Текст книги "Демид. Пенталогия (СИ)"
Автор книги: Андрей Плеханов
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 76 (всего у книги 137 страниц)
Глава 23
– Демид! Дема! Что с тобой?
Кто-то лупил его по щекам. И довольно сильно. Больно.
Дема открыл глаза. Лека стояла на коленях перед ним и уже замахнулась ладошкой, чтобы в очередной раз влепить ему пощечину.
– Прекратить избиение! – скомандовал Демид. – Лека, ты что, передумала?
– Что – передумала? – Лека таращилась на него, как на пришельца с того света.
– Умирать передумала?
– Я?! Я думала, это ты того... Копыта откинул.
Дема громко заржал. Лека посмотрела на него с недоумением, а потом начала хихикать – все громче и громче. Минут пять они хохотали до слез, и не могли остановиться, и катались по траве, и вытирали слезы, и суровые ели смотрели на них с раздражением – вот еще, дети малые, устроили тут концерт на полянке.
– Уф-ф, не могу! – Дема лежал на травке, и держался за живот, и смотрел в небо, и любовался озорными летними облачками. – Красота, Лека! Ей-богу, никуда уходить не хочется. Ты как насчет пикничка?
– Умираю от голода. – Лека уже запустила лапу в рюкзак и уже жевала что-то, набив щеки, как хомяк. – Слушай, по-моему, я похудела немножко. Штаны сваливаются.
– Отставить! – заорал Демид. – Рядовой Прохорова, вы чего это казенное добро без вилки жрете! Совсем культуру растеряли, понимаешь! Ну-ка, встать по стойке «смирно», пятки вместе, руки по швам. По швам, я сказал, чего вы их в карманы засовываете?
Лека фыркнула, и крошки недожеванного бутерброда полетели Демиду в лицо... Дема брезгливо отряхнулся, дотянулся до рюкзака и достал оттуда белую ткань.
– Скатерочка, – сказал он с любовью, нежно разглаживая чистую ткань на траве. – Скатерочка-самобраночка. Повернись к лесу передом, ко мне... э... ну, предположим, едой. Дема кушать хочет. Пока тут некоторые без сознаниев валялись, он, как всегда, черную работу делал. И черную работу, и мокрую работу, и всякую противную работу он делал, и все всухомятку. А сейчас Дема кушать будет. Культурно кушать. Потому как он некультурно кушать не могет, как некоторые оборванки. Потому как душа его нежная требует чистоты, красоты и всяческого отдохновения...
Так бормотал Дема, а на столе между тем появлялись всякие тарелочки в вакуумных упаковочках – и, салатики, и колбаска копченая, и рыбка специального посола, семужка розовая, ароматная, и буженинка, и хлебушек мяконький, и огурчики малосольные, и, само собой, бутылочка водочки – не какой-нибудь там импортной, с двумя Распутиными, мигающими невпопад, а нашей, местной водочки, экологически очищенной и полезной для здоровья. Удивительно, как Дема дотащил все это и не выкинул где-нибудь под кустом, но, как вам известно, Дема у нас – двужильный парень, и к тому же гурман и чревоугодник большой, и скорее скинул бы какой-нибудь другой груз, например Леку, чем свой упакованный закусон. Вот такой молодец наш Дема! Не забывает о душе! И сидит он уже перед своим дастарханом, как турецкий паша, и хлебосольно проводит рукой над скатертью, и говорит голосом ласковым, со всей культурностью.
– Садись, дорогая гостья, – говорит он. – Садись, сладкая моя Лека, и кушай, что хочешь, даже икру. Не жалко. Только кушай культурно, а то я тебе руки вырву, солнышко мое ненаглядное. Потому как мне твое крокодилье заглатывание пищи весь аппетит перешибает.
