Текст книги "Теория Глупости, или Учебник Жизни для Дураков-2"

Автор книги: Андрей Яхонтов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 44 страниц)

Мой друг оставался прежним неугомонным весельчаком… А я?

МИСОЧКА

В чем еще была разница между мной и моим другом? В Дублине, в общественном туалете, где при входе отсутствовал привратник, но на столике стояла мисочка с брошенной в нее мелочью, я опустил в этот сосуд для пожертвований две монетки, Маркофьев же, выйдя из заведения и потягиваясь, сказал:

– Впервые вижу туалет, за пользование которым платят деньги…

И пересыпал содержимое мисочки в свой карман. После чего, погремев изъятой дребеденью, сказал:

– Идем, приглашаю на кружку пива.

Ночью, в другом пабе он встречался с ирландскими экстремистами и, в обмен на обещание прислать им два вагона оружия, заручился обещанием "красных" и "синих" бригад поддержать законные мечты о завладении Корсикой, тем более, он заверил в этом переговорщиков, на всей территории заповедника будет установлено жесточайшее протестанство.

ТАК ГОВОРИЛ МАРКОФЬЕВ

Он говорил:

– Европейцы не хотят видеть нас чистенькими, воспитанными, владеющими языками. Они хотят видеть нас дикарями. Что ж, не будем их разочаровывать. Такими и предстанем в их глазах…

Всюду, куда приезжал, он выпивал 6 бутылок виски, после чего, как гиббон, бил себя кулаками в грудь, зычно кричал и матерился, нанимал проституток и дрался с сутенерами.

Иностранцы смотрели на него с обожанием. И откликались на любую его просьбу.

АВСТРАЛИЯ

В поездке по Австралии нас сопровождал детектив Марина. Едва мы выехали на фри-вей, он выскочил из машины, сорвал пук травы и, запихнув его в жерло трубки, затянулся. Глядя на скачущих по обе стороны дороги кенгуру, детектив мечтательно протянул:

– Если здесь такие кузнечики, то какой же должна быть конопля!

Секретный саммит с австралийским премьером завершился полной и безоговорочной лояльностью в отношении Маркофьева и его намерений касательно Корсики.

КОСМОНАВТ

С австралийского континента мы возвращались лайнером авиакомпании «Бритиш Эйрвейз» (Блэр презентовал нам дисконтные карты на все рейсы этой крупнейшей корпорации – национальной гордости англичан). В салоне первого класса нашим соседом оказался российский космонавт. С ним и его супругой мы крепко выпивали. А потом наш знаменитый соотечественник решительно поднялся, одернул китель и направился в кабину пилотов. Буквально через пять минут самолет бросило в затяжное пике. Потом его закрутило в штопор. Пассажиров швыряло из стороны в сторону. Никто не мог понять, что происходит. Многие потянулись за гигиеническими пакетами.

– Да это мой порулить решил. Он как махнет сверх меры – его тянет за штурвал. Ну а летчики отказать коллеге не могут, – объяснила супруга знаменитости.

Еще полчала мы находились между жизнью и смертью. А потом космонавт вернулся в свое кресло и вырубился. Самолет лег на прежний курс.

– А ведь он рисковал не только собой и своей супругой, – говорил Маркофьев, когда мы счастливо приземлились. – Он рисковал жизнью сотен пассажиров. И это – офицер. Герой. Пример для подражания. Может ли он быть или хотя бы считаться знаменем, маяком, кумиром? Увы, нет. А ведь я в детстве мечтал стать космонавтом?

Контрольные вопросы. В каком мире мы живем? Заботливом? Разумном? Системном? Или в том, где правят безалаберность, безответственность, идиотизм? (О том, кому можно доверять в этом мире – читайте ниже.)

ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ

Ах, как мне нравится, когда начинают сбрасывать снег с крыш, разбивать сосульки, при этом лихо снося раструбы и колена водосточных труб, которые летят вниз – как отслужившие свое ступени ракет… Сколько в этом русского! Размашистого! Удалого!

РАКЕТЫ И СОСУЛЬКИ

Если вы питаете иллюзию, что вам на голову не упадет самолет (или ракета, или сосулька), потому что есть ведомство, призванное следить за исправностью самолета (или ракет) и сбрасыванию снега с крыш – оставьте эти иллюзии. НИКТО НИ О ЧЕМ НЕ ЗАБОТИТСЯ! Если вы сами не подумаете о своей жизни, за вас это не сделает никто!

