Текст книги "Доказывание истины в уголовном процессе: Монография"

Автор книги: Андрей Кухта

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 32 страниц)

А.В. Аверин, много и витиевато рассуждая о судебной достоверности, в конце-концов тоже приходит к заключению, что достоверность (как убедительная вероятность) имеет, кроме субъективной стороны (в виде совести, личного сознания, убеждения судьи), и объективную сторону, поскольку должна формироваться в сознании человека не сама по себе, а на основании фактов действительности, которые как раз и существуют независимо от судейского убеждения. Всякая судебная достоверность, ставшая таковой вследствие превращения вероятности посредством убеждения судьи, должна быть разумна, а разумность в свою очередь должна иметь возможность доказать свое право на существование в юридической жизни, как и любая победившая версия[1319]1319
  См.: Аверин А.В. Судебная достоверность. (Постановка проблемы). – Владимир, 2004. – С. 302, 303.


[Закрыть]. А.В. Аверин приходит также к давно известной мысли о том, что «должна быть возможность критически оценить основания, из-за которых вероятность посредством убежденности стала судебной достоверностью, «когда я, другой, третий, десятый, когда весь народ, когда общественное мнение, вникая в существо дела и восстанавливая в своем сознании ту цепь умозаключений, посредством коей судья установил достоверность вины или невиновности подсудимого, можем сказать: мы бы точно также судили, если бы были на месте судьи»[1320]1320
  Там же. – С. 303.


[Закрыть]. Как пишет А.С. Александров, «судебная истина – это то, что принимается за истину всеми здравомыслящими людьми»[1321]1321
  Александров А.С. Введение в судебную лингвистику. – С. 117.


[Закрыть].

Приговор суда должен восприниматься общественным мнением как справедливый, только тогда цель правосудия – обеспечение определенности, стабильности в обществе – может считаться достигнутой. Концепция судебной истины исходит как раз из этого. Дело должно быть разрешено сообразно тем обстоятельствам, которые были установлены сторонами в суде согласно требованиям уголовно-процессуального права. Все эти моменты в трактовке судебной истины являются привлекательными. Одни они должны быть, на наш взгляд, не противопоставлены, а сопряжены с требованием установления объективной истины, то есть с требованием познания события преступления, так как оно было.

А.С. Барабаш считает, что неприемлемо в качестве цели уголовного процесса рассматривать истину в силу того, что невозможно в каждом конкретном случае достичь точного соответствия знаний действительности. Общим в определении истины является оценочный момент, если знание точно соответствует действительности – оно истинно, если нет – ложно[1322]1322
  См.: Барабаш А.С. Публичные начала российского уголовного процесса. – С. 10.


[Закрыть]. «Обращает на себя внимание тот факт, – пишет А.С. Барабаш, – что в любом случае речь идет о знании, знании о чем-то. Применительно к необходимости получения его и формулируется цель, и когда она реализована, мы получаем знание»[1323]1323
  Там же.


[Закрыть].

А.С. Барабаш предпринял культурологическое исследование, в котором попытался доказать неприемлемость состязательной парадигмы для русского уголовного судопроизводства и традиции доказывания истины[1324]1324
  См.: Барабаш А.С. Природа российского уголовного процесса, цели уголовно-процессуальной деятельности и их установление. – СПб., 2005.


[Закрыть]. При этом он делает вывод, что нельзя понимать под целью уголовно-процессуальной деятельности точное соответствие знаний действительности, которое не зависит ни от человека, ни от человечества. А.С. Барабаш показывает себя сторонником когерентной теории истины, поскольку считает, что представление об истинности обусловлено системой связей и отношений с понятиями, которые выступают набором инструментальных средств познания. Совершенного же понятия не существует. Никто из нас таким понятием не владеет, поэтому никто не вправе претендовать на истину как точное соответствие знаний действительности[1325]1325
  См.: Барабаш А.С. Публичные начала российского уголовного процесса. – С. 25; Он же. Природа российского уголовного процесса, цели уголовно-процессуальной деятельности и их установление. – С. 200.


