги. «Побежать? Нет уж, негодяи, не дождетесь! Надо записаться в секцию каратэ... И бить, бить эти похабные рожи в кровавое месиво! Господи, прости меня за грешные мысли...»

Толчок сзади – и Игорь полетел носом в пыль. Медленно поднялся, вытирая кровь с ободранного локтя. Еще хуже. Только перемазался весь. Игорь ненавидел грязь.

Их было трое. Два парня и девица. Любка из параллельного класса. «Надо же – шестнадцать лет, а плоть так и прет! Греховно вылезает из тесного лифчика. И ноги, едва прикрытые сверху видимостью юбочки». Игорь подумал, что так же было и в блатные послевоенные времена. Сальные ухмыляющиеся типчики в кепочках. Ломаная папиросина «Казбек» в углу рта, украшенного золотыми фиксами. Заточка из каленого напильника с наборной ручкой под полой пиджака...

Эти, конечно, выглядели не так. Эти были современными. Навороченными, крутыми качками. Не очень еще объемные, но рельефные мышцы, обтянутые маечками с американскими надписями. Широченные зеленые штаны. Короткие прически «под табурет». «Жлобы... Огромные жлобы, развращенные легкой жизнью. Развращенные дурной телерекламой, дьяволом или черт еще знает кем. Или просто обычные урки образца девяностых? Почему кресты болтаются на их мускулистых шеях? Что общего у них с Богом? Вот этого, справа, я знаю. Это Димка из радиоколледжа. По кличке Швед. Надо же, и прозвища придумали себе какие-то заграничные. Наши имена их не устраивают...»

– А ты чо вытаращился-то? – Швед изобразил на лице недоумение. – Шары чего выставил? Тут зоопарк, что ли, я не понял? Или где?

– Я вот думаю, – Игорь слегка заикался от волнения, – Здоровый дух в здоровом теле. Ведь так должно быть правильно? Почему же у вас так не получается?

– Нет, ты понял, Витек, он, вроде того, намекает, что мы – козлы! – Намек Игоря, как ни странно, дошел до Шведа, и он явно собирался пустить в ход кулаки. – Сучонок, бляха-муха, ты на кого рыпаешься?..

– Погоди, Швед. – Тот, кого назвали Витьком, выглядел спокойнее. Он лениво пережевывал резину, полагающуюся каждому обладателю здоровых зубов. – Ты зачем этого мальца позвал? Забыл, что ли?

– Ну, помню я... – Швед немного поостыл. – Слушай, Гоша, так тебя зовут, что ли? Мы вот тут поспорили с корешем: педик ты или нет? Он говорит, что ты – мужик, только недоносок. А я так думаю, что ты – голубой.

– Нет... С чего это ты взял? – Голос Игоря задрожал. Нужно, конечно, было ответить: «Сам ты педик, козел вонючий!» И двинуть этого негодяя в челюсть. Чтобы он валялся в песке и сучил ногами.

– Да так... Дохлый ты какой-то. И странный. Патлы длинные отрастил. Что, думаешь, я не узнаю таких, как ты? С пол пинка!

– Нет, я мужик, – сказал упрямо Игорь.

– Мужик! – хихикнула Любка, прикуривая длинную коричневую сигарету. – Мужичочек – тонкий стручочек!

– А докажи! – Швед презрительно окинул взглядом нескладную тощую фигуру Игоря. – Бабу оттянешь? – Он кивнул в сторону Любки. – Пятьдесят баксов выкладывай, и час здорового секса. При свидетелях.

– Не буду я так! – Игоря аж затошнило.

– Ага! – Швед обрадовался. – Я ж тебе чего говорил, Витек? Педрила он! Самый натуральный! Я выиграл.

– Ну ладно. – Витек выплюнул свою жвачку под ноги Игорю. – Не хочешь Любку, не надо. Может, ты разборчивый какой? Мы проще сделаем. Слепишь нам «экса», и считаем, что ты мужик. И свободен.

– Не понял...

– Экстраприация, – объяснил Швед. – Слямзишь нам какую-нибудь хреновину в магазине, и дело закрыто. Или ты сосать предпочитаешь?

– Я не могу воровать...

