355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрей Яхонтов » Теория Глупости, или Учебник Жизни для Дураков-2 » Текст книги (страница 43)
Теория Глупости, или Учебник Жизни для Дураков-2
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 16:05

Текст книги "Теория Глупости, или Учебник Жизни для Дураков-2"


Автор книги: Андрей Яхонтов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 44 страниц)

УМНИЧАЮЩИЕ ДУРЫ

– Какой должна быть женщина? – спрашивал Маркофьев. И сам же отвечал. – Дурой. Умной дурой. Такой, какие нравятся мужчинам. Внешне покорной. Якобы ничего не понимающей. Но в реальности все делающей по-своему. А мы имеем дело с умничающими дурами. Которые способны только раздражать.

ЗАДАНИЕ

Выяснилось, что я заблуждался, не там и не того искал и подозревал. С итальянским макаронником она отправилась не столько по душевной склонности, сколько по заданию и выполняя ответственное поручение. Чье? Читайте дальше – и вам откроется многое в женской натуре.

После макаронника у нее перебывали югослаский министр вооружения, испанский банкир и польский торговец перепелиными яйцами.

ПОДРОБНОСТЬ

Шпионович сказал:

– Я люблю ее. Несмотря на то, что она заставляет меня натягивать презервативы… Это естественно при ее многочисленных контактах… Но я все равно без ума…

БЕЗОТВЕТСТВЕННЫЕ ЗАЯВЛЕНИЯ ДЕЛАТЬ ЛЕГЧЕ, ЧЕМ ОТВЕТСТВЕННЫЕ!

Впрочем, подробность была такой, которую невозможно придумать.

ЗАКОН ВЕЧНОГО НЕСОВПАДЕНИЯ МУЖЕЙ И ЖЕН

Маркофьев меня успокаивал:

– Что поделаешь, ВСЕ ЖИВУТ НЕ С ТЕМИ. Все спят не с теми. – И пояснял. – Смотрю на жену приятеля и думаю: как он может с ней жить? А он смотрит на мою и думает то же самое. Но с некоторыми из этих жен, – продолжал Маркофьев, – несмотря на то, что жить с ними я бы не смог, я бы с удовольствием развлекся. То же самое и мои друзья… И эти самые их жены. В результате все меняются (хотя бы на время) мужьями и женами. И примиряются с существующим положением вещей именно в постелях.

ОПРАВДАНИЯ

Да, я не шнырил по ее сумочкам и карманам, не подглядывал за ней. Иначе бы все давно выяснил.

Вероника кричала, рассыпая передо мной веером фотографии, на которых была запечатлена в обнимку со Шпионовичем:

– Ты дурак, охламон, тупица! Как ты мог не залезть в мои бумаги, не сунуть нос в документы, которые лежали в шкафу! Я думала, ты все давно знаешь! Я – так сразу выяснила о тебе все, запросила архивы, изучила личное дело, которое заведено на каждого и хранится в архивах КГБ! Ты дурак! Ты сам все упустил и проиграл! Тебе некого винить! Так, как ты, себя давно никто не ведет!

Уже спокойнее она объяснила:

– Мы с Застенкером обсудили. И пришли к выводу, что нам нужно снова сойтись. Да, мы были мужем и женой, выполняли за границей важное задание. А потом разбежались. Он за все время, пока мы были врозь, никого лучше меня не нашел. Я никого лучше, чем он, не нашла…

ФОТОГРАФИИ

Ох, какие это были снимки! Он и она – молодые, счастливые – на берегу океана. Он и она – в джунглях. Он и она – верхом на слонах…

– Все это время, – сказала Вероника, – мой папочка поддерживал с ним отношения. И хотел, чтобы мы снова были вместе…

ЗНАНИЕ

Открывшееся знание как громом поразило меня. Все же я Веронике безгранично верил. Доверял. Рассчитывал, как говорится, на ее преданность и порядочность.

ЛЮБИТЕЛЬ ХОККЕЯ

– Да, – сказал, потирая залысины, любитель хоккея Маркофьев. – Семейка у них та еще… Крепкая. Настоящая. Спаянная общими принципами и интересами. И высоким долгом перед отечеством. Ты в их команду не вписываешься. Во всяком случае, не попадаешь в основную тройку.