[Закрыть].

Даже те, кто является сторонником концепции «объективной истины», считает нужным дополнить ее различными оговорками. Ярким примером тому может служить уже неоднократно цитируемая работа С.В. Балакшина. Этот ученый вначале утверждает, что «целью уголовно-процессуального доказывания является установление объективной истины, под которой необходимо понимать соответствие содержащихся в итоговых выводах и решениях органов расследования, прокуратуры и суда знаний об обстоятельствах, входящих в предмет доказывания по уголовному делу, реальной действительности»[1326]1326
  Балакшин В.С. Доказательства в теории и практике уголовно-процессуального доказывания (важнейшие проблемы в свете УПК Российской Федерации). – С. 11–12.


[Закрыть]. Однако далее он пишет, что «с учетом возможностей уголовно-процессуального доказывания в теории и практике уголовного процесса предлагается определить, с одной стороны, цель доказывания, то есть установление объективной истины, а с другой – цель правосудия»[1327]1327
  Там же.


[Закрыть]. Целью правосудия автор считает необходимым признать истину процессуальную, означающую соответствие выводов и решений суда об обстоятельствах, подлежащих доказыванию по уголовному делу, собранным и надлежащим образом проверенным и оцененным доказательствам[1328]1328


[Закрыть].

В.О. Белоносов пишет, что истина продолжает оставаться целью уголовного судопроизводства, в противном случае правоприменители были бы дезориентированы в своих действиях. Однако совокупность знаний, получаемая в ходе расследования уголовного дела и судебного разбирательства, не может именоваться истиной в строгом смысле слова, так как уголовное судопроизводство не располагает соответствующими средствами[1329]1329
  См.: Белоносов В.О. Истина в уголовном судопроизводстве. – С. 136.


[Закрыть]. Прямо скажем, не очень оригинальные выводы.

В одной из последних диссертаций, посвященных проблемам установления истины, ее автор – Г.В. Стародубова попыталась привести новые аргументы в пользу наиболее ортодоксального варианта трактовки объективной истины[1330]1330
  Характерной для воронежской школы процессуалистов, которая ассоциируется с именем профессора Л.Д. Кокорева.


[Закрыть]. Она утверждает, что истина в уголовном процессе понимаема как полученное в строго определенной законом процессуальной форме и выраженное в приговоре суда исчерпывающее и системное знание о преступлении и лице, его совершившем, адекватно отражающее действительность[1331]1331
  См.: Стародубова Г.В. Методы и управление процессом установления истины в уголовном судопроизводстве. – С. 5–6, 24–26 и др.


[Закрыть]. По ее мнению, можно представить истину по УПК РФ как достаточную совокупность сведений об обстоятельствах плюс совокупность достаточных сведений о поведении. Истина в уголовном процессе есть, в первую очередь, не что иное, как реконструированная модель поведения лица – подсудимого. Причем эта модель поведения согласуется с диспозицией одной из статей Особенной части УК РФ[1332]1332
  См. там же. – С. 26.


[Закрыть]. «Процесс доказывания», «процесс познания» или «установления истины» – понятия в данном случае тождественные, и соответственно истина как реконструированная модель поведения во внешних условиях, необходимая для реализации УК РФ, на этом исчерпывается. Исчерпание истины (доказанность) возникает в момент, когда имеются необходимые и достаточные сведения о поведении и обстоятельствах, соотносимые с диспозицией и гипотезой статьи УК РФ[1333]1333
  См. там же. – С. 28–31.


[Закрыть].

Как пишет Г.В. Стародубова, установление истины является содержанием уголовно-процессуального доказывания, выступающем в единстве его элементов (следственные, судебные, иные процессуальные действия) как целого, его свойств (формализованность, публичность, управляемость), связей (с уголовным правом, дающим «схему» истины; с административным правом (+кибернетика) в плане управления процессом установления истины). Истина как результат, как восстановленная, реконструированная модель поведения есть цель доказывания[1334]1334
  См. там же.


