Текст книги "Красные и белые. На краю океана"
Автор книги: Андрей Алдан-Семенов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 44 (всего у книги 58 страниц)
Стойбище называлось Кыгыл-Хая, что означало «Красные скалы». Здесь повсюду громоздились сопки из желтого железняка, высились скалы, пики, обрывы сургучного цвета, рыжие тропки сбегали в озеро, берега походили на спекшуюся кровь.
У озера издавна жили якуты – оленные люди, пасли свои стада, кочевали целыми семьями, но постоянным местом жизни своей признавали только эти печальные скалы.
В стойбище была дюжина яранг, хотоны для коров, сараи, амбары; на пряслах сушилась рыба, соболиные, беличьи, горностаевые шкурки. С приисками жителей этих мест соединяла еле заметная тропа, пробираться по ней через топи было делом опасным, лишь скупщики пушнины изредка проникали в Кыгыл-Хая.
Здесь-то и поселились беглецы. Корабельного мастера, уроженца Охотска, Козина знали оленные люди с малых лет и радушно приютили его с товарищами. Козин и Индирский пережидали смутное время, рыбача на таежных озерах, Южаков – .человек мысли и действия – горел от нетерпения начать борьбу с колчаковцами.
Он целыми днями бродил по берегу озера, размышляя о превратностях своей жизни. Беспокойная судьба постоянно, с завидным упрямством, гнала его на Крайний Север России. Москва– Вятка – Котлас – Владивосток были этапами его пути
сквозь мятежи, восстания, заговоры, через заслоны белочехов ловушки колчаковской охранки. елов >
Царские власти кидали Южакова в тюрьмы, ссылали в глѵ-хие места. После Февральской революции он вернулся в Петро-
событий РаЗУ ЖѲ ° ЧутИЛСЯ в б УР ном водовороте революционных
гп В яервые дни Октября он дрался с мятежниками Керенского– Краснова под Гатчиной, потом с отрядом питерских рабочих выехал в Москву. Под руководством Михаила Фрунзе взбивал он юнкеров из гостиницы «Метрополь» и одним из первых ворвался через ворота Никольской башни в Кремль Р
К° гд а весной восемнадцатого года иностранные интервенты захватив Архангельск и Мурманск, двинулись вверх по Северной Двине чтобы в Вятке соединиться с белочехами и белогвар-м1и ЦЗ р И ’ Ревзоенсовет послал Южакова на помощь Шестой ар-
чем Д В гтР^ Тв “ С цх° МаНДИр0М 18 '° Й дивизии Иеронимом Убореви-Котласу Южаков дрался с интервентами на подступах к
Центральный Комитет партии большевиков создал особую организацию, чтобы она могла вести подпольную деятельность в колчаковской Сибири и на Дальнем Востоке. Так появилось
ппгтпппк Сибуралбюро ЦК; ем У с Р аз У потребовались опытные подпольщики, среди них оказался и Алексей Южаков.
апл : ^ ИеМ пронеслась веселая гроза с кручеными молниями ярой канонадой грома, всеочистительным ливнем, одела каж-дую ветку, и шишку, и лист в сети из разноцветных искр, наполнила тайгу мягким звучанием капель. Южаков тряхнул кедровую лапу, и она сразу погасла. «Вот так и человек: наливается силой, цветет красотой, а судьба ударит его наотмашь —и нет силы, нет красоты»,—подумал он и опять возвратился к трагическим событиям на золотых приисках 1
Полтысячи человек работали в Горной артели-и вот их
большГ ц И Р м Р я е п Т0ВаНЫ ’ ДРУГИ6 Р азбежад ись, но разбежавшихся больше, чем арестованных; те, что остались, прячутся в частных приисках. Если бы собрать этих ребят да каждому в руки™ честер, начался бы инои разговор с полковником Широким' Іолько где взять оружие, как достать провиант? И как ввести П ПР0 ГГ НУЮ Жаром Революционной идеи дисциплину среди разнузданных, своенравных старателей? Через кого устано-
роким? аИН ° е Наблюдение 33 ка Рателями и полковником Ши-
_ ЧьИ Т ° ШЗГИ наст °Р°™ Южакова, он увидел: от озера на тропу поднималась девушка, покачивая на вытянутой руке
ГГ Налима – 0на остановилась, скосив на Южакова черные влажные глаза, налим лениво ударял хвостом по ее бедру – Іде ты раздобыла налима?