И сидят они вдвоем, и кушают интеллигентно, жуют с закрытыми ртами, и пальцы не облизывают, а вытирают культурно о штанину. И пьют они водку из маленьких хрустальных лафитничков с синими искорками на гранях (хотя у автора есть подозрение, что это простые пластмассовые стаканы, но кто теперь докажет?), и ведут приятный разговор.
– Демид, где мы?
– Черт его знает. Ик! – Дему одолел приступ икоты, и он сделал большой глоток из фляжки. – Где-то в еловом лесу. Ты сама-то хоть что-нибудь помнишь, Лека?
– Ты пропал. Говорили, тебя в тюрьму посадили. Я совсем одна осталась. И Лесные позвали... Позвали меня в Круг. Они сказали, что все расскажут мне. Но карх пришел раньше меня. Он убил всех. А дальше... Я не помню ничего. Я только помню, что кто-то сказал мне, что надо найти Знающего.
– Я нашел Знающего. – Дема вдруг посерьезнел, даже жевать перестал. – Знает-то он, судя по всему, много, да так ничего мне толком и не сказал. Впрочем, одну неплохую мыслишку подкинул...
– Кто он, этот Знающий? Откуда он?
– Я думаю, он оттуда. – Дема ткнул пальцем в небо. – От Создателя нашего. Посол по спецпоручениям. Старый, как мезозойская эра. И уставший до чертиков. Меня, Лека, судя по всему, снова втянули в большую игру со сплошными летальными исходами. Хотя задача на теперешний момент проста. Надо убить этого Короля Крыс. Карха. Иначе он убьет меня. Я ему почему-то очень не нравлюсь.
А дальше Демид вкратце рассказал, кто такой карх и откуда он взялся. Рассказал и о культе Короля Крыс в городе. Поведал, за что его запихнули в тюрьму и как он оттуда выбрался.
Но о самом главном Дема почему-то промолчал. Наверное, из скромности. Ничего не сказал о том, что он – Последний Кимвер и все страсти разгорелись из-за его скромной персоны. О том, что, как только земной срок его закончится, закончится и Время Человеков.
Страхи-то какие.
Пожалуй, Дема и сам в это не очень-то верил. Вовсе не хотелось ему быть такой значительной фигурой, да еще и подлежащей торжественному закланию. И уж тем более не хотелось ему быть Бессмертным. Насмотрелся он только что на одного бессмертного. Не похоже было, чтобы Бьехо получал какое-то удовольствие от своей бессмертности. Он выглядел как человек, который очень хотел умереть. Он устал от жизни.
– А я? – спросила Лека. – Что ты обо мне расскажешь?
– Ничего хорошего. Получил я твой телепатический сигнал, что, мол, плохо тебе. Бросил я все свои дела в городе и помчался тебя выручать, сокровище ты мое. Еле нашел тебя – в лесу, на березе, голую и окоченевшую. И что ты думаешь? Вместо того чтобы с радостью кинуться ко мне в объятия, ты устроила безобразную потасовку. Кричала на каком-то неприличном языке, кулаком мне в глаз засветила! Вот, фонарь видишь? – Дема дотронулся до лилового синяка на скуле. – Твоя работа! Степка – свидетель.
– Прости. – Лека скромно потупила глаза. – Демочка, милый мой! Спасибо тебе.
Она встала, подошла к Демиду сзади и обняла его за шею. Так и стояла и молчала, и пахло от нее теперь уже не березовыми вениками, а, как прежде, тепло и привычно, и Демид даже закрыл глаза и подумал, что, может быть, и не было той дикой ночи у Русалкиного Круга, и бешеного трехдневного марш-броска по непроходимой чаще с полутрупом Леки на плечах, и вообще ничего не было. Есть только этот пикничок на полянке и милая девушка Лека, по-прежнему такая красивая и желанная, что дух захватывает. И не только дух...
– Знаешь, Лека, чего я сейчас хочу? – спросил Демид сиплым голосом.
– Чего?
Демид сообщил ей о своем желании на ушко, и Лека улыбнулась и порозовела. Ей очень понравилась Демина мысль.
