Текст книги "Самая сладкая ложь (СИ)"
Автор книги: Анастасия Эльберг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 33 страниц)
– Какой прекрасный цветок вы приютили у себя, мой друг, – сказал он. – С тех пор, как мы с вами общались в последний раз, в вашей жизни произошли серьезные перемены.
Жене господина Когана Лия не понравилась. Рита изучила ее прическу, яркий вечерний макияж, платье, которое, несмотря на кажущуюся скромность, подчеркивало все достоинства фигуры и сделала вывод, что эта женщина недостойна того, чтобы с ней общаться.
Скрывать своего впечатления госпожа Коган, разумеется, не собиралась, а поэтому высокомерно кивнула новой знакомой и проскрипела:
– Очень приятно, госпожа Слоцки.
– И мне, госпожа Коган, – ответила Лия с вежливой улыбкой.
В той же манере Рита поздоровалась с Констанцией Толедано (красивая и глупая, но расчетливая женщина, которая вышла замуж, воспользовавшись своей молодостью, а теперь распоряжается деньгами мужа и греется в лучах его славы), с Кристиной Гордон (серая мышь, глупа – непонятно, что в ней нашел такой умный мужчина, как Гилад) и Габриэль (распутница, которая когда-нибудь закончит свои дни в наркологическом диспансере или подхватит какую-нибудь заразу вроде сифилиса). Потом настал черед Боаза (пропащий человек, нет ни одной женщины в городе, с которой бы он не переспал, и он должен сгореть в Аду) и Гилада, к которому Рита, как ни странно, относилась хорошо (умный, добрый, порядочный человек, которому Господь должен был дать лучшую супругу). Именинник остался напоследок.
– Поздравляю вас, Константин, – проговорила она тем же скрипучим тоном. – Я рада, что вы женились снова. Вам надо думать о спасении своей души. И о спасении душ остальных, если вы понимаете, о чем я.
Константин и Эван переглянулись. Во взгляде последнего промелькнуло сожаление – вероятно, связанное с тем, что его жена, не успев появиться в чужом доме, села на любимого конька.
– Пока что я не женился, госпожа Коган, – заговорил Константин вежливо. – Но Лия уже живет со мной.
Совершенно особое мнение о Константине Рита успела составить давно. Это был двуличный и совершенно бездуховный человек. Он вел себя на людях, как джентльмен, только потому, что ему нравилось быть в центре внимания, а в личной жизни был человеком хитрым и лишенным даже намека на мораль и честь. И не забывал лишать чести всех своих женщин. После того, как он развелся со своей женой (развратная и пошлая женщина, позволяет себе выходить в свет чуть ли не голой, тоже не имеющая понятий о чести, благородстве и достоинстве, отличная пара для такого человека, как Константин), жизнь его превратилась в подобие низкопробных порнографических романов. Все его женщины, как на подбор, были вульгарными, одевались откровенно и тоже корчили из себя леди и светских дам, как и его бывшая жена. Что же удивительного в том, что этот человек так опустился, что позволяет себе такую вещь, как гражданский брак?
Больше всего госпожа Коган раздражало не двуличие Константина и не то, как гадко выглядит его поведение в ее, хорошо воспитанной и набожной женщины, глазах. Ее выводило из себя то, с какой легкостью он говорит о своих возмутительных поступках. «Но Лия уже живет со мной». Каким спокойным тоном это сказано! Так, будто она уже его законная жена! Госпожа Коган помнила все недостойные высказывания этого человека, когда-либо ей услышанные, и говорила себе, что не подпустит его к своим детям на расстояние пушечного выстрела. Она и сегодня не пришла бы, если бы не репутация ее мужа, которую надо было блюсти. А еще бы не блюсти – окружение Константина состояло из таких же аморальных, как и он, людей, и мужу ее следовало бы держаться подальше от такого человека. Но христианское воспитание не позволяло ей упрямиться в разговорах с мужем, и она была вынуждена сопровождать его и со стороны наблюдать за тем, что он не нарушает нравственных норм.
– Надеюсь, я не шокировал вас, госпожа Коган? – осведомился тем временем Константин. – Я знаю, что вы обо мне не очень хорошего мнения, а поэтому предпочел говорить правду. – Он приложил ладонь к груди. – Я не так религиозен, как вы, но стараюсь придерживаться определенных моральных правил. Даже любовью мы занимаемся в темноте, а не при свете.
Госпожа Коган возмущенно выдохнула.
– Ну, знаете, – сказала она, – это чересчур!
– Я сказал что-то ужасное? Умоляю вас, простите. Я не хотел заставлять вас чувствовать себя неловко в моем присутствии. Но подробности моей личной жизни, как я знаю, очень интересуют вас, и поэтому я счел невежливым уходить от темы.
– Как у вас только поворачивается язык говорить такое! Подобные темы обычно обсуждают без посторонних и, тем более, без присутствия моего мужа!
– Не думаю, что ему понравилась бы эта мысль.
Эван покачал головой и рассмеялся.
– Извините, что прерываю светскую беседу, но мы припозднились, и, наверное, вам не терпится произнести первый тост.
… Путь к первому тосту оказался долгим, потому что до этого Константин и Эван решили перекинуться парой слов. Пару минут они обсуждали понятные только им биржевые новости, делились впечатлениями о высказываниях и делах каких-то финансистов. Эван подарил имениннику ценные бумаги, ценность которых осталась тайной для непосвященных.
– Вас совсем не видно в последнее время, – сказал он Константину. – Где вы пропадаете?
– У меня много дел. Но я обещаю, что в скором времени навещу вас.
– Устают не от дел, а от делишек, – поправил его Эван. – Вам давно пора бы взяться за что-то масштабное. Почему бы вам не открыть свое дело? Я вращаюсь в этих кругах уже не первый год, и глаз у меня наметан. Вы бы быстро встали на ноги, а потом растоптали без жалости всех конкурентов. – Он наклонился к уху собеседника. – Хочу уведомить вас, что дела у госпожи Землянских сейчас идут как никогда хорошо. Она послала своего партнера, Янива, этого неудачника, к чертям, и теперь распоряжается всем сама. Что ни говори, а девочка пошла в отца. И что вы думаете, она удовлетворена тем, что у нее сейчас есть? Она строит такие планы, которые в ее возрасте не снились даже мне, мужчине, в мужском мире денег! – Эван покачал головой. – Сейчас не время говорить об этом, но с какой женщиной вы расстались…
– Надеюсь, сейчас рядом с ней достойный мужчина, – ответил Константин. – Который оценивает по достоинству ее талант финансиста и не жалуется на то, что у него не жена, а постоянно желающий наполнить себя денежный мешок.
– Но ведь вы сами понимаете, как обстоят дела. Это деньги! Всегда нужно держать руку на пульсе, быть в форме. Только вы оступитесь, только продемонстрируете нерешительность и слабость – и ваши конкуренты оставят вас позади. Это жестоко, но у финансиста карьера на первом месте. Вы любили друг друга, но вы оба видели свое будущее в финансовой сфере, а не среди кучи детей. Никто не виноват, каждый выбирает то, что выбирает. – Он снова понизил голос. – Я уверен, что с Марикой вы провели много приятных минут. В отличие от меня, человека, по глупости своей решившего жениться на этом существе. Она, конечно, не изучает двадцать четыре часа в сутки биржевые котировки, одновременно обсуждая по телефону куплю и продажу ценных бумаг и акций и не имеет в голове калькулятор, как госпожа Землянских, но… – Эван обреченно махнул рукой. – Что бы там ни было, а я уже уверился в том, что для карьериста такая партия – единственная возможная. Очень хочется верить, что с этой женщиной, – он почти незаметно кивнул в направлении Лии, – у вас все сложится иначе, и вы будете счастливы. Счастье, знаете, это такая неуловимая штука… она напоминает долгосрочный вклад. Вы вкладываете и вкладываете, нервничаете, что спускаете на это слишком много средств, а потом открываете этот вклад и говорите: «А, к черту, это мне не нужно». И понимаете, что наделали.
– Мы заждались, друзья, – окликнула собеседников Констанция. – Вы заставляете нас скучать.
Незаметно появившаяся в гостиной Берта уже стояла у стола. Она успела наполнить бокалы шампанским и подала один из них хозяину дома.
– Благодарю, – кивнул он и поднял голову, оглядывая гостей. – Во-первых, друзья, я хочу поблагодарить всех вас за то, что вы пришли. Мне приятно ваше внимание, и, надеюсь, вы тоже не чувствуете себя здесь лишними. Здесь давно не было гостей, и поэтому мне вдвойне приятно видеть вас. Думаю, если бы наш круг был бы более широк, у меня бы не было ощущения уюта, которое я сейчас испытываю. Конечно, это не стоит расценивать как сомнительный комплимент в адрес тех, кого в этой комнате нет. – Константин улыбнулся и переложил бокал в другую руку. – Во-вторых, вы, конечно, ждете от меня тоста, хотя ни для кого из вас не секрет, что произносить тосты для меня равносильно изощренной средневековой пытке. Но теперь я стою перед вами, держу в руках шампанское, и мне уже не отвертеться. Можно было бы сказать много чего пафосного, но я ограничусь несколькими словами. Не своими, а словами господина Когана, которые я услышал от него минуту назад. Господин Коган сказал, что счастье напоминает долгосрочный вклад. Мы раз за разом отдаем некую сумму, с досадой думая о том, что тратим много денег, но не задумываемся о процентах, которые нам принесут эти деньги. Потом мы открываем этот вклад и успокаиваемся – ну, наконец-то мы больше не будем вкладывать деньги невесть куда. И только через некоторое время мы понимаем, что были недальновидны, и что надо было думать о последствиях. Я хочу пожелать вам, друзья, не открывать долгосрочных вкладов раньше времени. Наоборот – вы должны заботиться о них и понимать, что зачастую – да что там, всегда – количество и качество получаемого зависит от наших усилий.
– Браво, друг мой, – после короткой паузы сказал Эван и, оглядев гостей, салютовал бокалом. – До дна!
Глава 14
После того, как каждый из присутствующих еще раз – на этот раз, на словах, а не с помощью подарка – поздравил именинника, а шампанского заметно поубавилось, Боаз сказал:
– А теперь, по всем правилам светского приема, виновник торжества должен устроить нам импровизированный концерт. Думаю, к нему присоединятся и другие присутствующие музыканты, а те, кто в свое время музыке так и не научился, с удовольствием послушают.
Константин поднял глаза, удивленный принятым за него решением, но отказываться не стал и улыбнулся в ответ. Он тоже был слегка навеселе, как и все остальные гости.
– Почему бы и нет? Идем, дорогая, – обратился он к Лие, – ты поможешь мне навести порядок в нотах.
Майор Толедано сделал пару кругов по гостиной, ожидая, пока все усядутся, и занял место рядом с госпожой Коган. Это ей не понравилось, но она изо всех сил сохраняла спокойное выражение лица.
– У вас чудесное кольцо! – заговорил Боаз, наклоняясь к ее руке. – Я его еше не видел.
– Я редко его ношу, – ответила госпожа Коган, всем своим видом показывая, что она считает ниже своего достоинства беседовать с этим человеком.
– Великолепная вещь. Вы позволите?
И Боаз, достав из потайного кармана смокинга небольшой монокль, наклонился еще ниже к руке госпожи Коган. Она постаралась, чтобы на ее лице появилось все отвращение, которое она испытывает к этому мужчине, но со стороны ситуация выглядела более чем театрально. Сидевшая поодаль Габриэль в какой-то момент не удержалась от того, чтобы хихикнуть.
– Какая изящная оправа! – продолжал тем временем играть на публику Боаз, изучая кольцо. Он с первого взгляда понял, что камень не представляет собой ровным счетом ничего ценного, но удержаться не мог. – Держу пари, оно стоило как минимум тысяч пять…
– Что вы! – воскликнула глубоко оскорбленная госпожа Коган. – Это солитер! Хоть вы и ювелир, но в камнях ничего не смыслите!
Констанция, сидевшая за спиной госпожи Коган, приподнялась и тоже посмотрела на камень.
– Это действительно солитер, Боаз, – упрекнула она мужа, с достойной похвалы выдержкой сохраняя серьезное лицо. – Нет ничего более серьезного, чем недооценить украшения женщины! Ведь они нередко говорят за нее.
Госпожа Коган не поняла тонкого намека.
– Константин говорит о долгосрочных вкладах, вы, Боаз, оцениваете бриллианты, – заговорил Эван. – Хочется верить, что вы хотя бы когда-нибудь отдыхаете от работы!
Лия тем временем перебирала переплетенные ноты и нотные тетради, в которых аккомпанемент и партитуры были написаны от руки. Константин складывал их в стопку, а часть ставил на пюпитр.
– Ну и ведьма эта госпожа Коган, – покачала она головой.
– Да, пренеприятная женщина. Из тех, кто за неимением желания задуматься о своей морали и об якобы общепринятых моральных нормах думает о морали других. Думаю, я ей не понравился с первого взгляда. Когда мы с Эваном познакомились, он пригласил меня к себе на ужин. Мы пришли вместе с Марикой. Было жарко – конец лета – и Эван устроил ужин на свежем воздухе, в саду. Марика надела платье, которое при определенной доле фантазии можно было принять за пеньюар. Ничего откровенного и безвкусного – обыкновенное коктейльное платье, настолько короткое, насколько позволяет коктейльный этикет. Видела бы ты, как госпожа Коган на нее смотрела! Создалось впечатление, будто Марика пришла голой. Мы познакомились с гостями, среди которых было много важных людей – Марика тогда как раз была в предвкушении очередного шага вверх по карьерной лестнице. В какой-то момент мы с Эваном отошли для того, чтобы что-то обсудить, а Марика переходила от одного гостя к другому, принимала комплименты, улыбалась, беседовала. Видимо, госпожу Коган такое положение дел не устраивало, а поэтому в какой-то момент она отвела ее в сторону и спросила прохладным тоном, не считает ли она свое платье неуместным для вечера с таким количеством гостей-мужчин. Марика сначала не поняла, что она имеет в виду, и даже оглядела свое платье: может, с ней действительно что-то не так? А потом госпожа Коган подошла ко мне, очень невежливо прервав наш с Эваном разговор, и задала мне следующий вопрос: «Скажите, господин Землянских, что вас интересует больше – беседа о финансах или тот факт, что с вашей женой кто-нибудь из гостей может сделать нехорошие вещи?». Сначала я спросил, что она подразумевает под нехорошими вещами: может быть, предложение партнерства? Но госпожа Коган не собиралась отвечать, и тогда я сделал очередное предположение: может, она подразумевает секс? И, так как по ее лицу я понял, что она имела в виду секс, то ответил, что моя жена вольна распоряжаться своим телом так, как ей вздумается, я не буду против. Госпожа Коган разозлилась окончательно и велела мне убираться из ее дома, потому что она не потерпит, чтобы рядом с ее детьми были такие люди, как я.
– Кошмар, – с притворным разочарованием покачала головой Лия. – Вы ушли, даже не закончив ужина?
Константин поправил ноты на пюпитре.
– Перед уходом я спросил, что так разозлило госпожу Коган – может, тот факт, что я дал не тот ответ, которого она ожидала? Или же то, что мои моральные нормы более продуманы и не так слепо ориентированы на религию, как ее? Но ответа я удостоен не был, а поэтому мы с Марикой купили бутылку шампанского и отправились смотреть закат в Старом городе. Мы нашли чудесное место, откуда открывается великолепнейшая панорама – все видно, как на ладони, а нас видно не было – и занялись нехорошими вещами.
Лия достала из картонной коробки еще несколько нотных тетрадей.
– Эван, наверное, в свое время был не прочь приударить за Марикой, – сказала она.
– Этот джентльмен отличается такой же гибкостью взглядов, как и майор Толедано. Неужели ты думаешь, что госпожа Коган просто так ходит с ним? Или ей доставляет удовольствие проводить вечера в компании такого исчадия Ада, как я?
– Неужели она ходит за ним, как надзиратель? – удивилась Лия.
– Именно так, – ответил Константин, открывая одну нотных тетрадей. – Хотя, думаю, она чувствует, что он ей не верен. Что до Марики – когда-то у нас с Эваном был… скажем так, конфликт, связанный с ней, и после этого он свысока смотрит на моих женщин. Так обычно люди смотрят на то, что им никогда не будет принадлежать. Ладно, хватит обсуждать других за спиной. Начнем, пожалуй.
… После нескольких исполненных вещей Константина за роялем сменила Констанция. Боаз шепотом сообщил Лие, что его жена в свое время закончила консерваторию по классу фортепиано. Это внушало уважение, но госпожа Толедано играла не так глубоко и не так проникновенно, как хозяин дома. Ее сильной стороной была техника – слушатели сделали такой вывод после того, как Констанция сыграла пару вещей в быстром темпе. Следующим музыкантом оказалась госпожа Коган. Она сыграла отрывки из хоралов Баха и несколько произведений, которые, как и хоралы, относились к церковной органной музыке. При всех своих странностях и желчном характере, жена Эвана играла замечательно. Лие показалось, что она преобразилась, как только ее руки коснулись клавиатуры. Воистину, музыка меняет людей, и в музыканте часто мирятся два противоположных по характеру и взглядам на жизнь человека.
Эвану тоже предложили продемонстрировать свой «светский талант», но он отшутился, сказав, что его игра будет выглядеть бледно по сравнению с предыдущими исполнителями. Константин снова занял стул за роялем и подвинул к себе небольшую стопку нот.
– Время для танцев, – сказал он.
– Отличная мысль! – поддержала его Габриэль. К тому времени она успела выпить еще пару бокалов шампанского, и было непонятно, как она до сих пор держалась на ногах – о танцах не могло быть и речи.
– Может, тебе не стоит танцевать? – заботливо спросила Лия. – Или хотя бы сними туфли, а то ты себе что-нибудь сломаешь.
– Хорошо, – ответила Габриэль и через секунду уже снимала туфли. При этом она наклонилась к аудитории, причем повернулась к мужчинам, и в очередной раз продемонстрировала свое декольте. Лия, заметившая это, со смехом покачала головой.
Константин перебирал ноты.
– Какая музыка лучше подойдет для разминки танцоров?
– Маэстро, вальс, пожалуйста, – попросил Боаз. – Дамы приглашают кавалеров. Вы не откажете мне, госпожа Коган?
Госпожа Коган не была в восторге от этого предложения.
– С каких это пор вы стали дамой, господин Толедано? – спросила она, вложив в эти слова всю иронию, на которую только была способна.
– Я решил сделать первый шаг и помочь вам побороть вашу природную скромность. Может, маэстро сыграет нам что-то более… религиозное?
– Пляски шаманов? – спросила Кристина. Ни она, ни Гилад практически не прикасались к алкоголю, но всеобщее веселье действовало на них положительно. – Дорогой, ты станцуешь со мной пляску дикой шаманки?
– Если это то, о чем я думаю, милая, то лучше будет сделать это наедине, – ответил Гилад.
– Я сыграю вам пляску очень дикой шаманки и не очень дикого зороастрийца, но при условии, что потом кто-нибудь сменит меня на посту, и я тоже получу возможность потанцевать, – заговорил Константин, расправляя ноты на пюпитре. – Ну, так что? Вальс или религиозные хороводы?
Гости оживленно заспорили, и мнения разделились. Эван предложил станцевать еврейскую хору, чем развеселил всех присутствующих. Именно в этот момент в комнате и появилась Берта с телефоном в руке.
– Сэр, это вас, – сказала она, подходя к Константину. – Какая-то леди.
– Леди? На рабочий телефон? Уже начало первого! Я слушаю. Да, Нурит.
Лия, до сих пор стоявшая, опершись на крышку рояля, внимательно смотрела на него. Счастливая улыбка, которая не сходила с его лица с самого утра, постепенно сменилась озабоченным выражением, а потом – самым искренним волнением. Константин поднялся, взял сигареты, снова вернул их на место.
– Хорошо, я буду через час. – Он отключил телефон и поднял руку в попытке привлечь к себе внимание до сих пор спорящих гостей. – Я прошу прощения, друзья, мне необходимо срочно уехать. – Он положил руку Боазу на плечо. – Господин Толедано остается за старшего. Постараюсь вернуться как можно скорее и потанцевать. Эван, вы остаетесь за старшего маэстро. Прошу вас. – Константин пригласил его за рояль.
– Будет хора! – тут же решил Эван.
На безмолвный вопрос Боаза «в чем дело?» Константин дал такой же безмолвный ответ: «Позже». Лия подошла к нему и тихо спросила:
– Что происходит?
– Я должен навестить Нурит, – ответил Константин, надевая плащ.
– Неужели это так важно, что ты срываешься посреди ночи, да еще и в свой день рождения? Может, хотя бы раз в году работа может подождать?
– Дорогая, когда я вернусь, мы все подробно обсудим. – Константин погладил ее по волосам, обнял за плечи и поцеловал. – Я буду через пару часов.
Лия заперла дверь, повернулась и чуть не столкнулась с Констанцией. Госпожа Толедано держала в пальцах тонкую сигарету. Она предложила сигареты хозяйке, взяла ее под руку и повела к гостям.
– Не грустите, – сказала Констанция. – Вы умеете танцевать хору?
– Нет, – рассмеялась Лия. Ее родители не были религиозными людьми, и хора была для нее пережитком прошлого, танцем, который остался в далеком детстве, вместе с поиском «секрета» на Песах и переодеваниями на Пурим.
– Ах, дорогая! – Констанция чуть крепче сжала ее локоть. – Идемте. Я встану справа, а Эван – слева. – Она наклонилась к Лие и добавила, понизив голос: – А потом вы расскажете об этом вашему мужчине, и он получит возможность сорвать на ком-то свою злость по поводу поздних отлучек в свой день рождения.
Боаз, входя в порученную ему роль старшего, поднял руки и с важным видом провозгласил:
– Друзья! Вы все заметили, как господин Землянских обошелся со своими гостями. Я думаю, вы понимаете, что такое поведение недостойно джентльмена. А поэтому мы обязаны дождаться его возвращения, после чего заставить его играть и танцевать. Он обещал нам и музыку, и танцы, верно? А джентльмен должен держать слово. Господин Землянских обидится, если мы лишим его возможности сдержать слово. А если он попробует отвертеться, мы применим к нему легкое физическое давление.
– Интересно, какое легкое физическое давление можно применить к господину Землянских без страха перед тем, что это давление вернется к вам в более грубой форме? – спросил сидевший за роялем Эван.
– Положитесь на меня, друг мой. – Боаз сделал успокаивающий жест. – Я знаком с ним давно и знаю его слабые места. А пока играйте, маэстро. Организационные вопросы оставьте мне.
Оказалось, что танцевать хору несложно. Лия без труда вспомнила то, чему ее учили в детстве. Когда гости, сделав внушительное количество кругов по гостиной (мебель была предусмотрительно подвинута представителями сильного пола), утомились и присели, Констанция сменила маэстро и начала играть вальс.
– Надеюсь, господин Землянских не был бы против, пригласи я его женщину на танец? – спросил Эван, подойдя к Лие. – А она, в свою очередь, согласилась бы?
– Не знаю, что сказал бы господин Землянских, а я не имею ничего против, – ответила Лия.
Боаз пригласил на вальс Кристину, Габриэль, памятуя о предложении белого танца, пригласила Гилада, а госпожа Коган осталась сидеть в одиночестве. Боаз пообещал ей следующий танец, но ответом ему была очередная высокомерная мина.
– Вы очаровательны, – сказал Лие Эван, когда они уже кружились в танце. – Где вы учились танцевать?
– Меня научил Константин, – ответила она.
– Он учился танцевать с детства. Получил отличное светское воспитание. По нему это видно, правда?
– Да, – согласилась Лия.
Эван довольно закивал – так, будто он сам лично воспитывал Константина.
– В его поведении, конечно, есть что-то милое и консервативное, но его извечная уверенность в том, что он все делает правильно, сводит на «нет» все минусы. Вы, разумеется, работаете не в финансовой сфере?
– Нет, я юрист.
– И с его бывшей женой вы, конечно же, тоже не знакомы?
– Нет, – снова ответила Лия. – Я могу узнать, по какой причине вас это интересует, господин Коган?
– Это обыкновенная светская беседа. Мне хочется узнать вас поближе, вы кажетесь мне интересным человеком. Правда, на мой взгляд, Константину вы не очень подходите, не сочтите за наглость. Обычно его интересуют женщины другого типа. Более…
Лия вопросительно подняла брови.
– Более воспитанные? – предположила она. – Более светские?
– Я прошу вас не воспринимать это на свой счет, – поспешил уверить ее Эван. – Но, видите ли, Константин – человек своеобразный, и его деятельность обязывает к тому, чтобы вращаться в определенных кругах. У вращающихся в этих кругах людей особые взгляды на жизнь, в том числе, и на окружающих. И уж тем более, на жен и мужей других. Вы понимаете, о чем я?
– Не очень, господин Коган.
– Жена должна соответствовать мужу по статусу, госпожа Слоцки. В финансовой сфере это имеет огромное значение. О человеке судят не только по его делам и по его словам, но и по его внешнему виду, а также по его мужу или жене. Достойный партнер по браку для нас – часть престижа, имени и репутации. Госпожа Землянских была женщиной, которая соответствовала Константину. Кроме того, она тоже вращалась в этих кругах и была отлично знакома с этим миром, а это тоже немаловажно.
Больше всего Лие хотелось, чтобы танец закончился, но Констанция вздумала играть репризу.
– Я уже поняла, что госпожа Землянских соответствовала Константину, господин Коган. Поняла я и то, что вы завидовали ему, потому что у него была такая жена. Но не могли бы вы объяснить мне, какое отношение это все имеет к Константину и ко мне?
Эван с легкой усмешкой покачал головой.
– Ваш мужчина научил вас не только танцевать, но и изящно говорить гадости. Я объясню, какое отношение это имеет к вам. Вы устраиваете Константина в качестве любовницы: вы красивы, умны, умеете произвести впечатление. Но он не женится на вас. Такие люди женятся на других женщинах.
– Вам не кажется, что вы говорите лишнее, господин Коган?
– Я бы удивился, если бы вам понравились мои слова. Но давайте посмотрим на это с другой стороны. Достаточно одного взгляда на вашего мужчину для того, чтобы понять, что он любит женское внимание. И редко остается верным той, которая находится рядом с ним. Ни для кого не секрет, что в последние месяцы его брака с госпожой Землянских они оба были… как бы это сказать помягче? В творческом поиске. Вас устраивает перспектива мужа, который будет изменять вам? – Эван сжал ее руку. – Может быть, стоит подумать и решить, чего вы действительно хотите? Хотите ли вы замуж, или же вам нравится внимание мужчины, статус которого выше вашего? В таком случае, не обязательно выбирать такого человека, как господин Землянских. Есть мужчины умнее и состоятельнее. Или я не прав?
– Вы неправы в двух вещах, господин Коган. Во-первых, вы зря женились на женщине, которая не подходит вам по статусу, и из-за которой вы теперь говорите мне все это. Во-вторых, вы зря пригласили меня на танец.
– Позвольте, госпожа Слоцки, но вы ведете себя недостойно! – начал Эван, но Лия уже направлялась к одному из кресел.
Констанция прекратила игру и встала из-за рояля.
– Что случилось? – спросила она удивленно.
Господин Коган подошел к столу и взял бокал с шампанским.
– Все в полном порядке, дорогая. Вы можете продолжать. Или, может, сыграет кто-то другой, а я приглашу на танец вас?
– Может быть, вы объясните нам, что произошло? – заговорил Боаз, и в его голосе послышались требовательные нотки. – Наверное, леди не просто так бросила вас посреди танца?
– Леди не понравился тот факт, что ее мужчина любит женское внимание, – ответил Эван, присаживаясь. – Но разве я солгал, господин Толедано? Каждый мужчина грешит подобным, и господин Землянских – не исключение.
– Господин Землянских – любитель женского внимания? – вмешалась в разговор Констанция. – Вы, верно, уже выпили свое, Эван. Спросите любую женщину, которая знакома с ним – он настоящий джентльмен во всем, что касается слабого пола.
Эван посмотрел на госпожу Толедано и со смехом покачал головой.
– Вы – умная женщина, Констанция, – сказал он. – Неужели вы не знаете, что все мужчины по природе своей полигамны? Перед вами есть живой пример – ваш муж.
– Я прошу вас прекратить этот разговор и не предъявлять необоснованных обвинений, – произнес Боаз, и по его тону можно было понять, что он теряет терпение. – Вы, вероятно, можете похвастаться кристально чистой репутацией и твердыми моральными принципами, но хозяин этого дома – мой друг, и я запрещаю вам говорить что бы то ни было о нем за его спиной. Тем более что ваши обвинения не стоят и выеденного яйца, ибо все знают, что они лживы. Так уж и быть, я и словом не обмолвлюсь о том, что вы говорили сейчас, равно как и о том, что вы вели себя с госпожой Слоцки более чем вызывающе. Вы можете говорить все, что угодно, в мой адрес, но если вы скажете еще одно слово в адрес Константина, то я вышвырну вас отсюда без сожаления. Надеюсь, вам это ясно?
– Что на вас нашло? – не выдержал Гилад. – Мы все выпили, но это не повод для того, чтобы ссориться. Может, хватит?
– Вы говорите дело, господин Гордон, – ответил Эван. – А поэтому я считаю, что не вправе стеснять вас своим присутствием. Позвольте откланяться. Идем, дорогая.
Он взял жену под руку, и они удалились.
– Каков наглец! – до сих пор злился Боаз. – Если бы Константин был здесь, то за один намек на такие речи он бы выгнал его взашей!
– Полно, любимый, – сказала Констанция, обнимая мужа за плечи, после чего обратилась к гостям: – А почему бы нам не сыграть в покер?
– Вот за это Константин выгнал бы взашей нас всех! – рассмеялась Кристина.
– Полагаю, он бы с удовольствием к нам присоединился, – возразил Боаз и повернулся к Лие: – Ну, где у нас карты, хозяйка? И, может, мы выпьем еще немного? У нас впереди вся ночь.
… Габриэль отказалась играть, заявив, что покер – это не для нее. Лия тоже никогда не питала теплых чувств к карточным играм, но решила понаблюдать, а потом уже решить, хочет ли она присоединиться. В итоге Гилад, Констанция, Кристина и Боаз сели за стол вчетвером.
– Идем, подышим свежим воздухом, конфетка, – предложила Габриэль. – Тут душно. А на игру ты еще успеешь насмотреться. Их теперь и за уши от стола не оттянешь. Будут сидеть до победного конца.
Они прошли на застекленную веранду и, приоткрыв одно из окон, сели чуть поодаль.
– Экий фрукт этот господин Коган, – проговорила Габриэль, закуривая. – Чего он там тебе наговорил?
– Ничего такого, – пожала плечами Лия. – Просто это было сказано таким тоном, будто я уличная девка, и все, что мне нужно от мужчины – это деньги.
– Господину Когану не хватает уличных девок, – хмыкнула Габриэль. – Его жена, воспитанница пансиона благородных девиц, стесняется даже разуться при нем, и он видит уличную девку в каждой женщине. На твоем месте я влепила бы ему пощечину, да такую, чтобы он надолго запомнил.
– Чтобы господин Коган пожаловался Константину на то, что я его бью?