[Закрыть]. При этом, по мнению Г.В. Стародубовой, отрицание необходимости установления истины в уголовном процессе подрывает основные устои судопроизводства, делает его не только бессмысленным, но и бесполезным. Отсутствие в УПК РФ определения истины как цели доказывания указывает на изначально обвинительный уклон законодательства[1335]1335
  См. там же. – С. 30.


[Закрыть]. При этом она признает, что полное, стопроцентное раскрытие всех совершенных преступлений возможно только в рамках утопической модели государства, которая обладает идеальным в сущности уголовно-процессуальным механизмом установления истины, не дающим сбоев и промахов. В современной Российской Федерации, как и в других государствах мира, такого механизма не существует в силу объективных (уровень развития науки и техники, государственное финансирование прикладных отраслей знаний, правоохранительных органов и др.), а также субъективной причины (несовершенство самого человека с его пороками и недостатками). Существование же идеального механизма в будущем вызывает обоснованные сомнения[1336]1336
  См.: Стародубова Г.В. Методы и управление процессом установления истины в уголовном судопроизводстве. – С. 45.


[Закрыть].

Работа Г.В. Стародубовой и других авторов, которые пытаются приспособить трактовку объективной истины, выработанную советской процессуалистской школой, к современным условиям, наводит на ряд мыслей. Думаем, что не стоит разводить концепции объективной истины и судебной истины как боксеров в разные углы ринга. Можно найти области совпадения этих концепций и представить некую комплексную концепцию. Ведь истина судебная, истина, созданная по правовым предписаниям пользования доказательственным материалом, в том числе по правилам, отбраковывающим часть материала, пригодного, с точки зрения здравого смысла, для выяснения истины, может вполне быть объективной истиной, соответствующей объективной реальности. И безусловно, что чаще всего именно так и бывает. Почему бы не исходить из этого вполне обычного состояния дел? Если такая теория объясняет происходящее в большинстве случаев, почему ее не считать наиболее правильной. Тем более, что ни один из радикальных изводов (абсолютная истина или формальная истина) из нее не может претендовать на правильность. Поэтому совершенно прав Е.А. Карякин, который приходит к выводу, что «следует объединить обозначенный выше «конгломерат истин» в уголовном судопроизводстве единым учением (концепцией)»[1337]1337
  Карякин Е.А. Формирование истинности приговора в состязательном судебном производстве. – С. 124.


[Закрыть].

Конечно, не просто примирить авторитарную правовую традицию с идеалами человеколюбия. Но лучшие представители отечественной юриспруденции пытались это сделать, причем именно на уровне рассуждений об истине судебной[1338]1338
  Вспомним известные слова Ф. Плевако, обращенные к судьям, о том, что судить надо с «любовию», а не с ненавистью к преступнику.


[Закрыть]. Наверное, следует выступать за эволюционный, постепенный переход от ортодоксальной – абсолютивистской концепции объективной истины к более мягкой форме ее интерпретации[1339]1339
  Характерно, что если брать последние учебники, то в большинстве из них уже не утверждается о возможности достижения только вероятной, относительной истины.
  См., например: Смирнов А.В. Уголовный процесс / А.В. Смирнов, К.Б. Калиновский. – С. 66–67; Уголовный процесс РФ: Учебник / Под ред. Б.Б. Булатова, А.М. Баранова. – М., 2008. – С. 119.


[Закрыть].