– Большой нюча ! , а говорит, как ребенок, – рассмеялась девушка.
Южаков смутился: и впрямь глупо спрашивать такие вещи у жительницы тайги.
– Куда идешь глядя на ночь?
– К шаману с подарками. – Девушка вынула из-за пазухи мешочек с бисером. – Отец отдал за него трех соболей.
– Трех соболей за горстку бисера?! Это грабеж!
– Правда, нюча, шаман вчера еще собачью ляжку в зубах таскал, но сегодня уже лисий хвост на руках носит, и мы боимся его,– девушка ушла, покачивая заснувшего налима.
Южаков вернулся в ярангу Наахара за полночь; якут у погасшего камелька курил вересковую трубку.
– Бродишь в тайге, как рысь,– сердито сказал Наахар. – Устал кипятить чай,
– Ты лучше скажи, кто дерет с вашего брата за горсть бисера по три соболиных шкурки?
– Это Софрон Сивцов обирает своих сородичей. Я его маленького учил белку стрелять, думал, хорошим охотником станет, он же стал худой люди. Трех соболей за мешок бисера, однако, небольшой грабеж,– тусклым смешком зашелся Наахар и рассказал Южакову несколько историй о похождениях таежного компрадора.
Жители испокон веков брали в кредит у русских и американских купцов все товары, уплачивая долги пушниной. Честным охотникам казалось невозможным ' не уплатить собственного долга, за отцов и дедов рассчитывались их сыновья и внуки. Зная об этой честности, торговые фирмы скупали долги, и чем больше был список должников, тем успешнее шли дела фирм.
Софрон Сивцов собирал долговые расписки охотников и продавал их фирме «Олаф Свенсон», наживая баснословный барыш. Прошлой зимой он узнал, что в магазинах Охотска нет швейных иголок, и помчался по стойбищам, сообщая простодушным жителям:
– В тайгу пришло горе. Великий мастер, делавший иголки, умер. Белые нючи больше не привезут ни одной иголки, и снова придется шить рыбьей костью. Великий мастер был моим другом и когда-то подарил целую пачку иголок, в память о нем я уступаю каждому стойбищу по одной. Пусть она служит всем – мужчине и женщине, тойону и пастуху.
Софрон передавал иголку старейшине рода или шаману и замолкал: теперь каждый охотник одарит его за общую иголку своим подарком. Он вернулся в Охотск с несколькими нартами пушнины.
* Нюча – русский (якутск.).
Южаков 3 К М0ЖН ° те Р петь таі <ого прохвоста? – возмущался
– А ты научи старого Наахара, как ему тягаться с Софро-ном? Наахар еще ходит один на медведя, но с чем он пойдет против Софрона?
– И научу. За мной дело не станет. А пока просьба —
съезди в Охотск, купи несколько винчестеров да смотри чтобы не задержали солдаты. ’
Узорчатые тени ветвей дремали на поверхности озера, на мелководье росли коричневые хвощи, слышалось чье-то сопенье,—Алексей Иванович увидел крупных, цвета темной меди сазанов. ’
На озере виднелась оморочка: Наахар ловил рыбу сетью стоя посередине лодки и как бы вырастая из нее. Заметив Южакова, он направился к берегу.
– Ухи хочешь, однако? А табак есть, нюча?– спросил Наахар. / 1
После ухи, пахнувшей таежными травами и дымом костра Южаков сказал, глядя в темное лицо Наахара:
– Мне помощь нужна. Не знаю, согласишься ли помочь?
Оленные люди помогают всем попавшим в беду —с гордостью ответил Наахар. ’ ^
– В беду попал не я* В беде оказались такие люди, как ты.
і ыбак удивленно приподнял смоляные брови.
Наахар в беде? В какой? – спросил он.
– Полковник Широкий расстрелял таких же бедных людей, к ак ты, купец Софрон ограбил еще больше охотников, чем ты думаешь. Ваши купцы-сородичи хуже голодных волков, зверь когда-нибудь да насытится, купец – никогда.
Это правда, однако,– согласился Наахар, выбивая пепел из трубки. Но у них есть товар, а нам нужны дробь и порох, чай и мука...
