Текст книги "Самая сладкая ложь (СИ)"
Автор книги: Анастасия Эльберг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 33 страниц)
Габриэль хихикнула.
– Сейчас ему все равно, он занят другими вещами. – Она сцепила пальцы и посмотрела в окно. – Интересно, и что подарила ему доктор Мейер? Тебе не кажется, что он к ней ходит слишком часто?
– Я не думаю, что он поехал бы к ней просто так, оставив дома гостей, только потому, что ей этого захотелось.
– Как мне нравится твоя наивность, Лия. Где те годы, когда я была так же наивна и верила всему, что говорят мужчины? Я ничего не буду тебе говорить. Слава Богу, у тебя есть своя голова на плечах, и варит она хорошо. Но я хочу, чтобы ты внимательно пригляделась к этому мужчине, дорогая. Посмотри на него, со всеми его деньгами, с его работой, с его карьерой, с его талантами, с его отношением к жизни и с его высокомерным отношением к людям. Посмотри на женщин, которые крутятся вокруг него. А потом вспомни то, что он тебе рассказывал. Ты уверена, что любишь его, а не образ, который придумала сама, а он услужливо помог тебе его создать? Хотя, конечно, надо отдать ему должное – если он решает вскружить кому-то голову, то делает это мастерски. Ему и не надо делать для этого что-то особенное, все получается само собой. Это еще один из его талантов. – Габриэль выпустила дым через ноздри. – Думаю, если бы он был женщиной, мужчины не давали бы ему прохода, и это была бы девица легкого поведения.
Лия скрестила руки на груди и откинулась на спинку плетеного кресла.
– Сейчас ты будешь рассказывать мне о его романе с Нурит? – спросила она.
– Роман с Нурит тут не при чем. Надо быть взрослее и оценивать мужчин с практической точки зрения. Так, как в свое время сделала его бывшая жена, когда от него ушла.
– Прекрати, Габриэль. Ты не знаешь, какие у них были отношения, но позволяешь себе судить об этом.
– Вижу, тебя это задевает?
Лия отвернулась и посмотрела в окно.
– Нисколько, – ответила она. – Меня задевают твои глупые россказни. Если относиться к мужчинам так меркантильно, то можно вообще не выйти замуж.
Габриэль подавилась дымом и закашлялась.
– Замуж? – переспросила она. – А он уже предложил тебе выйти замуж?
Она оглядела руки Лия и обратила внимание на кольцо.
– Вот так раз. – Габриэль наклонилась вперед и, близоруко прищурившись, принялась разглядывать подарок. – Значит, замуж? Ну-ну. А с мужем ты уже развелась?
– Даже если я и не разведусь с ним в ближайшее время, то жить с ним не буду. Мне давно надо было признаться себе в том, что я его не люблю.
– Ах, конфетка, – покачала головой Габриэль. – Когда-то и я вышла замуж по большой глупости, а потом развелась. Слава Богу, у меня хватило мозгов не заводить детей. А ведь хотела до безумия. – Она сделала неопределенный жест рукой. – В общем, Лия, решай сама. А роман с Нурит у него был занимательный. Об этом трещал весь отдел.
– Удивительно было бы, если бы он хотя бы на пять минут перестал трещать, – в тон ей ответила Лия и посмотрела на часы. – Ну, и где его обещанное «я скоро буду»? – Она достала из сумочки сотовый телефон, набрала номер и недоуменно посмотрела на экран. – «Абонент отключен»? Не понимаю…
Габриэль потушила сигарету.
– Иногда телефон отключают тогда, когда не хотят, чтобы кто-то мешал, – проговорила она.
Лия поднялась.
– Не порть мне настроение, – сказала она. – Если хочешь, оставайся здесь. Я пойду играть.
– Правильно, детка. – Габриэль приоткрыла окно еще немного и принялась изучать луну, которую почти не заслоняли облака. – Если не везет в любви, то в картах повезет обязательно.
Глава 15
Нурит, одетая по-домашнему – легкие брюки и блузка свободного покроя с длинным рукавом – показалась Константину взволнованной и усталой. Но если последнее можно было объяснить отсутствием привычного макияжа и собранных в строгую прическу волос, то волнение на ее лице читалось без труда.
– Добрый вечер, – сказал гость, снимая плащ. – Надеюсь, ничего страшного не случилось? Все живы и здоровы?
