Текст книги "Том 4. Солнце ездит на оленях"
Автор книги: Алексей Кожевников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц)
Во время игры Колян то и дело спрашивал Ксандру, что она чувствует:
– Тепло, холодно?
Каждый раз она отвечала по-новому:
– Еще мерзну… Согреваюсь… Тепло, немножко только ногам холодно… Ух, жарко, всей жарко, начинаю потеть!
– Это нельзя. Потеть будешь потом.
– У тебя все: там да потом, – упрекнула его Ксандра. – Скучный, как старик.
– Станешь стариком, поседеешь, когда везешь такую бойкую девчонку. Столько забот с ней. Беги к матери, пей чай и ложись в мешок! Потеть надо в тепле.
– Тоже доктор… – Ксандра фыркнула, но все-таки побежала к костру.
Колян шел тихонько, чтобы не вспотеть сильно. Ему лежать, болеть нельзя: надо распрягать оленей, ставить куваксу, потом убирать ее, снова запрягать… Ой сколько! И приходится все делать на ветру. Потеть опасно, лучше держать в теле умеренное тепло. По пути завернул упряжных оленей, ушедших от костра искать ягель.
Ксандра уже напилась чаю и лежала в спальном мешке из оленьего меха невдалеке от огня. Не закрытым оставалось только лицо. На лбу у нее лежала рука матери, сидевшей рядом на камушке.
– Что случилось? – спросил Колян, встревоженный этой больничной картиной.
– Мама ждет, когда я заболею, – ответила Ксандра, рассмеявшись. – Говорю: не томись зря, не дождешься.
– Верно, не заболеет. Она теперь настоящая лопка стала.
– Когда же это, как? – спросили мать и дочь в один голос.
– А в реке-то в нашей крестилась. Лопки каждый год крестятся так не один раз – и живут. Наша вода здоровая.
– Ты шутишь? – спросила Катерина Павловна. – Вряд ли ледяная вода может быть здоровой.
– Мы пьем, купаемся, ходим, рыбачим, тонем.
– И болеете, конечно, простужаетесь?
– Бывает.
– Как лечитесь от простуды?
– Всяко. У нас говорят: «Работа лечит, постель калечит». И работливый снова идет охотиться, рыбачить, а лентяй лезет в постель.
– Значит, я, по-твоему, лентяйка. Я не хотела в мешок, ты сам гнал, – зашумела Ксандра и полезла из мешка.
– Лежи, лежи. У нас и так говорят: «Постель лечит, а дорога калечит». Что лучше, не знаю, – успокоил девчонку Колян.
Катерина Павловна огляделась: нигде ни поселочка, ни костерка.
– Может, нам вернуться в Хибины? Вдруг Ксандра заболеет – что сделаешь в этой пустыне?! – Катерине Павловне казалось, что девочка уже заболела, у нее жар.
Сама Ксандра не хотела возвращаться, ей нравилось в дороге. Пусть труднопроходимые каменные завалы, топкие, моховые болота, везде знобкая снеговая вода, сбегающая с гор, зато как интересно: скачущая по горе белая река, водопад, переправа, тысячи валунов, в которых «окаменело» что-нибудь живое, осмысленное. В родных местах нет ничего подобного. Колян сразу вместе, в одном лице и ребенок и старик. И даже крещенье, которое чуть-чуть не стоило ей жизни, было интересно. Все будило в ней что-то спавшее до сих пор, новое.
«Вот будет что порассказать подружкам. Не поверят, скажут: насочиняла. Тогда я скажу: давайте сочинять на спор, кто лучше! Они будут фантазировать, я говорить правду, и они определенно сядут в лужу».
Колян тоже не хотел возвращаться: со всем оленьим стадом нельзя, оставить же его в тундре, вернуться только с упряжками – стадо убредет неведомо куда, не найдешь. Коляну не стоит и думать о возврате в Хибины.
Он решил сделать большой привал. За это время Ксандра либо захворает, либо нет, и станет видно, куда ехать.
– Сколько же мы проехали? – спросила Катерина Павловна.
Колян не знал: ехали немеряным бездорожьем, и сказал наугад, по тому, как устали ноги.
– Верст десять – двенадцать.
– Только!.. – удивилась Катерина Павловна. – А мне казалось, не меньше тридцати. Ну и версточки у вас!
И огорчилась: «Когда же мы приедем в Моховое!» И порадовалась: «Если надо будет обратно в Хибины, я потребую, чтобы Колян оставил стадо, и тогда он отомчит быстро».
«С чего начать? – задумался Колян. – Распрячь оленей и отпустить на ягель? Поискать другое место для привала?» Сначала он выбрал место для малой остановки. Теперь, для большой, оно не годится: ягель кругом сильно выбит, сухие дрова широко собраны.
Место для всякого большого привала, для дневки, ночевки, – важное дело. Нужно, чтобы рядом был хороший ягель, сухие дрова и питьевая вода. Лучший разведчик ягеля – олень. Колян пригляделся: где бродит стадо? И пошел к нему вниз по реке, за водопад. Вскоре отыскался большой холм, весь заросший ягелем. Ягель – белый с голубовато лунным отливом, и холм казался снежной головой среди зеленой весенней поляны, странной причудой зимы. Поблизости были и дрова и вода.
Чтобы не остужать, Ксандру перенесли на санки в спальном мешке, как истую больную, затем переехали все на холм. Ксандра чувствовала себя вполне-вполне здоровой и совсем не хотела «болеть» в угоду матери. Она, правда, не решалась сбросить спальный мешок, но так высунула голову, раскинула на ягельник обе руки, что мать ужаснулась:
– Получишь воспаление легких! Менингит. Ревматизм. Закрывайся немедля!
– Полезай в мешок вся! – сказал Колян. – Нельзя болеть. Дорога.
Ксандра послушно укрылась с головой, оставила только щелку для глаз. «Но спальный мешок – не дом. Надо понадежней спрятать Ксандру, надо сгородить куваксу», – решил Колян и попросил Катерину Павловну:
– Помогай маленько!
Максим, большой, заботливый хозяин, дал Коляну все снаряжение, необходимое в дальней дороге. Оставалось только брать его из санок. Поставили конусом сухие легкие шесты, связали их вершинками, на этот остов натянули парусиновый полог. Самый верх конуса сделали открытым. Туда пойдет дым от костра. Кувакса готова.
Потом Катерина Павловна собирала дрова. Колян тем временем выдрал в куваксе ягель, выдрал начисто, до черной земли. Когда он сух, ягель горит, как порох, и, если оставить его вблизи огня, можно спалить куваксу, санки, самого себя, Ксандру… И еще сделать пожар на всю Лапландию.
Посреди куваксы уложил круглый поясок из небольших камней – очаг. Холодный земляной пол вокруг него застлал оленьими шкурами. В очаге по сушняку все выше, шире, жарче разбегается огонь. Ксандру можно переносить в куваксу.
– Переносить? Я слышать не хочу этого. Вы что решили сделать из меня: инвалидку, лентяйку? – Она выползает из мешка, переходит с ним в куваксу, снова заползает и ложится лицом ко входу, чтобы видеть горы, реку, водопад, видеть, что делает Колян, и переговариваться с ним.
– Улеглась на самый сквозняк, – ворчит Катерина Павловна и закрывает пологом вход.
– Открой! Не откроешь – я встану, – угрожает Ксандра. – Я здорова и лежу только в угоду тебе.
Вход открывается.
Колян снимает с оленей сбрую, гладит их, извиняется, что задержал в упряжке:
– Не сердитесь! Я немножко виноват: не привязал дурную девчонку к санкам. А больше виновата она: залезла в реку и не глядит под ноги. Вот теперь таскаем ее, как мешок. Из-за нее вам пришлось ждать.
Хорошо, что Ксандра еще не понимает этого. Ой что было бы! Но скоро будь осторожен с ней: она уже знает немало лопарских слов.
Олени свободны и большими, быстрыми прыжками убегают в лес – так называет Колян низенький полярный кустарник, скрывающий оленя только до головы. Над ним плавает другой лес – рога пасущегося стада.
– Колян, отдохни! – кричит Ксандра.
– Потом.
– Опять «потом». Тебя и звать надо Потомом. Так и буду.
– Как хочешь.
Сухой, тонкий кустарник сгорал невыносимо быстро. Катерина Павловна притащила три вязанки, и опять надо идти.
– Я принесу. Ты готовь обед, – сказал Колян. – Есть хочу – умереть можно.
Есть хотели все: с той поры, как выехали из Хибин, во рту не было ни крошки. А времени прошло семь часов.
Возле огня на плоские камешки Катерина Павловна поставила котелок варить уху из свежих окуней, купленных в Хибинах, и чайник с водой.
Колян таскал дрова. И так маленький, он еще сильно нагибался, и большие костристые вязанки совсем закрывали его, и было похоже, что они самостоятельно, без носильщика, взбираются на бугор.
– Мама, это невозможно, – сказала вдруг Ксандра и начала выползать из мешка.
– Что невозможно?
– Колян весь день не присядет, а я лежу как валун. Я встаю.
– Не выдумывай. Не то завтра же верну в Хибины, – пригрозила мать.
– Тогда усади Коляна! Я не могу видеть, как он надрывается, мне стыдно.
Тут поспел обед, и Колян сам прекратил работу.
– Иди мой руки и за стол! – сказала ему Катерина Павловна.
Он побежал к реке и быстро вернулся обратно.
– Мыл? С мылом?
– У меня нет мыла.
– А вытирал чем?
Колян еще раз вытер руки о свои штаны.
– Это никуда не годится. – Катерина Павловна подала кусок мыла и полотенце. – Беги мой снова, как следует! Намыливай два раза!
«Стол» – маленькую белую скатерку – она расстелила на полу так, чтобы Ксандра могла доставать все сама. Выставила эмалированные дорожные тарелки и кружки, положила столовые и чайные ложки. Катерина Павловна была обстоятельная хозяйка.
Как только Колян сел к «столу», рядом с ним расселись собаки. Он тут же, не начиная есть, дал им по кусочку хлеба.
– Это что? Пошли вон, нахалки! – зашумела Катерина Павловна.
Но собаки будто и не слышали ее.
– Гони их, Колян!
– Нельзя гнать, надо кормить. Они пришли обедать.
И в своем доме, и всюду-всюду, где приходилось бывать ему, Колян видел, что лопарские собаки живут заодно, тесно с хозяевами. Вместе пасут оленей, вместе охотятся, сидят рядом у костра, будь он на воле или в доме, часто спят вместе. И едят вместе. И разговаривают лопари с собаками точно так, как с людьми. Собаки для лопаря – вторые дети.
– Если хотят есть – покорми. Но не за столом, не с нами, а там, там… – Катерина Павловна распахнула парусиновую дверь куваксы.
– Они будут сердиться, – огорченно сказал Колян.
– Если ты не прогонишь собак от стола, мы тоже рассердимся. Отгони хоть немножко.
– Все равно будут сердиться.
– По-твоему, обязательно есть вместе?
– Да. Сам ешь и других корми. Вот наш закон.
– Кого других?
– Много. Разных.
– Я видела, ты бросил в речку хлеб. Тоже кормить кого-то? – спросила Ксандра.
– Дал хозяину реки пообедать. Не дашь, он скажет: «Сам ест, а мне не дает» – и шибко рассердится. Может утопить.
– А кто этот хозяин? Человек, рыба, зверь?
Колян рассказал, что у каждой реки, у всякого озера есть свой хозяин – дух-водяник. Эти духи живут иногда в воде, иногда в камнях над водой. С ними надо обходиться по-хорошему: угощать их, просить, чтобы не разводили волну, не скупились на рыбу. Не угодишь – не дадут ни единой рыбки, поднимут большую волну, могут утопить. У лесов свой хозяин – дух-лесовик. Этого тоже надо ублажать. Рассердишь – он не даст никакой удачи: не убьешь ни зверя, ни птицы, растеряешь оленей и сам заблудишься так, что не выйдешь.
– У нас тоже есть и водяной, и леший, и еще домовой, – сообщила Коляну Ксандра.
– У нас они в сказках, – поправила ее Катерина Павловна.
– Ой, не говори, мамочка! Как еще верят в них! Я сама сколько раз слыхала на улице, на базаре: «Пошли в лес по ягоды, а там привязался леший и водил, водил… Еле вышли». И еще верят, что гром и молнию посылает Илья-пророк.
– К сожалению, есть такие, – согласилась Катерина Павловна.
– Может, и я оттого тонула, что на меня рассердился водяник. Да, Колян? – спросила Ксандра, посмеиваясь.
Он в ответ только поглядел мрачно: про такое, как водяник, лесовик, нельзя говорить со смехом – это опасно. Духи могут наказать.
– Уж не собираешься ли ты, доченька, перейти в языческую веру? – сказала придирчиво мать. – Это же язычество, нагольное язычество. Сплошное невежество.
– Зато как интересно! В сто раз интересней «вежества»… Колян, расскажи еще! – пристала Ксандра.
– Дай парню поесть. Обед стынет. И как же будем с собаками? – повернула разговор Катерина Павловна.
Колян взял тарелку с ухой, кусок хлеба, свистнул собакам и полез из куваксы на волю.
– Вернись! – требовательно сказала Катерина Павловна, будто командовала солдату.
Парень вернулся. Катерина Павловна прочитала ему «лекцию», как определила ее речь Ксандра, о глистах и прочей нечисти, которую распространяют собаки. «Лекция» не испугала Коляна, он и не подумал отстраняться от собак, обижать их. Но не хотел обижать и Ксандру с матерью. Трудное положение.
– Можно сделать середка на половинке? – спросил он.
– Как это?
Он сел чуть поодаль от «стола» и собак переманил к себе; получилось и немножко врозь и немножко вместе. Так и обедали. Когда дошла очередь до чая, Колян унес первую кружку к реке и выплеснул в нее как угощение водянику.
– Вот это совсем уж напрасно. Зачем ему чай, у него питья целая река, – сказала, смеясь, Катерина Павловна.
Колян отозвался:
– А ты зачем пьешь чай? У тебя рядом тоже целая река и еще близко озеро.
И на ходу и на отдыхе он то и дело поглядывал в сторону Хибин, откуда ждал погоню. Пока ничего подозрительного там не было.
17После обеда Колян снова взялся за топор и веревку, которой увязывал дрова. Катерина Павловна пробовала остановить его:
– Дров довольно. Можно отдохнуть.
– Скоро сгорят, будет холодно, – предупредил Колян.
– Холодно при таком-то солнце! – удивилась Ксандра. – И ты стал пугать меня вроде моей мамочки: холодно, ветрено, простудишься.
– Верно говорю: будет холодно, – повторил Колян. – Это солнце обманное – светит сильно, а греет плохо.
– Все у тебя и даже солнце чудное. Как же оно обманывает?
– Скоро увидишь сама. – Колян повернулся к Катерине Павловне. – Надо все время держать огонь либо идти дальше. Выбирай!
Катерина Павловна не решалась сделать выбор: и гонять еще парня за дровами и не дать вылежаться дочери было одинаково нехорошо. Тогда Ксандра начала выползать из мешка, чтобы идти за дровами.
– Не надо. Лежи. Я принесу сегодня, а ты – потом. И не смейся: хорошо, когда есть потом. – И Колян ушел.
В надежде, что потом за все расплатятся с ним, путешественницы спокойно легли спать.
– Мама, с тобой можно поговорить? – спросила Ксандра.
– Тебе надо спать. Столько были в дороге, затем это купанье…
– Я немножко.
– Ну говори!
– Прошу тебя, будь помягче с Коляном.
– Как это?
– Не вываливай на него все сразу: и невежество, и язычество, и глистов.
– Я не могу оставить парнишку таким заброшенным, темным. Я – учительница, тебе пора понимать это: учи-тель-ни-ца! Я обязана.
– Но не будь надоедливой.
– Я лучше знаю, как мне быть.
– Боюсь, что оттолкнешь Коляна. Он обидится, замолчит. Я хочу дружить с ним. И ты не отпугивай его строгостью, ученостью.
– Дружи. А я буду учить, буду и его и тебя. Но забывай, что я – мать.
– И еще учительница. Самая непобедимая комбинация, – проворчала Ксандра и спряталась вся, с головой, в спальный мешок. Она давно знала, что тут ей не переспорить, и решила замолчать, пока не дошло до большого раздора.
Заснули. Коляна тоже одолевал сон, но доля ямщика совсем другая, чем у пассажиров. Вот сейчас ему надо и таскать дрова, и «подкармливать» огонь. А «лес» ростом с полчеловека и не толще хлыста; в нем не найдешь корягу, которой хватило бы на весь сон.
Натаскав достаточно хвороста, дальше Колян решил сделать хитро: сразу и спать, и огонь поддерживать, и еще поглядывать, не идет ли погоня. Он поймал ездового оленя, привязал веревкой к своей ноге и заснул у входа в куваксу. Пока на длину веревки был ягель, олень не беспокоил Коляна, но кончился ягель, и олень начал дергать веревку. Колян очнулся, глянул в сторону Хибин, затем припустил оленю веревки, подбросил в костер дровишек и снова заснул. Через некоторое время олень-будильник опять сработал, и Колян еще добавил ему веревки, а в костер дровишек.
Ксандра проснулась раньше матери и выползла из куваксы. Увидев спящего Коляна, подивилась: кто, зачем привязал к нему оленя? Кругом не было ни единой человеческой души. Подшутили, знать, прохожие. Разбудить Коляна было жалко, отпустить оленя поопасилась: он, возможно, нужен Коляну, и перевязала веревку к своей ноге. Пусть бедняжка Колян поспит спокойно.
Олень, заметив Ксандру, решил отойти подальше – она ему была чужим человеком – и потянул веревку. Ксандра потянула ее обратно. Это не понравилось оленю, он принялся дергать сильней. Тогда Ксандра пошла к нему с уговором: «Глупенький, миленький, ну постой! Сейчас нарву тебе ягелю». Олень понял это как погоню, резко прянул, свалил веревкой Ксандру и поволок с бугра. Она успела схватиться за веревку, сжаться в комок и катила, будто со снеговой горки. Катила и кричала:
– Ма-а-ма-а! Ко-оля-ян!..
Сначала на ее истошный крик вскочила мать и тоже закричала:
– Караул! Спасите!
Потом вскочил Колян и, схватив аркан, лежавший на санках, поверх груза, пустился за оленем. Тот уже скатил Ксандру с горки на равнину, где стало трудней волочить: все-таки не малый груз, и сбавил прыти. Колян и заарканил его там. Когда подбежал к девочке, она лежала на боку, скрючившись. Он схватил ее за руки, начал поднимать. Тут появилась Катерина Павловна и бросилась обнимать ее, рыдая:
– Убили доченьку, убили. Единственную, солнышко мое!..
– Мама, не разводи панику! – сердито сказала дочь.
– Жива, доченька, жива… – И мать зарыдала от счастья. – Светит мое солнышко, светит…
– Мама, перестань! Терпеть не могу твои нюни! – Оттолкнув мать, Ксандра встала и с недоумением начала оглядывать себя. Когда она катилась с горки, ей казалось, что олень растреплет ее на косточки, вытрясет из нее все, а теперь даже стыдно пожаловаться. Только чуть-чуть ныла нога, за которую была привязана веревка. Одетая в толстый лыжный костюм, она прокатилась по густому, мягкому и влажному ягелю, как по перине.
– Что хоть случилось-то? – приставала к ней мать. – Олень поднял на рога?
– Нет, пока не удостоилась такого счастья. Да не все ли тебе равно. Цела доченька, и будь довольна, – отговаривалась Ксандра.
Но мать по словцу все же вытянула из нее правду.
– Привязала себя к оленю? – Катерина Павловна и дивилась, и смеялась, и сердилась: – Вот дурища-то! Зачем это?
– Сперва привязался Колян. А мне стало интересно: что из этого может получиться?
– Поняла?
– Ничегошеньки. Колян, ты зачем привязывался к оленю?
– Сразу делать четыре дела: спать, держать огонь, пасти оленя и видеть сон, что я – не человек, а сани, не надо бегать самому, везде таскает меня олень. Хорошо, легко жить.
– Вот выдумщик! – Ксандра прыснула, но тут же оборвала смех: из смешного выглянула трудная жизнь маленького проводника. – И так все время, пока мы дрыхли? – спросила она.
Колян смолчал. Он не привык и даже не умел жаловаться; все, что сваливалось на него, нес терпеливо, как и весь его народ, как истый сын суровой, неустроенной земли. Он не знал иной, легкой жизни, и своя казалась ему единственно, возможной, и хоть и трудной, но милой и счастливой.
– Но больше этого не будет. Я здорова. Мама, слышишь, больше я не лежу ни минутки в угоду тебе. Колян, что делают ваши девушки?
– Не рано ли, доченька, разошлась? – заметила мать.
– Я буду жить, как лапландские девушки. Колян, рассказывай, что делала бы сейчас твоя сестра!
– Костер. Чай. Все делала бы. Наши девушки все могут: добывать зверя, рыбу, варить, шить… У нас хорошие девушки.
– Вот и говори мне, что делать. Я – не пассажир, не барыня, а как сестра тебе. Условились?
– Как хочешь.
Решили вскипятить чай. Ксандра ушла к реке за водой, Колян – рубить, ломать, носить кустарник для очага. Топливо – мука лопаря. Иногда его мало, приходится искать; оно почти всегда сырое: летом поливают дожди, зимой заваливает глубоким снегом. И лопарь, едет ли на оленях, идет ли пешком, непременно берет в дорогу сухую растопку.
– Здорова, говоришь? – Колян спросил Ксандру за чаем.
– Вполне.
– Можешь ехать?
– Когда угодно. Хоть сейчас.
После чая Колян пошел ловить упряжных оленей. Ксандре сказал: если она хочет быть, как лапландская девушка, пусть разберет и уложит на санки куваксу.
– А я хочу ловить оленей.
– Тоже дело.
– А ты, мамочка, уберешь куваксу?
– Ладно уж. Иди, только не попадайся оленям на рога!
Увидев Коляна с арканом в руке, лайки мгновенно поняли, что нужно делать, и, не ожидая команды, кинулись к стаду. Вскоре на бугор взбежал молодой испуганный олень, за ним – парочка, дальше пошли валом и сгрудились все неподалеку от куваксы.
– Какой, который катал меня? – спросила Коляна Ксандра.
– Скоро забыла, – посмеялся Колян.
– Олени-то все одинаковы, как комары, как солдаты.
– Пойдем, покажу. Хорошо катал. Надо сказать ему спасибо.
– Я боюсь. У них вон какие рожищи… – Ксандра попятилась.
И один олень грозен, страшен своими рогами, а тут большое стадо, плотно сгрудившееся. Если один поддаст рогами – упадешь на другие, а там еще и еще… Она представила эту картину и зажмурилась в страхе.
– Иди, не трусь, олешки умные. – Колян взял ее за руку и повел.
Со стороны казалось, что не протиснешься, так густо были рога и рога, но, едва подступили к стаду, олени начали пугливо сторониться и, куда бы не повернули Ксандра с Коляном, им освобождали широкий проход.
Хоть и давно, тысячи лет, живет олень рядом с человеком, служит ему, но все еще осторожный, недоверчивый, полудикий зверь. Редкие олени берут что-либо, даже лакомство, из рук человека, еще реже такие, что позволяют без сопротивления прикоснуться к себе, надеть сбрую. Полного приручения не выходит потому, что домашние олени до сих пор во многом живут как дикие: пасут их только зимой, летом они бродят совсем без присмотра, запрягают не часто, посменно, еду и питье они всегда добывают сами первобытным способом.
Олень, которого искали, напуганный недавним приключением, упрямо забивался в гущу стада. Ксандра наконец отступилась от него. Тогда Колян подвел ее к паре белым-белых оленей – ирвасу и важенке. Ирваса звали Лебедем, важенку – Лебедушкой.
– Мама, иди к нам – крикнула Ксандра. – Здесь такие хорошие олени. Иди! Они смирные, ничего не сделают.
Уверенная заранее, что назревает новая беда, Катерина Павловна тотчас явилась.
– О Господи, когда же кончится моя мука?! – взмолилась она. – Давно ли трепал ее олень, и опять залезла в самые рога! Да что с тобой? Дома была как надо. А здесь уже который раз суешься прямо на смерть. Ох, несдобровать тебе, девка!
– Я не виновата, не виновата, – твердила Ксандра.
– А кто же?
– Дома не было ни реки такой, ни оленей.
– Олени, река виноваты? Хитро придумано.
С большим трудом Колян успокоил Катерину Павловну, что в весеннее время олени сами боятся всего: рога-то у них молодые, болючие. Олень только и думает, чтобы никого-ничего не задеть ими.
Ксандра спросила Коляна, можно ли погладить Лебедушку.
– Нет, рано. Погладишь потом, когда привыкнет к тебе.
– Ах, эти «потом»!..
Чисто-белые олени редки. Лопари считают их особыми созданиями, более благородными, чем олени других мастей, и связывают с ними всякие дивеса. И солнце, и луна – жена солнца, и звезды – их дети, и богатыри, и мудрецы – все ездят на белых оленях. Такой олень считается самым дорогим подарком.
Колян мысленно поставил Лебедя с Лебедушкой в одну упряжку, а Ксандру посадил в санки, получилось – лучше не придумаешь, и сказал:
– Дарю.
– Мне?! – изумилась, даже испугалась Ксандра. – Я не возьму. Они ж не твои. Нельзя дарить чужое. У нас не дарят.
– Мои. Максим обещал мне за работу десять оленей. Любых, какие понравятся.
– И ты решил взять самых красивых – это нехорошо, – упрекнула Коляна Ксандра.
– Я не себе, – отвел он упрек.
– Значит, мне. Тогда тем более не возьму. С какой стати ты, сам пеший, нищий, будешь дарить мне. Нет, нет! – Ксандра сердито замахала руками. – Не возьму. Больше не выдумывай таких глупостей!
– Да, да. Это ребячество, – осудила Коляна и Катерина Павловна. – Надо будет оленей, мы купим. А брать даром, снимать последнюю суму с нищего – нет, мы не такие.
Колян остался в огорчении: не увидит он Ксандру, едущую на Лебеде с Лебедушкой. А ему так хотелось этого! Это было бы так красиво!
– Ну, буду ловить.
Быстрым взмахом правой руки Колян бросил витой ременный аркан, и один из оленей почуял в молодых, еще не окостеневших рогах жгучую боль. Он подпрыгнул, рванулся. Боль стала еще сильней. Он брыкался на все лады: бил ногами, вертел башкой, падал. Но аркан крепко держал его.
Колян сперва уговаривал упрямца:
– Погляди кверху! Видишь, олени солнца работают день и ночь? А ты не хочешь поработать маленько. Тебе не стыдно?! – Затем бранил: – Ты – дурак, набитый дурак! Иди, слушайся, и будет хорошо, не больно.
В конце концов пришлось крикнуть Черную Кисточку. Она хорошо знала это дело – ловить оленей; словно мяч подскочила к рогатому упрямцу с лаем, а когда он и тут не послушался, цапнула ему такие нежные жилки, что он забыл про боль в рогах и бойко пошел за хозяином.
Восемь раз Колян бросал аркан, восемь раз уговаривал упрямцев слушаться, приводил в пример оленей, на которых ездит незакатное солнце. Но вся восьмерка не хотела запрягаться, тянуть сани, хотела идти вольно, щипать на ходу ягель, молодые листочки, нежную весеннюю траву. И восемь раз Черная Кисточка учила неслухов уму-разуму. Лайки Пятнаш и Найда в это время удерживали стадо, напуганное арканом. Для Ксандры тут пока не нашлось дела.
Когда трудно загнать, смирить оленя, хозяин всегда поручает это лайке, и она всегда великолепно справляется. Для оленя нет, пожалуй, никого и ничего страшней лайки, от нее он кидается в бурную, порожистую реку, в непроглядный, непроходимый северный буран, даже в лесной пожар.
Страшней лайки разве только человек с ружьем. А ведь она перед оленем всего лишь маленький комочек. Вот что значат острые зубки, беспредельная верность и храбрость. Северная, оленегонная лайка не знает страха: пошлет хозяин, и она одна кидается на медведя.
Колян запряг оленей. Катерина Павловна уложила в санки куваксу и весь прочий груз. Ксандра залила костер. Можно ехать дальше.
Но Колян не доверял чужим, неопытным женщинам и сам осмотрел всю стоянку – не позабыто ли что-нибудь, затем поворошил палкой кострище – хорошо ли залито, не притаился ли в глубине огонь…
Осторожное, умелое обращение с огнем у лопарей – важнейшее дело, прививается оно с малых лет. В Лапландии много горючего: большие заросли можжевельника, горной смолистой сосны, и особенно огнеопасны ягельники. Тушить пожары в лапландском малолюдье трудно, а они при всей осторожности все-таки возникают и оголяют громадные пространства. Их долго-долго помнят и обычно называют именами виновников, для позора им. Есть пожар «Михаил-рыбак», пожар – «русский купец», пожар «Тимошка». Этот был полвека назад, виновник Тимошка давно умер, пожарище уже заросло лесом, а память все живет.
Колян совсем не хотел, чтобы на позор ему остался пожар «Колян Данилов», и вылил на черные огарки костра еще несколько котелков воды.
– Поехали, – неопределенно, не то спрашивая, не то приказывая, сказал Колян. – Солнце вон куда уехало. Не ждет нас.
– Пошли, Колянчик, – поправила его Ксандра. – Это уж не езда, если все время без присядки топаем.
– Пусть будет «пошли», – согласился Колян.
Солнце уже уехало за полдень. Оно светило еще ярко, лучисто, но грело плохо. Временами налетал с гор знобкий, снеговой ветер, и тогда солнце совсем не грело, от него оставалась одна видимость, яркая, но холодная. Ксандра поняла, что значат слова «обманное солнце».
– А как ездит ваше, русское солнышко? – спросил Ксандру Колян.
– Солнце у вас и у нас – везде одно. И оно не ездит, а ходит, – ответила Ксандра.
– Ходит. А где ноги? Я не вижу. И куда ставит ноги – тоже не вижу.
– Нет, не ходит, а катится, как шар, как мяч. И даже не катится, а летит.
Но Колян был полон недоверия, а Ксандра не могла найти ясного убедительного объяснения, как движется солнце.
Тогда взялась объяснять Катерина Павловна:
– Саша напутала тебе. Солнце и не ходит, и не катится, и не летает, а висит.
– На чем висит? Где веревка? Я не вижу, – допытывался Колян.
– Так висит, без веревки.
– Не понимаю.
– Само собой. Оно может висеть без веревки. И кружится. А вокруг него кружится Земля, а вокруг Земли – луна.
– Все кружатся. Зачем?
– Так надо. Держатся друг за друга.
– А где руки? Я не вижу, как держатся.
– Этого нельзя видеть. Есть такая невидимая сила, которая держит и солнце, и землю, и луну, и звезды.
– Э-э… – Колян пренебрежительно замахал руками, будто отгоняя надоедливых комаров. – Твое слово непонятно. Мое лучше: солнце, луна, звезды – все ездят на оленях. Вот понятно. Вот хорошо.
– Но все это выдумка, сказка. Я как-нибудь объясню тебе правду, – пообещала Катерина Павловна. – Она интересней твоей сказки.
– И луна, как солнце, везде одна, и звезды у нас те же, какие у вас, – добавила Ксандра.
Колян думал, что в Лапландии свои солнце, луна и звезды, как свои реки, озера, горы, а в другой местности уже другие. И вдруг на тебе: одни. И снова Коляна охватило недоумение и недоверие. Он покивал на солнце и спросил:
– Сейчас в России видят его?
– Видят, как вот мы.
– И раньше мы с тобой, ты из России, я из Лапландии, глядели на одно солнце?
– Да, на одно. Глядели вместе.
– Вот это интересно. – Колян от радости похлопал ладошками. – И когда уедешь домой, будем глядеть на одно солнце. Всю жизнь так, вместе. Это хорошо.
