Текст книги "Доказывание истины в уголовном процессе: Монография"

Автор книги: Андрей Кухта

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 32 страниц)

Верховный Суд РФ оперирует таким понятием, как «факт», в значении доказательства («подтверждено конкретными фактами»)[44]44
  См.: Определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 28 апреля 1992 года // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 1993. – № 5.


[Закрыть], но также и доказываемых обстоятельств[45]45
  «Исследовав данные доказательства, суд, ссылаясь на заключения судебно-медицинского эксперта, описывая обнаруженные у потерпевших повреждения, в приговоре лишь отразил факт наличия электрометок у потерпевших, но не дал никакой оценки этим обстоятельствам» // Кассационное определение судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 18 сентября 2008 года № 5-008-168 // Правовая система «Гарант».
  «При таких обстоятельствах, учитывая установленный самим судом в приговоре факт реального перечисления денежных средств реально существующим организациям-агентам, следует признать, что отражение данного факта в бухгалтерских документах не искажало действительно имевшего место движения денежных средств и, соответственно, данных о доходах и расходах возглавляемого К. ЗАО «РусСДО», в связи с чем осуждение К. по статье 199 части 1 и части 2 пунктов «в», «г» УК РФ за уклонение от уплаты налогов с организации путем включения в бухгалтерские документы заведомо искаженных данных о доходах или расходах не может быть признано законным и обоснованным // Кассационное определение судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 27 апреля 2006 года. Дело № 5-Д05-299 // Правовая система «Гарант».
  «Эксперт не наделен правом сбора доказательств о фактах по уголовному делу» // Кассационное определение судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 28 февраля 2008 года. Дело № 72-о07-46СП // Правовая система «Гарант».
  «…установил этот факт в судебном заседании, привел достаточно убедительные доказательства получения денежных средств преступным путем. Также суд установил факт преступного получения денежных средств Т., которые затем подверглись легализации с помощью Б. и З.» // Кассационное определение судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 13 июня 2006 года. Дело № 5-о06-23 // Правовая система «Гарант».


[Закрыть], действий в судебном разбирательстве[46]46
  «Уголовно-процессуальный закон в отсутствие соответствующего ходатайства сторон не предусматривает обязанность суда всякий раз обсуждать со сторонами факт отсутствия в процессе второго государственного обвинителя» // Кассационное определение судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 20 октября 2008 года. Дело № 9-008-53 // Правовая система «Гарант».


[Закрыть], средства опровержения довода[47]47
  «Указанные доводы опровергаются фактом того, что К. при происшедшем находился с расчехленным заряженным охотничьим карабином» // Кассационное определение судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 9 ноября 2006 года. Дело № 67-о06-81 // Правовая система «Гарант».


[Закрыть].

Противоречиво выглядит понимание фактов и в свете решений Конституционного Суда: факты понимаются им в качестве доказательств[48]48
  «Бремя доказывания, то есть сбор уличающих фактов, их оценка, установление виновности и других признаков состава правонарушения, в административном законодательстве возложено на уполномоченные государственные органы и должностных лиц» // Особое мнение судьи Конституционного Суда РФ А. Кононова. Постановление Конституционного Суда РФ от 27 апреля 2001 года № 7-П «По делу о проверке конституционности ряда положения Таможенного кодекса РФ в связи с запросом Арбитражного суда г. Санкт-Петербурга и Ленинградской области, жалобами открытых акционерных обществ «АВТОВАЗ» И «КОМБИНАТ «СЕВЕРОНИКЕЛЬ», обществ с ограниченной ответственностью «Верность», «ВИТА-ПЛЮС» И «НЕВСКО-БАЛТИЙСКАЯ ТРАНСПОРТНАЯ КОМПАНИЯ», товарищества с ограниченной ответственностью «СОВМЕСТНОЕ РОССИЙСКО-ЮЖНОАФРИКАНСКОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ «ЭКОНТ» и гражданина А. Д. Чулкова» // Правовая система «Гарант».
  «Презумпция невиновности диктует признание судом всех фактов, свидетельствующих в пользу обвиняемого, – пока они не опровергнуты стороной обвинения в должной процессуальной форме» // Определение Конституционного Суда РФ от 15 января 2008 года № 193-О-П по жалобе гражданина Суринова Татевоса Романовича на нарушение его конституционных прав статьей 90 УПК РФ // Правовая система «Гарант».
  «Результаты оперативно-розыскных мероприятий являются не доказательствами, а лишь сведениями об источниках тех фактов, которые, будучи полученными с соблюдением требований Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности», могут стать доказательствами только после закрепления их надлежащим процессуальным путем, а именно на основе соответствующих норм уголовно-процессуального закона, то есть так, как это предписывается статьями 49 (ч. 1) и 50 (ч. 2) Конституции РФ» // Определение Конституционного Суда РФ от 24 ноября 2005 года № 448-0 об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Каланчева Вадима Анатольевича на нарушение его конституционных прав положениями статей 8 и 9 Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности» // Правовая система «Гарант».


[Закрыть]; процессуального действия[49]49
  «…допускаемая же оспариваемыми положениями возможность аннулирования лицензии в связи с одним лишь фактом предъявления лицу обвинения в совершении преступления несоразмерна целям, указанным в статье 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации» // Определение Конституционного Суда РФ от 9 апреля 2003 года № 172-0 об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Вепрева Сергея Николаевича на нарушение его конституционных прав положениями частей второй и третьей статьи 10 Закона РФ «О частной детективной и охранной деятельности в Российской Федерации» // Правовая система «Гарант».