А ели были опять недовольны. Что за люди такие невоспитанные! Вытворяют что хотят! То хохочут, то кувыркаются в голом виде по всей поляне. Никакого понятия о скромности!
* * *
Лека и Демид возвращались в город. Окружным путем, через две соседние области. И сейчас тряслись в дорогом купе спального вагона фирменного поезда. Почему-то показалось Демиду, что в электричке, где можно свободно шнырять по проходам, легче их вычислить и найти. Да только куда деваться? Вот он, родной вокзал. Приближается, черт бы его побрал. Как ни крутись, мимо все равно не проедешь.
Дема снова был замаскирован. А вот Лека... Демид надеялся, что в ориентировках, что раздавали милиционерам, не было ее фотографии. Она-то тут при чем? Собак не выращивала, из тюрьмы не драпала.
Dum spiro, spero. [Пока дышу, надеюсь (лат.).]
– Дем... – Лека прижалась к Демиду, смотрела, как мелькают в окне первые городские дома в желтых квадратиках вечерних огней. – Страшно мне. Заметут нас в городе, как котят. Нужно нам было оставаться там, в лесу.
– Ну, милая... – Дема развел руками. – Такого я от тебя не ожидал. Я думал, ты романтик в душе. Ты представь только – нашел бы нас карх, этот веселый розовый волчонок, в лесу. Употребил бы в пищу. И все – никакой славы, только размазанные клочки кровавой слизи в траве. А тут, в городе!.. Наши с тобой портреты на всех заборах с надписью: «WANTED» [Разыскивается (англ.).]. Крупным планом в газете: «Монструоз двадцатого века со своей кровожадной помощницей наконец-то изловлен российскими внутренними органами!» Наши мордовороты с оскаленными клыками на всю полосу. «Экономика страны сразу пошла на поправку! Оказывается, зловредные оборотни Коробов и Прохорова пожирали не только невинных людей, но и денежные финансы! Подкупали честных чиновников, задерживали выплату зарплаты, продавали детей американским цыганам, двигали НАТО на восток, развращали здоровый дух нации». Напишем мемуары, как мы шпионили в пользу Бангладеша и топили радиоактивные отходы в кремлевском сортире. Будем приговорены к высшей мере, великодушно помилованы президентом и пристрелены при пятой попытке к бегству.
– Нет, в самом деле, что ты задумал, ненормальный?
– Увидишь. – Демид усмехнулся, и Леке стало не по себе. Видела она уже такое выражение его лица. Спокойной жизни оно не предвещало.
Коробов взял след.
* * *
Демид чувствовал себя довольно неуверенно. До этого он нагло, в открытую, пересекал необозримые просторы родной Отчизны, уже числясь во всероссийском розыске. Но тогда что-то внутри его говорило, что настоящей опасности нет. Мастера своего дела, настоящие профессионалы, не попались ему на том пути. Промахнулись, ошиблись, искали его не там, где следовало. Но теперь это же что-то навязчиво шебуршилось у него в душе, ежилось от страха. Сейчас вокзал был опасен.
«Настоящий профессионал» означало теперь не только специалиста по наружному наблюдению. Это мог быть и настоящий убийца. Если уж Демид был такой важной картой в этой игре, то не стоило играть с ним дальше. Безопаснее было кинуть его карту на стол. Открыть козырь. Кинуть карту Демида на черный шершавый стол асфальта, в лужу его собственной крови. Прострелить карту в самое сердце, и дело с концом.
«Там есть кто-нибудь, на вокзале? Кто-то из серьезных людей?»
Снова за советом. К внутреннему «Я». Он всегда давал хорошие советы. Демид уже начал относиться к нему с уважением. Хороших советчиков стоит уважать. Тем более, когда они внутри тебя. Очень удобно. Справочная программа в башке. Подвел стрелочку к нужному значку, кликнул мышкой – и «Help» на весь экран. К тому же русифицированный.