И ПОТОМ

– И потом, – прибавлял он. – У них сейчас коллективное задание… Внедриться в западный игорный бизнес и качать оттуда на нужды России. Помнишь чемоданы полные фишек… Которые ты тащил в аэропорт. В каждой из них – по фотоэлементу… Фотографируется все…

СВЯЗНАЯ

Шпионович-Застенкер держался молодцом. Ему очень к лицу был твидовый пиджак и пестрый галстук.

– А что ты хотел, – сказал он. – Я здесь, в Италии, не по собственной прихоти. Я выполняю важный приказ. С которым в одиночку справиться тяжело. Разведываю в пользу державы. Вызнаю важные данные. Вероника – надежная помощница. Шифровальщица. Радистка. Связная. Ну, ты в курсе особенностей и специфики нашей службы. Ты должен гордиться, что ей поручен столь ответственный участок… Конечно, если мы просыпемся, колбасы в наших продмагах не прибавится…

КАК ЖИВУТ ЛЮДИ

Он рассказал, как однажды, когда был взят с поличным, но упирался и не хотел раскалываться и признаваться, что является разведчиком, получил шанс доказать, что он не засланный агент. Ему предложили застрелить другого попавшегося на аналогичном шпионском задании соотечественника. И Шпионович, не колеблясь, коллегу прикончил.

– А что было делать, служба есть служба, и она важнее жалости, – говорил он. – Каждый на моем месте поступил бы так же.

Я подумал: так и есть.

ЛЮДИ, ЕСЛИ НАДО УБИТЬ, УБИВАЮТ.

ЕСЛИ НАДО ПРЕДАТЬ, ПРЕДАЮТ.

ЕСЛИ НАДО УНИЧТОЖИТЬ, СТЕРЕТЬ С ЛИЦА ЗЕМЛИ ИЛИ В ПОРОШОК – НЕ КОЛЕБЛЮТСЯ.

Тот, кто не понял этих законов, – обречен на вылет из турнира под названием "жизнь",

В СВОЕЙ ТАРЕЛКЕ

Вероника, слушавшая взволнованный монолог бывшего и вновь обретенного мужа, с серьезным видом прибавила:

– Зато я теперь в своей тарелке. Среди понятных и предсказуемых людей. Которые знают, что значит долг и честь. И не будут из-за какого-то паршивого зарезанного или задушенного жмурика ночи не спать, ворочаться и мешать сновидениям других. В какой-то миг, признаюсь, – она устремила на меня долгий взгляд, – мне показалось, что ты из нашей крепкой породы. Это когда вы прикончили нефтяного магната Утягул-бакши-заде… Но нет, ты не выдержал испытания.

Она приникла к Шпионовичу и спросила:

– Ты не находишь, он очень похож на моего папу?

ВЫГОВОР

Конечно, и Застенкер был похож на ее папу, и она сама была на папу похожа, и внучка делалась все больше похожа на дедушку!

При том, что ее папа был уникальным в своем роде экземпляром. Он мне сказал, кривя губы в добрейшей улыбке:

– Ваше счастье, что у вас на меня компра. Иначе бы я и тебя, и Маркофьева давно отправил на тот свет…

Мы сидели у него на даче. Я сам сюда приехал. И твердил как полоумный:

– Не уйду… Не покину вашу дочь… Она не понимает, насколько я ей нужен. Я могу исправить ее карму. Ей надо отмаливать преступление перед кошечкой…

Старушка (несостоявшаяся теща) смотрела на меня с неподдельной веселостью и комментировала:

– Он долбатнутый. Пыльным мешком огретый. По полной программе. Я предупреждала. С таким невозможно жить.

– Неужели вы не чувствуете, не понимаете, – продолжал я. – Я спасу Веронику! То, как она обошлась с Долли, не может не отразиться на ней самой. Только я и могу ее спасти!

Старик вышел и вернулся с бокалом валерьянки.

– Выпей, – сказал он. – Тебе полегчает.

Контрольный вопрос. ЧТО ПИЛ МОЦАРТ?

Ответ. ЧТО САЛЬЕРИ НАЛИВАЛ, ТО И ПИЛ.

