Текст книги "Доказывание истины в уголовном процессе: Монография"

Автор книги: Андрей Кухта

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 32 страниц)

Рецензенты:

доктор юридических наук, профессор Н.Н. Ковтун;

доктор философских наук, профессор Г.П. Корнев;

доктор юридических наук, профессор В.А. Лазарева

Введение

Сегодня, когда актуализировался вопрос о продолжении судебной реформы, многими признается необходимость обновлении теории доказательств ввиду необходимости если не изменения строя процесса по существу, то хотя бы отказа от некоторых ставших одиозными положений уголовно-процессуального права. Новый УПК РФ, конечно, стал новой вехой в развитии отечественного уголовного судопроизводства, но многие его институты нуждаются в доработке. Прежде всего, это касается, доказательственного права.

За годы реформ много говорилось и говорится о состязательности, но на деле базовые теоретические представления о доказывании и средствах доказывания остались без изменения. И виной тому не законодатель, а косность профессионального сознания и науки в первую очередь. Чему подтверждением, кстати, являются и последние исследования наших коллег в области теории доказательств, о чем мы будем говорить.

Советская теория доказательств, призванная обслуживать следственный способ удостоверения юридических фактов, подразумевает в качестве субъекта познания следователя и судью, солидарно работающих над разрешением основных вопросов уголовного дела. Однако основные ее концепты некритически были перенесены в действующий закон. Нельзя не согласиться с тем, что «огромный пласт пробелов в теории российского процессуального доказывания указывают на сохранение следственных черт и в современном, пореформенном уголовном судопроизводстве»[1]1
  Новицкий В.А. Теория российского процессуального доказывания и правоприменения: Монография. – Ставрополь, 2002. – С. 152.


[Закрыть].

Несмотря на многообещающие заявления, которые звучали последние 15–20 лет, ничего по существу не изменилось в теории доказательств. Подавляющая часть процессуалистов продолжает работать волей или неволей в старой парадигме. Не хватает ни интеллектуального, ни волевого ресурса для того, чтобы перейти к строительству нового, вместо того, чтобы переделывать, доделывать старую модель.

Полностью разделяем пафос обновления, которым проникнуты взгляды таких авторов, как А.С. Александров, Е.А. Карякин, В.А. Лазарева, В.А. Новицкий, и полагаем, что от благих намерений пора переходить к конкретным шагам по созданию новой состязательной теории доказательств и реформированию доказательственного права. Если нам говорят, что познание (например, индукция, дедукция, наблюдение) по своей сущности одно и то же в любом виде уголовного процесса, то тут надо возразить, указав на общепризнаваемый процессуалистами тезис о том, что главным отличительным признаком уголовно-процессуального, юридического познания является его связность, урегулированность, ограниченность правом. Это в свою очередь неизбежно заставляет признать и то, что доказывание в следственном процессе должно отличаться от доказывания в состязательной процессе.

На наш взгляд, не стоило в очередной раз обращаться к этой теме, если бы для этого не было веских оснований. Думаем, что такие основания дает постнеклассическая философия. Уголовно-процессуальная теория доказательств всегда использовала достижения различных наук, касающиеся природы познания. Развиваемые в современной эпистемологии взгляды, думается, являются новыми по сравнению с теми постулатами марксистско-ленинской теории отражения, которой придерживалось и придерживается большинство наших коллег, плодотворно работавших и работающих над проблемами уголовно-процессуального доказывания[2]2
  Мы совершенно не склонны упрощать сложную картину, сложившуюся в нашей уголовно-процессуальной науке по поводу гносеологических проблем. Здесь имеется в виду общий тренд, позиция большинства процессуалистов. Хотя были и есть представители, высказывающие отличную от общепринятой точку зрения по вопросам познания в уголовном производстве. В дальнейшем мы попытаемся обозначить узловые моменты дискуссий по вопросам познания, имевшие место в процессуальной литературе.


[Закрыть].

Можно, конечно, и дальше делать вид, что в мире ничего не происходит. Однако, на наш взгляд, это неправильная позиция. Современный интеллектуальный ландшафт претерпевает, на наших глазах, фундаментальные изменения. Иные говорят о кризисе гуманизма, философии, культуры[3]3
  В последнее время слово «кризис» вообще стало модным не только при характеристике интеллектуальных ценностей, но социально-экономических. Наверное, просто первые протухли раньше.


[Закрыть]. Однако если даже уйти от апокалиптических диагнозов, нельзя не признать, что мы живем в эпоху, когда авторитарный режим господства единой идеологии, единой истины сменился не менее опасным режимом отрицания всякой идеологии, отрицания истины, говоря точнее, уравнивания истины с ложью. И это не простые словесные баталии. Рано или поздно идеи, рожденные в них, прорастут и в политике, и в законодательстве, и в правосудии. Надо дать отпор попыткам, какую бы личину они не принимали, опорочить, а значит – разрушить основы, нравственные, интеллектуальные, культурные, уголовного судопроизводства, теории доказательств. Необходима мобилизация интеллектуальных ресурсов для того, чтобы модернизировать современную теорию познания, сделать ее конкурентоспособной в борьбе с модными течениями, а таким образом оправдать, показать ценность российского правового устройства и судопроизводства. Если теория доказательств не будет модернизирована, не будет отвечать на вызовы времени, она станет уязвимой перед упреками в устарелости, маргинальности. Значит, она перестанет выполнять свою методологическую, мировоззренческую роль.

Мы хотим поставить старый метафизический вопрос о возможности адекватного воспроизведения реальности в уголовно-процессуальном знании, которое в свою очередь фиксируется в приговоре суда, ином процессуальном решении по уголовному делу. Полагаем, что этот вопрос становится актуальным каждый раз, когда меняется парадигма познания, сопровождающаяся фундаментальными изменениями в социально-экономической формации, культуре. Время сейчас именно такое, чтобы обсудить этот вопрос.

Заметим, что мы не отвергаем достижения наших предшественников и в первую очередь классиков отечественной уголовно-процессуальной мысли. Но считаем, что пришло время пересмотреть классические представления теории познания в свете постнеклассической философии. Мы пытаемся найти в работах наших уважаемых коллег то, что можно использовать, приспособить к новым условиям борьбы за обоснование правильности и справедливости российской модели уголовного судопроизводства и его интеллектуального ядра – теории доказательств.

Мы надеемся, что наше предприятие может обновить отечественную теорию доказательств или, по крайней мере, поддержит дискуссию о необходимости этого. Мы убеждены, что нельзя сказать ничего нового в теории доказательств, не обновляя методологический багаж, будучи же вооруженными знаниями из других отраслей знания[4]4
  Как уже отмечалось, мы используем достижения как неклассической, так и постнеклассической философии, включая такие направления, как феноменология, герменевтика, семиотика, синергетика, новая риторика, постструктурализм и др.


[Закрыть], действуя на стыке нескольких наук, можно надеяться на получение новых представлений.

Над проблемами познания и доказывания истины в уголовном процессе работали и работают сотни, а может быть и тысячи исследователей. Охватить хотя бы приблизительно всю совокупность знаний, полученных ими по данной проблематике, – предприятие, заведомо обреченное на неуспех.

Наша работа не претендует на универсальность и энциклопедичность. Мы затронули, как нам показалось, самые острые вопросы современной теории доказывания доказательственного права, опираясь на доступные нам работы, в которых, на наш взгляд, наиболее типически или, напротив, экстравагантно эти вопросы освещались. Пожалуй, мы бы взяли за руководство при написании данного текста завет американского классика.

Какими должны были бы быть некоторые из ведущих вопросов, с которыми надо иметь дело при таком предприятии? Необходимо, прежде всего, отчетливо принять во внимание общую область и цели юридического познания фактов. Оно, в отличие от математического рассуждения, не может иметь дело просто с идеальной правдой, с простыми умственными концепциями; оно не стремится к демонстрации и идеально точным результатам; оно имеет дело с вероятностями, а не с несомненными фактами; оно работает в определенной обстановке, а не в вакууме; оно должно учитывать противодействие, ошибки и неудачи. Оно ни в коем случае не может быть взято как естествознание, занятое просто объективной правдой /objective truth/. Оно занято исследованием человеческого поведения, во всех его элементах порочности, невнимательности, преднамеренности и неопределенности. Нельзя его уподоблять и истории, где целью является простое установление и изложение фактов или привычек человеческой жизни и действий. У судебного познания имеется свой актуальный предмет, его главное отличие от других сфер познания в целях, которые определяются юридическими запросами; юридическое доказывание происходит в особых условиях, при строго определенных времени и месте и в условиях, которые определяют порядок проведения судебного производства и его результат[5]5
  См.: Thayer J.B. A Preliminary Treatise on Evidence at the Common Law. – Boston, 1898. – P. 5.


[Закрыть].

И последнее, как и любое исследование в области уголовного процесса, оно не может претендовать на объективность. Это, конечно, субъективный взгляд на проблему, в определенном контексте, с позиции определенного жизненного и профессионального опыта его автора.

Автор выражает благодарность профессорам В.М. Баранову и А.С. Александрову за ценные консультации и предоставленные материалы, а оппонентам – за критику, которая помогла в написании работы.

Автор благодарен также коллегам из Нижегородской правовой академии, Высшей школы экономики (Нижегородский филиал) за оказанное содействие.

Глава 1 Факты, доказательства, доводы в уголовно-процессуальном доказывании

§ 1. Факты

Факт всегда глуп.

Ф. Ницше

Исследование проблем доказывания истины мы начнем с исследования проблематики факта. Данная категория имеет методологическое значение, ибо все наши последующие рассуждения должны, скорее всего, строиться через нее. Это касается и понятия доказательства, и доказывания и, наконец, самой истины. По словам П. Мерфи, когда мы придем к пониманию того, что существо факта является гораздо более важным для теории доказательств, чем позитивное право, хотя наше юридическое образование ориентируется почти исключительно на последнее, тогда мы должны будем с уверенностью констатировать, что есть все основания сменить фокус видения доказательства[6]6
  См.: Murphy Р. Ал Introductory Essay / Evidence, Proof, and Facts. A Book of Sources. – Oxford, 2003. – P. 5.


[Закрыть].

Та или иная концепция факта лежит в основе определенной теории доказательств, ибо это действительно мировоззренческая категория, показывающая наше отношение к окружающему нас миру и к нам самим. Странно, что мало кто из процессуалистов и криминалистов уделял этому вопросу внимание[7]7
  К числу работ, где в той или иной мере разрабатывается этот вопрос, можно отнести следующие: Колдин В.Я. Информационные процессы и структуры в криминалистике / В.Я. Колдин, Н.С. Полевой. – М., 1985. – С. 40–51; Балакшин В.С. Доказательства в теории и практике уголовно-процессуального доказывания: Монография. – Екатеринбург, 2004. – С. 100 и след.; Давлетов А.А. Факт, информация, знания в структуре уголовно-процессуального познания // Правоведение. – 1990. – № 2. – С. 88–92; Никитаев В.В. Проблемные ситуации уголовного процесса и юридическое мышление // Состязательное правосудие: Труды научно-практической лаборатории. – М., 1996. – Вып. 1. – Ч. 2. – С. 281 и след.


[Закрыть]. И, напротив, совершенно оправданно В.В. Никитаев, выступив с радикальными предложениями по пересмотру понятия судебного доказательства, выдвинул концепцию «догмы факта», что позволило ему прийти к выводу, что в процессе доказывания устанавливается субъективное состояние уверенности или процессуальная истина[8]8
  См.: Никитаев В. В. Проблемные ситуации уголовного процесса и юридическое мышление. – С. 281, 300–301.


[Закрыть].

Мы исходим из того, что выявление новых содержательных моментов в базовых понятиях теории доказательств возможно только через скрупулезное рассмотрение понятия факта, привлечение новых научных данных относительно этого феномена в теорию уголовно-процессуальных доказательств. Полагаем, не вызовет возражений утверждение о том, что актуальными являются вопросы о сочетании субъективного и объективного в структуре факта, соотношения факта с объективной реальностью (или даже об отождествлении его с нею), о связи факта-доказательства и факта-доказываемого. В данном параграфе мы попытаемся указать возможные направления поиска ответов на эти вопросы в свете постнеклассической философии, возможно, это позволит нам осветить некоторые понятия теории доказательств в новом свете. Существуют и другие не менее важные моменты в природе факта, которые мы наметим здесь и разрабатывать которые будем на протяжении нашей работы.

Начнем мы с истории вопроса, с «классического» или, можно сказать, обычного представления о факте. Слово «факт» происходит от латинского «facere» – делать; и соответственно «factum» – «сделанное», «действие», «дело». Древние римляне говорили «ех facto oritur jus». Этот принцип должен быть понят в том смысле, что в обязанность судебных органов исследование сомнительных или спорных фактов входит так же, как применение принципов юриспруденции к тем фактам, что установлены.

Согласно общеупотребимому значению факт – это действительное, вполне реальное событие, явление; то, что действительно произошло. Факты говорят за себя. Изложить факты. Проверить факты. Поставить перед фактом кого-нибудь[9]9
  См.: Ожегов С.И. Словарь русского языка / Под ред. Н.Ю. Шведовой. – 18-е изд., стереотип. – М, 1987. – С. 736, 374.


[Закрыть]. Под фактом в обыденной речи принято иметь в виду определенное событие, которое действительно произошло в прошлом, явление, происходившее или происходящее «на самом деле». Характерно, что С.И. Ожегов указывает на следующих два значения толкования доказательства: «1) довод или факт, подтверждающий, доказывающий что-н… 2) система умозаключений, путем которых выводится новое положение»[10]10
  Там же. – С. 147.


[Закрыть].

В Большом юридическом словаре факты (юридические) определяются как предусмотренные в законе обстоятельства, при которых возникают (изменяются, прекращаются) конкретные правоотношения[11]11
  См.: Большой юридический словарь / Под ред. А.Я. Сухарева, В.Е. Крутских. – 2-е изд., перераб. и доп. – М., 2002. – С. 652.


[Закрыть]. Заметим, кстати, что когда-то в юридическом словаре указывалось, что доказательства (судебные) – это «доказательственные факты, то есть факты, устанавливающие или опровергающие те обстоятельства, которые должны быть исследованы в деле; а также средства доказывания, то есть те источники, из которых следственные органы и суд получают сведения о доказательственных фактах»[12]12
  Юридический словарь. – М, 1953, – С. 181.


[Закрыть].

Получается, что в обычном представлении существует своего рода замкнутый круг доказательства, доводы – это факты, а факты – это доказательства. Почему и убеждают факты, потому что с ними интуитивно связывается убеждение как о том, что было на самом деле. Каждый, наверное, ловил себя на мысли, что при разговоре часто происходит смешение представлений о материальном и идеальном. Факты мы можем в зависимости от контекста понимать как реальные явления и как высказывания, суждения, идеи. Понимание факта как некоторой единицы опыта являлось и является в значительной мере интуитивным. Но это не причина для того, чтобы отказываться от исследования происхождения этой интуиции. Мы знаем, что интуиция иногда подводит. Именно поэтому следует внимательно проанализировать то, с чем услужливо предлагает согласиться привычная леность нашего ума[13]13
  Как отмечает английский исследователь Скум, мы сталкиваемся с трудностью дать определение доказательства абсолютно или точно. Ища такое определение, мы следуем маршрутом, который возвращает нас туда, откуда мы начали поиск. Можно получить сравнительно немного относительного смысла из термина доказательство в отношении этого слова с другими, что или кажутся связанными с ним, или используются синонимично: факт, данные, информация и знание. Есть различия среди этих четырех терминов, которые предполагают тщательное изучение, когда они берутся в связи с понятием процессуального доказательства.
  См.: Schum D.A. The Evidential Foundations of Probalistic Reasoning. – New York, 1994. – P. 8.


[Закрыть].

Весь комплекс традиционных (возможно, мифологизированных) представлений, связываемых с термином «факт», воплотился и в уголовно-процессуальном языке. Если обратиться к работам процессуалистов классического периода развития науки, то при определении понятия доказательства наблюдается противоречивость (можно сказать, двусмысленность) в употреблении слова «факт»: он отождествляется с реальностью и в то же время выступает единицей знания, подтверждающей наличие этой реальности. Положение еще более запутывается тем, что термин «факт» используется некоторыми для обозначения того, что доказывается, наряду с термином «обстоятельство», но также используется и для определения средства доказывания – доказательства.

Скажем, французский процессуалист Боньер утверждал: «Слово доказательство, понимаемое в самом широком смысле, обозначает всякое средство, прямое или косвенное, позволяющее прийти к познанию фактов, событий»[14]14
  Цит. по: Вышинский А.Я. Теория судебных доказательств в советском праве. – М, 1950. – С. 223.


[Закрыть]. В данном случае под фактом понимается объект познания, реальное событие.

И. Бентам писал, что «в самом общем смысле под доказательством понимают такой факт, по предположению истинный, который рассматривают как долженствующий служить мотивом для верования в существование или несуществование другого факта»[15]15
  Bentham J. Rationale of Judicial Evidence. – London, 1827. – P. 17.


[Закрыть]. Здесь под фактами скорее следует понимать сведения[16]16
  В английском литературе существует много терминов для обозначения фактов в контексте доказывания. В приведенном определении Бентам использует термин matters of fact.


[Закрыть]. «Таким образом, – заключает И. Бентам, – всякое доказательство заключает в себе, по крайней мере, два различных факта: один, который можно назвать главным, тот, существование или несуществование которого предстоит доказать, другой – факт вероятный, который служит для доказательства существования или несуществования главного факта /principal fact/»[17]17
  Bentham J. Rationale of Judicial Evidence. – P. 18.


[Закрыть]. Положительный факт тот, который выражается в положительном предложении. Отрицательный факт тот, который выражается в отрицательном предложении. Из двух фактов положительного и соответствующего ему отрицательного один непременно произошел в известное время, в известном месте. Таким образом, из двух предложений, положительного или отрицательного, одно непременно справедливо[18]18
  Ibid. – P. 19.


[Закрыть]. Решение судьи по вопросу факта должно принято в виде: «Я убежден, что это утверждение является вероятно истинным (или неистинным)»[19]19
  Ibid. – P. 351.


[Закрыть]. По мнению И. Бентама, всякое решение, основанное на доказательстве, выходит поэтому из следующего заключения: так как известный факт существует, то я заключаю о существовании другого такого-то факта[20]20
  См.: Bentham J. Rationale of Judicial Evidence. – P. 19.


[Закрыть].

Вместе с тем, И. Бейтам утверждал, что факты познаются чувствами, внешними и внутренними. Внутренними чувствами человек познает только те факты, которые происходят в его душе; посредством внешних чувств он узнает обо всех остальных фактах. «Факты, понятие о которых я составил в своем уме, бывают предметом того, что называют опытом в строгом смысле; факты, о которых я составил представление как о происходивших вне меня, составляют предмет того, что называют собственно наблюдением»[21]21
  Ibid. – P. 21.


[Закрыть]. В теории можно представить себе факт безусловно простой. На деле не бывает ничего подобного: факт, о котором говорят как о единичном, все же есть совокупность фактов[22]22
  Ibid. – P. 21.


[Закрыть].

Итак, мы видим, что классик допускает под понятием «факт», с одной стороны, реальные явления, а с другой – суждения о них.

Похожие рассуждения о факте мы видим и у Беста. Связывая предмет судебного исследования с истинами факта, У. Бест подразделяет их, во-первых, на физические факты и психологические[23]23
  Cм.: Best W.M. The principles of the law of evidence with elementary rules for conducting the examination and cross-examination of witness. Tenth edition. – London, 1906. – P. 6, 7.


[Закрыть]. Под «физическими фактами» им понимаются такие, которые имеют место или в каких-то неодушевленных объектах, или же если и находятся в том, что можно считать живым существом, то все равно они не связаны с теми качествами, которые составляют природу живого. В то время как «психологические факты» являются тем, у чего есть место в живом существе, что неразрывно связано с качествами, которые составляют суть живого. Таким образом, существование видимых объектов, внешние действия разумных агентов, res gestse судебного процесса и прочее относятся к первому классу фактов, а к другому классу принадлежат такие из них и поскольку, которые и поскольку существуют только в уме человека (как, например, ощущения или воспоминания, которые он осознает; его интеллектуальное согласие на любое суждение, желания или страсти, которыми он взволнован, его враждебность или намерение к совершению определенных поступков и т. д.). Психологические факты очевидно неспособны к прямому доказательству в соответствии с приводимыми показаниями: их существование может только быть установлено или признанием стороны, ум которой составляет их место «index animi sermo», или предполагаемым выводом из физических фактов[24]24
  См.: Best W.M. The principles of the law of evidence with elementary rules for conducting the examination and cross-examination of witness. – P. 7.


[Закрыть].

По мнению У. Беста, могут быть выделены и два других подразделения фактов. К первому относятся или события, или состояния (вещей, дел). Под событием понимаются какие-то движения или изменения, которые, как предполагается, происходят или естественным образом, или в результате проявления воли человека; в последнем случае их называют действием. Падение дерева – «событие», существование дерева – «состояние», но в равной степени все это «факты». В еще одной классификации факты делятся на положительные или утвердительные и отрицательные: это различие, в отличие от обоих прежних, не принадлежит природе фактов как таковых, но принадлежит к дискурсу, который мы используем, говоря, мысля о них. Существование определенного положения дел – это положительный или утвердительный факт, несуществование его – отрицательный факт. Но только то, что действительно существует, является положительным фактом, для отрицательного факта требуется не что иное, как небытие положительного факта; и несуществование отрицательного факта эквивалентно существованию корреспондента в виде противоположного положительного факта. «У нашего убеждения относительно существования или несуществования фактов есть свой источник, или действительная причина (efficient cause) – это результат или действия наших собственных воспринимающих или интеллектуальных способностей или действия подобных способностей у других людей, сообщаемый нам дискурсом или поведением. Первое из них можно назвать доказательством ab intra изнутри; последнее – доказательством извне ab extra. Огромная роль, которую «доказательства извне» играют в судебной процедуре, как, впрочем, почти во всем остальном, делает необходимым, чтобы мы признавали как важность оснований веры в свидетельства людей, так и опасности, которых надо избегать, имея дело с ними»[25]25
  Best W.M. The principles of the law of evidence with elementary rules for conducting the examination and cross-examination of witness. – P. 8.
  См. также: Bentham J. Rationale of Judicial Evidence. – P. 47, 51, 52.


[Закрыть].

