Текст книги "Снежный ком"
Автор книги: Анатолий Чехов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)
– Значит, не столкуемся?
– Конечно, нет.
– Ну смотри, дело твое. Раньше ты не был таким железным.
– Так то раньше! – в тон ему ответил дядя Фрол.
В это время я услышал, что гости собираются уходить: на половине Аполлинарии Васильевны задвигались стулья, раздались шаги. Мне захотелось еще раз увидеть Ляльку и, как это ни странно – пеструю Катю: неужели из-за Темы она так изменилась в лице?
– Пойду, – сказал я, – а то еще хватятся меня на вечерней поверке.
– И то правда, – согласился дядя Фрол. – Кстати, зайди завтра к Даше в промтоварный: она мне обещала лещевых крючков из города привезти.
Чтобы не встретиться с Лялькой в коридоре, я нырнул в «Тверской пристрой», где стояла заинтересовавшая меня бутылка.
Оставив щелку в двери, я только хотел украдкой посмотреть на Ляльку, какое у нее настроение после того, как я обозвал ее «рублефилом», в это время она собственной персоной распахнула дверь, столкнувшись со мной чуть ли не нос к носу.
– Извини, Ляля, – пробормотал я машинально.
– Ничего особенного. Кончил дело – вылетай! – спокойно сказала Лялька. – Ребята и Катя уже ушли.
– А ты в отряд пойдешь?
– Здесь остаюсь. Больше вопросов нет? А то мне некогда.
Лялька вытеснила меня из пристроя и перед самым носом захлопнула дверь. Я вышел в сени: не будешь же в самом деле у двери туалета торчать, когда там человек, к тому же девчонка. Но что-то заставило меня остаться в сенях и дождаться Ляльку, и я даже не сразу осознал, что именно. Бутылка! Самая простая бутылка, только не простая, а из-под арабской настойки на двадцати травах под названием «Абу-Симбел». Такой настойки и в помине не было ни у Фрола, ни у Клавдия Федоровича. Зато Тема был большой знаток и любитель этого тонизирующего напитка.
«Если бутылка…» Я дождался Ляльку в сенях и попросил ее задержаться. Нырнув в пристрой, схватил бутылку и – о радость!.. Предположения мои оправдались! Из бутылки совершенно отчетливо несло живым винным духом.
Я, наверное, с самым дурацким видом держал в руке бутылку необычной формы, на которой была наклеена красивая этикетка, и молчал.
– Ну и что это значит? – холодно спросила Лялька.
Ясно, что она меня начисто не принимала, хоть и решила быть сдержанной.
– Как ты думаешь, откуда здесь эта бутылка?
– А мне почем знать?
– Все-таки… Не торопись отказываться.
– Что ты ко мне пристал? Может, эта бутылка с прошлого года у тети Маши стоит?
– Если бы с прошлого года, – сказал я, – мы бы ее и раньше видели. Это во-первых. А во-вторых, таких бутылок у дяди Фрола и в помине нет. Зато у Темы в городе целая батарея…
Ноздри у Ляльки сами собой хищно раздулись.
– Ах, вот оно что! – не проговорила, а прямо-таки прошипела она. – Тема тебе покоя не дает! Ай, Моська, знать она сильна! Да он тебя, как комара, одним щелчком!..
– Так уж и одним щелчком, – отказываясь верить собственным ушам, сказал я, лишь бы что-нибудь сказать.
– Раздавит и не заметит, – подтвердила Лялька.
Меня больно резануло не только то, что она моего злейшего врага назвала интимно «Тема», но и то, что Лялька, как львица, бросилась на защиту задурившего ей голову фанфарона.
– Что это ты так за него стараешься? – внутренне холодея, спросил я.
– А это уж не твое дело. Если у него жизнь не сложилась, то лишь потому, что не было рядом близкого человека.
– И этот «близкий человек» – ты? «Она его за муки полюбила, а он ее за состраданье к ним?»
– А вот уж это тебя не касается!
– Касается! Очень скоро ты поймешь, куда тебя занесло!
– Ты можешь оставить меня в покое?
– Кстати, насчет бутылки мы еще не все выяснили.
– Что ты хочешь сказать?
Я видел, что Лялька уже завелась до предела и взрыв неминуем, но остановиться не мог: слишком сильную боль она мне сегодня причинила.
– А то, что вечером на реке, наверное, прохладно было. Вино выпили, а бутылку с собой привезли.
Лялька поняла, что я от ревности порю абсолютную чушь. Неожиданно спокойно она сказала:
– Дурак. Тема меня на моторке подвез до аэродрома. Иначе я не успела бы в город за облепиховым маслом.
– А не доезжая аэродрома – отличные острова со свежескошенным сеном, – продолжал я, не слушая ее. – Для вечерних прогулок самое удобное место.
– Значит, ты настаиваешь?
От негодования Лялькины глаза стали, как блюдца.
– Не я один свидетель.
– Наглец! Как только посмел подумать такое?! Скажите, пожалуйста, уличил беспутную! А по какому праву? Кто я тебе? Почему я должна перед тобой отчитываться?
«Наглеца» я не стерпел.
– Да? – переспросил я. – «Наглец», говоришь? А кто целовался с Темой в моторке так, что все Костаново видело? Я или ты?
Тут уж Ляльке крыть было нечем. Она просто задохнулась от ярости, так и не придумав, с какой стороны меня укусить.
На половине дяди Фрола послышались шаги: это, видно, наконец-то собрался уходить Тема.
– Шпион!.. Гадкий мальчишка!.. Мстишь Теме за то, что он лучше тебя!.. Какое же ты ничтожество!..
– Ляля!..
– Близко ко мне не подходи! Слышишь? Ненавижу!
Она хотела еще что-то сказать, но и сказанного было достаточно. Чтобы ни с кем не встречаться. Лялька пулей вылетела из сеней и, дробно простучав босоножками по ступенькам, выскочила во двор. Вслед за нею вышел Тема.
Только теперь, оставшись один, я осознал, что наделал. Вместо того чтобы сказать Ляле, как она мне дорога и как я хотел бы сделать для нее самое невозможное, я дважды оскорбил ее, и теперь мы до самой смерти – лютые враги…
Пошатываясь словно пьяный, я открыл входную дверь, спустился со ступенек крытого крыльца, вышел во двор, остановился у изгороди.
От болота тянуло запахом тины, вовсю квакали лягушки, зудели комары, в тальнике ухала какая-то ночная птица, и вдруг защелкал, ударил трелью где-то совсем неподалеку соловей.
«О чем, милый, поешь? Чему радуешься? Тут не о любви надо петь, похоронный марш играть…»
Я перешел через дорогу, опустился на скамью у соседнего дома и, опираясь локтями о колени, обхватил голову ладонями, уставившись в землю.
Блестела лужица у соседнего колодца, в лужице отражалась звезда. Прямо передо мной багровый диск луны раздвигал зубцы темной гребенки леса.
Все в природе шло своим чередом, каждый занимался своим, предназначенным ему с начала зарождения жизни делом: луна всходила, квакали лягушки, настойчиво тыркал за огородами страдающий бессонницей коростель… Вот ведь птица какая беспокойная! Придет пешком из южных стран, тыркает всю дорогу – обозначает район своих владений, и здесь всю ночь до утра не спит, другим не дает – тыркает… Дядюшка Фрол сидит по ночам, работает, услышит коростеля, берет сковородку и молоток, выходит из дома в огороды и стучит, как в пожарный рельс – все Костаново будит. Пока он стучит, коростель молчит, только дядя Фрол перестанет, коростель опять тыркает…
Лялька сказала, что я ничтожество и Тема меня, как комара, одним щелчком прихлопнет… А вот это еще посмотрим… Как я ни старался отвлечься, мысли мои все возвращались к Ляльке. Нескладный я человек! Вечно, как дядя Фрол, попадаю в самые нелепые истории. А теперь что? Когда все отношения вдребезги, к Ляльке и на дикой козе не подъедешь…
Неожиданно я почувствовал, что со мной рядом кто-то сидит. Оглянулся: пестрая Катя. Спрятав лицо в ладони, она вдруг заплакала.
– Ты… Ты что это? – растерянно спросил я ее.
Неожиданно она вскинулась на меня как бешеная:
– Что тебе от меня нужно? Что ты пристал? Расскажи лучше про своих печенегов или про иконы!..
Тут уж пришла моя очередь возмутиться:
– Но послушай, не я к тебе, а ты ко мне подсела. Никто к тебе и не пристает.
– И очень плохо, что не пристаешь.
– Ну знаешь ли…
– А что ты знаешь? И что ты можешь?
«В самом деле, что я знаю и что я могу?» – подумал я и замолчал. Сколько раз я убеждался, что с девчонками говорить невозможно: как-то у них у всех мозги повернуты набекрень. И все же хоть и сквозь туман, я, кажется, понимал, с чего это взбунтовалась Катя.
– Ты что, в самом деле тоже любишь его? – спросил я без обиняков, хотя мне было совершенно непонятно, как можно еще и Кате любить такого обормота, как Тема.
– Тоже, тоже, – передразнила меня Катя, но что «тоже» – не стала разъяснять.
Было чертовски обидно: меня, например, никто не любит, а по Теме, мало того что Лялька сохнет, убивается еще и пестрая Катя. Но почему?.. Черт их разберет почему. Тоже мне, нашли красавца!
– Ну что ж ты молчишь? – мне уже было просто любопытно, что она ответит.
– А что говорить? – огрызнулась она. – Что ты понимаешь в любви, простофиля лопоухий!..
Это уж точно: в любви я ни черта не смыслил, раз уж у меня самого все идет «наперекосых». Но вот замечание Кати насчет «простофили лопоухого» мне не понравилось.
– А что я, по-твоему, должен делать?
– Был бы настоящим парнем, знал бы что. Скоро тебе пятками уши отдавят, а ты все не будешь знать, что тебе делать…
Катя вскочила и, едва сдерживая рыдания, убежала. Я остался сидеть как оплеванный ни за что ни про что. В чем-то она, видно, была права, хоть это и выглядело как явное подстрекательство против Темы. Подстрекательство к чему? К каким действиям? А если не подстрекательство, то во всяком случае дружеский совет – не хлопать ушами…
Еще с минуту я слышал удаляющиеся шаги, потом все стихло. Я по-прежнему сидел на скамейке, обхватив голову, раздавленный своей бедой, своим горем.
Трудно сказать, сколько прошло времени. Поднявшись, медленно побрел я вдоль пустынной деревенской улицы туда, где на фоне светлого ночного неба темнел купол церкви. Неподалеку от нее в старой школе разместили девичье общежитие, а возле самой стройки, в палаточном городке поселили парней. Там меня знали и понимали. Там я надеялся найти приют и отдохновение своей измученной душе.
Но не успел я сделать несколько шагов, как дорогу мне преградили две темные фигуры. Это было настолько неожиданно, что я едва успел принять боевую стойку. Все-таки узнал, кто меня остановил. Это были те двое – мрачноватые парни, которые наблюдали за мной и Катей, когда на пристани разгружался студенческий стройотряд.
Яркий свет ударил мне в лицо, и я, ослепленный, невольно отстранившись, сказал:
– Убери фонарик.
– А то что будет? – раздался из радужной темноты грубый голос.
– Ничего не будет. Светить в глаза невежливо.
– Смотри, какой вежливый, – сказал с насмешкой тот же голос, но свет тут же погас, и я, ориентируясь только по слуху, поспешил сменить позицию.
– Слышь, парень, – донесся тот же голос. – По этому следу больше не ходи… Предупреждаем…
«Да пропади он пропадом, этот ваш «след» вместе с пестрой Катей», – хотелось мне крикнуть. Вот уж чего никогда не думал, схлопотать себе шишек еще из-за нее. Но я, ни слова не ответив парням, стоял и прислушивался, дожидаясь, когда глаза снова привыкнут к сумраку ночи.
На тропинке послышались шаги, потом все стихло. Когда я снова обрел способность видеть, никого рядом со мной уже не было.
Предупреждение
На следующее утро, едва я выбрался из палатки и «отбегал» мощную зарядку, тут же отправился в костановский промтоварный магазин выполнять поручение дяди Фрола – покупать ему рыболовные крючки. В магазине работала продавщицей дальняя родственница Аполлинарии Васильевны – славная молодая женщина Даша, которая обещала Фролу привезти специальные «лещевые» крючки. Они-то и натолкнули меня на мысль, а не пойти ли и самому на рыбалку, посидеть на берегу с удочкой, привести в порядок мысли и чувства, решить, что же мне делать дальше.
Удочки я могу взять у дяди Фрола, он всегда мне их дает. А если Даша действительно привезла ему крючки на леща – небольшие, толстенькие, с коротким цевьем, то сделаю еще и закидные донки: пойти пораньше, авось что-нибудь и попадется… Пришла мне в голову еще мысль, нет ли в магазине, куда я давным-давно не заходил, каких-нибудь часов, – просто посмотреть, прицениться. Вдруг окажется что-нибудь подходящее, не надо будет связываться с пестрой Катей…
Мне было уже стыдно за вчерашнее малодушие, когда я чуть было не решился пойти на унижение – назанимать у ребят денег и купить Ляльке этот самый «швейцарский» «Кардинал». Но… никакие подарки от меня Лялька не возьмет.
К тому же – пойди я на такое дело, сразу в своих глазах стану не лучше Темы. Оступишься всего один раз, а потом и захромаешь на обе ноги. Спекулянты будут только руки потирать от удовольствия: «Еще одного дурака охмурили».
Все это я продумал сегодня на рассвете, и, не откладывая, решил действовать.
В магазине, несмотря на раннее утро, было уже полно женщин: что-то там привезли, то ли тюль на окна, то ли гардины.
Я протиснулся к прилавку, заверил очередь, что ничего не собираюсь покупать, а только выполняю поручение, спросил у Даши:
– Фрол Иванович просил узнать насчет крючков…
Со всех сторон на меня завопили бабы:
– Погоди со своими крючками! У людей дело, а у них на уме одна рыбалка!..
– Ладно, постой минутку, – обнадежила меня Даша. – Глянь там, какие тебе надо крючки, я скоро подойду..
Подозрительные блюстительницы порядка оттеснили меня от прилавка (нужны мне их гардины как прошлогодний снег), и я, дожидаясь Дашу, отошел к соседнему отделу культтоваров, где увидел в витрине мотки лески. Для любого парня хоть посмотреть на рыболовные снасти и то радость, тем более, если собираешься что-нибудь купить.
Неожиданно меня будто прошило током: в магазин с важным, независимым видом вошел Тема. Хорошо, что я стоял за столбом, подпиравшим потолок почти у самого прилавка, и Тема меня не увидел. Да и не смотрел он по сторонам, а направился прямо к Даше с таким самоуверенным начальственным видом, что даже бабы замолкли, с лютым любопытством ожидая, что скажет этот, такой представительный мужчина.
Правда, какая-то старушенция, готовая горло перегрызть самому большому начальнику из-за поганого клочка тюля, зашипела на Тему, брызгая слюной, но Тема снисходительно улыбнулся, и бабка, следя за каждым его движением, чтобы не пробился без очереди к прилавку, заткнулась своим ядовитым шипом.
Просто удивительно, как умел Тема играть, словно великий, трижды заслуженный и четырежды народный артист… В блестящей кожаной куртке, в кожаной кепке с невообразимо широкими клапанами, пробитыми блестящими медными заклепками, Тема выглядел, как чекист тридцатых годов. Белоснежный воротничок с ярким пышным галстуком довершали его парадный вид – важного, большого начальника.
В деревне все на виду, и все все друг о друге знают. А тут – новый человек, которого и видели-то в этой кожаной кепке и кожаной куртке всего два раза: прошлой осенью и вот теперь – в начале лета, два дня назад. И оба раза не где-нибудь, а у председателя колхоза. Кто может сказать, о чем они там говорили и кто такой Тема? Очень может быть, что среди женщин, набившихся сейчас в магазин за тюлем, не нашлось ни одной, кто хотя бы краем уха слыхал, что Тема – всего лишь подрядчик – старший в бригаде «шабашников», приехавших в колхоз строить по договору новый универмаг. Воспользовался тем, что здесь его никто не знает, и пришел произвести впечатление. На кого? И зачем? Откуда у него такая уверенность в себе и такой апломб?..
Продавщица Даша подняла на Тему ясные серые глаза и, не зная, как отнестись к визиту столь представительного начальника, на всякий случай спросила:
– Что-нибудь будете проверять?
– Нет, зачем же, – великодушно отказался от ревизии Тема. – У вас покупатели… Есть ли претензии к поступившему товару? Кажется, получили какой-то дефицит?
– Да нету… Претензий… – немного споткнувшись, ответила Даша. – Торгуем гардинами… Вот, тюлем, – пояснила она таким тоном, как будто давала интервью столичному корреспонденту.
– Пожалуйста, продолжайте… Кстати, не ждете ли хлопчатобумажные мужские сорочки?
– На будущей неделе должны быть…
– Если можно, оставьте мне штуки четыре… Воротник – сорок два…
– Пожалуйста… А куда сообщить? И фамилию вашу не знаю.
– Чернов. Инспектор Чернов… Я сам к вам зайду.
– Пожалуйста, заходите…
Я едва сдерживался, чтобы не разоблачить Тему, всеми силами души сопротивляясь такому нахальному вранью. «Хорош инспектор, когда только вчера «закосил налево» керамические трубы и теперь не знает, что будет брехать в милиции…» Из своего укрытия за столбом, подпиравшим потолок, я с удивлением наблюдал, как, негромко переговариваясь и поглядывая на затянутого в кожу Тему, бабы разобрались в очереди, построившись словно гуси на водопой, как четче и уверенней замахала деревянным метром Даша, с подчеркнутой строгостью замеряя дефицитный тюль.
Великолепный Тема, «сделав ручкой» всем присутствующим, будто он – великий общественный деятель, а перед ним его любимый народ, торжественно удалился, оставив после себя запах дорогих сигар и еще более дорогих духов.
Честно говоря, у меня даже дух захватило от этого, столь блестяще разыгранного спектакля. «Вот это класс! Это действительно великий актер! Это – арап! Всем арапам арап!» – повторял я про себя, поражаясь беспримерной наглости Темы, стараясь в то же время погасить в себе точившее меня глухое чувство зависти. Что уж тут говорить, я бы, например, так не сумел. Но зачем это ему? Зачем представляться «инспектором», когда он сам наверняка за три версты обходит все инспектирующие организации?
И тут я сделал для себя самого удивительное открытие. Тема вырабатывает иммунитет, он намеренно делает себе прививки. Ему нужен тренаж, чтобы играть значительного человека, но еще больше ему необходимы защитные силы организма против тех самых учреждений, которых он сам больше всего боится!.. Занятная все-таки штука – человеческий мозг! Еще неизвестно, чего в нем больше – света и разума или таких вот темных закоулков, как в башке прохиндея Темы.
Но еще больше удивился я самому себе. Оказывается, сам я – тоже загадка! Я же могу прямо сейчас пойти в милицию и сказать: «А поищите-ка в сарае у Темы, какие там керамические трубы лежат, да заодно проверьте, есть ли у него удостоверение «инспектора», раз он сам так себя назвал… Могу сказать и… Не могу. Почему? Да потому что у меня и сейчас звенит в ушах возмущенный голос Ляльки: «Шпион! Мстишь Теме за то, что он лучше тебя! Ничтожество!»
Так вот, дорогая Ляля! Жаловаться я не пойду. Нажалуешься, а он уже сбыл или перепродал трубы, а начнут его проверять, что он за инспектор, окажется, что и книжечка у него есть: такой, как Тема, и настоящее удостоверение добудет. Какие факты у меня против него? Убейте – не знаю!.. Знаю только одно, что Тему в глазах Ляльки сразить надо наповал, иначе мне и самому на ногах не удержаться. А удержаться я обязан, не только ради себя, но и главным образом ради Ляльки.
Прячась за столбом, я склонился к витрине с рыболовными радостями и, когда он проходил по магазину, несколько переместился в своем закутке, чтобы он меня не заметил. Это мне удалось. Но тут новая неожиданность: передвигаясь в целях маскировки вдоль прилавка, я с кем-то столкнулся и хотел уже извиниться, как оказался в этой теснине за столбом нос к носу с пестрой Катей.
В первую секунду она даже не поняла, с кем столкнулась: все внимание ее было направлено в сторону двери, куда сейчас выходил Тема. И опять, как вчера вечером, у Кати было жалкое, растерянное выражение лица.
Час от часу не легче. Только слез да причитаний мне сейчас и не хватало!.. Но и тут случилось такое, что я вовсе никак не ожидал. Катя ужасно мне обрадовалась, как будто мы были старинными друзьями и ровно десять лет не виделись. Ни с того ни с сего она громко рассмеялась, схватила меня под руку и, совсем обалделого, вытащила вслед за Темой из магазина.
Теперь-то у меня не оставалось никаких сомнений: точно так, как я поехал с комсомольско-студенческим отрядом из-за Ляльки, так и пестрая Катя поехала с нами из-за Темы. Воистину, чего только не сделаешь ради денег! А может быть, и не только ради денег?.. Тогда ради чего? Даже при сильном воображении Тему красавцем не назовешь. Тогда в чем дело?.. Обходительный? Располагает мощными связями? Умеет вести дела? Да!.. Уж это у него никак не отнимешь. Это-то, видно, и привлекает к Теме не только женщин вроде Симочки, но и таких девчонок, как Лялька и Катя.
Не скрою, поведение Кати меня страшно заинтересовало: непонятные мне ее отношения с Темой могли существенно повлиять на мои отношения с Ларисой. Сообразив это, я не очень-то сопротивлялся, когда Катя «юзом» выволокла меня из магазина и с громким хохотом, продолжая держать под руку, сбежала вместе со мной по ступенькам крыльца.
Тема, привлеченный шумом, оглянулся, при виде Кати как-то нервно дернул шеей, но ничего не сказал и тем же размеренным шагом направился к своему «объекту» – возведенному неподалеку под второй этаж зданию нового универмага.
Я поднял глаза и… Должен сказать, настроение у меня несколько испортилось: со стены второго этажа смотрели на меня те два мрачноватых парня, что еще сегодня ночью предупреждали насчет Кати… Час от часу не легче! Я хотел было вырвать руку из руки своей неожиданной спутницы и пойти независимо, но не будешь же труса праздновать! Еще подумают, что и правда испугался… И я назло этим парням, назло Теме, назло самому себе, взял Катю за руку покрепче, и мы с хохотом, так, чтобы слышали и те два парня, и Тема, вприпрыжку направились к себе на стройку.
На другое утро часов в пять я был уже на реке. Мне, и правда, хотелось побыть одному, обдумать, что произошло, прикинуть, что делать дальше.
Удочки я взял у дяди Фрола, червей накопал в огороде Аполлинарии Васильевны и, едва занялась зорька, отправился на речку. Шел огородами, чтобы не попадаться особенно никому на глаза: поймаешь вместо рыбы каких-нибудь ершей – засмеют…
Место я выбрал у переката, там, где наметилась недалеко от берега быстринка, раскинул снасти и принялся ждать.
Сначала я надеялся, что попадется на крючок что-нибудь путное, но… верно сказано: «июнь – на рыбалку плюнь», поэтому, когда стали одолевать ерши, я, не снимая с крючка очередного представителя колючего племени (авось на ерша судак клюнет), задумался о своем житье-бытье, о том, что меня ждет.
С неделю я не писал маме, а она тоже работает в магазине продавцом и наверняка встречается с такими, как Тема. Может быть, что и посоветует мне? Поговорить бы с отцом, но отец у меня – моряк, ушел в загранплавание, сейчас в океане, подходит то ли к Кубе, то ли к Мексике. Братьев и сестер у меня нет. Маму тоже не хотелось бы пока посвящать в свои сердечные дела, тем более что хвастаться нечем. Насчет Ляльки она, конечно, кое о чем догадывалась, но, как сама говорила, «до Ляльки у меня нос не дорос», ей, видите ли, серьезный жених нужен. А я, выходит, несерьезный…
С Ляльки я мысленно переключился на пеструю Катю, которая со вчерашнего вечера очень даже заинтересовала меня своим отношением к Теме… Потолковать бы с нею доверительно, по-человечески, без ухаживаний. (Мои ухаживания ей наверняка не нужны.) А тут черт принес, как назло, этих двух парней. Надо же так: вчера мы с Катей на скамейке сидели, сегодня, как шальные, с хохотом из магазина выбежали. Ей это надо, чтобы Тема все видел и ревновал. А мне-то зачем? От этих парней по шее схлопотать? Знает ли Катя, что за прохиндей Тема? Или ей, так же как Симочке и Ляльке, наплевать, откуда у Темы деньги, лишь бы они были?
Раздумывая примерно так, я мысленно нет-нет да и возвращался к истории с трубами. Вот бы загребли Тему за эти трубы годика на полтора, сразу бы стало легче жить… Так ведь не загребут! Отбрешется. Вынесут «частное определение» – «поставят на вид», – милиция у нас гуманная… Хотя… С милицией тоже шутить не стоит: мы с дядей Фролом уже провели как-то чуть ли не целую ночь в городском отделении, и опять-таки по милости Темы.
Как потом оказалось, вся эта история была тонко продуманной Теминой местью. А мстил он своему бывшему шурину только за то, что тот живет на земле. Своей честностью и порядочностью Фрол доводил Тему до бешенства и толкал его на самые неожиданные, а порой и просто дикие поступки. И хоть все это произошло уже больше чем полгода назад, в памяти осталось все до мельчайших подробностей, настолько нам Тема насолил.
Город, в котором мы живем, в десятке километров от Костанова. Между нашими домами – моих родителей и Темы всего-то три-четыре квартала. Дело было поздней осенью, морозец уже остеклил лужи и небольшие водоемы. Первая метелица выбелила снегом деревья и кусты, но земля была еще теплая, и снежок этот таял на тротуарах, разводя по улицам слякоть и мокреть.
В одну из ноябрьских пятниц Фрол был у нас в городе в гостях, и мы с ним готовились в субботнее утро отправиться по перволедью на рыбалку. Для того, чтобы выехать в Костаново пораньше, договорились заранее подготовить снаряжение, проверить снасти.
Мы уже отшлифовали блесны и мормышки, убрали инструменты, вымылись под душем и сидели в домашнем одеянии – я в лыжных брюках и в свитере, дядюшка Фрол в своем рыбацком костюме неопределенного цвета и вида – что-то полувоенное – пили чай, как сейчас помню, с клубничным вареньем. И уж никак не ждали мы в этот вечер приключений, как вдруг у входной двери раздался длинный, захлебывающийся звонок. Дядя Фрол пошел открывать, и я услышал его не очень довольный голос:
– Хорош!.. Где же ты так набрендился?
Я выглянул из-за его плеча и увидел Тему в почти отключенном состоянии.
– Н… не важно где, – с достоинством сказал Тема и добавил проникновенно: – Р… ребята, доведите домой!..
Проще было бы оставить Тему у нас и никуда его не вести. Но кому охота выслушивать пьяные бредни, объяснения в любви или претензии.
– Ладно, Борька, одевайся, – скомандовал дядя Фрол, – отведем его… И, сунув ноги в чесанки с галошами, те, что приготовил к выходу на лед (в них и приехал к нам), стал натягивать полушубок.
Я тоже надел теплую меховую куртку, шапку-ушанку, и мы, подхватив Тему под руки, повели его домой. Благополучно юзом спустили с лестницы, вышли из подъезда на улицу и чуть ли не волоком потащили вдоль бульвара, отворачиваясь от любопытных взглядов сидевших на скамейках парочек, которым и ноябрьская стужа была, как говорится, не в укор.
Только я подумал: «Слава богу, плывем помаленьку», как Тема, будто услышал мои мысли, запнулся обо что-то и повис у нас на руках.
– Погоди, Боря, – остановил меня дядя Фрол. – Кажется, у него съехали штаны…
И точно: у Темы то ли на брюках пуговицы оборвались, то ли он поясной ремень не затянул, но именно съехавшие вниз штаны не давали ему идти. Мы их поддернули и двинулись дальше, но штаны опять катастрофически поехали вниз.
– Давай, положим его на скамейку, застегнем как следует и тогда уже двинем дальше, – предложил дядя Фрол.
Тема не возражал, охотно вытянулся на скамейке, видимо решив, что он уже дома.
Когда все пуговицы были застегнуты и ремень подтянут, на весь сквер раздался вдруг заливистый милицейский свисток.
Сначала мы с дядей Фролом и внимания на него не обратили, но, оказалось, свистели нам…
Перед нами, как из-под земли, вырос молодой милиционер с очень строгим лицом и требовательно сказал:
– Предъявите документы!
– Какие могут быть у нас документы? – добродушно ответил дядя Фрол, и его светлые брови полезли вверх к меховому козырьку. – Живем мы вон за тем углом в Лесном переулке, ведем подвыпившего свояка к нему домой.
– Так свояков не водят, – отчеканил милиционер и, наклонившись к мирно дремавшему Теме, спросил:
– Вы знаете этих людей?
– Первый раз вижу, – подозрительно ясным голосом ответил Тема.
– Что ж ты дурака валяешь? – попытался урезонить его дядя Фрол, но милиционер не дал ему договорить:
– Насчет свояка не получается…
– Не получается, – как эхо подтвердил Тема.
– Скотина ты пьяная! – только и сказал ему дядя Фрол.
– Не оскорбляйте! – остановил его милиционер. – Грабят человека, еще и оскорбляют!..
– Еще и оскорбляют! – снова, как попугай, повторил Тема.
– Да ты что, разыгрываешь нас, что ли? – возмутился дядя Фрол. – Нам завтра вставать чуть свет на рыбалку, сейчас давно пора спать, а тут канителься с тобой!
– Насчет рыбалки придется подождать, – сказал милиционер и, наклонившись к Теме, спросил:
– Вас раздевали?
– Раздевали.
Тема так мотнул головой, что она у него чуть не оторвалась, после чего бессильно свесилась на грудь. Дядя Фрол даже руками развел.
– Да что же это такое! Что он за чушь несет? Он же сам пришел ко мне и попросил: «Доведите домой!»
– Сам попросил? – милиционер саркастически усмехнулся. – Ну это уж вы мне не рассказывайте!.. Деньги у вас были? – обратился он к Теме.
– Были!
– Сколько?
– Триста восемьдесят шесть рублей!..
– Что ж ты врешь? – совсем уже обозлился дядя Фрол. – В жизни ты такие деньги с собой не носил, все норовишь на чужой счет выпить!
– Были! – с пьяным упрямством завопил Тема. – Триста ше… ше… – Дальше у него не получилось, и он, зашипев, как спущенная шина, неожиданно сладко всхрапнул.
Милиционер что-то сказал в переговорное устройство, висевшее у него на груди, точным движением вскинул руку к козырьку и по-деловому предложил:
– Пройдемте в отделение милиции…
Неизвестно откуда подкатила крытая машина с окнами в крупную клетку, и мы полезли в нее в своем одеянии, не самом подходящем для официальных визитов. Милиционеры затолкали в машину и Тему.
Злые, с превеликой досадой сели мы на боковую настывшую лавочку, усадили Тему между собой. Напротив нас сел молодой милиционер и такой же молодой прибывший с машиной сержант.
ГАЗ-69 лихо рванул с места и помчал нас прямым ходом в отделение милиции. Времени было уже около двенадцати, а вставать на рыбалку намечали не позже шести. Тут же выходило, что раньше, чем до утра, нам со всей этой канителью не разделаться. История, начавшаяся так невинно, принимала скверный оборот.
Надо было срочно что-то предпринимать. И дядя Фрол придумал.
– Пожалуйста, – вежливо сказал он, – как только приедем в отделение, позвоните вот по этим телефонам. Пусть вам ответят и установят наши личности.
– А они там все заодно, – изрек вдруг ясным голосом дремавший между нами Тема.
Оба милиционера молча посмотрели друг на друга.
– Я тебе покажу «заодно»! – сказал дядя Фрол и от великой досады двинул Тему локтем в бок.
– А-а-а-а! – заорал Тема. – Убивают!..
Сержант сказал:
– И это отягчающее вашу вину рукоприкладство будет занесено в протокол.
– Я ему еще не так приложу! – пообещал совсем уже разнервничавшийся дядя Фрол.
– Ах, так вы еще и угрожаете? – сказал сержант.
– Он мне всю жизнь угрожает, – поддержал его Тема.
Дядя Фрол не успел ответить: машина подкатила к дому, на фасаде которого светилась вывеска: «Милиция». Мы выбрались из «газика» и всей честной компанией ввалились в дежурную комнату. Сержант доложил сидевшему за стойкой капитану.
– Все, что в карманах, – на стол, – приказал капитан. – Местность осмотрели?