Это знает каждый ребенок. Но они были глупы и дремучи – бывший резидент и его жена! Неужели думали: я не понимаю – что в бокале?

Впрочем, я чуть не проглотил отраву. Зачем было жить – если Вероника меня покидала?

Контрольный вопрос-возглас. Ну и выпил бы я тот яд… И лежал бы, скрюченный и неживой… Мне это было надо?

Я услышал слова несостоявшегося тестя:

– Не думай, что моя дочка легко отделалась. Я объявил ей выговор – за то, что хранила и не уничтожила письма и фотографии прошлых лет. Для шпионки с ее стажем это непростительно! Я взгрел ее по первое число!

И еще он сказал, заискивающе сияя глазами:

– Ты ведь не погубишь ее счастья. Не откроешь итальянским спецслужбам секретных мотивов ее присутствия за границей. Иначе важнейшая миссия моей дочери и ее мужа потерпит фиаско. Я прошу – не становись хоть ты предателем высоких идей служения отчизне.

Я отодвинул бокал. Сознание вернулось ко мне!

БОТИНКИ

Я вспомнил, как, познакомившись с Маргаритой, приходил к ней и ее родителям и обязательно снимал в прихожей обувь. Я ведь знал, как трудно и муторно убирать квартиру, и заботился о тех, кому приходится этим заниматься.

Отец Маргариты, когда мы с ней поселились отдельно, навещая нас, ни туфель, ни мокасин, ни зимних сапог никогда не снимал. Шлепал по ковру и паркету, оставляя расплывчатые грязные следы. Его мало волновали проблемы уборки. Но он знал другое: МУЖЧИНА В НОСКАХ ВЫГЛЯДИТ ЖАЛКО. И заботился прежде всего о своем имидже и самоощущениях. Самоощущение у того, кто ходит в носках – премерзкое! Старик правильно поступал! ВАМ КАКОЕ ДЕЛО ДО ТОГО, ЧТО ПРОИСХОДИТ В ВАШЕ ОТСУТСТВИЕ? Пусть вывозят грязь хоть грузовиками, хоть тоннами! А вот ВЫ НЕ ДОЛЖНЫ УЩЕМЛЯТЬ СЕБЯ НИ В ЧЕМ! И ПРЕДСТАВАТЬ В СМЕШНОМ ИЛИ ЖАЛКОМ ВИДЕ, В НЕВЫГОДНОМ ИЛИ НЕВЫИГРЫШНОМ СВЕТЕ.

СКЕЛЕТ В ШКАФУ

Вот что я сделал, отодвинув от себя подальше бокал с ядом. Я прошелся по их недавно отстроенному из маркофьевских материалов дому. Заглядывая в шкафы и выдвигая ящики секретеров. Расшвыривая вороха бумаг, среди которых были и документы с грифом «секретно» и бланки, начиная с номера 090876547 6798765900 0987654321 9998654907 – по номер 09 9999999999 9999999999 9999999999 9999999999 9999999999 9901234567. Из-под половиц в гладильной я извлек полные списки сигуранцы в Австрии. А в бане, в тайнике за фальшивой стеной, обнаружил доносы Новомужева на Пидоренко и Пидоренко на Новомужева, пасквили Худолейского на Рабиновича-Пушкиндта и Обоссарта и их кляузы – на него.

Несостоявшийся тесть смотрел на меня с восторгом.

– Ух, молодец, – говорил он. – Что ж ты раньше-то?! Я бы отдал за тебя Веронику!

В кладовке обнаружились сундуки с золотыми кольцами и зубными коронками.

– Это еще от дедушки, – сказал старик. – Он расстреливал в подвалах эту сволоту, эту контру тысячами…

Тут же, под стеклянным колпаком висело заскорузлое кожаное пальто.

– Личная вещь товарища Ежова, – пояснил мой несостоявшийся отравитель. – У него их было три. Одно, перед тем как боевого друга расстрелять, мой папа взял на память. Ему было оказано доверие и высокая честь – шлепнуть товарища Ежова.