ГРУШИ

Лидеры среднеазиатских республик поддержали его все, как один.

Маркофьев же, придя на рынок в Бухаре, спрашивал у торговцев:

– Груши хорошие, околоченные?

Те дружно отвечали:

– Хорошие, сладкие груши!

КИТАЙ

А в Китае Маркофьев совершил заплыв по реке Янцзы, чем сразу перетянул руководство народно-демократической державы на свою сторону.

Сперва в поднебесной его встретили прохладно, зная о симпатии к нему американского президента. Но Маркофьев сумел растопить сердца последователей Мао, заявив, что он еще и – верный последователь и ученик великого кормчего.

ТАЙЛАНД

Затем судьба забросила нас в Тайланд. Мы, можно сказать, случайно сели в самолет, следовавший в Бангкок, хотя собирались в Сеул. А затем подвернулись два билета с пятидесятипроцентной скидкой в Патайю, и Маркофьев решил пару недель провести возле океана… Ух, как мы жили! Если портилась погода на одном континете, перелетали на другой, где светило солнце.

Именно в Тайланде, то ли в массажном кабинете, то ли просто на улице, он познакомился с девушкой, которая надолго лишила его сна и покоя. Йока-Она, так ее звали, поразила моего друга тем, что, когда в баре у него кончились деньги, она заплатила за его выпивку, а потом привезла не державшегося на ногах поклонника и покорителя дамских сердец на такси в отель.

Такой щедростью он был сражен наповал.

КАКОЙ ОНА БЫЛА

А как она была хороша! Черные волосы ниспадали на открытый лоб, смуглое личико всегда было освещено милой гримаской улыбки, ровные зубы сияли жемчужной белизной… Маркофьев и Йока-Она сидели друг против друга за столиком в ресторане и обнимались, и я мог, мог понять, что эта стройная, большеглазая, юная девушка находит в моем оплывшем, как свечной воск, друге! Не так важно было, что там он ей плел, покрывая поцелуями ее и свои руки, важно было, что красотка в него по-настоящему втюрилась. Втюрилось, это мгновенно делалось ясно и бросалось в глаза – Йока-Она так и льнула, искала губами губы Маркофьева. Он млел – усталый, довольный, смущенно-польщенный…

Я думал: знает ли она хоть что-нибудь о его прошлом? И настоящем? Но разве ей не надо было знать! ЛЮБОВЬ ПИТАЕТСЯ ВОТ УЖ НЕ ПОЗНАНИЕМ! И ни прошлое, ни постороннее не имело отношения к данному мигу!

ДВЕ ГОЛОВЫ

Кроме того, я помнил (моя беда была, что я все помнил): каждый считает себя умнейшим. И живет, следуя восточной поговорке: В МИРЕ ДВЕ ГОЛОВЫ, ОДНА У МЕНЯ, ДРУГАЯ ПОДЕЛЕНА МЕЖДУ ВСЕМИ ОСТАЛЬНЫМИ ЛЮДЬМИ.

Что я мог сказать ей о будущем ее чувства? (А так хотелось ее предостеречь!) Маркофьеву же всегда плевать было на мои предостережения. (А ведь нас ждало продолжение турне. Но он уже объявил, что в Марокко, "в республику Большая Морока", как он выразился, мы не полетим. Хотя нас там ждали.)

Надо было мне это им говорить? Или следовало просто безотчетно за них двоих порадоваться? Порадоваться за Маркофьева, что ему повезло и он, наконец, встретил ту, которую искал? Испытать гордость и отчасти грусть за Йоку-Ону – потому что Маркофьев, я знал, уже не найдет сил пронести ее на руках по жизни. А ведь именно этого она заслуживала. Я же ведал: он хочет, чтобы на руках носили его… Но какое все это имело значение, если они обрели любовь?

ПОСЛЕДНИЙ БЛИН

Маркофьев решил взять Йока-Ону в Европу.

Путь наш лежал в Берлин.

