355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрей Плеханов » Демид. Пенталогия (СИ) » Текст книги (страница 73)
Демид. Пенталогия (СИ)
  • Текст добавлен: 12 октября 2016, 04:41

Текст книги "Демид. Пенталогия (СИ)"


Автор книги: Андрей Плеханов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 73 (всего у книги 137 страниц)

Глава 20

Демид не стал терять времени. Он должен был успеть сегодня, этой ночью.

Фоминых и ее подружка-любовник остались лежать связанными в квартире. Долго они так не пролежат. Утром на работе хватятся Фоминых, позвонят ей домой, а через некоторое время заявятся и к ней в квартиру. Фоминых, конечно, наплетет искусно про нападение, ограбление и прочее. Тем более, что квартира вся разворошена. Про Демида она расскажет вряд ли. Она не расскажет, что это был он, даже если ее будут пытать. Теперь у нее есть веские причины для этого.

Но убить его она захочет еще больше. Поэтому он должен спешить. Этой ночью. Этой ночью он должен успеть увидеть все своими глазами, прежде чем уберется из города.

Увидеть и остаться живым.

Раньше это называлось Тайным Обществом. Были такие в начале нашего века, и в конце прошлого, и сто, и двести, и пятьсот лет назад. Всегда находились люди, живущие вполне благополучно, обладающие и умом, и богатством, и даже властью, которых не устраивала официальная религия и идеология. Они хотели верить во что-то другое. Во что-то таинственное, мистическое и даже страшное. В КОГО-ТО, кто придет к ним, и провозгласит только их избранными, и повергнет существующий порядок, и кровавою рукой даст им еще больше ума, богатства и власти. Кто-то из этих людей действительно верил, кто-то наслаждался игрой, кто-то тешил свои самые низменные страсти.

Но всегда в самом тайном из тайных обществ были люди, которые не нуждались ни в вере, ни в богатстве, ни во власти. Они просто знали, что все это существует на самом деле – загробная жизнь, сатана, ведьмы, духи Тьмы, голодные демоны и живые трупы. Они не были фанатиками. Они были проводниками. Те силы, путь в мир людей которым закрыт был Создателем, находили себе врата в их душах. Эти люди становились послушными исполнителями темной воли. Их не жгли на кострах. На кострах жгли невинных, в которых проводники тыкали пальцем, глася: «Этот – еретик! Этот от Диавола!» И оболганные корчились в пламени, и зло торжествовало, прячась под маской добра.

Так было всегда. Фоминых была таким человеком. Она редко посещала собрания Секты. Ее роль была другая – наказывать отступников. Она защищала карха, охраняя его от людей – слабых поодиночке, но слишком многочисленных и организованных в опасную машину Государства. И теперь ей досталась самая почетная миссия – убить врага номер один. Кимвера.

Она не справилась с этой ролью. Она не убила кимвера. Она не уберегла карха. А теперь она совершила самое страшное преступление – выдала место, где проходят мессы. И Демид шел туда.

Он не был уверен, что его не опознают. Внешне он не был собой. Но внутри он был собой – Демидом Коробовым. Он был кимвером, и если бы в этой теплой компании оказался настоящий паранорм, он мог бы опознать его.

Демид не надеялся. Надежда была бы слишком роскошным подарком судьбы. Он просто шел туда, потому что выбора у него не было.

Вот. Этот дом. Старый двухэтажный дом. Маленькая табличка на двери: «Игорный клуб «Элита». Ну да, конечно. Игорный клуб, куда люди приходят ночью и не вызывают подозрений. Игорный клуб, куда пускают только членов клуба. Элиту. Никто не знает, в какие игры они играют.

Охранник в камуфляже у входа. Интересно, этот из НИХ? Нет, вряд ли. Спокойно посмотрел на удостоверение члена клуба. Не попросил раскрыть даже. Все, как сказала Фоминых. Удостоверение-то ее! Значит, настоящая охрана внутри.

Вошел. Полумрак. Свечи горят. Запах горячего парафина. Интересно, как тут у них с противопожарными мерами? Слабовато, наверное. Если сгорит однажды этот дом в одночасье, никто удивляться не станет. Это хорошо. Это на будущее.