И еще он сказал, когда в спальне, под кроватью мною был обнаружен скелет:

– Наша работа наследственная. С годами сложилась династия. Ты был лишним в этой цепи. А скелет, между прочим, настоящий. Это – остов двоюродного брата Феликса Эдмундовича…

Я закончил тем, что собрал развешанные по стенам в обрамлении серебряных окладов рисовые зернышки с надписью "СЛАВА КПСС!" (на всех языках народов мира) – в одну горсть и сварил из них кашу-размазню… Которую скормил птичкам.

УХОДЯ

Уходя, я просил несостоявшихся тестя и тещу не думать, что был таким всегда. От рождения.

– Но мне так доходчиво на протяжении жизни внушали и объясняли, каким я должен быть, что я усвоил, – сказал я им. – Вы хотели, чтобы я сделался таким? И я таким стал!

КАК ЖИВУТ ЛЮДИ

Когда мы с Вероникой закончили выяснение по поводу моего дебоша в ее доме, вошла девочка. Голубые джинсики обтягивали длинные ножки, на запястье поблескивала золотая изящная цепочка.

– Мама, – сказала она, – у меня свидание.

Я прослезился. Все же отчасти она была и моим творением.

Запомните: ГАЛАТЕЯ, ДОСТИГНУВ СОВЕРШЕНСТВА, УЖЕ НЕ НУЖДАЕТСЯ В СКУЛЬПТОРАХ.

– Дай, пожалуйста, презервативы, – продолжила девочка мелодичным голоском.

Вероника достала из шкафа коробку с нарисованным на ней пронзенным стрелой сердцем и надписью "Баковский комбинат имени Крупской-Арманд".

Ах, какая это была (я имею в виду мать и дочь) идилличная картинка…

ИЗ-ПОД ВЕНЦА

Ночью меня осенило. Я совершу то, на что раньше никогда бы не решился. Я умыкну невесту из-под венца. Она, конечно же, права в своем отношении ко мне. Я не оправдал надежд, не воздал должного, не уделил внимания. И т. д. Но я одумался и переменился!

Я позвонил ей и сказал:

– Давай убежим. Приезжай ко мне прямо сейчас. Не надо никаких объяснений с ним. Просто молча уйди. Мы поедем в аэропорт, возьмем билет на первый же рейс и улетим… Я владею Островом Святой Елены. В моем распоряжении пол Корсики. Я возглавлю научный институт… Мы станем мужем и женой.

Я сделал это! Я это сказал! Рубикон был перейден! Я готов бы совершить такое, о чем прежде и помыслить не смел.

КОЛЛЕКЦИОНЕР ИЛЛЮЗИЙ

– Ты, оказывается, не только коллекционер ошибок, – хохотал Маркофьев, – ты еще и коллекционер иллюзий.

Он сказал:

– КАЖДЫЙ ДЕРЖИТСЯ ЗА ТО, ЧТО ИМЕЕТ. У нее сейчас есть за что держаться.

ПРОИГРЫШ

Вскоре мы входили в переливающийся разноцветным сиянием зал, где каруселями вращались рулетки, опавшими листьями устилали зеленое сукно карты, а костяные кубики с вкрапленными на их бока черными точками летали и кувыркались, как цирковые акробаты.

– Сыграем, – говорил Маркофьев. – Игра – вот что никогда не подводит. Ибо она – настоящая. А потом возьмем девочек и закатимся на яхте на остров… На твой или на мой…

Мы выпили в баре по рюмке "Наполеона" и сделали первые ставки. Добавили по фужеру шампанского "Молодеческое" и утроили сумму. Махнули по стакану "Мартеля" и упятерили рассеянный по клеточкам с номерами фишечный десант.

– Не катит, – сказал Маркофьев. – Ты знаешь, я этого не люблю. Надо менять тактику. – Ставка, которую он объявил, заставила крупье вздрогнуть, а прочих игроков – отступить, освобождая королю пространство для единоличного шествия. Люди поняли: он состязается не с ними, а мерится силами с Судьбой.

Проигрыш не охладил его пыла. Мой друг вновь удвоил сумму. Вокруг стала собираться толпа. Появился заместитель владельца казино, пошептался с крупье. После чего приблизился к Маркофьеву и сказал:

– В случае вашего триумфа вам придется подождать. Казино не располагает подобными активами. Мы должны проконсультироваться с банком. Вы согласны?