Не знаю.
«Как – не знаешь?! – Демид даже опешил. – На кой черт ты мне тогда даден? Может, у тебя там сломалось что-нибудь? Слесаря-наладчика надо вызвать? Оттуда, из небесной мастерской?»
Глупая шутка, я это лишь только ты сам. Не забывай, есть предел, я больше твоя память нежели способность к сканированию.
Тьфу ты!
Вылезли в коридор. Пассажирский народ уже повыскакивал из своих купейных клетушек, прилип носами к окнам. Поезд то ускорял ход, вздрагивая и клацая всем своим огромным членистым телом, то тормозил, он уже скользил по рельсам города, но никак не мог добраться до места, где мог бы встать и отдохнуть.
С шипением выбросить кубометры сжатого воздуха, кубометры сжатых пассажиров и расслабиться.
Четыре бабенки, стоявшие рядом с Демидом, оживленно показывали пальцами в окно, и обсуждали все, что попадалось им на глаза. Громко обсуждали. Разговаривали, не боясь, что кто-то подслушает их разговор.
Потому что говорили они на английском.
Они были иностранками, эти четыре тетки. Одна из них, стандартно крашенная блондинка, девушка лет сорока, а-ля Джейн Фонда восьмидесятых годов, с мускулистыми ногами, затянутыми в черные джинсы, точно была американкой. Судя по тому, как она восклицала «no way» [Не важно (англ.).] по поводу и без повода, по тому, как тянула свое «yeah...» [Да (амер.).], она заслуживала на грудь таблички: «I'm American. I'm looking for some knick-knacks. Do you accept credit cards?» [Я – американка. Ищу какие-нибудь сувенирчики. Кредитные карты принимаете? (англ.).]
Вторая была ростом повыше Демида, лет тридцати пяти, этакая сухощавая кобылица, с унылым лошадиным лицом, с плечами, напоминавшими по форме вешалку для одежды. На вешалке этой висел совершенно мужской широченный пиджак, болтавшийся из стороны в сторону при каждом покачивании поезда. Мало того, пиджак был дополнен вполне мужской (без всяких скидок на Unisex) рубашкой и абсолютно мужским галстуком в желто-коричневую бухгалтерскую клеточку. Правда, ниже пояса все же наблюдались обычные синие джинсы и ковбойские сапоги. Дема скорее ожидал бы обнаружить там брюки со стрелочками и лаковые черные туфли сорок третьего размера.
Разговаривал сей субъект непонятного пола мало. И с таким странным акцентом, что Дема не понимал ни слова. Не так уж хорошо знал Демид английский. Вот Лека – да! Она щебетала, как попугайчик. Работа у нее такая была.
– Слышишь, Лека? – Дема тихо толкнул локтем свою попутчицу. – Вот эта лошадка в пинжаке цвета навоза, она откуда? Акцент у нее жуткий. Из Голландии, что ли?
– Англичанка она, – сказала Лека, не отрываясь взглядом от окна. – Это йоркширский диалект. «Ми модэ» вместо «май мазэ».
При слове «йоркширский» тетка вздрогнула и внимательно посмотрела на Леку.
– А остальные две? Вон та брюнеточка с розовой попкой? Она откуда?
Попка была действительно что надо. Девушка небольшого росточка в черной кожаной куртке облокотилась локтями на поручень окна и выпятила ягодицы, туго обтянутые розовыми трикотажными леггинсами. Сразу было видно, что никаких трусиков под этими леггинсами нет. Вторая брюнетка имела квадратное мощное туловище, внушительный бесформенный бюст, кепку с козырьком на голове и была одета в синий свитер и ярко-оранжевый жилет. Она настолько напоминала укладчицу асфальта, что хотелось дать ей в руки совковую лопату и крикнуть грозным начальственным голосом: «Марьстепанна, чё простаиваешь-то?! А ну, за работу!»
