Текст книги "Том 4. Солнце ездит на оленях"
Автор книги: Алексей Кожевников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 33 страниц)
Некоторое время упряжки шли рядом с железной дорогой, в потоке лошадей и оленей, перевозивших землю, камень, лес. С виду дорога была готова – и насыпь, и шпалы, и рельсы, и поезда ходили по ним, – но требовала улучшения. Мостами подсыпали балласт, отводили бурные, опасные воды, местами заменяли временные мосты постоянными, строили станции, склады, жилые дома.
Колян сердито косился на дорогу и воркотал:
– Зачем она, кому? Оленям смерть, людям смерть, коням смерть, санкам смерть, телегам смерть.
– Кто? На кого бурчишь? – спросила Ксандра.
– Она, дорога.
– Зря, зря. Дорога – замечательное дело, – Ксандра начала пересказывать все хорошее, что обещала дорога.
Но для Коляна все это – война, торговля, мореходство – было за гранью жизни, словно совсем не существовало. Он видел от дороги только смерти, болезни, убыток, горе.
– А моего отца, маму, меня, нашу встречу ты ни во что не ставишь? – Ксандра вплотную подскочила к Коляну и начала сердито дергать за рукав. – А вот это, что я и ты вместе, тоже ничего не стоит?
– Ты и я вместе – хорошо, – без колебания сказал Колян. – Твой тятька, мамка и ты вместе – тоже хорошо.
– Чего ж тогда разворчался на дорогу, как старый Колях?
Не будь дороги, Ксандра, возможно, не поехала бы к отцу или поехала через Мурманск и тогда не встретилась бы с Коляном. Совсем, никогда.
– Совсем, никогда? – переспросил он тревожно.
– Конечно. Теперь шла бы из Мурманска с другим ямщиком.
– Ты не пойдешь, не ходи с другим! – начал просить Колян.
– Теперь не пойду уж. А могло все случиться не так. Понял?
– Понял, Ксандра, понял.
Уезжающих провожали Максим и солдат Спиридон. Максим хотел отправить с Коляном все свое оленье стадо, которое в тот момент отдыхало и кормилось после дневной работы. В пропуске на выезд упоминалось: «Едут на оленях». Это значило, что упряжных надо пропустить.
О прочих же ничего не было, выручить их взялся Спиридон. Он был встревожен этой затеей – ему не приходилось делать ничего такого, – но считал ее вполне справедливой и подбадривал сам себя:
– Нахлебались лопаришки и олешата всяких бед поверх горла. Будет с них, пожалеть надо.
Оленей пас мальчишка, ровесник Коляна, заодно со своими, неподалеку от Хибин. Стадо ходило не сплошным скопом, а двумя «лоскутами», о чем постоянно заботились и пастух, и лайки, и особенно олени-вожаки. В лоскуте Максима вожаком была старая, уже седая важенка. На шее у нее висел колокольчик – валдай, и звали ее «колокольная важенка». Прочие олени хорошо знали голос этого колокольчика и всюду следовали за ним, а если разбредались слишком широко, пастух посылал грудить их оленегонную лайку.
Подъехав к стаду, Максим начал звать оленей. Старшая важенка тотчас побежала к нему, за ней – другие, отбившихся далеко собрали лайки. Каждому оленю Максим говорил: «Здравствуй!» – и называл его по имени. Оленеводы очень любят оленей и дают им всегда ласковые, выразительные имена. В стаде Максима были: Лебедушка – чисто-белая важенка, Белошейка – серая важенка с ожерельем белых пятен вокруг шеи, Куропатка – важенка пестрая, наподобие летней куропатки, Смоляной лоб – серый олень с черным пятном на лбу, Лебедь – брат Лебедушки, тоже чисто-белый.
Солдат Спиридон, стоя рядом с Максимом, покрикивал на него:
– Живей, живей!
Он усиленно изображал из себя большого, грозного начальника. Когда стадо собрали, он приказал Максиму гнать его в горы. За первой же горой Колян взял оленей под свою охрану. Мальчишка-пастух остался в полной уверенности, что оленей Максима забрали военные.
Через час пути в проходе между двух гор повстречался вооруженный солдат, один из заставы, но, видя, что путников провожает свой брат военный, Спиридон, пропустил их без проволочки. Попрощались. Разошлись. Только собака Пятнаш, которую Максим посылал с Коляном, либо не сразу поняла, чего требуют от нее, либо не хотела расставаться с хозяином и несколько раз кидалась то за уходящими, то обратно. Максиму пришлось ударить ее.
От железной дороги, от конных и оленных подъездов к ней, от пешеходных троп, пробитых строителями, Колян круто повернул весь обоз в бездорожную местность и сказал Ксандре:
– Вот гляди, какая наша мур-ма!
Она спросила, что значит «мур-ма».
– Море и земля. Поморская земля.
До ареста отца Ксандра ничего не знала о Лапландии, кроме нескольких строк, уделенных ей в учебнике первоначальной географии; после же ареста перечитала все, что нашлось в родном городке. Она узнала, что Лапландия – край северный, далекий. Там много гор, рек, озер, водопадов. Зимой бывает долгая полярная ночь, когда совсем не показывается солнце, а летом – долгий полярный день с незаходящим солнцем. В древности всю Лапландию покрывал толстенный ледник, который, подобно воде, только гораздо медленней, двигался с лапландских высот на Русскую равнину. И там, где побывал, навечно оставил следы своего нашествия.
Но все эти черты Лапландии не складывались у Ксандры в одно целое и стройное, а спорили между собой: незаходящее солнце и под ним вечно не тающий ледник, горы и там же тысячи озер. Лапландия осталась для нее таинственной, непонятной, а такая, как описывали в книгах, представлялась выдумкой, невозможной в жизни.
И вот Ксандра видит, топчет эту таинственную, невозможную страну, дышит ее воздухом, пьет ее воду. Ксандра вся – пристальное, трепетное внимание, изо всех сил старается ничего не пропустить.
Кругом что-то неопределенное, где беспорядочно перемешались полянки, покрытые разноцветным – зеленым, желтоватым, коричневым, белым – мхом, луговинки с прошлогодней жухлой и проросшей сквозь нее молоденькой травой, кочковатые болота, постоянные глубоководные озера и временные озерки с вешней водой. По луговинам, мшарам, болотам реденько стоят ели, сосны, березы. Земля вообще ровная, плоская, но везде разбросаны камни. И небольшие – можно перешагнуть, и средние, как лопарская вежа, и огромные – с русский дом, с пароход. Некоторые лежат одиночно, другие – нагромождениями в несколько этажей. Все они без острых углов и граней, округлой формы и так гладко отполированы, что рука скользит по ним, как по стеклу.
– Колян, скажи-ка, кто наворочал эти каменные завалы? – спросила Ксандра. – Кто занес их сюда?
– Никто не занес. Сами, – ответил Колян неопределенно.
– Что? Как сами – пришли, приехали, прилетели? Гор близко нет, а камней видимо-невидимо. Кто приволок их? – допрашивала Ксандра.
Проходя возле ближайшего каменного нагромождения, Колян оглядел его внимательно и сказал:
– Эти родились тут от своих мамок-тятек, которые живут глубже, под ними.
– А другие?
– Другие когда-то были людьми, зверями, птицами… Но пришла большая нужда – и стали камнями.
Тут Ксандра что называется вцепилась в Коляна:
– Какая нужда? Как стали камнями?
– Иди рядом. Слушай! – И Колян начал рассказывать.
Однажды на лопарей напали разбойники из чужой страны. В одной куваксе они застали женщину с ребенком. Она испугалась и побежала к мужу, который пас оленей. Но разбойники загнали ее к озеру. Приходится женщине либо тонуть, либо погибать от разбойников, либо еще быть как-то. Она решила: «Буду век сидеть тут» – и окаменела вместе с ребенком. И теперь сидят у того озера.
– Мы увидим их?
– Увидим. Только не скоро. Они сидят у Веселого озера.
Камням нет счета. Все они сходны между собой, будто родные братья: все округлы, обтесаны, оглажены. Но при этом сходстве у многих есть свои черты. Колян читает эти камни, как книгу:
– Вот олень. Вот за ним гонятся волки. Олень не видел другого спасения и окаменел.
И верно, каменная группа похожа на удирающего оленя и преследующих его волков.
– А волки-то зачем окаменели? – спросила Ксандра.
– Ждут, когда камень снова обернется в оленя. Тут и схватят его. Вот окаменелый колдун. А вот еще удирающий олень и охотник. Есть окаменелые медведи, зайцы, лисы…
– Ты это серьезно говоришь или смеешься над нами? – вдруг перебила Коляна Катерина Павловна. – Эго же сказки, выдумки. А ты выдаешь их за правду.
Колян не понял, почему рассердилась Катерина Павловна. Он ничего не выдумывал, а пересказывал только то, что постоянно слышал от народа и что считалось несомненной правдой. «Не хочет слушать – не надо», – решил он и замолчал.
– Почему не отвечаешь? – пристала к нему Катерина Павловна.
Колян не знал, что ответить. Тут за него вступилась Ксандра:
– Мама, мамочка, не мешай ему рассказывать! Мне вот интересны его сказки.
Но Колян решил помолчать и сильней занялся обозом. В нем были две упряжки, стадо оленей в сотню голов, три лайки и две бестолковых пассажирки. А местность малознакомая, и время для поездки самое тяжелое – весенняя водополица.
Упряжки идут одна за другой, гусем, пассажирки – за вторым возом, оленье стадо – как ему вздумается. Оно, как вода без берегов, все время норовит идти вольней, шире.
Тут надо бы трех ямщиков – двое ведут упряжных оленей, третий с лайками гонит стадо. А Коляну приходится делать все одному.
Самые большие хлопоты с незапряженными оленями: пошлешь их впереди упряжек – они разбредаются слишком широко, надо постоянно сдерживать, а поставишь позади упряжек – начинают искать ягель, кормиться не на ходу, а на одном месте, надо постоянно подгонять.
Хорошо, что с Коляном идут опытные, верные, безотказные лайки: Черная Кисточка, Пятнаш и Найда. Идут, все время поводя на него глазами и ушами, и по одному слову, по одному взмаху руки, даже по одному приказующему взгляду немедля кидаются грудить оленей. Как только начинают огибать стадо и лаять на него, олени бегут к санкам. Сгрудив оленей, лайки снова идут козле хозяина, преданно глядя на него и чутко следя за каждым его словом, взглядом, взмахом, выражением лица.
Немало тревог, хлопот и с пассажирками. Они совсем не умеют ходить по-лапландски. Надо все время глядеть немножко вперед, примечать камни, кочки, ямки, лужи, ручьи, кустарник, заранее определять, куда следует ставить ногу. А они зыркают глазами на солнце и небо, на далекие горы и топают напрямик, совсем не глядя под ноги. Так можно в два счета поскользнуться на слишком гладком мокром камне и разбиться, ступить в глубокую яму с водой, забрести в болото и утонуть.
Колян постоянно оглядывается и предупреждает: «Ступай прямо, не ходи в сторону! Впереди глубокая вода, садись!» Они не успевают вскочить в нарту, и тогда приходится останавливать ее.
Особенно тревожит Коляна Ксандра. Вопреки наказу не отставать, держаться за санки, она постоянно забегает в стороны, разглядывает валуны. Если разглядывать хорошенько, можно наверняка увидеть, что «окаменело» в них. Вот – определенно котлообразная лопарская вежа, вот – островерхая кувакса, вот – яркое выражение печали, а тут – развеселого смеха.
«Колян, иди погляди!.. Колян, остановись, дай поглядеть!» – то и дело кричит Ксандра. Но Колян и не останавливается и никак не отзывается, знай одно – погоняет оленей. Ксандре обидно, что он не хочет считаться с ней. Ему, конечно, все кругом знакомо, может быть, надоело. А она, возможно, будет здесь всего единственный разочек, поглядит только мимоходом. А сколько совсем не увидит. Сколько уже потеряно…
Она раскраснелась, дышит быстро, лоб и виски осыпаны бисерными капельками пота. Жалеючи ее, Колян говорит:
– Иди здесь! Бегать-то устала?
– А ты думаешь, что меня носят не ноги, а ветер, – раздраженно отвечает Ксандра. – Едешь где-то по чертолому. Здесь и трудно и скучно.
– Хорошо еду, ладно.
– Врешь ведь. Хуже не может быть, некуда уж, – не унималась Ксандра.
– Есть, есть хуже. Камень крутой, острый. Совсем нельзя ходить. Здесь самое гладкое место.
– Зато какое скучное. Ты нарочно водишь, где плохо, скучно.
– И хожу сам. Ой, Ксандра, Ксандра, зачем такие слова!
Ей стало стыдно. В самом деле, зачем Коляну делать хуже и себе и другим.
– Ты ведь тоже устал, – сказала она, переменив сердитый тон на ласковый, на сочувственный. – И мама устала. И олени. И собаки. Надо сделать привал.
– Немножко подальше. Перейдем реку и станем городить куваксу, кипятить чай, маленько спать.
Ксандра просит Коляна ехать там, где самые интересные камни.
Колян говорит, что интересные камни не надо искать по сторонам, они есть везде, на любой дороге. Надо только глядеть внимательней, и все камни станут интересными.
Ксандра сильно наломала ноги на всяких неровностях лапландской земли, промокла выше колен, покорно идет за санками и все чаще присаживается в них. Теперь ей понятно, что в Лапландии можно ездить только на санках, и только на высоких, которые пропускают меж полозьев многие камни, подминают под себя довольно высокий кустарник и сберегают путников от повсеместно разлившейся воды.
И еще понятно, что Колян прав: нет нужды искать интересные камни – они везде, от них у Ксандры уже рябит в глазах.
А вот как появились камни на равнине, в болотах, озерах – это непонятно. То, что рассказывает Колян, конечно, сказка, выдумка. И в то, что приволок какой-то ледник, в само существование этого ледника, не верится: теперь нет его. Может быть, притащила вода? Воды кругом много. Но она либо спокойно стоит в озерах и болотах, либо течет небольшими речками и ручьями, способными волочить только гальку.
А кругом лежат такие каменные громады, какие не сдвинуть и Волге. Впервые Ксандра заметила их у Вологды, потом они стали попадаться чаще и чаще, а в Лапландии, куда ни погляди, везде валуны. Нет, не вода оторвала их от гор, развезла и расшвыряла на пол-России. Вода в природе вроде легкового извозчика, а здесь работал какой-то другой, более могучий, ломовой извозчик.
Постепенно, помаленьку, но все время обоз поднимается в гору. Шире-шире становится видимый круг неба и земли. В далях открываются новые горы, озера.
– Остановись, дай поглядеть кругом, – просит Ксандра Коляна. – Нельзя же все время глядеть только себе под ноги.
А Колян уговаривает ее:
– Иди еще немножко, иди. Скоро постоим, поглядим, – и торопит, торопит оленей. Оглянется на пройденное, поморщится и снова понукать.
Ксандре невдомек, что Колян боится погони. Скоро придет время Максиму выезжать на работу. Он скажет, что у него исчезли олени. И тогда пошлют солдат искать их.
Сперва остался внизу лес, потом кустарник, трава, мох. Начался пояс совсем нагих камней. «Лысых и гололобых», – сказала про них Ксандра. Вот тут пришлось поработать. Санки цеплялись за крутой каменный подъем мертвой хваткой. А люди и олени скользили, падали. Колян грозно кричал на оленей, бил их хореем. Собаки истошно лаяли. Катерина Павловна и Ксандра толкали санки в задок. Кое-как взобрались на перевал.
– Вот здесь будем немножко отдыхать, – из последних сил прошептал Колян и лег.
Катерина Павловна, такая осторожная, тут не побоялась холодного камня и тоже легла. И даже Ксандра, неугомонная, жадная до всего нового, постояла с закрытыми глазами, прислонясь к санкам. Отдохнув, она взобралась еще на один камень, который был тут самым высоким. Поглядела вперед, назад, направо, налево и закричала:
– Мама-а, Колян, идите сюда! Это нельзя не поглядеть!
– Я уже нагляделась, сыта, – устало, грустно отозвалась Катерина Павловна.
– Потом будет еще лучше, – пообещал Колян.
Ксандра уже вторую неделю живет в Лапландии. Но еще не видела такого простора: в Кандалакше и Хибинах даль заслоняли постройки, в теплушке на железной дороге двери только приоткрывали узенько. А с подъемом на этот перевал случилось как бы преображение Лапландии – вместо равнинной и лесной, как виделась до подъема, она оказалась горной и озерной.
Озер множество, и огромных, и средних, и совсем крошечных, появившихся только на несколько дней половодья.
Потом взгляд Ксандры перебежал на горы. Они тоже везде, всякие: и низенькие, сплошь заросшие лесом, и выше границы лесов, и совсем высокие, на которых еще лежит снег. Теперь он бурно таял, и вода извилистыми светлыми ленточками бойко сбегала в озера.
И в каждом озере, во всяком потоке – отражение розовато-голубого, перламутрового неба с ярко сияющим солнцем, взошедшим светить незакатно почти два месяца.
Горные цепи и отдельные вершины похожи друг на друга, как дети одного чрева. У всех округлые, спокойные, лишь слегка волнистые макушки, нет ни острых пиков, ни диких, обрывистых утесов. Они любовно, а может быть, жестоко сглажены, заласканы какой-то богатырской рукой.
И еще Ксандре бросилось в глаза, что горы и валуны, разбросанные на пол-России, состоят из одинаковой каменной массы. Валуны, конечно, с этих гор. Кто же все-таки развез и раскидал их так широко?
Ксандра решила поверить в то, что писали про древний ледник. И все стало ясно. Ледник накапливался долго, достиг толщины полутора верст, начисто, как могила, скрыл под собой горы Лапландии. Двигаясь, он ломал и волочил горные пики, утесы, скалы – все каменные «бородавки», которые мешали ему, по пути дробил, мельчил, перетирал их, как мельница зерно. Эта мельница работала тысячи лет. Когда ледяные жернова растаяли, горы Лапландии были уже аккуратно сглажены, а равнины далеко покрыты ледниковым помолом: валунами, галькой, песком, глиной.
15Отдохнув немного, поехали дальше. Ксандре хотелось замереть на месте, наглядеться досыта. Но Колян сказал:
– Надо идти. Глядеть будем потом, за рекой. – И, погодя недолго, прибавил: – Я уже слышу реку.
– Ты сказал: слышу? – спросила Ксандра.
– Да. Река близко.
Ксандра огляделась – нигде никакой реки.
– Чудно у тебя все. Реку сперва слышишь. Уши острее глаз.
Знавшая только тихие равнинные реки, Ксандра привыкла сперва видеть их, и порой гораздо раньше, чем слышать.
– И ты можешь услышать. – Колян приподнял руку. – Давай сделаем тихо!
Примолкли, и стал явствен однообразный, густой, упрямый шум, шум без отдыха, напомнивший Ксандре рокот идущего поезда.
– Река? – спросила девочка.
– Она, – ответил Колян, а шагов через сотню показал рукой: – Во-он.
Но Катерина Павловна и Ксандра не видели ни реки и ничего похожего на нее. Горы и горы. На одной изрядным пятном лежал снег, и от него вниз по ущелью тянулся узкий белый язык, переливчато сиявший на солнце.
Колян сказал, что светлая, сияющая полоска не снег, а вода, река. Ксандра спросила:
– Почему она белая? И почему так страшно шумит?
– Круто падает, сердится.
Через час блужданья среди наваленных дико камней подошли к реке. И все – люди, собаки, олени упряжные и вольные – сгрудились на берегу. Вода неслась в узком русле, похожем на гроб. Дно и бока русла были густо утыканы темными камнями. Вода бесновалась среди них вся в завитках, водоворотах, быстро скачущих гребнях и всплесках, вся одетая белой, клочковатой пеной. Родная сестра диких северных буранов. Тут шла вечная шумная битва между водой и камнем. Вода старалась все камни, какие были на ее пути, сбросить с высоты в низину, расшвырять по сторонам, а камни старались задержать воду, вечно бунтующий поток обратить в покорное, дремотное озеро.
Люди, олени, собаки притихли, присмирели. Все чувствовали, что их мелкие дела – болтовня, беготня, лай – неуместны перед грозной битвой воюющей природы.
Коляну случалось переходить эту реку. Вот и знакомые скалы, где начиналась переправа. Чуть пониже ее гремел падун – так в Лапландии зовут водопады. Колян решил и сам посмотреть его и показать своим пассажиркам.
От переправы к падуну вьется по камням давняя заметная тропа, у самого обрыва она разветвляется, как олений рог. Чтобы хорошо оглядеть весь падун, надо побывать на всех кончиках тропы.
Сначала остановились на береговом выступе, откуда водопад виден в лицо. Белая, вспененная река, с виду легкая, как облако, тяжко падала в большой каменный котел, в котором можно упрятать целую избу. В котле, свернувшись клубком, она быстро кружилась, вспухала и опадала, прыгала высокими острыми всплесками, передвигала что-то громоздкое и громко трубила, гремела, рычала, вздыхала. Из глубины котла летел вверх мелкий густой дождь, образуя над водопадом шапку радужной водяной пыли.
Затем перебрались на скалу, отломившуюся от берега. Колян сказал, что тут надо лечь и сильно высунуть голову над рекой.
– Вот так, – и первый проделал это.
Катерина Павловна отказалась изловчаться, начала отговаривать и Ксандру:
– Закружится голова – упадешь.
– А ты подержи меня за ноги. – Ксандра легла, высунулась, потом вдруг закричала: – Мама, мама, отпусти ноги! – И, уже изрядно погодя, добавила: – Отпусти немножко.
А Катерина Павловна от неожиданности чуть было не выпустила их совсем.
Лежа на скале, Ксандра рассказывала:
– Под скалой есть карманчик, и в нем озеро. Вода зеленая-зеленая, и плавают рыбки. Красивые-красивые…
– Выдумываешь, – оборвала ее мать. – Какие могут быть рыбки в таком бучиле!
– Они не в бучиле, а в карманчике. У них тихо. Ну, погляди сама!
– Чтобы ради выдуманных рыбок самой нырнуть в водопад… нет. Я еще не сошла с ума. И тебе довольно, нагляделась. Закружится голова, и… – Мать сильно потянула девочку. – Довольно, довольно!..
Колян подтвердил, что Ксандра говорит правду. В самый большой разлив вода поднимается до карманчика, и когда спадет, в нем остается озерко.
– Вода – ладно. А рыба откуда? – все еще сомневалась Катерина Павловна.
– Приходит с водой.
– В такую страсть?
– Наша рыба ничего не боится. Она такая смелая, такая сильная, о-о!.. Потом покажу, – пообещал Колян.
Перешли на новое место, откуда можно швырять в падун камни. Ломовой извозчик природы, древний ледник будто предусмотрел, что людям понравится такая забава, и навозил к водопаду множество разных валунов. Выбрав посильные, Колян и Ксандра швырнули их в падун. Валунчики не вызвали заметного всплеска и звука.
– Малы. Придется бросить всей артелью. – Колян начал выбирать валун побольше.
– Не надо, – решила остановить его Катерина Павловна. – Все будут кидать – совсем забросают котел. Погибнет такая красота.
– Лучше станет. Надо бросать.
И Колян начал рассказывать, что происходит в котле водопада, когда попадает в него валун.
– Водоворот гоняет его с места на место, колотит, елозит по дну, по стенкам, сам становится злей, красивей, а валун меньше, меньше и сходит на нет. Котлу от этого нет никакого вреда.
– Уговорил, можете забавиться, – согласилась Катерина Павловна и даже помогла катить валун. Этот упал с громким каменным стуком и выбрызнул из котла высокий фонтан воды и пены.
Вернулись к оленям. Ксандра глядела на водопад. Все было в нем красиво, но особенно удивительно, что, с виду облачно-легкий, будто волна пуха, он ревет как гром, вечный, непрерывный гром. Катерина Павловна озабоченно стояла у реки: где переходить ее?
– Здесь. – Колян сунул хорей в реку, где была переправа, потопленная высокой вешней водой, и река на ней, гривастая больше, чем в других местах, прыгала, пенилась, злилась особенно яро.
– Да что ты?! – всполошилась Катерина Павловна. – Вон сколько мест потише.
– Потише да поглубже. Там обман, и здесь обман. Там плохой обман, здесь хороший. Река – она хитрая. Гляди!
Прощупывая глубину хореем, Колян осторожно ступил на переправу. Вода хоть и бросалась яро, но была невысокая и бесилась, кипела она оттого, что мелкая, что сильно чувствовала близкое, щербатое дно. Глубокая же не чувствует дна – и спокойна. Переправа оказалась к хорошем виде, лишь в нескольких местах хорей нащупал неширокие пробоины. Беда невелика – их можно забросать валунами.
Еще раз, обратно, Колян прошел переправу и начал собирать валуны. Но Катерина Павловна не могла успокоиться и требовала промерять все новые и новые места. Пришлось снова лезть в воду. Что поделаешь: он – только ямщик, а хозяйка – она. Сунув хорей в разные места, Колян наконец доказал, что где тише, там и глубже.
– Странно, – бормотала Катерина Павловна.
– Реку знать надо, – ворчал Колян, начавший сердиться. – Я говорю, она любит делать обман: где мелко – пугает, где глубоко – манит.
Долго собирали и подносили к реке валуны, потом Колян забрасывал ими пробоины в переправе. Камень – не пух, и все до того замотались с валунами, что начали спотыкаться и на ровном месте.
– Давайте-ка отдохнем, поедим. Коляну надо подсушиться, – заговорила Катерина Павловна. – И переправимся с новыми силами легче.
– Ничего не надо, – твердо сказал Колян. – Все потом, за рекой.
– Ты же весь промок, начерпал полные тоборки.
– Не первый раз, мы всегда в воде.
– Вот и плохо.
Колян уже подметил, что Катерина Павловна упрямая, любит спрашивать, зачем да почему, а делать по-своему, и решил действовать тоже упрямо, но без лишних слов.
– Садись на передние санки! – сказал он ей.
К нему подскочила Ксандра:
– Я хочу первая.
– Ты все-таки решил ехать без отдыха, – не унималась Катерина Павловна. – Не понимаю почему.
– Я должна опробовать переправу, – настаивала Ксандра. – Не беда, если и выкупаюсь. А маме нельзя.
– Почему отдыхать обязательно на том берегу? Надо советоваться. Ты не один едешь. Нехорошо упрямиться, – выговаривала Катерина Павловна.
Выслушав все терпеливо, молча, Колян повторил:
– Садись на передние санки! – и повел упряжку.
Катерина Павловна подчинилась. Перед тем как ступить на переправу, Колян достал из кармана кусок хлеба и бросил в реку.
– А это зачем? – спросила Ксандра.
– Потом скажу.
Когда олени зашли в воду, Колян пустил их вольно, а сам, отбежав назад, принялся подталкивать санки. Боясь шумной, бурной воды, олени шли быстро. На неровностях переправы санки сильно шатались.
– Держись, Картина Павловна, держись! – кричал Колян.
Валуны, из которых была сделана переправа, лежали не плотно, иногда олени попадали ногами в промежутки, утопали по шею и делали отчаянные рывки. Все время Катерина Павловна чувствовала, что нарта, будто живой зверь, старается сбросить ее, ускользает.
Но вот и берег. Колян оглядел его, нашел среди белой ягельной поляны небольшой круг темной, голой земли, на нем четыре плоских закоптелых камня – дорожный очаг – и сказал Катерине Павловне, чтобы набрала дров, разводила огонь, варила обед, кипятила чай. За этим он и переправил ее первой.
Затем Колян начал перегонять стадо. Олени упирались, особенно маленькие оленята, еще не видавшие такой бурной воды. Но Колян приказал собакам, и они, бешено лая, с ощеренными зубами, так налетели на оленей, что, казалось, вот-вот перекусают всех. Загнав стадо в реку, лайки поплыли следом за ним. Хилым и малым они придавали силы, робким – смелости.
Осталось переправить вторые санки.
– Я переберусь пешком, – сказала Ксандра.
Колян молча отошел в сторону, сел на камень.
– Ты чего? – спросила она.
– Буду ждать, когда ты сядешь на санки.
– Напрасно, не дождешься. – Она быстро повернулась, взмахнув косами, как лиса хвостом, и пошла к водопаду.
Шла и оглядывалась, что делает Колян. Он продолжал сидеть.
На другом берегу уже дымил костер, а Колян и Ксандра все не хотели сдаваться.
– Вы скоро? – крикнула встревоженная Катерина Павловна. – Скорей! Упряжные олени рвутся за стадом в тундру, я не знаю, что с ними делать.
– Да вот Колян… – отозвалась Ксандра. Ей так хотелось перейти бурную реку, именно перейти, а не переехать.
– А ты чего бродишь? Садись!
Пришлось Ксандре взобраться на санки.
– Сам ходит, а мне нельзя, – обидчиво сказала она, будто сама себе, но так, что Колян слышал.
– Зачем мочить четыре ноги, когда можно две, – сказал он с укором.
– Не жалей: не твои.
– Ты потонешь. Река собьет тебя.
– Зря пугаешь, не боюсь. Я тоже умею переставлять ноги. – Она видела, как переходил реку Колян, и ей показалось, что это легко, просто, может всякий.
Вторые санки, скользившие сперва без задержки, вдруг споткнулись. Колян перебежал от задка к передку устранить препятствие, скорее всего, думал он, убрать один-два валунчика, торчавшие повыше других. Но помеха оказалась хуже – знать, олени первой упряжки раздвинули ногами валуны, а река воспользовалась этим и снова сделала пробоину. Теперь надо действовать ловко и дружно – ему приподнять ненадолго передок, а оленям и это время дернуть санки.
Заметив, что Колян схватился за передок, Ксандра как мяч скатилась с воза в реку и уперлась руками в задок. Она действовала совершенно правильно и честно, по товарищески. В такой момент восседать на санках – стыд и позор.
Вот санки качнулись, передок приподнялся, Колян крикнул на оленей, они дернули, Ксандра толкнула воз сзади, и он перескочил через пробоину. Но девочка забыла, что ей тоже надо перескочить, и ухнула обеими ногами в пробоину, а руки потеряли воз. Река с двойной, и может, и еще с большей яростью набросилась на нее. Никто не мерял этого, только известно, что чем больше препятствие, тем сильней бьет по нему река.
Ослепленная и оглушенная Ксандра очутилась ниже переправы, а река свирепо толкала ее ближе и ближе и водопаду.
Колян и Катерина Павловна ничего этого не видели: она удерживала первую упряжку, он вел за собой вторую. Ксандра начала кричать:
– Помогите-е! Тону-у!..
И тогда не сразу заметили ее среди камней, всплесков воды и клочьев пены. Увидев, Катерина Павловна закричала:
– Сашу несет в падун! Саша тонет!
Схватив аркан для ловли оленей, который всегда держал поблизости, Колян бросил его Ксандре, а лишь она поймала его, и сам бросился в реку. Перебирая аркан руками, они постепенно сходились. Катерина Павловна металась по берегу, не смея кинуться в реку, и плакала.
Ксандра и Колян наконец сблизились, схватились за руки и вскоре выбрались на берег. Выбралась и вторая упряжка. Катерина Павловна, разбросав как придется воз, навалила перед дочерью груду всякой одежды. Колян ушел со своим узлом в кустарник.
Разделись, вытерлись, надели сухое и сошлись у костра.
– Надо бегать, – сказал Колян.
– А не лучше ли сидеть у огня? – заметила Катерина Павловна.
– Бегать, бегать! Свое тепло лучше греет.
Тут совсем неожиданно для Коляна, к его великому удивлению, упрямая русская учительница согласилась с ним без спора. В те несколько минут, когда тонула дочь, она убедилась, что маленький проводник во многом гораздо опытней, чем она. Ей не пришло бы в голову спасать утопающую арканом, она, конечно, кинулась бы хватать руками и могла утопить дочь, утонуть сама. Если бы сделали привал до перехода через реку, после перехода пришлось бы делать второй: переодеться, обсушиться. Весь день ушел бы на привалы.
– Наш народ часто купается так. В дороге, на охоте, на рыбалке то снег, то вода. Ксандра, лови меня! – И Колян побежал. – Лови, лови! Самое хорошее лекарство.
Она побежала, быстро догнала его, затем он гонялся за ней. Она, более рослая, оказалась ходчей его, коротенького. Пришлось Коляну чаще ловить, чем убегать. Так они разыграли в первый раз любимую игру молодых лопарей «ирвас ловит важенку».