Маркофьев кивнул. Мы отошли к бару и выпили "Мартини". Вернувшийся замуправляющего дал крупье отмашку. Рулетка пошла совершать оборот, шарик скакал с черных долей на красные и вновь на черные.

Маркофьев проиграл.

Я утер испарину, а он захотел армянского бренди. Его просьбу исполнил подбежавший бармен. Мой друг удесятерил сумму.

– Я сломаю ей хребет, – произнес он.

Игра за соседними столиками прекратилась. Из-за портьеры вышел сам сиявший перстнями владелец заведения. Он, как и я, утирал испарину (только делал это кружевными манжетами) и предупредил: ждать выигрыша, в случае, если он произойдет, придется сутки, ибо сумма, стоящая на кону, равняется бюджету всего королевства. Маркофьев не возражал.

– Я сломаю ей хребет, – повторял он, пока шарик искал пристанище в счастливом номерном отсеке.

Зал выдохнул, загудел со смешанным чувством облегчения и разочарования.

– Не имеет значения, – сказал Маркофьев. – Слил, так слил. Еще не вечер. Я продолжаю.

Зрители сплотились вокруг нашего стола еще плотней.

Мы перевели дух возле стойки. Маркофьев велел мне подсчитать уже наши активы. Оставалось не так много, как до игры, но кое-что имелось. Он подозвал владельца и спросил, может ли поставить, то есть предложить в качестве залога остров Святой Елены. И Корсику. Владелец позвонил куда-то и ответил утвердительно.

– Что ты творишь! – не выдержал я. – Столько сил потрачено…

Маркофьев отодвинул меня плечом и двинулся к разлинованному столу. Я не пошел за ним, а закрыл глаза ладонями. И лишь по новому глубочайшему выдоху толпы догадался о поражении.

Забегали люди, зазвонили телефоны, хозяин казино пил успокоительное и принимал поздравления. Крупье, молодой парень, ушел, пошатываясь. Его заменил другой дирижер.

Следом нами были проиграны банк, яхта, замок на Капри, московская квартира, два кадиллака и маркофьевское обручальное кольцо. Мы выгребли из карманов мелочь и вскладчину купили пятидолларовую фишку. Я видел, как побледнели костяшки пальцев Маркофьева, когда он впился в край стола.

Увы, в этот вечер ему не суждено было праздновать победы. Мы отвалились от стола как насосавшиеся комары отталкиваются от искусанной плоти своих жертв. С той только разницей, что обескровлены и выпотрошены были мы. Хозяин подошел и пожал Маркофьеву руку.

– Это было по-ленински, – повторял он.

– Еще бы, – усмехнулся Маркофьев. – Ты стал миллиардером.

И потянул меня к стойке. Он был мертвенно изумруден.

– В ресторан мы, видимо, не пойдем, – сказал он. – Девочек и Корсику тоже придется отложить. У тебя хоть что-нибудь осталось?

Я даже не стал хлопать себя по пиджаку и брюкам.

Раскрасневшийся и сиявший владелец предложил:

– Желаете выпивку за счет заведения?

Маркофьев поблагодарил его улыбкой.

– Налей им бренди, – сказал владелец бармену.

Маркофьев мотнул головой.

– Нет, – сказал он. – В.С.О.П. Хеннесси. Самый дорогой.

Хозяин виновато мялся.

– Это слишком дорого, – прожурчал он. – Наше казино не может позволить себе таких расходов.

Маркофьев не удостоил его взгляда.

– Самый дорогой, какой есть. Хеннесси, – повторил он. – Запиши на мой счет. Я расплачусь.

Бармен вопросительно посмотрел на хозяина, а потом, повинуясь чувству собственного спонтанно возникшего восхищения, наполнил две рюмки. Я взглянул на Маркофьева. Он стоял – роскошный, вдохновенный, в забрызганном красным вином белом костюме и со следами губной помады на воротнике рубашки…

Мой друг подмигнул мне. И отхлебнул из бокала.