– Эта симпампулька – с явным испанским или итальянским акцентом, а тетка в кепке – наверное, американка, во всяком случае, англоязычная. – Лека говорила едва слышно. – Только ты на эту задницу зря таращишься. Тут тебе ничего не светит. У этих четырех дамочек ориентация того, не совсем нормальная.
– То есть они что, «голубые», что ли? – Демид еле сдержался, чтобы не повернуться к бабенкам немедленно и не начать их бесцеремонно разглядывать, как кенгуру в зоопарке.
– Баб «голубых» не бывает, – терпеливо объяснила Лека. – «Голубые» – это мужики. А этих называют «розовыми».
Демид стоял и вслушивался, и наконец-то начал улавливать обрывки разговоров. Только теперь до Демида начало доходить, в чем состояла странность четырех дамочек. Блондинка сообщила, что сделала себе стерилизацию, перевязала трубы, и все дружно выразили удивление: на кой, мол, shit [Черт (англ.).], она это сделала, ведь само собой разумеется, что она doesn't fuck with men [Не трахается с мужиками (англ.).]. На что блондинка заявила, что сделала это на случай войны – если в United States начнется война, то ее могут изнасиловать эти самые men [Мужики (англ.).], которые, как известно, все animals [Животные (англ.).].
Такой убийственно бредовый аргумент, как ни странно, удовлетворил «лошадь» и «асфальтоукладчицу», они дружно закивали, затараторили о чем-то своем, лесбиянском. Маленькая брюнетка молча стояла и смотрела в окно. Грустно смотрела.
– Как ты думаешь, – спросил Демид Леку, – она совсем «розовая»? Она похожа на обычную девчонку. И компания этих теток, по-моему, ей не очень-то нравится.
– Может быть. – Лека бросила взгляд украдкой на объект изучения. – Может быть, она – «В» [Бисексуал]. Но вот эта мымра в рыжем жилете – ее «мужик». И эта мымра, скорее всего, платит за все удовольствия. Сам понимаешь, если тебе платят, то нужно работать. Даже если работа тебе не нравится.
– Я хочу с ней поговорить...
Поезд лязгнул металлом, остановился, и весь народец тут же оживился, схватился за свои сумки-чемоданы, желая побыстрее вырваться из душного вагона. Но не тут-то было. Какая-то заминка произошла на выходе. Демид вытянул шею, пытаясь увидеть хоть что-нибудь через окно.
Ага. Понятно. Два милиционера вошли в вагон, начали проверку документов. Возились с пассажирами там, на выходе. Не спешили. Правильно, куда спешить-то? Демид уже здесь, никуда он не денется. Эти двое блюстителей закона еще не знали, что он стоит здесь, в коридоре. Они вообще никогда не видели его. Но они узнают его, если увидят. Потому что они искали их. Искали Демида и Леку. Демид был в этом уверен.
– Добрый день, леди, – быстро произнесла по-английски Лека. – Мы рады приветствовать вас в нашем городе.
Английский язык Леки был безупречен. Даже тупой Демид понимал его.
– Здравствуйте.
Тетки заулыбались, оживились, словно давно ожидали, когда Лека заговорит с ними. Блондинка бросила на Леку такой оценивающий, ощупывающий взгляд, что у Демида невольно зачесались кулаки. А Лека – что ей? Даже не порозовела. Ответила на этот взгляд чуть ли не призывно. Sex appeal [Сексуальный призыв (англ.).].
– Извините, что я вмешиваюсь в ваш разговор, – продолжила Лека. – Извините. Но мне кажется, у нас есть кое-что общее. Меня зовут Ирина Дегтярева. Я активистка движения «Любовь без границ» нашего города. Вы понимаете, что это значит... Сексуальное меньшинство. У нас в России существуют определенные проблемы с этим. Мы вынуждены бороться за свои права любить человека своего пола.
– О да, да! Приятно познакомиться! – Дамочки закивали. – Мы встречались в разных городах России с активистками... С представителями нетрадиционной сексуальной ориентации. Но честно говоря, мы не встретили определенных трудностей в нашем общении. В Москве нам очень понравилось. Там больше свободы для нетрадиционно ориентированных, чем даже в некоторых штатах США.
– Вам повезло. – Лека заговорщически сдвинула брови. – Но вы же знаете, что в постсоветской России еще достаточно атавизмов. Мужчины... Животные. Это все их происки. В нашем городе все иначе. Плохо, что вас не предупредили. В нашем городе можно выглядеть только традиционалом. Иначе вы можете иметь большие неприятности. Штраф, депортация, унизительные допросы в полицейском участке.
Тетки заметно испугались. «Лошадь» в пиджаке даже побледнела. Она, наверное, уже вообразила, что страшные советские милиционеры с саблями и звездами на ушанках сейчас набросятся на нее и поволокут в кутузку. А может быть, даже и изнасилуют.
– Но ведь мы выглядим вполне обычно, – произнесла она, дико коверкая слова на своем йоркширском. – И нам не должно ничего угрожать. Мы есть неприкосновенные лица...
– Не беспокойтесь! – Лека стерла тревожное выражение со своей физиономии и разразилась ярчайшей фальшивой улыбкой. – Это Иван Сидоров, мой телохранитель. – Она ткнула пальцем в Демида. – Он воевал в Эфиопии, Афганистане и Чечне. Он настоящий профессионал.
– О, как хорошо! – восхитились тетки.
Демид стоял молча. Он не пытался выглядеть как Шварценеггер или Ван Дамм. Он и без того выглядел довольно устрашающе. Небритый после недельных блужданий по лесу. Потный и мрачный.
– Мы можем помочь вам устроиться в лучшую гостиницу, – продолжала щебетать Лека, все быстрее и быстрее, потому что очередь их двигалась и приближалась к проверяющим документы ментам. – Мы поможем вам связаться с представителями нашей организации. Но вы должны представить меня и Ивана как иностранцев. Мы – известные борцы за свободу секса, пардон, за свободу ориентации, нас могут узнать. Нас могут преследовать. Представьте нас как членов вашей туристической группы. И постарайтесь не показывать ваши документы. Никакие. Это опасно. Вас могут внести в список. Могут забрать документы, деньги...
Уф-ф...
Очередь подошла. Помогай, судьба. Они остались последними пассажирами в вагоне.
– Sure, – сказала «лошадка». – I'll try. Hope cope. Just in case, I am Leticia. [Конечно. Я попытаюсь. Надеюсь, что справлюсь. Кстати, меня зовут Петиция (англ.).]
– Ваши документы, – с вежливой улыбкой произнес милиционер в чине лейтенанта. Он выглядел очень культурно. Он был строен, гладко выбрит, и от него пахло французским одеколоном «Egoiste». Никак он не был похож на казака с шашкой. Второй милиционер был огромен ростом, румян и круглолиц. Пахло от него похуже, чем от лейтенанта, но опасным он тоже не выглядел.
Летиция медленно подняла свой пластмассовый кейс и вручила его лейтенанту. Лейтенант стоял, недоуменно хлопал глазами и держал открытый чемоданчик в вытянутых руках, а Летиция рылась в нем, бормоча что-то под нос. Наконец она нашла то, что искала, захлопнула кейс на замки и взяла его из рук оторопевшего и вспотевшего блюстителя закона.
В руках ее была небольшая черная книжечка. Разговорник. И никаких документов.
Она долго листала свою книжицу, шелестела страницами и наконец произнесла, читая по слогам:
– Ми туристи из Ю-Эс-Эй. Нам очьен нравьитса ваш город. Спасьибо. Поджалюста.
– Предъявите ваши документы, пожалуйста. – Лейтенант был настойчив в своей вежливости. – Документы, понимаете? Паспорт. – Он помахал в воздухе руками, изобразив что-то прямоугольное.
«Лошадка» Летиция снова уткнулась в свою книженцию. На этот раз она выдала следующее:
– Ми а трэвэлинг, э... путьешетвуем по Россия. Нас шьест человьек. Большой тьеатр очьен хороши. Нам понравилса очьен. Кразная площьяд, Кремлин... Поджалюста.
Здоровяк мент на заднем плане не выдержал и прыснул в кулак, маскируя свой смех под кашель.
– Слышь, Виталь, – сказал он негромко. – Она ведь по-нашему не рубит. Совершенно. Ты английский знаешь? Я немецкий в школе проходил.
– Знаю немножко. – Лейтенант лихорадочно соображал, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь. – Как нас там учили-то?
–...И ми би хотьель вибрать что-ньибуд из рашен соувэниров, нацримьер матрошька... – Летиция читала свой разговорник, как карманный молитвенник, расставляя ударения в самых неожиданных местах. – Поджалюста.
В таинственном слове «поджалюста» ударение неизменно приходилось на первый слог.
– Дуюспикынглиш? – гордо произнес лейтенант. Произношение его было полно гордости за русскую фонетику.
– Да! – воскликнула на английском Летиция. – Конечно! Какое счастье встретить хоть одного идиота, который знает пару слов на английском. Хотя я уверена, тупое ты полицейское животное, что больше ты не знаешь ни черта. Но это не имеет никакого значения. Я могу разговаривать хоть три часа, но добьюсь своего...
Она тараторила с дикой скоростью, и слова ее сливались в сплошное йоркширское жужжание, непереводимое даже для Демида. Она говорила и говорила и вовсе не собиралась останавливать своего словесного потока.
– Что она говорит? – поинтересовался румяный.
– Да ничего интересного... – Лейтенант пожал плечами. – Погода, говорит, хорошая. И мужики им наши очень нравятся. Орлы мы, говорит. Особенно такие, как ты, Петя. Если б тебе, говорит, Петя, еще мозги в твою голову засунуть, ты бы на Западе за принца сошел.
– Ладно шутить... – Милиционер Петя махнул рукой, говорил вполголоса. – Вон та классная девчонка. – Он показал глазами на Леку. – С ней бы я поговорил. По-английски. Девочка – супер! Худющая только.
– Это у них диеты такие. Не жрут ничего.
– Чё делать-то будем?
– Да ничего! Пускай чешут себе. А то у меня уже голова трещит. И так ясно, что это не те, кто нам нужен.
– А парень-то, который с ними? Вроде похож маленько.
– Сейчас мы его проверим...
– Вуменс, ю гоу! – Лейтенант снова обаятельно улыбнулся, развел руками, приглашая к выходу. Когда Дема проходил мимо него, душка-милиционер придержал его за рукав. – А вы? – сказал он. – Тоже из Ю-Эс-Эй? Фамилия ваша как?
– Ye, – произнес Демид, даже не делая попытки улыбнуться. – I am from ass, old fellow [Да. Я – из задницы, приятель (англ.).]. – Он почесал переносицу, пытаясь вспомнить какую-нибудь фразу на испанском. – Y, hablando de este modo, cerro tras si la puerta у echo a andar por la escalera abajo [И с этими словами он закрыл за собой дверь и стал спускаться вниз по лестнице (исп.).].
Маленькая брюнетка обернулась и бросила на него заинтересованный взгляд. Не была она похожа на стопроцентную лесбиянку, хоть ты тресни!
– Гуд бай, Америка, – сказал лейтенант. – Жалко, нашего языка не понимаешь, парень. Рассказал бы чего интересненькое, как у вас люди живут. Интересно, которая из этих бабенок твоя?
– Veremos [Увидим (исп.).], – сказал Дема. И отдал честь двумя пальцами, на американский манер.