Текст книги "Хищные птицы"

Автор книги: Амадо Эрнандес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

Глава двадцать вторая

Едва хозяин и гости закончили обед, появились Манг Томас и Даной – самый старый и самый молодой члены крестьянского союза.

– Мы шли мимо, видим, стоит джип, думаем, дай зайдем. Может быть, уже есть ответ на наше прошение, – с порога начал Манг Томас.

– Очень хорошо, что вы пришли именно сейчас, – радостно воскликнул Пастор и представил им гостей, вкратце сообщив о цели их приезда. – Они хотят все узнать сами, из первых рук.

– Да, совершенно верно, – подтвердил главный редактор «Кампилана».

И Манг Томас и Даной были польщены, что их делом заинтересовалась прославившаяся своей объективностью и широко читаемая в провинции газета.

Манг Томас и Даной подсели к столу, и началась настоящая пресс-конференция.

Манг Томас обстоятельно изложил положение дел на асьенде. Даной внимательно слушал и часто включался в беседу, уточняя одни факты и напоминая другие.

– Унаследовали мы эту землю от наших предков, а господин Монтеро получил ее в наследство от прежних владельцев… Это очень старая и запутанная история. Но если б хозяева проявили добрую волю, то можно было бы решить спор к обоюдному согласию. И для этого требуется одно – справедливость, – убежденно заключил Манг Томас.

– Ну, каждый понимает справедливость по-своему, – заметил Магат.

– Нет, справедливость существует одна для всех, – настаивал Манг Томас. – На что мы опираемся? Вот на это. – Он вытащил из кармана старый потертый бумажник и достал из него пожелтевший от времени конверт. В нем хранилась статья, вырезанная из давнишней газеты, до того затертая и зачитанная, что местами ничего нельзя было разобрать. Статью украшал портрет Мануэля Кэсона, первого президента Автономных Филиппин. – Вот на чем основана наша петиция. – И старик протянул статью Мандо. – Покойный президент тоже являлся землевладельцем, у него была земля в Араяте. За несколько лет до начала войны он собрал однажды всех своих арендаторов и сам объявил им все это добровольно. Это – настоящая Библия, здесь все сказано про отношения между арендаторами и землевладельцами, поэтому я всегда ношу ее при себе.

Мандо передал вырезку Магату, и тот принялся читать ее про себя.

– Вы прочтите вслух, – попросил Манг Томас.

– «Дорогие друзья, – начал читать Магат, – слово касама по-тагальски означает „издольщик“, это название мы унаследовали от прежних времен. Оно верно отражает дух и содержание отношений между землевладельцем и крестьянами, обрабатывающими его землю. Согласно закону и установившейся практике, каждый имеет право на соответствующую долю урожая. Землевладелец вкладывает свой капитал в землю, а арендатор-касама ее обрабатывает, и урожай они делят поровну. В старые времена арендатор со всей семьей, по существу, являлся членом большой семьи землевладельца.

То были самые гуманные и самые справедливые отношения на земле. Но со временем жадность и жестокость землевладельцев нарушили эти отношения. Землевладелец повел наступление на арендатора, пытаясь всеми правдами и неправдами присвоить себе большую часть урожая. Чаще всего они прибегали к повышению процентов на займы, которые крестьянину доводилось брать у помещика…»

– Надо же, какие глубокие познания были у президента в области истории, – восторженно произнес Пастор.

– Да, он умел извлекать уроки из прошлого, – в тон ему ответил Манг Томас.

Между тем Магат продолжал читать:

– «В течение нескольких лет моя семья владеет этой землей, но мы еще ничего не успели сделать. Одной из причин, почему мы с женой решили приобрести собственную землю, было мое желание показать на практике, каковы должны и могут быть отношения между землевладельцем и арендаторами. Личный пример всегда действует лучше, нежели многочисленные поучения.

Вы и мы станем настоящими издольщиками. Мы предоставим в ваше распоряжение рабочий скот, чтобы облегчить ваш труд. Деньги за него вы будете выплачивать нам постепенно. И я думаю, что эти расходы при вашем усердии и правильном уходе за животными полностью себя оправдают.