– Ты же помнишь золотое правило, – произнес он. – ПРОИГРАВШИЙ ПОЛУЧАЕТ ВСЕ. Чего мы с тобой лишились? Жалкого клочка суши. Острова. Какого-то крохотного островишки. Зато проставились в пух. Подчистую. Ох, как мы проигрались! А что это значит? Это значит, что жизнь, расстилающаяся впереди, вновь распахнула перед нами горизонты. Иди куда хочешь, делай что хочешь. Миллионы, нет, миллиарды шансов жаждут быть реализованы, икс плюс бесконечность в десятой степени и помноженное на такое же число замыслов жаждут быть воплощены. Выбирай любой! Или все сразу. – Он постучал костяшками пальцев по надбровной лобешнице и хохотнул. – Их, этих задумок, в моей голове столько, сколько сперматозоидов в мужских семенниках Вселенной. Сотня-другая гениальных затей наверняка проканают. Вот увидишь!

ФИШКА

И тут в зал вбежала Вероника.

– Идиоты! Болваны! Кретины! – закричала она. – Весь город гудит о вашей дурости! Просадить такие депозиты, просадить целое состояние!

Свернутой в трубочку газетой она принялась наотмашь лупить меня и моего друга. Перед ней вырос господин в цилиндре, его она отпихнула.

– Мерзавец! – она обрушивала на мою голову все новые бумажные, безвредные, однако обидные удары. – До сегодняшнего вечера у тебя еще были шансы меня удержать… А теперь их нет!

Маркофьев защищался, а потом пустился наутек. Я согнулся в три погибели. Фурию схватили сразу несколько молодых людей в кителях такого же цвета, как сукно на рулеточном поле. Толстяк в бриллиантовых запонках, суетясь, раскланивался и бормотал:

– Просим прощения. Это наша новая служащая. Она уже уволена.

Он сделал отмашку молодым людям, те потащили Веронику к выходу.

Выпрямляясь, я увидел закатившуюся под стойку кем-то оброненную фишку.

Почти машинально, автоматически я нагнулся и сгробастал пластмассовый кружок, словно цепляясь за соломинку…

УПЫРЬ – 11

Пошел выводить арию из «Севильского цирюльника» чудом не проигранный мною мобильник. Я приложил его к уху. И узнал голос упыря, который всегда звонил не вовремя.

– Произошло чудо, – хохотал он. – Врачи ошиблись! Хваленые специалисты ошиблись! Моей жене не нужен донор! Ей вообще никто не нужен, кроме меня. Она здорова, абсолютно здорова…

ИГРА

Я сел к рулеточному столу. Кинул фишку на зеленое поле и попросил крупье поставить ее на «зеро» – то есть состояние, в котором пребывал.

Мне следовало разобраться в хаосе мыслей и чувств. Или не следовало? Я посматривал искоса на вход, в глубине души понимая, что тешу себя несбыточной иллюзией. Если бы даже Вероника вернулась – что я мог ей сказать и предложить? Я даже не знал, сумею ли оплатить гостиничный номер, в котором теперь нуждался… Конечно, можно было добрести до моря, войти в него – и уже никогда и нигде больше не показываться. Но этот способ решения проблем меня не вдохновлял.

Я закурил. Впрочем, если бы Вероника явилась хотя бы в мареве нереальности, я бы нашел подходящие словечки. Я сказал бы: как странно, что, обратившись к небесам с мольбой об отказе от еще не родившейся дочери, получив утвердительную резолюцию, ты никаких уроков из случившегося не извлекла. Счастье, девочке удалось помочь. Разве можно было – после этого – уродовать Долли? Производить над ней опыт, зеркально повторявший то, что произошло с тобой… Такое не может не отразиться на судьбе виноватого палача. Будь я рядом – не позволил бы издеваться на кошечкой. Да, я – из другого теста, чем твои родители и муж, союз со мной подарил бы тебе пустяк, малость – ты стала бы отчасти похожа на меня, у нас появились бы общие, нашей глины и нашей породы дети. Но ты сама стала бы другой. Стакнувшись с нелюдью, ты продолжила, усугубила свою несчастность…

Крупье что-то говорил. Я смотрел, куда указывала его рука, и ничего не видел. На "зиро" лежали несколько фишек. Я выиграл?

Подозвав официантку, я заказал стакан холодной воды. Девушка мгновенно принесла не остудившую мой пыл влагу.