Продавай нам – коллективу Горной артели. Лови больше рыбы, мы возьмем и вяленую, и сушеную, возьмем и ездовых олешек, и тех, что годятся на мясо. Платить станем дай боже как! За одного соболя мешок крупчатки, за десять беличьих хвостов медный котел.
– Я сам умею рассказывать сказки, шоча...
^ Это не сказки, это – слово и дело людей, «то называют себя большевиками...
– Откуда они придут в тайгу?
– Они уже пришли! Большевик – я сам, большевик – Васька Козин. Мы соберем всех разогнанных старателей Горной артели и пойдем войной на охотских богачей и полковника Широкого. Нам нужно много мяса и рыбы и оленьих упряжек для похбда. Ты поможешь, Наахар?
– Помогать людям – закон оленных людей,– раздумчиво сказал рыбак.
– Солнечный закон! А теперь я тоже хочу половить рыбку...
Белые облака покачивались в глубине, по самому дну передвигались синеватые стаи хариусов, а поверхность воды вспарывали щуки. Неистребимая сила жизни чувствовалась и в озере, и в воздухе, и во всем, что окружало Южакова. Рыбак, шуршащий бахилами из прозрачной щучьей кожи, движущиеся облака и рыбы настраивали на лирический лад. Прищурившись, Южаков следил за скрученной из оленьей'жилы леской, привязанной к корме, другой ее конец уходил в воду. Это был перемет с наживкой для щук и тайменей.
Резкий рывок накренил оморочку, жила натянулась, захлестывая и обжигая Южакова. От неожиданного толчка он сковырнулся в озеро, но тут же вынырнул и, наматывая на руку жилу, поплыл к берегу.
Наахар уже был рядом: после короткой борьбы они выволокли аршинного тайменя; разбрасывая хвостом песок, поблескивая крупной чешуей, таймень все еще продолжал сопротивляться.
– Я думал, ты только роешься в земле,– усмехнулся Наахар,– а ты вытащил хитрую и дорогую рыбу.
– Золото подороже тайменя...
– Оно не годится даже на утиную дробь. Только ню.чи без ума от золота, но они – глупые люди. Очень даже глупые, если хотят на золото купить счастье, но это все равно, что поймать свою тень.
Наконец для Южакова наступило время действовать. Он послал на прииски Индирского с поручением направлять в Кы-гыл-Хая всех недовольных старателей; Козин ушел в Охотск для тайного наблюдения за военным гарнизоном. Раз в неделю Наахар путешествовал в город, незаметно, в разных магазинах покупая винчестеры и патроны.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Моросил дождь, земля разбухла от воды, трава полегла по распадкам. Донауров не любил пасмурной погоды, в ненастные дни у него падало настроение.
Ручей метался по ущелью, то исчезая в ягеле, то выбираясь на прозеленевшие камни. Андрей, хотя и знал, что под моховыми пластами вечная мерзлота, все же не мог избавиться от ощущения, что шагает по трясине. Он вышел к мощным сланцевым сбросам; здесь галечник перемешался с кварцитовым песком.
Донауров набрал в лоток грунта и начал промывать, тщательно очищая гальку от глины; деревянное корытце скользило, ныряло, поворачивалось, выплескивая пустую породу. По-преж-
нему моросил дождь, все так же лежали травы, словно низкое небо окончательно придавило их к земле, но что-то произошло в Донаурове, изменив его настроение. Дождевые капли казались золотниками, деревья засветились каждым сучком, весь мир оделся в оранжевый легкий туман. Донауров увлекся работой, глаза смотрели зорко, руки двигались быстро. После десяти промытых лотков заломило поясницу, Донауров присел на глыбу. В месте, где появлялись'спутники золота, не было его самого, но это не огорчало Андрея, из корыстолюбца он опять превратился во влюбленного поэта, и лицо Феоны, очаровательное в своей строгости, возникало из дождевой завесы. «Феона как солнце! Его еще нет, но я знаю, что оно сейчас прорвется сквозь тучи».
Этот день, как и вчерашний, не принес удачи. Устало брел Андрей в свою избушку, и даже черные, выпуклые на красном закате лиственницы, и тишина, переполненная шуршанием срывающихся с ветвей капель, не трогали его души.
В небе прорезалась полоска яркого света и, разрастаясь, стала выорасывать разноцветные охапки лучей, и тотчас раз– 1 вернулись сполохи. Они перемещались, сливались, становясь красными оленями, зелеными птицами, оранжевыми рыбинами, и проваливались в темную пустоту, на месте их росли синие и лиловые травы. Андрей остановился, пораженный, что все вокруг стало многоцветным сном, что небо и земля разговаривают друг с другом, но таинственный их разговор ему не дано попять. Очарованный и растерянный, смотрел он на сполохи и уносился в страну своих мечтаний, где правили красота, поэзия и любовь.
*
]
На другой день Донауров работал у большой сланцевой скалы. Внезапно скала треснула, крупная глыба, медленно кренясь, опрокинулась в ручей, выплеснув на берег воду. К ногам Андрея упал маслянистого цвета комочек.
– Самородок! – Нетерпеливо и жадно перебрасывал он золото с ладони на ладонь, потом встал на колени, засунул руку 1 под скалу, пошарил и разжал кулак: на пальцах желтели зернышки металла. Андрея охватил восторг: наконец-то удача наконец-то подфартило!
Теперь ничего не существовало для него, кроме сланцевой 1 скалы, нависшей над ручьем. Железным скребочком он выгребал из-под нее породу, складывая в лоток, присаживался к воде и начинал промывку.
Грунт все плотнее оседал в лотке, и все осторожнее становились движения Донаурова. 1
Раз-раз! – срывались с лотка частицы пустой породы. На дне остались одни пески – плотные, непроницаемые. Андрей отбивал лоток, с каждым взмахом коричневая полоска бурела 1
■
и наконец расцвела рыжим цветом – среди тяжелых зерен засверкали самородочки.
Солнце оранжевым пузырем повисло над безмолвными лесами, тени из сизых и гладких стали черными и мохнатьщи, нарастающим гудением предупреждала о себе мошкара, а Донау-ров ничего не видел, кроме цветущего золотом лотка.
– Поздравляю с успехом! – неожиданно громко произнес кто-ію за спиной Андрея.
Он вскочил на ноги, инстинктивно закрывая собой лоток. -Перед ним стоял мужчина в брезентовом плаще, в кожаной широкополой шляпе.
– Иван Елагин, ваш сосед,– представился незнакомец.
– Как же Елагина не знать! —Андрей пожал крепкие пальцы человека, чье имя со страхом произносилось в тайге и на Побережье.
Был Елагин среднего роста, широкоплеч, коренаст, копна каштановых волос сваливалась на левую щеку, маленькие серые глазки поблескивали из-под густых бровей.
– Наслышан про то, что хотите продать свой участок. Не советую, смешно продавать счастье. Смешно и, извините, глупо.
– Вы это всерьез?
– Такими вещами не шутят.
– Я хочу уступить вам богатство, а вы отказываетесь от него. Странно!
– Во-первых, я и так богат, во-вторых, иметь соседом такого славного человека, как вы, ючень приятно. О вас я знаю больше, чем вы думаете. В тайге нет золотоискателей, которые могли бы постоять друг за друга, мы живем, как волки, каждую минуту готовы загрызть друг друга, нас всех перебьют партизаны. Они уже объявились, вожак ихний Алешка Южаков только и ждет удобного случая. Завтра у меня собирается совет золотоискателей, есть кое-какие новости. Приглашаю и вас. Посидим, потолкуем о важных делах... – Елагин не договорил, оттолкнул Андрея в сторону и отбежал от ручья.
На место, где они стояли, с горной кручи хлынул поток камней.
– Еще бы секунда, и обоим каюк. Копаетесь здесь у смерти под носом! – Елагин выругался.
– Я в долгу перед вами, вы спасли мне жизнь,– растроганно сказал Донауров.
Оскальзываясь на мокрых камнях, Андрей шел на прииск Благословенный, мрачно поглядывая по сторонам; его настроение иногда зависело от случайных обстоятельств: то радовался он солнечным зайчикам в горном потоке, то впадал в тревогу от лунного света, встающего со дна того же потока. Неуравновешенность настроения сам Андрей объяснял поэтической своей
19 А. Алдан-Семенов
натурой – объяснение столь же легкомысленное, как и неубедительное. :
Послышались истошные крики. На таежной поляне десятник оил старателя, приговаривая;
Возверни самородок, собака!
Старатель корчился под ударами, но молчал, десятник развернулся для нового удара. Донауров перехватил его руку
– Не смей бить человека!
Может, целовать его?.. – Десятник отступил на шаг взмахнул лопатой над головой Донаурова.
Стой! крикнул повелительный голос, и Елагин вышел из-за кустов.
Десятник бросил лопату, почтительно снял шапку.
Это тебе за старателя! – Елагин ударил десятника по физиономии, тот взмотнул головой, —А это за то, что посмел
поднять лапу на моего гостя. На своем прииске могу бить тоть-ко я.
Десятник выплюнул зуб, ответил беззлобно:
– Напрасно бьешь, хозяин. Ахметка спер самородок. Сам видел, как из проходнушки выдернул. Я его за кражу приласкал, а меня за что?
Где самородок, Ахмет? – спросил Елагин.
– Врет он, бачка, не брал я самородка, хоть секим башка, не брал. ’
– Подойди ко мне поближе...
Старатель опасливо приблизился к Елагину.
– Куда спрятал самородок?
– Обыщи – нет, башка под топор – нет!
Я обыскивать? Сам отдашь! Раздевайся быстро, мне ждать недосуг.
Старатель стал раздеваться. Елагин вынул трубку, закурил и ждал, словно не замечая Донаурова.
Стой и не шевелись. Заберись на тот пенек и стой.– Елагин выбил пепел из трубки, повернулся к Донаурову: —■ Славно, что пришли. Сейчас тронемся на старательный совет.
Донауров смотрел на Елагина, а видел человека, черного от мошкары. Тот извивался на пеньке, размахивая руками, отбиваясь от гнуса.
Не шевелись! прикрикнул Елагин, но татарин заорал во весь голос, призывая на помощь.
На его крики сбежались старатели, послышались ворчливые голоса:
– Живого человека на съедение мошкаре!..
Елагин шагнул к старателям.
– Марш по забоям!
Бери свои самородок, бачка! Сейчас его в кустах разыщу,– простонал Ахмет.
Елагин пододвинул ногой одежду татарина.
– Одевайся, дурак! Вы ступайте в «Дунькин кабак», я загляну на минутку к себе,– сказал таежный властелин Донау-рову.
...Поселок старателей – горстка лачуг, пекарня, кабак, лавочка колониальных товаров – раскинулся на берегу речушки, у невысокого горного перевала. «Дунькин кабак» находился на самом приметном месте, и никто из старателей не проходил мимо.
Просторная изба, сработанная из неошкуренных, толстых лиственниц, была опрятной, по стенам висели зеленые лапы стланика, на столиках лиловели цветы кипрея. Подавали хорошенькие девочки, безотказно исполняя все капризы старателей.
Перешагивая порог, Донауров увидел Матвейку Паука в компании собутыльников. Паук тоже заметил его, вразвалочку пошел навстречу.
– Здорово, приятель! Ну давай, давай для встречи чепла-щечку чекалдыкнем! – Паук с размаху сел на табурет, ущипнул Дуньку. – Спирту, живо! Друг-приятель из Охотска, угощай по-таежному.
– Сперва купи, потом лапай! – одернула его Дунька искосилась рыжими нахальными глазами на Андрея.
– Ишь, стервоза, выломилась из оглобель. За фарт! – поднял кружку Матвейка и выплеснул в волосатую пасть неразбавленный спирт. – Ты в тайге новичок, тебя наши мужики зараз зануздают. Бери меня в напарники, тогда нам сам дьявол не брат.
– Боюсь, обманешь. И ручательства надежного не вижу.
– Мое честное слово.
– Маловато, Матвей Максимович.
– Ванька Елагин под мое честное слово мильен отвалит, не
( поморщится. Я раздет-разут временно, ты – постоянно.
В кабак вошел Иван ЕЛагин, его встретил почтительный гул. С приходом Елагина задвигались табуреты, девочки засновали между столами, Дунька зажгла фарфоровую лампу, хотя в окна лился нежный закатный свет. Старатели подходили к Елагину, чокались кружками – жесть звякала пустынно и холодно, знакомились с Донауровым и уже только по одному тому, что с ним сидит сам Елагин, принимали Андрея в свое братство.