Известный русский правовед В.Д. Катков писал: «Факты становятся для нас фактами лишь благодаря идеям»[26]26
  Катков В.Д. К анализу основных понятий юриспруденции. – Харьков, 1903. – С. 51.


[Закрыть]. Л.Е. Владимиров считал, что «уголовным доказательством называется всякий факт, имеющий назначением вызвать в судье убеждение в существовании или несуществовании какого-либо обстоятельства, составляющего предмет судебного исследования»[27]27
  Владимиров Л.Е. Учение об уголовных доказательствах. – Тула, 2000. – С. 133.


[Закрыть]. Аналогичную позицию занимал и А.Я. Вышинский: «Судебные доказательства различаются как: а) факты или обстоятельства, подлежащие доказыванию (установлению), то есть факты, которые нужно доказать, – facta, или acta, или res probandae, и б) факты, являющиеся способом, средством доказывания, то есть факты, которые используются для того, чтобы что-либо доказать, – facta, или acta, или probantes»[28]28
  Вышинский А.Я. Теория судебных доказательств в советском праве. – М., 1950. – С. 223.


[Закрыть].

Как видим, доказательства, улики или факты юристы разных стран и в различные времена традиционно связывали с существованием каких-либо психических или физических явлений, которые в свою очередь подтверждали существование доказываемых фактов-обстоятельств[29]29
  Подробнее об этом будет говориться в следующем параграфе.


[Закрыть]. Бросается в глаза и то, как легко факты связывались (в уме) с обстоятельствами, а те в свою очередь с доказательствами. Доказываемое – факты (или обстоятельства) и средства доказывания (доказательства) тоже факты. Причем, как видно, какое-то время не обращали внимание на неоднозначность, противоречивость трактовки доказательства как факта, игнорировали сложность процесса становления факта в процессе доказывания.

Многие авторы классической эпохи развития науки трактовали доказательства как факты, а под последними понималось достоверное о реальных событиях, в противоположность знанию гипотетическому, недоказанному, необоснованному посредством обращения к явлениям действительности. Поэтому классическая наука всегда воспринимала факт как один из наиболее существенных элементов своей гносеологической структуры, как исходную единицу доказывания. Советский философ писал: «Факт – отражение явления, отдельного отношения… Факт есть знание о явлении. Это единица эмпирического знания»[30]30
  Вахтомин Н.К. Генезис научного знания. Факт, идея, теория. – М., 1973. – С. 188.


[Закрыть]. Собственно, цель доказывания в таком классическом понимании выступает как собирание фактов и их последующее обобщение с выведением основания для разрешения дела.

Мы видим, что при отождествлении факта со знанием под понятие «факт» подпадает весьма разнообразный круг феноменов, которые имеют лишь два общих признака: 1) «факт» означает некое единичное представление (скажем, пример) и 2) с представлением о факте всегда связана уверенность в действительном, реальном существовании содержания известного представления. Фактом признается то, что найдено нашими чувствами внутренними или внешними, а не выведено путем длинного ряда умозаключений. Но, и это важный сдвиг в понимании факта, он трактуется как элемент в структуре знания.

Итак, уже в рамках классического периода развития теории доказательств проявляется многозначность понятия «факт»; его определяют как «фрагмент реальности», «высказывание о фрагменте реальности» и даже «содержание высказывания» – когда говорят об «объективности», «упрямости» факта.

Если говорить о современном состоянии употребления термина «факт», то можно констатировать следующее. От первоначального утверждения о том, что факт – это доказательство, то есть сведение, данное, многие ученые перешли к мнению, что факт – это элемент объективной реальности. Исходная установка советских процессуалистов и тех, кто занимается проблемами познания в уголовном процессе в настоящее время, заключалась в обосновании материалистической точки зрения на факты как события, существующие независимо от нашего сознания, но фиксируемые в процессе наблюдения или эксперимента.

Обращает на себя внимание то, что факт как фундамент знания традиционно рассматривался как «ценностно-нейтральный» феномен. Для тех, кто говорит о познании, важно разделять представление об объективности фактов, если не как своего рода объективных реальностях, то прочных знаниях о таковой. Это подтверждается распространенностью выражения «объективные факты», а также укоренившейся практикой говорить о предмете, пределах доказывания как «фактах и обстоятельствах». Факт определяется как «абсолютно точное, однозначное, исчерпывающее наблюдение явлений природы»[31]31
  Микешина Л.А. Детерминация естественнонаучного познания. – Л., 1977. – С. 95.


[Закрыть].