[Закрыть], доказываемого факта, отождествляемого с реальной действительностью[50]50
  Статья 90 УПК Российской Федерации указывает на преюдициальное значение лишь таких не вызывающих сомнения фактических обстоятельств, которые ранее были предметом доказывания по уголовному делу и подтверждены вступившим в законную силу приговором, в связи с чем они признаются установленными и ненуждающимися в дополнительной проверке, то есть данная статья рассматривает вопрос о преюдициальном значении только одного судебного акта – приговора по уголовному делу и не касается возможности признания в уголовном процессе имеющих юридическое значение фактов, установленных судом в порядке гражданского или арбитражного судопроизводства. Вместе с тем, не исключается дальнейшее совершенствование федеральным законодателем процессуального регулирования, направленного на преодоление коллизий, связанных с выводами о фактах, которые входят в предмет доказывания одновременно по уголовным и гражданским делам и устанавливаются соответственно судами общей юрисдикции и арбитражными судами // Определение Конституционного Суда РФ от 15 января 2008 года № 193-О-П по жалобе гражданина Суринова Татевоса Романовича на нарушение его конституционных прав статьей 90 УПК РФ // Правовая система «Гарант».


[Закрыть]; говорится о «фактах, содержащихся в заявлении»[51]51
  См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 26 декабря 2005 года № 14-П «По делу о проверке конституционности отдельных положений статьи 260 ГПК РФ в связи с жалобой гр. Е.Г. Одиянкова» // Правовая система «Гарант».


[Закрыть].

Итак, мы убеждаемся в том, насколько запутанно употребление слова «факт» в юридической, процессуальной сфере. Юристы умудряются понимать под этим словом и саму реальность, и сведения о ней, которые используются в доказывании, и сами средства доказывания. Это свидетельствует о мифологизированности их сознания.

Следует констатировать, что мы имеем дело с противоречием между двумя истолкованиями понятия «факт»: онтологическим и гносеологическим. Другими словами, в многообразии значений термина «факт» выделяются два основных смысла, вкладываемых нами в это слово, – во-первых, понимание факта как определенной единицы действительности, как элементарного явления или события, и, во-вторых, взгляд на факт как элемент человеческого знания, как исходную единицу системы и процесса научного познания[52]52
  См.: Мелков Ю.А. Факт в постнеклассической науке. – Киев, 2004. – С. 11.


[Закрыть].

Не будет преувеличением сказать, что большинство наших коллег отождествляют факты с объектами познавательной деятельности, происходящей в рамках уголовного процесса. Это онтологическое понимание факта. Почему произошел переход от гносеологической к онтологической трактовке факта – вопрос, на который мы попытаемся ответить далее[53]53
  Если брать философский контекст, то надо иметь в виду противостояние «онтологистов» и «эпистемологистов». Первые считали, что философия диалектического материализма, включая, естественно, теорию отражения, способна дать ученому инструмент познания и даже предсказать результаты исследования. Вторые ограничивали роль диалектического материализма только исследованием собственно философских проблем: логики, методологии и познания в целом.
  См. об этом: Грэхэм Л.Р. Естествознание, философия и наука о человеческом поведении в Советском Союзе / Пер. с англ. – М, 1991. – С. 61–65.


[Закрыть]. Пока же совершенно необходимо уяснить эту разницу: есть гносеологическое и онтологическое понимание факта.

Отсюда следует, что если мы хотим рассуждать последовательно, то нельзя постоянно путать в рассуждениях о доказательствах и доказывании факт-событие и факт-знание о событии. «Онтологисты» могут сколько угодно рассуждать о том, что факт – это фрагмент действительности. Пусть так. Однако и они должны согласиться с тем, что в доказывании (познании) невозможно пользоваться кусками действительности, но только высказываниями, смыслами, сведениями о ней. Но некоторые, кажется, даже не отдают себе в этом отчет. «Познание осуществляется с помощью фактов (лат. factum – сделанное, совершившееся), то есть событий, явлений, фрагментов реальности, которые устанавливаются, исследуются и ведут к познанию истины – того, что имело место в действительности»[54]54
  Бурдонова В.С. Поиски истины в уголовном процессе. – СПб., 2003. – С. 11.


[Закрыть]. Получается, что субъект фрагментами реальности выстраивает реальность под названием Истина. Но на подобное способен разве, что только господь Бог[55]55
  Несообразность подобного рода подхода очевидна многим исследователям, о чем мы будем говорить в следующем параграфе.


[Закрыть].

Можно констатировать, что в уголовно-процессуальной науке при определении доказательств и содержания предмета (пределов) доказывания каким-то образом переплелись оба представления относительно факта: признание факта фрагментом действительности и отождествление факта со знанием, утверждением о факте. Какой-либо отчетливой рефлексии в Кодексе по поводу столь очевидного смешения в одном понятии представления о реальном явлении и «объективном данном» об этом явлении не наблюдается.

Правильный подход, на наш взгляд, к пониманию природы факта демонстрируют криминалисты В.Я. Колдин и Н.С. Полевой. По их мнению, главное в понятии факта то, что он представляет собой элемент фактического знания. В информационном плане факт-образ представляет отраженный субъектом поток информации о свойствах объективных вещей. Факт выступает как дискретная частица информации, поток информации, имеющий качественную и количественную стороны[56]56
  См.: Колдин В.Я. Информационные процессы и структуры в криминалистике / В.Я. Колдин, Н.С. Полевой. – С. 42, 43.


[Закрыть].

На наш взгляд, необходимо констатировать, что, во-первых, есть факт-1 – объективно существующее событие, явление или вещь (онтологический аспект) и есть факт-2 – описание, высказывание относительно этого факта на некотором языке (фактоописание), то есть ментальный образ (гносеологический аспект). Во-вторых, для того, чтобы избежать удвоения номенклатуры понятия «факт», мы в дальнейшем будем употреблять это понятие главным образом в гносеологическом аспекте, то есть мы будем иметь в виду факт-2 – элемент в структуре знания.

Онтологическое истолкование понятия факта является бесполезной тавтологией для современной методологии научного познания[57]57
  К онтологическому аспекту имеет смысл обращаться только при объяснении нашей позиции относительно верификации факта.


[Закрыть]. Но совсем игнорировать его нельзя, оно будет для нас своего рода якорем[58]58
  О реальной действительности забывать мы не намерены, поскольку связываем правильность знания с его способностью соответствовать этой действительности.


[Закрыть] при последующих рассуждениях, связанных с природой факта-2.

Мы будем считать, что факт есть сведение о событии, об обстоятельстве реальной действительности, которая стала предметом познания в ходе уголовного процесса. Но можно ли тогда отождествлять факт с доказательством, под которым законодатель понимает «любое» сведение, способное установить наличие или отсутствие обстоятельств, входящих в предмет доказывания (ч. 1 ст. 74 УПК РФ)? Является ли фактом любое сведение, полученное из перечисленных в части 2 статьи 74 УПК РФ источников? Попытаемся ответить на эти вопросы. Одновременно с этим мы будем объяснять сочетание субъективного и объективного в структуре факта.

Как уже указывалось, многими представителями классической науки факт отождествлялся с истинным знанием о событии, в противоположность знанию гипотетическому, недоказанному, необоснованному. Так, Болдвин писал: «Факт есть объективное данное, установленное опытом, но рассматриваемое независимо от того пути, которым оно установлено»[59]59
  Цит. по: Энциклопедический словарь / Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. – Спб., 1902. – Т. XXXV. – С. 244.


[Закрыть]. Позднее советский философ утверждал: «Факт – отражение явления, отдельного отношения… Факт есть знание о явлении. Это единица эмпирического знания»[60]60
  Вахтомин Н.К. Генезис научного знания. Факт, идея, теория. – С. 188.


[Закрыть]. Цель доказывания в таком классическом понимании выступает как собирание фактов и их последующее обобщение с выведением основания для разрешения дела. Факт – это невыводное знание, а такое знание, которое используется для выведения умозаключений. Факт в такой трактовке выглядит суждением, сообщением, констатацией о том, что было / есть в физическом или психическом мире.

Говоря о доказательствах, Дж. Стифен указывал, что под словом «факт» подразумевается: а) все, что может быть воспринято с помощью внешних чувств; 2) всякое душевное состояние, сознаваемое испытывающим его лицом[61]61
  См. об этом: Стифен Дж. Очерк доказательственного права / Пер. с 8-ого англ, издания с вступительными статьями П.И. Люблинского). – СПб., 1910. – С. 10 и след.


[Закрыть].

Д.Н. Стефановский иллюстрирует это положение следующим образом: то, что известные предметы расположены в известном месте и в известном порядке, это есть факт. Что человек слышал или видел нечто – есть факт. Что человек произнес известные слова – есть факт. Что человек держится известного мнения, имеет известное намерение, действует добросовестно или мошеннически, что он употребляет некоторое слово в особенном смысле, что он сознает или в данное время сознавал определенное ощущение – все это суть факты[62]62
  См.: Стефановский Д.Н. О пределах исследования в уголовном процессе. Очерк теории относимости доказательств. – Ярославль, 1894. – С. 51.


[Закрыть].

При таком подходе факт представляется как образование чисто эмпирическое, объективное; «голая», как говорят иногда, «исходная информация» о явлении действительности, без всяких «субъективных примесей». Иными словами, объективность как бы априорно свойственна факту (во всяком случае приписывается ему, презюмируется); его объективность не зависит от формы, способа его существования (от того же языка, процесса, к примеру), она как бы унаследована им от объективной реальности. Спрашивается тогда, является ли юридический факт (знание) точной проекцией реального события на правовом поле? Если да, то как, когда, почему это происходит?

Понимание факта как эмпирического данного, как просто информации, очевидно, не может быть принято. В афористичной форме это выразил Ф. Ницше: «Факт всегда глуп, пока его не осветит разум определенного человека»[63]63
  Ницше Ф. Сочинения: В 2 т. / Пер. с нем.; Сост., ред. и автор примеч. К.А. Свасьян. – М., 1990. – Т. 1. – С. 211.


[Закрыть]. Хотя первым был И. Кант, сказавший, что истина является не фактом, а артефактом, то есть тем, что сделано самими людьми. Кант подчеркивал, что только разум человека обладает правом быть «окончательным критерием истины»[64]64
  Кант И. Что значит ориентироваться в мышлении? / Пер. с нем. // Сочинения: В 8 т. – М, 1994. – Т. 8. – С. 105.


[Закрыть]. Иными словами, любое восприятие, любой эмпирический опыт является в конечном счете соединением чувственного и рационального. Факт, стало быть, выступает как субъективное знание определенного реального события; он является таким опытным знанием, которое формируется рассудком с помощью априорных форм созерцания (пространства и времени). Можно, кстати, вспомнить и о платоновском учении об идеях, споры схоластов с эмпириками и пр. Любое познание есть припоминание того, что априорно уже знает человек. «Кто знает имена, знает и вещи»[65]65
  Платон. Кратил, 435d.


[Закрыть].

Факт, стало быть, выступает как субъективное знание определенного реального события; он является таким опытным знанием, которое формируется рассудком с помощью априорных форм. Факт – это не голая эмпирика, «не снятие информации со следа»[66]66
  А.С. Барабаш указывает, что на основе снятой со следа информации следователь путем выявления связей между различными блоками информации получает фактическое данное – логическое доказательство.
  См.: Барабаш А.С. Публичные начала российского уголовного процесса. – С. 34–35, 39–40.


[Закрыть], не просто информационная калька с объекта в сознании субъекта. В факте наличествует субъективный момент и роль этого субъективного (человеческого), «искусственного», в чем бы оно не выражалось (идеология, традиция, психология), важно понять.

Представление о субъективной составляющей факта развили до чрезвычайности неопозитивисты. Л. Витгенштейн писал: «Мир – совокупность Фактов, но не Вещей»[67]67
  Витгенштейн Л. Логико-философский трактат / Пер. с нем. В. Руднева. – М., 2005. – С. 20.


[Закрыть]. В этом суть предикативного отношения к миру. Факты есть то, что делает предложение истинным или ложным, то есть сами факты как элементы реальности не могут быть недостоверными, не могут рассматриваться с точки зрения их истинности – в отличие от нашего знания, основанного на фактах. Логическое у Витгенштейна первично и полностью детерминирует наше знание об эмпирическом. Он предлагает игнорировать эмпирику, заменив ее знаковой реальностью. «Пропозициональный знак-есть факт»[68]68
  Там же. – С. 45.


[Закрыть].

Как нам кажется, В.В. Никитаев разделяет подобный подход к пониманию фактов (как суждений), так как считает, что факты существуют сами по себе, что известного рода вещи как бы по самой своей природе являются фактами, если даже они нам неизвестны. Над этим слоем фактов как бы надстраивается слой сведений о фактах, производимых теми или иными источниками, которым эти факты даны (или были даны) как они есть[69]69
  См.: Никитаев В.В. Проблемные ситуации уголовного процесса и юридическое мышление. – С. 281–282.


[Закрыть]. Истина в такой интерпретации представляется как результат правильного построения суждений, а не соответствие суждений объективной реальности. По мнению В.В. Никитаева, только вследствие принципиального неразличения фактов, фактических данных и доказательств можно быть уверенным в том, что видишь «картину совершенного преступления»[70]70
  Там же. – С. 285.


[Закрыть].

То же самое мы встречаем в работе Д. Вигмора. Он писал, что каждый простой факт может быть выражен как proposition /утверждение/. Доказательство является относительным термином, означающим отношение между утверждением /proposition/, подлежащим доказыванию (factum probandum), и утверждением, предназначенным для поддержки этого утверждения (factum probans). Одно и то же утверждение может быть factum probans по отношению к одному утверждению и factum probandum по отношению к другому, так что может образоваться серия или цепь выводов[71]71
  См.: Wigmore J.H. The Science of Judicial Proof, As Given by logic, Psychology, and General Experience, and Illustrated in Judicial Trials, 3rd edn. – Boston, 1937. – P. 14, 15.


[Закрыть]. Д. Вигмор проводил различие между фактом и пропозицией, но он считал, что любой факт может быть выражен в форме пропозиции. Более того, отношения между доказательствами есть отношения между пропозициями /propositions/[72]72
  Ibid. – P. 868–870.


[Закрыть].

На наш взгляд, вряд ли оправданным является сведение понятия факта к «формально-логическому», тем не менее, нельзя не согласиться с тем, что в факте встречаются «сырая эмпирика» и рационализированный опыт, воплощенный в логике, и, очевидно, происходит какой-то процесс взаимодействия между «первичными данными» и рациональной моделью, схемой. М.К. Мамардашвили по этому поводу отмечал, что мы можем воспринять лишь то, для чего у нас уже наличествуют модели[73]73
  См.: Мамардашвили М.К. Классический и неклассический идеал рациональности. – Тбилиси, 1984. – С. 19.


[Закрыть].

Что это за модель? Прежде всего, на ум приходит логика. В теории доказательств связь доказывания с общими закономерностями познания и, в частности, с законами логики общепризнана[74]74
  По этому же поводу Л.Е. Владимиров заметил, что задача исследования истины в области фактов, составляющих предмет судебного исследования, по существу не отличается от общей задачи науки – выработки правильных суждений (по правилам дедукции и индукции) о фактах вообще.
  См.: Владимиров Л.Е. Учение об уголовных доказательствах. – С. 39.


[Закрыть]. Чувственное познание вряд ли является стихийным, неосмысленным процессом. Использует ли субъект познания при наблюдении, экспериментировании, расспросе имеющиеся у него знания, профессиональные навыки, приборы, инструменты и пр.? Ответ на этот вопрос следует дать положительный. Субъект не просто пассивно отражает объективную реальность, а преломляет ее в своем сознании через призму имеющихся знаний, используя приемы логико-практических операций, которые сложились к определенному времени в науке[75]75
  См.: Степин В.С. Методы научного познания / В.С. Степин, А.Н. Елсуков. – Минск, 1974. – С. 81.


[Закрыть].

Бесспорно, что у доказательственной деятельности есть непосредственная и опосредованная стороны. Эти стороны: чувственная и рациональная, переплетаются и взаимопроникают друг в друга[76]76
  См.: Шейфер С.А. Собирание доказательств в советском уголовном процессе. – Саратов, 1986. – С. 15–17.


[Закрыть]. Чувственное и рациональное, переплетаясь и взаимопроникая друг в друга, покоятся на общих закономерностях познания. Одна из этих закономерностей проявляется в свойстве относимости фактов. В.Д. Спасович писал, что правила, касающиеся относимости, лежат в сфере логики[77]77
  См.: Прения по реферату В.К. Случевского / Протоколы заседаний отделений Санкт-Петербургского юридического общества // Журнал гражданского и уголовного права. – 1880. – Книга 5. – С. 16.


[Закрыть]. По словам А.А. Зйсмана, относимость доказательства – наличие логической связи между доказательством и доказываемым обстоятельством[78]78
  См.: Эйсман А.А. Логика доказывания. – С. 19.


[Закрыть]. Можно говорить, что свойство относимости является неотъемлемым свойством факта, это элемент его конструкции, то есть эмпирика ложится уже на готовую конструкцию относимости. Это подметил Новицкий, говоря, что понятие «доказательство», а значит, и содержащаяся в данном доказательстве информация подвержены влиянию теории относительности. Доказательственная информация существует относительно места и времени ее познания. Так как доказательства в большинстве случаев хранят информацию относительно фактов прошлого, то в отношении времени и места изучения доказательства доказательственная информация, в нем содержащаяся, может представляться познающему точной, а относительно реального, искомого юридического факта, «унесенного» течением времени в прошлое, – допускать ряд искажений.

Задача познающего юриста-исследователя состоит в сведении до минимума такого искажающего воздействия, так как исключить полностью влияние времени невозможно[79]79
  См.: Новицкий В.А. Теория российского процессуального доказывания и правоприменения.


[Закрыть]. Иными словами, мы хотим сказать, что представление об относимости предшествует получению информации о преступлении, построению версий, получению фактов. Как совершенно правильно указывают В Я. Колдин и Н.С. Полевой, «общее в единичном факте проявляется уже в целенаправленности его получения. Если бы факты представляли только сплошное непроанализированное отображение (отпечаток) действительности, они не смогли бы стать элементами организованного в систему знания… В процессе доказывания такой общей идеей является относимость фактов к делу. Любой факт, любой поток информации рассматривается и оценивается в ходе доказывания в первую очередь с точки зрения их относимости»[80]80
  Колдин В.Я. Информационные процессы и структуры в криминалистике / B. Я. Колдин, Н.С. Полевой. – С. 45.


[Закрыть].

В свойстве относимости проявляется логика рационального мышления, а вместе с нею – вера в естественную связь явлений объективного мира; поэтому получается, что в относимости фактов отражается причинность явлений объективного мира (модель причинности). Наблюдение, эксперимент, сообщение и прочие способы получения эмпирических данных невозможны без предварительного определения их цели, то есть умственного «наброска» на предмет исследования определенной модели; определения относимости предполагаемых результатов познания к цели доказывания. «Непосредственный факт есть доказательство того, что мы познаем путем заключения. Все подобные заключения предполагают соотношение между различными явлениями: если A. есть доказательство В., то А. и В. должны находиться в известной связи. Чтобы убедиться в этой связи, нужно пройти через известные умственные процессы, через наблюдение, дедукцию и индукцию»[81]81
  Владимиров Л.Е. Учение об уголовных доказательствах. – С. 38.


[Закрыть].

Значит, в самой природе факта, используемого в качестве доказательства, заложена относимость, оценочное, субъективное (но и «объективное» – с позиции права, логики) свойство. Согласимся со словами И. Бентама о том, что ничто на самом деле так не влияет на определение пределов доказывания, как то, что заложено в нем самой природой конечной цели доказывания[82]82
  Цит. по: Murphy Р. An Introductory Essay. – Р. 39.


[Закрыть]. Значит, на средствах доказывания лежит отпечаток субъективности – цели, которую ставит перед собой субъект доказывания. Лежащее в основании доказывания правило относимости вытекает из общего логического процесса индуктивного наведения, а в основе ее лежит уверенность о наличии причинной связи между явлениями. Каждый факт имеет отношение ко всякому другому факту, коль скоро один из них каким-либо определенным образом обусловливает вероятность появления другого факта – вот суть относимости. Относимость – это базовое качество рационального (но и интуитивного!) познания. Н.Н. Полянский подчеркивал: «Относимость к делу доказательств в этом смысле определяет их допустимость»[83]83
  Полянский Н.Н. Доказательства в иностранном уголовном процессе. – М., 1946. – С. 31.


[Закрыть]. В этом вопросе с ним был солидарен А.Я. Вышинский[84]84
  См.: Вышинский А.Я. Теория судебных доказательств в советском праве. – М., 1950. – С. 153.


[Закрыть]. Иными словами, относимость выступает как обратная сторона допустимости, и, более того, относимость есть исходное начало, на котором покоится доказатальство-факт[85]85
  См.: Люблинский П.И. Вступительная статья // Стифен Дж. Очерк доказательственного права / Пер. с 8-ого англ, издания с вступительными статьями П.И. Люблинского). – СПб., 1910. – С. LXI.


[Закрыть].

Свойство относимости доказательства, имеющее в себе логическую основу, предопределяет как первые целенаправленные действия субъекта по выявлению следов преступления, так и последующее их использование в доказывании по делу. Значит, в работе с информацией, включая ее получение, важную роль играет логическая модель, с которой в свою очередь связаны и другие искусственные правила доказывания.

Приведенный пример с относимостью убеждает нас в том, что «фактическое» существует в логической форме[86]86
  Но также, как будет показано далее, в вербальной.


[Закрыть]. По крайней мере, если мы беремся анализировать рациональную деятельность, которой, без сомнения, является уголовный процесс[87]87
  Кстати, Леви-Стросс доказал, что помимо логического может быть и иная организация мышления, причем отнюдь не так называемое «прологическое», то есть дологическое, как бы неполноценное, недозревшее до настоящего логического, а мифическое, которое имеет свою систему и правила.


[Закрыть]. В той системе знания, в которой находится современной российский субъект доказывания, логический аппарат имеет детерминирующее влияние на мыслительные построения. Это надо принимать как данность[88]88
  Надо помнить, что помимо логического можно представить себе (так и было когда-то) другую «систему отсчета», другой способ построения правильного знания. Так, ученые выявили этап мифологичного мышления, который существовал, очевидно, в истории всех народов.


[Закрыть]. Поэтому важнейшее правило в области процессуального доказывания заключается в том, что в качестве доказательств допускаются сведения, имеющие отношение к основным фактам дела, к существу спорного вопроса.

Раз доказывание неразрывно связано с логикой, значит, логика (и, по-видимому, не она одна, но и другие отрасли знания) имеет влияние на формирование эмпирического материала, который образуется в результате непосредственного взаимодействия субъекта с объективной реальностью в ходе наблюдения, эксперимента и рассказа о ней очевидцев. Например, разве следователь не использует свойство относимости доказательств при выработке возможных версий события и выявлении следов преступления? Использует. То же самое можно сказать и о других правилах логики (дедукции, индукции). С помощью логической модели следователь познает событие преступления. Субъект не просто пассивно отражает объективную реальность, а преломляет ее в своем сознании через призму имеющихся знаний, используя приемы логико-практических операций, здравый смысл, систему знаний, специальных и общих, которые сложились к этому времени. Факты есть некий результат этого преломления и взаимодействия.

Полагаем, что логикой значение «субъективности» на формирование факта уже на самом раннем этапе – эмпирическом – не исчерпывается. Как утверждал Г.-Г. Гадамер, следует «помнить о собственной предвзятости, дабы текст проявился во всей своей инаковости и тем самым получил возможность противопоставить свою фактическую истину нашим собственным пред-мнениям»[89]89
  Гадамер Г.-Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики / Пер. с нем. – М., 1988. – С. 321.


[Закрыть]. Эта закономерность давно установлена в лингвистике. Ю.М. Лотман писал: «Каждый жанр, каждая культурно-значимая разновидность текста отбирает свои факты»[90]90
  Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек – текст – семиосфера – история. – М., 1999. – С. 304.


[Закрыть]. То же самое имел в виду академик Ю.В. Рождественский: «В каждом виде словесности присутствует своя генеральная модель действительности»[91]91
  Рождественский Ю.В. Теория риторики. – С. 87.


[Закрыть].

Не мы знаем, а изначально у нас существует субъективность, которая знает[92]92
  Это формула знаменует «конец» самодостаточного субъекта воли, противостоящего реальности как объекту познания.


[Закрыть]. Всякое доказывание будет считаться истинным, правильным в той мере, в какой оно сообщит нам то, что мы уже знали (прединтерпретировали). Чтобы быть истинным или ложным, знанию надо находиться в некоем поле узнаваемости. Все мыслимые на основе здравого рассудка смысловые варианты: в диапазоне от вероятного до невероятного, истины/лжи, лежат в горизонте, определяемом языком. Есть все основания говорить о «языковой картине мира», которая объединяет участников доказательственной (речевой) деятельности при принятии решения по делу в некий узус (аудиторию). Факт (доказательство) – это эмпирическое данное, переведенное на язык уголовного судопроизводства[93]93
  При этом оговаривается, что язык уголовно-процессуального права есть вторичная модель от естественного языка, так что общая языковая компетенция пользователей специального (юридического, процессуального) языка является системообразующей.


[Закрыть], которым пользуются участники процесса в аргументации[94]94
  См. об этом: Александров А.С. Язык уголовного судопроизводства: Автореф. дис… д-ра юрид. наук. – Н. Новгород, 2003. – С. 10–11, 28–33.


[Закрыть]. Этот взгляд, как будет показано в последующем, скорректирован постнеклассической идеей о том, что человек становится мета-субъектом; происходит даже преодоление «горизонта» кантовских вещей-в-себе, наука осуществляет «движение к глубинному слою реальности, в котором субъективное и объективное интегрированы в некоторое самобытие, первореальность»[95]95
  Крымский С.Б. Философия как путь человечности и надежды. – Киев, 2000. – С. 254.


[Закрыть].

Не разделяя радикализма, связанного с отрицанием традиционных понятий субъекта и объекта, тем не менее, считаем, что было бы полезно обдумать значение, условно говоря, «структуры»[96]96
  По структурой мы можем понимать логику, топику, априорный опыт, здравый смысл и прочее; в общем тот широко понимаемый схематизм мышления, который порожден языком, культурой, правом.


[Закрыть], модели, которая имеет отношение к формированию факта. А то, что она наличествует в факте, нами не подвергается сомнению.

Структурализм (позднее постструктурализм), неофрейдизм одной из главных тем сделали объяснение зависимости субъекта в его познавательной деятельности от чего-то элементарного: «означающего», то есть языкового. По К.-Г. Юнгу, «архетипы», то есть «модели поведения», элементы «коллективного бессознательного» предзадают смысловое содержание всех исторических образов культуры[97]97
  См.: Юнг К.-Г. Синхронистичность: акаузальный объединяющий принцип / Пер. с англ. – М., 1997. – С. 213–216.


[Закрыть]. По К.-Г. Юнгу: архетипы являются определенными «моделями поведения», элементами «коллективного бессознательного», на манер платоновских идей. По К.-Г. Юнгу, именно архетипы предзадают смысловое содержание всех исторических образов культуры[98]98
  См. там же.


[Закрыть]. Аналогичные мысли высказывал и Ж. Лакан[99]99
  См.: Лакан Ж. Семинары. Книга 1: Работы Фрейда по технике психоанализа (1953/1954) / Пер. с фр. – М., 1998. – С. 208.


[Закрыть]. Надо указать, что в современной лингвистике существует целый ряд учений, утверждающих о приоритете языковой схемы, предопределяющей законы мышления. Так, Н. Хомский утверждает, что у каждого из нас в мозгу есть виртуальный модуль, который достался нам генетически и который работает только с языком. Этот модуль знает, как работать с морфемами, со смыслами и пр. Значит, можно предположить, что в мозгу есть своего рода чип, по которому он в ходе языкового общения выстраивает языковую (виртуальную) картину мира, и распознается реальный мир по определенным схемам, стандартам.

Эмпирически-инвариантная компонента факта отождествляется с чувственным восприятием реальности, а истолкование факта неизбежно связано с языком, с высказыванием о факте в речедеятельности. По словам А. Пуанкаре, каждый факт является непосредственным фактом, только выраженным «удобным языком»[100]100
  Цит. по: Мелков Ю.А. Факт в постнеклассической науке. – С. 51.


[Закрыть]. Та же мысль проводится К. Поппером: факты зависят от теории, которая позволяет «не только отбирать те наблюдения, которые в своей совокупности дают описание «фактов», но и истолковывать их именно как данные факты, а не что иное»[101]101
  Цит. по: Порус В.Н. Спор о научной рациональности // Философия науки. – М., 1997. – Вып. 3: Проблемы анализа знания. – С. 13.


[Закрыть].

Скажем, если некое языковое сообщество (например, сообщество процессуалистов, понимаемых в широком смысле как всех тех, кто пользуется языком уголовного судопроизводства) разделяет некоторые убеждения в виде набора презумпций, аксиом, императивов, составляющих их языковую картину мира, то любые факты, «найденные» в рамках данной картины, будут детерминированы этими априорными положениями. Можно говорить в определенном смысле даже про «веру в факт», обусловленную этими априорными положениями. Как утверждал Л. Флек, каждый факт – это «понятийная структура, соответствующая стилю мышления», то есть определенному научному менталитету данной исторической эпохи. Становление любого факта возможно лишь в рамках определенного «мыслительного коллектива», научного сообщества, которое является носителем соответствующего стиля мышления[102]102
  См.: Флек Л. Возникновение и развитие научного факта: Введение в теорию стиля мышления и мыслительного коллектива / Пер. с нем., польск., англ. – М., 1999. – С. 106.


[Закрыть]. Парадигма, по Т. Куну, есть четкая коллекция образцов, которую составляют «признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают научному сообществу модель постановки проблем и их решений»[103]103
  Кун Т. Структура научных революций / Пер. с англ. – М., 1977. – С. 11.


[Закрыть].

Стало быть «назначение» языка уголовного судопроизводства, как подосновы понимания субъектов познания, состоит в том, чтобы отобрать, выразить данные эмпирики в такой форме, которая преобразует их в факты. В процессе перевода на язык уголовного судопроизводства данные наблюдения нагружаются идеологией, теорией УПК – опроцессуаливаются – то есть приобретают правовую форму не только с точки зрения узко понимаемой допустимости, но становятся значимыми для действия права, превращаются в юридические факты. Поэтому факт «нагружен» не только теорией[104]104
  К. Поппер: факты зависят от теории, которая позволяет «не только отбирать те наблюдения, которые в своей совокупности дают описание «фактов», но и истолковывать их именно как данные факты, а не что иное».
  Цит. по: Порус В.Н. Спор о научной рациональности. – С. 13.


[Закрыть] доказательств, но и идеологией[105]105
  Как указывал П. Файерабенд, «факты содержат в себе идеологические компоненты». См.: Файерабенд П. Избранные труды по методологии науки / Пер. с англ. – М., 1986. – С. 186.


[Закрыть], партийностью, то есть всем тем, что можно было бы отнести к человеческому фактору, к субъективности, к языку и в конечном счете – к культуре, менталитету нации.

«Присущее субъекту пред-мнение, пред-знание в конечном счете – понятие, которому должен соответствовать (действительный, истинный) предмет – это не пустая генерализация абстрактной всеобщности, а глубинный горизонт субъекта… Основанием истинного знания, выявления истинного (действительного) предмета выступает сам субъект как целостность, несводимая к гносеологическому или рационалистическому субъекту»[106]106
  Микешина Л.А. Новые образы познания и реальности / Л.А. Микешина, М.Ю. Опенков. – М., 1997. – С. 70.


[Закрыть].

На первый взгляд, сказанное об идеологичности, партийности факта противоречит идеалу объективности факта и в итоге объективности правосудия[107]107
  Впрочем, совсем еще недавно советские процессуалисты прямо связывали понятие доказательства с коммунистическим мировоззрением, нравственностью, революционным правосознанием и пр.
  В какой-то мере наследником этой традиции можно считать А.В. Агутина.
  См.: Агутин А.В. Мировоззренческие идеи в уголовно-процессуальном доказывании: Монография / Под науч. ред. В.Т. Томина. – М., 2004.


[Закрыть]. Но сам идеал объективности – это и есть разновидность идеологической надстройки. «Объективность, полнота, и всесторонность» предварительного расследования – разве это не есть идеология? Следственная идеология, в основе которой лежит вера в способность следователя устанавливать факты, оправдывает и «доказывание» следователем с помощью полученных им самим фактов – главного факта. Эта аксиома (следователь устанавливает факты) должна была без возражений приниматься пользователями советского языка уголовного процесса: следователь устанавливает факты, поскольку презюмируется, что он всесторонне, полно и объективно расследует дело. Когда мы добавляем к этому аксиому о том, что нет нераскрываемых преступлений и соответственно должны быть раскрыты все преступления и ни один преступник не должен уйти от ответственности, получается вполне узнаваемый по советской истории способ производства фактов[108]108
  Для такой конструкции вполне уместной в качестве методологического базиса выглядит теория отражения марксизма-ленинизма.


[Закрыть].

Другая идеология – состязательная – включает в себя презумпции о том, что каждая из сторон заботится о выполнении своей процессуальной функции, что состязательность, являясь проекцией принципа разделения властей, системы сдержек и противовесов, на котором построено правовое государство, гарантирует установление истины; что суд, независимый и беспристрастный, обладает способностью подтверждать наличие фактов. В совокупности с презумпцией невиновности состязательность, другие юридические конструкции принципиального свойства формируют парадигму уголовно-процессуального познания / доказывания фактов.

При состязательной установке на производство фактов судья презюмирует, что данные, полученные от каждой из сторон, представляют собой их интерпретацию события, их видение дела («обвинительные доказательства», «оправдательные доказательства» – п. 5, 6 ч. 1 ст. 220, 244, 274 УПК). Установка в освещении обстоятельств дела естественным образом распространяется и на факты, которые использует каждая из сторон для обоснования своей позиции. «Так называемое «извращение перспективы дела», одинаково практикуемое в речах и обвинителя, и защитника, есть прием, присущий всякой умственной борьбе интересов, и, говоря вообще, состоит в выдвижении на передний план фактов наиболее благоприятных, с сильным освещением, при постоянном затемнении фактов противоположных и отвлечении от них внимания всякими способами»[109]109
  Владимиров Л.Е. Advocatus miles: Пособие для уголовной защиты. – Спб., 1911. – С. 23.


[Закрыть]. Объективность интерпретации фактов каждой из сторон относительна. Предубежденность каждой из сторон – обычное явление, даже допускаемое законом. И хотя в отношении судьи действует презумпция о его беспристрастности и независимости, исследования психологов показывают, что это далеко не так[110]110
  См.: Панасюк А.Ю. «Презумпция виновности» в системе профессиональных установок судей // Государство и право. – 1994. – № 3. – С. 70–79.


[Закрыть]. Поэтому вся система уголовного процесса построена так, чтобы в вышестоящих стадиях перепроверялось знание, полученное в нижестоящей стадии, через многократно повторяемую борьбу частных интерпретаций фактов закон предполагает приблизиться к их инвариантному, объективному содержимому.

Осознание и усвоение предпосылок становления факта, которые укоренены в структуре правосознания, правовой идеологии, иными словами, в праве, понимаемом широко, приводит не к релятивизму и субъективизму в трактовке факта, а к пониманию и учету этой предпосылочности, к осознанию роли интерпретации, контекста, в которых происходит понимание эмпирических данных и их трансформация в факты.

Получается, что в составе фактического знания, кроме «первичной», исходной информации собственно об объектах действительности, всегда присутствует определенный слой знания, относящийся к априорным положениям, презумпциям, предшествующим самому процессу познания. Такие презумпции могут быть гносеологическими, методологическими либо онтологическими. Априорные установки, детерминирующие фактическое знание, выступают как своего рода ценностные образования. Характеризуют они предзаданную модель, которой должен соответствовать факт, или представляют собой онтологические установки касательно объектов реальности, изучаемых наукой, относятся они к рационально установленным методологическим предпосылкам познания или же выполняют роль интуитивного фактора, синтезирующего событие и его смысл, – эти установки всегда выступают как соответствующие определенным нормам, осуществляют соотнесение фактического знания науки с идеалами картины мира данного этапа развития общества и государства, с общим культурным горизонтом эпохи[111]111
  См.: Мелков Ю.А. Факт в постнеклассической науке. – С. 30 и след.


[Закрыть].

Так, представители школы «Анналов» предложили понятие mentalité для обозначения определенного культурного мировоззрения отдельной исторической эпохи. Термин «ментальность» («менталитет») в своем оригинальном истолковании определялся М. Блоком как «весь тот комплекс основных представлений о мире, при посредстве которых человеческое сознание в каждую данную эпоху перерабатывает в упорядоченную картину мира хаотичный и разнородный поток восприятий и впечатлений»[112]112
  Блок М. Апология истории или ремесло историка / Пер. с фр. – М., 1986. – С. 215.


[Закрыть].

Понятие «эпистема» М. Фуко имеет форму матрицы; при этом в культуре в данный момент всегда существует только одна такая эпистема, «определяющая условия возможности любого знания»[113]113
  Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук / Пер. с фр. – М., 1987. – С. 234.


[Закрыть] – и это знание может иметь как сознательно теоретическую форму, так и неявно присутствовать в практике.

Итак, существует структура (стиль мышления, эпистема), которая определяет саму возможность существования научного знания. Разумеется, что формы и содержание знания фактического в значительной мере детерминированы этой структурой. Система взглядов, убеждений, нормативов и т. д. – таково выражение содержания предпосылок, предшествующих нашему познанию.