– Господа старатели! От нашего сегодняшнего согласия зависит судьба завтрашнего дня. Полковник Широкий приказы,-вает создавать отряды самоохраны. Скоро начнем карательный поход против партизан Алешки Южакова,—звонко, властно, с леденящей визгливостью сказал Елагин. – Вопросы есть?
– Как не быть! – отозвался Матвейка Паук.—Что же теперь с россыпями Горной артели? Там ведь золотишко-то самое жирное.
– Теперича все участки Горной артели—собственность гос-
19 *
подина Елагина. Он и станет распоряжаться, не правда ли Ванечка ? – вставила словечко Дунька.
– Я^разделю их между таежными мстителями. Так называется мои отряд самоохраны. Желающие записаться, прошу Торопитесь, господа! Русские дворяне профукали революцию и очутились на задворках не только истории, но и России. Вы вступаете в отряд, господин Донауров? – спросил Елагин.
– Я мужик, а не дворянин.
Вы нз сословия золотоискателей, и это накладывает определенные обязанности,—нахмурился Елагин.
Пиши меня. Подпись свою буду подкреплять вот этим,– ііаук положил на стол револьвер.
За час был скомплектован отряд под водительством Ивана ълагина, и совещание превратилось в пирушку.
– Если понадобится мука, чай, табак, заглядывайте в мою лавку. Вы встали на путь частного предпринимательства значит, товарищ по духу, а не какой-нибудь Южаков. Этот тип весь в политике, словно гусь в перьях, он классовую борьбу сделал смыслом жизни. Тут я с ним, пожалуй, согласен, людей надо больше давить, чем беречь,– говорил Елагин.
– На песке ненависти не построишь добра,—возразил Донауров.
– На золотом песке можно.
– Против кого действовать будут ваши мстители’ – споо-сил Андрей. 1
– А против таких краснокожих, как Южаков. Он о войне с дворцами турусы разводит, среди старателей дураков немало верят, что Южаков из хижин их в дворцы переселит,
Паук, уже захмелевший, закрякал:
– Верно, Вань! Едиотов не сеют, не жнут, а Южаков как сбежал с прииска, так в болотные кочки и забился. Думал козырным валетом наших королей побить, да карта-то подвела Дунька, с приплясом ходи, толстопузая...
– Деньги на кон, отец дьякон, и я тебе голая чечетку отчебучу,—заявила Дунька, ставя перед Пауком белый, в розовых разводах, чаиник со спиртом.
Разослать бы тунгусам письма, пусть ловят болыневич-ков, а нам волокут трофейчики – ну, уши там али пальцы а мы станем недурненько платить,—постучал трубкой о столешницу Паук.
Не понял, о чем это вы? – пецеспросил Донауров чувствуя неожиданный ожог в сердце.
Матвейка Паук повторил.
– То, что вы говорите,—подлость!
– Матвей Максимыч пошутил, туземцы не знают грамоты бесполезно писать им письма, – начал успокаивать Елагин.
– За такие шутки бьют по морде! – вскипел Андрей.
– А-ты не больно-то квакай!
– Я привык к более деликатному обращению,– тяжело вставая, сказал Донауров. – Об отрубленных ушах, подлец, размечтался...
Коротким-взмахом кулака он опрокинул Паука на пол. Тот вскочил, ухватился за револьвер, но Елагин вырвал у него оружие, выстрелил в потолок.
– Дунька, спирту! Пить будем, гулять будем до самого до утра. Матвейка, музыку!
Паук погладил ушибленную скулу, взял из-под стола гармошку и заиграл. Дунька притопнула ножкой, надвинулась на Паука, закрутилась вокруг него, девочки цветной метелицей понеслись между столами, старатели заухали, зарычали, заколотили кулаками по столешницам.
Дунька вспрыгнула на прилавок. Лихо приплясывая над пузатыми чайниками, на дребезжащей ноте пропела:
На Кухтуе я жила,
Золото копала, '
Если б не было... ха-ха!
С голоду б пропала!
Старатели хором подхватили частушку, раскачиваясь на табуретах, стуча подкованными сапогами. Полотнища табачного дыма тянулись к окнам, да мигал, подпрыгивая, фитиль в лампе.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Полковник Широкий жил в комнатах, предоставленных ему Каролиной Ивановной.
До революции Виктор Николаевич Широкий служил в царской охранке, занимаясь мнимой подготовкой покушений на видных государственных деятелей и «своевременным» их раскрытием. Умение играть роль «преданного без лести» приблизило Широкого и к верховному правителю. Колчак назначил его начальником контрразведки в управлении военного полевого контроля.
Это могущественное учреждение распухло до чрезвычайных размеров. В атмосфере гражданской войны, политических переворотов, иностранной интервенции контрразведчики чувствовали себя как щуки в пруду, переполненном карасями.
Управление полевого контроля пригрело целые табуны провокаторов, доносителей, сыщиков, жандармов, палачей; они стекались сюда, как кровавая грязь в клоаку. Колчак не обращал внимания на деятельность полевого контроля. На жалобы военного министра о произволе охранки адмирал отвечал: «В охранной деятельности надо, чтобы чистые головы руководили грязными руками и сдерживали их преступную похоть. У меня же чистых голов не осталось».
Женщин, вино, карты Широкий предпочитал служебным делам, на чужое добро смотрел, словно на военный трофей. Жен-
581
щин, особенно хорошеньких, тоже расценивал как награду за военные подвиги. Возможность разгульно жить и звучно шуметь на пирушках вскружила голову Виктору Николаевичу; он зарвался. После одного очень скверного происшествия адмирал приказал отдать полковника под военно-полевой суд. Спасли Широкого друзья-покровители, уговорившие верховного правителя ограничиться почетной ссылкой в Охотск.
Адмирал^ назначил полковника начальником Охотского уез-дз богатейшего, пустынного, необозримого. С сотней уссурийских казаков и адъютантом гвардейским поручиком Боренькой Соловьевым полковник Широкий прибыл в Охотск, стал безраздельным его властелином и уверовал в незыблемость власти верховного правителя России и в то, что сам надежно обосновался на краю океана. * ■
В кабинете стояла пустынная тишина, в окне, за церковными куполами, виднелись сопки, больше похожие на оранжевые облака. Наступил тот ломкий, прозрачный период осени, когда светится все, даже грязные лужи, старые пни, лишайники.
Виктор Николаевич любил этот ранний период осени, хотя испытывал непонятную грусть: глядя на сопки, он представил расстояние от Охотска до Петрограда, и стало знобко от бес-крайности таежных троп. Тогда он открыл шкаф – под пышной грудой мехов прятались кожаные мешочки с золотым песком. Он пересчитал их: все те же девять мешков и в каждом по десять фунтов. Виктор Николаевич запер шкаф, посмотрел на себя в трюмо.
Длинное, с пятнышками рыжих усов, пресыщенное удовольствиями и утоленными страстями лицо не понравилось полковнику. Он не узнавал себя в этом скучном, придавленном какой-то незримой тяжестью зеркальном отображении.
В кабинет вошел Боренька Соловьев.
– В Булгине, что за Кухтуем, тунгусы на ярмарку съехались. Пушнины навезли – страсть! Отборная все пушнина—• голубой песец, серебристая лиса,—сказал он.
– И что же из этого следует?
А вот что! По закону военного времени всю пушнину надо конфисковать для правительственных нужд. Убьем сразу двух зайцев: и дорогие меха приобретем, и спекулянтов накажем.
– Недурно – двух зайцев сразу...
•– Я возьму казаков – и в Булгино.
– Только не кнутобойничать у меня!
– За кого вы меня принимаете, господин полковник? Я, столбовой дворянин, стану марать руки?
Виктор Николаевич проводил Бореньку настороженным взглядом: он побаивался своего адъютанта, знал, что Бореньке Соловьеву покровительствовала царица. Сам Боренька про это рассказывал мало, предпочитал многозначительное молчание и
лишь под настроение говорил кое-что, и тогда Виктор Николаевич слушал, притаив дыхание.
Боренька Соловьев – петербургский аристократ, гвардейский поручик —начал свою придворную карьеру с женитьбы на Матрене Распутиной, дочери всесильного старца, но так счастливо начавшаяся карьера оборвалась в феврале семнадцатого года.