– Спокойно, сынок. – Голос Витька стал покровительственным и даже добрым. – Мы же тебя не в «щипачи» зовем, в автобусе сумки шарить. Там действительно пилотаж нужен. А мы тебе предлагаем дело простое, как кусок пластилина. Вон лабаз видишь? – Он ткнул пальцем в сторону универсама. – Там людей до хрена, а товарняк прямо на полках лежит. Бери – не хочу! Это только в первый раз страшно. Или тебе пионерская совесть не велит?

– Ладно. – Игорь согласился, словно в омут нырнул. Он не соображал уже ничего. Он только дико, до дрожи в коленях, боялся, что его опустят. Обвинение в гомосексуализме – что может быть страшнее? Попробуй один раз не суметь доказать, что ты – мужчина, и тебя замажут на всю жизнь. – Я попробую. Только, если у меня получится, мы разойдемся миром? Навсегда.

– Ну конечно, конечно, Игоречек. – Витек подмигнул Шведу. – Наше слово – могила!

«Сволочи! – подумал Игорь. – Ну почему наш мир устроен так несправедливо? Неужели нет человека, который мог бы встать на пути этой дряни и сказать: «Хватит! Отныне жизнь будет подчиняться законам Добра!» Боже мой, что я творю?»

– Пошли. – Швед уже пускал слюну от нетерпения. – Что ты тут конишь? Что стибришь – твое будет. Мы не жадные. Сам нас потом благодарить будешь!

* * *

Игорь медленно шел вдоль прилавков, сплошь уставленных всякими заграничными банками. Ноги были как ватные, сердце, казалось, вовсе перестало стучать, и каждый вдох давался с трудом. Игорь посмотрел на свои руки. Нет, они не дрожали, они просто отказывались слушаться. Висели как две тонкие плети ненужные бесполезные дрянные черт бы их побрал прости Господи болтались по сторонам умные тонкие руки не созданные для воровства. Игорь оглянулся. Любка в магазин не пошла – стояла где-то снаружи. Зато парочка подлецов болталась неподалеку. Швед сделал круглые глаза: чего тянешь, мол, воруй и сваливай! Витек лениво изучал надпись на пачке с крекерами.

Народу было не очень много. Но Игорю казалось, будто каждый человек сверлит его глазами, напряженно всматривается, чтобы, едва воришка сунет банку себе за пазуху, наброситься на него, навалиться всей толпой, жадной до зрелищ, с криком «ВОР!!! ВОР!!! ВОР!!!». Игорь сделал судорожный вздох и взял банку с полки. «ВОР!!! ВОР!!! ВОР!!!»

Буковки на красочной этикетке прыгали и разъезжались перед глазами. «В конце концов, я ничего еще не украл. Я просто стою и читаю название. Вон дядька как вытаращился. Наверное, охранник. Сволочь усатая! Впрочем, это у него работа такая. Это я – подонок последний, а не он. Господи, прости меня грешного...»

Игорь вспомнил, как давно, в социалистические времена, когда он еще был совсем пацаненком, были магазины самообслуживания, и на прилавках там так же лежали всякие сырки плавленые, масло, коробки дешевых конфет. Колбаса не лежала. С колбасой было туго, и за ней люди давились в огромных очередях. Теперь все эти универсамы перестали заниматься ерундой, называемой самообслуживанием. Они давно поняли, что в мире существуют такие воришки, как Витек и Швед. Понастроили глухих прилавков, отгородились от покупателя крепостью тонированных стекол и обезопасили себя от кражи. Этот же магазин торговал на западный манер. Хозяином его был огромный толстый араб, считающий себя американцем. Он завалил полки всякой всячиной в упаковках, раскрашенных во все цвета радуги. Он поставил на каждой полке аккуратные блестящие бумажки, на которых были такие цены, что челюсть сама отваливалась, а кулаки сжимались от желания схватить палку и лупить у по этим чертовым китайским турецким немецким австрийским чертзнаеткаковским банкам. И он поставил охранников – по одному на каждые два прохода. Он ведь не дурак, этот араб-американец! Конечно, имелся шанс схватить и спрятать упаковку, пока охранник несколько секунд находится за углом. И чтобы никто из покупателей в этот момент не смотрел на тебя. А потом с веселым спокойным лицом пройти мимо этого усача, делая вид, что предательски оттопыренная майка – вовсе не ворованная банка какой-то там идиотской фасоли, которую и в рот-то не возьмешь, а твоя собственная грыжа... «Ну давай! Никто на тебя не смотрит!» Гоша вздохнул и поставил банку на место. Мертво волоча ноги, перешел в другой проход, заставленный красными и зелеными бутылочками с кетчупом и разными соусами. Мимо продефилировал Швед, закипающий от ненависти. «Бери, сука, пузырь, и отлетаем, – прошипел он в самое ухо. – Две минуты, или я за себя не ручаюсь!» Игорь слепо оглянулся и схватил первую попавшуюся склянку. Две соседние бутылки повалились. Гоше показалось, что вся эта пирамида укупоренных банок баночек баночечек сейчас рухнет на пол со звоном, который разбудит все силы Ада. Нет... Он дернул ворот футболки, оторвав пару пуговиц, и стал неуклюже запихивать соус за пазуху. Из-за угла появился охранник. Швед куда-то исчез. Испарился.

Рука легла на плечо Игоря, и он обернулся, оскалившись, как испуганный щенок, ожидая, что охранник – сшибет его ударом с ног и поволочет прямо в тюрьму где его будут бить по почкам пытать мучить а потом бросят в вонючую камеру. Игорь читал про тюрьму там насилуют таких пацанов как он а он даже не виноват ни в чем...

Перед Игорем стоял человек довольно высокого роста лет тридцати пяти. Это был не охранник, нет. У охранников не бывает таких добрых, понимающих синих глаз. Длинные рыжеватые волосы незнакомца падали на плечи. Аккуратная светлая бородка и усы, удлиненный овал лица делали его похожим на Христа. Никогда Игорь не видел людей, столь олицетворявших доброжелательность всем своим видом. У Игоря защипало в носу, он едва сдержался, чтобы не заплакать.

– Сын мой, – человек слегка наклонил голову, заглядывая подростку в глаза, – осознал ли ты греховность сего поступка, прежде чем совершить его? Ибо грех прост в совершении, но искупление его требует великого труда...

– Осознал... – В Игоре откуда-то появились силы говорить с незнакомцем. – Я просил Господа не разрешить мне делать это, но так получилось...

– Не объясняй... – Длинными узловатыми пальцами мужчина извлек из-под майки паренька кетчуп и вернул его на полку, на виду у подходящего охранника. – Этот юноша пойдет со мной, – сказал он, прежде чем усатый успел открыть рот. – Да пребудет с вами благословение Господне. Творите Добро и не держите зла в сердце своем.

Он взял Игоря за руку и повел к выходу, сильно хромая на правую ногу.

– До свидания, отец Ираклий... – промямлил усач. – Вот только зря вы связываетесь с этой шпаной. Тюрьма по ним плачет, ей-богу! Горбатого могила исправит...

* * *

– Батюшка, позвольте вам все объяснить... – Игорь искал нужные слова. Хотя какой в том был смысл? Этот человек не собирался обвинять его ни в чем. – Я не виноват...

Они вышли из магазина. Игорь бросил косой взгляд на злополучную парочку новых своих врагов, которая молчаливо подпирала стену неподалеку.

– Не называй меня «батюшкой», сын мой. – Ираклий улыбнулся. – «Батюшка» – это лишь обычное обращение православных к своим священникам. Я не являюсь представителем православного христианства в ортодоксальном смысле этого слова. «Отец» – это слово более всеобъемлюще, оно не ставит тебя в зависимость от твоего наставника, оно только подчеркивает твое духовное родство с ним. Вне зависимости от твоих религиозных убеждений. А я привык считаться с убеждениями других.

– Хорошо... Отец... – Игорь кивнул. – Я просто хочу сказать, что мы с вами не в безопасности. Может быть, нам обратиться в милицию? Дело в том...

– Не объясняй, сын мой. Ты имеешь в виду тех двух негодяев? – Ираклий вытянул палец, открыто показывая на обидчиков Игоря. – Они понуждали тебя к краже. Они совершили, таким образом, насилие над твоей душой.

– Откуда вы знаете? – Игорь смотрел на человека открыв рот.

– Мне ведомо многое в этом мире. Ты и в самом деле не виноват, и греха на тебе нет. Жаль, конечно, что ты не смог сопротивляться злу в одиночку. Но один человек слаб. Негодяи сбиваются в стаи. В стадности – их сила. Что же мешает нам, приверженцам Добра, собраться в единую армию? Индивидуализм. ЭГО – вот что мы ставим превыше всего! Мы лелеем свою исключительность, тонем в душещипательном солипсизме, а ублюдки, варвары разрушают культуру, дух нации, пользуясь нашей беззащитностью! Зло должно быть наказано! Более того, сын мой, Зло должно быть убито! Истреблено до последнего своего зародыша! И лишь тогда спокойствие и гуманность воцарятся в мире людей!

Отец Ираклий говорил убежденно, спокойно, не повышая голоса. И в словах его чувствовалась такая твердая сила, что Игорь прямо-таки загорелся желанием немедленно найти эту неведомую Армию Добра, и вступить в нее, и сражаться до последней капли крови со всей мерзостью, что наполнила существование человеческое. Но в реальности пока происходило по-другому. Их было двое – слабый, не умеющий драться подросток, и мужчина, пускай жилистый, но хромой, против двоих накачанных парней, работающих кулаками, как молотобойцы.

– Как зовут тебя?

– Гоша. То есть Игорь.

– Не бойся, Игорь. Против любой силы есть сила. Пойдем.

Ираклий как будто нарочно выбрал путь мимо злополучной парочки. Шел с отрешенным видом. Наверное, суета греховной земной жизни не волновала его. И у Игоря на секунду появилась надежда, что парочка человекообразных шакалов отступится.

– Эй, ты, пацан! Куда намылился?

– Оставьте его в покое, – бросил через плечо Ираклий. – Это – человек не вашего круга. Воровать и блудить – не его удел.

– Что, что ты сказал?! – Швед взорвался. – Ты, хиппи чертов! Вали отсюдова на хрен, ты меня уже достал! Нам с этим шкетом перебазарить надо.

– Ай-ай-ай! – Ираклий покачал головой. – Как ты нехорошо разговариваешь! Я было хотел простить вас. В надежде на ваше раскаяние. Но теперь я вижу, что ошибался. Ты, парень, не подлежишь перевоспитанию. Таких, как ты, нужно просто изолировать от общества. Навсегда. Держать в железной клетке, ибо ты не заслуживаешь места среди людей.

– Слушай, Ирокез... – Витек оторвал свою спину от стены и выступил на шаг вперед. – Чего ты тут кипятишься? Ладно, забирай этого недоноска, если тебе такие мальчики нравятся. – Он похабно ухмыльнулся. – Но чтоб это было в последний раз! Ты бросай это дело – детишек тут отлавливать. Мозги им пудрить. Я, может, не самая большая шишка в этом районе. Но предупреждаю – кое-кто из авторитетов тобой заинтересовался. Ты язык распускаешь не по делу, Ирокез. Мол, преступность и все такое. Не твоего ума это дело. Тебе что не живется спокойно? Ты в нашем омуте заканчивай шарить. Не ровен час, вторую ногу оторвать могут. А то и голову...

– Слышь, Витек, я засвечу ему? – Швед подпрыгивал от нетерпения. – Он ведь слов ни хрена не понимает. Давай подстрижем его, а? Чего он оброс тут, как поп?

– Отойди. – Ираклий отстранил Шведа, стоявшего на пути. Движение его было легким, но здоровенный парень не удержался на ногах и полетел на землю. Ираклий, не оглядываясь, заковылял своим путем.

– Стой, падла! – Игорь обернулся и похолодел от ужаса. Швед подлетел к Ираклию, в руке его сверкнул нож. Лицо отца Ираклия брезгливо скривилось, он молниеносно отклонился от лезвия и схватил Шведа за запястье, выкрутил его странным, почти неуловимым движением. Швед побледнел, застыл, не в силах пошевелиться от боли.

– Ладно, ладно, папаша, отпусти... Ой, блин, ты клешню мне щас сломаешь! Озверел, что ли? Ну отпусти, я ведь так, попугать хотел! Витек, ну скажи ему!

– Слышь, хромой, отпусти его! – Глаза Витька медленно наливались кровью. – Я шутить не люблю. Братву нашу трогать – это уже западло! Знаешь, что за это бывает?

– Воздаю тебе за грехи твои, отрок. – Ираклий резко дернул рукой, и запястье Шведа хрустнуло. Парень, с пронзительным визгом покатился по земле. Витек дернулся, но Ираклий вытянул руку, и он встал как вкопанный.

– Так хочется увидеть, как наступит Божье возмездие! – Ираклий недобро усмехнулся, и Игорю стало не по себе. – Но ты знаешь, Виктор, я все же человек, и потому нетерпелив. Я хочу увидеть воздаяние за грехи людей своими глазами. Грешен, грешен, конечно... Но если у Бога не доходят руки до таких, как вы, почему бы мне не помочь ему? Только страданием можно искупить грехи свои – слезами и кровью!!! – Он поднял руку, просторный рукав сполз, и Игорь увидел уродливые рубцы, скручивающие кожу предплечья, как веревки. – Тебе повезло больше, Витек. Я хром и не могу погнаться за тобой, чтобы отпустить и твои грехи тоже. Но если тебе не терпится получить взбучку, я – к твоим услугам. Не знаю, как там насчет твоих «авторитетов», но на пятерых таких, как ты, у меня сил хватит.

– Швед, заткнись! – Витек был явно перепуган. – Нечего тут верещать, я же сказал – Ирокеза не трогать! А с тобой, хромой, – он глянул на Ираклия с ненавистью, – мы еще разберемся. Сам я, конечно, не буду. Это не мое дело. Но ты кое-кому из серьезных людей дорогу перешел. Так что и без меня управятся. Ты уже на мушке. Понял? Катись.

– Вот так-то, Игорь. – Ираклий снова улыбнулся. – Такие вот люди нынче пошли. Чуть что – за оружие. Грустно, грустно... Ну да пойдем. Нам худых людей бояться не пристало...

Лю Дэань был некогда доктором в одной из южных провинций, и весьма преуспел в этом занятии. Но другой удел начертан был ему Нефритовым Императором, Владыкой Неба. И как ни старался Лю охранить покой своей благочестивой жизни, следуя канонам Совершенномудрого Конфуция, довелось ему познать учение Дао Дэ и встать на путь Воина. Наставник его, земной блаженный Ван Дунган, чей род от корней самого Желтого Императора принадлежал к Школе «Тай Ди Сянь Мэнь» – «Хранителей Великого Земного Бессмертного», был возрадован успехами своего подопечного, ибо молодой Лю постигал воинское искусство с небывалым успехом. И немудрено то было – ведь Лю Дэань стал воплощенным на земле Великим Бессмертным, получив сей дар от ушедшего на Небеса чужеземца из государства красноволосых.

Но едва молодой Лю превзошел первую степень мастерства, как пришлось ему столкнуться с могущественным Врагом. Был тот Враг не человеком и не лисом-оборотнем, но происхождение имел неизвестное даже мыслителям, объявшим истину. Предполагал учитель Ван, что суть Врага того была, так сказать, нетелесная, ибо принимать он мог совершенно разнообразные формы. То зверем прикинется ужасным, подобным крысе ростом с тигра, то змеей поползет, в сорок локтей длиной, то обезьяной непотребной скачет, как Сунь У-кун, могущественный обезьяний царь, и вытворяет всякие волшебные проказы, смущая умы людей и творя разнообразные бесчинства.

Часто Враг тот появлялся и в человеческом обличье – и каждый раз в новом. Вы только посмотрите: вот старец идет, хэшан* [Хэшан – буддийский монах (кит.)] вида весьма благообразного. В монашеское одеяние облачен, в руке его посох железный. Всем готов услужить, каждому человеку слово доброе скажет, всем проповедует великое учение Будды, смирен и просветлен – ну просто бодисатва* [Бодисатва – человек, достигший высшей степени святости в буддизме.], по земле шествующий! И собирает этот святой наставник изрядное количество учеников, и превозносят они его, как воплощенного Гаутаму* [Гаутама – одно из имен Будды.]. И внимают ученики его речам, и познают высоту ученья ступень за ступенью с удивительной быстротой, и начинают творить необыкновенные чудеса: заимствуют жизненную силу у темного начала и наполняют им светлое начало, разводят в огне золотой лотос, овладевают философским камнем и исцеляют им слепых, способны одной только бамбуковой пикой повергнуть наземь двадцать семь врагов. Но только не спешите радоваться за этих людей! Достигли они мастерства, но нет в них истинного просветления, не вошли они, так сказать, в «праведный плод». Напротив, черны стали их души, как деготь. И где бы ни появились они, там тут же начинаются несчастья у людей – и засуха, и болезни, и смута, когда сосед идет войною на соседа.

То девицей прикинется вида опять же самого прекрасного. Скромна, как юный лотос, что розовеет в утренних каплях росы, глаз не поднимет, щеки румянцем нежным тронуты, как персик из чудесного сада феи Яшмового озера Си-Ванму. Воспылает любовью к ней какой-нибудь добродетельный господин весьма знатного рода и зажжет, так сказать, красную брачную свечу. А она, как оборотень-лиса* [В китайской мифологии лисы часто являются оборотнями, способными превращаться в людей и высасывать из людей жизненные силы, сводить их с ума.] изведет его зельем иссушающим, всю семью его погубит – и жен, и братьев, и стариков, и детей. Да попутно еще и людей развращает, особенно обращая свое ядовитое внимание на буддийских монахов, давших обет безбрачия.

Словом, творятся в провинции черные дела. Видит Лю Дэань деяния эти неблагодетельные, и печаль ложится на его сердце, как беспросветная ночь. И пытается он найти Врага этого, чтобы посмотреть в его глаза и увидеть «отражение духа», подобно тому, как Будда некогда поглядел в огненные глаза Сунь У-куна, злонравственного царя обезьян, восставшего против Неба. Но скрытен был Враг. Шел Лю по пятам его, но слышал только: «Был он еще только, вчера, но сегодня исчез, и нет следов его во всем уезде». Господин Лю крепче затягивал свой пояс, поправлял за спиной бамбуковые ножны с волшебным мечом Шанцин-цзянь и снова направлял свои стопы по пути, так сказать, красного праха. А наставник его, старый Ван, следовал за ним, и удивлялся Лю при каждом разговоре, сколь много еще можно почерпнуть из колодези просветленной мудрости своего учителя – даоса.

Сказал тогда отшельник, что погоня их напрасна, ибо Враг нарочно избегает встречи, чтобы истощить жизненную силу Лю и поселить в душе воина сомнения. И нужно сделать хитрую приманку, которая неотразимо действует на всех Е-ча. То есть он, конечно, имел в виду демонов, к коим причислял и Врага. А надо сказать, что блаженный Ван в совершенстве овладел не только «внутренней» алхимией, о которой хорошо осведомлен каждый даос, но и «внешней» алхимией – «вай дань», некогда объявленной ложной и во многом забытой. И превзошел он в этом самого Гэ Хуна. Снял он дом в городе, у самой площади, окружил его высокой оградой, чтоб не отвлекали мыслей его суета и шум, и постился десять дней, и боролся с демоном темного начала Инь в сердце своем. Когда же положительный дух его укрепился, а сердце освободилось от всяких возмущений, став как яркая луна в пространстве, возжег он огонь под тигелем, и расплавил в нем свинец, как тело врага, и ртуть, как сердце его, и смешал все с водой, как средоточение знака Цзы. И пар, вышедший из тигеля, принял форму облика-лица, похожего на маску обезьяны с тремя рогами. Потом добавил даос к этому, чтобы усилить темное начало Инь, два фэня высушенных самок тараканов, половину шэна корневища тутовника, пять видов вьетнамских пряностей, и семенники крысы, и чешую дракона, и семечко дерева Утун, и серу в мешочке из золотой парчи. И осуществил он девять плавок, чтобы усилить чистоту волшебного состава. И каждый раз добавлял он новые снадобья, всего числом тридцать семь, и кидал в тигель щепоть золотого порошка. Ибо известно, что серебро пугает демонов, но золото притягивает жадных Е-ча, как железо – магнитную иглу. Все это время Лю Дэань внимательно учился великому искусству, внимая кратким, но бездонно глубоким речам наставника.

Когда же пришел срок, взял Ван получившееся и вылепил из него шлем, напоминающий полукруглый череп рогатой обезьяны. А спереди того шлема опускалось забрало с двумя отверстиями – как бы глазницами. Далее сделал он из рисовой соломы чучело трех локтей ростом и надел ему на голову шлем-приманку. И произнес заклятие Патриарха Люя Дунбина, сокрушающего нечистую силу. И немедленно загорелись красным светом глаза чучела, и вселился в него Дух. Несомненно, это и был Враг, и попал он в ловушку. Хотел Дух тот немедленно освободиться из соломенного тела, чтобы произвести разрушения. Но даос стукнул его по лбу мухобойкой, заговоренной против чертей, и, пока Враг был лишен возможности действовать из-за сильной боли, нарисовал на шлеме иероглиф «запечатывание» красной киноварью. Таким образом, Дух был пойман и не мог покинуть своего узилища и предпринять действий против поймавших его.

Спросил тогда блаженный Ван об Имени Духа. На что пленник ответствовал, что Имя его – Ди Жэнь, что, как известно каждому, означает просто «Враг». Но учитель Ван упорствовал, желая узнать истинное Имя Духа. На что Дух просто лишь рассмеялся и долго издевался над ничтожеством даоса. Сказал он, что в Имени его заключена вся его сила и, пока Имя сие остается тайным, люди не в состоянии нанести ему вред, какими бы могущественными они ни были. Узрел в этом Лю Дэань родство со своей новой сущностью, потому что знал, что истинное Имя Тай Ди Сяня, которое он держал в тайнице своего ума, также дает ему необычайные силы и власть над людьми и природой. Понял он, что Дух, назвавший себя Ди Жэнем, имеет одно происхождение с Великим Земным Бессмертным и являет собой как бы злую его противоположность. «Имя! – вскричал он. – Открой мне свое Имя, Ди Жэнь, или ты никогда не обретешь свободы и навек будешь облачен в соломенное тело и жалкий свинцовый череп обезьяны!»

«О нет, – с насмешкой ответил Враг. – Ты слишком слаб еще, Мятежник. Я убил тело чужеземца-франка, которое принадлежало тебе прежде, но ты успел ускользнуть от меня. Ты нашел себе новое хорошее тело, ты прибег к помощи Хранителя и даже заманил меня в этот жалкий сноп соломы, но не надейся на большее, рассчитывая на то, что вырастишь персиковое дерево из семечка Утун. Ибо сила твоя незрела, и передо мной ты – как лисица перед белым тигром!»

Три дня и три ночи Лю и Ван допрашивали Духа, но тот упорствовал в своем нежелании говорить. И осыпал их бранью и насмешками. А на четвертый день даос Ван почувствовал, что появились большие беспорядки в циркуляции его жизненной пневмы, о которой так заботится каждый даос, и положительный дух его слабеет, превращаясь в отрицательного Инь-демона. И золотой свет отделился от его тела, подобно большому колесу, и никак не поддавался водворению обратно в исходную полость духа. Таким образом, жизненная сила Вана ослабла, а Колесо Закона замедлило свое вращение. Виноват в этом, конечно, был злонамеренный пленник Ди Жэнь. Он собрал все свои силы и сумел преодолеть магическое заклинание. Ван Дунган соединил силы сердца, духа и мысли и закрыл небесный затвор в своей макушке, дабы избежать вредоносного воздействия Врага. Но было поздно – искры вылетели из глаз рогатой обезьяны. Они пробежали по рисовой соломе, и она вспыхнула в то же мгновение. Демон зло хохотал, когда Лю и Ван в страхе бежали из дома. Все постройки загорелись и слились в огромный костер, полыхающий до самого неба. Свинцовая маска расплавилась, и Ди Жэнь полностью освободился из своей ловушки. Пламя принимало все более отчетливые очертания и скоро превратилось в ужасного великана в половину ли ростом, все части которого состояли из ярко-красного огня. Люди, которые скопились перед домом и глазели на пожар, закричали от ужаса. Имел тот великан две головы – одна была как у крысы, и острые зубы торчали у нее из пасти, как бамбуковые пики. Другая же голова была обезьяньей, у нее было три рога, она корчила непристойные физиономии и высовывала язык, раздвоенный как у змеи. Рук же у этого демона было целых шесть, и в каждой он держал какое-то оружие, подобно Принцу Ночже, сыну небесного князя Вайсраваны. Вспомним, как это было: тут были и меч для казни чудовищ, и нож, и веревка, и пест для покорения, и разрисованный шар, и огненное колесо. Потрясая этим оружием, великан бросился вперед, и от каждого его прикосновения загоралось дерево, и от каждого шага земля тряслась и дрожала, а камни величиной с голову буйвола разлетались, словно мелкие песчинки.

Молодой Лю, однако, сохранил отвагу в сердце и хотел сражаться с великаном своим чудесным мечом. Но земной блаженный Ван вовсе не потерял своей могучей силы, с помощью которой мог совершать невиданные чудеса. Он взмахнул своим посохом, и в тот же миг руки его начали расти, превращаясь в крылья. Ноги преобразились в лапы с когтями, а деревянный посох – в клюв. Превратился даос в огромного орла, состоящего из водяных брызг. Вы только посмотрите:

 
Воистину, Небо не видело такого!
Словно Тигр наслал черные тучи,
А Дракон – ураган, срывающий крыши!
Крылом взмахнет – затмит золотого ворона* [Китайский символ солнца.],
Голову повернет – закроет яшмового зайца* [Китайский символ луны.]:
Заслонил и солнце, и луну!
Сердце его несгибаемо, как железо,
А дух его, как орел, парит в воздухе.
 

Птица эта была настолько огромна, что налетела на огненного демона, как ястреб налетает на мышь. Пламя зашипело, столкнувшись с водой, и начало гаснуть. Но, Враг-оборотень превратился в черную жабу с рогами на голове. Он прыгнул вверх и прошел сквозь водяные крылья орла безо всякого для себя вреда. Миг – и блаженный Ван оборотился журавлем с клювом из белого серебра. Он схватил мерзкую жабу, но не успел разорвать ее. Ибо Враг расхохотался и исчез вовсе, как горный туман растворяется под лучами утреннего солнца. Страх тут же вселился в сердца людей, видевших эту чудесную битву, и они с громкими криками разбежались в разные стороны. Сказал тогда Ван: «Не исчез вовсе Враг, а вселился в одного из этих людей и скрылся от нас на время в обычном человеческом обличье».

Лю был немало удивлен чудесными способностями своего святого наставника, ибо никогда не приходилось наблюдать ему воочию таких необыкновенных превращений. И просил он даоса научить его тому же. На что ответил ему старый Ван:

 
Загадка проста – разгадать ее сложно.
Разум здесь не поможет – но лишь просветление духа,
Он бесплотен, как демон, и я стал бесплотным,
Он несет обман – и я обманул.
Ты смотришь глазами – они лгут тебе.
Посмотри душой – и узришь правду.
Как Прозревший увидел отражение духа,
Как Пань-гу* [Пань-гу – по преданию первый человек, создавший Вселенную.], растворившийся во Вселенной,
Видит отражение земных деяний.
 

Молодой Лю пытался добиться от своего наставника разъяснений этой загадки, но даос замолчал и не сказал больше ни слова. Понял тогда Дэань, что не готов он еще к познанию сущности Врага, не научился еще пользоваться своим Даром и не достиг истинного совершенства. И снова удалились они к горе Маошань, и вновь вернулись от внешнего к внутреннему.

 
Пусть мысли приходят и уходят.
Наблюдайте за ними,
Не привязываясь и не цепляясь к ним.
Это правильный путь.
Просветление не приходит быстро,
Но оно ведет за собою Истину.
 

[Строки из даосского трактата «Дань Цзин». Перевод Е. Торчинова.]