Кроме того, чтобы начать наши новые отношения, мы списываем с вас все старые долги. Тот, кто задолжал прежним владельцам, теперь свободен от долгов, хотя в соответствии с законом при покупке земли мы унаследовали и все старые векселя. В будущем все займы, за которыми вы станете к нам обращаться для покупки необходимых вещей и продовольствия, будут предоставляться вам без процентов. Кто возьмет в долг рис, отдавать будет тоже рисом; но и денежные займы можно возвращать рисом, разумеется, с учетом существующих на рынке цен. Единственно, на что вы не можете рассчитывать, так это на займы с целью покрытия долгов, сделанных вами в азартных играх».

Раздался громкий хохот Мандо, все заулыбались.

– Вот уж действительно: «бедняки – азартные игроки».

– Что делать, хотят попытать счастья, чтобы как-то выбраться из нужды, – проговорил Даной. – А вдруг повезет!

– И в результате увязают еще глубже! – подхватил Мандо.

– Уж кого следует винить в повсеместном распространении азартных игр, так это правительство, – вставил Магат. – Все крупные заведения азартных игр – игорные дома, ипподромы, хай-алай[49]49
  Хай-алай – комплекс увеселительных заведений в Маниле с рестораном, баром, ночным и спортивным клубами, названный по одноименной испанской игре в мяч, во время которой работает тотализатор.


[Закрыть] – имеют правительственные лицензии.

– А хуветенг?[50]50
  Хуветенг – азартная игра, заимствованная у чилийцев; широко распространена на Филиппинских островах.


[Закрыть] – не удержался Пастор.

– Правительство терпит хуветенг только благодаря взяткам, которые получает с организаторов, – ответил Магат и продолжил чтение.

– «Мы выделим каждой семье полгектара земли, и вы вольны распорядиться ею по своему усмотрению: хотите – сейте на ней, что вам нравится, хотите – пасите скот. Мы берем на себя обязательство вносить в почву удобрения, и за это вам не придется платить ни одного сентимо.

Если у вас возникнут какие-либо жалобы, обращайтесь к госпоже Кэсон или ко мне. Не найдете справедливости у нас – обращайтесь в суд, потому что перед законом все равны, и землевладелец так же отвечает за свои действия перед судом, как и простой крестьянин. Будьте усердны в работе. И можете считать землю своею до тех пор, пока вы этого пожелаете и пока будете соблюдать наш договор.

Вы можете стать коммунистами, социалистами, примкнуть к Народному фронту, – одним словом, кем угодно. Хотя я и состою в Националистической партии, вам нет нужды в нее вступать, если сами того не захотите. Точно так же никто не станет вас принуждать к голосованию за кандидатов нашей партии.

Я сделаю все возможное, чтобы улучшить ваше положение. Кроме того, каждый помимо того, что ему положено по закону, то есть по договору, может рассчитывать на дополнительное вознаграждение, если проявит особое усердие в работе или на общественном поприще. Но вы должны твердо запомнить, что тот, кто не будет прилежен в работе, никогда от меня ничего не получит. Кто хочет жить за счет других, не имеет права ни на что!»

– Послушайте, разве это не про Монтеро сказано: «кто хочет жить за счет других, не имеет права ни на что»? – воскликнул Манг Томас, как только Магат кончил читать.

– Но ведь он капиталист, – шутя ответил Мандо.

– Не хотите ли вы сказать, что мы должны работать на капиталиста? – сурово обратился к нему Манг Томас.

– По закону землевладелец имеет право…

– Жить за счет других? – ехидно спросил Манг Томас.

– Получать прибыль…

– Но давайте дочитаем статью, – взмолился Магат и, когда все умолкли, продолжал:

– «Мы с вами станем настоящими издольщиками, каждый получит свою справедливую долю. То, что хорошо для вас, хорошо и для меня, и наоборот – что, хорошо для меня, пойдет на пользу и вам. Если между нами установится полное взаимопонимание и доверие, то мы будем не столько хозяевами и арендаторами, сколько настоящими друзьями».

– Да-а, с Кэсоном никто не может сравниться в человечности, – снова восторженно воскликнул Пастор.

– Если землевладелец Кэсон еще до войны мог выдвинуть такое предложение, то почему другие не могут последовать его примеру сейчас? – задал риторический вопрос Манг Томас. – Ведь нужно всего-навсего проявить немного сознательности.

– В том-то и вся загвоздка, – поддержал его Магат.

– Может, они боятся, – предположил Даной. – Мне лично больше всего нравится пункт о политической свободе на асьенде. Будь кем хочешь, никого не касается, коммунист ты или националист.

В разноголосый хор бурной дискуссии вдруг ворвался голос снаружи, вопрошавший, есть ли кто дома. Пури вышла и вскоре вернулась.

– Там какой-то доктор Сабио. Он ищет вас, господин Пларидель.

Следом за нею в двери показался доктор Сабио. Мандо и Пастор как по команде вскочили навстречу гостю.

– Проходите, проходите, доктор, – пригласил его Пастор.

– Я же говорил, что вы приедете, – радостно приветствовал Мандо доктора Сабио и представил его собравшимся как ректора вновь образованного Университета Свободы и человека, отлично знающего деревню и ее проблемы. Не утаил он и о мечте купить асьенду Монтеро для Университета.

– А для чего она нужна Университету? – поинтересовался Манг Томас.

– Чтобы было лучше всем – и стране и крестьянам, – не задумываясь, ответил Мандо.

– Давайте вместе обсудим этот вопрос, – предложил доктор Сабио.

Все снова расселись по местам вокруг стола. Мандо рассказал доктору Сабио, что до его прихода разговор шел об отношении покойного президента Кэсона к своим арендаторам. Мандо протянул ему вырезку из газеты.

– Этот документ мне знаком, – проговорил доктор Сабио, скользнув взглядом по строкам статьи. – Это пример доброй воли одного землевладельца. Во времена президента Кэсона проявленная им инициатива явилась большим шагом вперед в сторону справедливого урегулирования отношений между крестьянами и латифундистами.

Манг Томас не упустил случая, чтобы еще раз выразить свое восхищение поступком Кэсона.

– Но в наше время пример Кэсона уже не является образцом для подражания, – продолжал доктор Сабио, – поскольку отношения между ним и его арендаторами строились на патерналистской основе. Он хотел быть для крестьян как бы отцом, который заботится о благе своей большой семьи. А между тем он оставался все-таки владельцем земли, а арендаторы получали лишь часть урожая. Его капитал – это земля, приобретенная им по твердой цене, в то время как капитал крестьянина – это его рабочая сила, его жизнь. И в конце концов он получал от каждого арендатора половинную долю. Если у него было, скажем, сто арендаторов, то он получал сто долей, не приложив никаких усилий со своей стороны, в то время как арендатор зарабатывал свою часть урожая, обильно полив землю потом. И хотя президент Кэсон неоднократно заявлял, что жизнь человека стоит неизмеримо больше, чем любая недвижимость, тем не менее наши суды до сих пор в первую очередь защищают права собственников.

Манг Томас, Пастор и Даной были поражены логичностью рассуждений доктора. «Этот человек и вправду хорошо знает то, о чем говорит», – решили они про себя и стали с интересом ждать, что доктор Сабио скажет дальше.

– В настоящее время идеальным было бы такое положение, при котором земля принадлежала бы непосредственно тем, кто ее обрабатывает. Во всяком случае, они должны получать львиную долю урожая с обрабатываемой ими земли. Но владение землей не должно, быть индивидуальным, оно должно быть общим, общественным, например кооперативным, ибо маленькие участки, как это имеет место сейчас, не дают большого эффекта. А кооператив владеет землей сообща и сообща ее обрабатывает. Все расходы и весь урожай делятся поровну между членами кооператива. Не существует никаких землевладельцев, и никто не живет за чужой счет.

– Об этом можно только мечтать, – задумчиво сказал Манг Томас. – Да как к этому подступиться? Во-первых, у нас нет своей земли, а во-вторых, у нас нет капитала.

– Вот если Университет Свободы осуществит свой проект, выкупит у Монтеро асьенду и создаст на ней кооператив, – горячо и заинтересованно говорил доктор Сабио, – то Университет же выдаст вам ссуду, а вы постепенно вернете эти деньги без всяких процентов. Управлять асьендой станет кооператив.

Все члены крестьянского союза единодушно одобрили идею создания кооператива.

– Это было бы единственно правильным решением с вашей стороны, – резюмировал доктор Сабио. – И оно в одинаковой степени пригодно для сельского хозяйства и для крупной промышленности. Старую систему хозяйствования необходимо менять в корне. Надо, чтобы каждый имел право на свою долю прибыли или дохода и чтобы право это не было прерогативой кучки людей, живущих за чужой счет.

– Это, наверное, называется социализмом, – то ли подумал вслух, то ли спросил Даной.

– В какой-то мере – да! – согласился профессор.

– Но ведь приходится постоянно слышать, что социализм – это всего лишь недостижимая мечта, – не утерпел Манг Томас.

– Утопия, хотите вы сказать, – поправил Мандо.

– Утопия, говорите? – переспросил доктор Сабио. – Так утверждают те, кто хочет сохранить прежнее положение и всячески противится переменам. Они стараются убедить всех в своей правоте, потому что подохнут, если не из кого будет сосать кровь. Не стоит, конечно, уповать на то, что с приходом социализма все проблемы разрешатся сами собой – и экономические и социальные. Но несомненно одно, что такая система значительно облегчает жизнь большинства народа. Социализм способен ликвидировать безработицу. Для упорядочения промышленности и сельского хозяйства государство вводит централизованное планирование. Этим наносится колоссальный удар по анархии производства, в первую очередь по господству монополий. Социализм – это забота об интересах и нуждах большинства трудящегося населения.

– Тогда социализм – это очень хорошо! – чуть не в один голос воскликнули трое крестьян.

– Нас тут частенько пугают коммунизмом. А что это такое, бог его ведает. Стоит взяться за организацию какого-нибудь союза, как со всех сторон поднимается крик: коммунизм. Затевается забастовка, опять крик: коммунистическая пропаганда. А что вы на это скажете? – озабоченно спросил Манг Томас.

– Дело, конечно, не в том, что вы плохо себе представляете, что такое коммунизм. Те, кто выступает против него, тоже не всегда разбираются в нем толком. Это типичный образец широко распространенного невежества, – ответил профессор. – То, о чем вы говорите, нельзя назвать коммунизмом, и вы, естественно, не коммунисты. Вам конституцией дано право на создание таких организаций. В любом демократическом государстве осуществляются на практике все те права, за которые вы боретесь. У нас в стране вас запугивают, а когда вы начинаете отстаивать свои законные права и требовать справедливости, против вас применяют силу. Властям выгодно, чтобы вы остались невежественными и трусливыми.

– Ну а все-таки что же такое коммунизм? – продолжал допытываться Манг Томас.

– Это должен знать каждый руководитель крестьянского или рабочего союза. Слово «коммунизм» более древнее, нежели Христос. Еще в Древней Греции были коммунисты, некая группа, запрещавшая своим членам владеть каким-либо имуществом. Уже в то время люди понимали, что частная собственность противоестественна. Теория современного коммунизма, как известно, разработана Марксом в его гениальном труде «Капитал». Ныне кажущиеся наивными представления древних греков нашли в нем свое выдающееся научное выражение. Маркс был немцем, но значительную часть своей жизни провел в Англии. Его близкий друг и соратник Фридрих Энгельс тоже долго жил в Англии, в Манчестере. Поэтому и «Капитал» Маркса, и их совместный труд «Коммунистический манифест» основаны на фактах из экономической истории Англии. И коммунизм, таким образом, не является чисто русской идеологией, как некоторые неправильно считают, Советский Союз только создан на основе этой идеологии. Маркс исследовал истоки капитала и разработал теорию прибавочной стоимости, которая лежит в основе всякой эксплуатации. Маркс неоднократно писал, что ученые умы в его время были заняты, в основном, познанием мира, в то время как необходимо было заняться коренным переустройством его. Он-то вооружил тех, кто станет переделывать этот мир, новой, коммунистической теорией, которая называется его именем – научный марксизм или революционный коммунизм.

Не успел доктор Сабио закончить свою мысль, как Пастор задал новый вопрос.

– Можно еще спросить, доктор? Как вы считаете, какая система лучше всего подходит для нас, филиппинцев? Возможен ли у нас социализм?

Все, включая Мандо и Магата, устремили взоры на профессора.

– Хороший вопрос, – начал, немного поразмыслив, доктор Сабио, – и своевременный, я бы сказал. Но на него, как мне кажется, ответить должны вы сами. Вы давно обрабатываете землю, которая принадлежит не вам, а землевладельцу, вы давно общаетесь с ним. То же самое можно сказать и про рабочих фабрик и заводов, про служащих различных компаний и фирм. Вы лучше, чем кто-либо иной, знаете, сколько вам приходится работать и сколько вы за это получаете. Все прибыли идут в карман землевладельцам, хозяевам фабрик и заводов. Я уже говорил, что при социализме все средства производства находятся в руках государства, а государство – это народ и его правительство. При социализме предвыборные кампании не сопровождаются демагогией, присущей так называемым демократическим государствам с республиканским типом правления. В нашей стране все посты, будь то в правительстве, в армии или суде, могут получить только люди богатые и влиятельные. Мощные средства информации и пропаганды – радио, газеты, журналы – поставлены на службу буржуазии. Конечно, перед каждой страной стоят специфические проблемы, часто совсем не похожие на проблемы других стран. Но, несомненно одно: при социализме у нашего народа была бы совсем иная судьба, какой буржуазная демократия обеспечить не может, ибо она гарантирует интересы лишь ограниченного числа людей, а никак не большинства народа… В нашем обществе фактически существует два – общество имущих и общество неимущих. Вот вам и демократия, за которую боролись наши с вами предки…

Сгустившиеся сумерки положили конец затянувшейся беседе. Пури внесла на подносе прохладительные напитки. Все встали из-за стола и направились к выходу.

– Надо будет нам еще как-нибудь собраться и потолковать, – сказал Мандо, как будто подводя итог этому импровизированному собранию.

– Спасибо вам за науку, – от имени крестьян поблагодарил Манг Томас доктора Сабио.

На прощание Магат пообещал рассказать в газете о положении на асьенде и о том, что думают по этому поводу местные крестьяне, их союз.

– У нас единое мнение на этот счет, – поправил его Пастор.

– Да-да, конечно, – охотно согласился Магат.

Мандо, отведя Пури в сторону, сердечно поблагодарил ее за радушный прием. Прощаясь, он задержал ее руку в своей и сказал с твердой уверенностью в голосе:

– Я очень скоро вернусь и привезу вам то, что оставил мне для вас ваш двоюродный брат.

– Как вам будет угодно, – робко ответила Пури и зарделась. Глаза ее красноречиво свидетельствовали о том, что она будет его ждать, очень ждать:

Глава двадцать третья

По прошествии нескольких дней Мандо снова приехал на асьенду, в этот раз один. На правах знакомого он теперь не остановился у ворот, а въехал на своем джипе прямо во двор. Навстречу ему вышел радостный Пастор.

– Добрый день, Тата Пастор, – вежливо приветствовал его Мандо. И то, что он назвал его гага, должно было как нельзя лучше свидетельствовать о его искреннем расположении к этому человеку.

– Добрый день, добрый день. Что привело вас снова в наши края?

– Вот привез то, что оставил ваш племянник Энди.

Пастор засуетился, приглашая гостя в дом.

– Пури! Пури! – крикнул он. – У нас гость! – И, уже обращаясь к Мандо, стал извиняться: – Право же, мне так неловко, что заставил вас ехать в такую даль. Я сам мог бы приехать…

– О, да это сущие пустяки, – скромно ответил молодой человек, – мне все равно нужно было сюда, и к тому же у меня машина.

– Пури! – снова позвал Пастор.

– Я здесь, отец. – Девушка впорхнула в комнату. Она надела новое платье, что не ускользнуло от внимания мужчин, и слегка припудрила румяные щеки.

– Вы сегодня один, – заметила девушка, здороваясь.

– Сегодня я приехал по личному делу, – с улыбкой ответил Мандо.

– Он привез нам подарок от Андоя, – чуть торжественно пояснил Пастор.

Мандо протянул Пастору маленький сверток, а тот, не глядя, передал его Пури. Повертев сверток в руках и оглядев со всех сторон, Пури вернула его отцу.

– Вы не хотите развернуть?

Пастор осторожно, словно боясь повредить таинственную вещь, скрытую под оберткой, развернул сверток и обнаружил внутри старую, с помятыми краями картонную коробочку. Сверху в ней лежало письмо. Взяв его дрожащими руками, Пастор прочитал вслух:

14 августа 1944 г.

Дорогой дядя Пастор!

Умирая, мама завещала почитать вас своим вторым отцом. Обстоятельства помешали мне встретиться с вами прежде. Теперь я нахожусь среди партизан в горах Сьерра-Мадре. Одному богу известно, какая судьба уготована каждому из нас.

Здесь вы найдете небольшой подарок для вас и вашей дочери, который я передаю через моего друга Мандо. Ему приходится часто бывать на равнине, поэтому я попросил его разыскать вас. Пусть этот подарок послужит свидетельством того, что я исполнил волю матушки и не забыл вас.

Целую вашу руку.

Ваш племянник Андой.

Голос Пастора задрожал, когда он дочитывал последние строчки письма. Мандо взглянул на него и увидел, что он плачет. Пури тоже негромко всхлипывала.

– Где-то он теперь? Жив ли еще? – грустно вопрошал старик, понимая, что задавать такие вопросы Мандо бесполезно, потому что война давно кончилась, но не мог удержаться. Мандо молчал. И если бы Андой остался в живых, он непременно разыскал бы своего дядю.

Пастор вынул из коробочки толстую пачку банковских билетов по двадцать и десять песо со штампом «Victory». Когда Пастор принялся пересчитывать деньги, из пачки выпало небольшое колечко, покатилось по столу и со звоном упало на цементный пол. Поискав глазами, Пастор проворно нагнулся и поднял его. Бережно держа кольцо двумя пальцами, он показал его Мандо и Пури.

– Золотое кольцо, – почему-то шепотом произнес он, – да еще с бриллиантом, – и протянул его Пури.

Девушка нерешительно взяла кольцо.

– Наденьте его, – посоветовал Мандо.

Но Пури словно оцепенела, и Мандо пришлось самому надеть ей кольцо. Пури пыталась высвободить руку, ко он крепко держал запястье, пока не убедился в том, что кольцо плотно сидит на среднем пальце левой руки.

– Ну вот, в самый раз, – с удовлетворением произнес он.

Однако Пури тотчас же снова сняла кольцо.

– Я не хочу носить его, а то… станут думать, что у меня есть жених. – И, густо покраснев, она сникла в смущении.

– А у вас разве нет жениха? – вырвалось у Мандо.

– Нет, – твердо ответила Пури, и ее щеки покраснели еще больше.

Девушку явно смущал разговор на эту тему, и Мандо хотелось как можно быстрее устранить возникшую неловкость. Когда Пури возвратила кольцо отцу, тот отказался его принять, сказав:

– Оно – твое. Хочешь – носи, не хочешь – спрячь.

– Конечно, вы сами распорядитесь, как поступить с кольцом, – поддержал его Мандо.

Пастор кончил считать банкноты. Их оказалось ровно тысяча песо. Он еще раз бросил взгляд на кольцо, которое Пури в нерешительности перекладывала из руки в руку.

– Откуда у Андоя могли взяться такие деньги и это кольцо?.. Партизаны, я знаю, вели суровую жизнь в горах, а подчас и голодали, не так ли? – В глазах старика на минуту мелькнуло сомнение.

– Ну, когда стали прибывать американские подводные лодки, жизнь полегчала! – пояснил Мандо. – Эти вот банкноты со штампом «Victory» американцы привезли в качестве аванса партизанам за их службу. Что же касается кольца, то Энди получил его в дар от одной семьи, которую ему удалось спасти от преследований японцев.

– Ах, вот оно что. – Взор Пастора снова просветлел, на устах Пури заиграла улыбка. – А сколько может стоить такое кольцо?

– Энди вроде бы говорил, что тем, кто его подарил, оно стоило довольно дорого, тысячи три песо…

– Бог ты мой! Да это же целое состояние! – воскликнул Пастор.

– Тогда и вовсе я не стану его носить, – заявила Пури.

– Ну почему же? – с отчаянием в голосе спросил Мандо.

– В деревне все начнут говорить, что я хвастаюсь. Вы же знаете, как тут любят судачить.

– И к тому же, если хочешь, чтоб тебя не обокрали, лучше никому ничего не показывать. – В Пасторе взяла верх житейская мудрость.

– Руки деревенской девушки приспособлены для черной работы, а не для того, чтобы носить драгоценности, – сурово проговорила Пури.

– А по-моему, наоборот: руки, которые столько работают, достойны самых дорогих украшений, – возразил Мандо.

– Достойны прежде всего хороших денег, – добавил от себя Пастор.

Они уговорили Пури хранить это кольцо как память о своем двоюродном брате, независимо от того, жив он или пропал без вести.

Пастора не покидала тревога о племяннике, и он уже не раз задавал Мандо один и тот же вопрос:

– Что могло с ним случиться? Неужели вам никогда не приходилось о нем что-нибудь слышать после той встречи?

– Мне почему-то кажется, что Энди жив, – уверенно ответил Мандо, стараясь заразить своим оптимизмом и старика, – хотя с тех пор мы больше не встречались, и никаких известий о нем я не получал. Может, он вступил в американскую армию после освобождения… Я бы не удивился, если бы узнал, что его, как и многих других партизан, послали после войны в Америку на выучку.

– Надо уповать на господа, пусть будет он милостив к нашему мальчику.

Разговор незаметно перешел на другую тему, и Мандо, улучив момент, сообщил старику и его дочери, что в самом скором времени, может быть, даже на будущей неделе, едет за границу по делам газеты.

– И надолго? – осведомился Пастор.

– Да, наверное, года на два-на три. Но я буду пристально наблюдать за всем, что происходит здесь, в частности и на вашей асьенде, – заверил он Пастора. – При теперешних средствах связи это не так сложно.

– Здесь дела идут из рук вон плохо, – начал тут же Пастор. – Я-то, по-видимому, не останусь дольше в управляющих. Тут, на другом конце нашего баррио[51]51
  Баррио (исп.) – административный центр волости на Филиппинах; также – деревня.


[Закрыть], продается небольшой клочок земли. Я собираюсь его купить, теперь и деньги вот есть, спасибо Андою. Тогда туда и переедем с Пури…

– Это вы хорошо придумали, – согласился Мандо. – Но вы ведь слышали, что говорил доктор Сабио. Университетская корпорация намерена купить асьенду и устроить здесь нечто вроде лаборатории по изучению и улучшению крестьянской жизни, повышению урожайности на здешней земле и тому подобное.

– Да-да, я помню, он рассказывал об этом в прошлый раз.

– Если им удастся купить асьенду Монтеро, то сельское хозяйство здесь будет вестись на наилучшей основе, под руководством ученых Университета. Специалисты – агрономы и агрохимики – будут изучать местные условия. И на основе полученных научных данных будут давать рекомендации крестьянам. Ведь только владеть землей еще недостаточно, нужно уметь с ней обращаться. А то и на собственной земле можно бедствовать. Разве не так?

– Это каждому хорошо известно, – поддакнул Пастор. – Некоторые из арендаторов дона Сегундо решили податься из родных мест на Минданао – там, говорят, легко получить земельные наделы – и даже на Гавайские острова, а то и в Калифорнию работать на плантациях. Говорят, где можно прокормиться, там и родина.

– На Минданао теперь полным-полно таких же крупных земельных собственников, как и здесь, только там землевладельцами в большинстве своем являются видные правительственные чиновники, – разъяснил Мандо, потому что хорошо знал о положении на Минданао. – За последние пятьдесят лет туда в поисках земли отправилось множество крестьян. Пядь за пядью они отвоевывали землю у леса, обильно поливая ее кровью и потом, многие не выдерживали кошмарных условий существования и гибли в джунглях Минданао. А в конце концов выяснилось, что земля, ради которой они не щадили жизни и которую считали своей собственностью, была записана совсем на другие фамилии, фамилии тех самых правительственных чиновников. Много крестьян еще погибло в борьбе или попало за решетку, поскольку они не согласились добровольно уйти с земли и уступить ее новоявленным хозяевам.

– И как господь бог допускает такую вопиющую несправедливость?

– Что же касается плантаций на Гаваях и в Калифорнии, – продолжал Мандо, – то там сейчас не очень-то нужны рабочие руки. Кроме того, в США имеется пятнадцатимиллионная армия негров, не считая китайцев, японцев, кубинцев, пуэрториканцев и прочих второсортных граждан Америки. Филиппинцев же милостиво допускают туда только потому, что они соглашаются на самую нищенскую плату даже по сравнению с прочими иностранными рабочими. Конечно, с другой стороны, это все же лучше, чем прозябать в сельских местностях Филиппин. Мне кажется, что филиппинскому крестьянину вообще не стоит никуда ехать, потому что на чужбине он немедленно попадет в еще более страшную кабалу. Наверное, лучше всего оставаться там, где ты родился и вырос, и бороться за свои права.

– Да, наш крестьянин от природы тих и послушен, – поддержал его Пастор. – Он всегда старается избежать каких бы то ни было столкновений и неприятностей. Но он не трус. Как известно, в каждом доме есть мачете, которым обычно рубят дрова. Но тот же самый мачете может обрушиться на голову врага, когда это нужно.

– Вы пообедаете с нами? – с улыбкой обратилась Пури к Мандо, но тот поблагодарил ее и отказался, сославшись на неотложные дела в Маниле.

– Это мы должны благодарить вас за то, что вы для нас сделали.

– Я всего лишь выполнил свой долг. Да к тому же сюда стоило приехать только для того, чтобы подышать чистым воздухом.

В это время на пороге появился один из арендаторов, который зашел о чем-то посоветоваться с Пастором.

Пури украдкой наблюдала за отцом и его посетителем, стоявшими у дверей. Они были заняты беседой и не обращали никакого внимания на сидевших за столом молодых людей.

– Я буду писать вам отовсюду, где мне доведется быть, – вызвался Мандо, – если, конечно, вас не обременит чтение писем.

– Я опасаюсь, что это для вас будет обременительно писать какой-то деревенской знакомой, – возразила Пури.

– Если бы у меня не было случая убедиться, какая у вас нежная и благородная душа, я бы, наверное, обиделся, – ответил Мандо. – Раз уж я помнил столько времени о поручении вашего двоюродного брата, то как же я могу теперь позабыть вас. И тем более вдали от родных мест, среди чужих людей. В общем, обещаю писать.

– Но там, наверное, много всяких развлечений и соблазнов, – не сдавалась девушка. – И много интересных мест и красивых женщин.

– Я еду туда, Пури, вовсе не развлекаться, – серьезно сказал Мандо. – Что же касается красивых женщин, то я сомневаюсь, чтобы какая-нибудь из тамошних женщин могла сравниться в красоте с вами.