Временное правительство отправило императора с императрицей в Тобольск; Боренька Соловьев отослал свою жену в сельцо Покровское, что неподалеку от Тобольска, а сам укрылся в доме Вырубовой, царицыной фреилины.
В кружке Вырубовой уже созревал план освобождения царской семьи. Видные монархисты, священнослужители, преданные престолу гвардейские офицеры собрали^миллион рублей на подкуп охраны и приобретение оружия. Фрейлина решила тайно послать к царице Бореньку Соловьева. Хитрого, напористого мужа Матрены Распутиной можно было послать в Тобольск: кто-кто, а Вырубова знала фанатическую любовь царицы к Григорию Распутину, ко всему, что связано с ним.
Получив от Вырубовой двести тысяч рублей и рекомендательное письмо, Боренька отправился в опасный путь. С большими приключениями добрался до Тобольска, к командиру отряда особого назначения. Тот обрадовался еще одному деятельному заговорщику, прибывшему от Вырубовой^ поздней ночью он привел Бореньку Соловьева в губернаторский дом, где жила царская семья. Царица была к нему милостива: зять Григория Распутина, друг Вырубовой – что лучше подобной рекомендации?
Боренька Соловьев развернул бурную деятельность. Ун носился на перекладных между Тобольском и Тюменью, направляя работу подпольных монархических групп.
А тайные группы росли как грибы. Кроме Вырубовой, появились группы архиепископа Гермогена, офицера Крымского полка Сергея Маркова. Оружие, секретные письма, срочные инструкции Боренька Соловьев развозил по явочным квартирам заговорщиков, ему доверяли бриллианты, золото и фамильные реликвии не только царедворцы, сама императрица передала часть бриллиантовой коллекции на сохранение зятю Распутина...
«Какие карьеры рушатся, какие умы пропадают!» вздохнул Виктор Николаевич, думая о судьбе своего адъютанта и глядя в окно.
По церковной площади с волчьей легкостью проносил свое поджарое тело Дуглас Блейд, на паперти, опершись на суковатую палку, отец ІТоликарп беседовал с Никифором Тюмтюмо-вым. Купец и священник степенно спустились с церковной паперти и зашагали к дому Каролины Ивановны. Из дверей радиостанции появился Илья Петрович Щербинин, из-за угла Феона. Она шла с таким победоносным видом, что Виктор Ни-
колаевич приосанился. Феона ему нравилась, хотя краешком уха он слышал про ее любовную связь с Андреем Донауровым.
«Власть посильнее любовных слов,—решил Виктор Николаевич, присаживаясь к письменному столу.—Донауров мне не соперник». .
Стопка папок с материалами высилась на столе: полковник держал,, в своих руках секреты как именитых, так и простых жителей Побережья. Никому не доверяя, он. подшивал в каждое секретное дело письма и рапортички, которые могли стать уликами.
В дверь постучали.
Войдите! – крикнул Виктор Николаевич.
В кабинет вошла Феона.
Это вы? Даже не верится, что это вы.
Каролина Ивановна приглашает к ужину...
– Счастлив видеть вас, Феона! Побудьте хоть минутку – умоляюще попросил полковник.
Потом когда-нибудь, сейчас ожидают гости. Каролина Ивановна получила письмо от Елагина, важные таежные новости.– Феона вышла из кабинета.
– Вас мучают тени прошлого,—услышал Виктор Николаевич, входя в комнаты Каролины Ивановны,—а я могу жить в тени сердца своего возлюбленного,– звенел голосок Феоны.
Русский удел всемирность, приобретенная не завоеваниями, а стремлением к воссоединению людей в христианской церкви, говаривал Федор Михайлович Достоевский,– сослался на великого писателя отец Поликарп.
Христианство устанавливает мир уже два тысячелетия, а человечество все ходит по -заколдованному кругу войн,– возражал Щербинин.
Я устал от политики,-я хочу мыслящей тишины,– думал вслух мистер Блейд. – Еще хочется созерцать внутренние ландшафты сознания.
Бесцельная вещь созерцание. Если у человека нет цели, у него нет и будущего. Вы можете представить науку без стремления к познанию природы? – кокетливо улыбалась Каролина Ивановна.