– Да, – устало кивнула Нурит. – Прошу тебя, проходи. Ты хочешь выпить?
– Нет, спасибо, сегодня я уже успел немного выпить, – ответил Константин, запоздало пожалев о чистосердечном признании.
– И после этого ты сел за руль?
Он тряхнул головой и прошел в гостиную.
– Я выпил немного, и, как видишь, доехал в полном здравии. Кроме того, у тебя был такой голос, что я не ехал, а летел.
– Может, кофе?
– От кофе я бы не отказался.
Нурит подозвала худенькую юркую экономку.
– Эдна, принеси мне и господину Землянских кофе. Мы будем в кабинете.
– Сколько сахара, сэр? – услужливо спросила та, посмотрев на Константина.
– Сахара не надо. Черный кофе, и, пожалуйста, покрепче.
Кабинет Нурит являл собой небольшую светлую комнату с двумя окнами и застекленным балконом, который был почти до отказа заставлен экзотическими растениями разных размеров – несколько лет назад она включила это увлечение в разряд своих хобби, и интерес до сих пор не ослабевал. Поклонница минималистического стиля, доктор Мейер оставила в кабинете несколько шкафов с книгами, скромный письменный стол и кофейный столик из темного стекла с двумя креслами по бокам. Но ощущения пустого места не создавалось – в свободных углах стояли скульптуры, которые удачно гармонировали с общей обстановкой.
– Где же копия Пикассо? – спросил Константин, присаживаясь в одно из кресел.
– Она мешает мне сосредоточиться.
Доктор Мейер села напротив гостя.
– Наверное, я должна поздравить тебя, пусть и с опозданием, – сказала она. – И попросить прощения за то, что отняла тебя у гостей. Но мне было необходимо побеседовать с тобой с глазу на глаз. Твой подарок готов, ты можешь забрать его, когда захочешь.
– Спасибо. Заберу на следующей неделе. Так что же случилось?
Нурит молчала до тех пор, пока экономка не поставила чашки и не удалилась, тихо прикрыв дверь.
– Сегодня мне позвонил один джентльмен, – начала она. – Лично ты с ним не знаком, но, думаю, слышал о нем. Его зовут Башар, он один из приближенных Мустафы.
– А, прихвостень императора, который собирает для него сплетни за жалкие подачки?
– Да, Константин. Только иногда эти сплетни на поверку оказываются ценным материалом. – Нурит положила руки на подлокотники кресла. – Башар сообщил мне две вещи. Одна из этих вещей касается меня, а вторая – тебя. Надо сказать, последняя меня удивила, потому что я услышала об этом впервые.
Гость взял чашку с блюдца и сделал пару глотков кофе.
– Я могу узнать, что тебе рассказал этот пройдоха?
– Думаю, ты сам можешь мне об этом рассказать. Тем более что эта вещь заставила меня посмотреть на тебя совсем другими глазами и задуматься о некоторых вещах.
– Не понимаю, к чему ты клонишь, Нурит. Ты можешь сказать прямо, и таким образом мы сэкономим пять минут. Я обещал Лие, что скоро вернусь.
– Лия может подождать, потому что разговор предстоит важный. Тебе знакомо имя Салаха Абу Шарифа?
Константин вернул чашку на стол.
– Если ты говоришь о той истории с террористами, то я не понимаю, что тут может быть неизвестно. Ты знаешь все. – Он улыбнулся. – Если бы не Салах, мы бы с тобой не встретились.
– Когда ты, будучи сотрудником оперативной группы, встретил Салаха и четырех его коллег в тот день, это была ваша первая встреча?
Он не ответил, выпрямился в кресле и посмотрел на собеседницу.
– Это была ваша первая встреча, Константин? – повторила доктор Мейер. – Что бы ты сейчас ни ответил, советую тебе не лгать. Для твоего же блага.
– Нет, – ответил он. – Но рассказывать, полагаю, не имеет смысла, ты уже все знаешь.
– Я решила, что это полная ерунда, и поэтому спрашиваю тебя.
Константин поднялся и расстегнул верхние пуговицы рубашки.
– Тут жарко. Ты не возражаешь, если я открою окно?
– Чувствуй себя как дома. – Нурит следила за его передвижениями по комнате. – Может, ты все же хочешь выпить? У меня есть хороший коньяк.
– Я уже сказал, что я не хочу пить. – Он вернулся в кресло. – Как этот сукин сын об этом узнал?
Доктор Мейер взяла чашку.
– Это его работа, – ответила она. – Ведь Мустафа ему за это платит.
Константин пригладил волосы ладонью и посмотрел на нее.
– Ну, и чего ты ожидаешь от меня теперь?
– Объяснений. Не подумай, что я в чем-то подозреваю тебя, но меня шокировала эта информация.
– Тебе не в чем меня подозревать! Неужели ты не понимаешь, что он искал на меня компромат?!
– Зачем он это делал?
Константин снова встал.
– Я уже сказал, что не знаю! И не представляю, где и как он мог достать подобную информацию!
– Первая часть истории произвела на тебя впечатление, – удовлетворенно кивнула доктор Мейер. – А теперь послушай вторую часть. Теперь будешь шокирован ты, и я предлагаю тебе присесть.
… Отличный диплом Оксфордского университета льстил самолюбию молодого врача Виктории Бейнер не меньше, чем новая работа ассистентом известного лондонского психиатра. Ей было чуть за двадцать, и она была счастлива – жизнь удалась, потому что сбылась заветная мечта. Девушка из семьи состоятельных медиков, воспитанница церковной школы, известного частного женского пансиона, выпускница одного из лучших университетов мира – чего еще можно было желать? Мать Виктории, разделявшая радость дочери, желала только одного – чтобы та поскорее вышла замуж. Но замуж Виктория не торопилась. Она не была обделена мужским вниманием, даже наоборот – поклонников у нее было много, но достойных среди них не наблюдалось. Виктория считала, что муж ее должен соответствовать ей: богатый, интеллигентный, умеющий себя преподнести. Именно таким мужчиной был Хусни Абу Талиб, с которым она познакомилась на одном из симпозиумов.
Хусни Абу Талиб был коллегой Виктории, психиатром, гражданином Сирии, выходцем из мусульманской, но больше светской, чем религиозной семьи, человеком с темным прошлым и большими восточными глазами, обрамленными пушистой щеточкой ресниц. В эти глаза она влюбилась в первую очередь.
Жизнь Виктории, которая и до этого не была такой уж серой и скучной, теперь расцвела наподобие арабесок на стенах средневековых мечетей. Ее мужчина был умен, обходителен, в меру скромен, обладал чувством юмора, частной клиникой во Франции и, конечно же, деньгами. Первое время ей было не по себе при мысли о том, что ей когда-нибудь придется знакомиться с его друзьями, а потом и с родителями, но опасения эти со временем прошли. Еврейку Викторию друзья Хусни, которые в большинстве своем исповедовали ислам, приняли хорошо, а родители его жили в далекой Сирии, и знакомство с ними казалось чем-то невероятным. Ничто не мешало влюбленной паре наслаждаться обществом друг друга.
Родителям Виктории понравился ее новый ухажер, но к его арабским корням они отнеслись с некоторой подозрительностью. Семья Бейнер давно отдалилась от еврейской традиции, ограничиваясь зажиганием субботних свечей и празднованием основных праздников, однако вероисповедание Хусни не могло не вызывать недоумения. Кроме того, сам доктор Абу Талиб являл собой типичного представителя Востока: высокий, смуглый, с характерными для арабов четкими чертами лица, иссиня-черными волосами и темно-карими глазами. Но Хусни очаровал родителей своей женщины манерами и умом, а недостающего очарования ему прибавило положение и деньги. Господин и госпожа Бейнер дали свое молчаливое согласие на будущий семейный союз.
Свадьба была скромной – такое решение приняли обе стороны, потому что ни Хусни, ни Виктория не имели внушительного количества обидчивых родственников. Молодожены отправились в путешествие по Европе, а потом вернулись и снова окунулись в водоворот дел. Вскоре Виктория узнала, что беременна, и в положенный срок на свет появилась очаровательная девочка, которую назвали довольно-таки странным для англичанки, но вполне подходящим для еврейки именем Лилах. Как выяснилось позже, Лилах оказалась первым и последним ребенком в этой семье. Не только потому, что после тяжелых родов и осложнений врачи сообщили Виктории, что она больше не сможет иметь детей, но и потому, что с рождением дочери ее жизнь изменилась.
Лилах родилась слабой и больной и требовала тщательного ухода. Виктория, уже восстановившая силы после родов, приняла нелегкое решение: ей придется еще некоторое время побыть дома с дочерью. Ничего страшного: есть статьи, есть студенты, и без работы она не останется. Единственное, что беспокоило Викторию – так это потеря профессиональных навыков. Современные врачи должны постоянно учиться, идти в ногу со временем. Сможет ли она держать планку? Сможет. Недаром она с отличием окончила университет. Лилах когда-нибудь поправится, и тогда она вернется на работу.
Вскоре после рождения дочери доктор Абу Талиб начал часто ездить в Дамаск. Обычно у него не было больше одной командировки в месяц, но сейчас он наведывался в Сирию почти каждую неделю. На вопросы Виктории о том, чем он занимается в командировках, муж отвечал уклончиво и всем своим видом показывал, что на эту тему говорить не хочет. Он уставал, начал нервничать, злился по любому поводу, а один раз даже чуть не поднял руку на жену. Виктория сказала ему, что при повторении подобного она в этом доме больше не появится. Хусни знал ее хорошо (по крайней мере, думал, что знал), и тут же попросил прощения, пообещав, что подобного не повторится.
Несколько месяцев относительного спокойствия настроили Викторию на мирный лад. Лилах выздоровела и из тщедушного существа превратилась в розовощекую красавицу. Она все больше походила на мать и все меньше на отца, хотя до этого казалось, что все будет иначе. Лилах исследовала дом, что-то мурлыча себе под нос, с любопытством разглядывала недоступные ей коллекционные вещи за стеклом и даже не представляла, что ждет ее в ближайшем будущем.
В тот вечер Лилах и Виктория были одни: Хусни в очередной раз отправился в Дамаск. Девочка сидела на мягком ковре, пытаясь разобраться в тонкостях детской игры с кубиками, а мать сидела у окна и при свете торшера читала медицинский журнал. Наткнувшись на несколько незнакомых латинских терминов, она поднялась и направилась было в свой кабинет за словарем, но в последний момент решила, что кабинет мужа ближе.
Переступив порог комнаты, Виктория огляделась. Она редко заходила сюда и не знала, в каком из шкафов Хусни может хранить словари. Дело осложнялось тем, что библиотека доктора Абу Талиба была более чем внушительной. Виктория обследовала несколько шкафов, прежде чем ей удалось найти шкаф с медицинской литературой. Она пытливо разглядывала надписи, чуть наклонив голову для удобства, и ее взгляд упал на деревянный ящик, стоявший на одной из полок. Невнимательный человек принял бы его за книгу – он стоял боком, так же, как и остальная литература, разве что был толще, чем обычная книга. Виктория достала странный предмет и с удивлением обнаружила, что на крышке изображен красный крест. Аптечка? Что она делает в шкафу?
Виктория поставила ящик на письменный стол и открыла его. Она ожидала увидеть внутри все, что угодно – таблетки от головной боли, успокоительное, ароматические масла, но только не ровный ряд флаконов с более чем знакомыми ей названиями. Она поворачивала каждый пузырек, внимательно читала написанное. Надписи на этикетках были знакомы любому психиатру. В аптечке, спрятанной в шкафу, была целая коллекция психотропных средств, в большинстве своем запрещенных законом и вышедших из употребления ввиду их опасности для здоровья – как психического, так и физического.
Оставалось только догадываться, зачем Хусни понадобились эти лекарства. Да их даже лекарствами не назовешь, разве что ядами, хотя подобное определение тоже не отражает сути их действия. Виктория продолжала изучать надписи. Осталось всего два флакона, самые большие в аптечке. В одном из флаконов был безобидный физиологический раствор (по крайней мере, так гласила этикетка), а надпись на другом – химическая формула, а не латинский термин – была ей незнакома. Недолго думая, она снова подошла к шкафу с медицинской литературой и взяла с одной из полок справочник по химии. Неизвестное вещество оказалось нитроглицерином.
Виктория вернулась к столу, пытаясь понять, страшно ли ей или же она просто не понимает, что происходит, и снова посмотрела на аптечку. Флаконы были покрыты слоем пыли. В свободных ячейках пыли не было совсем – создавалось впечатление, что из них лекарства достали совсем недавно, может, пару дней назад. Что там было? Безобидный физиологический раствор, психотропное средство, пара кубиков которого может свести человека с ума, а то и убить, или нитроглицерин, которым при подходящем применении можно запросто взорвать целое здание?
Виктория скрестила руки на груди и задумалась. Нитроглицерин: взорвать здание. Психотропные средства… для чего они могут использоваться? И при чем же тут Хусни, нитроглицерин и психотропные средства? Отсутствие пыли говорит о том, что он взял эти препараты пару дней назад, тогда, когда уехал в Дамаск. Зачем ему это? И не случайно ли он не хочет с ней говорить об этих командировках? Судя по содержимому аптечки, ему есть, что скрывать.
После пары часов, которые она провела в размышлениях, было принято решение ни о чем не говорить Хусни. В конце концов, она искала словарь. И ни на какую аптечку не натыкалась. Она стоит там совершенно незаметно (это было ложью, но Виктория решила рассуждать именно так), и ее можно принять за книгу. Есть другие источники информации, которые могут сообщить ей подробности о жизни мужа.
Благодаря сложной цепочке «особо осведомленных» людей Виктория вышла на связь с людьми из органов безопасности, которые в свое время помогали ей в ее исследованиях. Для того, чтобы получить информацию о Хусни, ей пришлось выдумать целую историю – начиная от того, что она начала новое исследование, и заканчивая тем, что подумывает о карьере в разведке. Полученные сведения шокировали ее. Она могла предположить, что Хусни торгует психотропными средствами или взрывчатыми веществами, которые достает, пользуясь связями и врачебной лицензией, но и подумать не могла, что ее муж связан с исламистским террором. А связан он, как выяснилось, очень и очень крепко.
При более трезвом взгляде на вещи Виктория поняла, что в этом есть рациональное звено. Недоговорки, поездки в Дамаск и найденные в аптечке препараты быстро сложились в одно, и другого решения быть не могло: они с Лилах должны уехать отсюда. И как можно скорее. Но куда? К родителям? Они живут в другом городе, сборы займут время, а к тому времени он вернется. К друзьям? С маленькой дочерью? Это проблематично и почти нереально. Кроме того, ее муж знаком со всеми, к кому она могла бы поехать, и нашел бы ее очень быстро. Поговорить с Хусни обо всем? Исключено.
Решение нашлось само собой, хотя такого исхода событий Виктория предугадать не могла, а такие последствия не могли бы привидеться ей в самом кошмарном сне.
Вечером того дня, когда Хусни вернулся домой, она лежала в постели, дожидаясь его, и читала книгу. Доктор Абу Талиб просматривал какие-то бумаги и готовил список дел на завтра. На часах было чуть за полночь, Лилах давно спала. Завтра Виктория должна была выйти на работу – этого дня она ждала с нетерпением. Как примут ее коллеги? Как примет ее руководитель? Начал ли он новое исследование, и сможет ли она в нем участвовать? Доверят ли ей новых пациентов?
Неожиданно вошедший Хусни прервал ход ее мыслей. Он подошел к ней и присел на кровать.
– Скажи, дорогая, ты искала что-то в моем шкафу с медицинской литературой? – спросил он у жены.
– Словарь. Я читала статью и наткнулась на пару незнакомых терминов.
– Ты нашла только словарь? Или что-то еще?
Виктория подняла на него глаза.
– Что я могла найти там, кроме словаря?
– Полагаю, аптечку, которую по ошибке поставила замком наружу, а не так, как она стояла раньше?
Смысла лгать не было – это бы только усложнило ситуацию.
– Да, я нашла и аптечку, – ответила она. – Как ты понимаешь, меня заинтересовало, что там, и я оценила твою коллекцию.
– Я бы и не подумал, что ты роешься в моих вещах, Вики. Надеюсь, ты ничего оттуда не взяла?
– Разве ты не проверил?
– Вики, – сказал он спокойно, – давай договоримся кое о чем. Ты не будешь интересоваться моими делами, а я сделаю так, что твоя жизнь и жизнь нашей дочери будет безопасной. Тебя устраивает такая сделка?
Виктория отложила книгу.
– А что с нами может случиться? – спросила она.
– Если люди интересуются тем, чем интересоваться не надо, то что-нибудь да случается. – Он поднялся и поцеловал ее в лоб. – И давай не будем об этом. Не засыпай без меня. Я расскажу тебе о поездке.
Когда Хусни уснул, Виктория поднялась, надела халат и прошла к себе в кабинет. При свете настольной лампы она открыла один из ящиков стола и достала оттуда маленький шприц в вакуумной упаковке. В тот момент мысли ее были на удивление холодны и трезвы, и она прекрасно понимала, что ей предстоит совершить через несколько минут. После этого она погасила лампу, затворила дверь и спустилась в кабинет мужа.
Аптечка стояла на месте. Виктория достала ее, как в прошлый раз, поместила на стол и открыла крышку. Пару секунд она изучала флаконы, потом взяла один из них и открыла. Разрывая упаковку шприца, она вспоминала университетские лекции и прикидывала, какая доза препарата необходима для мужчины такой комплекции, как Хусни. Наконец, желтоватая жидкость была набрана в шприц, и Виктория, вернув аптечку на место, снова поднялась наверх.
Хусни спал на боку, и это была самая удачная поза, которую только можно было вообразить. Виктория включила ночник, выпустила воздух из шприца и сделала мужу укол между первым и вторым позвонками шейного отдела. Укол не смог бы его разбудить – тонкая игла не причиняла боли, он почувствовал бы разве что легкое прикосновение пальцев.
Заголовки газет на следующий день привели в ужас не только столичных медиков, но и пациентов врача: «Доктор Хусни Абу Талиб, известный психиатр, хозяин частной клиники, сегодня утром был найден в своей постели мертвым. Предварительная экспертиза показала, что доктор Абу Талиб был убит. Причиной смерти стала инъекция смертельной дозы психотропного средства. Были ли враги у психиатра? Кто мог желать ему смерти?». Некоторые газеты вспомнили не только о том, что покойный доктор Хусни – известный психиатр, но и о том, что у него остались жена и маленькая дочь. «Безутешная вдова» только лишь отмахнулась от назойливых репортеров. Держалась она спокойно, что, впрочем, не удивило ее близких друзей – они знали, что Виктория в любой ситуации владеет собой.
Вернувшись с похорон мужа в тот же день (его похоронили по мусульманской традиции – до захода солнца), она уничтожила содержимое злополучной аптечки и саму коробку, после чего написала письмо родителям, сообщая, что им с Лилах нужно уехать, и сделала пару звонков. Специалист занимался документами дольше, чем планировалось, и это время Виктория использовала для того, чтобы ликвидировать свою прошлую жизнь. И холодным октябрьским утром самолет унес доктора Нурит Мейер и ее дочь, Лилах Нурит Мейер, в далекий Тель-Авив.
… Заговаривать Константин не торопился. Какое-то время он сосредоточенно смотрел на Нурит, но в продолжение рассказа перевел взгляд на настольную лампу и принялся изучать ее.
– Об этом, как я понимаю, никто не знает? – спросил он.
– Нет. Об этом не знает даже Лилах. Как ты понимаешь, я не собираюсь ей рассказывать.
– А теперь об этом знает Башар. И я. – Константин повертел на пальце перстень и впервые за несколько минут посмотрел на Нурит. – Ну, доктор, как вы умудрились хладнокровно убить собственного мужа, да еще таким образом? И это после того, как вы дали клятву Гиппократа?
Нурит не ответила, но глаз не опустила. Сейчас ее больше всего интересовало, что происходит в голове у сидевшего перед ней человека. Она бы многое отдала за то, чтобы прочитать его мысли. Но лицо Константина оставалось спокойным, и, несмотря на то, что рассказ произвел на него впечатление, он не собирался показывать каких-либо эмоций.
– Виктория Бейнер. У тебя было благозвучное имя. Думаю, нам стоит выпить. Как ты на это смотришь? Только, пожалуйста, никаких психотропных средств. Я люблю пить чистый коньяк.
– Твой чудовищный цинизм заслуживает уважения, – заметила хозяйка кабинета, поднимаясь и подходя к небольшому бару. – Такое впечатление, будто я рассказала тебе о том, как я провела вчерашний вечер.
– А как же я должен реагировать, доктор? Может, заламывать руки и кричать, что вы убийца? Кроме того, я, можно сказать, понимаю ваши чувства. Убивать людей – это не такое уж высокоинтеллектуальное занятие, но в жизни бывают разные ситуации.
– А чем же занимаетесь вы, капитан, если не высокоинтеллектуальным убийством? – спросила Нурит, поставив на стол две рюмки и снова заняв свое кресло.
Константин взял рюмку и легко кивнул.
– Пусть будет так. Добро пожаловать в мир моих демонов, доктор. И я рад, что вы дали мне возможность заглянуть в мир ваших.
Нурит сделала глоток коньяка и поморщилась.
– Никогда не любила крепкие напитки, – сообщила она гостю. – Этот коньяк стоит тут уже целую вечность, и пьют его только посетители.
– У тебя, верно, были хорошие связи с полицией, – заметил Константин, возвращая свою рюмку на стол. – Будь я на месте какого-нибудь офицера, то в первую очередь подозревал тебя.
– В доме, где живут два психиатра, полно шприцов и психотропных средств. Они пытались что-то откопать, но, как ты понимаешь, ни шприца, ни аптечки не нашли, а посему через три-четыре недели развели руками. Или же им нашептали о том, чем занимался мой муж, и они решили его не трогать.
Он понимающе кивнул.
– Как доктор Абу Талиб связан с Мустафой?
– Доктор Абу Талиб – двоюродный брат Салаха Абу Шарифа. Он долго сотрудничал с «37». В основном, доставал психотропные препараты. Кроме того, у Хусни и у Салаха были связи в наших кругах. Они ограничивались парой-тройкой сотрудников аналитического отдела, которые поставляли ему информацию и одним человеком из отдела по ведению допросов.
– Ицхак. – Константин подпер голову рукой. Нурит знала, что сейчас он обдумывает сказанное и услышанное. В такие моменты его взгляд становился прозрачным – создавалось впечатление, будто капитан Землянских не перебирает в уме варианты решений и не пытается спрогнозировать возможные результаты, а размышляет над увиденной картиной или прочитанной книгой. – Я слышал, что он знал Мустафу. Не удивлюсь, что его желание наживы свело его в могилу. Но доказательствами мы не располагаем, это просто слова.
Нурит подошла к окну и прикрыла ставни – в кабинете было достаточно прохладно, а ветер норовил разбросать лежавшие на письменном столе бумаги по всей комнате.
– Я знаю, что у тебя тоже есть связи с Мустафой, – сказала она.
Константин неопределенно пожал плечами.
– Мы обменялись парой писем, но я не вижу возможности выйти на более серьезный контакт. Кроме того, я не хочу этого делать. Мне хватает мыслей о тех дровах, которые наломал «комиссар». Ну, и с какой же целью Башар сообщил тебе эти интересные подробности? Вежливо предложил тебе внушить руководству, что стоит оставить в покое террористическую группировку «37» и дать ей возможность процветать? Вырисовывается отличная картина. Собрать компромат на каждого из нас и заставить всех внимательнее приглядываться друг к другу. Потом каждый заявит о том, что лучше оставить в покое группировку «37», и тогда мы перегрызем друг другу горло, начав с того, кто заговорит об этом первым. Кто же останется равнодушным к угрозе придания огласке нелестных подробностей из прошлого? Для того, чтобы это скрыть, человек может пойти на все, всех волнует только собственная спина, которую нужно прикрывать. А пока мы будем рыть друг под друга, проводя часы в размышлениях о том, кто виноват, информатор вынесет все необходимые документы из архива, и тогда руки у Мустафы будут развязаны окончательно. – Константин помолчал. – Наши с тобой истории уже известны, чистое как стекло прошлое Гилада и его непричастность к истории с «комиссаром» сами по себе подозрительны. Но что же с Боазом? Я знаком с его бывшими коллегами, у него кристально чистая репутация. Командный состав носил его на руках.
– Может быть, стоит спросить у него об этом прямо? – предложила Нурит.
– В любом случае, придется объяснить ему ситуацию. Я поговорю с ним, как только у меня будет такая возможность. Хотя вряд ли он с удовольствием расскажет мне какую-нибудь душераздирающую историю только потому, что я его попрошу. – Константин в очередной раз покачал головой, разглядывая манжеты рубашки. – Подумать только, какой ловкач этот Башар! Но подготовился он хорошо, признаю.
Некоторое время собеседники молчали, после чего Константин взглянул на часы и поднялся.
– Мы с тобой заговорились, – сказал он. – Мне пора домой.
Нурит тоже встала, отодвинув кресло.
– Спасибо, что пришел. Мне стало немного легче после того, как я рассказала это тебе.
– Не сказал бы, что мне стало легче при упоминании о Салахе, но я сделаю вид, что это так. – Он кивнул на прощание. – Благодарю за беседу и за пищу для размышлений, доктор.
– Удивительно, что ты не отпускаешь никаких шуток на тему психотропных средств.
– О, что ты, я не посмею. Я безмерно счастлив, что ухожу из твоего дома живым.
