Текст книги "Хищные птицы"

Автор книги: Амадо Эрнандес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)

Глава двенадцатая

В последний месяц среди жителей Манилы циркулировало множество самых противоречивых слухов. Одни сеяли панику, другие – порождали страх и тревогу, но преобладали все-таки слухи, вселявшие энтузиазм в сердца филиппинцев.

Близился к концу январь тысяча девятьсот сорок пятого года.

Прибывший откуда-то партизан рассказывал, что Армия освобождения, неся людям свободу, в то же время все разрушает и сокрушает на своем пути, потому что за каждый населенный пункт приходится вести ожесточенные бои с окопавшимися в них японскими гарнизонами.

Особенно тяжелая участь, по словам того же партизана, ожидала столицу. Американцы-де полны решимости уничтожить японцев всех до единого, и если для этого потребуется стереть город с лица земли, то они не остановятся и перед этим. Партизану будто бы довелось беседовать с одним американским офицером, и тот подтвердил, что невозможно избежать массовых жертв среди мирного населения. А когда партизан поинтересовался, что произойдет с теми, кто не сможет покинуть город, офицер развел руками и сказал: лучше как можно скорее уехать из города. Но даже если бы жителям столицы сообщили об этом официально, далеко не все могли бы подняться с насиженных мест, потому что у одних было здесь хорошо налаженное дело, у других – слишком много добра, с которым не так-то просто расстаться даже в предвидении смертельной опасности. Ну что ж, тем, кто дорожит богатством пуще собственной жизни, останется пенять лишь на самих себя.

Партизан полностью подтвердил и слухи о жестокости японских солдат. Он видел все это собственными глазами. Перед отступлением японцы сжигали целые деревни, истязали мирных жителей. Страшно передать словами, каким нечеловеческим пыткам они подвергали свои жертвы…

На фоне этих тревожных слухов весть о приближении к столице широко разрекламированной американцами Армии освобождения рождала у филиппинцев радость и надежду. Конечно, взорванные японцами мосты и разрушенные дороги тормозили продвижение Армии освобождения, однако боевой дух японских войск значительно ослаб, и американцы не предвидели сколько-нибудь внушительного противодействия с их стороны. Японцы теперь редко вступали в рукопашные бои, активно действовали в основном снайперы, прятавшиеся на деревьях и на крышах домов.

Постепенно очищалась от японцев одна провинция за другой, и у филиппинцев крепла уверенность в скором избавлении от японского ига. Они мечтали поскорее избавиться и от другого бедствия, порожденного войной, – от голода. Едва головные отряды американской армии вступали в город, рассказывали очевидцы, как тут же – начиналась раздача мирному, населению продовольствия, одежды и медикаментов. Трудно вообразить себе радость и восторг народа, испытавшего на себе щедрость и великодушие «освободителей».

В самом начале февраля американские Б-29 в течение двух дней беспрерывно бомбили уцелевшие в окрестностях Манилы военные объекты. Подобные хищным чудовищам, они неожиданно появлялись из-за облаков, быстро пикировали на цель и сбрасывали свой смертоносный груз. После этого начинало бушевать гигантское огненное пламя, и город обволакивал густой черный дым. Эти два дня стали настоящим адом для японцев. А еще через день американцы отбили у японцев университет св. Фомы и освободили томившихся в нем в течение трех долгих лет несколько сот интернированных американцев и других иностранцев.

В ту ночь ни один житель столицы не сомкнул глаз. Радостные взоры заполонивших улицу людей были устремлены к северной окраине Манилы, где полыхало зарево пожаров над расположением японских войск. Город неоднократно сотрясали мощные взрывы – японцы разрушили все мосты через реку Пасиг и таким образом начисто отрезали северную часть города от южной.

На следующее утро, в то самое время, как в Тондо, Санта-Крус и Сампалок торжественно вступали американские войска, укрепившиеся на противоположной стороне реки японские солдаты чинили чудовищные злодеяния над беззащитным населением. Они не щадили ни женщин, ни стариков, ни детей.

Почти целую неделю американские войска не могли переправиться через реку Пасиг. И все это время Пасиг напоминала мифическую реку, якобы отделяющую царство живых от царства мертвых. На северном ее берегу царило веселье, на южном – горе и смерть. Бесчинства и жестокость японских солдат в эту неделю достигли своего апогея. Повсеместно совершались грабежи, поджоги, насилия и убийства. Японцы не щадили никого, не останавливались перед надругательством над кормящими матерями и целомудренными монахинями. Огнем, штыком, пулей, гранатой уничтожали они все на своем пути. По временам вода в Пасиге становилась красной от крови.

Казалось, этой неделе никогда не будет конца… Но конец все-таки пришел. Были уничтожены все до единого снайперы-одиночки, засевшие в каменных зданиях Почты, Конгресса, городского муниципалитета… Вот и освобождена вся Манила. Однако какой дорогой ценой завоевана эта свобода! Город стал похож на обглоданный скелет. Развалины и пепелища, остовы зданий, торчащие словно гигантские головешки, оплавившееся железо и разбитые вдребезги стекла, поваленные столбы, оборванные провода, все кругом изрыто воронками. Улицы буквально устелены трупами.

Прежде чем уйти из города, японцы успели причинить Маниле огромный ущерб. Американцы, в свою очередь, методически обстреливали каждое здание, на котором не был вывешен белый флаг, нередко разрушая его до основания. Но люди горевали недолго. Жизнь брала свое: появились новые заботы, с которыми можно было справиться, лишь приложив максимум усилий и удвоив упорство и решительность. Не успели отгреметь выстрелы на полях сражений, как завязались новые бои, не менее упорные и не менее важные, – за устройство новой, мирной жизни. Злоупотребления, халатность и безответственность могли свести на нет мир, обретенный в войне. От всех требовалась строжайшая бдительность и дисциплина. Однако победа многих опьянила, а иных прямо-таки свела с ума, вселила в них неодолимую жажду мести.

Подобно грибам после дождя, в различных концах города возникали штабы партизанских групп, прежде всегда действовавшие в подполье. Они сразу же обнаружили, что японские часовые заменены американскими солдатами с нашивкой «МР» на левом рукаве. Американцы заняли бывшие японские казармы и, словно охотники за ведьмами, стали хватать всех подозрительных и тех, кого они хотели подозревать. И все же филиппинцы не скупились на выражение признательности и благодарности своим освободителям – американским солдатам.

«Хелло, Джо», – нередко можно было услышать на улице. Теперь уже не к японцам в плен попадали американцы, а в гостеприимные объятия целых деревень. Им дарили цветы, предлагали воду и фрукты. Ватаги мальчишек неотступно следовали за ними по пятам. А филиппинки, которые, как правило, чурались японцев, а порой обнаруживали и коварство, за исключением тех, кто продавал свое тело за «микки-маусы», сделались вполне покладистыми и всячески выказывали свое расположение к «этим симпатичным американским парням».

Многие филиппинские девушки мечтали отправиться в Америку и, выйдя замуж за американца, приобщиться к «американскому образу жизни». Кстати, кое-кому удалось осуществить свою мечту, однако большинству пришлось довольствоваться малым – стоять у причала и махать платочком вслед удаляющемуся пароходу.

К июлю Филиппинские острова оказались полностью очищенными от японцев, а десятого августа тысяча девятьсот сорок пятого года после первой атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки японская императорская армия заявила о своей безоговорочной капитуляции. Война окончилась. Наступил мир. Колокольный звон возвестил о возвращении страны к мирной жизни. Простой народ надеялся, что теперь наступят новые времена и жизнь изменится к лучшему. Партизаны верили, что родина по заслугам оценит их вклад в победу и они будут вознаграждены за вынужденные лишения и страдания.

Но проходили недели, месяцы, минул год. Давно смолк торжественный колокольный звон и праздничный вой сирен, затихли звуки фанфар, погасли фейерверки, и больше не слышались возгласы «Да здравствует!». Народ по-прежнему остро ощущал последствия войны. Разрушенные дома, тысячи людей, лишившихся крова, безработица и нищета, голод и дороговизна – все это не способствовало хорошему настроению и омрачало радость победы. Исчезли с лика земли четыре всадника Апокалипсиса, оставив после себя разруху, смерть, голод и нищету.

Глава тринадцатая

Весть об освобождении Манилы с быстротою ветра облетела всю страну. В столицу и другие крупные города стали возвращаться беженцы. Дороги, ведущие в столицу, были забиты людьми, спешившими вернуться в родные места. Всяк торопился к насиженному гнезду. Автобусы и поезда ходили переполненными до отказа. Однако в окрестностях Калаяана шла размеренная жизнь и не ощущалось никакой суматохи в связи с возвращением беженцев. Дело в том, что в этом районе партизаны действовали организованно и при активном содействии местных жителей вели успешную борьбу с японцами. Партизанский отряд Магата разместил свой штаб в здании муниципалитета. Они сорвали и публично сожгли японский флаг, а на его место водрузили два флага – американский и филиппинский. Быстро было введено местное самоуправление.

Магат собрал народ на площади и зачитал последнюю сводку о ходе военных действий. Он объяснил, что надлежит им делать дальше, предупредил относительно возможных случаев насилий и мародерства. Когда в штаб партизанского отряда приводили пленных японцев и предателей из Макапили, партизанский командир обычно говорил так:

– Давайте предоставим им возможность защищаться, покажем им, что мы понимаем правосудие совсем не так, как они.

Все указания Магата выполнялись безоговорочно. Подозреваемых в сотрудничестве с японцами доставляли в муниципалитет. Там их подвергали самому тщательному допросу, но, как правило, отпускали всех, кто мог доказать свою непричастность к сотрудничеству с врагом.

Однажды партизаны арестовали несколько человек, как они полагали, из местной организации Макапили. Их заперли в муниципальной тюрьме. Магат распорядился накормить арестованных и ни в коем случае их не трогать.

На следующий день утром главаря арестованных вызвали на допрос. Магат предложил ему сесть против себя и стал с интересом разглядывать коллаборациониста. Это был человек лет пятидесяти, смуглый, как все филиппинцы, с проседью в волосах, одетый в латаную одежонку. Бледное лицо выражало усталость, но в глазах не было страха.

– Значит, вы были главарем тут, в Макапили? – напрямик спросил его Магат.

– Да, был, – спокойно и твердо ответил тот. Магат был обескуражен таким ответом, ибо ожидал услышать обычную ложь.

– Стало быть, вы признаете, господин…

– Андрес.

– Стало быть, вы, господин Андрес, – повторил Магат, – признаете, что перешли на сторону врагов нашей родины.

– Нет, господин, – по-прежнему твердо заявил Андрес.

– Но вы же признали, что были главарем Макапили, – настаивал Магат. – Разве не так?

– Верно, признал.

– Почему же тогда вы отрицаете, что были врагом своей родины?

– Макапили – это сокращение, означающее «Макабайанг-пилипино» – «Филиппинский патриот», – пояснил Андрес. – Как же патриот может быть врагом своего народа?

– Ну, название часто используется для маскировки подлинных целей той или иной организации. Гитлеровцы тоже называли себя национал-социалистами… К лозунгам нередко прибегают в пропагандистских целях. Поэтому о всякой организации следует судить не по названию, а по характеру ее деятельности. Вы, макапили, помогали во время войны японцам и, значит, совершили предательство по отношению к своей родине.

Пленный скептически улыбнулся.

– Нас можно упрекнуть в предательстве по отношению к Америке, но свою родину мы не предавали, – пояснил он.

– А какая здесь разница? – поинтересовался Магат.

– Такая же, как между землей и небом, – быстро ответил Андрес. – Америка – это не наша родина, она навязала филиппинцам свое господство.

– Но Америка же – демократическая страна, – язвительно заметил Магат.

– Демократия у них существует только для американцев, для филиппинцев они – колонизаторы.

Беседа принимала любопытный оборот, и, чтобы придать ей еще большую остроту, Магат сказал:

– Ведь именно Америка избавила нас от господства испанских колонизаторов.

– Это верно, однако не кто другой, как они уничтожили нашу первую республику, – решительно парировал Андрес. – Вы, наверное, изучали историю.

– Так вы что же, отрицаете все то хорошее, что сделала для нас Америка? – с видимой горячностью вопрошал Магат.

– Надо смотреть правде в лицо, – отчетливо выделяя каждое слово, медленно продолжал Андрес. – И называть вещи своими именами… – Тут он на мгновение умолк и в упор взглянул на Магата. – А вы что же, и в самом деле верите, что большая страна обманула маленькую ради ее же пользы?

Магат был застигнут врасплох, и ему понадобилось некоторое время, чтобы собраться с мыслями. Перед ним сидел отнюдь не беспринципный прихлебатель японцев, презренный предатель родины. Именно такими ему представлялись все без исключения макапили. Размышляя над доводами Андреса, он тщательно подбирал слова для ответа.

– Американское правление на Филиппинах – это форма мирной взаимопомощи двух стран с целью установления здесь независимой республики, но, к несчастью, этому не суждено было свершиться из-за нападения японцев.

– По-вашему, значит, японцы все равно напали бы на нас, если бы здесь и не было американцев? – спросил Андрес.

– Японцы рассматривали Филиппины как плацдарм для осуществления своих милитаристских устремлений в юго-восточной части Тихого океана, в частности в Индонезии и Австралии, – объяснял Магат. – Страны «оси» договорились, что Германия может распространять свое господство на Европу, Италия – на половину Африки, а Япония – на все территории Азии, включая Китай и Индию. Поэтому, были бы здесь американцы или нет, японцы все равно совершили бы нападение на архипелаг.

– Было бы, конечно, лучше, если бы нас оставили в покое, – словно размышляя вслух, проговорил Андрес. – Для Японии, наверное, выгоднее иметь двадцать миллионов филиппинцев своими союзниками, нежели врагами…

– Ну, вы хотите слишком многого, – возразил Магат. – Ведь напала же Япония на Китай и отхватила часть его территории перед второй мировой войной.

– Не забывайте, что еще до вмешательства Японии Китай поделили между собой европейские державы. Поэтому у Японии были кое-какие основания для таких действий. Она была вынуждена аннексировать часть китайской территории, потому что в самой Японии не хватало места для всех жителей.

Магат закурил и предложил сигарету Андресу, но тот отказался.

– Чем вы занимались до войны? – поинтересовался Магат.

– Учил ребятишек в деревне, – ответил Андрес. – И увлекался чтением книг по истории и социологии.

– А почему вы стали сотрудничать с японцами?

– Как и большинство членов Макапили, я стал сотрудничать с японцами, потому что они обещали перемены. Ведь американцы ничего не изменили на Филиппинах: как были мы нищими, так ими и остались.

– Но разве не появились у нас школы, больницы, современные дороги?

– В городе – да. Но посмотрите, что делается в провинции. Наверняка вам часто приходится бывать в деревнях. Да что в деревнях! Возьмите маленькие городишки, там, как правило, вы увидите старую церковь, старое здание муниципалитета, построенные еще во времена испанцев, два-три особняка, где живут богатые семьи, которым обычно и принадлежит все в округе. Деревни же – это всего-навсего маленькая часовенка да горстка хижин, крытых пальмовыми листьями. Ни электричества, ни водопровода, ни дорог. Лишь тропинки, протоптанные босоногими крестьянами. Воду для питья и для приготовления пищи берут в реке, там же, где стирают белье.

Магат слушал с явным интересом, и Андрес продолжал изливать накопившуюся в душе горечь:

– А какие унижения мы испытывали перед войной! Вы, кажется, тоже выходец из крестьян. Тогда вам непременно случалось быть свидетелем низости констеблей из констабулярии, которые время от времени появлялись в поисках какого-нибудь беглого бандита. В каждом крестьянине они видели соучастника преступлений. Бывало, врывались в первый попавшийся дом, учиняли обыск, избивали ни в чем не повинных людей, крушили утварь, мародерствовали, забирая даже свиней и кур. А бывало и так, что поиски преступника служили лишь поводом для грабежа. У кого же мог искать защиты бедный крестьянин, если сами блюстители закона и порядка творили беззаконие?

– Следовательно, – допытывался Магат, – вы встали на сторону японцев только потому, что вас возмущали порядки, царившие при американцах?

– Если хотите, да. Именно из-за этих вопиющих унижений, – ответил Андрес, слегка повысив голос. – Мы маленькие люди, и нам не удалось вкусить от прогресса и процветания, которые несет, как говорят, американская демократия. Все блага предназначены для асьендеро и их семей, а наш удел – горе и страдания, да еще долги. Мы не можем послать детей в городскую школу, наши близкие умирают из-за отсутствия врачей и лекарств. Почему же мы должны испытывать благодарность к правительству, если ему наплевать на наши страдания? Почему мы должны жертвовать собой во имя единения общества? Объединяться с теми, кто пьет вино в то время, когда мы захлебываемся собственными слезами? Мы ведь не виноваты в том, что вынуждены выражать недовольство. К этому понуждают бедняков грабящие и угнетающие их эксплуататоры.

Магат заметил, как правая рука Андреса сжалась в кулак, когда он заговорил о бедах трудового люда. Андрес был готов продолжить свою речь, но партизанский командир жестом остановил его. Он хотел говорить сам.

– Страна – это не горсточка проходимцев, наживающихся на чем только можно. Страна – это все мы; вы, мы – все. И долг каждого достойного сына своего народа помочь родине в час испытаний. Вы же, макапили, пошли против…

Андрес перебил Магата:

– Если я вас правильно понял, то страна – это единое целое. А между тем наша страна разделена на множество группировок и партий, которые исповедуют различные религии и взгляды. Правда, большинство составляет трудовой народ. Примерно восемьдесят пять процентов. Если под демократией понимать власть народа и в интересах народа, как принято считать, то где она, эта власть, и где эти восемьдесят пять процентов?

А что собой представляют оставшиеся пятнадцать процентов? Если как следует разобраться, то окажется, что в действительности правительство выражает интересы как раз этих пятнадцати процентов. Согласитесь, что подобная форма правления не есть демократия, это – чистейшая демагогия. Родственники и приспешники стоящих у власти ненасытно черпают из общего котла.

Андрес с силой опустил руку на стол.

– По-моему, – подчеркнул он, – все эти угнетатели незаконно присвоили себе богатства страны. Они – враги народа. Микробы, паразитирующие на теле народа.

Магат молчал, а Андрес продолжал:

– Но когда возникает опасность, угрожающая их интересам, они начинают бить тревогу, призывая народ к единению и самопожертвованию. А тех, кто, как макапили, отказываются следовать за ними или выражают недоверие, они клеймят предателями. Но заметьте, господин Магат, война, можно считать, уже окончилась, скоро все войдет в свою обычную колею. И те, которые страдали, подобно вам…

Магат снова прервал его:

– Будут назначены всеобщие выборы. Всякий получит право избирать и быть избранным. Плохое правительство можно и нужно будет убрать…

– Свежо предание, – с горькой усмешкой промолвил Андрес. – Можете ли вы назвать человека, который бы, выставив свою кандидатуру на выборах, мог обойтись без огромных материальных затрат? А на какие средства он будет подкупать политических лидеров и покупать голоса избирателей? И сколько народа пользуется своим избирательным правом? Из двадцати миллионов граждан в лучшем случае к избирательным урнам приходит пять миллионов.

– Если так, то не только партия и ее кандидат виноваты в этом, – возразил Магат. – Виноват также и народ, тот самый маленький человек, о котором вы только что упомянули. – Ведь недаром говорят, что всякий народ достоин своего правительства.

– Однако же большая часть вины лежит на политических лидерах, которые хотят, чтобы народ оставался невежественным и забитым. Ведь если не…

– А не думаете ли вы, что деятели, организовавшие Макапили, входят в ваши пятнадцать процентов? – решительно парировал Магат.

Андрес широко раскрыл глаза, затем зажмурился и принялся озабоченно тереть лоб.

– Известно, что многие активные пособники японцев стремились попросту побольше урвать для себя, – признал Андрес. – Они руководствовались шкурными интересами. Однако погоду в Макапили делали не они, а мы, рядовые члены.

– Япония руководствовалась отнюдь не добрыми намерениями, поэтому любая помощь ей являлась злом… Вы вместе с японцами боролись против партизан. А ведь партизаны – плоть от плоти простого народа. Поглядите на мое лицо и руки. – Магат показал свои ладони. – Я сын крестьянина. И если я чему-то научился в жизни, то только благодаря своему усердию.

– Мы боролись за возвращение к тому, как было когда-то, – сказал макапили. – Все жертвы напрасны, если филиппинский народ вернется к своему довоенному состоянию, потому что, если выиграет Америка, – а она выиграла, – то мы снова станем пленниками доллара. Но если бы выиграла Япония, мы, конечно, не были бы свободными, но у нас оставались бы надежды на перемены. Перемены, которых ждут, которые нужны восьмидесяти пяти процентам населения нашей страны.

– Если так, то вас, стало быть, огорчает поражение Японии? – резко спросил Магат.

– Господин Магат, война началась не по нашей вине. Как и все филиппинцы, мы хотим мира.

– И вас не смущает, что победили американцы?

– Мы надеемся, что и победитель и побежденный, в первую очередь победитель, конечно, извлекут из войны урок. Теперь у них, по крайней мере, есть возможность исправить свои ошибки. Хочется верить, что воцарится справедливость и не останется места сведению счетов. Думается, что пережитое пойдет всем нам на пользу.

– Так должно быть, – убежденно согласился Магат.

Постепенно Магат проникся уважением к Андресу. «В конце концов, – думал он, – наши взгляды по самым важным вопросам довольно близки. Жаль, что такой незаурядный человек сделался членом Макапили, а не примкнул к партизанам».

Магат объявил Андресу и его людям, что их поместят в муниципальную тюрьму и будут там держать вплоть до выяснения, чем они занимались во время службы в Макапили: не чинили ли зверств над мирными жителями.

– Можно по-разному служить своей стране, – сказал Андрес. – Единственно, чего мы хотим, так это справедливости.

Магат ничего не ответил на это. Он вызвал своего заместителя и приказал ему препроводить Андреса в тюрьму, а когда за Андресом закрылась дверь, партизан подумал, что, если бы ему довелось вершить правосудие, он не смог бы вынести суровый приговор этому макапили, сумевшему внушить ему такое уважение.