Можно согласиться с такой мыслью Г.В. Стародубовой: «Думается, что, имея такие исходные данные при определении, конструировании и совершенствовании модели уголовного процесса, необходимо определить, какая социальная ценность: защита прав и свобод личности, вовлеченной в уголовное судопроизводство, или установление материальной истины по каждому уголовному делу всеми мыслимыми способами, – имеет приоритет для государства и общества. Теоретики, практики, законодатель вынуждены указать, что является более приемлемым – оправдание виновного или осуждение невиновного – в рамках действующего уголовного процесса. Однако полагаем, что признание УПК РФ приоритета защиты личности от необоснованного ограничения (в ряде случаев лишения) ее прав и свобод не означает отрицания истины как цели уголовно-процессуального доказывания»[1340]1340
  Стародубова Г.В. Методы и управление процессом установления истины в уголовном судопроизводстве. – С. 160.


[Закрыть].

Нельзя повторять путь, уже приведший в советское время отечественную теорию доказательств в тупик. Одна концепция, какая бы правильная она ни была, не может претендовать на монопольное место единственно верного учения, место в науке и подавлять альтернативные течения. Напротив, из конкуренции с ними она могла бы развиваться, обогащаться.

Человеческое правосудие несовершенно. Назначение права не в том, чтобы создать рай на земле, а в том, чтобы не дать ей превратиться в ад. Достоинство состязательной модели правосудия состоит прежде всего в том, что она снижает вероятность осуждения невиновного, но отнюдь не гарантирует неотвратимости ответственности каждого преступника за совершенное преступление.

Как сказала в напутственном слове присяжным заседателям судья Г.Д. Понаморева, «в прениях адвокат Бутко призвал Вас установить истину по делу и возложил на Вас ответственность за виновность подсудимых. Я хочу еще раз пояснить Вам, что одной из задач правосудия является восстановление события как можно приближеннее к реальной действительности, через доказательства, исследуемые в суде. Полностью в суде реальные события познать нельзя. Задача присяжных заседателей не устанавливать истину, а решать вопрос, доказал ли обвинитель обвинение полностью или частично, или не доказал. Закон не возлагает на Вас ответственность за виновность подсудимых. Вы решаете данное конкретное дело, на основании представленных доказательств определяете, доказано ли обвинение или нет, виновен ли подсудимый в содеянном»[1341]1341
  Архив Санкт-Петербургского городского суда, 2004, д. № 2-166/04.


[Закрыть]. В другом процессе председательствующий судья отметил: «Никто из присутствующих здесь юристов, никто из Вас, уважаемые присяжные заседатели, не был очевидцем события, которое послужило поводом прокуратуре для уголовного преследования подсудимых. Поэтому у нас нет другого выхода, как восстановить прошлое по доказательствам, которые мы наблюдаем… Даже если, вспоминая услышанное в процессе, Вы не сможете решить, как было дело в действительности, Вы всегда способны ответить, в какой мере обвинение против подсудимого согласуется с доказательствами»[1342]1342
  Архив Московского окружного суда, 2005, д. № 1/9-05.


[Закрыть].

В состязательном судопроизводстве задача обвинителя состоит в собирании материал достаточного, чтобы доказать обвинение в суде. Задача защиты – показать, что обвинитель не справился с этой своей задачей. Задача суда – вынести приговор на основе того доказательственного материала, который предоставили стороны. В идеале каждый преступник должен быть по справедливости наказан. Но это не достижимый идеал. Не в последнюю очередь потому, что сами человеческие представления об истинном, справедливом являются относительными, то есть укорененными в определенной парадигме, интеллектуальном, культурном ландшафте.

Состязательный уголовный процесс в познавательном аспекте основывается на концепции вероятной – судебной истины и здравого смысла судящих как критерия достижения ее в данном деле. Концепция судебной истины отрицает монополию избранных на истину и предполагает такое устройство общества и публичной судебной речи, когда правом голоса обладает каждый свободный гражданин и решение принимается большинством. Власть принадлежит народу в том государстве, где народ (в лице его представителей – присяжных заседателей) вправе эту истину провозглашать в форме вердикта.

Новый подход к определению судебной достоверности должен основываться на принципах состязательности, равноправия сторон, устности, которые составляют основу современной идеологии процесса. К ним относятся нормативные положения, содержащиеся в статье 49 Конституции России, а также в частях 3 и 4 статьи 14, статье 17, части 4 статьи 299, части 3 статьи 340, статьях 369, 379 УПК РФ.

На наш взгляд, ключевое значение для понимания концепции судебной истины, заложенной в уголовно-процессуальное право,

имеют понятия «сомнения», «предположения», которые используются для характеристики оценки доказательств и качества судебного решения. Судебная истина есть категория оценочная, прежде всего, оценка касается вероятности знания, достигнутого об обстоятельствах, ставших предметом судебного спора. Предусмотренные УПК свойства приговора, как-то: законность, обоснованность и справедливость являются ценностными суждениями. Аксиологические (ценностные) суждения невозможно обосновать только логически. Они характеризуют определенное психическое состояние судей (а в широком смысле – у аудитории в лице всего народа) – так называемой убежденности. Вне человека нет оценки. Убежденность основывается не только на рациональных доводах, но и на вере. Законный обоснованный и справедливый приговор суда – это такой приговор, который воспринимается таковым обществом и любым здравомыслящим человеком. Правосудный приговор – это приговор, который принят на основе убеждения судей в правильности своего решения и который убеждает в своей правосудности окружающих.

Приговор суда – это оценочный текст, в нем нет места естественно-научной истине. В суде человек является мерой того, что существующее существует, а несуществующее не существует. Отношения между судебной оценкой и фактом не могут быть квалифицированы в категориях формальной логики, они могут рассматриваться как более или менее убедительные. Убедительность приговора проистекает из многих причин. Главная из них в том, что судьи, как и все люди, способны принимать решения исходя из общепонятных посылок, общепризнанных ценностей[1343]1343
  См. об этом: Комментарий к УПК РФ / Отв. ред. В.И. Радченко; Науч. ред. В.Т. Томин, М.П. Поляков. – 2-е изд., перераб. и доп. – М., 2006. – С. 632–635.


[Закрыть].

Вывод из общего и доказательство по основаниям, укрепленным в области человеческой психологии, не может быть никаким иным как вероятным суждением. Судебная истина – есть утверждение, правдоподобие, вероятность которого не вызывает разумных сомнений у нормальных людей. Факты, которыми оперируют в суде, не могут рассматриваться как абсолютные величины, непроницаемые для сомнений; они есть данные, объективность которых опирается на здравый смысл и житейский опыт людей, который объединяет и стороны, и судей в единое сообщество тех, кто способен понимать друг друга и отличать правду от лжи, вероятное от невероятного.

Свойство законности приговора вытекает из уголовно-процессуального принципа законности. Все решения суда должны быть законными, обоснованными и мотивированными (ч. 4 ст. 7 УПК). Поэтому решение суда должно быть юридически правильным. Законность приговора означает, что он по своей форме соответствует закону, по своему содержанию основывается на материалах дела, которое было расследовано и рассмотрено судом в точном соответствии с требованиями уголовно-процессуального закона. Законность приговора означает также, что правильно применен уголовный закон и все иные законы[1344]1344
  См.: Комментарий к УПК РФ / Отв. ред. В.И. Радченко; Науч. ред. В.Т. Томин, М.П. Поляков. – С. 632–635.


[Закрыть].

Правосудность приговора есть комплексное качество его, включающее законность, обоснованность (но также мотивированность – убедительность) и справедливость. Истина объективная (референтная), как результат рационального познания объективной реальности, оценки фактов по делу, и правда нравственная, «понятая» совестью судьи, в идеале должны сочетаться. Но моральной правде, справедливости, очевидно, надо отдать приоритет по сравнению с объективной достоверностью. Ведь последняя может быть только вероятной. Поскольку результат рационального доказывания представляет собой вероятное знание, постольку окончательный вывод судья делает, руководствуясь совестью. Критерий об отсутствии разумных сомнений – это нравственный императив, которым судья должен руководствоваться при решении вопроса о виновности обвиняемого по предъявленному обвинению, когда необходимо оценить доказательства и в пользу этого вывода, и против.

Разумные люди, использующие свои чувства и рациональные способности, могут устанавливать истины, относительно которых у них не будет причин сомневаться. «Истина на суде есть убеждение судьи, а убеждение судьи основывается, во многих случаях, на гипотезе»[1345]1345
  Владимиров Л.Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и метод разработки доказательств. – С. 24.


[Закрыть]. Это убеждение основывается не на познанной ими «объективной истине», а на отсутствии у них «разумных сомнений» полагать обратное. Сказанное означает, что любой здравомыслящий человек пришел бы в данном случае к такому же решению.

Полагаем, объективность данным, которые используются аргументатором в суде в качестве посылки для своего умозаключения, придает большая посылка – общее место, не требующее доказательства, принимаемое слушателями за объективное по вере, по убежденности. При этом законодательная конструкция статьи 17 УПК РФ, закрепляющей принцип оценки доказательств по внутреннему убеждению, не включает в себя каких-либо положений, допускающих возможность произвольной оценки доказательств вопреки законам логики, как совершенно справедливо отметил Конституционный Суд РФ в определении № 183-0 «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Шулятьева Алексея Викторовича на нарушение его конституционных прав частью первой статьи 17 УПК РФ». Напротив, в ней содержится указание судье, присяжным заседателям, прокурору, следователю и дознавателю при оценке доказательств не только исходить из своего внутреннего убеждения и совести, но и основываться на совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств и руководствоваться законом, что должно исключать принятие произвольных, необоснованных решений[1346]1346
  См.: Определение Конституционного Суда РФ от 27 мая 2004 года № 183-0 // СПС «КонсультантПлюс».


[Закрыть].

Разумеется, формальная законность и убедительность результатов судебного познания еще не достаточны для того, чтобы приговор был «истинным». Только при совокупности всех трех качеств: законности, обоснованности и справедливости приговор суда приобретает значения акта правосудия. Справедливость есть такая оценка судом обстоятельств дела, личности подсудимого и принятие такого решения, которое отвечает назначению уголовного судопроизводства (ст. 6 УПК). Справедливость связана с формальной правильностью приговора и его обоснованностью, мотивированностью, но не сводится к ним, поскольку выражает идеологический, нравственный аспект судебного решения. Оценка справедливости приговора вскрывает присутствие (или отсутствие) в приговоре нравственного, то есть идеального, составляющего. Посредством справедливости приговора устанавливается соответствие между юридической правильностью и миром общезначимых представлений о добре и зле, объединяющих людей в единую нацию, общество, народ. Справедливость приговора призвана отразить нравственную сторону правосудия, поскольку, назначая подсудимому наказание, суд обязан правильно оценить степень и характер общественной опасности содеянного, обстоятельства, характеризующие личность виновного, обстоятельства, смягчающие и отягчающие ответственность в их совокупности, и в точном соответствии с этим определить вид и размер наказания, назначаемого виновному по приговору суда[1347]1347
  См.: Комментарий к УПК РФ / Отв. ред. В.И. Радченко; Науч. ред. В.Т. Томин, М.П. Поляков. – С. 635.


[Закрыть]. Таким образом, правильное судебное знание должно характеризоваться как нравственная, моральная истина. Аудитория в идеале должна верить суду, и эта вера должна распространяться на его решения.

Судебная истина – это знание об обстоятельствах дела, полученное в ходе разбирательства, правильность которого не вызывает разумных сомнений у судей. Факты, на которых судьи основывают свое суждение о том, что скорее всего было на самом деле, являются сведениями, достоверность которых вероятна, то есть они исключают не любые сомнения, но только те, которые не позволили бы разумному человеку считать другого человека преступником, то есть не таким, как все, а таким, кто противопоставил себя людям и принятым между ними представлениям о добре, справедливости, правде.