Длинный мрачный коридор. Репродукции Босха на стенах. Или нет, пожалуй, это не Босх. Слишком модерново. Кто-то рисовал а-ля Босх, только пострашнее. Это не Ад. Это наш мир. Современные дома. Машины на улицах. И демоны, демоны, демоны. Страшные создания Тьмы, с зубами-иглами, со ртами, зияющими кровавыми ранами в животах, разрывающие людей когтями, насаживающие их на кол, жгущие их в топках. Всеобщие страх и смерть. Апокалипсис.

Демид уже знал, чему молятся люди здесь.

Он остановился, раскрыл сумку и достал оттуда маску. Треугольную красную маску. Треугольный паук с короткими, безобразными лапами и прорезями для глаз. Никто не увидит лица Демида. И он не увидит ничьего лица. Это табу. Маски все одинаковы. Они снимут маски, когда придет ИХ время. Тогда они получат новые лица. Но это будут уже не лица людей. Это будут лица Новых.

Интересно, все ли они верили в эту лабуду? Кто-то, наверное, верил.

Их будут использовать как солдат. Как батальон смертников. Они проложат дорогу ТЕМ, КТО ПРИДЕТ ПОТОМ. А люди будут убиты. Все. Их время кончится.

Демид вынул из сумки черный плащ и завернулся в него. Плащ был маловат для Демида. Он предназначался для женщины среднего роста. Для Фоминых. Для Волчицы, как она себя называла.

Его остановили у входа. Арка в виде огромной оскаленной пасти. Двое в плащах и масках – такие же безликие, как он.

– Во что играть желаете? – вежливо осведомился один из них. – На рулетке сегодня только красное.

– Черное смешается с красным, – ответил Демид. – Зеро – вот простой выход во тьму сквозь черное, и красное, и прозрачное, и золотое. Игра окупится, главное прыгнуть с двойки на пять, с семи на двадцать, с сорока пяти поставить на шесть и один назад.

Это был пароль. Дема бубнил его всю дорогу – боялся перепутать порядок слов. Отбарабанил без запинки.

– Знак, – бросил второй охранник.

Демид выпростал из-под плаща руку и показал человеку в маске. На правой его руке, на безымянном пальце, было кольцо. Золотой перстень-печатка со стилизованным изображением паука. Такой же перстень, какой подарил ему Король Крыс. Тогда Демид отказался надеть его – почувствовал опасность. Теперь выбора не было. Теперь это был перстень Ольги Фоминых. Он должен был оказаться слишком маленьким для Демида. Пальцы Демида были в полтора раза толще тонких пальчиков Волчицы. Но перстень налез без труда. Он и в самом деле был артефактом – Магическим предметом. Он сам скользнул на руку Демида, словно только и ждал этого. Он устроился на пальце удобно, он присосался к нему, как пиявка. Он не собирался больше покидать это место.

– Проходите.

Демид сделал шаг, раздвинул черную бархатную портьеру и оказался в зале.

Зал был в два этажа высотой. Он был пещерой. Конечно, это была фальшивая пещера. Но декорации были выполнены превосходно. Вода, журчащая под ногами. Капли, непрерывно падающие с сосулек-сталактитов. Холодные, неподвижные, черные каменные своды, давящие своим настороженным присутствием. Это был храм. Только вместо свечей здесь были факелы, вместо икон – муляжи трупов: распятые, с беззвучно кричащими ртами, вместо кафедры – каменный помост. И на помосте стоял человек, вовсе не похожий на человека. Он читал проповедь своим прихожанам, которых здесь было около сорока человек.

Проповедник был одет в кроваво-красный плащ, а поверх него была накинута огромная волчья шкура. Голова проповедника была волчьей. Это была всего лишь маска. Но сделано все было весьма искусно – голова волка открывала рот и вещала человеческим голосом. Выглядело это довольно жутко.

– ...И было их числом две сотни, и сказал Создатель: «Вы – новый Прилив, имя вам кимверы, и дети ваши будут зваться человеки. И будет век человеков, пока живы души кимверов. И каждой душе кимвера буде дано возвращаться в мир человеков и воплощаться в новом теле три тысячи триста тридцать три раза. Когда же число это будет измерено, душа кимвера развеяна будет и не доступны ей будут ни Ад, ни Рай. Когда же истечет срок всех кимверов и душа последнего кимвера развеяна будет, тогда истечет и срок человеков. Покинут они Средний Мир, и путь, далее им предначертанный, не известен никому. На землю придет новый Прилив. И никто не знает, каким он будет. Ибо такова воля Создателя...»