Возле рейхстага переселенцы из России торговали фронтовыми наградами и боевой амуницией времен второй мировой войны. Маркофьев, поддразнивая нищих соотечественников кричал:

 
Говорит Берлин.
Доедаем последний блин!
Говорит Москва.
Нету хлеба ни куска!
 

А потом очень серьезно спросил, не найдет ли здесь сбыта бронетехника – танки и катюши. Но за столь крупногабаритный товар ему предложили слишком скудные комиссионные…

– Каждый зарабатывает как может, – задумчиво повторял Маркофьев, когда мы шли по Александр-плац на прием к Шредеру.

Тот не отважился признать права Маркофьева на Корсику, но конфедециально обещал, что, в случае если другие лидеры восьмерки выскажутся определенно "за", он к ним примкнет.

Зато бывший канцлер Колль принял нас с распростертыми объятьями… Обнял Маркофьева и расцеловал, а Йоке-Оне презентовал гипсовый герб города Бонна.

– Я на предыдущие выборы отстегнул ему три миллиона зеленых, а он проиграл, – открыл мне секрет такой сердечности Маркофьев. – Шредер, которому я дал всего два, не может мне этого простить. Кстати, запиши пять лимонов в убытки…

– Но ведь это было давно, – сказал я.

– Ты запиши… Чтобы меньше было платить компаньонам, Моржуеву и Овцехуеву, – улыбнулся он.

МЮНХЕН

В одной из пивных Мюнхена ему понравилось, что у каждого из посетителей есть свой персональный шкафчик, куда прячут кружку клиента. Ключ от шкафчика завсегдатаи забирали с собой…

– Непременно введу такой порядок на Корсике, – обещал он.

МЫ И ОНИ (продолжение)

Странствуя с Маркофьевым, я наблюдал, сопоставлял, сравнивал, делал умозаключения.

Почему в России не торгуют, даже зимой, подогретым вином? С ее-то морозами, ветрами, холодами, промозглостью, сыростью… Выпил стаканчик согревающего глювайна – и согрелся. Мы пили горячее вино в Австрии и Словакии, Венгрии и Черногории…

А до чего комфортно в Европе путешествовать! Пришел на вокзал, а там не только расписание движения поездов, но и картинки-схемы составов: в этом столько-то вагончиков, из них два – первого класса, в другом – нет ресторана, зато есть спальные покои…

Знаете, как борются с гололедом, к примеру, в Вене? Посыпают мостовые и тротуары мелкими камушками. Щебенкой. Галькой. Прохожим на таком грунте не скользко, а машины, весом своим давя на камнные дробинки и фасолинки, крошат лед, очищают проезжую часть…

Уж не говорю о том, что в России, стоит смешать пиво с водкой или коньяк с портвейном – получается бяка, голову окутывает дурман, затылок ломит… А если подобную смесь произвести в зарубежных условиях – ничего похожего не происходит, чувствуешь себя превосходно, из постели утром поднимаешься бодрячком…

Даже у Йоки-Оны голова не болела…

ИДЕЯ

Возле пропускного пункта на границе Германии с Болгарией тянулась длиннющая очередь машин. Мы пристроились в хвост и ждали. Из-за ограды нам грозил увесистым камнем цыганский мальчишка.

– Дай десять долларов, а то брошу и разобью ветровое стекло, – путая немецкую и болгарскую речь, кричал он.

Маркофьев вышел из автомобился и дал парнишке купюру.

– А что делать? Куда деваться? – сказал он. – Ремонт обойдется дороже. – И резюмировал еще более уверенно. – Да. Каждый зарабатывает как умеет.

Уже когда потягивали ракию в софийской механе, он прибавил:

– Парнишка утвердил меня в мысли. Подарил идею. Пришло время собирать камни. За пазухой.

БУЛОНСКИЙ ЛЕС

После завтрака у Ля Пенна мы прогуливались в Булонском лесу.

– Все о, кей, – удовлетворенно говорил Маркофьев, обнимая Йоку-Ону. – Иначе и быть не могло. После того, как я подарил его супруге бриллиантовое колье. И такие же подвески. Кажется, именно их вызволял Д,Артаньян из лап герцога Бекингемского…

При этом мой друг выглядел разочарованным.