Крупье смотрел вопросительно. На "зиро" крохотными небоскребами росли столбики. Я кивнул, давая понять: он может делать что хочет. Он продолжил игру. Крутящаяся рулетка, напоминавшая вареного усатого рака, который изредка свистит на неведомой горе, и бегающий вокруг нее, как спутник вокруг земли, шарик показались мне смутно похожими на меня самого – вращавшегося в орбите царственной Вероники жалкого пажа.

Что еще я бы ей выложил? Я вновь подтвердил ей, что люблю ее. А она, наверно, привычно ответила бы, что не может покинуть вернувшегося к ней мужа, который бросил ее, когда она родила больного ребенка. И при этом сказал: "В моем роду больных детей быть не может". Да, он был жесток, а она после этого не переставала повторять, что любовь не приносит счастья. Поэтому и не хотела меня любить? "Любовь – не радостное чувство, – внушала она мне. – Довольно с меня любви…" Ах, как это было неверно! Я готов был ее переубедить…

Вокруг собирались люди. Или они еще не успели разбрестись после баталии, учиненной Маркофьевым? На меня показывали пальцами, господин в смокинге принес и предложил сигару. Я обстриг кончик предупредительно пододвинутыми ножничками. Затянулся едким дымом и закашлялся.

Однако – любил ли сам? Или тосковал по тому образу, который придумал, вылепил из грез? Быть может, к этому образу я, раб, сам приковал себя – как к галерам?

Крупье спрашивал, нет, допытывался, оставить ли фишки там, где они лежали? Я кивнул. Мужик в смокинге заломил цилиндр на затылок.

"Дорогая, – сказал бы я ей, – брось своего упыря, своего ублюдка, ты сама знаешь, что это так. Не люби лучше меня, но оставайся со мной. А он… Будь он тысячу раз умнее, могущественнее и ухватистее – все равно скучен и уныл. Вернемся в твою однокомнатную квартирку и заживем с искалеченной кошкой и выздоровевшей девочкой, вымаливая у обеих прощение… Давай поступим именно так, и не надо больше казино и горнолыжных курортов, китайских ресторанов и меховых манто… Послушай совета любящего человека…"

Гул нарастал. Горы, эвересты фишек высились над изогнутым вензелем с цифрой "ноль". Крупье подвигал часть из них лопаточкой ближе ко мне.

Служитель в ливрее спрашивал:

– Чего желает господин? Персональный сейф? Еще сигару? Коньяк за счет заведения? Вы не должны обижаться на ту ненормальную, которая набросилась на вас. Приходите к нам еще. Она понятия не имеет, как надо вести себя с миллионерами…

Медленно до меня стало доходить. Я сделал глоток из стакана, отметив, что вода успела согреться.

Молодые люди в кителях цвета рулеточного сукна в несколько рук сгребали фишки на огромный золотой поднос. Люди вокруг таращились и восторженно галдели.

– Желаете "Мерседес"? "Линкольн"? Лучших топ-моделей на вечер? Поедете в отель? Или сразу приобретете особняк в Портофино? Рядом с виллой Мадонны…

Я провел ладонью по лицу. И, захотев свежего воздуха, двинулся к дверям. Передо мной расступались любопытные и завистники, щелкали блицы фотокамер.

– Сумасшедший выигрыш, – неслось под старинными сводами и из уст в уста.

Контрольный вопрос. Надеюсь, вы не забыли главное правило, вобравшее в себя всю мудрость почти дочитанной "Теории глупости"?

Контрольный совет. Если забыли, то прочувствуйте, воспримите, заучите наизусть и повторяйте постоянно: НЕ ВАЖНО, ЧТО, КОГДА И КАК ИМЕННО ПРОИЗОЙДЕТ, ЧТО БЫ НИ ПРОИЗОШЛО – ВСЕ БУДЕТ К ЛУЧШЕМУ!

ПОЧЕМУ?

Я вышел на залитую утренним солнцем площадь. Ночь с ее кошмарами и миражами истаивала. Желания исполняются? В тот момент я готов был поверить в это. На искрошенных ступенях сидела зареванная Вероника. Лицо ее некрасиво опухло, в руках она держала свернутую газету, которой лупила меня по голове. Милее, чем она, на свете не было никого! Она посмотрела на меня серыми, полными слез глазами и спросила:

– Почему я такая несчастная?

Я подумал: и в самом деле – почему?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю