Текст книги "Демид. Пенталогия (СИ)"

Автор книги: Андрей Плеханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 67 (всего у книги 137 страниц)

Глава 13

Демид снова уехал в город. Пробыл в деревне совсем недолго.

Не сиделось ему спокойно на месте. Лека ясно видела, что точит его изнутри тревога, разъедает душу, не дает спокойно есть, спать, ходить, дышать. Да только не делился он с Лекой своими проблемами. И на все вопросы: «Ну скажи, в чем дело?! Вдруг с тобой что случится?» – ответствовал неизменно: «Завещание в ящике стола». Шутник тоже нашелся.

Не любила Лека таких шуток. Слишком мало они походили на шутки,

Что такое случилось там, в городе? Что-то назревало страшное. Это грозило Демиду, и Леке, и всем. Может быть, ее место было сейчас рядом с Демидом? Но она не могла заставить себя сейчас уехать отсюда. Одна только мысль о том, что она уедет отсюда, повергала ее в трепет.

Дома... Была ли она здесь дома? Пока еще нет. Но она была совсем рядом от дома. Ей хотелось вернуться домой, но она еще не знала точно, что это значит.

А может быть, уже осознавала, но еще боялась поверить в это.

Так всегда бывает, когда человек неизлечимо заболевает. Когда доктор, уныло перебирая бумажки на столе и отводя взгляд, сухо сообщает, что «у вас, э-э-э, определенное заболевание». – «Что, доктор, это серьезно?!» – И холодный пот ужаса. «Ну, как вам сказать? Достаточно серьезно, к сожалению. Операцию делать уже поздно. Но при определенном курсе терапии некоторое время вы даже не будете замечать отклонений в своем здоровье. Да». И вы идете домой, неся в кармане листочек, на котором непонятными, зашифрованными латинскими закорючками написана та разновидность смерти, которая посетит вас в ближайшее (или в отдаленное) время. И вы забываете об этом – на день, на час, на минуту. И вдруг вспоминаете, и вздрагиваете, и понимаете, что никогда уже не будете таким, как прежде. И горькие морщинки прорезают лоб, и уголки рта опускаются в вечном горестном выражении, укоризне всему живому, что так легко переживет вас – без малейших усилий. Это сводит с ума.

Лека не знала названия своей болезни. Но ее нельзя было вылечить. И единственное, что оставалось ей делать, – это жить здесь. Ходить в березовую рощу – прижиматься к гладким белым стволам. Или просто лежать на земле. И чувствовать, как мысли уходят из головы. Никаких мыслей – только смешанное, и сладкое, и жуткое чувство оцепенения. И что-то внутри стучится и просится на свободу. А может, это просто сердце? Но откуда тогда эта истома – такая, что нельзя пошевелить и рукой? Откуда эта уверенность, что ты уже умерла и каким-то образом украла, продлила срок, отмеренный тебе судьбой?

Единственный человек, который мог ей помочь, был Демид. Но он уехал. Да и что сейчас мог сделать Демид? Она не послушалась его. Она переступила через табу, которое он наложил на нее. И она была наказана. Она не знала, что такое сделал с ней доктор Панкратов. Но он разбудил нечто темное, что дремало в ней всю жизнь.

Это не было еще осознанным. Но ЭТО уже командовало ею, беззвучно, бессловесно подталкивало ее к поступкам, которые нельзя было назвать обычными для человека.

А может быть, так было всегда? Только теперь тайное стало явным?

Может быть.

* * *

Банник сам нашел Леку. Ну да, конечно, он сам пришел к ней – не выползают просто так древние создания к людям. Сторонятся они людей, боятся их. Если уж показались они на свет Божий – значит, большая нужда заставила.

Он окликнул ее, когда она шла по лесу. Окликнул – это сильно сказано. Ни звука не было – только странный внутренний толчок, и она уже знала, что ее ждут. Он хочет с ней поговорить.

– Фамм.

Два больших светящихся глаза в темном дупле. Осторожные, немигающие, тусклые фонарики.

– Фамм, это ты? – тихо позвала Лека.

– Фамм, Фамм. Я.

Не голос, не звук. Тихий шорох в голове. Телепатия. Лека не верила в нее. Сейчас не верила. Она забыла, что когда-то была телепаткой и читать мысли для нее было так же естественно, как читать объявления, расклеенные на заборах. Но она не удивилась. Все это было знакомо. Все это когда-то уже было.

– Фамм, ты хочешь что-то сказать мне? Да.

– Да. Фамм. Тебе сказать.

– Кто ты такой, Фамм?

– Ты знаешь. Ты вспомнишь. Сейчас не важно. Ты вернулась. Лекаэ. Вернулась домой. Хорошо. Но уже поздно. Карх. Карх проснулся.

– Карх? Кто такой Карх?

– Карх. Плохо. Гоор-Гот сделал кархов. Кимвер убил Гоор-Гота. Кимвер убил кархов. Всех. Но один карх стал снова живым. Этот карх – бессмертный.

– Подожди, подожди! – В голове у Леки все уже смешалось в кашу. – Горгота – это кто такой?

– Дух. Большой Дух. Из черного колодца. Не важно. Он умер.

– А этот, как его там... Карх?

– Карх – тоже дух. У него тело зверя. Страшный зверь. Жестокий. Он не может умереть.

– А третий кто? Который всех убил? Кимвер.

– Он бессмертный.

– Тьфу ты черт! Послушать, у тебя все бессмертные. Духи часто бывают бессмертны. Люди – очень редко.

– Кимвер – только один бессмертный человек сейчас. Других нет.

– Ну а я-то какое отношение ко всему этому имею?

– Предупредить кимвера. Спасти его. Карх хочет убить его. Он может убить кимвера. Это нельзя. Кимвер должен жить. Иначе все сдвинется.

– Что сдвинется?

– Мир. Сдвинется раньше времени. Мир все равно сдвинется. Люди глухи. Они не слышат движения. Но придет Слепое Пятно – и их пора закончится. Мир сдвинется все равно. Но пока рано. Кимвер должен жить.

– А почему тебе самому не предупредить этого самого Кимвера?

– Лесные твари боятся говорить с кимверами. Кимверы убили много лесных тварей, когда становились людьми. Ты скажи кимверу.

– Где же мне его найти?

– Кимвер – твой друг.

– Друг?!!

– Да. Кимвер был там. В бане. Он хотел меня потрогать. Я боялся.

– Кимвер – это Демид?!!

– Да.

* * *

– Эй, ты! Король Крыс! Вылезай! Я знаю, что ты здесь!

Слова Демида эхом отразились от старых кирпичных стен и смешались с жирным чавканьем капель, падающих с потолка. Демид стоял, широко расставив ноги, на земляном полу, заваленном обглоданными костями, рваными тряпками, высохшими бурыми ошметками мяса. Демид старался не думать о том, чье это было мясо.

Он пришел сюда сам. Он пришел в это мрачное подземелье, отмеченное на карте головой паука, сырой затхлый подвал, где нечем было дышать от вони разлагающихся трупов. Огромный подвал, подземные кишки заброшенной фабрики. Здесь можно было бы ездить на БТР. Только у Демида не было БТР. У него не было ничего, кроме самого себя – Демида. Да и ни к чему ему было все лишнее. Не хотел он больше связываться ни с Конторой, ни с МВД, ни со следователем Фоминых, Это было ЕГО дело. Король Крыс мешал лично ему. Лично к Демиду предъявлял Король Крыс какие-то счеты. А Демид был сейчас не в том положении, чтобы надменно проигнорировать убийственные выпады в свою сторону… Он был слишком слаб, чтобы беспечно играть с Королем Крыс. Он был слишком слаб и растерян, чтобы позволить Королю Крыс остаться в живых.

Он был слаб, и потому особенно опасен. Так бывает опасен подраненный хищник.

– Иди сюда, – сказал он. – Или я подожгу этот склеп. Огня ты боишься, я знаю. Шакалы всегда боятся огня. Иди сюда.

На стенах бурой, запекшейся кровью были намалеваны пауки. Пауки с треугольными телами.

* * *

– Поздно, – сказала Лека. – Он уже там. Он уже в логове этого карха.

Пелена словно спала с ее глаз. Она увидела Демида в мрачном подвале – бледного, сосредоточенного. Увидела всего на секунду, но этого было достаточно. В руках Демид сжимал черный зонтик. Лека знала, что это был за зонтик.

– Он пришел к карху, – сказала она.

* * *

Тень в углу беззвучно отделилась от стены и сделала шаг в сторону.

– Кимвер. Защитник, – сказала она. – Пришел. Сам. Ты принес мой подарок?

– Нет. – Демид едва согнул ноги и переложил Штуковину в правую руку. – Я выкинул твой подарок на хрен. Он мне не понравился. Я не люблю золото. Особенно порченое золото.

– Плохо. – Король Крыс побежал расслабленной, вихляющейся походкой вдоль стены. – Я рассчитывал еще раз увидеть его. На твоей руке. Он дал бы тебе силу. Мы были бы равны. А теперь ты слаб, кимвер. Расправиться с тобой будет не труднее, чем с любым другим Мясом. А это неинтересно.

– Я не кимвер, – сказал Демид. – Я – Демид.

– Ты – кимвер. Ты всегда был кимвером, Кимвер – это твой дух. Твоя душа. Только она слишком прочная, твоя душа. Она прочнее, чем твое человеческое тело. Она прочнее, чем прочие человеческие душонки. Ни рай, ни ад кимверам недоступны. И когда очередное тело их дохнет от старости, душа кимвера вынуждена мотаться в бесплотном, безмозглом состоянии, пока ей не будет дозволено родиться вновь на земле. Ты – гнусный кимвер, Демид. Дух Неприкаянный. Один из двух сотен кимверов, существовавших в Цветном Мире. Но теперь ты остался один. Последний. Остальные кимверы больше не вернутся в человеческие тела. Их срок истек.

– Ну и плевать, – сказал Демид. – Кимвер я, или какой-нибудь там Шмиттельгаузен, или просто Рабинович, какое это имеет значение? Я не хочу знать о себе ничего такого, что выходит за рамки обыденного. Я знаю, что у меня есть куча необычных способностей. Но я показал им большой кукиш, Король Крыс. Я наложил на них табу, Король Крыс. Я выкинул их из своего сознания. Забыл. И тебе не советовал бы про них напоминать.

– Хе-хе... – Король Крыс все также трусил кругами вдоль стен, и Демид едва успевал поворачиваться, чтобы оставаться к нему лицом. – Ты все упрощаешь, Защитник. Ты хочешь выйти из игры. Это совсем несложно, Защитник. Я выведу тебя из игры. Ты мне больше не нужен. Ты мне мешаешь.

* * *

– Плохо. Плохо. Плохо. – Шепот Фамма в голове стал хриплым, испуганным. – Кимвер не должен идти сейчас. Кимвер должен прятаться. Он забыл все. Он больной кимвер. Карх убьет его.

– Значит, Демид – не человек?

– Ужас, ужас, ужас в сердце. Демид умрет? Как помочь ему?

– Человек. Кимвер – это особый человек. С особой душой. Кимвер не знает, что он – кимвер. Ум не знает. Но душа знает. Она не дает такому человеку жить спокойно.

– А я – тоже кимвер? Я ведь тоже необычная.

– Нет. Ты – не кимвер. Ты – наша.

– Кто – наша?

Но Банник уже исчез. Исчез, оставив насмерть перепуганную девушку в одиночестве.

* * *

Все так и делается. Очень трудно свалить столб, врытый в землю. Его нужно расшатать. Король Крыс расшатал его вполне достаточно. У Демида уже в глазах рябило от мелькания кирпичных стен, от мелькания облезлого грязного собачьего тела, его мутило от омерзительной вони – он был очень чувствителен к запахам.

Он больше не мог крутиться так. Он встал на месте и закрыл глаза. Шорох немедленно прекратился. Король Крыс крался теперь осторожно, бесшумно, и Демид не знал, где он находится. Наверное, он был очень доволен собой, Король Крыс. Он не спешил нападать. Он растягивал удовольствие. Человек и в самом деле оказался слаб.

* * *

«Чем помочь Демиду?» Лека напрягла всю свою волю, пытаясь нащупать хоть какую-то мысленную ниточку, ведущую к Демиду. Она вытянула руки в стороны, коснувшись ими двух тонких, темных еще березок. Она подняла лицо к небу. Небо было безмятежно голубым, и по нему плыли белые облачка. Как тогда, в детстве. Как во сне.

* * *

Демид медленно, не открывая глаз, стянул со Штуковины черный матерчатый футляр. Теперь Штуковина больше не походила на зонтик.

Он плавным, кошачьим движением опустился в стойку всадника и замер, вытянув руки перед собой. В правой руке его был тонкий цилиндр из серебристого металла, длиной около полуметра. Демид был спокоен. Циркуляция пневмы – единственное, что занимало его сейчас. Король Крыс существовал где-то там, во внешнем мире, в виде досадного артефакта. Артефакта сильного, опасного, но слишком уверенного в себе, чтобы быть победителем.

И когда зверь бросился на Демида сзади, Демид уже был готов. Он перестал думать. Он не был автоматом. Он просто вручил судьбу свою Космосу и был готов к танцу.

Потому что только танец является искусством. Все остальное – труд. Труд необходим, без него не достичь совершенства, но, когда ты танцуешь, не должно быть видно, какого труда тебе это стоило.

Конечно, зверь напал сзади. У него не было определенного плана. Мы не продумываем план битвы, когда вцепляемся зубами в бифштекс на тарелке. Мы просто едим его. Демид не был для Короля Крыс соперником. Он был просто куском Мяса.

Любой человек был для Короля Крыс просто куском мяса. Потому что Король Крыс был идеальной машиной для убийства. И человек мог оказать ему сопротивление не больше, чем бифштекс на тарелке.

Но Демид и не сопротивлялся. Он танцевал. Он скользнул вниз в сторону и сделал свое первое па. Сегодня он танцевал для Короля Крыс.

Зверь пролетел над ним. Он врезался бы в стену, но Демид затормозил его полет. Трубка в его руке со щелчком удлинилась вдвое, и на конце ее вырос крючок. Острый коготь. Он впился в грудную клетку зверя, в толстую шкуру. Зверь, пойманный на крючок, перевернулся в воздухе, перекувырнулся через голову и грянулся спиной оземь. Крюк оставил в теле его длинную рану и вырвался на свободу, неся на жале своем клок окровавленной шерсти.

Машина для убийства молниеносно перевернулась, с рычанием вскочила на ноги, оскалила ножи-зубы. И с испуганным воем шарахнулась в сторону.

Демид открыл глаза.

Машина дала сбой. Машина не должна пугаться. Но Король Крыс испугался до смерти, он едва не обмочился от страха, увидев глаза Демида.

Глаза Бодисатвы, сошедшего с неба. Глаза ни жестокие, ни добрые, ни теплые, ни холодные. Глаза пустые, постепенно наполняющиеся сознанием.

Демид открыл глаза и шагнул из Инь в Ян. Из тьмы в свет. И Король Крыс прочел в этих глазах смерть. Только кимвер мог убить его. И только карх мог убить Бессмертного. Последнего Земного Бессмертного. Для этого он и был создан.

Карх ошибся. Бессмертный не был обычным человеком – обыкновенным ходячим куском мяса. Хотя это мало меняло дело. У Бессмертного не было панциря, длинных когтей, страшных зубов. У него не было крыльев, чтобы улететь, и копыт, чтобы раздробить карху голову. И пускай душа его была душой кимвера, тело его было простым человеческим тельцем.

Стоит Королю Крыс добраться до этого тщедушного тельца, и он превратит его в груду кровавых ошметков в считанный миг. И когда Слепое Пятно начнет свое медленное путешествие, некому в этом мире будет осмыслить, что происходит, и попытаться продлить срок человеков. Апокалипсис неизбежен, и никто не в силах предотвратить его, будь он даже трижды кимвером.

Карх прыгнул на Демида – выстрелил своим телом, как стальная пружина. Демид снова скользнул в сторону, но зверь в воздухе изменил направление и вцепился в поднятую руку человека.

Челюсти его заработали как ножи.

* * *

Лека дико закричала, пошатнулась, упала на землю. Левое предплечье ее пронзила боль – словно сотни острых лезвий. Она каталась по земле, теряя сознание. Кровавая пелена встала перед ее глазами.

Она нашла путь в сознание Демида.

* * *

Металлический нарукавник и вправду оказался слаб против зубов Короля Крыс. Они проткнули титановый сплав, как жесть. Они с хрустом смяли металлическую трубку. Но Демид не чувствовал боли. Боль должна была быть – невыносимая, нечеловеческая. Но боль словно кто-то высосал, вытянул, взял на себя.

Эта секундная передышка спасла Демида. Он притянул башку Короля Крыс, повисшую на его левом предплечье, к себе. Он приставил серебряную трубку к голове зверя, воткнув ее прямо в морщинистое, розовое, почти обезьянье ухо, и нажал кнопку.

Трубка вздрогнула, словно живое существо. Тугая, мощнейшая пружина сработала внутри ее. Если бы Штуковине не мешала башка монстра, она выросла бы на два метра за долю секунды, выпростала бы свое узкое тело, как змея в броске. Но череп Короля Крыс был сработан из прочной кости. Штуковина не смогла пробить его насквозь. Она только проделала дыру в ушном отверстии и воткнулась своим острым когтем в мозг.

Удар был такой силы, что башка Короля Крыс мотнулась с хрустом – сломались его шейные позвонки. Зверь разжал зубы и прыгнул в сторону. Демид вцепился в Штуковину мертвой хваткой, удержал ее, выдернул из башки карха. Король Крыс попытался снова прыгнуть на Демида, но промахнулся на полметра и тяжело шлепнулся на бок. Размозженный мозг его уже не мог управлять телом. Кровь из уха текла вишневой струей.

Демид тяжело дышал, пот заливал его лицо. Левая рука отнялась до самого плеча, вместо кожи висели кровавые лохмотья, кисть была выгнута под таким неестественным углом, что можно было только гадать – сколько там костей сломано.

Он завалил Короля Крыс. Но Король Крыс был все еще сильнее Демида.

Успеть. Должен успеть, его мозг регенерируется быстро, слишком быстро.

«Что мне с ним делать?»

Ты знаешь, вспомни как убивают вурдалаков.

Карх поднялся на ноги. Он медленно шел к Демиду, клацая челюстями. Лысая башка его моталась на сломанной шее, из пасти текла розовая слюна.

Демид сделал шаг назад, запнулся и упал на спину. Левая нога еле слушалась его – ватная, неживая.

ИДИ СЮДА! – Импульс чужой воли пронзил мозг ледяной иглой. – ИДИ СЮДА, МЯСО! Демид не успел и моргнуть, а тело его уже послушно дернулось на зов – вперед, к Королю Крыс. Оно рвалось к Королю Крыс, оно жаждало скорее попробовать упоительную режущую сладость этих зубов, оно мечтало поскорее быть пережеванным, переваренным Королем Крыс и стать составными молекулами его тела.

Тело предало Демида. Оно явно хотело быть съеденным Королем Крыс. Демид дернулся так, что суставы едва не вылетели, и все же остался лежать на месте. Парализованная левая половина тела не пустила вперед слишком резвую правую... СЮДА. СЮДА.

Еще рывок. Странно вело себя сегодня его тело. Правая половина подчинялась Королю Крыс. А левая отнялась, обесчувствела, заснула. Или подчинялась кому-то еще?

«Эй, ты! Кем бы ты ни был, отпусти меня! Пусть мне будет больно! Своей помощью ты убиваешь меня!»

Демид посылал сигналы, как передатчик. Голова его лопалась от бесплодных усилий. «Отпусти отпусти отпусти!!!»

Зверь молча смотрел на него, свесив голову. Он ждал. Ждал, когда Мясо само придет к нему. Так было всегда.

СЮДА. ТЫ ПОЗНАЕШЬ БЛАЖЕНСТВО.

Демид почувствовал – еще минута, и тело его разорвется пополам.

Лека открыла глаза. Боль по-прежнему терзала руку, текла раскаленным огнем по всей левой половине тела – так, что и вздохнуть было нельзя.

– Потерпи, Демид... Я помогу тебе...

Кровь текла из прикушенной губы и красными каплями падала на траву. Лека ползла куда-то, извивалась на земле от боли и не могла встать. Демид – там – умирал, и она не знала, как помочь ему.

Не делай этого. Отпусти его.

Голос в голове. Хриплый шепоток. Фамм? Лека медленно покосилась в сторону, повернулась всем туловищем, потому что шею повернуть не могла. Не Фамм. Какой-то другой Лесной. Тощее деревянное существо, похожее и на корягу, и на богомола. Извитое в причудливом зигзаге тело, покрытое растрескавшейся корой. Узкое коричневое лицо, близко посаженные, почти сросшиеся глаза цвета старой травы.

Отпусти. Ты убиваешь его.

– Я не могу... – прохрипела Лека. Боль впилась в нее, всосалась в душу ее, как огромная пиявка. Боль уютно чувствовала себя в ее теле.

Отдай ему его боль. Или он умрет.

– Не могу!..

Деревянная палка-конечность поднялась над головой Леки и с размаху въехала ей в лоб.

Боль вылетела из Леки вместе с сознанием.

* * *

Боль влетела в Демида – заполонила все его существо, перекрутила судорогами веревки сухожилий, злобными крючьями разорвала кожу и мышцы, раскаленным железным прутом вкрутилась в мозг. Лавина боли кровавой волной неслась на Демида, захлестывая его легкие. Она утопила Демида с головой, он захлебнулся собственной слюной и медленно, еще дергая руками и ногами, пошел ко дну.

Он уже умирал когда-то. Умирал в своей жизни. Знакомое чувство. Пуля, разносящая на части черепную коробку. Шар раскаленной плазмы, сжигающий спину. Падение с высоты и ослепляющий таран асфальта.

Он уже умирал. Когда это было? Сколько раз? Сколько раз в этой жизни и сколько раз в предыдущих? Сейчас, на грани между бытием и бездной, он вдруг осознал: смерть для него так же привычна, как жизнь.

Не уходи еще рано.

«Не все ли равно? Я вернусь снова. Вернусь в другом воплощении. Может быть, оно будет менее мучительным?»

Не вернешься кимвер это было последнее из воплощений твой срок отмерен.

«И что же дальше?»

Не знаю никто не знает я думаю что ничего.

«Ничего?»

Ничего.

«Ну уж нет!»

Демид уперся ногами в дно, вязкое дно, покрытое илом тысячелетних воспоминаний, оттолкнулся и пошел к поверхности.

Он выскочил, как поплавок, на поверхность жизни, выскочил на метр над уровнем моря, заорал от боли от воздуха, ворвавшегося в него первым обдирающим вдохом, как в легкие новорожденного. Он родился снова – младенец в лохмотьях кровавых ран, скрежете сломанных костей, умудренный пожилой новорожденный, не захотевший снова умирать. Он родился самим собой – с именем, Именем, искромсанным, искусанным прошлым, укусами и искусами настоящего. Родился, чтобы жить самим собой.

Человеком. Как всегда.

Король Крыс уже прыгнул. Набросился на Демида, истекшего кровью, потерявшего сознание. Набросился, чтобы высосать из него остатки жизни и стать сильнее. Чтобы утвердить себя в этом мире, занять то место, которого был достоин.

И снова промахнулся. На этот раз не по своей вине. Демид неожиданно ожил. Перекатился в долю секунды на полу. Оперся здоровой рукой и обеими ногами ударил Короля Крыс в бок. Это был хороший удар. Король Крыс врезался в стену и шмякнулся на пол всей своей тяжелой тушей.

Демид встал. Левая рука у него не двигалась – он даже не мог пошевелить пальцами. Но правая была поднята, и в ней был серебряный хлыст. Это Штуковина выросла на свою полную, четырехметровую длину.

– Меня убивали много раз, – хрипло сказал он. – Но только тогда, когда я сам хотел умереть. Сейчас я не собираюсь умирать. Я передумал.

Хлыст просвистел в полумраке серебристым зигзагом и щелкнул над головой оборотня. Король Крыс даже не почувствовал боли. Он только увидел вдруг, как ухо его покатилось по земле.

– Идиот! – Карх взвизгнул, как прибитая дворняга. – Меня нельзя убить. Я восстанавливаюсь. Мой мозг уже в порядке! Ты так не можешь, человечек!

– По-моему, мозги-то тебе и нужно вправить. – Демид не спеша приближался, похлопывая кнутовищем по бедру. – Я знаю, как тебя убить. Я вспомнил, как убивают вурдалаков. Но вначале я займусь дрессировкой. По-моему, ты плохо воспитан. Мне даже неприятно убивать такую некультурную нежить.

– Мясо, вот ты кто, – выкрикнул Король Крыс. – Ко мне, Мясо! Ты хочешь, чтобы тебя съели! Чтобы тебя...

Оборотень захлебнулся визгом. Серебряный кнут подсек его ноги, и он покатился по земле.

– Я же сказал – веди себя прилично! Особенно когда разговариваешь со старшими.

– Чего... Чего ты хочешь?

– Убить тебя, – сказал Демид, – Я тебя убью. Ты не нужен.

– Подожди! – Оборотень заюлил хвостом, медленно пополз в сторону. – Разве ты не хочешь получить ответ на пару вопросов, человек? Если я умру, кто тебе ответит?

– Вопросов? Каких вопросов?

– Ты хочешь, хочешь знать! Ты поэтому и пришел сюда. Любопытство привело тебя сюда, вот что!

– Ничего я не хочу знать.

– Хочешь! Хочешь знать, кто меня создал. И как создал. Ты ведь и сам не прочь создать парочку таких, как я, а, кимвер? И у тебя может получиться. Это совсем просто, кимвер. Я скажу тебе, да!

Демид вытянул вперед Штуковину. Он двигался с трудом. Он ничего не говорил – все слова были уже сказаны. Он даже не думал ни о чем. Он просто поднял с пола хлыст и нажал на кнопку. На конце Штуковины появилась петля из тонкой серебряной проволоки. Штуковина превратилась в удавку.

Король Крыс взвыл от ужаса, притерся к стене, поджав хвост. Юркнул ободранной тенью, пытаясь проскочить мимо Бессмертного. Но Демид сделал молниеносное движение – и петля мягко, бесплотно села на шею карха. Карх уперся лапами в пол, резко мотнул башкой, собираясь порвать проволоку. Не тут-то было! Холодное кусачее серебро, столь отвратительное всем обитателям Тьмы, впилось ему в глотку.

Кровавая пелена застилала его глаза. Обида жгучей болью впилась в его сердце. Где его слуги? Почему они упустили кимвера, оставили бедного карха сражаться в одиночестве? Они все предали его. Предали! Бросили на растерзание убийце-кимверу. Клялись, что кимвер слаб, что он добровольно отказался от своих знаний и силы, что убить его – ничего не стоит. Предатели!

Мерзкие людишки!

Серебро разрезало глотку вурдалака. Он свалился на пол и в последний раз дернул лапами. Черный язык вывалился набок из открытой пасти.

Король Крыс сдох.

Демид стоял и тупо озирался вокруг. Башка волколака была почти отрезана. Волколак сдох. Но этого было мало. Потому что волколак мог ожить, если не выполнить последнего обряда.

Дерево. Вот что ему было нужно. Деревянный кол. Лучше осиновый.

Дерева здесь было в избытке. Даже вытесывать не было надобности. Колья стояли прислоненные в углу, словно приготовленные чьей-то заботливой рукой.

Демид, хромая, поплелся к ним. Он старался не думать, что будет с ним после. Он держался на ногах последним усилием воли. С такими ранами... Дай Бог выбраться из этого каземата...

– Стоять! – Четкий голос за спиной. Знакомый голос. Демид даже не обернулся. – Стоять! Руки вверх!

Демид медленно поднял правую руку и положил ее на затылок.

– Я сказала: руки вверх! Обе руки!

– Не могу. – Голос Демида был тусклым и усталым. – У меня нет левой руки. Одни лохмотья.

– Отставить разговоры! Поднимайте левую руку! Или буду стрелять.

– Стреляй.

Может и выстрелить. Должна выстрелить. Она уже стреляла в него. Конечно, в него, в Демида, а не в этого тюфяка Ваню-самогонщика. Она хотела убить его.

Молчание за, спиной. Сопение. Осторожно обошла Демида, держась на почтительном расстоянии. Встала перед ним. Ноги расставила. Нацелила пистолет на Демида. Тот самый пистолет.

Ага. Значит, она не одна. Не может просто так шлепнуть его на месте. Свидетели мешают. Двое за спиной, как минимум.

– Ольга. Я убил его. Короля Крыс. Почти убил. Не мешай мне. Мне надо доделать... Кол ему в сердце.

– Какого Короля Крыс?! – Голос Фоминых повысился почти до визга. – Вы мне мозги не пудрите!

– Вот ЭТО. – Демид показал глазами на труп бестии. – Король Крыс. Это даже не мутант. Это волколак. Обычный волколак. И если я не воткну ему сейчас кол в сердце, он оживет снова.

– Во дает! – сзади загоготали. – Ну байки травит! Правду сказали, что крыша у него едет!

– Ничего у него не едет! – Фоминых свирепо свела брови на красивом своем ледяном лице. – Он вам еще не такое наплетет! Все эти сказки – для отвода глаз. Гражданин Коробов, вы арестованы.

– За что?

– Отморозок ты гребаный! – Человек в гражданской одежде появился сбоку, воткнул Демиду в бок ствол пистолета. – Как людей собаками до смерти травить, так это мы можем, а как отвечать, так за что? Руки сюда! – Защелкнул сзади наручники. – Ольга Игоревна! У него тут рука одна и вправду – того... Кости торчат.

– Доедет. Он живучий. – Фоминых, кажется, впервые перевела дыхание. Сама не верила в свою удачу. Демид Коробов – вот он, в наручниках. – Оружие ищите.

– Есть тут. Кнут какой-то железный. Он им собаку задушил.

– Давайте сюда. – Фоминых с интересом вертела в руках Штуковину. Нечаянно нажала на кнопку и подпрыгнула от испуга, когда Штуковина со щелчком сложилась и превратилась в серебристую трубку с острым как бритва когтем на конце.

– Ого! – Оперативник восхищенно покачал головой. – Крутая хреновина! Холодное оружие.

– Холодное. – Фоминых осторожно опускала трубку в целлофановый пакет. – Оружие высшего класса. Профессиональное. У нас, кстати, есть пара дел, когда людей убивали чем-то подобным. Стоит покопаться. А, гражданин подозреваемый?

– Пошли. – Парень подтолкнул Демида в спину. Аккуратно подтолкнул, почти нежно. Жалел, видать, все-таки. – Ольга Игоревна, а собаку куда? В мешок?

– Оставьте ее, – сказала Фоминых. – Зачем нам эта падаль? Она бешеная, наверное, была, раз на хозяина набросилась.

Будь Демид здоров, он бы вырвался, вырубил бы всех троих – не насмерть, временно, лишь бы довести дело до конца. Добить Короля Крыс. Пусть его потом судят. Но что он мог сделать сейчас – едва живой?

Его снова переиграли. Потому что он был одиночкой.