355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алексей Пехов » Киндрэт (Тетралогия) » Текст книги (страница 58)
Киндрэт (Тетралогия)
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 15:53

Текст книги "Киндрэт (Тетралогия)"


Автор книги: Алексей Пехов


Соавторы: Наталья Турчанинова,Елена (1) Бычкова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 107 страниц)

– Ты еще не дошел до центра пещер.

Через силу Валентин повернул голову и увидел Корвинуса, сидящего рядом.

– Прости, я не сумел помочь тебе.

– Ты пытался, – ответил тот, и его черты вдруг поплыли, плавясь, словно воск, и превратились в чужой, бледный, застывший лик, обрамленный белыми как молоко волосами.

– Так ты все еще хочешь стать кадаверцианом? – прозвучал в голове изумленного Валентина гулкий, раскатистый голос.

И юноша неожиданно понял, кто шел с ним все это время.

Несколько мгновений он смотрел на белое умиротворенное лицо, затем попытался заставить себя подняться… Хотя бы сесть.

– Я думал, это неправда. Вас… тебя не существует на самом деле.

Существо, сидящее рядом, смотрело на него глубоким пронизывающим взглядом, не осуждая, не укоряя, не одобряя.

– Дона оказала тебе плохую услугу. Велела выжить. А ты должен был умереть.

– Я не сумел. Извини…

На ее блеклых губах появилась легкая улыбка.

– У тебя будет еще один шанс. Пройти Путь снова, если ты решишься.

Валентин помолчал, не зная, что сказать, в голове крутился один-единственный вопрос:

– Почему ты так милосердна ко мне?

– Я милосердна ко всем.

– Но почему ты помогала мне?!

Она чуть улыбнулась и ответила:

– Мне был нужен новый привратник.

Затем медленно поднялась, несколько мгновений смотрела на человека, наклонилась и положила возле него цветок – стебель с множеством белых венчиков. Асфодель. Корвинус протянул руку, крепко сжал цветок и вдруг понял, что падает. Проваливается. Летит.

Иллюзорный мир вокруг разорвался, пропуская настоящую реальность.

Он рухнул на пол просторного, светлого зала, за окнами которого кружил снег. А спустя несколько мгновений услышал взволнованный голос Доны, открыл глаза и увидел ее прекрасное лицо, яркие губы, серебряные волосы.

– Я не смог, – произнес Валентин через силу, глядя в бесподобно-синие глаза вилиссы. – Не дошел.

Он разжал окровавленный кулак, в котором был зажат смятый цветок, и прошептал:

– Это она дала.

– Кто? – так же тихо спросила вилисса, осторожно касаясь его лица.

– Смерть.

Глава 10
Свободен

Хорошая репутация – это одна из многих неприятностей, которые мне не пришлось пережить.

Оскар Уайльд. Женщина, не стоящая внимания.

5 марта

Если говорить вежливо, то скрипка оказалась отвратительной. Мастер, сделавший ее, никогда бы не встал на одну ступеньку даже с Амати, не говоря уже о Гварнери и Страдивари. Жалкая немецкая подделка под одного из талантливых итальянцев была достойна лишь немедленного сожжения в камине.

То, что деревяшка не способна выдать ни одной приличной ноты, Миклош понял, как только ее увидел. Ему хватило единственного взгляда на это убожество, чтобы знать – скрипичный мастер родился бездарным.

Отвратительно сделанная нижняя дека, слабые ребра, плохой клей и слишком вылизанный, янтарный лак. В нем отсутствовала привычная теплота и глубина, что встречалась у благородных инструментов. Стоит ли говорить о звучании? Когда господин Бальза впервые коснулся смычком расстроенных струн, у него едва не лопнули барабанные перепонки. По его мнению, даже кошки, наступи им на хвост, не были способны издавать столь мерзких звуков.

Оставалось лишь удивляться, с какой помойки Кристоф притащил эту дрянь и почему до сих пор ее не уничтожил, а бросил валяться вместе со всяким хламом на чердаке. Где поверженный нахттотер и нашел музыкальный инструмент, когда, страдая от безделья, как-то под утро поднялся наверх.

Споткнувшись о запыленный лакированный футляр, Бальза не стал спрашивать разрешения и притащил находку в свою комнату, расположенную на втором этаже в особняке кадаверциана.

Миклош понимал, что ему необходима практика. И потому пришлось пожертвовать тонким, безупречным слухом и бесконечным талантом ради тренировки рук. Мучительная регенерация осталась позади, но пальцы до сих пор плохо слушались, были медлительными, неловкими. Смычок и карандаши – вот что ему требовалось для быстрейшего восстановления.

Однако рисовать быстро надоело. Сейчас все наброски походили один на другой – излишне однообразные и примитивные – Хранья, жарящаяся на солнечных лучах. Разумеется, поначалу подобные образы не могли не радовать Бальзу, но затем стали удручать. Он понимал, что до момента, как сестрица отправится в ад, пройдет еще какое-то время и, в раздражении собрав бумаги, смял их и под завязку насытил чрево мусорной корзины. Нахттотер решил, что музыка сейчас для него предпочтительнее, пускай она и рождается из столь отвратительной скрипки.

Прострадав несколько часов, он нашел выход из положения – играть, не касаясь смычком струн. И скрипка пела в его голове, создавая одну мелодию за другой. И каждая из них была прекрасна, настоящий бриллиант в музыкальной сокровищнице, а все потому, что их автором являлся господин Бальза.

Ля минор. Первую интонацию, наполненную энергией и стремлением вперед, сменило мелодичное ядро, мотивные импульсы, вытекающие один из другого. Темп, лад, фактура, характер движения. Этот концерт превосходил все то, что смогли создать и Бах и Вивальди. Миклош Бальза наслаждался собой и своей музыкой, на какое-то время забыв о свалившихся на него проблемах.

От музицирования его отвлекла боль в висках. Помянув гром и молнию, нахттотер с раздражением отложил скрипку в сторону и рухнул на кровать, проклиная сестру. Последствия «Поцелуя Медузы» ощущались до сих пор. По утрам на тхорнисха свирепым шакалом набрасывался сильный озноб. К вечеру частенько пропадала чувствительность в пальцах, легкой судорогой скручивало лицевые мышцы, исчезало зрение, жгло язык, и сильно ныли виски. Заклинание проклятых тупоголовых лигаментиа, которых сестра в два счета обвела вокруг пальца, никак не желало отпускать свою жертву. По подсчетам Бальзы, эта гадость не прекратит донимать его еще, по крайней мере, две недели.

Когда боль становилась невыносимой, нахттотер клал на лоб мокрое полотенце. Это помогало слабо, но зато он не терял способности думать. Господин Бальза не гнушался раз за разом прокручивать в голове ночь своего поражения.

Признаться честно, он не любил признавать свои ошибки, но сейчас иного выбора не было. Миклош знал, что во всем виноват сам. Подумать только! Прожить столько лет среди опасных, словно акулы, блаутзаугеров и растечься перед сестрой, словно выброшенная на берег медуза! Он всегда считал ее более слабой, более нежной, более ранимой, более недальновидной… И поплатился за это сполна. А между тем такую тварь следовало убить сразу, мгновенно, а не дарить ей жизнь, пускай это и было существование в пределах Котора. Да и затем, как только она вернулась в Столицу, – надо было не разговоры вести, а немедля раздавить ее мерзкую голову!

Но он не смог. Черствый, кровожадный, любящий только себя Бальза в самой глубине души надеялся, что они будут вместе. И упустил момент. А затем стало поздно.

«Тупоголовый романтик!» – презрительно прошипел он, глядя в идеально-белый потолок. Его тошнило от себя, от своей глупости и того, что произошло. Стоило ему подумать о том, что теперь сестра заняла его «Лунную крепость», возглавила его клан и называет себя нахттотерин, весь мир становился алым от ненависти.

Но приходилось контролировать свои чувства, быть сдержанным и не разнести что-нибудь из мебели или коллекционной этрусской керамики кадаверциана. Вряд ли Кристоф будет рад, если в его доме случится погром.

Бальза разумно полагал, что сейчас не время ругаться с колдуном. Тот стал союзником, пускай и невольным. Кадаверциан явно был не слишком доволен незваным гостем, которого притащил на своем горбу дух-убийца, но, слава Основателю, не приказал выбросить нахттотера на солнце.

Почему мастер Смерти так поступил – Миклош не знал до сих пор. «С некромантами, – думал он, – никогда не поймешь, играют ли они в благородных рыцарей или, действительно, таковыми являются». Он не представлял, какая Кристофу выгода от его жизни, особенно если учесть, что колдун на дух его не переносит.

На всякий случай, чтобы не гневить судьбу, в первые дни Бальза вел себя тише воды ниже травы. Это было не сложно, поскольку большую часть времени он провел в беспамятстве. Регенерация проходила на удивление медленно и тяжело.

Однажды, придя в себя на изорванной постели, Миклош увидел стоящего в дверях колдуна. Он попытался улыбнуться, но губы плохо слушались, и на лице появилась неприятная гримаса:

– У меня сегодня не слишком презентабельный вид, – хрипло и натужно рассмеялся нахттотер, садясь. – Извини, что встречаю тебя в мятой рубашке.

Ничего не сказав, кадаверциан вошел в комнату и поставил на столик большую кружку с кровью. Брат Храньи тут же почувствовал голод. Он не помнил, когда ел в последний раз.

От кружки отвратительно смердело застарелой несвежей пищей, и господин Бальза внутренне скривился. Какой еще еды можно было ожидать в кладбищенском логове? Здесь никто не собирался кормить его свежими лакомствами.

Кадаверциан догадался, о чем думает гость, и едва заметно улыбнулся:

– Никаких блондинок.

Понимая, что спорить нет резона, тхорнисх лишь пожал плечами.

Тогда Кристоф провел над кружкой рукой. Запахло анисом, и кровь приобрела светло-зеленый цвет.

– Что это за дрянь? – не сдержался Бальза. – Теперь она выглядит так же отвратительно, как и пахнет!

– У меня нет знаменитых эликсиров Луция Тхорнисха. Тебе придется пить, что дают.

Мысленно помянув гром и молнию, Миклош неловко взял кружку едва отросшими пальцами и выпил залпом… Его едва не вывернуло наизнанку. Пытаясь справиться с бунтующим желудком, он откинулся на подушки и закрыл глаза. Боль медленно отступала.

– Я оставлю в холодильнике запас. Будешь пить это каждый день. Когда встанешь на ноги, тебе лучше уехать из Столицы.

Бальза хотел узнать у Кристофа, чем сейчас занята Хранья, но провалился в сон.

Проснувшись, он почувствовал, что дом пуст. Абсолютную тишину нарушало лишь его хриплое дыхание. Несколько минут тхорнисх прислушивался, надеясь различить хоть единственный посторонний звук. Но безуспешно. Его оставили одного в самом сердце клана Кадаверциан и не потрудились выставить охрану.

Поначалу Миклош даже обиделся. Подумать только – до чего он дошел, раз его настолько ни во что не ставят. Однако тут же выйдя в коридор и добравшись до кабинета Кристофа, увидел на дверях тяжелую изумрудную печать, в которую кроме атакующей магии было вплетено еще и какое-то потустороннее существо.

– Ну что же. Рыцарь не так наивен, как я предполагал, – пробормотал нахттотер.

В принципе, будь у Бальзы немного больше желания и сил – он, безусловно, сумел бы проникнуть внутрь, и «призрачная преграда» его бы не остановила. Но сейчас нахттотер решил, что тайны тех, кто возится с мертвечиной, его нисколько не интересуют.

Исследуя пустой дом, он нашел еще несколько печатей, недвусмысленно намекающих на то, что посторонним вход запрещен. В холодильнике обнаружилась кровь зеленого цвета, и на этот раз господин Бальза даже не поморщился, принимая лекарство.

Так прошло больше двух недель. Некромант не возвращался, нахттотер слонялся по пустому особняку, слушал, как иногда пронзительно звенит в гостиной телефон, и зализывал раны. Он частенько просиживал по целой ночи в маленькой библиотеке, пытаясь найти что-нибудь заслуживающее внимания, но на полках стояли обычные ничем не примечательные книги – ценные фолианты Кристоф держал где-то еще. Приходилось рисовать, музицировать, смотреть в окно на заснеженную набережную, играть в шахматы с несуществующим противником и страдать от невыносимой скуки.

Несколько раз, нуждаясь в той или иной вещи, он по привычке звал Романа или Йохана, но тут же одергивал себя. И тот и другой были мертвы. Миклош не питал иллюзий на этот счет. Хранья уничтожила всех.

Нахттотер помнил ее разговор с Альгертом о том, что после боя с лигаментиа уцелели двое тхорнисхов. Но живы ли они до сих пор – он не знал…

Частенько господин Бальза проводил время у зеркала, разговаривая сам с собой. Это начинало становиться дурной привычкой, но он ничего не мог с собой поделать – ему требовались слушатели.

«Я допустил самую большую ошибку в своей жизни, когда позволил им жить, – с ненавистью цедя слова, вещал он отражению. – Но и сестрица недалеко от меня ушла. Быть тупоголовыми кретинами – у нас в крови. Тебе следовало убедиться в моей смерти, Хранья! Потому что я не стану убегать. И не оставлю тебя в покое, пока ты не сдохнешь!»

Миклош питался своей ненавистью, мечтал о том, чтобы увидеть ее глаза, когда она поймет, что он жив. Однажды, не выдержав, господин Бальза подошел к входной двери и уже было собрался распахнуть ее и выйти на улицу, но разум возобладал над чувствами.

Пока слишком рано. Он не готов сражаться с ними. Второго шанса ему уже не предоставят. И вряд ли поблизости будет ошиваться еще один бетайлас, желающий его спасти.

Оставалось ждать. И в этом тоскливом ожидании он провел еще неделю.

Кровь в огромном холодильнике подходила к концу, желудок почти каждую ночь кричал о том, что ему нужна нормальная еда, но господин Бальза решил не потакать собственным слабостям. Правда, в какой-то момент у него возникла мысль, что было бы неплохо, если бы в дом к Кристофу заглянула какая-нибудь блондиночка. Он бы даже убивать ее не стал и после обеда отпустил на все четыре стороны.

Подняв трубку телефона, нахттотер набрал номер службы заказа девушек по вызову… но нажал на отбой.

Ожидание подошло к концу в одну из ночей, когда он услышал, как хлопнула дверь. Миклош направился к лестнице и с выходящего в холл балкона увидел слугу колдуна. Грузная фигура в мятом плаще топталась у двери, и Бальза сразу узнал знакомую манеру движений – это был спасший его бетайлас.

Дух-убийца сверкнул золотыми глазами:

– Ты выглядишь лучше, чем в прошлый раз, тхорнисх.

Миклош усмехнулся краешком губ, вновь дивясь наглости этого создания, а тот между тем продолжил:

– Хочу сообщить, что пора тебе сваливать. Гостиница закрывается.

– Кристоф слишком занят, чтобы сообщить мне это лично? – Нахттотер начал спускаться по лестнице.

– Типа того. – Тварь из мертвого мира не обратила внимания на иронию.

Миклош испытал острое желание свернуть хамоватому ублюдку шею, но только спросил:

– Прямо сейчас?

– Была бы моя воля, так и сейчас, – проворчал Босхет, и его глаза нехорошо прищурились. – Но босс сказал, что как соберешься. Просто знай, что больше сюда никто не придет.

– Решили сменить обстановку?

– Навроде. Тут намечается капитальный ремонт. – Дух-убийца бросил на столик, стоящий рядом со старым саркофагом, пухлую борсетку. – Вот деньги. На черный день. Он как раз для тебя настал. Кстати, документы тоже здесь. Хоть я и не понимаю, зачем они такому, как ты.

Заглянув внутрь кошелька, Миклош увидел несколько пачек банкнот.

Бетайлас пересек по диагонали широкий зал прихожей и вольготно расположился в глубоком кресле времен королевы Виктории:

– Машина напротив дома. Вот ключи. – Он бросил звякнувшую связку на столик рядом с борсеткой. – Одежда на вешалке.

Миклош повернул голову к высокой кованой гардеробной, стоящей у двустворчатой входной двери. Цепким взглядом ощупал черное мужское полупальто, висящее там. Оно было немного велико, но сейчас не имело смысла привередничать.

Бетайлас тем временем выудил из глубины кармана коммуникатор:

– А вот все, что осталось от твоего ученика. Босс считает, тебе может понадобиться.

Бальза прищурился, с подозрением посмотрел на духа-убийцу и убрал электронную безделушку в карман. Затем туда же бросил ключи от машины, проигнорировав деньги и документы.

– Босс советует тебе убраться из Столицы как можно быстрее. Рано или поздно кто-нибудь узнает, что ты жив, и возникнут неприятности.

– Кто сейчас знает, что солнце до меня не добралось? – поинтересовался Миклош вместо колких комментариев по поводу личности тех, у кого на самом деле в скором времени возникнут неприятности.

– Я и мэтр.

– Пусть так и остается в дальнейшем. – Нахттотер взялся за дверную ручку и, хоть он и ненавидел бросаться громкими словами, счел нужным сказать: – Передай Кристофу, что за мной долг, и я выплачу его.

Не собираясь слушать ответ, господин Бальза распахнул дверь и полной грудью вдохнул морозный воздух.

Глава 11
Таинство искусства

Любая вера начинается со скептицизма.

Оскар Уайльд. Портрет Дориана Грея.

5 марта

Дона сидела в той же самой «маленькой гостиной», возле окна, за которым продолжал бесконечно кружить снег. На подоконнике перед девушкой лежал увядший цветок асфоделя и несколько хрупких костей. Все, что осталось от Белого тростника – растения, вынесенного из пещер. Вилисса не обернулась, когда Кристоф подошел к ней.

– Почему она выбрала именно его? Я знаю, это бывает очень редко – чтобы она сопровождала испытуемого.

– Она? – Колдун улыбнулся, глядя на сосредоточенное лицо девушки.

– Смерть, – пояснила вилисса тихо. – Шла вместе с Валентином. Неужели только потому, что он – Корвинус?

– Имя ничего не значит, – ответил Кристоф, взял обломок кости и задумчиво подбросил его на ладони. – Я не знаю, почему и кого из нас она избирает.

Дона помолчала, а затем задала неизбежный вопрос:

– А ты… видел ее?

– Да. – Колдун придвинул кресло и сел рядом с девушкой. – В образе дочери моего брата. Она любит принимать облик недавно умерших близких.

Вилисса взяла мертвый цветок и снова уронила его на стол.

– Вольфгер говорил мне, что Смерти… реальной Смерти – женщины с волосами такого же цвета, как у меня, не существует. Это всего лишь образ, видение, которое приходит к нам в мгновение опасности. Предостережение. Или, быть может, сбывшееся неосознанное желание видеть ее.

– Он не хотел, чтобы ты думала, будто твоя уверенность в собственной силе зависит от видения, явившегося в полубреду.

Дона рассеянно улыбнулась, но спорить не стала. Ее явно занимало другое.

– Валентин мог получить редчайший дар, который появляется раз в столетие, – произнесла она тихо, касаясь сухих обломков костей, – привратник Смерти… Уникальное Искусство… Большой плюс для клана. Но он ушел. Сказал, что недостоин. Не может умереть… Почему-то считал, будто должен умереть во время Пути, но на это у него как будто бы не хватило решимости.

– Он не смог бы служить Смерти. Он слишком любит жизнь.

Дона стремительно повернулась к колдуну, смахнув на пол цветок, но даже не заметила этого.

– Ты знал, что так будет, неправда ли?

– Я отправил Валентина в пещеры для того, чтобы он сам понял, насколько чужд для него мир кадаверциан. – Кристоф улыбнулся и добавил: – Но, согласись, было бы более жестоко сначала обратить его, а потом заставить осознать, что он выбрал не тот клан.

Вилисса отвернулась, на мгновение прикрыв глаза рукой:

– Боже, как же ты бываешь похож на Вольфгера!

– Звучит, как упрек, – рассмеялся колдун.

Дона промолчала. Кристоф наклонился, поднял асфодель, положил на край стола, еще раз взглянул на склоненную голову девушки и вышел из комнаты.

Сегодня вечером у него были дела гораздо более важные, чем размышления на тему несостоявшегося обращения Корвинуса…

Фэри сняла трубку после десятого сигнала.

– Доброй ночи, Паула, – произнес Кристоф, глядя на золотые с зеленью переплеты книг, стоящие в застекленных шкафах кабинета Вольфгера. – Мне нужно поговорить с тобой.

Она отозвалась со сдержанной, равнодушной вежливостью, как теперь разговаривала со всеми:

– К сожалению, я занята сегодня.

– Это очень важно, – с мягкой настойчивостью повторил кадаверциан.

Девушка помолчала мгновение, видимо, чувствуя себя обязанной быть более любезной с некромантом за свое спасение от Миклоша.

– Я сейчас в театре. Если приехать не сложно…

– Я приеду.

Дверь распахнулась, стукнув ручкой о стену с такой силой, что задребезжали стекла в шкафах и звякнула крышечка чернильницы на столе. В кабинет ввалился Адриан. Его уродливая физиономия была перекошена от гнева, рубашка на груди распахнута. Шумно дыша, он обвел комнату свирепым взглядом, увидел, что Кристоф занят, но не вышел, хотя и дал себе труд молча дождаться, пока мэтр закончит разговор.

– Ты отправил Аду к мормоликаям! – воскликнул он, едва мастер Смерти положил трубку. – Мы что, теперь будем служить телохранителями у даханаварских баб?! Или это такое новое гламурное увлечение высшего общества – держать некромантов дома вместо левреток?

Кристоф аккуратно сложил исписанные листы бумаги, лежащие на столе, и молча посмотрел на друга. Тот возмущался еще некоторое время, изрекая банальности наподобие: «Почему не поставил в известность меня? Вольфгер никогда бы так не поступил… Мы станем посмешищем для всех кланов…» Но, не видя ответного эмоционального отклика, постепенно стих.

– Высказался? – сухо осведомился колдун, когда Адриан замолчал.

Тот молча кивнул, заметив, наконец, в глазах нового мэтра угрожающее неодобрение.

– Отлично. – Кристоф поднялся, убрал бумаги в ящик стола. – Я уеду на несколько часов. Попроси Вивиана к моему приезду подготовить все известные нам заклинания вызова и удержания бетайласов. Думаю, с этим скоро возникнут проблемы.

– Проблемы с вызовом или с удержанием? – спросил Адриан озадаченно, уже забыв о причинах своего гнева.

– С бетайласами, – усмехнулся Кристоф, направляясь к двери. – Если интересуют подробности, расспроси Босхета.

Снегопад прекратился. Сырая вязкость снова сменилась прозрачным холодом. Ветви редких деревьев были покрытыми тонкой коркой звенящего льда. Порывистый ветер гнал по небу клочья облаков. Казалось, даже свет фонарей и огней в витринах дрожит в непрерывно струящемся прохладном потоке…

Машина Кристофа увязла в огромной пробке на Садовом кольце. Автомобили продвигались вперед буквально на полметра и снова останавливались. Облака выхлопных газов висели в холодном воздухе белым паром.

Справа владелец синего «ауди», не обращая внимания на нетерпеливые гудки машин, переругивался с водителем «БМВ». Слева блондинка в крошечной красной «део» болтала по красному же мобильному телефону, одновременно рассматривая себя в зеркальце. Впереди, через заднее стекло потрепанной серой «девятки» на Кристофа уныло смотрела утомленная детская физиономия. Рядом с ней маячила не менее тоскливая собачья морда.

Из приемника звучала бодрая скороговорка диджея – он сообщал последние новости большого человеческого шоу-бизнеса.

Кадаверциан рассеянно слушал этот треп, думая о словах, произнесенных Кэтрин и записанных Лорианом на обрывке бумаги. «Художник, видящий смерти». Художник – фэриартос. В этом не было сомнений. Но с «видящим смерти» возникали некоторые вопросы.

Если бы Александр был жив, Кристоф обратился бы непосредственно к нему, но теперь, после гибели маэстро, придется попытаться узнать правду у его ближайшей ученицы.

«Девятка» подалась вперед, и кадаверциан поспешил направить свой «БМВ» на освободившееся место.

«Чью сторону ты выберешь?» – вспомнил он вопрос Фелиции. Однако к нему пока еще никто не спешил с предложением взаимовыгодных контрактов и обещанием вечной дружбы.

Кристоф знал одно – Основатель, в отличие от гин-чи-най, не стравливал кланы между собой, не требовал уничтожить телепатов даханавар и не заставлял кровных братьев убивать Вольфгера.

«Хотя у него еще есть время, чтобы развернуться», – подумал кадаверциан, снова подавая машину вперед на метр и опять останавливаясь. А пока, насколько подсказывал некроманту опыт, самым разумным было защитить свой клан и от чужака, рвущегося подменить собой личность Дарэла, и от гин-чи-най.

Блондинка в красном автомобильчике замешкалась, и освободившееся место перед ней заняла, появившись неизвестно откуда, темно-синяя сверкающая хромом «Ямаха». Мотоцикл остановился почти вплотную к машине Кристофа. Его водитель был одет в черную кожу, по черному зеркальному шлему пробегали отблески фар, с запястья руки, сжимающей руль, свисала серебряная цепочка с медальоном в виде японского иероглифа.

Байкер повернулся, чтобы посмотреть на колдуна. Глянув на него мельком, кадаверциан понял по гибкости фигуры, застывшей в высоком седле, что это девушка, и тут же почувствовал идущую от нее холодную едкую волну.

Незнакомка медленно наклонила голову, молча приветствуя его, и Кристоф, усмехнувшись, сделал то же самое. А спустя минуту мотоцикл взревел, и представительница клана Нахтцеррет исчезла, проскользнув меж двух машин.

Постепенно пробка была преодолена, и оставшуюся часть пути до театра Кристоф проделал, не задерживаясь. Несколько раз некроманту казалось, что среди непрерывного потока машин мелькает темно-синий мотоцикл. Но даже если неизвестная и хотела преследовать его, то вскоре отказалась от своей идеи. На тихой улочке рядом со служебным входом храма искусств, где колдун припарковал машину, незнакомка не появилась…

Паула сидела в ложе для VIP-персон одна. Ее длинное открытое платье чуть серебрилось в полумраке, отбрасывая переливчатую тень на волосы и лицо фэри. Она взглянула на входящего Кристофа и улыбнулась ему с вежливым равнодушием.

– Скоро конец первого действия, – шепнула девушка, когда некромант сел рядом. – Еще несколько минут…

Колдун молча кивнул, решив не отвлекать ее от работы. А Паула, несомненно, находилась здесь не ради собственного развлечения – ее очаровательное лицо было предельно сосредоточено. Губы ученицы Александра временами начинали шевелиться беззвучно, как будто повторяя реплики актрисы. В некоторых местах фэри хмурилась, иногда начинала постукивать ладонью по бортику ложи, словно желая ускорить темп происходящего действия.

Сцена представляла собой нечто среднее между спальней и лавкой старьевщика. Все свободное пространство занимали висящие на разной высоте клочья белой полупрозрачной материи. Между ними виднелись куски изогнутой проволоки, на которой было разложено и растянуто то же самое тряпье. В центре по высокой кровати металась главная героиня, размазывая по щекам слезы и краску, текущую с ресниц. Пронзительным насморочным голосом актриса кричала что-то о потерянной любви, отчаянии и несостоявшейся жизни.

Еще один образец современного искусства.

Наблюдать за Паулой, всецело захваченной действием, было гораздо интереснее, чем за героиней, переживающей несуществующие в ее жизни страдания. Впрочем, они, надо отдать должное режиссеру, продолжались недолго. Свет погас на сцене, зажегся в зале, зрители разразились одобрительными аплодисментами и отправились в буфет.

Фэри глубоко вздохнула, словно возвращаясь к реальности, и посмотрела на некроманта темными, чуть затуманенными глазами.

– Одна из твоих протеже? – спросил Кристоф.

Паула отрицательно покачала головой, и до кадаверциана долетел аромат ее духов – свежий запах лесных лилий, травы и мха.

– Моя пьеса, – пояснила девушка и тут же уточнила: – То есть не совсем моя. Я подсказала режиссеру идею собрать все внутренние переживания героини в один монолог… Впрочем, думаю, это не очень интересно, – тут же оборвала она свой рассказ. – О чем вы хотели поговорить со мной, Кристоф?

– Не хочешь немного пройтись, Паула?

В коридорах разливался яркий электрический свет. Слышались ровные приглушенные человеческие голоса, шарканье множества шагов, сдержанный смех, отдаленные звуки музыки.

Возле стены с портретами актеров неторопливо прогуливались дамы в вечерних платьях, беседуя вполголоса. Несколько молодых людей фотографировались на фоне огромного аквариума. Увидев великолепную Паулу, они тут же уставились на нее с восторженным интересом. Но фэри даже не заметила этого.

Они с Кристофом прошли в самый дальний угол фойе и остановились в тени высокого рододендрона.

– В моем клане, – начал кадаверциан, глядя на сосредоточенную фэри, – есть бэньши-предсказательница. Она чувствует приближение смерти.

– Да, я знаю, – чуть нахмурившись, кивнула Паула. – Александр говорил мне как-то… – Она еще больше помрачнела, произнеся имя маэстро, но Кристоф не стал акцентировать на этом внимание.

– Несколько дней назад она предсказала гибель одного из кровных братьев. Фэриартоса.

Девушка так пристально посмотрела в его глаза, словно пыталась прочесть в них имя обреченного:

– И кто это?

– Не знаю. Кэтрин произнесла всего лишь: «Художник, видящий смерти». Тебе это о чем-нибудь говорит?

Взгляд Паулы стал отсутствующим. А по лицу как будто скользнула мгновенная серая тень, сделавшая его привлекательные черты смазанными.

– Да, – произнесла девушка тихо. – Думаю, я знаю, о ком идет речь… Извините, мне нужно… – Она открыла свою серебристую сумочку и принялась торопливо рыться в ней, вытащила мобильный телефон и отошла в сторону.

Наблюдая за ней, Кристоф заметил, что звонить Паула стала не сразу, а сначала несколько мгновений смотрела в пустоту перед собой. Знакомое выражение, возникающее при попытке мысленно поговорить с обращенным учеником. Затем фэри нетерпеливо тряхнула головой и стала нажимать на кнопки. Она довольно долго ждала ответа, и когда абонент, наконец, отозвался, ее лицо вспыхнуло радостным облегчением.

Некоторое время Паула говорила что-то негромко, затем начала хмуриться с досадой и непроизвольно повышать голос:

– Послушай, это действительно очень серьезно! Какая разница, кто мне об этом сказал?! Гемран, я всего лишь прошу тебя… Да, некромант, но это не значит, что ты не можешь доверять ему…

Фэри отвернулась к стене и снова понизила голос. Потом раздраженно повела плечами и сунула телефон обратно в сумочку. Когда девушка вернулась, ее глаза все еще сверкали от гнева, а дыхание было шумным и частым.

– Он внял твоим просьбам? – с улыбкой спросил колдун.

– Частично, – сдержанно ответила она, стараясь успокоиться после сцены ревности, только что обрушившейся на нее. – Спасибо за предостережение.

– Мне самому выгодно, чтобы этот фэриартос остался жив. Я немного представляю себе магическую специфику клана Искусства, – продолжил кадаверциан, отвечая на невысказанный вопрос ученицы маэстро. – Этот ваш «видящий», почти то же самое, что и моя бэньши. Но если Кэтрин всего лишь чувствует, кто умрет, то его магия должна быть гораздо тоньше и сложнее.

Неподалеку послышался громкий смех – молодые люди, очарованные Паулой, перебрались в поле зрения фэри и теперь валяли дурака, пытаясь привлечь ее внимание. Девушка рассеянно взглянула на них поверх плеча Кристофа и спросила, переходя на итальянский:

– Даже если это и так. В чем ваша выгода?

– Фэриартос, достигшие высшего уровня магии, уходят из реальности в свой собственный мир, созданный воображением. И теперь я хочу встретиться с кем-нибудь из ваших старших учителей.

По театру пронеслась пронзительная трель первого звонка, приглашающего зрителей занять места, но Паула даже не пошевелилась, изумленно глядя на Кристофа.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю