Текст книги "Самая сладкая ложь (СИ)"
Автор книги: Анастасия Эльберг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 33 страниц)
– Мне до сих пор нравится твоя ложь, – сказал он, обращаясь к невидимому собеседнику, и переломил иглу пополам.
… Увлеченная вязанием Берта не сразу заметила хозяина дома, но, увидев его, поспешно поднялась. Она приблизилась к нему и взяла за руки.
– Слава Богу, сэр, – сказала она. – Слава Богу!
Он обнял ее за плечи.
– Не волнуйтесь. Вы же знаете, что я могу пережить все.
– Если бы я знала, то не волновалась бы!
– Не стоит делать из этого мелодраму. Давайте лучше выпьем чаю.
Берта отстранилась и возмущенно посмотрела на него.
– Чаю? Вы не прикасались к еде три дня!
– Только не это! Вы смотрели на часы?
– Никакого чая, – упрямо заявила Берта. – Если хотите, я присоединюсь к вам. Но никакого чая до тех пор, пока вы не поедите как следует!
Константин вздохнул и поднял руки.
– Хорошо. Но потом не говорите мне, что в моей бессоннице виноват я сам.
Глава 25
Марику Константин узнал сразу. Не только потому, что она не изменилась, но и потому, что решила надеть то самое платье, в котором она была в день их последней встречи. То есть, в день бракоразводного процесса. Это было маленькое черное платье в стиле мадемуазель Шанель. Оно не выглядело вечерним: на его, Константина, взгляд, оно лучше подходило для церемоний вроде похорон. Впрочем, для бракоразводного процесса оно тоже сгодилось. Теперь Марика решила, что было бы неплохо выйти в нем в свет.
К столику она приблизилась нарочито медленно и окинула сидевшего Константина ленивым взглядом. Она посмотрела на нетронутую бутылку вина, перевела взгляд на почти полную пепельницу и чуть заметно покачала головой.
– Добрый вечер, – проговорил Константин, посчитавший нужным нарушить молчание. – Ты припозднилась.
– Пришлось задержаться на работе, – ответила Марика и заняла место напротив.
Собеседники замолчали и снова посмотрели друг на друга.
– Как ты постарел, – наконец, сказала Марика.
– Увы, с годами люди не молодеют. Чего не могу сказать о тебе. Ты великолепно выглядишь.
– Я похудела на пять килограмм. – Она улыбнулась. – Впрочем, я бы не сказала, что они мне мешали.
– Ты будешь что-то заказывать? Или сначала выпьем?
Марика опять посмотрела на бутылку вина.
– Можно и выпить, – произнесла она. – Хотя я в последнее время практически не пью. Да и с сигаретами я завязала. Я хочу, чтобы мой ребенок родился здоровым.
Константин поднял на нее глаза.
– Ребенок? Ты беременна?
– Нет. Но я об этом подумываю.
– Твои мечты изменили свое направление. Конечно, прошло целых…
– Это не зависит от того, сколько времени прошло. Это зависит от человека, который рядом.
– Во всяком случае, я рад за тебя. Ну, за встречу?
Марика подняла бокал и кивнула в знак согласия.
– За встречу. Надо признать, седина тебе идет. Надеюсь, у тебя все в порядке со здоровьем?
– Язва, мигрень, сердце, ревматизм, давление. Все отлично.
Она взяла меню и начала просматривать его без видимой заинтересованности.
– Господи, ты совсем себя не бережешь, – сказала она. – Ты не изменился, знаешь?
– Вы хотите сделать заказ?
Константин посмотрел на официанта, который достал из кармана брюк небольшой зеленый блокнот.
– Рыбу для леди и греческий салат для меня. И поменяйте пепельницу. От ее вида меня тошнит.
Официант снял с подноса чистую пепельницу, забрал полную и удалился.
– Греческий салат? Это твой ужин? – поинтересовалась Марика.
– Я не ем на ночь. У меня бессонница.
– Сердце, мигрень, язва, давление, ревматизм, бессонница. Есть что-то, что у тебя не болит?
– У меня болит даже душа. Но в последнее время все реже и реже.
Константин закурил в очередной раз, и Марика с отвращением прикрыла ладонью нос.
– Расскажи мне о себе, – попросил он. – Мы долго не общались. Ты планируешь завести ребенка, это я уже понял. Как давно ты вышла замуж?
– Я не замужем, – ответила она коротко и усмехнулась. – У меня до сих пор травма. Я решила взвесить все «за» и «против», и пока не тороплюсь.
– Это тот самый агент по продаже недвижимости? Я слышал, что он моложе меня на несколько лет.
Марика достала из сумочки маленькое зеркало и бегло оглядела прическу.
– На три года, – уточнила она. – Он неудачник, у него нет ни денег, ни самолюбия. Но мне уютно с ним. Он меня не подавляет.
Марика подняла голову и посмотрела ему в глаза. Взгляд Константина был спокойным и изучающим, в нем не было ни обиды, ни злости, ни разочарования. Это был совершенно пустой, как казалось, взгляд. Тот самый, который ей не удавалось выдержать никогда. Марика опустила глаза.
– Зачем ты меня сюда позвал? – задала она очередной вопрос.
– Мне хотелось с тобой встретиться. Посмотреть на тебя. Спросить, чем ты живешь. Я скучал.
Официант принес заказ, и Марика принялась за рыбу. Константин подхватил пару крошечных помидор, оглядел тарелку и отложил вилку. Его собеседница от отсутствия аппетита не страдала. Она ела медленно, методично отделяя от рыбы кости, и изредка прерывалась для того, чтобы сделать глоток воды.
Ребенок? Ты беременна? Нет, но я об этом подумываю.
Мысли о том, почему она не хочет детей, были самыми болезненными, и преследовали Константина дольше всех. Дети – это то, что должно связывать супругов, то, вносить в их жизнь новое, особое ощущение единства. Аргументом Марики были разговоры о том, что ребенку нужен человек, который будет рядом. А отец, который работает двадцать четыре часа в сутки, хорошим не является.
Но после долгих и мучительных размышлений Константин пришел к выводу, что причина была глубже. Марика не хотела иметь детей потому, что дети привязали бы ее к нему. Время, проведенное в браке с ним, было для нее борьбой. Борьбой между желанием быть свободной и желанием покориться его воле. Вот только оба желания были одинаково сильны, и она никак не могла выбрать, в какую сторону бежать. Появление ребенка означало бы капитуляцию на одном из фронтов. А этого она допустить не могла. Константин думал о том, что ее вдохновлял сам факт этой борьбы, эти метания как таковые. Она черпала из них что-то, что было для нее жизненно важно. Впрочем, какое это теперь имеет значение?
– От десерта ты тоже откажешься?
Константин поднял глаза, отвлекаясь от мыслей.
– От десерта? Нет, пожалуй, я присоединюсь к тебе. Если, конечно, это будет что-то легкое.
– Творожный пирог тебя устроит?
– Отличная мысль.
Марика подозвала официанта и сказала ему, что он может убрать со стола и принести десерт.
– Как у тебя дела на работе? – спросила она, наполнив стакан водой из принесенного графина.
– Все хорошо. Я добился того, к чему стремился.
– Не припомню, чтобы я слышала от тебя другие фразы. А меня повысили, представляешь.
– И как же ты планируешь заводить детей с плотным графиком?
– Для этого у меня есть мама. Я буду сидеть дома три года. Думаю, трех месяцев будет достаточно.
– Понимаю, – кивнул он. – Она уже давно мечтает о внуках. Ты немного изменила прическу?
Марика провела ладонью по волосам.
– Да. Я решила, что хочу перемен. Кроме того, та прическа ассоциируется у меня… с плохими временами.
– Женщинам проще решать проблемы. Новое платье, прическа, макияж – и совсем другое настроение.
– Ты, разумеется, и не думаешь устраивать свою личную жизнь?
Рука Константина снова потянулась к сигаретной пачке, но в последний момент он передумал и отодвинул ее от себя.
– Не думаю, что мне следует обсуждать это с тобой.
Марика улыбнулась и понимающе кивнула.
– Действительно. Личную жизнь ты можешь обсуждать с кем угодно, но только не со своей бывшей женой. Ты пригласил ее на ужин из спортивного интереса.
– Приятного аппетита, дорогая.
Марика некоторое время рассматривала принесенный десерт.
– Выглядит очень вкусно, – проговорила она.
– Ты можешь забрать и мою порцию. У меня нет аппетита. – Константин все же закурил, подвинув к себе пепельницу. – Знаешь, впервые в жизни я пришел на встречу с кем-то, не продумав диалога. И вот теперь я не знаю, что сказать. Точнее, у меня есть миллион слов, но я вряд ли скажу даже несколько.
Она взяла десертную вилку, не поднимая глаз от еды.
– И все же… у тебя что-то случилось? – спросила она, после чего добавила с легкой усмешкой: – В личной жизни?
– Сделай одолжение, прекрати этот фарс.
Марика подцепила вилкой кусочек десерта и уже поднесла его к рту, но остановилась.
– Знаешь, по-моему, весь этот разговор, в конце концов, перерастет в один большой фарс, – сказала она. – Я не помню, когда у нас с тобой были иные разговоры. Это было очень, очень давно. В прошлой жизни.
– Тогда давай вспомним разговоры из прошлой жизни, и фарса не будет. Во всяком случае, у меня для этого нет настроения.
– У меня, конечно, есть настроение, особенно после рабочего дня. – Марика проглотила кусочек десерта и взяла салфетку. – Итак, ты хотел сказать мне миллион слов. У меня есть две порции десерта, так что ты вполне можешь сказать даже два миллиона. Или ты уже не хочешь ничего говорить?
Константин, посмотрев на нее, тоже взял салфетку и сжал ее в пальцах.
– Недавно я разбирал вещи в шкафу и наткнулся на письма. Ты их помнишь?
На губах Марики впервые за вечер промелькнула искренняя и теплая улыбка.
– Помню, – ответила она. – Мы их писали друг другу, а потом прятали под подушку. Я говорила тебе, что лучше использовать для этой цели красивую тетрадь и писать там по очереди, но ты не соглашался и говорил, что листы для писем выглядят романтичнее.
– Я говорил, что они выглядят эстетичнее, – поправил Константин. – Я прочитал несколько, и…
Марика нахмурилась.
– Я понимаю. Не стоит это озвучивать.
Он отложил салфетку и взял бокал с водой.
– Надеюсь, открытка тебе понравилась? Если ты помнишь, о чем я.
– Да. Тогда я плакала две недели подряд. Мне кажется, так долго я не плакала ни разу в жизни.
– Я всегда думал, что слезы – это путь к исцелению. Если человек плачет, то отчаяние уже отступило, и он просто жалеет себя, а это уже что-то, не пустота. А бывает иначе. Бывает, что тебе так плохо, будто ты вот-вот умрешь. А слез нет и нет, они куда-то подевались. И ты думаешь: да где же они, эти слезы? А потом решаешь: ну и черт с ними. Я справлюсь и без них. Я все равно сильнее. – Константин задумчиво провел ладонью по щеке. – Мы договорились не поднимать эту тему. Я увлекся. Прости.
Марика отставила в сторону тарелку.
– Ну… а что там с письмами? – спросила она.
– Я перебрал их, перевязал лентой и сложил в шкатулку для писем. Второй десерт тоже твой, не останавливайся на достигнутом.
– Нет, спасибо. Я и так съела больше, чем достаточно. В последнее время я мало ем. Да и после рабочего дня практически нет аппетита. Остается одна усталость.
– Может быть, в таком случае мы отправимся домой?
– Только допьем вино. Думаю, тут осталось на пару бокалов.
Константин в очередной раз наполнил бокалы и отдал один Марике.
– За то, чтобы старые письма всегда были в полном порядке и лежали на том месте, где мы могли бы их найти, – сказал он.
… Марика остановилась возле машины и достала из сумочки сотовый телефон.
– Закажу такси, – сказала она и посмотрела на часы. – Сегодня я без машины.
– Подожди немного.
– Ты хочешь предложить мне альтернативный вариант?
Константин запахнул плащ; легкий ветерок, который начался после обеда, теперь грозил перерасти в настоящий ураган.
– Я подвезу тебя.
– Это большой крюк, я сейчас живу в другом конце города.
– Я хочу еще немного побыть с тобой.
Марика вздохнула, но вернула телефон на место.
– Прошу тебя, не надо этого говорить. Ты ведь знаешь, что это просто отголоски привычки.
– Если бы это было привычкой, то я бы от нее избавился. Но привычки не снятся по ночам. И имя привычки никто никогда не говорит во сне, когда рядом спит другая женщина.
– Я прошу тебя, хватит. – Она снова открыла сумочку. – Я закажу такси.
– Нет, ты не будешь заказывать такси! Господи, какие слова я должен сказать, чтобы ты меня поняла? Посмотри на меня. – Он взял ее руки. – Если бы я тебя не любил, дал бы я тебе тогда идти?
Марика помолчала пару секунд, изучая его лицо в свете луны.
– Я ушла сама, Константин. Я этого хотела, понимаешь?
– Но ведь это же… черт. – Он повернулся к ней спиной. – Я не знаю, что я должен тебе сказать. Я не могу так жить. У тебя никогда не было чувства, будто… у тебя отобрали что-то жизненно важное, но выбора у тебя нет, и ты должна продолжать жить?
– Было. Давно. Тогда, когда у меня был мой муж, а не тот, другой, в мыслях которого была только работа.
– У тебя будет все, что ты хочешь. Разве так не было раньше? Я читал твои мысли, выполнял каждый каприз. Я буду проводить с тобой каждый вечер. Каждую ночь. Я умоляю тебя, дай мне еще один шанс.
– Я давала тебе много шансов. Но тебя волновала исключительно твоя карьера. Может быть, ты и читал мои мысли, но ты не замечал, как я плачу в подушку. Ты уходил из дома в шесть утра, приходил в десять вечера и падал с ног от усталости, забывая поужинать. Ты не говорил мне ни слова, когда я стала отказываться от твоих подарков. Ты не сказал мне ничего даже тогда, когда у меня появились другие мужчины! Я хорошо помню, что это была за жизнь. И я не хочу такой жизни. Меня устраивает та жизнь, которой я живу сейчас. Давай будем взрослыми людьми. Невозможно вернуть былых чувств. Я знаю, что тебе больно. И, поверь, мне сейчас не легче.
– Ты хочешь, чтобы я встал перед тобой на колени?
Марика удивленно подняла брови, посмотрев на то, как Константин опускается к ее ногам.
– Боже мой, встань! – Марика взяла его за руки и помогла подняться. – Это слишком!
– А что же тогда не слишком? Как я могу заставить тебя понять, что то, о чем я говорю – правда, от первого до последнего слова?
Марика провела языком по пересохшим губам.
– Дай мне сигарету, пожалуйста, – попросила она.
Константин посмотрел, как она закуривает.
– Знаешь, вчера, когда я нашел эти письма, я прочитал то самое, в котором я описываю нашу первую брачную ночь. Я прочитал один абзац, а потом понял, что могу рассказать это наизусть. Я помню, как нес тебя на руках, как мне мешало твое пышное платье. Я помню, как тебя раздевал. Моя уверенность в себе куда-то испарилась, я думал, что могу быть слишком грубым. Ты казалась мне чем-то, сделанным из воздуха, чем-то, к чему нужно прикасаться с такой осторожностью, на которую не способен ни один смертный. Я думал о том, что ты со мной сделала, и ответа не находил. У меня словно… что-то появилось внутри. То, что оживает только тогда, когда ты рядом. – Он достал сигарету, помял ее в пальцах. – Если бы в нашу память можно было встроить видеокамеру, получился бы неплохой фильм.
Марика отвернулась.
– Ты ведь знаешь, что я не смогу сказать тебе «нет», – проговорила она тихо.
– Потому что я не хочу, чтобы ты говорила «нет». Посмотри на меня. – Он осторожно сжал ее лицо в ладонях. – Я люблю тебя. Если захочешь, я повторю эту фразу сто, тысячу, миллион, бесконечность раз. Я хочу быть с тобой. Ты – единственная женщина на этом свете, которая мне нужна. Я устал искать твое лицо в толпе чужих лиц, устал от пустых попыток найти хотя бы часть тебя в других женщинах. У меня есть все. Но пока у меня нет тебя, то я беднее самого бедного человека на свете.
Константин прикоснулся к ее губам, сначала легко, будто пробуя на вкус, а потом более уверенно, и Марика ответила на поцелуй, скользнув руками под его плащ. Но через пару секунд она отстранилась.
– Здесь полно народу! – сказала она с отвращением. – Ты знаешь, что я не люблю подобное поведение на людях!
– Почему бы нам не поехать ко мне?
– Лучше ко мне. Асаф укатил в командировку. Вернется в начале следующей недели. И ты сможешь посмотреть, как я живу.
… Марика включила свет в прихожей и, оглядевшись, сняла пальто.
– У меня тесновато, – сказала она. – Но тебе должно понравиться.
Она кивнула самой себе и, присев на небольшой табурет, начала снимать сапоги. Константин повесил плащ и осмотрелся.
– Действительно, уютно, – согласился он. – Чем-то похоже на мою старую городскую квартиру.
– Ты бы согласился переехать обратно в город?
– Только если это будет двухсотый этаж, где не будут слышны звуки с улицы.
Марика рассмеялась и поднялась, расстегивая жакет, но гость остановил ее.
– Что? – спросила она удивленно.
– Позволь… дальше я сам.
– Да, конечно. Я помню, просто… это было так давно.
– Пойдем. Здесь прохладно.
Марика взяла Константина за руку.
– Я не хочу включать свет, – сказала она. – Я перестала любить искусственный свет. Но зато у меня есть свечи. Хочешь, я зажгу?
– Хочу. Но не сейчас.
Константин обнял ее и провел рукой по ее спине в поисках «молнии», но Марика снова взяла его за руку и провела вглубь комнаты.
– Я чувствовала, что все так закончится, – сказала она. – И все равно пришла, черт возьми.
– А я был уверен в том, что все так закончится. Думаю, и ты тоже. Иначе бы ты осталась дома. Верно?
– Верно. – Она присела на край кровати. – Иди ко мне. Пожалуйста.
– Но ведь я еще не сказал тебе, как сильно тебя люблю.
Марика недоумевала пару секунд, глядя на то, как ее гость второй раз за этот вечер отпускается перед ней на колени, но на этот раз не от безысходности.
– Он, – Константин сделал многозначительную паузу, – не целует тебе ноги?
– Нет. Он считает, что это унизительно.
– Глупец. Иногда одним лишь жестом можно передать то, чего словами не передать никогда.
Глава 26
Забытые ощущения обычно возвращаются медленно, шажок за шажком, и в этом есть что-то издевательское, потому что хочется испытать все и сразу. Именно такого возвращения ожидала Марика; первые несколько минут она медлила, прислушиваясь к себе и размышляя о том, правильно ли поступает. Но был ли смысл размышлять об этом? Пути к отступлению были отрезаны еще тогда, когда она приняла приглашение. Она не сомневалась, не мучила себя выдуманными доводами, а просто согласилась.
Почему она это сделала? Она была уверена в том, что за семь лет к этому человеку у нее выработался стойкий иммунитет, и его слова не действуют на нее так, как раньше. Но она согласилась. Зачем? Ей надоела теперешняя жизнь, а Константин позвонил как раз вовремя – и вот она, эта возможность бездумно броситься в другую сторону? Этот поступок казался Марике насквозь женским и совершенно нехарактерным для нее. Никогда, даже во время самых тяжелых периодов в своей жизни, она не позволяла себе искать утешения в объятиях мужчин. Тем более, бывших мужчин.
Хотя Константин, конечно, имел особый статус. Почти всех своих бывших мужчин Марика по праву считала не то чтобы недомужчинами, но людьми, которые не подходят ей по стилю жизни и складу характера. Ее мужчина должен был быть таким же упорным, сильным и стремительным, как она, он не должен ей ни в чем уступать. Они должны дополнять друг друга, поддерживать в моменты слабости, радоваться в те периоды, когда улыбается удача. Константин выделялся из этого стада. Он даже не был его частью.
Марика до сих пор не могла сказать с полной уверенностью, по какой причине распался их брак. По причине того, что она не смогла найти в нем идеал? По причине того, что он, несмотря на мягкое отношение к ней, был сильнее? По причине того, что в тот момент, когда он больше всего нуждался в ней, она расценила это как слабость?
Константин имел особый статус. Имел? Имеет?
Константина вполне можно было сравнить с другими мужчинами – благо, Марике было, с чем сравнивать. При желании она могла бы создать собирательный образ идеального мужчины. Идеальным ее бывший муж не был, хотя к идеалу был близок. В нем была другая деталь, казалось бы, маленькая и незаметная, но такая важная для женщины. Она не только не боялась чувствовать себя слабой рядом с ним, но и впервые – да и, наверное, единственный раз в жизни – осознавала, что ей это нужно. Он не пускался в объяснения, не докучал предложениями помощи. Он просто был рядом. Так делали многие из ее мужчин, но она чувствовала себя спокойно только тогда, когда речь шла о нем. И этого она не могла найти ни в ком, хотя склад ее ума не позволял ей верить в «единственных».
… В тот вечер, когда они встретились впервые, Константин не произвел на нее особого впечатления. То есть, впечатление он, конечно, произвел: он выглядел снобом, таким, которые считают свой вкус и свои манеры идеальными и не снисходят до людей, уровень коэффициента умственного развития которых находится ниже отметки в сто сорок единиц. Кроме того, он был пьян, а Марика на дух не переносила пьяных мужчин. Высокомерное и самодовольное выражение его лица – «я все равно умнее и успешнее вас, и меня не волнует, что вы об этом думаете» – дополняло картину. Марика решила, что он либо сын богатого отца, либо финансист в начале своей карьеры, как раз в тот период, когда амбиции еще не полностью направлены в русло практических достижений. О своей работе он рассказал ей только через несколько месяцев, причем без особого желания и только потому, что она упрашивала его это сделать. И своим рассказом поверг ее в легкий шок.
Сначала встречи с Константином были для нее глотком свежего воздуха – она получала возможность отвлечься от мыслей по поводу неудачно закончившегося романа. Выяснилось, что новый знакомый имеет полное право на высокомерное поведение (которым, впрочем, нередко грешила и она): широта его кругозора и уровень его интеллекта внушали уважение, и Марика могла сравнить этот уровень со своим, чего раньше никогда не делала – за ненадобностью. Константин был так же умен, как и она, а, может, даже и умнее, но впервые ее не раздражал факт того, что мужчина в чем-то ее превосходит.
Они бродили по городу, разглядывая витрины магазинов, иногда заходили туда для того, чтобы сделать пару нужных, а порой и совершенно бессмысленных покупок и обсуждали все темы на свете. Очень скоро Марика уверилась в том, что с этим человеком она может говорить свободно о чем угодно, и он ее поймет. Если бы она верила в такую глупость, как дружба между мужчиной и женщиной, то ее другом стал бы Константин, ибо более подходящей кандидатуры найти было нельзя. Иногда Марика поднимала личные темы – к примеру, рассказывала о своем бывшем мужчине. Константин не говорил о том, что ему не нравится это обсуждать, но был немногословен и старался перевести разговор на другую тему в первый же удобный момент.
Больше всего в «единственном кандидате на пост мужчины-друга» Марику удивляло то, как он себя держит. Константин вел себя с ней вежливо, так, как, наверное, вели себя с дамой аристократы викторианской эпохи. Он подавал ей руку, когда она выходила из машины, подвигал ей стул в ресторане, открывал дверь магазина или кафе, пропуская ее вперед. И при этом никогда не делал даже намека на то, что им надо стать ближе. В какой-то момент у Марики промелькнула мысль о том, что он предпочитает мужчин, но мысль эта ее насмешила.
Когда Марика показала Константину свою диссертацию, он отреагировал неожиданно: попросил объяснить ему некоторые связанные с финансами темы. Марика согласилась, и они принялись за дело уже на следующий день. Она принесла в уютное кафе несколько книг по финансам и примерила на себя роль преподавателя. Сначала ей казалось, что подобная просьба – это всего лишь повод для того, чтобы стать ближе, но она ошибалась. А через некоторое время спросила своего «студента», изучал ли он экономику и финансы до этого – при его занятости было невозможно освоить такое количество материала самостоятельно. В ответ на это Константин покачал головой, ответив, что его просто интересует финансовая сфера, а потом признался, что когда-то подумывал поступить на заочное отделение экономического факультета. Марику это не удивило, и она считала, что он преуспел бы: новую информацию Константин схватывал налету, а если чего-то не понимал, то достаточно было объяснить ему еще раз.
Марика всегда считала себя прилежной студенткой: об этом говорил и отличный диплом бакалавра, и степень магистра, которую она планировала закончить не хуже, но его упорство и усидчивость каждый раз поражали ее. С такими подарками природы, как великолепная память и умение воспринимать большое количество новой информации, он мог бы стать лентяем, полностью положившись на эти дары, как делают многие. Но он с такой педантичностью делал все задания, так упрямо докапывался до сути во всех непонятных темах, что Марика даже немного завидовала ему.
Она влюбилась в него гораздо раньше, чем осознала, что влюблена. Это произошло незаметно – так, как приходят день и ночь, по велению каких-то природных сил. Ей было так легко с ним, что порой она ощущала его частью себя, кем-то, кто дополняет ее. Она все чаще ловила себя на мысли, что ее восхищают некоторые черты его характера и видела в этом стимул для того, чтобы развить их и в себе. Константин притягивал ее тем, что в нем все было равновесно: духовное гармонировало с интеллектуальным и физическим, и он тщательно поддерживал это равновесие, уделяя всем областям должное внимание. Все в нем было естественно, без единого намека на фальшь, хвастовство, бахвальство. Он был полон чувства собственного достоинства, уверенности в себе, но при этом никогда не изменял своей вежливости. Эта сила и подкупила Марику: спокойная, казавшаяся бесконечной, как океан, подпитываемая изнутри, а не такая, которую черпают из окружающих. Константин был состоявшимся человеком, отдельной ячейкой, которая хоть и находится среди других ячеек, но имеет твердое, как сталь, ядро, на которое нельзя воздействовать снаружи.
Пару недель Марика размышляла о том, стоит ли ей первой заговаривать о своих чувствах. Впервые в жизни она боялась ответа «нет». Точнее, впервые в жизни она задумалась о том, что мужчина может ей так ответить. В том, что Константин влюблен в нее как мальчишка, она не сомневалась: он умел скрывать усталость, головную боль и плохое настроение, но это у него скрывать не получалось. Она выключала свет в спальне и долго лежала без сна, думая о том, что в последнее время ей хочется оставить учебники по финансам и поцеловать его – и от этих мыслей внутри оживало что-то щемящее и сладкое. Пару раз Марике в голову приходила мысль о том, что при всех его знаниях, интеллекте и способностях он окажется плохим любовником. Но в это она не верила, ибо знала: плохие любовники – это либо выдумка неумелых любовниц, либо результат близости без любви.
Когда после долгой болезни Марика решила пригласить Константина к себе домой, то весь день провела в приготовлениях. Был перерыт весь гардероб, были выпотрошены все коробки с обувью. Наконец, Марика краем глаза заметила в шкафу купленное пару месяцев назад платье, которое еще ни разу не надевала – оно было слишком вызывающим. Она достала платье, оглядела его и после недолгих раздумий остановила выбор на нем. Потом она возвращалась к этому моменту и думала, что была слегка не в себе. Во всяком случае, когда она открывала дверь своему гостю, ее легонько потряхивало – то ли от предвкушения того, что будет дальше, то ли от волнения.
Наверное, в тот момент она и Константин испытали то же самое: непреодолимое притяжение, напоминающее электрический разряд. Марика уже забыла про приготовленный ужин, и в ее голове носилась только одна мысль: почему они тянули, находили какие-то отговорки, откладывали момент, которого оба так ждали? Зачем она так долго выбирала платье, ведь она могла открыть ему дверь без одежды, и он бы понял все, что должен понять? А он целых полчаса отглаживал свой воротничок специально для того, чтобы ее подразнить? Ей мучительно хотелось схватить его за рубашку и рвануть так, чтобы пуговицы разлетелись по полу, но Марика этого не сделала. Она медленно расстегивала пуговицы одну за другой, глядя ему в глаза, и пыталась осознать, что происходящее реально, а не является плодом ее воображения.
На вопрос о том, что являет собой хороший любовник, Марика вряд ли смогла бы дать конкретный ответ. Тот, кто чувствует женщину, понимает, что ей надо, без слов, думает сначала о том, что доставляет удовольствие ей, а потом уже себе? С того вечера к этому списку прибавился еще один критерий, о котором Марика до этого не думала.
Ощущения в процессе занятия любовью представлялись ей волной, которая то поднимается, то опускается, в конце концов, достигая своего пика. Но ей никогда не приходилось испытывать ощущение, которое можно было бы назвать вторым дном, путем к чему-то, что находится выше пика этой волны.
В первый раз, как ей показалось, Константин был немного нетерпелив, но для нее приоткрылась завеса над этим ощущением. Марика и не представляла, что такое возможно: каждый раз, когда она прижималась к нему и сосредотачивалась на ощущениях в стремлении сохранить их хотя бы на пару минут, внутри открывалось что-то новое, по глубине не сравнимое с испытанным раньше. Марика вряд ли нашла бы слова для того, чтобы описать эти ощущения. Она могла только восстановить в памяти обрывки, которые без труда складывались в цельную картину и заставляли испытать это чувство снова.
Она помнила, как откидывала голову на подушку, подставляя поцелуям шею и не убирая с лица растрепавшиеся волосы, просила его не останавливаться, хотя через долю секунды уже пыталась увернуться и умоляла его: «Пожалуйста, не надо, еще чуть-чуть – и я точно сойду с ума!», а потом мешала венгерский с польским, говоря сущую бессмыслицу. Когда же Константин, которого она уже несколько раз за эти долгие – сколько же прошло? – минуты успела назвать и мучителем, и чудовищем, и любимым, позволил ей разбить стены этого бездонного лабиринта, она прикусила губу до крови, безуспешно пытаясь сдержать рвавшийся наружу крик, и на несколько секунд потеряла сознание. Он изучал ее лицо – изучал так, будто смотрел на самую красивую в мире картину – после чего наклонился к ней и поцеловал.
– Я не испытывал подобного ни с одной женщиной, – сказал он, и Марика, которая в другой момент сочла бы эту фразу верхом пошлости, если не откровенной ложью, безмолвно кивнула. Она бы могла ответить ему то же самое, но сил для того, чтобы говорить, у нее не было – она чувствовала себя абсолютно опустошенной. Что не мешало ей думать о том, что это будет длинная ночь, и она не испытала и малой доли того, что ей предстоит испытать.
Потом они лежали, обнявшись, целовали друг друга, смеялись, пытались поправить простыни, лазали под кроватью в поисках затерявшихся подушек. Марика говорила, что надо хотя бы ради приличия взглянуть на приготовленный ужин, а, может, даже и перекусить. Константин просил ее решить, кем же он для нее является – чудовищем, мучителем или любимым, шутил насчет ее лингвистических познаний и демонстрировал расцарапанные плечи. Марика продемонстрировала прокушенную губу и пригласила гостя на кухню – отдать должное ужину.