– Я думал, в Булонском лесу на деревьях растут булки, – шутил он. – А тут только негры и арабы. Белого человека скоро придется заносить в Красную книгу. Что их всех, этих цветных, тянет в центры нашей европейской цивилизации? У них своя культура, свои традиции. Нет, слетаются, даже угоняют самолеты, лишь бы получить вид на жительство. И при этом продолжают бороться за воцарение того режима, таких правил, от которых бежали…

Посреди зелени мы наткнулись на скульптурную группу: лисица, виноград, ворона.

– Неужели и здесь, во Франции, известна наша басня? – растроганно произнес я.

Но вместо дородного дедушки Крылова рядом с персонажами, сгруппировавшимися вокруг головки сыра, высилось изваяние незнакомого мужчины.

– Да это Лафонтен, французский баснописец, – подтвердил Маркофьев. – Дедушка Крылов воспользовался его сюжетом. Или Лафонтен воспользовался дедушкиным. Без всяких ссылок на авторство. То есть, попросту говоря – они друг у друга тырили, лямзили, присваивали… И ничего. Никто никого за это не осудил. Не заклеймил. Не устыдил. А ты устроил из-за украденного у тебя сюжета… – Он подытожил. – Уж если великие, небожители шли на воровство, чего требовать от нас, простых смертных?

Повторение пройденного. Авторитетов нет и быть не может! Не создавайте и не творите кумиров! Ниспровергайте их! Так будет правильней!

ГОЛЛИВУД

Вскоре Маркофьев получил послание от звезд Голливуда и ассоциации топ-морделей, подписи поставили Синди Кроуфорд и Лайза Минелли, Джек Николсон и Вуди Аллен (всего тысяча триста автографов, которые он впоследствии продал с аукциона). Все они требовали и настаивали, чтобы Корсика стала маркофьевской вотчиной.

ЗАВЕЩАНИЯ

Стало известно, что мать Тереза и ясновидящая Ванга, не сговариваясь, оставили схожие завещания, в которых просили передать Корсику Маркофьеву – для последующей организации там центра парапсихологии и хосписа для неимущих…

ПРЕДПОСЛЕДНЕЕ ТАНГО В ПАРИЖЕ

Мой друг готовился праздновать победу.

Он танцевал с Йокой-Оной в том самом ресторане посреди Парижа, где снимали знаменитый фильм "Мужчина и женщина". Смуглая тайка прижималась к возлюбленному всем телом.

НЕУДАЧНИК

Я в тот вечер пошел в казино и, пребывая в тоске, спустил все деньги, что у меня были.

По этому поводу Маркофьев заметил:

– НЕУДАЧНИК, ОН И ВО ФРАНЦИИ НЕУДАЧНИК.

И прибавил:

– Есть люди, которые платят за все сполна.

И он пошел в то же самое казино и тоже проиграл все – до цента, до копейки, до последнего гроша и луидора, включая оставшиеся фальшивые финские банкноты.

Даже на билет для Йоки-Оны мы денег наскрести не смогли. Прощаясь с ней в аэропорту, Маркофьев посылал глупышке воздушные поцелуи, а мне говорил:

– Есть люди, которым на роду написано терять. Самой Судьбой им назначено отдавать и дарить, расставаться и утрачивать. Что бы они ни делали, как бы ни старались – им своей планиды не изменить. Даже если восстанут против сложившегося положения – ничего не выйдет. Им порой кажется, что они сумели переиначить свой характер и начали жить для себя. Но это иллюзия! Они облизывают жену и думают, что таким образом упрочивают свою семейную жизнь, а на деле лишь приготовляют и обихаживают собственную супругу для другого или других, из кожи лезут, чтоб она лучше выглядела (и чтоб ее заметил тот, к кому она сбежит и кому достанется впоследствии). Он как в воду глядел! (Примечание автора). Им грезится, что работа, которую они затеяли и волокут индивидуально, ни к кому не обращаясь за помощью и поддержкой, принесет такой же индивидуальный доход, в реальности они рыхлят и унавоживают почву для чужих саженцев (ибо они по природе и консистенции своей – дерьмо и ничем другим не станут), а как разрыхлят, их, будто дождевых червей, нанижут на рыболовный крюк – не пропадать же добру, если на бросовую приманку можно еще и выудить лакомство. Ты – из таких людей…

Помолчав, он добавил:

– А есть люди, которые призваны забирать и отбирать. – И гордо выпятил грудь. – Они бы и рады отпихнуться от прущей в руки удачи и добычи, у них уже есть все, но проплывающее мимо богатство буквально липнет к их ладоням и другим частям тела. Я – такой человек…

Съезжая из отеля, он опорожнил в гостиничном номере все бутылочки из минибара и налил в опустевшие пузырьки воду из-под крана и шампунь из ванной.

– Эти дикари ведь никогда не додумаются сделать ничего подобного, – приговаривал он. И обещал: – Я еще не раз вернусь сюда. На белом коне удачи!

Напоминание. Цель данной книги – научить вас не бояться проигрывать.

ЗОЛОТО МИРА

В первый же вечер по возвращении на Капри Маркофьев созвал сподвижников – меня, Моржуева, Овцехуева, а также срочно вызванного из Москвы детектива Марину – в комнате с занавешенными окнами (чтоб никто из посторонних не мог подсмотреть и сфотографировать план-схему действий) и развернул перед нами программу дальнейших действий и, как практическое руководство, географическую карту мира, испещренную странными значками: звездочками, крестиками, кружочками и свастиками.

– Звездочки – это места проживания или купленная за рубежом недвижимость высших армейских чинов, ответственных за вывод наших войск из стран содружества, – объяснил он. – Крестики – адреса потомков партийных бонз, флажки – еще живые преступники, расхитители социалистической собственности и народного достояния.

– А кружочки? – подал голос Овцехуев.

Маркофьев улыбнулся:

– Кружочки – любовницы и фиктивно разведенные с хапугами жены. О, тут придется работать лично мне, не препоручая расследование никому…

Я спросил о свастиках.

– Здесь, в Латинской Америке, месте прибежища нацистских преступников, теперь сгруппировалась и колония русских партийных функционеров, – сказал Маркофьев. – Я не тратил время даром и с помощью детектива Марины собрал неплохую картотеку на каждого из неправедных воротил… На каждую нашу потенциальную жертву…

ПЕРСОНАЛЬНОЕ ЗАДАНИЕ

В итоге совещания каждый получил от Робина Гуда наших дней персональное задание.

КОМАНДИРОВКА

Пунктом назначения моей командировкой значились Галапагосские острова, где осел и здравствовал бывший личный врач бывшего генсека компартии СССР, успешно закупивший для кремлевской больницы устаревшее оборудование на тридцать три миллиона долларов. При мне были ордера на обыск и арест, а также состряпанное Маркофьевым обвинение (за подписью генпрокурора) и заключение фининспектора, что именно из-за подобной преступной недобросовестности скончалось сто тринадцать шесть пациентов вышепоименованной клиники. Вина за их гибель целиком возлагалась на лекаря, чей капитал (поскольку эскулап, пользуясь своим положением и влиянием, и другим лечебным заведениям впаривал зарубежное старье) исчислялся десятками миллионов. Маркофьев все посчитал правильно: врач-убийца не стал упираться, и, при первых моих словах о необходимости жертвовать на восстановление снесенного ураганом туберкулезного диспансера в Малайзии, состряпал и сам же заверил свидетельство о собственной смерти, после чего отслюнил требуемую сумму.

– Чур больше меня не беспокоить, – сказал он. – Я теперь труп. Меня нет. С меня взятки гладки.

На этом мы ударили по рукам и распрощались, как он думал, навсегда. Я полетел назад, на Капри.

А ТЕМ ВРЕМЕНЕМ ГДЕ-ТО

Моржуев тем временем беседовал в Гондурасе с нашим перебежавшим на сторону Интелидженс Сервис разведчиком и требовал с него половину гонорара за предоставленный врагу список российской резидентуры. Перебежчик, пораженный прежде всего тем, что его нашли (а спрятан он был зарубежными коллегами надежно) раскололся, будто гнилой орех. И как миленький, покорно отдал половину полученного за предательство вознаграждения, сказав лишь, что теперь должен застрелиться. Долг офицерской чести требовал от него подобного шага.

И он застрелился, о чем сообщили все газеты мира, а сам, сделав пластическую операцию, укатил в Конго (Браззавиль).

Вот уж не лирическое отступление. Ах, зачем я во всем этом участвовал! Сам лез в петлю. Вы не забыли, кем был отец моей Вероники?

ДЕНЬГИ ПАРТИИ

Овцехуев в тунисских пустынях разыскал чум, где прятался сам и прятал собранные и не отданные в вышестоящие инстанции партийные взносы бывший первый секретарь обкома громадной области.

– Собираем средства для голодающих Поволжья, – произнес сообщенный ему Маркофьевым пароль Овцехуев.

Партийный вожак понял шантажиста с полуслова. Сгибаясь под тяжестью сундука с драгметаллом, он проводил эмиссара компартии до аэропорта, после чего вскрыл себе вены и, накарябав кровью "До свиданья, друг мой, до свиданья…", покинул чум и устремился в Южно-Африканскую республику.

НА РАДОСТЯХ

Когда мы, трое маркофьевских посланцев, собрались в комнате с занавешенными окнами и выложили выручку, нас охватил неописуемый восторг.

– Это только начало, – сказал, довольно улыбаясь, Маркофьев.

На радостях мы отправились в рестораны и казино и спустили все, что сумели загрести в первых легко давшихся нам вояжах.

И ЭТО ВСЕ О НЕМ

– Пусть из ста попыток удается одна. Пусть из тысячи выгорает две или две с половиной. Все равно надо вновь и вновь пытаться. Нельзя бездействовать, – говорил Маркофьев, готовя нас к новым победам и потягивая на пляже через соломинку сок кокосового ореха.

И мы снова ездили. Иногда даже по старым явкам и адресам.

ЛЮДМИЛА

Вскоре детектив Марина (он объяснял провал своей хромотой) получил нагоняй и взыскание – ибо не выполнил ответственного поручения. Когда я узнал, в чем оно заключалось, то понял: доводить дело до конца придется мне.

Так Судьба вновь столкнула меня с Людмилой, дочкой директора завода химических удобрений, а впоследствии, как раскопал курилка, женой слинявшего за границу нефтедобытчика. (Даже с течением лет я не мог забыть, как лежал с Людмилой на колючем покрывале и ничего между нами не произошло… Маркофьев это тоже помнил.)

– Если не ты, то кто же? – сказал он мне. – Надо завершать незавершенное в те незрелые годы…

Я недолго разглядывал фотографии принадлежавшей Людмиле виллы на Мальте. Тем более, Маркофьев решил отправиться туда вместе со мной. На скорую руку была сочинена легенда, объясняющая наше появление в бывшем логове масонов: мой друг и учитель якобы должен сделать для местных фермеров сообщение о правилах посадки и выращивания манго и артишоков. Прибыв на скалистый остров, мы отправились разыскивать общий пляж – такая, увы, не насторожившая нас странность была у женщины, которую намеревались заарканить: валяться среди приехавших отдохнуть по путевкам соотечественников. Людмила первая нас заметила, узнала, бросилась навстречу. Слово за слово, мы пригласили ее в ресторан, потом – в ночной клуб, где Маркофьев сходу познакомился с юной танцовщицей-мулаткой и уже не отлипал от нее ни на секунду.

Людмила между успела пожаловаться, что на Мальте ей надоело, этот крохотный клочок суши она изъездила и исходила вдоль и поперек. Обмолвилась, что давно собирается на Сицилию, куда раз в сутки с Мальты отчаливает паром, но одной тащиться скучно, а компаньона нет, поскольку муж пропадает неизвестно где и навещает ее крайне редко. Маркофьев, слушавший нытье вполуха, подмигнул мне и, отозвав в сторону, шепнул:

– Валяй, действуй! Я дня на три исчезну…

После чего, отсыпав денег из своего кармана и вручив кредитную карточку (не забыв при этом упомянуть, что с возвращением долга я могу не торопиться), обнял мулатку и бросился с ней в зажигательную ламбаду, а затем в не менее зажигательный фокстрот.

Мой вопрос: "А как же план похищения? И последующего вымогательства?" – повис в воздухе и потонул в оглушительном реве музыки.

Я, может быть, и не рискнул бы пуститься в приключение, но Людмила, как видно, слышала обрывок нашего разговора и подхватила меня под руку с той же горячностью, с какой тащила в постель много лет назад.

– Едем! – крикнула она.

К парому мы примчались за десять минут до его отправления. Но нас пускать на борт не хотели и клялись, что билеты кончились. (Я не мог предположить, насколько хорошо здесь знают мою спутницу.) Людмила настаивала, я помалкивал. Ее усилия возымели. Капитан, к которому матросы подпустили, лишь получив с Людмилы взятку, взглянул с прищуром.

– Кто из вас босс? – спросил он.

Я был вправе ожидать, что Людмила вновь возьмет инициативу на себя, но она молчала. Делать нечего, я выпятил грудь.

– Хорошо, – сказал капитан, – в таком случае ответственность за все возможные накладки, издержки и последствия понесете лично вы.

Он знал, о чем говорил. Я же с удивлением подумал: какие накладки и издержки могут возникнуть, если перед ним стоят два взрослых, разумных, пока еще не слишком пьяных человека? И оплатил билеты в обе стороны. Паром взял курс на Сицилию.

На палубе Людмила, перевешиваясь через борт и балансируя, так что могла свалиться в воду, стала зачерпывать мороженое из моей вазочки и в результате уронила сливочный кусок мне на брюки. Потом, пытаясь посаженное пятно соскрести, принялась меня тискать и тянуть в трюм, где, она говорила, темно и нам никто не помешает, я отбивался, лик Вероники, чудилось мне, скорбно наблюдает за моим грехопадением. Устав преодолевать мое сопротивление, Людмила пошла в бар, опрокинула в себя стакан коньяка и приклеилась к молодому негру, торговавшему перочинными ножами. О чем-то покалякав на тарабарском смешении итальянского, английского и русского, парочка исчезла. Когда все сошли на берег, я Людмилы среди экскурсантов не обнаружил. Вернувшись на паром, я нашел ее и негра на свернутом кольцами швартовом канате. Людмила была недовольна, что я ее потревожил и в качестве компенсации за вмешательство в ее личную жизнь, требовала, чтоб негр ехал с нами в одном такси. Я резко воспротивился и объявил: в таком случае мы поедем туристическим автобусом. Или вообще никуда не двинемся. Людмила скривилась, негр сделал успокоительное движение и отстал от нас.

– Предупреждаю, – объявил в рупор капитан с палубы – через двенадцать часов мы отплываем назад, ждать никого не будем. Не забывайте, паром ходит раз в сутки…

Не хотелось находиться рядом с Людмилой. Но не мог же я бросить женщину. Я уже не помышлял о задании Маркофьева и выкупе, а лишь мечтал о благополучном возвращении на Мальту. Сжав зубы, я плелся за ней.

В городском содоме и чаду она сгинула – будто растворилась. Я возвращался в гавань один. Когда в назначенное время экскурсанты собрались возле парома, ее среди них не было. Пассажиры мне сочувствовали и говорили, что с Людмилой, наверно, что-то случилось.

Шофер автобуса развел руками и повторил, что ждать никого не стал. Я вскочил в такси. Носился по улицам и магазинчикам. Их здесь были сотни, тысячи, миллионы. Я не знал, куда именно несусь, но смутно чувствовал, что нахожусь на верном пути. В конце концов сама судьба привела меня в лавчонку, где на витрине были выставлены перочинные ножички. Я вошел внутрь. Вернее, ворвался. В магазинчике было пусто. Повинуясь безотчетному чувству, я двинулся вглубь, толкнул одну из дверей. На полу, под банановыми пальмами в горшках, на расстеленной циновке лежали Людмила и ее черный друг.

– Какого лешего! – закричал я. – Почему я должен за вас волноваться?

Людмила хрипло рассмеялась. Этот ее смех мне хорошо помнился еще со студенческой поры.

– Я никуда не собираюсь ехать, – сказала она.

Я выругался и выбежал из лавки.

Таксист, которого я остановил, поехал не в сторону моря, а в противоположную той, откуда я прибыл. Я выхватил у него карту и ткнул в точку, обозначавшую порт.

– О, кей, – согласился он и развернул машину.

Когда мы подкатили к причалу, паром стоял на месте. Но мне не хватало наличных, чтобы расплатиться с водителем. Капитан, члены команды и пассажиры категорически отказывались дать в долг. Шофер начал кричать. Я отдал ему кредитную карточку и велел принести ее – после того, как он снимет недостающую сумму. Он кивнул и уехал.

Выяснилось, однако, что я мог не торопиться. Капитан сказал:

– Звонил знакомый вашей подруги. Ну, этот негритос… Он ее сейчас доставит… Она хотела остаться с ним, но у него уже есть две семьи и семеро детей. Идите и встречайте ее, поскольку денег заплатить таксисту у нее нет.

С грехом пополам водитель, доставивший Людмилу, согласился принять в качестве оплаты мои старенькие часы. Паром при этом задержался с отплытием на пятьдесят минут. Пассажиры готовы были меня растерзать. (А на Людмилу поглядывали с понимающими сочувственными улыбочками). Капитан требовал немедленно погасить неустойку, связанную с нарушением графика движения.

– Ведь вы главный в вашей паре, – ехидно напомнил он мне.

Сумма, которую требовал этот пират, была непомерно велика. И меня, поскольку я отказывался платить, заключили под арест. Прибывший на вертолете вызволять меня из тюрьмы Овцехуев отсчитывал купюры и качал головой. Он сообщил, что водитель-ворюга снял с кредитки все до цента. Маркофьев, когда мы с ним увиделись, тоже был не в восторге.

– А ты думал, что главным быть просто? Все так думают. Теперь убедился на своей шкуре? Каково это – отвечать за других?

(Сам он оставил мулаточке на память о встрече автомобиль и свою фотографию в придачу.)

Он меня распекал:

– Я за этим тебя посылал, да? Чтобы ты читал этой дуре лекции о нравственности? Или чтобы ты втерся в доверие, выманил деньги… Повел грубый шантаж?

Зла на меня он, однако, не держал. Махнул рукой и сказал:

– Ничего, будешь теперь у меня в неоплатном долгу… Вычту траты из твоего жалованья…

Позвонив Людмиле, он пригрозил, что отправит ее мужу подробный отчет о том, как она проводит время в компании негров. Людмила рассмеялась и пожертвовала на его Фонд жалкую подачку.

О ВОСПИТАНИИ

Откуда произрастали, тянулись корни моего идиотизма?

Только вспомнить, чему меня учили родители! Что я должен, провожая женщину, не только посадить ее в такси, но и довезти до дома, и лишь после этого следовать к себе. Какой расход времени и средств предполагался!

– Надо минимизировать все виды расходов и трат, – любил повторять Маркофьев. – Деньги надо экономить на выпивку!

О МИШЕ

Маркофьев себя не жалел, сам горел и воспламенял других. Жил ради этих других. Никого не забывал. Однажды он сообщил:

– Миша, один из авторов сценария фильма по твоей книге, баллотируется в Государственную Думу.

– Зачем? – удивился я.

– Нужно всем нам, – сказал Маркофьев.

– Он вроде не самый крупный мыслитель. И не телезвезда… Кто станет за него голосовать?

– После телесериала "Дурак дураком" он стал популярен, – возразил Маркофьев

– И все? Этого достаточно, чтобы заниматься законотворчеством?

– Раскрутим, – лаконично отвечал Маркофьв.

Он был всесведущ, всесилен, и всемогущ, мой друг Маркофьев. Мог унылого, заурядного, рядового, никакими особыми дарованиями не отмеченного индивида превратить в заметную и привлекательную фигуру. (Я веду речь в том числе и о себе.)

Чтобы профинансировать избирательную кампанию Миши, Маркофьев продал одно из своих многочисленных имений – вместе с вишневым садом и женой – ее следующему мужу. Который согласен был взять старушенцию, лишь бы завладеть лакомым кусочком побережья.

Вскоре пришла телеграмма: Миша стал депутатом… Вырученных немалых средств, увы, оказалось недостаточно, чтобы провести Мишу в спикеры, но заместителем руководителя фракции он стал.

Маркофьев отправил ему поздравительное послание.

ЖИЗНЬ ВЫПРАВЛЯЕТСЯ

Слушая рассказы прилетавших из России Моржуева и Овцехуева, Маркофьев впадал в глубокую задумчивость. И временами бормотал:

– Жизнь на родине, видимо, выправляется. Раньше бандиты навязывали свои услуги по охране всем и каждому, от "крыш" было не продохнуть. А теперь эти функции перешли к милиции. И это правильно: зачем дублировать одни и те же обязанности, лишнее звено надо устранить…