Резкий, лающий голос человека-волка эхом отражался от стен, метался между каменных столбов, и Демид невольно вздрагивал при каждом слове. Стоило ли верить этой мистической чепухе ему, Демиду Коробову, естествоиспытателю, знающему формулу ДНК, имевшему неоспоримые доказательства, что человек состоит в ближайшем родстве с шимпанзе и гориллой?

Стоило. Потому что он и был одним из этих кимверов. И теперешняя его жизнь была последним земным воплощением его души. Права на реинкарнацию он больше не имел.

– ...Никто из кимверов, вновь воплотившихся в новом человеческом теле, не знал, что он кимвер. Никто не считал сроки, прожитые ими на земле. И никто не знал, когда кончится срок человеков. Люди думали, что век их бесконечен и не придется им отвечать за прегрешения их. Убивали они друг друга, и сын на отца, и брат на брата, и бесчестье почиталось за доблесть. Все живое, что попадалось на глаза человекам, истреблено было либо приспособлено к человеку, и тем извращено в сущности своей до неузнаваемости. Ибо глух оказался человек к сущности сущего и почитал лишь себя единственным разумным в мире.

А Создатель смотрел на это без возмущения, и с удовлетворением даже, не препятствуя злодеяниям человеков – любимых своих созданий. И зло воцарилось на земле.

И нашлись создания, воспротивившиеся этому. Имя им было Абаси, и были они духами из Мира Тьмы. Сильны они были, и остановили они человеков, и угасать стал род человеческий, не достигнув еще своего злобного могущества.

Обеспокоен был Создатель, и сошла воля его на одного из Абаси, именем Кииг-Кергши. Дано ему было умение, каким не обладал ни один из братьев его. И злобою, и хитростью, и обманом изгнал Кергши братьев своих обратно в Мир Тьмы и заточил там могущественным заклинанием.

И все же Духи Тьмы, в радении своем о судьбах земных созданий, не сдались. Нашли они выход из Врат Тьмы и являлись в Средний Мир поодиночке, в попытке обуздать Кергши – сторожевого пса Создателя, охраняющего людей. Не имеют Духи Тьмы тел своих и вынуждены занимать тела людей, уподобляясь людям в человеческом телесном безобразии. Кергши же выбирал тела кимверов, и сливался с душой их, и в гнусном этом совокуплении получал союз, с которым не могли справиться сильнейшие даже из великих Духов Тьмы.

Нашелся же один из Абаси, который уподобился Создателю в умении творить живые тела. Звали его Гоор-Гот, и создал он новых тварей. Звали их кархами, и не было в мире сильнее этих тварей. И были они свирепее и прекраснее всего созданного в этом мире.

И вошел в наш город Гоор-Гот, и рек людям, которые хотели услышать: «Грядут несчастья великие для людей, ибо родится скоро человек, суть которого – ПОСЛЕДНИЙ КИМВЕР. И когда умрет он, срок человеков закончен будет. И есть еще время у людей замолить грехи свои».

Мятежный Дух Кергши узнал о приходе Гоор-Гота и пытался убить его, но тщетно. Прошли годы, и сбылось предсказание великого Гоор-Гота. Родился Последний Кимвер, и, когда стал он зрелым мужем, вошел Дух Мятежный Кергши в него и силу обрел невиданную, какой никогда не обладал в земном своем существовании. Убиты тогда были и Гоор-Гот, и все кархи. Но рано ликовал Кергши и праздновал победу. Ибо прав был Гоор-Гот, и кимвер тот был последним. И родился он на земле в три тысячи триста тридцать третий раз. А значит, ничто уже не могло спасти человеков.

И Создатель оставил своей милостью Духа Мятежного Кергши, ибо тот был уже не нужен ему. И слаб стал Кергши – Дух в теле последнего Кимвера. И восстал тогда Последний Кимвер против Кергши, и узнал Имя его, и изгнал из разума своего, заставив сторожить Врата Тьмы в теле каменном, но не человеческом.

И испугался тогда Создатель деяний своих, ибо понял он, что предначертанию его суждено сбыться и подошел срок людей, созданий его излюбленных, к концу. И сказал он: «Так и быть тому, и быть новому Приливу. Но пока жив Последний Кимвер, быть и людям. И быть сему кимверу бессмертным, не умрет он своею смертью, и погибнуть может только от руки бессмертного».

И нарушено было равновесие. Ибо новый Прилив томился в темнице небытия и жаждал явления.

– Скажите, братие, есть ли в том справедливость Создателя?! – Человек-волк поднял руки вверх, рукава его опустились и обнажили кисти его – сильные, огромные, покрытые редкой шерстью, с огромными острыми когтями на пальцах.

– Нет! – стройным, муштрованным хором воскликнула толпа.

– Достоин ли Создатель, творящий зло, того, чтобы ему следовали?!

– Не достоин! – Толпа заколыхалась, как стая растревоженных летучих мышей.

– О, карх!!! – Жрец патетически шлепнулся на колени, воздев вверх свои полузвериные лапы. – О, великий Король Крыс! Ты вернулся, избранный! Ты восстал из праха! Ты стал бессмертным! Ты пришел, чтобы наказать зло! Чтобы убить кимвера! Чтобы освободить новый Прилив!

– ...новый Прилив... – гаркнуло стадо прихожан.

– И те, кто последует за тобой, кто поможет тебе в борьбе, станут Избранными. Они не умрут вместе со всеми людьми, они станут частью нового Прилива. Они преобразятся, они станут Новыми! А люди пускай погибнут, ибо они не достойны царства на земле!

– Пускай погибнут!..

На стене сзади проповедника – на огромном экране – появилась тень исполинского волка, черная, колеблющаяся беззвучным призраком. Все это было лишь дешевым трюком – частью привычного обряда, и те, кто пришел сегодня в Храм, видели это сотню раз. Но зрелище не становилось менее страшным от этого. Огромный вурдалак с горящими угольями-глазами перебирал лапами, медленно разворачивал уродливую башку свою, готовясь к прыжку. Демид невольно втянул голову в плечи.

– О, карх! – застонала толпа. – Приди, великий Король Крыс! Убей Бессмертного! Разорви его, съешь печень его, вынь глаза его, развей душу его! Освободи новый Прилив, карх! Сделай нас Избранными, карх! И мы пойдем за тобой!

Двое в черных плащах появились из провала пещеры сбоку. Они тащили под руки толстую бабенку средних лет, обезумевшую от страха, обычную городскую обывательницу. Она даже не сопротивлялась, она только бессмысленно таращилась на происходящее и беззвучно разевала рот.

Полный золотых зубов.

– Прими, Король Крыс, жертву нашу – дань человеков, – произнес жрец-волк хриплым басом. Он положил когтистую свою лапу на голову бабенке, и та затихла, перестала дергаться. – Укрепи силы свои, великий карх, возьми тело ее, душу ее, злато ее... Недостойны носить человеки сей металл магический, но жадность их не знает границ, и исказили они предназначение солнечного дара – злата, и за то наказаны будут, и пожраны будут Солнцем сияющим и справедливым...

Демида мутило. Он едва сдерживал желание броситься на помост и содрать с этого человека волчью морду, схватить его за горло, кинуть в эту тупую толпу. Злато... Что могли знать эти оболваненные себялюбцы о сути Золота? Да, золото губило род человеческий, и в этом был рок его – нести развращение и разложение всем, кто отдавался во власть желтого металла. Но в руках сил Тьмы, представителем которых был Карх, золото становилось воистину исчадием ада – оно приобретало магическую силу, превращалось в материал для создания артефактов – оружия, по сравнению с которым самое современное оружие людей было детской игрушкой. Золото разрушало не тела людей. Оно разрушало их души.

Демид понял, почему жертвой стала именно ЭТА. На ней было слишком много золотых побрякушек. Серьги, кольца, кулоны, цепочки. Ходячий ювелирный магазин. Живая мишень.

Демид, может быть, и не выдержал бы – взорвался бы, разметал бы все это стадо, сорвал бы с людей плащи и уродливые маски. Это дорого стоило бы ему. Он чувствовал, что последние остатки хладнокровия испаряются из души его с шипением, как кипящая вода с раскаленной сковороды. Но, к счастью, кажется, никто не собирался рвать несчастную жертву на части прямо здесь, в святилище. Это место было слишком чистым для того, чтобы запятнать его настоящей кровью. Спектакль не предусматривал настоящей грязи. Все это произойдет потом, когда Мясо притащат голодному карху – отвратительному животному, которого эти людишки почитали, как Бога.

Все это было за кадром. Бог может быть страшным. Но он не может быть отвратительным до тошноты. И жертву утащили обратно. Ноги ее волочились по полу – она уже не могла идти. Она будет сидеть в своей темнице, пока не придет ее очередь. И она превратится просто в Мясо, и кровью ее будут намалеваны новые пауки на стенах.

Хватит. Достаточно для одной ночи. Он уже узнал гораздо больше, чем ему хотелось знать.

Он начал испытывать знакомое чувство. «НЕ ХОЧУ НИЧЕГО ЗНАТЬ» – называлось оно. Но теперь он не имел права на это. Он согласился играть. Он выжил, а значит, согласился на игру. Альтернатива была только одна.

Смерть.

Демид потихоньку, стараясь не привлекать внимания, двинулся к выходу. Впрочем, двинулся не в одиночку. Один из тех, что стоял рядом с ним, и дышал ему в ухо, и орал «Великий карх!», и поднимался на цыпочки, чтобы не пропустить ни одного слова волко-главого жреца, стал протискиваться вслед за ним. Хвост. Демид сжал зубы. Ладно, с одним он справится. Конечно, если это обычный человек.

Обычным человеком этот не был. Не стоило убаюкивать себя иллюзиями. ЭТОТ был паранормом. Демид ощутил мерзкое щекотание в голове. Кто-то пытался забраться к нему в мысли.

Что-то знакомое было в этом щекотании.

Напоролся. Этого следовало ожидать. Слишком уж ненадежной была охрана. ОНИ должны были подстраховаться. Сейчас они получат своего Последнего Кимвера.

Черта с два!

Демид шел медленно. «У меня схватило живот, – думал он. – Я знаю, как это кощунственно – покидать мессу до конца ее, – думал он. – Прости меня, великий карх, но если я сейчас не добегу до сортира, меня разорвет и я оскверню Храм ужасным зловонием. Прости меня, великий карх, – думал он, и сам уже верил в это, – прости жалкий грех мой, я – твой верный солдат, и умру за тебя...»

Он прошел уже половину коридора, когда человек догнал его. Догнал и схватил за руку.

– Не дури, – сказал человек едва слышным шепотом. – Сказки свои про сортир оставь. Не шифруйся, братишка. Я узнал тебя.

Человек приподнял свою маску, и в дрожащем колыхании свечей появилась образина, увидеть которую можно было только в страшном сне. Не узнать это лицо было нельзя.

– Ты сбежал, братишка? – сказал человек. – Я так и думал. Я нутром чуял, что так и будет. Ты – борзой парнишка, братан. Ты резвее даже, чем я думал. Только зря ты сюда пришел. Тут тебе не место.

Он нажал потайную кнопку в стене, скрытая дверь бесшумно поползла в сторону. Человек схватил Демида за шиворот и впихнул в темный провал. Дема кубарем покатился по невидимой крутой лестнице, дверь скользнула на место, и последний лучик света умер в кромешном мраке.

* * *

Заключенный Шагаров Федор Ананьевич сидел в кабинете оперуполномоченного. Оперуполномоченный, лейтенант Крынкин Андрей Сергеевич, вел допрос один, но подстраховался – Шагаров сидел у стены, прикованный наручниками к трубе батареи отопления. Связано это было с тем, что в милицейских кругах вор-рецидивист Шагаров имел, репутацию исключительно нехорошую. У большинства старых оперов и следователей, которым приходилось иметь с ним дело раньше, при одном упоминании его фамилии лицо перекашивалось, как от зубной боли, а руки начинали непроизвольно шарить по карманам то ли в поисках пистолета, то ли пузырька с валидолом, то ли просто пропавшего бумажника (случалось и такое).

Лейтенант Крынкин был еще молод, про Шагарова слышал только бессвязные анекдоты, а потому, когда ему спихнули дело Шагарова, не впал в уныние, но исполнился некоторого интереса и даже оптимизма. Он был уверен, что с его опытом и напористостью расколоть какого-то старикашку – раз плюнуть.

Все оказалось не так. Крынкин уже десятый раз озадаченно переводил взгляд с фотографии Шагарова в паспорте на его, так сказать, непосредственную личность. Личность, надо сказать, была отвратной. Таких уродов Андрею Сергеевичу в своей жизни еще не приходилось встречать. Но дело было вовсе не в выдающейся уродливости вора Шагарова. Мало ли несимпатичных физиономий встречается в уголовной среде?

– Шагаров Федор Ананьевич? – спросил Крынкин. – Это вы?

– Он самый, – сказал Шагаров. – Кикимора. Кикиморой меня зовут.

– Клички ваши блатные оставьте, – раздраженно сказал лейтенант. – Вот тут в паспорте написано, гражданин Шагаров, что вы – одна тысяча девятьсот двадцать пятого года рождения. Что-то не верится... Вам лет сорок пять, наверное. Или пятьдесят. Не больше.

Врал сам себе. Выглядел Кикимора на тридцать пять. Особенно в этом «металлическом» молодежном прикиде – словно его только что из дискотеки выдернули. И татуировка на плече была не уголовной – цветной, красивой. Такие обычно имеют любители тяжелого рока.

– Скоко написано, стоко и есть. – Шагаров дернул головой. – Я это, значится, здоровый образ жизни веду. Еробикой, сталбыть, занимаюся. Вот и сохранился хорошо.

– Вы ведь купили этот паспорт, признайтесь?

– Отчего ж? – Кикимора обиженно засопел сломанным своим носом. – Вы, гражданин начальник, мне лишнего не шейте. Пачпорт мне этот дали, когда я в семьдесят восьмом с Воркуты освобождался. Фицияльно. Я, может, оно понятно, и хотел бы тогда себе годков сбавить, чтоб вопросов поменьше было, да ведь не дали. Сказали: «Вы, гражданин преступник Шагаров, проходите по уголовным бумагам аж с двадцать пятого. Шесть судимостей, значится. А косите, что вам только тридцать лет будет. Ну, я им: «Вот и пишите, что я в двадцать пятом народился». Ведь я ж не мог им сказать, сколько мне на самом деле годов. Не поверют. Я, гражданин начальник, и сам-то не знаю, в каком годе родился. Забыл. Давно это было. Да и грамоты тогда не было.

Лейтенант Крынкин поскреб в затылке и решил этот вопрос пока оставить. Если то, что рассказывали про Кикимору, было правдой хотя бы наполовину, его уже стоило бы занести в книгу рекордов Гиннесса как самого старого действующего преступника на планете. Говаривали, что он еще самого Иосифа Джугашвили, недавнего семинариста, обучал методам экспроприации. Лейтенант Крынкин не верил в чудеса. По его мнению, не одно поколение преступников могло сменять друг друга под кличкой Кикимора и выдавать себя за вечноживущего вора для отвода глаз. Крынкин и не такое видел.

– Вы чего там в ИВС устроили? – спросил он. – Зачем однокамерников избили?

– Вот это поклеп. – Кикимора грустно заморгал воспаленными своими глазками. – Сами они там драку подняли, не поделили чего-то. Опять же, поколотили друг дружку до красных соплей. Я тута ни при чем. Я, значится, человек старый буду и в таких разборках не участвоваю. Неужели жалился кто-то?

Нет, конечно. Никто не жалился. Хотел, бы Крынкин увидеть человека, который настучал бы на вора Кикимору. Парикмахер, конечно, сотрудничал с УВД, был наседкой, но не был самоубийцей до такой степени, чтобы давать показания на Шагарова. Шагарова боялись. Шагаров не был вором в законе, он был скорее индивидуалом, художником-одиночкой, но пользовался такой жуткой репутацией в уголовной среде, что любой авторитет обходил его стороной.

Кикимора – этим словом все сказано.

– Гражданин Шагаров, – сказал лейтенант, – давайте о деле. Вы – человек опытный. Сами понимаете, чем быстрее дадите показания, чем быстрее дойдет до суда, тем быстрее кончится вся эта волынка. На этот раз – дело ясное. Влетели вы крепко. Взяли вас с поличным...

– Раньше сядешь – раньше выйдешь? – пробормотал Кикимора. – Нет, начальник, чтой-то я не понимаю, о каком таком деле вы разговор ведете? Я того, чистый перед законом, как стекло.

– Как «о каком»? – Лейтенант повысил голос. Начиналась обычная работа, и все уже было отработано – когда басом рявкать, когда по-доброму уговаривать. – Вы, гражданин Шагаров, мать твою, были задержаны со ста расфасованными граммами наркотического вещества типа кокаин в прошлую среду, в молодежном клубе «Викторио», где занимались, мать твою, наглой продажей этого наркотика среди населения. И протокол есть, и показания свидетелей, и даже видеосъемка. Чего тебе еще нужно, Шагаров? Ты влип, Шагаров, капитально, и не просто так! Мы тебя пасли уже два месяца, гада такого, чтобы ты товар свой не успел скинуть, когда брать тебя будем. И мне даже показания твои гнидские не нужны – и без них у тебя статья по наркотикам на лбу написана! Да только не верю я, что один ты работаешь! Такие дела в одиночку не делаются! Садись сейчас и пиши, мать твою, кто тебе кокаин поставляет и кто у тебя распространением занимается! Оформим тебе явку с повинной – глядишь, пару лет со срока скинем. Ты же знаешь, что тебе, как рецидивисту, сейчас до хрена лет светит! Неужто в тюряге за свою жизнь поганую не насиделся?

– Опа! – сказал рецидивист Шагаров, сделал круглые глаза и губы трубочкой. – Бля буду, на шару меня берут. Вы ко мне на «ты» не обращайтесь, гражданин милиционер. Мы с вами равноправные личностя, свободные граждане страны Рассеи. Я, честно говоря, не знаю, что это за закон такой – невинного человека ни за что цапать. Я, понимаете ли, отдыхал культурно на дискотеке, с молодежью обчался, здоровый образ жизни вел. Еробикой занимался. Я ж говорил вам. И вдруг, понимаете ли, хватают меня за белы рученьки, кидают в какую-то неправильную машину, везут, значится, в каталажку, протокола составляют. И вы мне, понимаете ли, тута такое заявляете. Это произвол! Я вот человек старый, схвачу у вас счас инфаркта, будете тогда знать как невинных людей забижать!..

– Так-так... – Опер Крынкин привстал, оперся на пудовые свои кулаки, зловеще посмотрел на Кикимору, чуть только не пустившего слезу. – На отказ идем, Шагаров? Вы мне эту чушь кончайте нести. Я и не таких артистов, как вы, ломал! Ты обнаглел вконец, Шагаров! Ты сто грамм кокаина в дискотеку притаранил! Ты сдурел вконец! Ты что его там, бесплатно раздавал в честь своего дня рожденья?

– Да, бесплатно, – буркнул Кикимора. – Сам ты кокаин, начальник. Я агентом нанялся. В фирму. Оне порошок делают. Для чистки унитазов, значится. А я ее хожу рекламирую, этот порошок-то. Это уж мое дело, на дискотеке мне его распространять или в Госдуме. У нас свобода совести.

– Мать твою! – Крынкин не утерпел, выдернул папку из ящика стола, хлопнул ею об стол. – Кому ты мозги пудришь-то, Кикимора? Вот здесь все, в этом деле! На полный срок тебе! Тут все тебе: и нары новые, и телогреечка с номером, и бензопила «Дружба»!

– В этой папочке, говоришь? – Кикимора усмехнулся едва заметно, нехорошо усмехнулся. – А ты открой папочку-то, начальник!

Мир неожиданно покачнулся в глазах лейтенанта. Выключился на мгновение белый свет и клюнул лейтенант носом. И тут же открыл глаза, вытаращил их, завертел настороженно головой – не заметил ли чего допрашиваемый? Не случалось такого раньше с лейтенантом Крынкиным, чтоб сознание он терял среди бела дня, хоть и на секунду. К доктору, пожалуй, сходить не помешает.

– Кому ты мозги пудришь-то, Кикимора? – сказал Крынкин бодрым голосом. – Вот здесь все, в этом деле! На полный срок тебе! Тут все тебе: и нары новые, и телогреечка с номером, и бензопила «Дружба»!

– В этой папочке, говоришь? – Кикимора усмехнулся, и что-то знакомое, уже виденное было в этой усмешке. – А ты открой папочку-то, начальник!

Крынкин открыл папку. И тут же захлопнул.

В папке не было ничего. Почти ничего. Один только жалкий листочек.

Быть такого не могло. Лейтенант Крынкин только двадцать минут назад, перед вызовом Шагарова, изучал это самое дело. Все здесь должно быть на месте. Протокол задержания, протокол изъятия, показания свидетелей и куча бланков экспертизы...

Руки Крынкина предательски задрожали. Он медленно, стараясь не глядеть на Кикимору, открыл папку. Там лежал листочек, исписанный раскоряченными, как тараканы, сдохшие от дихлофоса, буковками, с невероятным количеством грамматических ошибок.

«Увожаимый прокурор, – значилось в листке, – протистую протиф праизвола. Патому как пенсию мне неплотют как старому нарушитилю закону и деньге заробатаваю чесным трудом в фирме. А давича када роботал в дискатеке мня хватили роботники мелиции и били гаворя что я наркоман. И насадили низашто чесново человека. Никакех улик уних нету и быть ниможит. Прашу мня выпустит насвабоду а веновных наказать и опира крынкина чтоп непавадно было». И подпись: «Шагаров».

– Это что такое? – произнес Крынкин, наливаясь кровью. – Это что за бредятина у меня тут валяется? Где материалы?

– Там – заявление мое, – заявил Кикимора. – Которое заявление я писал вам, гражданин начальник, когда меня сюда приволокли ни за что ни про что и по почкам били. А больше я ничего не знаю. Только знаю, что время ваше все вышло, а значит, предъявляйте мне обвинение или выпускайте на волю к чертовой матери! Не имеете права меня здесь без причины гноить! Я закон знаю!

– Врешь ты, Шагаров! – Рука опера Крынкина метнулась к ручке сейфа. – Не знаю, что ты такое там с материалами сделал, сейчас разберемся. А порошочек-то твой, тут он!

– Какой порошочек? – Кикимора отвратно скривился. – Который унитазы нюхают?

Ключ почему-то торчал в скважине сейфа. Крынкин не помнил, сам ли он оставил его там или... Сердце его подпрыгнуло и уперлось в горло. Он повернул ручку и распахнул металлический ящик.

На полке лежал раскрытый пакет с серым порошком, воняюшим хлоркой. «Санитарный-2» было написано на нем.

– Порошок можете мне не возвращать, – сказал Кикимора. – Оставьте себе, для хозяйственных нужд. И почисти им себе мозги, Крынкин. Может, просвежеет...

Крынкин передвигал ноги медленно, как чугунные чушки. Весь он стал сейчас каким-то тяжелым, даже заржавелым. Он доковылял до Кикиморы и с размаху въехал в безобразную физиономию чугунным кулаком.

Кикимора слетел на пол – пролетел бы, наверное, через всю комнату, юзом по доскам, да наручники не пустили.

– Все? – сказал он, хлюпая кровью. – Претензию удовлетворил, лейтенант? Прощаю. А сейчас выпускай меня, лейтенант. У меня тут братишка объявился на свободе. Повидаться с ним мне надо, значится. Некогда мне тута в киче сидеть.

* * *

Они стояли на улице, в квартале от злополучного дома, где находился игорный клуб «Элита». Небо уже начало светлеть, и где-нибудь в поле солнце уже высунуло бы свою рыжую макушку из-за горизонта. Но в городе не было горизонта. Дома заслонили его. Только зябкий предутренний туман полосами стелился по улицам и заглядывал в окна.

– Все, мне пора, – сказал Демид. – Я пойду.

– Погодь, братишка! – Кикимора схватил его за плечо. – Ты ведь в бегах, братишка. Я помочь тебе хочу. Я с кичи смылил, чтоб тебя найти. Тебя в два счета мусора заметут, нельзя одному...

– Иди возвращайся на свою мессу. – Дема высвободился из костлявого зажима Кикиморы. – Там твои... Твои братишки. Идите ловите человеков, тащите их карху на развлечение. У меня своя дорога.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю