Текст книги "Самая сладкая ложь (СИ)"
Автор книги: Анастасия Эльберг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 33 страниц)
Глава 8
Женщина в белом халате несколько секунд удивленно смотрела на своего пациента, а потом перевела взгляд на букет, который он держал в руках. Наконец она встрепенулась и поднялась навстречу.
– Здравствуйте, Константин, – сказала она. – Как вы себя чувствуете?
– Великолепно, – ответил тот. – Это вам. Как я и обещал.
Она взяла цветы и рассмотрела их.
– Где вы нашли гвоздики?
– Это будет моим маленьким секретом, – ответил Константин, занимая одно из кресел у стола доктора. – Прошу прощения, я припозднился. Меня задержали дела. Надо найти вазу для цветов, вы так не думаете? У вас есть ваза?
Доктор оглядела свой кабинет.
– Не думаю, – сказала она печально. – Но я найду выход из положения.
С этими словами она вышла и через некоторое время вернулась с вазой в руках. Ваза подозрительно напоминала медицинский сосуд, но гвоздики смотрелись в ней очень естественно.
… Виолетта Ля Пьер, выпускница университета Сорбонны, врач-невролог, очаровала своих коллег сразу же после того, как переступила порог будущего места работы. Доктор Ля Пьер выглядела кем угодно, но только не врачом. Для врача она была слишком красива. Француженка по матери и арабка по отцу, свое детство она провела в Ливане, а в двенадцать уехала в Париж, оставив дом отца и решив жить с матерью. Кровь, как и бывает в таких случаях, смешалась в ней причудливо – светлая кожа холодного оттенка контрастировала с восточными чертами лица, большими золотисто-карими глазами и темными вьющимися волосами.
Доктор Ля Пьер оставалась истинной француженкой во всем: она была не только идеально воспитана, но и озабочена своим внешним видом. Никого из ее коллег не удивлял тот факт, что она имеет привычку носить совсем не подходящие для работы платья. Доктор Ля Пьер умело подбирала к нарядам оригинальную бижутерию, совсем не обязательно дорогую, и появлялась с аккуратным и не вызывающим, но неизменно подчеркивавшим достоинства ее лица макияжем.
… – Лучше и быть не может, – констатировал Константин, глядя на то, как доктор Ля Пьер ставит цветы на стол. – Красивые цветы можно ставить в какую угодно вазу. Можно даже поставить в жестяную банку, но от этого красоты в них не убавится ни на йоту.
– Я согласна. – Она заняла свое кресло. – Чувствуете вы себя великолепно, но вот выглядите не очень хорошо. Вы меня обманываете?
– Как я могу обманывать вас? Я действительно хорошо себя чувствую. Надеюсь, новости у вас хорошие? Или, по крайней мере, не очень плохие?
Доктор Ля Пьер взяла со стола какие-то документы и бегло просмотрела их.
– Как часто у вас случаются приступы?
Константин пожал плечами.
– Раз в две недели, иногда чаще. Но это не такие приступы, во время которых я не могу встать. Обычно я в состоянии перенести мигрень на ногах.
– Вам нельзя переносить мигрень на ногах. Это заметно хотя бы по тому, как вы сейчас выглядите.
– Вот уж не думал, что когда-то буду слышать от женщины, что я плохо выгляжу. – В голосе Константина появились нотки обиды. – Наверное, я старею?
– Нет, просто вы не понимаете, что должны бережно относиться к своему здоровью. И не прислушиваетесь к моим рекомендациям. А также к рекомендациям доктора Эли. Или вас не волнуют рекомендации вашего личного врача?
Он откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе.
– В последнее время я много отдыхаю. Мои дела не позволяют мне брать долгий отпуск, по крайней мере, на данный момент. Но я работаю меньше. Кроме того, я регулярно испытываю положительные нервные встряски, как советовал доктор Эли. Извините, – поспешно добавил он, – я обычно не говорю таких вещей при женщинах, но вы сами подняли эту тему.
Доктор Ля Пьер покачала головой.
– Все это хорошо, Константин. Но я должна сообщить вам кое-что неприятное. Я получила результаты последних анализов, и теперь могу поставить диагноз. Пока что предварительный. Но для начала вам необходимо сделать биопсию.
Константин выпрямился и посмотрел на нее.
– Биопсию? У меня… рак?
– Я знаю, что это противоречит правилам врачебной этики, но чувствую, что обязана это сказать. У вас аденома гипофиза. Вероятно, злокачественная. По крайней мере, анализы до сих пор указывали именно на это, да и синдромы тоже: у вас ухудшилось зрение, вы жалуетесь на недомогание по утрам. После получения результатов биопсии можно будет сказать что-то конкретное. Может быть, что я ошибаюсь, и это доброкачественная аденома. В таком случае, волноваться вам не стоит. И вам, конечно, нужно следить за своим здоровьем и сообщать мне, если вы почувствуете себя хуже. И…
– Сколько, доктор? – перебил ее Константин.
Доктор Ля Пьер опустила глаза и снова взяла документы, потом положила их на стол.
– Четыре года, если это злокачественная опухоль. Четыре с половиной, если вы согласитесь на лечение.
Он опять откинулся на спинку кресла и замолчал. Доктор Ля Пьер внимательно изучала его лицо.
– Но это ведь неправда, доктор, – сказал он, и его голос впервые за все время их общения дрогнул. – Мне всего тридцать четыре. Я не могу умереть, не дожив даже до сорока!
Она поднялась и подошла к нему.
– Мне нужно получить результаты биопсии для того, чтобы поставить вам точный диагноз. Я рассказала вам об этом только потому, что хотела подготовить вас к худшему исходу событий. Что бы ни говорили анализы, злокачественные аденомы гипофиза составляют только пять процентов от всех аденом. Будьте благоразумны. Я ни за что не поверю в то, что вы можете просто так взять и сдаться. Вы просто не имеете на это права!
– Я никогда не имел права сдаваться, доктор. Мне всегда надо было идти вперед, чего-то добиваться. На меня смотрят восхищенно, открыв рот. Мне завидуют. Я вдохновляю людей на то, чтобы они не сдавались. Я вдохновляю людей на то, чтобы они искали в себе силы. Иногда и мне хочется сесть и отдохнуть. Но у меня есть тысяча причин для того, чтобы этого не делать. Я поднял свою планку так высоко, что опускать ее уже нельзя, можно только поднимать. – Он поднял палец, указывая на потолок. – И я рвусь куда-то туда, вверх. Не потому, что от меня этого хотят окружающие, не потому, что меня вынуждают обстоятельства. Я рвусь туда потому, что этого хочу я. Мне уже не двадцать и не двадцать пять, и я знаю, что вряд ли доживу до шестидесяти, но у меня достаточно планов. Я планирую написать магистерскую диссертацию, а потом, вероятно, и докторскую. Я хочу поездить по миру – есть много мест, где я еще не был, хотя я много путешествовал. Я не до конца изучил медицину, планирую изучить пять языков. Я не прочитал и малой доли книг, которые хочу прочесть. Я не женат, у меня нет детей. И я еще не заработал достаточно денег для того, чтобы обеспечить своим детям достойное будущее. Но когда я узнаю, что мне осталось только четыре года, доктор, то я понимаю, что все эти планы останутся мечтами.
Доктор Ля Пьер встала у него за спиной и положила руки ему на плечи.
– Константин, – сказала она негромко. – Пожалуйста, послушайте меня внимательно. И запомните каждое мое слово. Я не имею права называть себя вашим другом, хотя это было бы наградой для меня. Но я успела неплохо узнать вас, и поэтому имею право сказать вам то, что вы сейчас услышите. Я еще никогда не встречала таких мужчин, как вы, хотя мужчин у меня было немало, в том числе, и достойных. Вы красивы, обаятельны, умны. Вы – сильный, упорный, целеустремленный человек, знаете себе цену и при этом воспитаны и вежливы. Вы талантливы во множестве областей, начиная с рисования и музыки и заканчивая талантом располагать к себе. У вас богатейший внутренний мир, которым вы с радостью делитесь с другими, у вас невероятная энергетика – даже короткий диалог с вами по телефону на весь день оставляет во мне ощущение приятной вечерней беседы за чашкой чая или бокалом вина. Иногда это ощущение появляется даже тогда, когда доктор Эли просто упоминает ваше имя. Я не буду скрывать: я немного влюблена в вас, как и все остальные женщины в вашем окружении. Вам тридцать четыре. Да, вы правильно сказали, вам не двадцать и даже не двадцать пять. Но это не имеет значения. У вас есть цели, у вас есть силы, у вас есть средства для того, чтобы этих целей достичь, а потом поставить новые. Но теперь у вас есть преимущество – жизненный опыт. Так неужели вы после всего, что произошло в вашей жизни, позволите себе опустить руки? Неужели это человек, с которым я делилась самым личным, и который поддерживал меня? Это ли тот человек, о котором даже доктор Эли говорит с таким искренним восхищением, как он не говорил еще ни о ком? Нет, вы не можете сдаться. У вас есть на это право, оно есть у любого из нас. Но вы не можете этого сделать. У вас есть женщина, которую вы любите, и которая любит вас. Вы женитесь, у вас будут дети. И пусть лопнут от злости ваши враги и недоброжелатели, потому что они недостойны даже того, чтобы раз в год чистить ваши ботинки. Вы не должны сдаваться не только ради себя, но и ради людей, которым вы дороги. А таких людей много, уж поверьте.
Константин осторожно сжал ее руки, и доктор Ля Пьер невольно вздрогнула. Она так увлеклась своим монологом, что в какой-то момент ушла в себя и перестала ощущать внешний мир.
– Доктор, – заговорил он, – если бы на вашем месте был кто-то другой, то я принял бы эти слова за лесть. Но мне хочется вам верить. Я не владею женским искусством принимать комплименты, а поэтому, похоже, придется сказать банальное «спасибо». Вас не обидит такая пошлая благодарность?
Доктор Ля Пьер улыбнулась и направилась к своему креслу. Когда она села и посмотрела на пациента, тот поспешно повернулся к ней в профиль.
– Благодарность не бывает пошлой, если она сказана от сердца, – проговорила она. – Я уверена, что и вы это знаете.
– Конечно. – Он по-прежнему сидел к ней боком, так, будто не хотел, чтобы она видела его лицо. – И да, я нагло соврал вам насчет языков. Я посчитал еще раз, и вышло шесть.
Теперь хозяйка кабинета не выдержала и рассмеялась в голос. К ее удивлению, Константин через секунду присоединился к ней.
– Чему вы смеетесь? – спросил он.
– Вашей способности запоминать мелочи, а потом говорить о них в самый неподходящий момент, – ответила она, положив локти на стол. – У вас это получается так непринужденно. А чему смеетесь вы?
– Не знаю, – честно признался он. – Я иногда думаю: почему люди так редко смеются просто так? Ведь самое чудесное – это делать что-то просто так. Не привязывая это к какому-то событию, дате, времени года… – Он помолчал, сцепил пальцы и продолжил: – Я знаю, что можно сделать. Можно посадить гвоздики, выращивать их, а потом срезать и приносить вам. Вот представляете, вы работаете, осматриваете кого-нибудь. А тут я заявляюсь с букетом гвоздик и говорю: «Вот, это вам, доктор. Просто так!». Интересно, какое лицо при этом будет у пациента? Да, пожалуй, надо будет принести пару гвоздик и ему. В качестве компенсации за моральный ущерб.
Доктор Ля Пьер снова расхохоталась, закинув голову. Смеялась она до слез, достала крошечный шелковый платок и аккуратно приложила его сначала к щекам, а потом к глазам.
– Вы точно прилетели с Марса, – резюмировала она, до сих пор пытаясь подавить смех. – Ей-богу, я еще никогда не встречала таких людей, как вы.
– Никакому другому идиоту и в голову не пришло бы добровольно покидать Марс и лететь на Землю, где так много людей и шума. Вы – потрясающая женщина, доктор. Я вам это говорил?
– Боюсь, что нет, – ответила она, пытаясь скрыть смущение под улыбкой.
– Какой же я хам! Вы – потрясающая женщина, доктор. Теперь вы это знаете.
Доктор Ля Пьер поправила прическу.
– Вы не хам. Вы хранитель секретов, которые меня интересуют. Откуда вы привезли гвоздики?
– И все же я предпочту держать это в тайне.
Она достала из ящика стола чистый бланк и подала ему.
– Вы должны заполнить это и подписать. Здесь подробно рассказано об осложнениях, которые могут возникнуть после процедуры.
– По правде говоря, это непростое решение, доктор.
– Взвесьте все «за» и «против». У вас есть неделя.
Константин аккуратно сложил полученный бланк.
– Хорошо, доктор. Я не обещаю, что к тому времени успею вырастить гвоздики…
– Бросьте, – перебила его она, чувствуя, что сейчас снова начнет смеяться. – Я, в конце концов, на работе. И я врач. А вы – пациент. Это я должна продлевать вам жизнь смехом.
– Так что же, если я не врач, мне не позволено продлевать кому-то жизнь смехом? Вот теперь я точно получу диплом доктора медицины и стану смехотерапевтом.
– Очень хорошо, – кивнула она. – Из вас вышел бы отличный врач. Я советую вам внести это в ваш жизненный план.
Он поднялся.
– Теперь у меня есть дополнительная цель на будущее. И у меня есть последний вопрос. Вы действительно в меня влюблены?
– Это вас удивляет?
– Скорее, смущает. Не поймите меня неправильно, это не значит, что я не вижу в вас женщину. Но это как-то… иррационально. Хотя бы потому, что в вас безнадежно влюблен доктор Эли. Может, он уже давно выращивает гвоздики, чтобы при случае подарить их вам просто так?
Глава 9
К вечеру ощутимо похолодало. Константин жил за городом, в районе, который находился в одной из самых высоких точек пригорода Иерусалима, и тепло тут ощущалось редко, разве что летом, и только до захода солнца: после наступления темноты прохлада возвращалась. Но в этот вечер было холодно даже привычным к холоду иерусалимцам. Лия надела свитер и примостилась в одном из кресел в гостиной. Она довязывала платье своей мечты, и время от времени отрывалась от работы, с довольным видом разглядывая почти готовое изделие. Берта сидела рядом с ней и вышивала на светлой ткани что-то большое – она совсем недавно принялась за вышивку, и понять что-то на этот момент можно было только по почти незаметному контуру изделия. А хозяин дома сидел в своем кресле и читал, иногда прикрывая книгу и наклоняясь к лежавшему рядом блокноту для того, чтобы что-то выписать.
Берта поправила на плечах шаль и завернулась в нее.
– Надо же, какой мороз, – сказала она. – А ведь скоро весна! Неужели в этом году выпадет снег?
– Думаю, для снега уже поздно, – возразила Лия.
– Позволь с тобой не согласиться, – заговорил Константин, поднимая глаза от книги. У него на коленях лежала шаль, похожая на шаль Берты, только толще и теплее. – Снег в феврале выпадает часто. В этих краях он просто отменный – холодный, пушистый и лежит долго. Вполне можно играть в снежки.
– В снежки? – рассмеялась Лия.
– Конечно. Ты давно играла в снежки?
Она задумалась.
– В школе…
Константин положил книгу на стол и подошел к окну.
– Вот теперь мне захотелось снега, – сказал он. – Такого, чтобы пришлось с утра разгребать завалы и освобождать путь своей машине. Или такого, чтобы встать на лыжи и съехать отсюда, с холма, до самого города. – Он щелкнул зажигалкой и с тоской посмотрел в окно. – Но такого никогда не будет. Ладно, хватит грустить. А не выпить ли нам чего-нибудь, леди? К примеру, глинтвейна?
Берта подняла голову.
– В начале десятого вечера варить глинтвейн, сэр? Да что вы! Может, лучше выпьем чаю?
– Нет, – упрямо возразил Константин, – мы будем пить глинтвейн. Я знаю, что вы умеете варить глинтвейн, Берта.
– И я умею, – улыбнулась Лия, снова поднимая глаза от вязания. – Правда, я давно его не варила. Но могу попробовать.
Берта молчаливо выразила недовольство поздним вторжением на кухню и вернулась к работе, а Лия поднялась.
– Ты покажешь мне, где ингредиенты? – обратилась она к хозяину дома.
– Конечно. Я даже помогу тебе готовить.
– Как именно? Будешь размешивать?
– Это единственное, что я умею. Но разве этого мало? По-моему, это самая ответственная часть процесса.
… Глинтвейн получился чуть кисловатым, но Константин, подумав, объяснил это характерным привкусом вина. От напитка после долгих уговоров не отказалась и Берта – она с благодарностью приняла бокал, сделала пару глотков и с удовлетворением сказала, что «он греет ничуть не хуже шали».
– Ты как ребенок, – сказала Константину Лия. – На ночь глядя тебе подавай глинтвейн, посиди с тобой, пока ты заснешь, почитай вместе с тобой, пока ты читаешь. Хорошо еще, что ты не просишь в три часа ночи какой-нибудь особый шоколад или не жалуешься на то, что у тебя что-то болит.
– Не вижу смысла отказывать себе в своих желаниях, когда их воплощение в жизнь мне ничем не вредит. А глинтвейн полезен для улучшения тока крови.
Услышав звонок в дверь, Берта удивленно взглянула на часы.
– Кто это может быть? – покачала головой она.
– Это ко мне, – ответил Константин. – Я открою.
Он вернулся в сопровождении высокого темноволосого мужчины в деловом костюме.
– Это Фридрих, мой юрист, – представил Константин гостя. – Знакомьтесь, друг мой. Это Лия Слоцки.
Фридрих почтительно кивнул Лие. На вид ему можно было дать около сорока, хотя свой сороковой день рождения он, скорее всего, еще не отпраздновал. Старили его признаки усталости и, как показалось ей, уж слишком заметная седина. У Фридриха был классический римский нос, не вязавшийся с его восточной внешностью, ровные и плавные черты лица и серо-стальные глаза. В росте он не уступал Константину, но зато был немного уже его в плечах, и казался человеком, который никогда не любил спорт. Фридрих выглядел так, как выглядит среднестатистический юрист, работающий с богатыми клиентами – малоподвижный образ жизни, большое количество работы и вечное желание отдохнуть.
– Очень приятно, госпожа Слоцки, – заговорил он. Голос у него был низкий, грудной, почти бас. – Прошу прощения за поздний визит.
– Могу предложить вам глинтвейн, вижу, вы замерзли, – сказал ему Константин. – Один стакан, и вам станет теплее. И усталость как рукой снимет.
– Да, от глинтвейна я не откажусь, – кивнул с благодарностью Фридрих. – Вы не представляете, какой там холод! Хозяин собаку на улицу не выпустит. У вас тут и так не очень людно, а сейчас такое ощущение, будто вымер весь район! И, кстати, что у вас там за армейский кордон внизу, на дороге к городу?
Константин подал ему стакан с глинтвейном.
– Не обращайте внимания, это частое явление. Если вы поживете тут с месяц, у вас возникнет ощущение, будто начался следующий виток интифады.
Фридрих снял пальто и отдал его Берте.
– Перебраться бы вам в город, Константин! – сказал он. – Там, конечно, шумно, людно, полно машин, но… я бы не смог все это терпеть. Они останавливают каждую машину, проверяют документы, спрашивают, куда я еду. Они, верно, еще и к вам поднимаются, спрашивают, не видели ли вы кого-нибудь странного?
Константин рассмеялся.
– Редко. Навещают и проверяют, живы ли мы еще в нашем захолустье. Не хочу задерживать вас. Поднимемся ко мне.
Оказавшись в кабинете хозяина дома, Фридрих достал из принесенного кейса какие-то документы.
– Женщина ваша просто красавица, – сказал он одобрительно, просматривая бумаги. – Послушайте, мы с вами давно не виделись! Вы, друг мой, выглядите совсем больным…
– Если бы я был здоров, пригласил бы я вас к себе для того, чтобы поговорить по поводу завещания?
Фридрих обреченно покачал головой и сел в одно из кресел.
– Все бы вам шутить, – проговорил он неодобрительно.
– Я уже дошутился, – ответил Константин. – Теперь те бумаги, которые вы держите в руках, приобрели для меня более реальный смысл.
Адвокат повел бровью.
– Что это значит?
– У меня аденома гипофиза. Вероятно, злокачественная.
– А я ведь говорил вам, что вы тащите на себе слишком много! Но не волнуйтесь раньше времени. Насколько мне известно, аденомы часто оказываются доброкачественными, и люди живут с ними очень долго. – Он улыбнулся. – Может, врачи ошиблись, и это вовсе не аденома, а просто ваш мозг, не выдержав нагрузки, решил отрастить себе дополнительную часть? Резервную, на всякий случай?
Константин взял со стола паркер.
– Меня и так считают научным феноменом, Фридрих. Вы хотите, чтобы на мне начали ставить опыты?
– Что вы, никаких опытов! Феномен – он на то и феномен, чтобы его изучали без каких бы то ни было грубых вмешательств. Итак, какие изменения вы хотите внести в завещание?
… Берта уже отправилась спать, а Лия сидела на кухне и продолжала вязать в свете лампы. Рядом с ней стоял недопитый стакан с глинтвейном.
– Юридические проблемы решены? – спросила она, глянув на Константина.
– Да. Теперь самое время отправляться спать. Завтра нужно выйти на работу. Мои выходные затянулись.
– Не соблазняй меня, – ответила Лия. – Я должна довязать еще пару рядов.
– Хорошо, – согласился Константин. – Тогда я успею выпить еще глинтвейна. Надеюсь, у меня завтра не будет похмелья?
И в этот момент тишину спокойной ночи нарушил звонок его сотового телефона.
Определитель показал номер лейтенанта Гордона.
– Добрая ночь, – поздоровался Гилад. Голос у него был совершенно чужой и совсем не подходящий для такого времени суток. – Я, конечно же, разбудил тебя.
– Нет, – ответил Константин. – Что случилось?
– Я тебе расскажу, что случилось! – выпалил Гилад так, будто до этого пытался сдерживать эмоции, а теперь вдруг взорвался неожиданно даже для самого себя. – Ты должен приехать. Сейчас же!
– Приехать?
– Пожалуйста, Константин, это очень, очень важно! Это связано… да с чем это только не связано! С «комиссаром», со мной, с доктором Мейер…
– С доктором Мейер?
– Она попала в аварию, отказали тормоза или что-то вроде того. Машину проверили, и Боаз уверен, что авария произошла не случайно.
Константин, который присел было у стола, поднялся, отставив стул.
– Когда это случилось?
– Пару часов назад. Может, больше.
– И ты звонишь мне только сейчас?!
– Да, потому что я только полчаса назад об этом узнал. Я говорил с Боазом насчет личного дела «комиссара», и…
– Причем здесь личное дело «комиссара»?
– Притом, что оно пропало из архива! Исчезло без следа! Охранник заметил, что дверь в архив приоткрыта, зашел проверить. Разумеется, начал проверять наличие документов. И обнаружил, что одна из ячеек пуста. Она была закрыта, все как положено, но дела там не было! Ты понимаешь, что это значит? Это закрытый архив! Документы могут смотреть только те, у кого первый допуск и выше! Ты не представляешь, какой допрос мне устроил Боаз! Я почувствовал себя военным преступником!
– Где ты сейчас?
– В больнице, – ответил он, глубоко вдохнув. – Я буду ждать тебя снаружи.