Система этих представлений сформировалась в классический период развития науки, когда просветители отстаивали самодостаточность науки по отношению к религии: бог может быть только предметом веры; сфера фактов принципиально отделена от сферы ценностей. Дихотомия факта и ценности присутствует в западной философской традиции со времен Ф. Бэкона, Д. Локка, Д. Юма и др. Отечественная гуманитарная наука в значительной мере продолжает сохранять эти представления. Доказательством чему служат следующие высказывания.

В логической системе все исходные доказательства (и личные, и вещественные) представлены единичными суждениями о фактах[32]32
  См.: Эйсман А.А. Логика доказывания. – М., 1971. – С. 13, 14.


[Закрыть]. Следовательно, исходные доказательства со стороны их логической формы представляют собой суждения. В суждение входят два понятия: первое обозначает тот предмет, о котором идет речь; второе – то, что говорится об этом предмете (его свойство, признак, состояние). Первое называется субъектом суждения, второе – предикатом[33]33
  См. там же. – С. 17.


[Закрыть].

Факты как действительность, данная человеку, делятся на научные и ненаучные. Научным фактом стал называться такой, в истинности которого может убедиться любой член научного общества. В научные факты не попадают регулярно невоспроизводимые в определенном эксперименте или регулярно ненаблюдаемые в оговоренных условиях явления. Это значит, что из научных фактов выпадает большинство данных человеку явлений и остаются только те, которые, так сказать, наблюдаются регулярно в оговоренных условиях. Экспериментальные научные факты создаются искусственно[34]34
  См.: Рождественский Ю.В. Теория риторики. – М., 1997. – С. 548.


[Закрыть].

По вопросу о природе факта как элемента объективной реальности, который познается в ходе доказывания, в современной теории права, похоже, сложился консенсус[35]35
  См.: Венгеров А.Б. Теория государства и права. – М., 2002. – С. 503–504; Общая теория права: Курс лекций / В.К. Бабаев и др. – Н. Новгород, 1993. – С. 362–364; Новицкий В.А. Теория российского процессуального доказывания и правоприменения. – С. 39–42.


[Закрыть]. Так, например, говорится: «Суд устанавливает факты (обстоятельства дела) с помощью доказательств, на основании установленных фактов суд определяет права и обязанности»[36]36
  Новицкий В.А. Теория российского процессуального доказывания и правоприменения. – С. 107.


[Закрыть]. По мнению специалистов, факт обладает следующими гносеологическими свойствами: 1) единичность, то есть каждый факт неповторим, незаменим, уникален в своем роде, так как связан с конкретным местом и временем; 2) объективность, иначе говоря, возникновение и существование факта не зависит от познающего. Факт отделен от субъекта познания пространственно-временными рамками. Факт – событие прошлого либо настоящего, но происходящее вне субъекта познания; 3) природность. Факт – явление естественное, онтологическое, то есть рассматриваемое вне оценки его человеком (аксиологии); 4) опосредованность. В силу пространственно-временных границ факт не может восприниматься познающим непосредственно, лично, при помощи его органов чувств, а устанавливается через связующее звено – информацию; 5) значимость. Явление, событие становится фактом в том случае, если его познание необходимо, значимо для решения каких-либо практических задач субъекта[37]37
  См.: Корнев Г.П. Методологические проблемы уголовно-процессуального познания. – Н. Новгород, 1995. – С. 81; Давлетов А.А. Основы уголовно-процессуального познания. – Свердловск, 1991. – С. 22–23.


[Закрыть].

Некоторые ученые уточняют, что в ретроспективном познании понятие факта нельзя целиком и полностью отождествлять с событием, поскольку факт – не просто событие, существующее вне субъекта, но такое событие, которое отражается или отражено в сознании субъекта и именно поэтому для него является фактом[38]38
  См.: Иванов Г.М. Методологические проблемы исторического познания / Г.М. Иванов, А.М. Коршунов, Ю.В. Петров. – М., 1981. – С. 170.


[Закрыть]. Это, конечно, весьма важное уточнение, поскольку здесь намечается отход от традиционной границы между объективным и субъективным в структуре факта.

В уголовно-процессуальной науке господствующим является мнение о тождестве фактов с реальными событиями, подлежащими доказыванию, так что доказательства – это сведения о фактах[39]39
  См., например: Балакшин В.С. Доказательства в теории и практике уголовно-процессуального доказывания (важнейшие проблемы в свете УПК Российской Федерации): Автореф. дис… д-ра юрид. наук. – Екатеринбург, 2005. – С. 12–13, 35–37, 48; Барабаш А.С. Публичные начала российского уголовного процесса: Автореф. дис… д-ра юрид. наук. – Красноярск, 2006. – С. 12–13, 32, 36–38.


[Закрыть]. Как пишет В.И. Смыслов, «в уголовном деле факты сами должны быть доказаны, доказаны доказательствами, а не чем-либо иным. Факт – цель, но не средство доказывания… Факт представляет собой явление действительное, реальное, то, что существует, произошло, случилось на самом деле»[40]40
  Смыслов В.И. Свидетель в советском уголовном процессе. – М., 1973. – С. 9.


[Закрыть]. Исходя из признаков, присущих познавательной деятельности, фактом является прошлое или настоящее событие, явление действительности, отграниченное от познающего субъекта пространственными или временными рамками и не доступное непосредственному восприятию[41]41
  См.: Давлетов А.А. Основы уголовно-процессуального познания. – Свердловск, 1991. – С. 22; Смородинова А. Соотношение доказательств и фактов в уголовном процессе / А. Смородинова, С. Зайцева, Н. Громов // Российская юстиция. – 1998. – № 11. – С. 25.


[Закрыть]. Факт, в силу своей отдаленности от познающего субъекта во времени и пространстве, может устанавливаться лишь через промежуточное звено, то есть исследоваться опосредованно[42]42
  См.: Корнев Г.П. Методологические проблемы уголовно-процессуального познания. – С. 81; Давлетов А.А. Основы уголовно-процессуального познания. – Свердловск, 1991. – С. 23.


[Закрыть].

Проявление такого подхода можно найти (при желании) в части 1 статьи 74 УПК РФ. Тоже самое мы видим в части 1 статьи 55 ГПК РФ: «Доказательствами по делу являются полученные в предусмотренном законом порядке сведения о фактах, на основании которых суд устанавливает наличие или отсутствие обстоятельств, обосновывающих требования и возражения сторон, а также иных обстоятельств, имеющих значение для правильного рассмотрения и разрешения дела».

Однако при более внимательном анализе законодательства мы опять-таки сталкиваемся с феноменом двусмысленного использования термина «факт», столь характерного для нерефлексивного, обыденного словоупотребления. Анализируя использование терминов «факт» и «обстоятельство» в тексте УПК РФ, А.С. Александров достаточно обоснованно приходит к заключению, что факты воспринимаются, устанавливаются, доказываются. Факты это и то, чем доказывают, и то, что доказывается. Факты – это обстоятельства имевшего место в прошлом события, и факты – это сведения, которыми обмениваются в процессе доказывания участники уголовного судопроизводства. С одной стороны, употребление термина «обстоятельство» подразумевает элементы реальности, что составляет объект познания субъекта (ч. 4 ст. 29, п. 1 ч. 2 ст. 54, ч. 1 ст. 56, п. 3 ч. 3 ст. 56, ст. 61, ч. 2 ст. 69, п. 1 ч. 2 ст. 70, ст. 72, ч. 2 ст. 78, ч. 2 ст. 158, ч. 4 ст. 166, ч. 7, 13 ст. 182, ч. 2 ст. 192, ч. 2 ст. 194, п. 4 ст. 196, ч. 2 ст. 204, п. 3 ч. 2 ст. 213, ч. 8 ст. 234, п. 1 ст. 254, ч. 1 ст. 284, ч. 9 ст. 328, ч. 7 ст. 335, ч. 2 ст. 336, ч. 6 ст. 344, ч. 3 ст. 348, ч. 1 ст. 352, п. 2 ч. 2 ст. 388 и другие статьи УПК РФ). А с другой стороны, этот термин используется в том же значении, что и термины сведения, данные, доказательства, утверждение, как это имеет место в части 2 статьи 92, части 1 статьи 220, части 1 статьи 225, части 3 статьи 259, части 2 статьи 235, части 4 статьи 407 и других статьях УПК РФ. Получается, что «обстоятельства» препятствуют, служат основанием и поводом; они исследуются, доказываются, выявляются, устанавливаются; но они же и излагаются, содержатся в речи, тексте (протоколе, сообщении, запросе и т. п.); они «имеют значение», так же как и сведения. Значит, нет разницы между объективной реальностью и знаками ее, с которыми имеют дело участники уголовного судопроизводства. Иными словами, Кодекс допускает дуалистичность понятия факта. Законодатель не проводит четкого разграничения не только между информацией и носителем информации, но также и тем, о чем эта информация. Мысль, слово и объект мысли могут выступать в одинаковой мере реальностями в ходе судопроизводства для его участников – речедеятелей и субъектов познания / доказывания[43]43
  См.: Александров А.С. О методологических следствиях, вызываемых терминологическими причинами (из опыта прочтения текста УПК РФ) // Правоведение. – 2005. – № 5. – С. 6–18.


[Закрыть].